Роман Воронов
Элементы
Голос
Не сон ли это, ясно слышу: «Встань».
И чувствую всем сердцем сквозь одежду
Касается меня, невежду,
Христа пылающая длань.
Я умер. Это случилось просто, я бы даже сказал, обыденно. Не защищая дом свой и семью с оружием в руках от врага, не спасая из бушующего пламени несчастного котенка, не ныряя в ледяной поток за тонущим ребенком, не рухнув на сцене, освещенный софитами и всеобщим обожанием, не в собственной постели с печальным священником в изголовье и толпой рыдающих родственников вокруг, в общем, не прилюдно и не приглядно.
Я сидел за столом, собираясь воткнуть иглу в подошву видавшего виды башмака, что достался мне от отца, а ему в свою очередь от деда. В те времена умели делать обувь, а посему башмаки, повторив все неровности пращуровых ступней, верой и правдой послужили моему родителю, сформировав заодно по образу и подобию дедовых и его ноги, а затем благополучно исковеркали и мои. Но век их, и без того немалый, наконец-то вышел – тысячи дорог, непрямых и каменистых, сделали свое дело, правый башмак развалился, удивленно распахнув кожаную пасть на открывшийся мир и впервые в своей жизни проветрил зловонное чрево. Окружающие красоты, невиданные им доселе, так захватили нехитрое воображение, что пасть схватила первый лежащий на ее пути камень, который оказался не по зубам – я споткнулся и, не выпуская из рук старенькой лопаты, полетел наземь оловянным солдатиком. Встреча с матушкой-кормилицей была короткой, но запоминающейся. Мой подбородок с трудом, но все-таки пережил страстный поцелуй, а вот лопата и башмак – нет. Оба предмета раздвоились, голенище рассталось с подошвой, а черенок с пластиной. Поминая деда изощренными словесными конструкциями, я, собрав обломки собственного величия, отправился домой, дабы учинить (нет, не скандал, я жил один) ремонтные работы на испорченном имуществе.
Итак, как уже было сказано ранее, я сел за стол, достал иглу, и… сердце мое остановилось, я умер. Кто-то, много лет вливающий из бесконечного Кувшина Жизни в мой сосуд Живую Воду, вдруг сделал кистью движение вверх, и струя оборвалась, сосуд опустел.
– А кто из нас не умрет? – заметите вы.
– А кто из нас не умирал? – отвечу я, но все равно как-то обидно.
Иголка выпала из рук, я уткнулся лбом в вонючую подошву, один, в продуваемой всеми ветрами халупе, стол, два стула, на единственной полке ни наград, ни кубков, ни грамот, только лупа с треснувшим стеклом и высохший сверчок, заморенный долгим пищевым воздержанием.
Что я делал в этом мире? Для чего Творец создавал мое тело, воздух, которым я дышал, воду, которую пил, пищу, события, дни и ночи, дожди, звездопады, дедовы башмаки и злополучный камень на сегодняшней дороге? Я никогда не задавался подобными вопросами, и вот стоило умереть, чтобы начать мыслить. Удивительное дело.
Склонившийся над столом недвижимый человек меня уже не интересовал, так же, как и сломанная лопата. Восстанавливать ее было бессмысленно – гнутое, полуржавое полотно давно с трудом вгрызалось и во влажную почву, а треснувший на сучке черенок только и ждал своего часа. Но жизнь лопаты не казалась такой пустой, как моя собственная, не говоря уже о башмаках деда, переживших три поколения. Кстати, я облетел (удобное преимущество бестелесного существования) усопшего, рассмотрев со всех сторон. Почему я считал себя симпатягой? Крючковатый нос, распухший (ну, это от недавнего падения) подбородок, низкий лоб, лысина – обычный уродец.
– Покружишь еще? – прервал мое самолюбование Голос.
– А какие варианты? – спросил я, пытаясь понять, кто говорит и откуда.
– Можно Домой, а можно и обратно, – Голос был ровным, но мне показалось, что в нем промелькнула ирония.
– Почему такая честь? – решил подыграть я Голосу.
