Сандра Браун
Главный свидетель

Глава двенадцатая

Гиб появился еще до рассвета, горя желанием поскорее отправиться в путь в прохладном утреннем воздухе. Изо рта вырвались клубы пара, когда Кендал вышла на улицу. Все трое забрались в кабину пикапа. Кендал дрожала от холода и никак не могла согреть руки.

Мэт прижал ее к себе, чтобы было потеплее:

– Холодно?

– Да уж, – клацнула она зубами. – Ну ничего, согреюсь. – Сама напросилась на эту поездку, стремясь отныне разделять интересы мужа. Потому-то жаловаться сейчас на холод было бы просто смешно.

– Понимаешь, – объяснял ей Мэт, пытаясь ввести – в курс дела, – перед замораживанием свиней следует забивать только в холоде.

Гиб, быстро разогрев мотор, тронулся с места.

– Точно, – подтвердил он, – в противном случае не исключено, что мясо окажется непригодным к употреблению.

– Что ж, разумно.

– Поэтому свиней по традиции забивают осенью. А летом мы усиленно откармливаем их зерном.

– Мы?

– Ну, не мы сами, – засмеялся Мэт. – А наш фермер на своей собственной ферме.

– Понятно.

– Помнишь мясо, что мы ели на нашей свадьбе? Так вот, это свинина с нашей фермы, – гордо произнес Мэт. Кендал, втайне содрогнувшись, ухмыльнулась.

– Никогда бы не подумала, что лакомлюсь другом семьи.

Мэт с Гибом расхохотались от души.

– А ты-то, бедная, до сих пор не знала, что мясо производится отнюдь не в тех красивых вакуумных упаковках, что продаются в магазине?

– Я предпочла бы думать именно так.

– И ты еще говоришь, что ты не городская?

Эта фраза остро напомнила Кендал слова одного из Круков. Ну и, в свою очередь, породила мысли о Билли Джо и о том, что сегодня его отправляют в Колумбию. Парень уже зарекомендовал себя здесь как наглый возмутитель спокойствия с клеймом вора, ясно давая понять, что будет противиться всяким анализам. А в этом случае не жди хороших рекомендаций: сердце Кендал мучительно сжал ось от тоски и безысходности.

Муж покрепче прижал ее к себе, решив, что она страдает от холода.

Ферма стояла вдали от шоссе, в дикой глухомани посреди леса, куда можно было добраться только по узкой и очень грязной дороге. Бернвудов уже поджидали.

Около дюжины просперовских семей устроили что-то вроде карнавала. Холодный воздух пропитался запахом гари и дыма многочисленных костров, на которых в огромных закопченных котлах, буря и пенясь, кипела вода.

На опушке стайка ребятишек весело играла в пятнашки. Возле пикапа тут же собрались подростки, с шумом и гамом о чем-то беззаботно болтая.

Празднично настроенная публика радостно загудела при виде Бернвудов. Кто-то тут же передал Кендал кофе, и она с удовольствием отхлебнула. Горячий напиток явно взбодрил девушку, она повеселела, но тут взгляд ее упал на огромные туши.

Они висели вниз головой, только что освежеванные, и кровь обезглавленных животных медленно стекала на землю. Она смотрела на них завороженным взглядом не в силах их сосчитать и не в состоянии оторваться.

– Кендал? Дорогая?

Рядом появился Мэт, лицо его неожиданно вытянулось. Он дотронулся до нее и повернул к себе. В черных резиновых перчатках, резко выделявшихся на нем, в рабочем комбинезоне, длинном резиновом фартуке и высоченных резиновых сапогах, его прикосновение оказалось холодным и неприятным.

Она опустила взгляд. Под ногами почти не было травы, всюду противная липкая грязь, такая же ржавая, как и комбинезон мужа.

– Это кровь? – с ужасом спросила Кендал и показала на большие рыжие пятна.

– Здесь мы обычно забиваем свиней.

Кендал с трудом сглотнула подступивший к горлу ком.

– Ты очень побледнела, Кендал, – обеспокоился Мэт. – Что с тобой?

– Меня немного тошнит.

– Надеюсь, это обычная утренняя слабость?

– К сожалению, нет, – сказала она грустно.

