Роман Воронов
Элементы
Осина
Не тресни, ветвь моя,
Терпи свой крест, не дай порваться сухожильям,
Дрожи, волокнами звеня,
Но удержи Иуды грех меж небесами и земною пылью.
1
Рубанок легко скользил по мягкой поверхности, вздыбливая древесину в замысловато скрученную стружку. Мастер не нажимал, давая возможность инструменту самому выбрать глубину погружения в трепещущее волокнами тело. Так опытный шкипер отдает судно волнам и ветру, и эти трое, договорившись меж собой, уравновешивают стихиали и материю, рулевому же остается, довольно покрутив просоленный ус, направить сию сгармонизированную троицу нужным курсом. Сделав проход и вернувшись к исходной точке, инструмент застывал на миг, взирая на совершенное, совместно прожитое с деревом действо, на то, что забрал он, и то, что отдало оно. Не так ли парус, лишая ветра силы, заставляет двигаться рукотворный ковчег, заполненный людскими пороками и добродетелями, провиантом, пушечными ядрами и бочками с порохом, боцманской руганью и морским уставом, оставляя при этом за кормой фарватер, вспененный страстью приключений, открытий или жаждой наживы, просоленный потом тяжелой работы моряка и слезами оставшихся на берегу, ведущий едва различимой на волнах нитью от дома сюда и отсюда в неизвестность.
Осмыслив пройденное, рубанок тянет за собой руку Мастера:
– Ну же, вперед, на поиски Истины.
– А что есть Истина? – спрашивает Мастер, глядя, как осиновый локон, нежный, тонкий, хрупкий, словно стекло, медленно выползает из-под инструмента.
– Истина – это Гармония, – отвечает рубанок, и локон отваливается в сторону, уступая место новому кольцу, умирая сам, дает возможность родиться другому.
– Гармония чего и с чем? – снова задается вопросом Мастер, любуясь рождением следующего кольца.
– Гармония соприкосновения мира с миром, инструмента и материала, твоей руки и меня, женщины и мужчины, промасленного дерева с соленой водой, ты и сам все знаешь, – отвечает рубанок, заканчивая очередной проход, и возвращается в начало заготовки, и Мастер, теперь уже вместе с ним, смотрит на пройденный путь.
Шкипер отпускает штурвал и вглядывается в закат. Сейчас для него не существует разделения сред и материи – терпкий воздух южных морей неотделим от парусной ткани, которая, в свою очередь, срослась с тремя палубами тесанного дуба, слившегося на молекулярном уровне с океанской водой. Да и сам шкипер постепенно теряет границы между собственным бушлатом, потрескавшимися от соли подошвами сапог, своим «Я» и случившимся божественным закатом. Воцаряется Всеобщая Гармония.
– Что же ищем мы в уже идеальном мире? – спрашивает Мастер, поглаживая рукой гладкую поверхность обработанной заготовки, восхищаясь повторяющимся узором волос-волокон.
– Семя, зерно, начало, код, – отвечает рубанок, и рука Мастера начинает зудеть от нетерпения сделать новый проход.
– О чем ты? – удивляется Мастер и удерживает инструмент на месте. Судно налетает в тумане сомнений на риф, у шкипера от неожиданности вылетает трубка изо рта, Гармония разваливается вместе с днищем, вызывая в боцманском лексиконе удивительные сочетания слов.
– О той самой сережке, что зацвела на ту самую пасху да на той самой осине, а к началу благословенного месяца, открывающего врата летнему зною, сбросила семечко-пушинку, как сбросила ранее ветвь, питающая ее, Иуду Искариота, – рубанок дернулся в руках Мастера и оставил вмятину-заусенец на почти готовой поверхности.
Поврежденные волокна, словно лопнувшие струны, выдохнули звон-стон, крик-боль, ужас-воспоминание.
