Паата Шалвович Амонашвили
Послание в будущее
Мария сказала:
– Учитель, это великолепная идея…
– Мария, дорогая, постой, не сбивай меня с мысли… Допустим, Бог даст силы написать такой всеобъемлющий основательный учебник. Допустим еще, что с помощью Господа этот учебник будет издан. Допустим дальше, что Провидение пожелает распространить этот учебник по всем странам и народам, так, чтобы в каждой семье дети учились им. Тогда…
Ян и посмотрел в глаза Ясему:
– Тогда надо попросить тебя, отправиться еще раз в далекое будущее, чтобы проверить, как изменилась жизнь там после того, как мы изменили нечто к лучшему здесь… Ведь будущего еще нет. Мы его строители. Так построим его по законам Бога, и оно будет жить по законам Бога!
Ясем смотрел на учителя с широко раскрытыми глазами:
– Ясем, мой друг, ты ведь сможешь слетать в своих грезах туда, в далекое будущее еще раз, после того как я напишу новое пособие и создам новую школу, чтобы проверить, что мы там смогли изменить?
Ясем задумался:
– Учитель, вы же знаете, грезы приходят сами. Я не могу просто так оседлать лошадей и поскакать туда.
– Конечно, само собой, – ответил Ян, – но ты всегда можешь молиться, чтобы Бог послал тебе грезы, можешь еще настроить себя на волну своих грез о будущем, наконец, никто не отменял постоянные упражнения ради усиления тех способностей, которые Бог открывает в нас. Мы все тебе поможем…
– Я приложу все усилия, – ответил Ясем.
– Только это должно остаться нашей тайной. Не надо никому сообщать об этом.
– Конечно, учитель. Я не обмолвлюсь… О своих грезах я даже маме не рассказывал. Она сейчас слышит впервые.
Мария прикрыла рот рукой, показывая, что никогда не выдаст секрета.
– Тогда у меня предложение, – сказал Ян, – старейшины Братства хотят отправить меня и брата Златоуста в Польшу, чтобы встретиться с графом Рафаэлем Лешницким и заручиться его согласием принять наших беженцев в Лешно. Я предлагаю тебе, Ясем, сопровождать нас в этом путешествии.
У Ясема перехватило дыхание от волнения, и он еле выговорил слова:
– Что?.. Я?.. Сопровождать вас?..
– Да, я сказал именно это. Если, конечно, Мария позволит.
На глазах у Марии выступили слезы. Она сказала:
– Позволю ли я? Да я буду только счастлива! Каждая минута с вами это уже огромная школа жизни, мужества и любви!
Ясем вскочил и крепко обнял учителя.
– Конечно, я буду рядом с вами! Всегда! Всегда! Всегда!
Ян ответил:
– Хорошо. Тогда мне надо завтра с утра поговорить с архиепископом, чтобы получить его согласие. Также надо сообщить об этом его высочеству. Будем надеяться, что никто из них не откажет. Теперь же поздняя ночь. Я прощаюсь с вами и желаю хорошего отдыха.
После этого Ян направился к своему шалашу. Начинало светать, и Ян решил посмотреть на восход солнца с горы над Брандисом.
Ему вспомнилось, что так поднимались они с Магдаленой смотреть восход.
Поднявшись, Ян осмотрел огромный мир, который он неожиданно ощутил целиком и полностью в себе.
Это совершеннейшее, чудесное творение Бога! Сложное до бесконечности и одновременно простое…
Вот небо над ним, которое содержит в себе огонь, звезды. Облака так красиво висят в воздухе. Птицы летают под облаками. Рыбы плавают в воде. Земля имеет горы, леса, поля, животных и людей. Так полны своих обитателей четыре стихии, величайшие тела мира.
Какая непостижимая глубина в этой простоте.
Возможно, тот будущий учебник должен быть таким же, как природа – кратким, приятным, основательным. В нем все должно черпать основания из самой природы, где истинность подтверждается параллельными примерами из области механических наук. Это должно быть пособие простое и сложное одновременно…
Вот небо вращается и ходит вокруг земли, находящейся в середине. Солнце, где бы оно ни было, сияет вечно, хотя тучи скрывают его от нас, оно производит своими лучами свет, который создает день. Противоположен ему мрак, откуда ночь. Ночью сияет луна, и звезды мерцают, искрятся. Вечером бывают сумерки. Утром – заря и рассвет…
Как же назвать этот новый учебник?