Его разочарование полностью совпадало с ее собственным. Безумно желая ребенка, он обещал оказывать ей всяческую помощь по дому и в воспитании малыша. Правда, она ни минуты не сомневалась, что и сама справится, умело сочетая материнство с карьерой.

Кендал обходил ась без противозачаточных средств, и тем не менее организм продолжал работать как часы, в соответствии с лунными фазами.

Мысль о луне, полнолунии, вернула ее к суровой действительности.

– Я просто не ожидала, что они такие беспомощные и… оголенные, – еле выдавила она, кивая на жуткие туши.

– Сначала все выглядело по-другому, – откликнулся Мэт, безуспешно стараясь скрыть свое удивление. – Обычно их привозят сюда и убивают выстрелом в голову. Затем, проткнув шейную вену и выпустив кровь, промывают горячей водой и срезают щетину. Это не так-то просто, и мы хорошо платим работникам. К примеру, горцы получают за такую грязную работенку несколько долларов, внутренности и головы.

У Кендал подкосились ноги:

– Головы?!

– Они идут на холодец, надо только поварить как следует.

– Мэт!

Супруги разом повернулись и увидели Гиба рядом с одной из свиных туш. Одетый так же, как и Мэт, он замахал руками, подзывая сына.

– Иду, отец, – крикнул он и с тревогой оглянулся на Кендал. – Ты не ошибаешься, с тобой и правда все в порядке?

– Да-да, – поспешно заверила она. – Просто я же раньше никогда не видела…

– Кендал, все не так ужасно, как ты себе представляешь. – Мэт пытался привести жену в чувство. – Даже дети не особенно переживают.

– О, это невероятно волнующее зрелище, – тотчас заметила девушка. Отец с сыном рассчитывали, что поездка окажется небесполезной для нее, и ни к чему выглядеть неблагодарной. – Наверное, мне просто нужно чуточку попривыкнуть.

– Мэтью!

– Уже иду, отец.

Мэт порывисто поцеловал Кендал и опрометью кинулся к отцу. Она же решила немного подышать открытым ртом, чтобы избавиться от подступившей тошноты и успокоиться. Глубокий вдох и медленный выдох. Она старалась насытить организм чистым деревенским воздухом.

Мэт озабоченно оглянулся. Кендал заставила себя весело взмахнуть рукой и изобразить ободряющую улыбку. Она не отрываясь смотрела, как Гиб вручил сыну тесак с длинным и широким лезвием, затем подтащил животное. Мэт проворно полоснул ножом по шее, разом обнажая позвонки. Секунду спустя окровавленная голова свиньи уже была в его руках, а огромная туша глухо плюхнулась под ноги.

Кендал мгновенно потеряла сознание.

Прихожане провожал и ее взглядами, когда они всей семьей пробирались на свое обычное место.

Уткнувшись в программу службы, она притворилась, что очень увлеклась чтением, дабы избежать любопытных взглядов мужчин и укоризненных глаз женщин. Без сомнения, все они считали ее слабонервной фиалкой.

Кендал неудержимо захотелось крикнуть:

– Я еще ни разу в жизни не теряла сознание! Разумеется, она осталась сидеть, но от Мэта не укрылось ее возбужденное состояние.

– Успокойся, милая, – шепнул он на ухо.

– Не могу, – пожаловалась она. – Все же знают о моем вчерашнем позоре.

Самое ужасное, что она очухалась в грузовике Гиба. Над ней суетились какие-то люди, похлопывая по щекам, растирая руки и безжалостно поминая ее слабые нервишки.

– Просто паранойя какая-то! – досадливо бросил Мэт. – Ну и узнали, и что с того?

– Мне очень неловко.

– Ерунда. Чисто женская реакция на новый опыт. Кроме того, я наконец-то реабилитировался. Меня прямо-таки посчитали героем, когда я на руках отнес тебя в грузовик и проявил максимум заботы. – Он ласково улыбнулся. – Ты очень обаятельна в своей беспомощности.

Кендал могла бы поспорить с ним по этому поводу, ибо слово «обаятельная» не лучшая характеристика общественного защитника, но не стала. Его любящий взгляд вновь напомнил о дне свадьбы и у нее отлегло от сердца.