Шторм обрушился на судно, подцепленное среди океана на черный зуб рифа. Волны дотягивались до нок-реи, обнажая скалу со своей добычей до илистого исподнего и, величественно замерев, обрушивались на одинокую композицию дерева и камня, разбавленную человеческими телами и душами, молящими о спасении. Плоть столетних дубов стонала под исполинскими плетьми океана, матросы в ужасе держались оцепеневшими пальцами за ванты, проклиная судьбу, чугунные ядра, мечущиеся по канонирской палубе, молили об упокоении на дне морском своего чугунного Бога, и только шкипер, видавший подобное не раз, молча ждал развязки, и она наступила. Шторм закончился так же внезапно, как и начался. Последним ударом, более походившим на пощечину, он спихнул изрядно потрепанную посудину с вынужденного насеста и удалился, унося с собой тяжелые черные тучи, крики сброшенных в море людей и насквозь промокшую шляпу шкипера.
– Где же искать код, а главное, зачем? – Мастер с сожалением ощупывал вмятину, прикидывая, сколько слоев надо снять для исправления этой обидной оплошности. Рубанок безмолвствовал, на море установился штиль.
2
Лето в тот год выдалось жарким, весь многочисленный посев иудиной осины, разметанный горячим палестинским ветром, пал на раскаленные камни, а чуть позднее от засухи скорчилось обезвоженное и само материнское дерево. Всего одному семечку от проклятой осины даровано было, пролетев над Гефсиманским Садом, упасть в карман Страннику, покидавшему в тот момент город Иерусалим.
Семя обрело свою почву три месяца спустя в новых землях, за морем, где горы были зелены, а дожди прятали солнце за облаками чаще, чем день сменял ночь. Доставая из кармана полузасохший сухарь, Странник, сам не ведая того, явил миру продолжение рода иудиного древа. Не успел он сделать и пяти шагов, покидая навсегда свое тайный груз, как начался дождь, и потеря, насытившись влагой, затеплилась жизнью и надеждой.
В тот же час неподалеку, в прибрежном поселении, родился мальчик, связанный фатальными узами с осиновым семенем. Стоило первым заморозкам прикоснуться к едва пробившемуся ростку, как у мальчика развивалась простуда, он чихал, кашлял и метался в жару, а когда крестьянская телега наехала колесом на молодое деревце, трехлетний ребенок сломал ногу, буквально на ровном месте. Но крепнувшая осина, смело тянущая свою молодую зелень к солнцу, придавала сил и энергии молодому человеку. Юноша рос крепким, здоровым и сообразительным, лишь один недуг беспокоил родителей и портил впечатление о нем лицам противоположного пола – мелкой дрожью, будто листья осины, тряслись руки у будущего шкипера.
Позже, на службе, его будут любить, уважать, бояться и считать беспробудным пьяницей именно по этому признаку. Записавшись в юнги, шкипер покинул отчий дом, обменяв свою душу на бескрайние просторы океана, влюбившись навеки в соленый бриз и паруса, наполнив разум изменчивыми ветрами Фортуны. Тридцать с лишним лет он не видел родных мест, открывая далекие чужие, тридцать с лишним лет он любовался иными звездами, диковинными рассветами и, укладываясь на ночь, засыпал под звуки склянок, а не коровьих колокольчиков.
Через тридцать с лишним лет шкипер ступил на родную землю. Он был беден, сед, хмур и не имел правой ноги. Год назад в стычке с пиратом шкипер оставил ее на палубе собственного судна. Ровно в это время деревенские мальчишки, впятером облепив самую толстую ветку осины, раскачавшись, сломали ее.
Шкипер, обнаружив отчий дом пустым, не уехал. Списанный на берег моряк превратился в столяра, ибо более не умел ничего из сухопутных занятий, а через несколько лет столяр дорос до настоящего Мастера.
3
Рубанок ожил:
– Ищи зерно, семя, код в себе, един человек и дерево, на одной планете расселил их Создатель.
Лезвие аккуратно прошло над вмятиной, убрав заусенец. Мастер поднял вверх костыль из ветви осины, что росла неподалеку от поселения. Он полюбовался своей работой, а затем приладил изделие к обрубку ноги. Костыль подошел идеально, словно Господь намеренно задумал симбиоз живой и мертвой плоти, словно и нет разницы между тканью древесной и человеческой, а ямочка на деревянной ноге, как напоминание о грехе, коему подвержен всякий, и не только Иуда.
Металл
Король, разглядывая дар:
– Не правда ли, занятная вещица,
Заклятие от женских чар,
На лезвии, на рукояти – птица.
– Клинок дамасский, старых мастеров, —
В ответ ему посол подобострастно,
– С ним три пустыни в тысячу ветров
Я пересек, и вижу, не напрасно.