8. Мир чувственных вещей в картинках
Я стоял завороженный. Ноги и руки затекли настолько, что было трудно двигаться. В руках я держал открытую книгу… Оказывается, это учебник – «Мир Чувственных Вещей В Картинках» 1635 года издания.
Тамара стояла рядом со мной, а профессор сидел перед нами в инвалидном кресле.
Весь этот рассказ, видимо, длился не один час, и время пролетело так, что я даже и не заметил.
– Почему вы так удивленно на меня смотрите? – спросил профессор, – да, я был частью той жизни. Я сам стоял на трибуне и помню наизусть, что я тогда говорил перед учеными педагогами.
Я возразил:
– Знаете, я удивлен не потому, что…
Однако он меня не дослушал и сказал:
– Я стоял и заявлял, что в философских и педагогических взглядах Коменского ясно проявилась свойственная его веку религиозность но, тем не менее, педагогика Коменского носит прогрессивный характер, если, конечно, мы сможем выяснить целый ряд вопросов о его гносеологической концепции с единственно правильных марксистских позиций. Но я был не один! Все сообщество было со мной единодушно! Мой коллега выступал и заявлял, что Коменский сидит на двух стульях. С одной стороны, в его мировоззрении есть религиозно–идеалистическая линия, но с другой стороны, он придерживается реалистически–материалистических взгля–дов…
В это время в библиотеку вошла секретарша профессора и сказала:
– Господин профессор, время принимать лекарства.
– Сначала доскажу, – резко оборвал он ее и продолжил очень раздраженно, – выходил третий и кричал, что Коменский не смог порвать с христианством, как господствовавшим мировоззрением феодальной эпохи. Эта линия его мировоззрения иногда находит свое выражение в мистических тенденциях, которые прослеживаются в его ранних произведениях. Например, в работе «Лабиринт мира и рай сердца», где он утверждает, что в поисках человеческого счастья вся надежда возлагается на полную отдачу себя Богу. Снисходительно говорили, что Коменского можно понять, ибо во времена классовой борьбы и резкого протеста против существующего прогнившего феодального строя, счастья на земле достичь вообще невозможно. Мы все ковырялись в каждой фразе великого христианского мыслителя, чтобы найти и доказать, что он сам сомневался в существовании Бога. Мы радостно цитировали его слова: «Ах, боже, боже, боже! Если ты существуешь, то смилуйся надо мной, несчастным», и провозглашали – вот вам факт! Тяжелая действительность классового угнетения довела этого глубоко верующего человека до того, что само существование Бога он взял под сомнение. Это, по существу, представляет собой отрицание чистой веры, что открывает путь реалистически–материалистическому пониманию мира примерно так же, как в дальнейшем это сделал Спиноза. Сейчас это бесит!
Секретарша, уже ничего не спрашивая, извинилась перед нами и покатила профессора к выходу, а он все не мог остановиться, обращаясь уже, скорее не к нам, а к себе:
– Да, говорили мы в один голос, Коменский не смог подняться до настоящей науки, не смог возвысится до марксистско-ленинского мышления и не смог порвать с протестантско-реформистским учением. И поэтому ясно, почему он не мог с научной последовательностью решить не только все основные вопросы мировоззрения, но и многие проблемы своего педагогического учения. Несмотря на все это, все соглашались, что если отбросить ошибочные религиозные воззрения, то Коменский, несомненно, является величайшим педагогом, и между собой мы даже говорили, что если бы он изучил бы Маркса, Энгельса и Ленина, то он достиг бы еще больших вершин в познании педагогики… Словоблудие!
Мы остались одни в библиотеке.
– Что будем делать? – спросила Тамара.
Я засуетился:
– О! Я даже не успел включить диктофон…
– Не волнуйся, – ответила Тамара, – я все записала.
– Прекрасно! Тогда давай, для начала, пойдем на свежий воздух.