Опершись на его руку, она прочла молитву, прослушала проповедь и снова уселась на место. Правда, она по-прежнему чувствовала себя не очень уютно, и не только из-за вчерашнего. Ей не по нраву пришелся здешний священник, хотя Бернвуды уже давно посещали эту протестантскую церковь.

Священник, Боб Вайтекер, вне церкви любезный джентльмен и добрый пастор для своих прихожан, мгновенно преображался за кафедрой, осыпая их проклятиями, грозя Страшным судом и пугая дьявольскими кознями. Впрочем, сейчас многие евангелисты стращали публику разнообразными карами прямо с экрана телевизора.

Все это было еще полбеды – ее пугала сама манера проповеди, какая-то неестественная тяга к проклятиям. Пастор, например, цитировал «око за око» так часто, что у Кендал сложилось впечатление, будто это единственная фраза из всего Писания, которую он помнил наизусть. Он почти не касался милосердия и сострадания, но неустанно напоминал о мести и наказании. Бог в его устах принял образ кровожадного мессии, а не творца любви и всепрощения.

Конечно, она пришла сюда по настоянию Мэта, но никто не мог заставить ее слушать священника. Как только Боб Вайтекер перешел к своим обычным нападкам, она полностью отключилась и отдалась своим мыслям.

Кендал раздумывала о предстоящей трудовой неделе, как вдруг совершенно случайно встретилась взглядом с необычайно красивой женщиной по другую сторону прохода. Рядом, совершенно неприметно на ее фоне, притулился какой-то мужчина. Очевидно, муж, подумала Кендал.

Классическая красота в традиционном понимании этого слова не имела никакого отношения к незнакомке.

Но блестящие каштановые волосы, перетянутые на макушке и золотыми локонами спадающие на плечи, выразительные глаза, точеный носик, очаровательный рот придавали всему ее облику неземную привлекательность.

И самым удивительным было то, что женщина пристально, ни на минуту не отрывая своего загадочного взгляда, смотрела на Кендал.

Девушке пришлось беспрестанно вертеть головой и как можно естественнее и незаметнее, чтобы встретившись с ней глазами, представить все делом случая.

Кендал никак не могла совладать с собой, женщина притягивала ее как магнитом.

Мэт недовольно толкнул ее в бок:

– На кого ты там засмотрелась?

Она быстро мотнула головой:

– Да нет, ни на кого.

Он сжал ее руку и не отпускал до конца службы. Кендал очень хотелось хотя бы вполглаза еще раз взглянуть на эту удивительную женщину. Но она почему-то здорово струхнула.

По окончании службы в проходе на выходе из церкви она снова мелькнула в толпе.

– Мэт, – она дернула мужа за рукав, – кто эта женщина? – и кивнула в ее сторону. – Вон та, в зеленом платье.

Но Мэт даже слова не успел вымолвить, его тотчас окликнули.

– Эй, Мэт. – Школьный суперинтендант, здороваясь с мужем за руку, лихо подмигнул Кендал: – Вы ели сегодня на завтрак свиную отбивную? – Он громко рассмеялся своей собственной шутке. – Как насчет того, чтобы отужинать у нас на следующей неделе? Мы с женой попотчуем вас вкусными свиными ребрышками.

Мэт со свекром уже предупредили, что теперь ей проходу не дадут и долго еще будут потешаться над тем странным обмороком. Пересуды наверняка затянутся, может даже на десятилетия, поскольку никогда еще здешние обыватели не были свидетелями ничего подобного.

На церковной площади разговорам не было конца.

Кендал остановила одна прихожанка, озабоченная желанием дочери поступить на юридический факультет. Подробно объясняя ей преимущества того или иного университета, Кендал, однако, искала глазами женщину в зеленом.

Мэт с Гибом деликатно отошли в сторону и при соединились к небольшой группке мужчин, большинство которых Кендал хорошо знала не только в лицо, но и по имени. Они держались особняком, видимо, решили покурить, подумала Кендал. Некоторые из них действительно задымили.

– Видите ли, я просто не уверена, сможем ли мы позволить себе обучение за пределами нашего штата, женщина все искала ответ в рекомендациях Кендал. – Думаю, она могла бы…

– Извините, что прерываю, – вдруг остановила ее Кендал. – Видите вон ту пару, на противоположной стороне улицы? Они еще садятся в машину… Там женщина в зеленом… Вы ее знаете?

