Ольга Вечная
Веселый Роджер
Глава 13
Вера
В этом громадном торговом центре, по которому они с Ариной ходят целый день в поисках одежды для очередной фотосессии Кустовой, телефон ловит отвратительно и через раз. Вере приходится то и дело выглядывать из отделов в ожидании ответа от Белова. А потом, получив один из них, в ужасе искать страницу его студии в соцсети.
До этой минуты Вера не знала, что от страха может тошнить, а ладони умеют становиться такими влажными, что хочется их вытереть о полотенце, будь на это минутка.
Пусто. Ее фотографий нигде нет. Пока нет. Ответ на мобильный приходит специально через несколько минут, чтобы Вера успела в красках представить разочарование и отвращение в глазах родителей. «Шутка». От бессильной ярости становится дурно. Вик над ней издевается, посмеивается над доверчивой дурехой. Будто и без него проблем мало.
– У тебя всё нормально? – Арина выходит следом за Верой. – Артём пишет?
– Нет, от него не было ни одного сообщения, кроме как когда я заберу остальные вещи.
– Может, пока не стоит торопиться с этим? Вы такая красивая пара, созданы друг для друга. Мама говорит, и я с ней согласна, что он одумается, вот увидишь.
Арина ни о чем не догадывается, и Вера не собирается ей жаловаться.
– На этой неделе заберу, подруга обещала свозить на машине. Не хочу тащиться на метро с чемоданами.
– Хочешь, я Вика попрошу? Он не откажет.
– Нет! – отшатывается Вера, но под недоуменным взглядом Кустовой быстро добавляет, взяв себя в руки: – Только не Вика, пожалуйста.
– Ты из-за того случая, что ли? Да ну, Вик уже и забыл давно, что ты его с радужным флагом в руках представила. Ха, сменить пиратский на разноцветный – отличная идея!
Какое счастье, что Арина сама отлично отвечает на собственные вопросы.
– Слушай… – Вера медлит, – не хочу показаться бестактной, но… Я так поняла, что с Виком случилось что-то плохое в прошлом?
Они идут вдоль рядов, ища взглядами информацию о скидках, Вера нервно расстегивает-застегивает ремешок часов, корябая запястье.
– С чего ты взяла?
– Создалось такое впечатление.
– На эту тему я не разговариваю. Извини.
– Это ты извини. Просто… Вик рассказал историю «Веселого Роджера»: что это отпугивающий, предупреждающий об опасности флаг. Поэтому мне стало интересно, от чего флаг должен отпугивать в его случае.
Арина замирает в недоумении, удивленно смотрит на Веру, ее большие зеленые глаза несколько раз моргают, накрашенный яркой помадой рот приоткрывается.
– Вик тебе это рассказал? Серьезно? – Она поправляет волосы, поджимает губы. – Очень странно.
– Это секрет?
– Видимо, уже нет. – Арина передергивает плечами. Кажется, она чем-то сильно недовольна, обижена. Как будто ревнует. Глупости, с какой стати? – Могу поспорить, он уже и думать забыл о том неудобном случае, так что выбрось из головы. Если понадобится помощь, думаю, Вик не откажет.
– Артёму это точно не понравится.
– Ты ж рассталась с Тёмой, а не мной. А Вик такой же мой брат, как и его. Кстати, Артём мог бы и лично привезти тебе сумки. Да и вообще, помочь хотя бы первое время.
– Мы расстались на такой нехорошей ноте, что лучше совсем не видеться.
Тогда в машине, по пути на работу, сразу перед нырянием в канаву, Вера заявила ему, что больше так не может. Что Артём обращается с ней пренебрежительно, и ее это не устраивает. Она уходит навсегда.
А потом этот красивый, успешный мужчина орал. Кем она себя возомнила, чтобы бросать его?! Такая, как она, должна держаться за такого, как он, как за спасательный круг – руками и ногами, ублажая пирогами и оральными ласками каждый вечер. И Вера от всей души послала его к черту. На что Артём тут же выпихнул ее из СВОЕЙ машины, кредит за которую она помогала выплачивать, а потом еще и отомстил, вернувшись.
Ее должно было насторожить еще два года назад, что о своих бывших он всегда говорил как о тупых курицах. А Веру носил на руках, красиво ухаживал, обнимал, называл самой-самой. Ей был двадцать один год, и любви хотелось так, что очевидное не воспринималось всерьез.