Выходя, я спросил вахтершу, которая продавала билеты в музей:
– Как зовут вашего директора?
– Профессора? – переспросила она.
– Да.
– Господин Давид Вихонековский…
Я повторил про себя это имя и никак не смог припомнить, где я его слышал…
Однако слышал!
– Тебе не знакомо это имя? – спросил я Тамару.
– Да, знакомо, не могу вспомнить…
– Постой! – воскликнул я, – давай, послушаем запись…
Мы присели на лавочке и перемотали запись на то место, где Ясем рассказывал про свое видение и прослушали внимательно вот что:
«На сцене появляется наиученейший, наиглавнейший и наиумнейший среди собравшихся». Почему-то Ясем знает имя – профессор Давид Вихонековский.
«Все долго и упорно аплодируют ему, когда он поднимается на кафедру. Затем тишина, и он обращается к собранию с торжественной речью».
– Стоп! – сказал я, – в грезах Ясема был наш профессор?! Его ведь также зовут… Что же это получается?
Третья Часть
1. Туман средневековья
Два дня и две ночи подряд я занимался расшифровкой записи нашей беседы с профессором, скрупулёзно сверяя все с историческими фактами, и каждый раз удивлялся, когда все сходилось.
Тем временем Тамара исследовала лечебные источники, разбросанные по огромному парку городка Лухачович, и в конце парка нашла очень красивое озеро.
На третий день она сказала:
– Хватит тебе сидеть в номере. Пойдем, пройдемся по парку.
Мы пошли.
Осеннее солнышко грело, настроение у нас было хорошее. По пути нам встречались пронумерованные лечебные источники. Мы все перепробовали.
Наконец, мы нашли приятную лавочку на солнышке и присели.
Загадка профессора не давала мне покоя. Он говорил про очевидца событий четырехсотлетней давности, во что трудно было поверить. Кто он? Как донес средневековые события до нашего профессора?
Я так и спросил Тамару:
– Как ты думаешь, рассказ Вихонековского – реальность, или его фантазия?
Тамара задумалась:
– Он же специалист по Коменскому и знает все тонкости той эпохи, вот и получается правдоподобный рассказ, который можно назвать рассказом очевидца.
Я ответил:
– Да. Его рассказ имеет твердую историческую основу. Тридцатилетняя война так и началась, ударив по спокойной жизни Братского Единства. Они были вынуждены покинуть Фульнек. Епископы, пасторы и приход Братского Единства скрывались от преследования императора Фердинанда, и им действительно дал убежище граф Жиротинский. Именно в Брандисе над Орлицей Коменский писал «Лабиринт мира и рай сердца» и там же, возможно, он и узнал о гибели своей семьи от ужасной болезни в Пшерове. Правда и то, что старейшины Братского Единства направили Коменского в Лешно на поиск земель, куда они могли бы переселиться. Наконец, правда и то, что вместе с Коменским туда направили и пастора Златоуста.
– А Ясем, ученик Коменского, он тоже упомянут где-нибудь? – спросила Тамара.
– Нет, но это не значит, что такой мальчик не мог там правда жить.
– Конечно, – ответила Тамара, – мало ли кого не упоминают в источниках…
– Однако его рассказ очень реалистичен. Не может человек так «увидеть» тот средневековый мир только из учебников и книг.
– Ну, ты сам знаешь, фантазия способна на многое.
Я ответил:
– А у меня ощущение, что он там был. В любом случае, так хочется послушать продолжение.
Тут я услышал женский голос за спиной:
– Господин профессор приглашает вас к себе.
Обернувшись, мы увидели секретаршу нашего профессора в теплых лучах солнца. Она увидела, что привела нас в замешательство, и сказала:
– У него дачный домик на берегу озера Лухачович. Это совсем рядом, и если вы желаете последовать за мной, я отвезу вас к нему.
Несколько минут спустя, мы стояли во дворе дома профессора и любовались восхитительным видом на озеро, где над водой сгустился загадочный туман. Нас пригласили внутрь, предложив располагаться у камина, в котором потрескивал огонь. Минуту спустя, секретарша выкатила профессора в коляске и сказала:
– У вас час времени до следующего приема лекарств.