– Ты вопрошал, а вопросы оставляют след внизу, якорь. Он держит серебряной нитью тебя здесь и тебя там, – Голос был серьезен.
– Если я выберу Дом, – подумав, спросил я, – что меня ждет?
– Рай, – коротко ответил Голос.
– Рай? – удивлению и радости моей не было предела. – За что?
– Ты выполнил Контракт, – я почувствовал гордость в его интонациях. – Грозный тиран, отнявший многие жизни в прошлом круге, не лишил намеченного Пути ни одно живое существо в нынешнем. Ты – Герой.
– Я ничего не помню.
– Дома вспомнишь, – Голос стал мяче.
Меня очень сильно тянуло наверх, подальше от жилища бедняка, от вечной борьбы с засухой, голодом, ломающейся лопатой, дырявым башмаком и одиночеством.
Я с детства был один. Родители и соседи удивлялись, отчего мальчик не играет со сверстниками, а уединяется на чердаке или пропадает в поле целыми днями. Мне же казалось все вокруг мелким и убогим. Деревянные мечи в руках соседских мальчишек смешили, мягкость отца раздражала, а неуклюжие материнские ласки вызывали затаенную злобу и гнев. Деревенские домишки про себя я величал не иначе, как крысиными норами, а крестьянский труд – рабством ничтожных. Но то была одна часть моей сути. Другая же, тихоголосая и неторопливая, разговаривала со мной в укромных местах о смирении, о созерцании рассветов и закатов, о жизни, как о хрупком цветке, сияющем, прекрасном и неприкосновенном, ибо любоваться им может каждый, но прикасаться – только Садовник, посадивший его.
На чердаке родительского дома я хранил закопанный в солому меч. Не деревянная кургузая палка, а настоящий железный клинок, найденный в канаве на окраине деревни. Когда мальчишки на улице лупили друг друга своими поделками, рука моя тянулась к нему, и, достав свое сокровище, я рассекал спертый воздух чердачного пространства, на удивление ловко обращаясь с оружием. Как мне хотелось, скатившись по лестнице, выскочить на улицу, врезаться в самую гущу боя и разогнать недоделанных рыцарей одним своим видом, но вторая половина меня, напоминая о чем-то, охлаждала юношеский пыл, и я дрожащей от возбуждения рукой зарывал меч-искуситель обратно в хрустящую солому.
В десять лет отец поставил меня перед выбором. Вызвав во двор, он указал на два предмета – это были лук и лопата.
– Сынок, – произнес отец, – пора определиться в жизни. Ты можешь стать охотником или землепашцем. Выбирай.
Я взял лук, вложил стрелу и, почти не глядя, всадил ее в соседское пугало, подняв возмущенную стаю ворон, облепивших его черными гроздьями (сказались ежедневные тренировки в лесу, о которых никто не догадывался).
Отец одобрительно крякнул. Затем я поднял лопату и, повертев ее в руках, ткнул в землю. Кромка полотна, угодив на камень, тут же погнулась. На сей раз отец сурово покачал головой, а я твердо заявил:
– Буду землепашцем.
Он внимательно посмотрел на меня и, подумав, ответил:
– Может, ты и прав.
Я сделался землепашцем. Это ремесло давалось мне плохо, а точнее, вообще не давалось. Я не чувствовал земли, не внимал погодным переменам, не слышал голоса семян. Посевы мои были скудны, урожай мал, я был беден и голодал, ни одна женщина не захотела связать со мной свою судьбу. Но тем не менее я продолжал такое бытие, будучи твердо уверенным в его правильности, ибо слушал голос, что звучал внутри меня.
«И вот теперь мое упорство вознаграждено, мне обещан Рай. Один шаг до рая», – думал я.
– Один шаг, – подтвердил Голос.
– А если я вернусь? – вдруг неожиданно для самого себя выпалил я. – Что меня ждет?
– Ад, – снова коротко ответил Голос.
– Ты всегда так шутишь? – вымолвил я, опешивши.
– Это не шутка, – Голос опять был ровным.