Собеседница из-под руки глянула в ту сторону.

– Да, это же мистер и миссис Линэм! – Она презрительно хмыкнула. – Они редко захаживают в церковь, а следовало бы. По-моему, не мешало бы им появляться здесь каждое воскресенье.

Кендал вовсе не интересовали сплетни. Она просто хотела узнать имя загадочной женщины. Однако прихожанка упомянула о ней с едва скрываемой враждебностью.

– Простите еще раз, – допытывалась Кендал. – Но эта миссис Линэм случайно не связана с семьей Круков?

– Господи, нет конечно! И как вам это в голову пришло?

К счастью, подошел Мэт.

– Здравствуйте, миссис Гарднер, – раскланялся он. – Ну что, пойдем, дорогая? Сегодня в клубе отец угощает нас обедом. Надо поторапливаться, а не то баптисты займут все хорошие столики. Верно, мадам? – Одарив женщину обезоруживающей улыбкой, Мэт извинился и подтолкнул Кендал вперед.

Проходя мимо автостоянки, Кендал еще раз обратила внимание на собравшихся мужчин, которых только что оставил Гиб.

– Прямо конференция на высшем уровне или вроде того, – удивилась Кендал. – Занятно, о чем идет речь?

– А почему ты интересуешься?

Она спросила очень мягко, почти риторически и была крайне обескуражена такой бурной реакцией с его стороны.

– Да так, – пожав плечами, ответила девушка. – Просто из любопытства.

Его подозрительность тут же сменилась очаровательной улыбкой.

– Это обычные дьяконы. Завтра вечером состоится собрание по поводу составления нового церковного бюджета.

– А, понятно, – протянула Кендал.

– Не дуйся, пожалуйста.

– Ладно. У меня вообще-то полно бумажной работы. Вот и займусь этим, пока тебя не будет.

В последнее время она усиленно старалась не обижаться на постоянное отсутствие мужа по вечерам. Напротив, спешила домой, приходила пораньше и не устраивала никаких сцен, когда он возвращался.

Он поцеловал ее, как бы в знак благодарности за то, что она пытается относиться с пониманием.

Гиб догнал их с библией под мышкой.

– Весьма неприлично, – пошутил он. – Шериф вправе арестовать вас за непристойное поведение. – Он торопливо открыл дверь и забрался на заднее сиденье. – Поехали, – бросил он, – да побыстрее, а то уже в животе урчит.

Мэт сел за руль и включил зажигание:

– Ты что-нибудь узнал насчет Билли Джо Крука, а, отец?

Кендал не на шутку встревожилась:

– А что случилось?

– По пути в Колумбию он попал в аварию, – пояснил Гиб с заднего сиденья.

Кендал резко повернулась назад и в упор глянула на Гиба:

– Аварию? Какую аварию? С ним все в порядке?

– Нет, Кендал, – ответил он. – Боюсь, что нет.

Лютер, вгрызаясь в свой палец, вопросительно смотрел на брата. Генри молча пожал плечами, не зная, что теперь делать.

Братья были взвинчены до предела, до нервного срыва. Непонятно, как выйти из этой ситуации.

Они еще никогда не видели такой свою мать – невозмутимой и молчаливой. В этом состоянии она находилась со вчерашнего вечера, с того самого момента, каким позвонили из тюрьмы и рассказали об аварии.

К телефону подошел Генри. С каждым словом тюремного чиновника гнев его все нарастал, временами сменяясь сильнейшим отчаянием, становясь все более нестерпимым.

– Можно с ним повидаться? – спросил он.

– Только не сейчас, – ответили ему. – Мы позвоним. Повесив трубку, он тут же вызвал во двор брата.

Лютер долго ругался, проклиная вся и всех, а затем напугал Генри еще сильнее, рубанув с плеча:

– Мы должны сказать матери.

Лютер произнес «мы», но Генри прекрасно понимал, что тот имел в виду его.

Позвать кого-либо из сестер и попросить их? Слишком далеко живут, да и наверняка сразу же начнут вопить и плакать, а от этого, как известно, только хуже.