Профессор выглядел не очень хорошо, однако, был достаточно бодрым и сказал без особого приветствия:
– Уверен, вы много спорили о правдивости моего рассказа и задавались вопросами, откуда я могу знать многие детали, которые невозможно вычитать в учебниках и в книгах по истории. Это рассказ очевидца.
Я спросил:
– Где же сам очевидец?
Игнорируя мой вопрос, он сказал:
– Так вы хотите услышать продолжение?
– Конечно, хотим!
Он сказал:
– Тогда приготовьтесь и не забудьте включить диктофон…
2. Перед лицом тяжелого испытания
В день начала опасного путешествия, перед рассветом, пастор Златоуст поднялся на гору, возвышающуюся над Брандисом, и сел в траву, развернувшись лицом к востоку. В правой руке он крепко держал чудотворный крест святого Яна Гуса. Накануне архиепископ Кирилл передал Златоусту эту исключительную реликвию, чтобы чудотворная сила креста охраняла посланников в дороге. Братья верили, что этот крест помогал Яну Гусу в молитвах во время заточения. Крест настолько укреплял силу духа, что Ян Гус отправился на костер принимать мученическую смерть с невероятной твердостью, а Крест он успел оставить своим последователям. После этого он переходил от архиепископа к архиепископу, и вот теперь его получил пастор Златоуст. Все знали, что Чудотворный Крест Яна – лучшее оружие против бесов и всякой нечисти, которые развелись вдоль дорог и лесных троп.
Приняв бесценное сокровище, Златоуст чуть не заплакал от счастья. Он уединился на вершине, чтобы помолиться, и с удивлением почувствовал, что Чудотворный Крест испускает невидимые лучи умиротворения и покоя.
Тогда молитва сама зазвучала на его устах протяжно, нараспев:
– Господь Иисус Христос, благослови нас, рабов Твоих. Перед Лицом Твоим лучезарным предстоим мы, в начале дальнего пути. Нас четверо: Ян-Любящий, наш предводитель, Ясем, сын героя Подебрада, Кошичек, смелый командир коней и я, Златоуст грешный. Сегодня мы отправляемся в дальний, опасный путь на благо Братства, и я смиренно молю Тебя, Пресвятого Владыку, пошли нам Ангелов–Хранителей в дорогу и дай нам наставников в сопровождающие…
Тут Златоуст услышал чарующий звук хора. На главной площади Брандиса, где народ собирался провожать своих героев, женщины запели “Господи помилуй”. Звуки песни слились с молитвой Златоуста, а мощь Чудотворного Креста прямо обжигала руку пастора:
– Всемилостивый Боже, помоги нам неукоснительно следовать заповедям Твоим! Господи, избавь нас, верноподданных твоих, от злых обстоятельств, от дорожных разбойников, от жестоких злоключений и от всяких врагов как видимых, так и невидимых! Бог мой, дай нам свершить благие дела и вернуться целыми во славу Тебя, Отца и Святого Духа, от вечности и до вечности. Аминь!
Взошло солнце. Его лучи проникли в часовню и от их света загорелся алтарь. Там собрались старейшины. Архиепископ Кирилл председательствовал во главе. Справа сидели Ланецкий с графом Карелом Жиротинским. Слева разместился писец Братства, держа наготове перо и чернила. Все остальные старейшины разместились вдоль стен часовни.
Перед собранием выступал Ян:
– Дорогие моему сердцу братья и отцы. Очевидно, что мы стоим перед лицом тяжелого испытания, которое посылает нам Бог. От сабли безжалостного врага несправедливо умирают беспомощные дети, женщины и старики. Многие из тех, кто уцелел, погибли от ужасной болезни, которую занесли грязные солдаты. Так я сам потерял семью… Нет больше в живых моей возлюбленной супруги и моих сыновей. Испытав на себе жестокий удар судьбы, я был на грани того, чтобы воссоединится с моей семьей в вечной жизни. Случись такое, я не стоял бы в этот час перед вами, однако, Богу захотелось вырвать меня из могильной пропасти. Забота и наставления моего мудрейшего учителя, преподобного Ланецкого, снова вселили в меня надежду на жизнь. А ваше доверие, дорогие мои мудрые отцы и братья, настолько укрепило во мне силу духа, что нынче я готов всецело отдать себя на служение нашему Братству, во славу памяти наших отцов и во благо будущих поколений.