– Слушай, Вер, прикроешь меня в эти выходные? – как бы невзначай спрашивает Арина, рассматривая разноцветные короткие платья в одном из модных отделов. Ее туфли на чудовищной платформе добавляют десять сантиметров росту, отчего и без того стройная девушка кажется тощей и угловатой.
– От кого?
– От родителей, кого же еще. Можно я снова скажу, что осталась у тебя? Мама только тебе и верит из всех моих друзей. – Она закатывает глаза.
– А сама где будешь?
– С Марком, конечно, – светится Арина широкой, открытой улыбкой. – Только ни слова Артёму. Достали меня эти старшие братья! Еще хуже родителей, которые до сих пор требуют возвращаться не позже десяти и регулярно отзваниваться. Можно подумать, мне пятнадцать лет! Вот ты молодец: уехала из дома после школы и живешь самостоятельно. Никто в твои дела не лезет. Меня же не пускают даже с ночевкой! А мне двадцать!
– Можешь быть уверена, Артёму я точно не скажу, – усмехается Вера. – Вот это померь, умоляю! Тебе пойдет. И кстати, когда ты мне уже представишь своего загадочного и неотразимого Марка?
– Скоро. Будь уверена, он произведет впечатление.
* * *
С Ариной Вера проводит весь свой выходной, но все хорошее когда-нибудь заканчивается, пора ехать домой. Размышления о потерянной жизни, должно быть, уже заждались ее, затаились в уголках пустой квартиры и потирают несуществующие ладони – предвкушают момент, когда можно будет вцепиться в ее горло и душить, давить, пока не уничтожат. Товарищ Гугл тоже считает минуты, когда Вера в очередной раз введет в строку поиска свои страхи: он единственный, кто согласен говорить с ней о самом важном.
Следующим вечером, возвращаясь с работы, Вера вновь не спешит домой, но на этот раз пойти больше некуда, а обычный маршрут как будто становится короче, торопя оказаться в безвкусно-цветастых стенах крошечной съемной квартиры и еще раз хорошенько обо всем подумать.
Познакомились они с Артёмом давно, еще в колледже, два года учились в одной группе на повара-технолога. Он уже тогда Вере понравился. Веселый, уверенный в себе Кустов не мог остаться незамеченным и активно этим пользовался, закрывая сессии за «красивые глазки». Но тогда она держалась от парней, подобных ему, как можно дальше, подсознательно чувствуя опасность, да и Артём не проявлял особых знаков внимания.
Когда же они случайно встретились через год, ей показалось, что он изменился: стал серьезнее, хочет остепениться. Ему было уже двадцать семь. Самое время заводить семью, не так ли? И Вера ее завела, еще как завела в своих мыслях и фантазиях. Да как тут было вести себя иначе, если Кустов и родителям ее представил, и жить вместе позвал. И домой к ней ездил, у отца руки просил!
Красиво все было, романтично. Бабушка плакала, благословляла их с иконой в руках. Артём подарил дорогое кольцо, назначили дату свадьбы. А потом началось: то кредит за машину, то новая работа – не до праздников. Дела пошли резко в гору, а отношения ухудшились. Артём по-прежнему общался с Вериными родителями по скайпу, телефону, и они были от него без ума, вот только к ней отношение становилось хуже и хуже.
Это происходило постепенно, не сразу: не за день, не за неделю и не за месяц. Иначе бы Вера точно заметила. Сначала сошли на нет интимные отношения – Артём как будто перестал нуждаться в них так остро, как раньше. Затем вечерами, вместо совместного досуга, он начал предпочитать посиделки за компьютером в одиночестве. Комплименты практически исчезли из речи, а вот острые замечания и подколки стали появляться все чаще. Это копилось.
Новая работа в «Восток и Запад» забрала Артёма на семь дней в неделю, лишив выходных. Зарплата выросла в три раза, кредиты были погашены, но радости это не принесло. Теперь он говорил только о себе и своем ресторане, о знаменитых гостях, которые периодически посещали модное заведение, но между тем продолжал настаивать на ребенке. Вот получится – они тут же и распишутся. А пока – какой смысл?
Обдумывая все это сейчас, Вера не понимает, почему не ушла от него раньше. Неужели так сильно любила? Любила, еще как – всем сердцем, каждой клеточкой. Артём был у нее первым и единственным, и другого она не хотела.