Генри был самым старшим в семье, можно сказать, хозяином. И потому вся ответственность ложилась на него. Братья, в скорбном молчании переступив порог, поведали обо всем матери.

Однако мать к их большому удивлению, не стала орать, рвать на себе волосы, плакать или бить посуду. Она даже к выпивке не прикоснулась, не приняла ни рюмочки. Вместо этого тихо опустил ась в глубокое кресло-качалку и уставилась в окно. Так, неподвижно и безмолвно, она просидела почти сутки.

Казалось, она просто окаменела, и это начинало действовать Генри на нервы. Пусть бы уж лучше плакала или причитала. Он бы знал, что делать в таком случае.

Спустя час из тюрьмы снова позвонили. Им позволили навестить Билли Джо часов в пять добавив, что подготовят его к этому времени тут уж Генри совсем растерялся: с одной стороны, ему обязательно надо увидеться с малышом, но с другой – оставить мать одну?! А Лютер наотрез отказался посидеть с ней.

– Я?! – переспросил Лютер с неподдельным ужасом, когда Генри предложил ему присмотреть за матерью. – Нет, черт возьми! Да она просто вышвырнет меня. Ты только посмотри, как она сидит, уставившись в окно! Мне кажется, у нее не все в порядке с головой. Даты что? У нее же крыша поехала! Как хочешь, но один яс ней не останусь.

Генри все еще мучился, а времени уже почти не осталось. Если он не приедет к назначенному сроку, возможно, они никогда больше не увидятся с Билли Джо…

– Генри!

Он чуть со стула не свалился от неожиданности:

– Я, мама.

Спотыкаясь, он пересек комнату и приблизился к ней. Взгляд ее был вполне осмысленным. Без сомнения, Лютер ошибся – она еще хоть куда.

– Отец ваш в могиле перевернется, если мы не отомстим.

– Правильно, черт возьми, – выдавил Лютер и, облегченно вздохнув, опустился на колени рядом.

– Нет, сэр. Так не пойдет. Мы это дело так не оставим.

Она ослабевшей рукой по гладила его по голове.

– Я не сошла с ума, мой мальчик. И не смей больше говорить этого в моем присутствии.

Бесцветные глаза Лютера увлажнились. Видимо, звон в ушах будет стоять в это же самое время и на будущий год.

– Нет, мадам, – сказал он и тут же поправился, – то есть да, мадам.

– Что ты предлагаешь, мама? – спросил Генри.

Она изложила свой план, и стало понятно, что именно его мать так долго вынашивала, уставившись в окно.

Глава тринадцатая

– Ах, как хорошо пахнет кофе.

Кендал настолько погрузилась в свои мысли, что не услышала даже, когда он вошел. Она обернулась на голос. Джон остановился на пороге, опираясь на костыли, одетый, слегка отдохнувший, но все еще небритый и с кругами под глазами.

– Доброе утро, – от неожиданности вцепившись в передник, приветливо улыбнулась она. – Я только что собиралась тебя проведать. Как дела?

– Получше, но пока не очень.

– Надеюсь, Кевин тебе не помешал.

– Нет, он все еще спит в этой квадратной штуковине.

– В манеже. Присаживайся, сейчас приготовлю завтрак. – Она налила кофе. – Что будешь есть? Кекс? Яйцо? Тосты? Могу приготовить все, кроме вафлей.

– Что ты имеешь против них?

– Да просто нет формочек.

– А, – разочарованно протянул он. – Откуда все эти продукты? Неужели ночью принесла сказочная фея?

– Я утром ездила за покупками.

Он вытаращил глаза от удивления:

– А я не слышал, как ты вышла.

– Так и было задумано.

– А ближайший городок далеко отсюда?

– Нет, не очень.

– Слушай, ты случаем не вспомнила о газете?

– Там в гостиной, на столе.

– Спасибо.

Она приготовила яичницу с беконом, как он и просил. На тарелке в мгновение ока остался только кусок мяса.

– Хочешь? – обратился он, словно опомнившись.

– Запомни, я не ем свинину.

– Все еще в сердце жива та история?

– Никакой истории нет.