Среди старейшин послышались голоса:
– Ты мужественный служитель нашей церкви, Ян!
– Не зря мы прозвали тебя Любящим!
Слово взял архиепископ Кирилл и сказал:
– Дорогой Ян, мы возлагаем на тебя великую надежду нашего спасения. Ты едешь в Польшу, к благочестивому князю Лешницкому с нашим посланием и мольбой о помощи. Тебе понадобятся твердость духа и мужество, чтобы преодолеть опасный путь до Лешно. Там ты должен проявить мудрость и получить согласие графа принять нас на чужой земле как беженцев.
Ян поклонился председателю и ответил:
– Я безмерно благодарен за такое высокое доверие.
Карел Жиротинский сказал:
– Я рос вместе с Лешницким. Он друг моего детства, и я не сомневаюсь, что он проявит милосердие к нам. Бог даст, и мы сохраним святые узы единства и порядка, которые наши предки установили и в течение двух столетий ревниво оберегали.
– Ваша милость, – ответил графу Ян, – ваша быстрая карета позволит нам избежать дорожных опасностей. К тому же, со мной будет пастор Златоуст. Мы все знаем, что его молитва имеет особую силу.
Взяв слово, архиепископ Кирилл сказал:
– Итак, все решено! Мы не смиримся с тем, что нас отдают в наследство австрийскому дому и молимся обрести край, где будем служить Богу по учению Христа, веруя в закон и в воскресение.
Старейшины восклицали:
– Да будут воздвигнуты новые столпы нашей веры!
– Да будет так, пока хоть кто-нибудь из наших будет жить!
Председатель сказал:
– Это наше единодушное решение! Мы отдаем результаты в руки первого пастыря – Христа. Помолимся же Богу!
Старейшины молились в храме, Златоуст – на холме, а на площадь продолжали прибывать люди, чтобы поддержать своих посланников.
Хор продолжал петь «Господи Храни», а Кошичек готовил карету. Он уже успел загрузить все саквояжи, кроме одного – осталось догрузить полосатый сундук с припасами в дорогу, который пекарь Дрдоличек обещал вскоре доставить. В ожидании сундука, кучер скрупулезно проверял подвески, рессоры, упряжку и копыта лошадей, но ему мешали назойливые мальчишки, которые шумно бегали вокруг кареты, играя в догонялки. Желая отделаться от них, Кошичек подозвал их и сказал:
– Ну-ка, перестаньте балагурить! Вместо суетного дурачества лучше бы вы пеклись о своем душевном спасении.
Мальчики отвечали наперебой:
– А мы молились сегодня!
– И вчера!
– Мы печемся…
Кошичек ответил:
– Этого недостаточно! Неужели вы не знаете, что черти развелись везде и поджидают вас повсюду! Даже здесь!
Дети испуганно оглядывались:
– Черти?
– Где они?
– Мы их не видим.
– Их нет!
Тогда Кошичек присел и сказал:
– Говорите, их нет? Ну-ка послушайте меня… Один беспечный сорванец, который совсем не заботился о спасении, сорвал листик салата в огороде и, не сказав молитву, проглотил. Оказалось, что на листике отдыхал черт, и сей мальчик съел того черта. Вот как бесы осаждают непослушных…
Ошарашенные мальчики начали суетливо перекрещиваться.
Некоторые вопрошали с недоумением:
– Что же было потом?
– Мальчик переварил черта?
Кошичек ответил:
– Наоборот, это черт начал переваривать мальчика…
– Как?
– Он принялся беситься изнутри и гонял бедного по полю до изнеможения.
Замерев от оцепенения, дети ожидали продолжение:
– Он погиб?
– Неужели черт загнал несчастного прямиком в ад?
После молитвы в храме архиепископ Кирилл сказал:
– Перед тем, как разойтись, я предлагаю заслушать наше послание, которое мы вручаем Яну.
