Полина Верховцева
Одна зима на двоих
Глава 9
– За мной, – скомандовал Хасс.
Понуро опустив голову, она поплелась за своим похитителем.
Как бы она его ни ненавидела, но оставаться с молодым кхассером, который как-то недобро посматривал в ее сторону, хотелось еще меньше.
Хасс шел не торопясь, как будто даже устало переставляя ноги. Иногда с кем-то здоровался, иногда останавливался чтобы перекинуться парой, и каждый раз Ким старалась держаться за его широкой спиной, потому что неизменное чужое внимание пугало. По лагерю уже разнеслась новость и том, что из долины привели пленницу, и каждый норовил рассмотреть ее поближе, некоторые даже не стеснялись тянуть к ней руки, чтобы пощупать.
Вообще нравы в лагере были совсем не такие, как в долине. Здесь никто не скрывал своего интереса, люди смотрели прямо, задавали неудобные вопросы.
– Новая хвелла? – очередной воин, похожий на бурого медведя, прошелся оценивающим взглядом по ногам, – куда ты ее? К Орладе? К остальным рабам?
Хасс неопределенно повел плечами и прошел мимо, чувствуя, что с каждым мгновением внутри росло напряжение. Слишком много внимания привлекала его добыча. Он чувствовал каждый взгляд, обращенный в ее сторону, каждый поворот головы.
– Поторапливайся, – рыкнул на нее, когда Ким замешкала в проходе между адоварами и столкнулась с кем-то из молодых воинов. – живо!
От его тона парня словно ветром сдуло, а девушка, втянув шею в плечи, поспешила за кхассером. Он злился, она чувствовала это. И почему-то казалось, что это из-за нее.
Хасс подвел ее к серому, зашарпанному шатру и без предупреждения вошел внутрь:
– Орлада!
На его голос из глубины шатра вышла женщина. Невысокого роста, сухонькая, как веточка, но что самое поразительное, у нее были двуцветные волосы: она половина головы темная, как вороново крыло, вторая белая, словно зимнее утро. И глаза были разные. Один обычный, человеческий, а во втором зелень мешалась с янтарем, и зрачок то становился круглым, то узким словно у кошки.
Полузверь? Таких Ким еще не видела. Хотя ее опыт общения с захватчиками из Андракиса был не так уж велик.
– Новенькую привет? – деловито поинтересовалась она, вытирая руки о замызганный передник, – бледная какая, где захватили?
– Из долины.
– Ух ты! Иди сюда, – Орлада бесцеремонно выдернула ее вперед, – что тут у нас?
Ким даже охнуть не успела, как ее начали мять. Бесцеремонно прошлись по рукам, талии, чужая рука даже влезла между ног, ощупывая бедра.
– Слабая, – прозвучал вердикт. После этого Орлада схватила ее за подбородок и покрутила из стороны в сторону, вынуждая поворачивать голову, – но смазливая.
Ким отпрянула, с трудом вырываясь из грубых рук.
– С характером что ли? Мигом обломаем. Будет как шелковая, – разноглазая женщина говорила о ней, как о приблудной собаке, – что ты хочешь, что бы я сделала с ней, кхассер? На тяжелую работу она не годится, но могу отправить к котлам, пусть помогает готовить. Или пусть обстирывает. Или воинам могу отдать, пусть развлекает их по шатрам. На свежее тело много желающих найдется.
– Никаких шатров, – процедил Хасс сквозь зубы, стащил с себя один из амулетов и повесил на шею своей пленнице, – она предназначена для императора.
– Как скажешь, – Орлада склонилась в послушном поклоне.
– Головой за нее отвечаешь, – обронил он и, больше не взглянув на Ким, вышел из шатра.
– Чего встала? – новая «хозяйка» схватила ее за руку и потащила вглубь шатра, – думаешь, на отдых попала? Ты на амулет этот не смотри. Приведя тебя ко мне, Хасс четко дал понять, кто ты. Рабыня, такая же, как и все захваченные. А камушек этот только для того, чтобы каждый желающий тебе под юбку не лез.
Она открыла сундук и долго там копалась, перебирая ношенное барахло.
– Переодевайся, – швырнула ей в руки что-то серое из грубой мешковины, – хвеллы ходят в этом. Поторапливайся!
Ким развернула рубище и ужаснулась. Да в монастыре Россы по сравнению с этим просто царские наряды были!
Единственный янтарный глаз потемнел, и в тот же миг у нее по спине поползли огненные искры. Больно! Не внутри, как это было с кхассерами, а снаружи.