Давно пора спать, завтра в одиннадцать их с Виком ждут в клинике, чтобы сообщить результаты анализов. Вера ходит по своей съемной квартире, заламывая руки и кусая губы. То сердце разгоняется так, что дышать тяжело да в висках бахает, то слабость накатывает, голова кружится, будто от голода. Но она ела сегодня, точно ела. Или это было вчера?
Что-то странное с ней творится. Вера не из тех, кто думает сердцем, в ее решениях всегда преобладал расчет, как минимум здравый смысл. Она все делала правильно: школа – переезд в Москву – училище – работа. Закончила кучу дополнительных курсов, посетила все доступные ей кулинарные мастер-классы, чтобы стать успешной, задержаться в столице, зацепиться. Личная жизнь всегда оставалась на втором месте: не до нее было, некогда. Слишком много времени забирали на себя мальчики, чтобы допустить их присутствие. Позже появился Артём, Вера влюбилась. А потом угроза болезни, и она бросилась в объятия Белова, как безумная.
Ей это не свойственно. Она не из тех, кто способен на спонтанные глупости.
Когда ВИЧ попадает в кровь, то организм реагирует на него как на простой вирус гриппа, отзываясь недельным недомоганием. Вера точно знала, что болела как раз после расставания с Тёмой. Все сходится.
Ей двадцать три, следующие годы она проведет в сражениях за жизнь, постоянно думая о том, как бы не заразить кого-то из близких. Родителей, например. Других близких у нее уже не будет никогда. Какой мужчина в здравом уме ляжет со смертельно больной женщиной? Видимо, Вере суждено было влюбиться единожды. Ее взрослая жизнь началась с Артёма, на нем и закончится. Один мужчина навсегда. Вот только выглядит это в ее случае совсем не романтично.
Она опять плачет, как маленькая, брошенная, никому не нужная. Одинокая в своем бесконечном горе. И никто ее не пожалеет, никто не догадается даже написать пару слов. Всем на нее плевать.
Вера смотрит на свои пальцы с коротко остриженными ногтями, и они двоятся перед глазами. На каждой руке по десять, честное слово.
* * *
Белов, должно быть, не в своем уме. Адекватный человек отреагировал бы иначе на ее сообщение о возможности диагноза-приговора. Вероятно, ей следует держаться от него подальше. Если бы кто-то признался Вере в своем положительном статусе, она бы на всякий случай прокипятила после него посуду. Или выбросила бы ее вовсе, мало ли.
Жуткие шрамы Вика говорят о большой беде, которая осталась в прошлом и вопросы о которой моментально блокирует Арина. В прошлом ли? Странные правила наводят на мысли, что он до сих пор варится в своем горе, не желая никого подпускать близко. Зачем ему Вера? Хорошо провести время? Развлечься?
Если подумать серьезно, Белов ни разу не настоял на своем, не надавил на нее. Хотя чувствовал, не мог не чувствовать, что она была готова с ним на всё. Сорвало крышу. У Веры?! Да быть не может! Эта неделя была самой странной в ее жизни. И самой незабываемой.
Вот уже шесть утра, Вера выплакала все, что было возможно, и идет на кухню, чтобы залить в организм очередную порцию жидкости. Через пять часов она узнает правду. Осталось всего пять часов. Когда впереди была неделя, думалось: «Как скоро! Слишком мало времени для подготовки к приговору». Последние же часы тянутся бесконечно долго.
Нет, Вера не выдержит плюсика напротив своей фамилии. Умрет на месте. И так будет лучше. К борьбе она не готова. Бедные мама с папой, за что им это? А без них она вряд ли потянет лекарства и съемную квартиру.
Родители ни о чем не должны узнать. Веру отправляли в больницу каждый раз, когда температура приближалась к тридцати восьми. В инфекционке их небольшого городка девочку знали в лицо, у нее была любимая кровать и место у окошка. В детстве мама постоянно мерила ей температуру, на всякий случай, чтобы знать – с этого ритуала начиналось каждое утро. Серьезно, до школы Вера думала, что так делают все: умываются, чистят зубы, зажимают под мышкой градусник, завтракают. Ее потчевали иммуномодуляторами по поводу и без, панически боясь любых инфекций и вирусов. Однозначно, мама не выдержит новостей о ВИЧ.