Ланецкий встал и огласил текст послания:
– Его святейшеству, графу Лешницкому, от совета старейшин Моравского Братского Единства. Дорогой граф, вам известно, что совесть подсказала нашим прадедам отделиться от догматов папской церкви, которая не живет по святому Писанию. Предки заложили основание нашей церковной Конституции. С тех пор мы даем службу истинным словом и чистыми таинствами Христа. Лютер пишет, что в Евангелии мы далеко впереди всех, мы молимся день и ночь по законам Божиим, мы подготовлены в Священном Писании лучше докторов среди папистов, а наша Церковь ближе всех к апостольской доктрине и обрядам. Бюсер отмечает, что наш метод реформирования церкви истинно лучший, и лишь мы среди всего Христианского мира имеем чистоту доктрины и сохранили дисциплину Христа. Кальвин говорит, что нашу церковь Бог наградил превосходными дарами в дополнение к чистоте учения, а иметь пасторов, которые отличаются высокой нравственностью, порядком и похвальной дисциплиной – не маленькое благословение. Иероним Занхиус утверждает, что если бы папская церковь последовала нашему примеру преобразования церкви, то мы имели бы между собой больше благочестия, мира, гармонии и благотворительности…
…Кошичек ответил на опасения детей:
– Во славу Бога мальчика спас от черта некий аббат, изгоняющий дьяволов. Он подоспел и приказал черту убираться к чертям, и пригрозил немедленно окропить мальчика святой водой, да еще дать ему испить эту святую воду, и тогда черту будет худо, как в аду.
Среди мальчиков были и нивницские близнецы. Они тоже слушали эту историю и, не выдержав, принялись выкрикивать:
– Черти изгоняются святой водой!
– А еще бесы боятся Чудотворного Креста Яна Гуса!
…Ланецкий продолжал зачитывать послание:
– У нас есть слабая надежда на то, что опустевшая императорская казна не вынесет дальнейших расходов войны, и император будет вынужден прекратить наступление. Но пока этого не произошло, нам остается только одно – бежать из своей родины. Поэтому мы просим ваше святейшество проявить милосердие и предоставить нам убежище в ваших землях, дабы мы имели возможность вести спокойную жизнь по законам Христа.
В это время Мария прощалась со своим сыном. Она одела Ясема в кафтан Подебрада. Он был немного великоват, однако, придавал мальчику силу и очень ему подходил.
– Это костюм твоего отца. Он был героем. И ты у меня герой. Возьми в дорогу его ранец. Я в него положила припасы на дорогу.
Ясем гордо стоял, облаченный в кафтан, и ласкал ранец своего отца.
…Кошичек тем временем ответил детям:
– Черт и вправду испугался святой воды, и ответил аббату: «Я же не виноват, что он меня сам съел, когда я отдыхал себе на листочке салата». Но это черту не помогло, так как для благочестивого аббата не существовало оправданий, и он изгонял всех дьяволов, которые денно и нощно осаждают души примерно таких сорванцов, как вы.
История поразила мальчиков, и они заговорили, перебивая друг друга:
– В жизни не стану есть листья салата…
– Так черт может сидеть на чем угодно?
– Как же нам быть?
Тут опять вмешались нивницские близнецы:
– Надо молиться перед едой!
– Да еще окроплять еду святой водой!
– И благодарить Бога после еды!
– А еще помогает звон колокола!
– Вот это верно! – сказал Кошичек. – Звон отпугивает всех дьяволов, и они отлетают подальше, и затем в страхе не возвращаются неделю…
Нивницские близнецы воскликнули:
– Так бежим к настоятелю храма…
– Попросим его бить в колокола!
…Ланецкий дочитал послание:
– Мы уверены, что если христиане встретились бы в свободном пространстве, они воссоединились и обнялись, как настоящие братья. Но здесь, внизу, на земле, где они уживаются с людьми во власти предрассудков и чувств, они против воли вынуждены включиться в гражданскую войну. И мы видим ее ужасы. Поэтому наш единственный выход сейчас – найти убежище в Польше. Ради этой великой цели мы посылаем к вам с посланием пастора Яна-Любящего и пастора Златоуста в надежде получить ваше благоволение.