– Сомневаюсь, – он покачал головой. – Я, правда, не знаю, в чем она заключается. Почему ты не бросила меня, пока я спал? У тебя была прекрасная возможность.

Действительно, подумала Кендал, почему она его не оставила? Этот вопрос занимал ее с тех пор, как она вернулась. Сегодня утром, на рассвете, она еще собиралась улизнуть. Уехать навсегда. Но потом вдруг почувствовала себя виноватой.

Вспомнила, как он стонал всю ночь напролет. Джон все еще с трудом передвигался, да и раны его как-никак не зажили. Даже животное она бы не бросила в подобном состоянии. Пожалуй, могла бы оставить его, бесчувственного, на месте аварии, но только не такого беспомощного. Это было выше ее сил.

Дурацкое чувство ответственности за него досаждало и бесило ее. Нарушало все первоначальные планы и уводило в сторону от намеченного пути. Но Кендал прекрасно знала, что ничего не сможет с собой поделать, что будет присматривать за ним до тех пор, пока он не поправится и не станет обеспечивать себя сам.

К тому же ей пришло в голову, что здесь она в большей безопасности, чем на пустынной дороге. Сегодня утром на пути в город ее не покидало гнетущее чувство беззащитности и полной беспомощности. Ну, и куда бежать? Кендал никак не могла придумать, где бы переждать. А беспрестанно крутить баранку слишком тяжело. До сих пор все шло нормально, и она решила пока остаться. К чему торопить события и скрываться, если в этом нет серьезной необходимости?

Правда, в голове мелькнула мысль о своей излишней рациональности. Под крышей любимого дома она чувствовала себя увереннее и потому не хотела его покидать.

– Обещаю, что не покину в таком состоянии.

….. Он наконец нарушила молчание.

– Надо понимать, ты сделаешь это, когда мне станет получше?

– Не придирайся к словам.

– Твои речи настолько туманны, что я вынужден заполнять пробелы.

– Эти пробелы заполнятся сами собой, как только ты обретешь память. Доктор ведь не случайно заметил, что ты, возможно, сам блокируешь ее. Подсознательно, конечно. Просто, не желая ничего воскрешать в памяти.

· Джон сжал чашку, так что побелели костяшки пальцев, и посмотрел ей прямо в глаза:

– Неужели он прав, Кендал?

Он впервые назвал ее по имени. Это прозвучало столь ошеломляюще, что она просто никак не могла собраться с мыслями.

– Прав ли он? – повторила она, беря себя в руки. – Откуда мне знать. Только ты с состоянии пролить свет на эту загадку.

– Раз я ничего не помню, – возмутился мужчина, – как же я могу понять, что я хочу помнить, а что нет? – Он так разволновался, что машинально взъерошил волосы, напрочь забыв о своей травме. – Ой-й-й! – Он тут же застонал от невыносимой боли.

– Поосторожнее, ты что! Дай посмотрю, – вскочив со стула, она бросилась к нему и, поправив повязку на голове, внимательно осмотрела раны. – Никаких признаков инфекции, – участливо успокоила женщина. – Швы чистые и в полном порядке, насколько я могу судить.

– Черт, как чешется, – раздраженно выпалил он.

– Значит, заживает.

– Да хорошо бы, – отозвался он и испытующе глянул снизу вверх. – Откуда у тебя деньги на продукты?

– Я уже говорила тебе. Я…

– Заработала. Я это уже слышал. Как именно заработала?

Кендал секунду помолчала, раздумывая, что ответить. Наконец, взвесив все «за» и «против», решил ась. Все равно когда-нибудь придется сказать правду.

– Я адвокат.

Он чуть не подавился от смеха:

– Твоя ложь становится все изощреннее.

– Общественный защитник, – добавила она, не обращая никакого внимания на эту бестактность. – Правда, – уточнила женщина, завидев тень сомнения в его глазах.

– Ну, расскажи что-нибудь.

– Что?

– Ты была хорошим адвокатом? Держу пари, да. Ты прекрасно умеешь лгать.

Кендал лукаво улыбнулась:

– То же самое я когда-то слышала от Рики Сью.

– Кто-кто?

– Моя лучшая подруга.

– Гм-м. – Он рассеянно дожевал последний кусок бекона. – Ты успешно работала в качестве общественного защитника?