– Особое приглашение нужно? – искры, превратились в огненные плети, вгрызающиеся в кожу.
Всхлипнув от боли, Ким начала расстёгивать рубашку. От волнения руки дрожали, а пальцы не слушались. Она путалась, ошибалась, теряя драгоценное время.
– Испытываешь мое терпение! – Орлада рванула ее за ворот, но Ким с неожиданным для себя проворством отскочила в сторону.
– Это не моя рубашка. Ее дал мне…Хасс, – она впервые произнесла это имя вслух, чувствуя, как оно горечью растекается на языке, – наверное, надо вернуть.
Бросить в равнодушную физиономию, чтобы подавился своими подачками.
Орлада нахмурилась, подошла ближе и принюхалась, едва ли не уткнувшись носом в ее плечо.
– Действительно его. Украла? – темные брови сошлись на переносице.
– Он сам отдал. У меня нет своих вещей!
– Сам? – надсмотрщица посмотрела на нее как-то странно, с недоверием. Потом пожала плечами, – что ж этим и займёшься. Выстираешь ее. Потом починишь. А я пока придумаю, куда такую чахлую хвеллу можно пристроить. Переодевайся.
Ким больше не спорила. Стащила с себя рубашку кхассера и надела вместо нее серое, мешковатое нечто, едва прикрывающее колени.
Тем временем хозяйка достала из сундука еще одну вещь. Медное, разомкнутое кольцо.
– Подойди ко мне.
Ноги не слушались.
– Живо!
Терпением Орлада не отличалась, поэтому янтарный глаз снова наполнился тьмой, и Ким упала на колени, словно подкошенная. Шагнув к ней, надзирательница защёлкнула на шее кольцо, больно оцарапав кожу.
– Чтобы все знали, кто ты на самом деле.
***
Новое «украшение» душило. Нет, оно не смыкалось плотными тисками, лишая возможности вздохнуть, и было достаточно свободное, чтобы просунуть между ним и шеей по крайней мере два пальца, но само его наличие ломало что-то внутри, выбивало весь воздух из легких. Руки сами к нему тянулись, щупали, пытаясь найти замок, но поверхность была холодная и гладкая, без малейших засечек.
– Ну-ну, – в голосе Орлады звучала насмешка, – Знаешь, сколько хвелл до тебя пытались это сделать? Сколько ногтей было сорвано в тщетных попытках разжать кольцо? Можешь не искать стык, его невозможно раскрыть…пока раб жив. А потом ему просто отрубают голову, снимают кольцо и бросают в огонь, там оно и раскрывается. Твое вот только недавно остыло.
О, Трехликая, за что?
– Хватит прохлаждаться! Вставай! – она небрежно пихнула Ким коленом.
Поматываясь, девушка поднялась на ноги. В голове шумело, горечь на языке становилась просто невыносимой, и каждый вдох давался через силу. Медный ошейник, амулет Хасса, брегет старой йены – все это неподъемным грузом давило на плечи и тянуло к земле.
– Подбирай барахло и иди за мной.
Они вышли на улицу и по узкому проходу направились в ту часть лагеря, где размещалась прислуга. Шатры здесь были ниже и грязнее, расстояния между ними уже, пахло потом и немытыми телами. Но зато рядом не было кхассера, и Ким, несмотря на рабский атрибут, украшающий ее шею, чувствовала себя увереннее. Она украдкой осматривалась по сторонам, пытаясь запомнить, где какие шатры располагались, как между ними пройти, сколько здесь людей.
Эта информация ей понадобиться потом. Когда она решится на побег.
Рабов в лагере оказалось не так уж и много. В основном это были мужчины, занятые чисткой вирт и починкой доспехов, или просто сидящие на привязи словно псы, но были и женщины. Одни стирали одежду в больших чанах, над которыми клубами поднимался горький пар, другие сидели возле разномастной одежды, сваленной в кучу, и шили, а третьи драили тяжелые котлы.
– Лара! – гаркнула Орлада, и к ней тут же подскочила высокая девушка в сером. В отличие от других хвелл у нее на шее было не медное, а широкое серебряное кольцо. – Новенькая. Проследи чтобы она выстирала и починила вещи кхассера.
Надзирательница вытолкнула Ким вперед, и девушка тут же почувствовала, как в нее впивается кровожадный взгляд этой самой Лары.
– Что потом?