Король довольный:
– Выпросил свое,
Бери, отдам, чего ни пожелаешь.
Посол в полголоса:
– И так здесь все мое,
А впрочем, Истину отдай, ту, что не знаешь.
– Какую Истину? – задумчиво Король,
– Хотя бери, зачем мне, что не знаю.
Посол лукаво:
– Ну, тогда изволь,
Я у тебя тебя же забираю.
Король во гневе обнажает сталь,
Вот-вот сейчас его терпенье лопнет.
Посол смирен, ему себя не жаль,
Как и того, кто вместе с ним усопнет.
Совет:
– Гея, Совет, изучив голографические проекции «Вероятного Состоявшегося Не-сейчас» на сфере, синхронизированной с тобой Именем, представленные Главным Куратором, решил изъять из сферы все железные руды. При этом масса сферы уменьшится на восемь с четвертью процентов, что учтется при корректировке орбиты вокруг корневой звезды и изменит климатические условия на поверхности сферы.
Гея:
– Совет, прошу слова.
Совет:
– Говори, Гея.
Гея:
– Сфера, синхронизированная со мной Именем, сотворена с особой точностью под сложный эволюционный путь посеянных душ, обремененных Свободой Выбора. Совет должен осознавать всю важность чистоты эксперимента по свободе выбора для Высшего Плана.
Совет:
– Совет осознает это.
Гея:
– Изъятие железа из сферы разворачивает «Вероятное Состоявшееся Не-сейчас» от главной оси Замысла Высшего Плана. Эволюция носителей Свободного Выбора упрощается, своим решением Совет лишает расу людей техногенного скачка. В нашем секторе Вселенной уже есть три подобные сферы, с посевами, ведущими свою эволюцию в абсолютном единении со сферами. Зачем еще одна?
Главный Куратор:
– Гея, твои возражения ясны, Совет придерживался такого же мнения, но техногенный путь развития расы, основанный на наличии железных руд, катализируется Свободой Выбора в «Вероятное Состоявшееся Не-сейчас» по лучу нисхождения. Проверь выкладки.
Гея:
– Но эксперимент Высшего Плана заключается именно в этом – дать неразумному Все, наделить элементарное потенцией всеобщего, не сдерживать, но наблюдать.
Совет:
– Совету известен пафос эксперимента, Совет выполняет свое предназначение.
Главный Куратор:
– Как и Главный Куратор.
Гея:
– Как и Гея, но изъятие железа меняет облик сферы, ведет к деградации флоры, усложняет химический состав атмосферы. Запланированное видовое количество фауны исчезнет с поверхности, остатки переместятся под воду и в кору оболочки. Стадия каменного развития человеческого посева не перешагнет в керамическую без явного вмешательства Главного Инженера Вселенной. Это искусственная эволюция, это «Пройденное Состоявшееся Не-здесь», и да простит меня Совет, но это уже есть.
Совет:
– Возражения приняты, что скажет Главный Куратор?
Главный Куратор:
– Голограмма «Возможного Состоявшегося Не-сейчас» показывает, что любой металл порабощает носителя Свободного Выбора. Первое изделие из железа – оружие, а не инструмент, и даже инструмент используется как оружие. Искус Насилия превалирует у Свободно Выбирающего через Гордыню, основанием для развития которой служит обладание железом. Редкие металлы станут обменивать на более распространенные в обратной пропорции. Искус Власти – через Гордыню, основанием для усиления которой является обладание уже только редкими металлами. Гордыня, подчиненная железу, начнет сравнивать руду с душой, отдавая предпочтение руде, меняя на руду живых и делая мертвых во имя руды. Власть железа в «Вероятном Состоявшемся Не-сейчас» на сфере Гея в каждом Большом Цикле преобладает над Властью Великого Плана уже до середины пути. Вероятный эволюционный Финал-Переход сферы, насыщенной железом, – ее разрушение, учтен с точностью до семидесяти четырех процентов от Замысла Высшего Плана. Я закончил.
Совет:
– Гея, у вас двадцать шесть процентов на соответствие Замыслу Высшего Плана. По три четверти вероятностного потенциала забирают Власть (с помощью железа), Насилие (с применением железа) и Зависимость (рабство от железа). Готова ли сфера принять в свои райские кущи железного искусителя?