– В чем же выбор, если он очевиден?
– Рай нельзя изменить, Ад – можно.
– И все же выбор очевиден, – я пытался понять его истины.
– Не очевиден, – Голос был бесстрастен.
– И кто-нибудь был хоть раз смельчаком? – позлорадствовал я.
– Христос, – Голос дрогнул, а я заткнулся, мечтая от стыда провалиться сквозь… воздух.
«Сын Божий выбрал спуститься в Ад, чтобы трансформировать его в Рай, но это Сын Божий», – так думал я, поглядывая на бездыханную оболочку возле стола.
– А если он стал Сыном Божьим только после своего решения? – Голос вопрошал, взывал ко мне и… сделался знакомым.
– Откуда я тебя знаю? Я уже слышал тебя? – спросил я у Голоса, почти догадываясь об ответе.
– Ты слышал и, главное, слушал меня всю свою жизнь.
– Кто же ты?
– Твое высшее «Я».
Смерть, на удивление, принесла мне множество открытий и, по сути, никаких неприятностей. То тихое, едва уловимое во мне оказалось путеводной звездой, настоящим «Я», не властителем мира, не нищим, не Бог знает кем еще, а истиной от Истины.
– Что бы сделал ты? – спросил я у своего «Я».
– Если можно вернуться, не важно куда, чтобы исправить, надо возвращаться, – ответил Голос.
– Даже в Ад? – уже почти не пугаясь, сказал я. – Ведь со мной будешь ты, правда?
– Вернувшись, ты не вспомнишь этого разговора… я замолчу совсем, таково условие сохранения Баланса. Возвращение открывает Новый Контракт. Решай.
Я вспомнил лук, лопату и подумал: «До Рая был один шаг», – и снова «поднял лопату».
Открыв глаза, человек у стола оторвал голову от подошвы, потер распухший лоб, на котором отпечатался рисунок обувных гвоздей и взялся за иглу.
Потоп
Иссякни дождь, когда волна
Уже не встретит противленья,
Пусть встанет красная луна
Над бесконечным отраженьем.
– Ной, что ты знаешь о Потопе? —
Спросил у Ноя Дух Земли.
Ной, отойдя от перископа,
Ответил:
– Мы все время с ним.
Доведись вам в то время, о котором пойдет речь, оказаться в Сен-Мишеле, и лучше не в облике человеческом, а в упругом теле чайки, чтобы, с комфортом оседлав монастырский шпиль, приглядеться в западном направлении, то вы обязательно приметили бы на берегу залива странную троицу. На мокрой плашке скалы, облепленной молодыми устрицами, устроились Ученик, Учитель и Архангел Михаил.
Холодная мутная вода, минуту назад скрывавшая по щиколотку ноги юноши, вдруг галопом сорвалась в сторону Ла-Манша, обнажив вязкий серый песок и гладкие розовые пятки Ученика. Учитель, предпочитавший доселе не мочить без толку ног, спустился со скалы на песок и тут же увяз в нем.
Ученик рассмеялся:
– Учитель, вы старательно оберегали свои стопы от воды, но стоило ей последовать за небесной спутницей Матушки-Земли, как вымочили их в мокром песке.
– Мой друг, суждения твои поверхностны, не в силу умственных пределов, но по причине юных лет. Оттого ты и плескался в холодной воде, не принося пользы ни телу, ни душе. Я же погрузил чресла свои в пески, полные водорослей и останков мелкой морской живности, в гниении своем и союзе с солями дающих целебный эффект суставам, а также способствующих заживлению трещин раскрывшейся кожи.
И Учитель с удовольствием потоптался на месте, увязая в лекарственную массу все глубже. Молодой человек, глядя на блаженную мину старика, присоединился к нему, морщась от незнакомых ощущений и вскрикивая всякий раз, когда острые осколки ракушек впивались в подошвы ступней.
– Не могу присоединиться к вашим плотским удовольствиям, весьма неоднозначным, судя по ауре юноши, – влился в разговор Архангел, – но хочу напомнить, что за отливом следует прилив, более скорый в своей прыти, и, увязнув по уши, есть шанс захлебнуться до того, как выберешься.