Сколько же у Веры всего было мужчин? Что, если посчитать? Делать-то все равно нечего. Она сидит в коридоре на полу, в темноте, загибает пальцы и рыдает в полный голос, захлебываясь и подвывая себе самой. Никогда она так не плакала, не знала даже, что способна на подобное. Первую неделю после новости ходила в шоке, как будто в ступоре. Все ждала, что Артём позвонит и скажет: диагноз ложный. Затем все мысли занимал Вик. А потом он ее выгнал. Веру дважды выставили на улицу за последние три месяца.
Несколько свиданий, пара поцелуев и Артём. Вот и все ее прошлое.
Шесть двенадцать. А-а-а! За окном темно, но город уже начинает пробуждаться, люди стоят на остановках, с которых, газуя, резво стартуют автобусы. Белов наверняка сладко спит под своим пиратским флагом. А Вера здесь совсем одна, без всякой защиты, готовится к завтрашнему дню, не чувствуя в себе сил даже встать на ноги и добраться до спальни. Так и вырубается на линолеуме крошечного коридора своей студии в двадцать четыре квадрата.
Подскакивает в половину десятого и сразу идет в ванную, разминая затекшие после сна на полу мышцы. Невыносимо тянет шею и где-то в районе поясницы. Душ, кофе и тусклое солнце из окна насыщают энергией, которая вылилась из нее за бесконечную ночь слезами. Ужас уступил место молчаливой решительности. Вера мрачно смотрит на кусочек шоколадки, который достала к кофе, и думает о том, что сегодня, должно быть, самый важный день в ее жизни.
Белов ждет у входа в клинику. Интересно, давно? Не позвонил, не написал. Одет в рубашку, неформальный темно-синий костюм в его стиле и белые кеды.
– Готова? – спрашивает вместо приветствия.
– Расскажешь, зачем нужен был весь этот цирк перед твоим отцом, если с тех пор ты не позвонил и не написал ни разу?
Неважно, что Белов подумает и как выглядят ее слова. Хуже уже не будет. Вера так злится на него, что хочет стукнуть.
– Цирк, как и всегда, нужен был зрителям. А главной актрисе я приготовил подарок, он в машине. За оказанную услугу.
– Не стоило беспокоиться, мне было не сложно.
– Мне тоже.
Когда они в прошлый раз заходили в больницу, он держал ее за руку, сейчас этого не хватает. До фотографий уже нет дела: страх засветиться на весь интернет резко меркнет рядом с угрозой жизни. Вера смотрит на Вика и не верит, что эта неделя в его объятиях вообще была. Он так холоден и спокоен. Никак не выдает то, что помнит, как целовал ее грудь, слизывал шампанское с ключиц. Как шептал на ухо, что хочет ее до трясучки. Просто идет рядом как ни в чем не бывало. Агрессивные татуировки выглядывают из-под белого манжета рубашки, мятежный дух дико контрастирует с классикой.
Почему мужчины так жестоки к ней? Стоит довериться, пустить в душу, Вера тут же становится ненужной. Должно быть, дело в ней самой. Радости последняя мысль не добавляет.
«Как ты мог забыть?!» – хочется кричать на Белова и бить кулаками по груди, игнорируя первое правило. Но она никогда так не поступит. Молча идет рядом, часто моргает, прогоняя слезы. Когда они уже выльются все, бездонный колодец там у нее, что ли?
Перед самым кабинетом Вик вдруг останавливается, поворачивается к Вере, обхватывает ладонями ее лицо.
– Все будет хорошо, слышишь? Мы живем в двадцать первом веке, с ВИЧ можно дотянуть до восьмидесяти. Это давно не приговор.
Все, что он говорит, – полный бред, но она кивает. Хочет услышать от него совсем другое, но делает вид, что рада и этому. Вера начинает медленно ненавидеть его за неоправданные ожидания.
Врач им улыбается, приветливо кивает. Смотрит долго сначала одну папку, потом другую. Складывает руки на столе, снимает очки и начинает говорить. Сейчас в целом мире существует только его спокойный, тихий голос.
Вера не замечает, как снова оказывается в черном «Кашкае». Вик смотрит на руль, молчит. Она тоже молчит. Сегодня вдруг выяснилось, что от этой недели не было ровным счетом никакого толка. Да, анализы на данный момент отрицательные, но ВИЧ может обнаружиться в крови в течение аж полугода, а прошло только три месяца с последнего, опасного полового акта.
Вера сжимается в комок, вспоминая вопрос доктора о сроках. Ответил на него Вик за нее. Ответил правильно, с раздражением в голосе. Ему будто не хотелось говорить на эту тему, но он говорил. Все верно, в последний раз с Артёмом она спала три месяца назад.