Она неспешно налила себе кофе, а затем, подвинув стул, села напротив:

– Думаю, я была хорошим защитником. Выше среднего. Уверена, мне поставили бы «отлично», если не больше.

Я всегда старалась, – продолжила она после небольшой паузы. – Поступая на работу, я чувствовала страшное недоверие комиссии. Как же – женщина! Вот мне и пришлось доказывать соответствие занимаемой должности. Вообще говоря, список моих побед и поражений весьма впечатляющ. Естественно, невозможно выиграть каждое дело.

Джон, не перебивая, застыл в выжидающей позе, что приободрило ее и заставило продолжить свой рассказ.

– Впрочем, одно поражение оказалось особенно горьким. Поначалу казалось, что дело выеденного яйца не стоит, потом… просто кошмар какой-то.

– Что случилось?

– Я посоветовала одному шестнадцатилетнему парню признать себя виновным в магазинной краже и понадеяться на милосердие суда. Это был его первый проступок, и я посчитала, что судья отнесется снисходительнее. Но, увы, тот использовал парнишку как верное средство унизить меня. – И Кендал дрожащим от переживаний голосом пересказала сцену драки в суде.

– Слушай, а ведь впоследствии что-то произошло, верно?

– Да, его переправляли в Колумбию, и случилось нечто ужасное. Понимаешь, он был в наручниках, и, когда они остановились, чтобы перекусить, эти наручники каким-то образом за что-то зацепились. Вся его рука… – Она запнулась и проглотила горький комок, подкативший к горлу. – Правая рука оказалась полностью оторвана у плеча, в буквальном смысле оторвана, будто его четвертовали. Во время шока он чуть было не умер от потери крови. Жизнь ему спасти удалось, но он уже никогда не станет полноценным человеком ни физически, ни психологически.

Когда в то памятное воскресное утро Кендал узнала об этом несчастье, волна горечи и негодования захлестнула ее с головой. Это чувство преследует ее до сих пор. Билли Джо, конечно же, не ангел, но этот случай в пух и прах разбил все надежды на то, что он когда-нибудь станет законопослушным и полезным гражданином. Искалеченный и обозленный, он во всех своих бедах и несчастьях всегда будет обвинять целый мир. А в особенности будет ненавидеть своего адвоката.

Но еще больше на нее обозлятся все Круки.

– Чертовски неприятно, – осторожно заметил он, стараясь не тревожить женщину и дать время на обдумывание сложившейся ситуации и последствий.

А стоило ли вообще сообщать ему про этот случай? Не слишком ли много она ему наговорила? Впрочем, было в этом и нечто положительное. Она наконец сбросила с себя всю ту тяжесть, которая угнетала ее последние месяцы, облегчила душу, высказавшись.

– У меня есть собственное мнение на сей счет, внезапно выдала она.

– То есть?

– Это вовсе не был несчастный случай.

– Интересно, – вполголоса заметил Джон и наклонился вперед. – Появились какие-то доказательства?

– Да мне тогда и в голову не приходило проверить все обстоятельства инцидента.

– А с парнем ты разговаривала?

– Пыталась. Ходила к нему в больницу, но мне отказали, сославшись на то, что он все еще не вполне здоров, чтобы принимать посетителей.

– И это не вызвало у тебя никаких подозрений?

– Следовало бы им появиться, но в то время подобное объяснение мне казалось достаточно разумным. В течение нескольких недель длился кризис. Затем мне прислали копию отчета об этом несчастном случае, хотя я его еще не требовала. Достаточно подробное описание происшествия, казалось, вполне официальным и правильно оформленным. И только много позже мне в голову пришла мысль, что этот «несчастный случай» был кем-то подстроен. Билли Джо стал жертвой предумышленных действий.

Она пригладила волосы, разволновавшись и досадуя, что тогда проявила непростительную, прямо-таки детскую наивность.

– Когда я дошла до этого, было уже слишком поздно что-либо предпринимать. Я и так уже натворила… – Она запнулась, испугавшись, что выложит лишнее.

– Натворила что?

– Так, ничего.

– И все-таки?

– Похоже, Кевин заплакал, – она в смятении вскочила со стула.

– Тебе от меня так просто не отделаться, – настойчиво произнес он. – Малыш молчит. Сядь.