– Ты ведь сейчас не о песке? – понимающе спросил Учитель.
– Я сейчас о любителях глубокого погружения в вопрос, – улыбнулся Архангел.
Ученик с нескрываемым интересом наблюдал за происходящим. Картина была довольно комична – Учитель, невысокий седовласый сгорбленный старикан, задрав полы своего плаща, стоял, уже по колено погруженный в зыбучий песок, отчего казался еще меньше ростом. Над ним возвышался светящим коконом Михаил, отражая начищенными латами лучи заходящего солнца. Они оба, не сговариваясь, но, видимо, уловив нечто необъяснимое, вдруг повернулись к юноше и одновременно произнесли:
– Речь о тебе.
Молодой человек от неожиданности хлопнулся задом на мягкое песчаное дно, чем вызвал бурный восторг у обоих представителей этого и загробного мира.
– Друг мой, – сказал Учитель, протягивая руку, – не пугайтесь и не удивляйтесь. Из нас троих вы и в самом деле натура, ищущая глубин.
Ученик отчаянно замотал головой.
– Да, это легко объяснить, – продолжил как ни в чем не бывало Учитель. – Познав истины, земные и небесные, потратив на это остроту глаз и телесную крепость, мне хочется вернуть силы плоти, дабы мудрость обручилась с молодостью. Такой вот обратный путь, такой вот парадокс. Что же касается Архангела, так он вечно пребывает на самом дне Истины, и, следовательно, нет ему нужды в погружении, ибо уже погружен.
– На этом берегу в качестве истинного Ищущего остались только вы, – подытожил Михаил, – вопрошайте.
С громким чмоком оторвавшись от песка не без помощи Учителя, удивленный до крайности Ученик спросил:
– О чем?
Архангел, по обыкновению, близкому к традициям этих мест, легонько коснулся лба юноши своим копьем и сказал:
– О чем пожелаешь. Одну из Истин открою сегодня вам, для того здесь стою.
Молодой человек потер лоб. Он был обескуражен таким поворотом событий и грузом ответственности, свалившимся вдруг на неокрепшие плечи. Мудрость, полученная из уст Учителя, на тему, им же предложенную, – это одно. В паре Ученик-Учитель первый занимает, как правило, пассивную позицию. Сейчас же неземное существо высшего порядка может приоткрыть дверь к знанию им обоим, но какую дверь, нужно решить (или придумать) Ученику. Пока сомнения проветривали юную голову, ледяные воды Атлантики скрыли колени Учителя и нащупали голени самого Ученика. Прилив начался неожиданно и быстро занимал оставленные позиции. Теперь уже молодой человек помог своему Учителю выбраться из песчаного капкана, и они вдвоем вернулись на скалу.
– Настоящий потоп, – с восторгом провозгласил Учитель, стряхивая с ног мокрый песок.
Ученик вскинул брови и выпалил, глядя на Михаила:
– Что есть Настоящий Потоп?
Тот удовлетворенно кивнул головой:
– Воистину, глубоко копаешь, – и тут же обратился к Учителю. – А что ты ответишь на этот вопрос?
Учитель, умудренный знанием того, что самые сложные вопросы – это простые, ответил вопросом же:
– Есть что-то новенькое по этому поводу?
Архангел, доверительно усевшись между старым и юным слушателями, сообщил:
– Есть.
– И в чем новость? – нетерпеливо заерзав на влажном камне, спросил Ученик.
– В том, что Творец не занимается массовым утоплением своих сынов и дочерей.
– Он поручает это кому-то другому? – не унимался глубоко копающий исследователь.
– В соответствии с Законами Мироздания рычаги, регулирующие баланс планеты, будучи перегружены людскими грехами, срабатывают против них, – монотонно и нравоучительно продекламировал Учитель.
– Нет, нет и нет, – коротко прервал догадки собеседников Михаил и, повернувшись ко все еще отряхивающему ноги старцу, добавил. – Мерлин таким же тоном поучал Артура, до хорошего это не довело.