Гея:
– Он необходим по Замыслу Высшего Плана. Зависимость носителей Свободного Выбора от металлов порождена неверием Высшим Силам, отрицанием (через нейтрализованную Глубинную Память) самого их существования. Вспоминание и Вера не вернутся сами по себе, исключительно через Падение и Безверие, а их и обеспечивают металлы. Лишить сферу этого элемента – лишить носителей Свободного Выбора самой свободы и возможности выбирать. Одухотворение жесткой кристаллической решетки извлеченного из недр сферы куска руды, а не живой плоти, вылупившейся из яйца (как на других сферах), – вот истинное предназначение обитателей Геи.
Совет:
– Мнение принято, Главный Куратор, вам слово.
Главный Куратор:
– Одухотворение любой материи – одно из величайших таинств, ядром которого является Самопожертвование. Высший План одухотворяет собственной тканью, своей энергией, собой. Человеческие существа не имеют такой возможности в принципе. Одухотворить металл человек способен косвенно и только через отказ использования его в своих целях, лишь на всего сущего или другого существа. Просчитанная вероятность в семьдесят четыре процента объективно отрицает такой исход. Мы можем сверху одухотворить все руды, запланированные в сфере, но это будет другой мир, другая раса и… полный провал эксперимента. Я ради сохранения сколь-нибудь значимого результата Замысла настаиваю на изъятии и проведении запланированной эволюции без металлов. В противном случае, как показало «Вероятное Состоявшееся Не-сейчас», безумное количество эманаций открытой (пролитой) крови притянет центр Антимира из известного нам сектора Вселенной сюда, к сфере Геи. Я закончил.
Совет:
– Аргумент Главного Куратора принят как весомый для изъятия. Гея, тебе слово, и помни, у нас не дискуссия, представленный тобой аргумент ляжет на чашу весов принятия решения против Куратора. Начинай.
Гея:
– Напоминаю Совету и Главному Куратору, что «Вероятное Состоявшееся Не-сейчас» здесь и сейчас является всего лишь вероятным. Эксперимент Высшего Плана направлен на познание себя через наделение элемента себя, погруженного в специальные условия, свободой выбора. Частью специальных условий, наряду с опустошением Глубинной Памяти и наделением духа тяжелой плотной оболочкой, является особым местом пребывания, то есть сферой, обогащенной одной двенадцатой частью всех элементов, составляющих проявленную Вселенную. Подобная роскошь не случайна, она есть результат расчетов Вероятных Состоявшихся Не-сейчас. Каждый элемент, минерал, металл, молекула занимают свое место в эволюции эксперимента. Познание Высшим Планом самое себя есть Риск, но предвиденный Риск, не доступный нашего уровня сознания. Мы – со-творцы Его, как и станут со-творцами души, посеянные на мою сферу, но, в отличие от них, мы лишены Свободы Выбора, а они пойдут через ее тенета, и мы обязаны помочь им, не забирая ресурсов, которые могут как и сбросить расу людей на нисходящие лучи, так и вознести к вершине эксперимента.
Совет:
– Ты закончила, Гея?
Гея:
– Нет, последнее слово. Посеву со Свободой Выбора я жертвую свое тело (для эксперимента Высшего Плана). Смиренно принимаю их истязания металлами, взятыми у меня же, ради осуществления их эволюционного пути без ответных реакций со своей стороны, а именно: подвижки коры, излияние магмы, перемещения тектонических плит, смещение оси вращения.
Высший План:
– Гея, ты не можешь давать подобных обетов, ибо механизмы, заложенные в тебе, остановке не подлежат, они – Законы Космогонии. Но жертва твоя принята мной. Ответные реакции сферы будут заторможены во времени, давая возможность посеву осознать собственные деяния. Я сказал.
Гея:
– Смиренно принимаю судьбу свою и благодарю Высший План.
Совет:
– Совет принял аргументы Геи, исключив вмешательство Высшего Плана из взвешивания, и оставил числом голосов девяносто восемь процентов железные руды на сфере. Изъятия не будет. Что скажет Главный Куратор?
Главный Куратор:
– Принимаю решение Совета.
Совет:
– Секретарь Совета, сделайте запись в Великой Книге: «Вначале сотворил Бог небо и землю».