– Потом пусть стирает вместе с остальными. Или шьет. Мне все равно, на сегодня она твоя. И смотри за ней в оба. Она на особом счету у Хасса.
Снова яростный взгляд, который красноречиво говорил, что дружеских отношений у них точно не сложится.
Орлада ушла, попутно полоснув огненным взглядом по девушкам трудящимся над вещами. Просто так, чтобы лишний раз показать, кто они и где их место. Кто-то застонал, не в силах выдержать боль, кто-то только закусывал губы и давился слезами, но ни одна из них не посмела даже взглянуть на мучительницу.
– Что уставилась? Тоже хочешь? – Лара подтолкнула ее к котлу, – вперед. Вот вода, вот мыло. Стирай.
Бурый скользкий кусок, который ей сунули в руки, пах едким дегтем, а вода была настолько горячей, что Ким никак не решалась прикоснуться к ней. Бросила туда ненавистную рубашку и беспомощно наблюдала, как та тонет, надуваясь пузырями.
– Что мнешься? Ждешь, что само выстирается? – снова тычок в спину. В этот раз весьма чувствительный и злой, – работай!
Стиснув зубы, Ким опустила руку в парящую воду и вытащила намокшую рубашку. Жгло невероятно! Нежная кожа тут же покраснела, и все царапины, полученные за время пути, нестерпимо щипало.
– Стирай тщательнее. Вещи у кхассера должны быть идеально чистыми! Мыль.
И она мылила. Давилась от едкого пара, морщилась, когда ткань терлась по обожжённым рукам, но продолжала стирать, потому что за каждую секунду промедления следовал новый тычок, и каждый сильнее предыдущего. Рабыня с серебряным ободом на шее явно получала удовольствие издеваясь над новенькой.
Проклятый кхассер! Все из-за него!
Похитил ее, приволок сюда, как бродячую собаку, а теперь она должна его обстирывать? Хотелось все бросить, сеть на землю и рыдать, но Лара, стоящая позади, с упоением отвешивала оплеуху за оплеухой.
– Три лучше… Вот здесь не отстирала… Неумеха безрукая… Думаешь, раз на тебе амулет Хасса, то особое отношение будет? Как бы не так! – ее голос дрожал от злости, и очередная щедрая затрещина не заставила себя ждать
Внезапно Ким поняла, что эта Лара лютовала вовсе не из-за того, что ее поставили присматривать за новенькой рабыней. Она злилась именно из-за золотого льва, висящего на груди у Ким.
Этого она понять не могла. Лично ей было плевать, где кхассер. С кем он, чем занимается, кому раздает свои амулеты и прочее барахло. Когда его не было рядом, легче дышалось. Даже эти котлы пугали ее меньше, чем крылатый кинт.
Может теперь, когда Хасс привел ее в лагерь и скинул на руки надзирательнице, он потеряет к ней интерес? Не будет появляться поблизости и вообще забудет о ее существовании?
– Хватит мечтать! – гаркнула Лара над самым ухом, – работай!
– Да работаю я, – проворчала Ким, склоняясь ниже над котлом, и не замечая, как за ней неотрывно следят янтарные звериные глаза.
***
Свой первый день в рабстве Ким запомнила, как нечто долгое, беспросветное, наполненное громкими звуками, суетой и постоянным ожидание чего-то страшного. Лара не отходила от нее ни на шаг, будто других забот у нее не было, и заваливала работой. Порой непосильной, порой отвратительной и грязной, а порой абсолютно бессмысленной.
Пленнице приходилось то стирать, то шить, то перематывать грубую колючую веревку из одного мотка в другой и обратно, то драить засаленные казаны, то перетаскивать до отказа набитые тяжелые тюки. Лара даже заставила ее вычистить раненую злую вирту, рычащую на каждого, кто осмелится подойти близко.
К вечеру, когда на лагерь спустились густые сумерки, у Ким не было ни одного живого места. Спина болела от непосильных тяжестей, плечо горело – там вирта все-таки задела ее своими клыками. Хорошо, что вскользь. А руки… На них без слез не взглянешь. Красные, воспаленные, стертые местами до кровавых пузырей.
– Во-от, – удовлетворенно протянула Лара, разворачивая ее кисть ладонью кверху. В тусклом свете факелов она была похожа на хищную птицу, склонившуюся над поверженной жертвой, – совсем другое дело. А то пришла, белоручка.
Ким дернулась, когда тонкие ногти будто случайно полоснули по воспаленной коже.
– Ну-ну, побрыкайся мне еще! – осклабилась ее мучительница, сжимая сильнее.