На вершине Златоуст закончил свою молитву так:
– Бог мой! Я – муж скорбей, изведавший болезни, предоставляю все дела мои в Руки Твои. Ты, убежище мое, изведи на меня свет правды и справедливости. Буду всегда помнить, что всякая помеха есть Твое наставление. Счастье во всем видеть Тебя. Потому я положу в сердце свое слова, которые Ты объявил мне сегодня: Все От Тебя!
…Мальчики сорвались с места, как один, и кинулись к часовне, однако, нивницские близнецы и не думали бежать. Они остались перед Кошичеком и в упор смотрели на него.
– А вы чего не бежите? – удивился Кошичек. – Не боитесь бесов, что ли?
Вместо ответа близнецы принялись упрашивать кучера:
– Мы остались, чтобы просить о помощи…
– Мы хотим поехать с вами…
– Оооочень хотим!
– Попроси за нас учителя Яна!
Кошичек возмутился:
– Глупости! И не подумаю! Убирайтесь с глаз моих долой!
Хор допел “Господи Храни”, Златоуст завершил молитву и, держа Крест Чудотворный перед собой, направился вниз к площади, а старцы закончили совещаться и вышли из храма к народу…
В это же самое время на площади появился Ясем в сопровождении Марии, которая прощалась с сыном:
– Мой мальчик, я счастлива! Вижу, что в тебе продолжает жить дело твоего великого отца. Вот и учитель вышел из часовни.
Увидев Ясема, Ян направился к нему и сказал:
– Ясем, дорогой, ты возмужал, и тебе так идет кафтан твоего отца!
Близнецы подбежали тоже и начали упрашивать:
– Учитель!
– Позвольте ехать с вами!
– Мы будем помогать и защищать!
– И выполнять все ваши приказы.
Коменский присел и ответил:
– Друзья! Спасибо, что предлагаете помощь в опасном путешествии! Однако путь нам предстоит тяжелый и опасный. Забота о вашем благополучии не позволит мне подвергнуть вас невзгодам, взяв вас с собой. Но я вам обещаю, что сделаю все от меня зависящее , чтобы найти мирное место в Польше, где я обустрою новую школу для вас. Тем временем я бы попросил вас помочь мне здесь и поработать часовыми в окрестностях Брандиса, чтобы враг не подкрался.
Однако близнецы были недовольны:
– Здесь есть настоящие часовые.
– У них мушкеты и копья.
– И даже пушка есть.
– У нас ничего нет.
– Мы хотим с вами.
– Пожалуйста, возьмите нас с собой.
Коменский ответил:
– К сожалению, не получится. Вам придется остаться.
Коменский обнял и утешил разочарованных близнецов, обратившись к Марии:
– Дочь моя, не волнуйся! Бог нам поможет. Я буду заботиться о Ясеме как о сыне.
Затем он взял с собой Ясема и направился к карете.
Близнецы остались в отчаянии. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Затем подумали об одном и том же, и побежали в сторону пекарни.
Встав перед каретой, архиепископ Кирилл призвал всех внимать его словам и сказал:
– Братья и сестры мои! Римская Церковь есть отступник и Антихрист. Она изгоняет нас, а мы молим Бога о том, чтобы наши посланники вернулись к нам с благой вестью, и мы найдем землю нашего спасения.
В это время пекарь Дрдоличек доставил позолоченный сундук с припасами. Его с трудом водрузили на карету.
– Какой тяжелый! – пыхтел Кошичек, – какие припасы вы туда набили?
Дрдоличек ответил:
– Люди многое принесли.
Граф Жиротинский, прощаясь, обратился к Яну:
– Брат мой, Кошичек привезет вас в постоялый двор моего друга в Лигнице. Это почти на полпути до Лешно. Его имя Дворжек. Я уже написал ему, и он вас ожидает. Вы туда прибудете к ночи.
Ян поблагодарил графа.
Спустившись, Златоуст присоединился к ним, а архиепископ Кирилл произнес напутственные слова и благословил.
– Да пошлет Бог Яну–Любящему и Златоусту счастье в пути.
Ян, Златоуст и Ясем заняли места в карете, а Кошичек сел на место кучера и крикнул:
– Эй, Эй! Вперед смелей!
Карета тронулась, сопровождаемая пением женщин.