– А что произошло? – поинтересовался Ученик.
– Артур сбежал, предварительно подпалив бороду своему учителю, – Архангел запереливался желто-огненными сполохами.
Юноша прыснул, а Учитель потрогал свою не слишком пышную бороденку.
– Я не сбегу, – успокоил его Ученик.
– Ты и не Артур, – буркнул старик, – впрочем, спасибо. Но вернемся к потопу. Если не Творец, не ангельские помощники и не законы Универсума, то кто или что?
Михаил вытянулся во фрунт, поправил огненный шелом на челе и, приставив копье к ноге, ответил:
– Сам Человек.
– Я так и знал, – хлопнул себя по коленям Учитель.
– Откуда, Учитель? – спросил изумленный Ученик.
– Если не Творец и не Земля, то остаются Человек и Антихрист. Для Антихриста люди – пища, зачем губить то, чем питаешься, значит, Человек, – Учитель театрально развел руками. – Вуаля.
– Вывод правильный, – подтвердил Архангел.
– А каков механизм? – воскликнул Учитель.
– Да, как это происходит? – присоединился к нему Ученик.
– Планета заполнена водой, и в недрах, и на поверхности, и над ней. Человеческая оболочка также полна вод, разных составов и качеств, без периодического смачивания оная вовсе погибает, даже пребывая в самых благоприятных условиях существования. Связь с этим Элементом самая сильная, влияние Человека на воду столь же велико и фатально, как и воды на человека. Человек есть вода больше, чем все остальное.
– Но потоп происходит, когда… – начал было Учитель, но Архангел сверкнул молнией над Сен-Мишелем:
– Потоп происходит в сознании сначала одного, затем многих, а набрав критическую массу, становится Всемирным Потопом.
– Понятно и непонятно, – задумчиво вставил Учитель.
– Отравляя свои внутренние воды, мы отравляем воду океана? – предположил молодой человек.
– Выдать землекопу лопату подлиннее, он уходит вглубь, – одобрительно воскликнул Михаил, – будешь продолжать в том же духе, заберу тебя к себе, на правый фланг.
– Спасибо, но пока рановато, – испуганно заметил Ученик.
– В свое время, в свое время, – заулыбался Архангел.
– От гнева вскипает кровь, – завопил вдруг Учитель.
– Злоба вздыбливает желчь, – вспомнил ранее прочитанное Ученик.
– Зависть осушает суставы, – продолжил Михаил, – грехи и пороки сознания нарушают течение внутренних вод, загрязняют их, останавливают плотинами, закручивают потоки в водовороты, ослабляют, сужают, лишают жизненной энергии.
Архангел умолк, перечисление процедуры подготовки потопа не доставляло ему удовольствия.
– И что дальше? – спросил притихший Ученик.
– Вода как Единый Элемент воспринимает болезнь отдельных клеток на уровне Духа в качестве их обездушивания и направляет к ним свои запасы на оздоровление.
– Получается, Всемирный Потоп – это благо, помощь Человеку со стороны Воды? – заметил Учитель. – Поразительно.
– Одухотворенная Суть заполняет собой бездуховное пространство? Это жертва, – сказал Ученик.
Прилив закончился, как и день. Сен-Мишель погрузился во тьму. Два человека и один ангел смотрели на отражение луны, выглядывающей из-за стен монастыря, и думали о воде. Сколько тел забрала она, сколько жизней впитала, сколько раскрытых от ужаса глаз видели ее последней, и всем им она спасла души, ибо принесла с собой в их пустые оболочки дух по возложенному на нее предназначению Основного Элемента.
Доведись вам побывать в Сен-Мишель, в любое время, как получится, заберитесь на западную монастырскую стену и присмотритесь к побережью, там обязательно увидите осколок плоской скалы, хранящий разговор между Учеником, Учителем и Архангелом Михаилом. Не поленитесь добраться до скалы, чтобы посидеть на влажной каменистой спине, промочить ноги в прохладных водах залива, и да не коснется вашей души Потоп, дабы избежать его всемирных последствий.