Ей хотелось увидеть слезы этой бледной замухрышки, которая почему-то находилась на особом счету у одного из кхассеров, но Ким упрямо молчала. Только охала, когда становилось совсем больно.
Мерзавка!
Лара оттолкнула ее от себя:
– Завтра продолжишь в том же духе! – потом развернулась к остальным, – заканчиваем работу! Все в шатер!
Девушки, до этого пытающиеся что-то шить в потемках, откладывали в сторону недоделанные вещи, устало поднимались с земли и брели к низкому темному адовару. Ким шла последней, едва передвигая ноги от усталости. Перед входом в шатер она замешкалась, настороженно вглядываясь в полумрак, за что получила еще один толчок в спину и пролетела вперед, чуть не упав на земляной пол – удержалась, в последний момент ухватившись за срединную опору.
– Все сели! – гаркнула Лара, раскладывая трехногую подставку, – живо!
Рабыни начали поспешно опускаться на землю, и Ким, боясь, что на не снова обратят внимание, стекла вниз по опоре. Ноги гудели от усталости.
Замызганный полог поднялся, и в шатер зашли двое мужчин. Тоже рабы, но на тощей шее одного из них едва различимо поблескивало серебро. В руках у него был поднос с большой глиняной миской и стопкой покореженных тарелок, а у второго – большой кувшин и одна жестяная кружка.
– По одной!
– Ты первая, – Лара указала пальцем на одну из девушек.
Та покорно поднялась, подошла ближе, чтобы получить свою порцию.
Раб с серебром, поднял крышку и в шатре запахло едой. Чем-то пряным, овощным, с запахом костра. Ким только сейчас поняла, что ничего не ела со вчерашнего вечера, когда ей сунули в руки несколько кусков вяленого мяса. Со всеми этими проблемами и хлопотами, она совсем не чувствовала голода. Только усталость. Поэтому равнодушно наблюдала за тем, как к раздаче одна за другой подходят и, получив, свою порцию поспешно возвращаются на свое место.
Есть не хотелось, совершенно. Ким даже понадеялась, что останется без ужина, но Лара все-таки ее позвала. Последней. Когда в общей миске уже почти ничего не осталось. Мужчина тщательно соскреб со стенок все остатки и небрежно плюхнул их на тарелку.
Пока он ужинала, не чувствуя вкуса еды, остальные начали уже сдавать грязную посуду и выстраиваться в очередь за водой. Ким снова оказалась последней, и снова ей достались только остатки – немного жидкости на дне.
– Отбой! Завтра рано вставать, лентяйки! – Лара забрала единственный факел, освещающий унылое убранство рабского шатра, – чтоб тише воды сидели!
Они ушли, и шатер погрузился во тьму. Из света – только узкая полоска, пробивающаяся сквозь неплотно прилегающий полог. Пока остальные ворочались, пытаясь устроиться поудобнее, Ким аккуратно переползла поближе к светлому пятну и одним глазом в прореху пыталась рассмотреть, что происходит снаружи.
Первое, что она увидела – это как рослый солдат неспешно прохаживался туда-сюда, поигрывая тяжелым гнутым мечом. Их тюрьма охранялась. Плохая новость, но вполне ожидаемая. Только дураки могли оставить рабов без присмотра. Андериты дураками не были.
– На твоем месте, я бы не стала занимать место возле входа, – прошептала ближняя к ней девушка. Ким не могла разглядеть в потемках ее лица и видела, лишь слабые отблески в глазах.
– Почему?
В ответ тишина. Потом рабыня подползла к ней ближе и прошептала:
– Слышишь музыку?
Ким озадаченно замерла, только сейчас обратив внимание на то, что где-то вдалеке звучит неспешный бой барабанов и мелодичные трели.
– У них праздник, а это значит, что потом…они придут.
– Придут? – переспросила Ким.
– Вольные женщины сами выбирают себе мужчин. Тех, которые сильнее, ловчее, удачливее. А мы…мы не имеем права отказать. Так что мой тебе совет, забейся в самый темный угол, свернись в клубок и молись своим богам, чтобы тебя не заметили.
От этих слов, наполненных горечью, по спине прошелся мороз. Оказывается, день – это не самое страшное время. Там только жара и работа. А вот ночью… Ночью на охоту выходят чудовища.
– Как тебя зовут?
– Ким.
– А я Юлея. Тебе надо перевязать руки, а то завтра будет еще хуже. Я на прошлой стоянке нашла несколько кустиков равнинника. Он снимает боль.