– Я не собака, чтобы садиться по команде хозяина. Почему бы тебе не досказать?

– Потому что я… я…

– Ну, что ты, Кендал? От кого-то все время убегаешь… От меня?

– Нет, – ответила женщина неожиданно хриплым голосом.

– Ты, конечно, никогда не признаешься, но я абсолютно уверен, что ты собиралась покинуть больницу одна. Не перехвати я тебя в коридоре, ты непременно скрылась бы в неизвестном направлении. И не старайся отрицать понапрасну. Это чистая правда. Зачем ты привезла меня в такое место, где нет ни телефона, ни радио, ни телевизора? Никакой связи с внешним миром. Впрочем, – продолжил он, заметив ее вытянувшееся лицо, я попытался воспользоваться аппаратом, припрятанным в шкафу. Но он сломан. Ты специально испортила его?

– Я знала, что он не работает, и спрятала подальше.

Однако он все еще ничему не верил.

– У нас нет абсолютно никакой связи с внешними миром, – снова повторил он. – Здесь нет даже соседей. Во всяком случае, я их не видел. Ты сознательно нас изолировала.

Мужчина посмотрел на нее в упор.

– Ты все время что-то не договариваешь, – с расстановкой произнес он. – Очень многое не договариваешь – относительно моего прошлого, нашего брака.

– Если мы вообще женаты.

Он тяжело оперся о стол, чтобы подняться:

– В голове моей полная каша, и лишь ты одна знаешь обо всем том, что произошло со мной до аварии. Ты должна помочь мне восстановить прошлое. Помоги мне, пока я не сошел с ума. Расскажи все, что я хочу знать. Пожалуйста.

Кендал так сильно сжала спинку стула, что пальцы ее побелели от напряжения:

– Хорошо, что например?

– Для начала скажи, за что ты злишься на меня?

– Разве? Кто тебе сказал?

– Да это же проще простого. Подвернулся тебе удобный случай, и ты тут же попыталась меня бросить. И ведь чуть не бросила. Второе: ты утверждаешь, что мы женаты, но по всему видно, что это не так. Почему же ты настаиваешь?

– Что ты имеешь в виду?

– Я видел тебя обнаженной. И прикасался к тебе. Но у меня не появилось ощущения того, что ты мне знакома. Нет ощущения… нашей близости.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что я знаю, это особого рода волнение.

Кендал заерзала на стуле:

– Возможно, тебе только кажется. А все потому, что ты не помнишь наших самых интимных моментов.

– В таком случае, почему сейчас ты не допускаешь близости между нами?

Она опустила глаза, растерянно посмотрела на свои ногти и ничего не ответила. Да и не могла ничего ответить.

– Ты всю ночь пролежала рядом, – безжалостно продолжал он, – но очень старалась не прикасаться ко мне, даже случайно. Я не спал и прекрасно помню, как ты избегала этого.

– Ничего подобного, – возразила она, – я же поцеловала тебя и пожелала спокойной ночи.

– Это я поцеловал тебя, а не ты. И у меня сложилось впечатление, что я никогда не знал твои губы прежде. – Разве можно быть уверенным в этом?

– Но я же этого не помню.

Женщина ласково улыбнулась:

– Значит, мои поцелуи просто-напросто не запоминаются.

– Вряд ли, как раз наоборот.

Его голос понизился до шепота, и она невольно подняла глаза. Теперь уже он безотрывно смотрел на нее сверху вниз. Кендал кинуло в жар, его глаза как будто обжигали. Она, не в состоянии произнести ничего вразумительного, во все глаза глядела на него.

Спустя какое-то время Джон возобновил разговор, похоже, сдаваться он не собирался:

– Но, если мы действительно женаты, значит, мы поссорились во время аварии?

– Я никогда этого не говорила.

– Просто не было необходимости. Что же тогда раскололо наш брачный союз? Может, мне не нравилось, что ты слишком много времени уделяешь своей карьере?

– Нет, совсем не так.

– Может, мы не сошлись характерами?

– Нет, мы прекрасно ладили.

– Мы спорили относительно рождения ребенка? Я что-то смутно припоминаю, вроде бы мы пререкались по этому поводу.