Ким скорее угадывала, чем видела, как Юлея сунула в рот листья, пахнувшие одновременно горькой мятой и смородиной, и начала их тщательно пережевывать.
– Давай сюда, – прошамкала через пару минут, громко сглатывая слюну.
Ким покорно протянула руку и тут же почувствовала, как аккуратные тоненькие пальчики размазывают кашицу по пылающей ладони.
– Вторую, – скомандовала Юлея.
Потом она оторвала от подола полоску ткани и плотно замотала изувеченные руки:
– Не вылечит, но станет немного легче.
– Спасибо, – едва слышно прошелестела Ким. От такого неожиданного участия и заботы и нее первые за день защипало глаза, и по щеке скатилась первая слеза.
– Не знаю почему, но Лара взъелась на тебя. Ты с ней не связывайся. Она противная девка. Сама только недавно сидела рядом с нами, но потом удачно прогнулась перед Орладой, подставив одну из своих. За это получила серебряное кольцо и право называться рыссой.
– Что значит рысса? Она вольная?
– Нет. Тоже рабыня, просто на ступеньку выше, чем хвеллы. Почувствовала власть и теперь житья от нее нет, но к тебе она особенно жестока…
– Может хватит болтать? – раздался грубый резкий голос другой рабыни, и его поддержал ропот остальных, – ночь и так коротка, еще вы тут со своими разговорами.
Юлея тут же замолкла и отползла в сторону, а Ким еще немного посидела у светлой полоски, глядя на тот кусочек неба, который было видно в прореху. Оно было темнее, чем в долине. Черное, бархатное, с россыпью огромных, ярких звезд. Красивое. Как и музыка, доносящаяся до их шатра.
***
– Подъем, красотки! – хриплый голос ворвался в ее сон, – встречайте настоящих мужчин.
Сонно моргая, Ким приподнялась на одном локте, пытаясь понять, где находится и что происходит вокруг.
О, Трехликая! Она заснула прямо возле входа, нелепо растянувшись на боку. На самом виду! И прятаться уже было поздно.
В шатер пришли трое. Двое совершенно одинаковых, бритых наголо молодых воина – явно братья, и еще один постарше с черным чубом на макушке и шрамом, проходящим через уголок губ, отчего казалось, что одна половина его лица кривилась в недоброй усмешке.
Они принесли с собой факел, воткнули его в кольцо на главной опоре и теперь рассматривались притихших рабынь.
– До этого шатра мы еще не добирались. Что у нас тут? – тот, который с чубом, по-хозяйски прошелся из стороны в сторону, – эта косоглазая какая-то, эта…сойдет на черный день, а вон та рыжая очень даже ничего.
Он вздернул с земли одну из испуганных девочек и поставил ее рядом с собой. Она стояла, сжавшись, как замерзший воробей и понуро опустив голову, а он прохаживался вокруг нее, словно кот вокруг миски со сметаной.
– Вроде все на месте, – хлопнул рыжую по заду, так что она подскочила на месте, потом обошел еще раз и сжал своей огромной пятерней маленькую, упругую грудь. Сильно сжал. Настолько, что по щекам девушки покатились горькие беспомощные слезы, – что скажете, парни?
– Сойдет, – согласился один из братьев.
Второй же равнодушно посмотрел на рыжую, пожал плечами и снова начал рассматривать рабынь, жавшихся по периметру шатра. В одну сторону глянул, в другую, а потом остановил свой взгляд на Ким…
– А это что за бледная моль? – и прежде, чем она успела моргнуть, вытащил ее в центр, поставив в один ряд с рыжей.
Стоя посреди шатра, под хмельными мужскими взглядами, Ким едва могла дышать. В голове пульсировала только одна мысль – бежать, прятаться, спасаться хоть в болотах, хоть среди заснеженных перевалов. Что угодно, но только не здесь и не так.
Она прекрасно знала, что мужчина может сделать с женщиной против ее воли. Да и кто будет спрашивать согласия у рабыни?
– Какая-то она еще не затертая. Новенькая что ли? – схватил за подбородок, вынуждая поднять голову, – Давно ты здесь?
Ким было страшно смотреть на мужчину, склонившегося к ней непозволительно близко. От него пахло дымом костров, дорожной пылью и дешевой выпивкой.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! – грубо дернул ее, вынуждая поднять взгляд, – Давно ты здесь?
– Первый день, – едва слышно, на выдохе произнесла она.
– Свежая совсем, не затасканная! Это мы удачно зашли.
Криворотый оттолкнул в сторону своего приятеля:
– Чур я первый!
– С какой это стати? Я ее нашел! А ты свою рыжую хватай дальше, – возмутился молодой и потянул Ким на себя.
– Перебьешься. Молоко еще на губах не обсохло, а вперед хочет!
– Да я…
– Что ты? – темноволосый угрожающе надвигался на него, – хочешь силами помериться?
После некоторой заминки его несостоявшийся противник отступил:
– Больно надо. Забирай ее.
– То-то же, – кривая ухмылка стала еще страшнее, когда он обернулся к Ким, – а ну-ка иди сюда, пучеглазая.
Он потащил сопротивляющуюся Ким в угол и прямо там повалил на землю.
– Не надо! – она начала визжать и брыкаться, пытаясь отпихнуть его от себя. Но куда там! Он ее сопротивления даже не замечал. Грубыми ладонями шарил по ногам, пытаясь задрать подол, и гадко смеялся, наблюдая за ее жалкими попытками спастись.
– Свеженькая, – повторял с довольным видом, – еще брыкается. Ничего, сейчас мигом объездим. Как шелковая будет.
Сказал и рванул ее за ворот. Раздался треск разрываемой ткани, и тут же в шатре повисла тишина.
– Это что? – настороженно спросил один из близнецов, указывая на золотого льва, висящего у нее на шее.
– Похоже на безделушку кхассера.
У перекошенного задергалась щека. Он впился мутным взглядом в амулет и нервно облизал губы. В другой раз он бы сразу ее отпустил. Но сейчас в животе плескался заринский эль, а в паху ломило от желания добраться до свежего девичьего тела.
– Сделаем вид, что не заметили.
– Сомат, ты дурак что ли? Какое не заметили?!
– Скажем, что она сама ее сняла и спрятала, – он лихорадочно скользил взглядом по перепуганному лицу Ким, по ее шее, по тонким ключицам и открытому верху груди. И каждый раз наталкиваясь на амулет, скалился.
– Да и вообще! Откуда у рабыни может быть вещь кхассера? – схватил ее за лодыжки и дернул на себя, окончательно повалив на спину, – признавайся, ты ведь украла ее, мерзавка? У нас с ворьем разговор короткий…
– Я похож на того, у кого можно что-то украсть? – холодный, словно северный перевал, голос хлыстом полоснул по нервам.
Вздрогнули все. И Ким, и рабыни, и даже хмельные воины.
– Никак нет, кхассер! – тот, кто ее держал, вскочил на ноги словно ужаленный, – Просто я…
Янтарные глаза затянуло тьмой. Злой, жестокой, готовой смести все на своем пути.
Сомат закричал. Его тело выгнуло, подняло над землей будто на невидимых нитях, так что он едва касался ее кончиками пальцев. Руки, вывернутые в неестественном положении, дрожали в судорогах, а скрюченные пальцы беспомощно хватались за воздух. Он хрипел, захлебываясь криком и бурой пеной, хлопьями падающей изо рта, на его холщовых штанах спереди расползалось мокрое пятно.
Остальные притихли, замерли, боясь привлечь к себе внимание разъяренного кинта. Рабыни жались к стенкам шатра, воины стояли, покорно опустив головы и едва дышали.
Наконец, Хасс отпустил свою жертву. Провинившийся воин изломанной кучей рухнул на землю. Хрипя, кашляя, попытался приподняться на руках, но повалился обратно. Тело его больше не слушалось.
– К столбу его.
И воины, которые еще пять минут назад, шутили и смеялись вместе со своим приятелем, теперь бесцеремонно подхватили его под руки и выволокли из шатра. О рабынях они уже забыли, хмель мигом выветрился. Теперь им хотелось только одного – убраться подальше, чтобы гнев кинта не обрушился и на них.
Мрачный взгляд кхассера скользнул по испуганным девушкам и вернулся к Ким. На миг задержался на задранном подоле, потом на обнаженном плече, выглядывающем в разорванную горловину, и процедил сквозь зубы:
– Пойдешь со мной.
Не дожидаясь, пока она встанет, он схватил ее под локоть и рывком поднял на ноги.
Она не сопротивлялась. Сил не было. От пережитого до сих пор трясло, и язык будто примерз к небу. Казалось, кожа на бедрах все еще чувствует прикосновение чужих рук, а на губах остался привкус гадких поцелуев.