Этот день должен был стать самым важным в ее жизни, а превратился в очередную ступень. Им объяснили, что, пока не будет точных данных, нельзя становиться донорами, беременеть, заниматься незащищенным сексом. А новых партнеров следует предупреждать о рисках. Можно подумать, в этом случае Вере в принципе светит секс. Можно подумать, ей вообще когда-то захочется им снова заниматься.
На этом моменте врач пожелал удачи, сказал, что большинство зараженных на сроке в три месяца уже определяются, так что у Веры с Виком хорошие шансы. Нужно верить в лучшее. Но на учет их поставили.
Вере казалось, что она не переживет прошлую ночь. А теперь ей нужно перетерпеть еще три месяца! Да лучше бы ее пристрелили прямо сейчас! Что может быть хуже ожидания?
«Живите обычной жизнью», – сказал доктор. И еще раз перечислил все то, что ей делать нельзя. Они записались на следующий прием в середине августа – Вере предстоит худшее лето в жизни.
И вот они с Беловым сидят в машине, слушают скребущую тишину, от которой иглами отчаяния покалывает сердце. Зачем она к нему села? Вик повел, и она пошла, потому что в шоке. Нужно уходить. Куда только? На мост сразу?
– Ты что-то говорил о подарке. – Голос звучит хрипло.
Вера тянет время изо всех сил: хочется как можно дольше побыть рядом с кем-то, кто знает и не отшатывается. У них с Гуглом, конечно, отличные партнерские отношения, но пусть поисковая система отдохнет от девушки хоть пару часов.
– Да, точно. – Вик тянется на заднее сиденье и достает чехол для ватмана. Открывает, вытаскивает листы, разворачивает и показывает Вере.
Она смотрит несколько секунд, ахает и закрывает рот рукой, жадно шаря глазами по большой фотографии. На ней Вера, никаких сомнений. Раскованная, возбужденная Вера в мокрой, ставшей почти прозрачной майке. Фотография черно-белая, обрезанная и тщательно обработанная, совсем нет ощущения, что это домашняя съемка. Лица не видно. Только грудь, острые ключицы, плечи, подбородок и губы. Чувственные приоткрытые губы, которые манят, просят, чтобы их коснулись. Хотя бы пальцем.
Вера смотрит, не веря глазам. Неужели она может быть такой красивой и соблазнительной?
– Нравится? – спрашивает Вик.
– Очень, – честно признается она.
– Я ее сделал для тебя, никто больше не увидит, обещаю. Делай с ней все что хочешь: повесь в рамку или выброси. Она только твоя.
– А электронные варианты?
– Удалил.
– Тебе можно верить?
– Не обижай мою маму, она меня хорошо воспитывала.
– Артёма она тоже воспитывала.
Кажется, его призрак всегда будет маячить между ними. На что они вообще надеялись, уединяясь в квартире Белова?
– Ты сейчас в «Веранду»? Я подвезу.
– Нет, домой. Взяла отгул.
– Говори адрес.
Вик открывает навигатор в телефоне, и Вера диктует улицу и номер дома.
А сердце ноет от досады, что Белов больше не зовет к себе, делает вид, что ничего не было. Если бы между ними был секс, она бы решила, что Вик получил, что хотел, и больше не нуждается в ней. Но секса не было. Вера была так ужасна, что ему и не хочется? Ах да, у нее же, вероятно, ВИЧ. Она косится на Вика, не поворачивая головы, ловит себя на мысли, что неосознанно царапает запястье. Оно так чешется, будто укусил кто-то. Скорее всего, Белов тоже знаком с продажной сволочью Гуглом, и тот ему охотно выложил все, что до этого – Вере.
В машине играет гадкий шум. Несколько мужчин кричат в истерике что-то на английском, а Вик ничего – терпит, губами шлепает, подпевая. Что одна песня уже закончилась, а другая началась, Вера определяет только по меняющимся символам на магнитоле. Еще и названия есть у каждой, надо же.
– Спасибо за фотографию, мне очень нравится, – говорит Вера, понимая, что они скоро приедут. И разойдутся. Навсегда.
Вик делает музыку тише.
– Я же обещал, помнишь? Да и тебе спасибо, отец хоть немного порадуется за меня. Ему это важно. Спит и видит, чтобы я женился.
– Мои тоже ждут-не дождутся внуков. Да, вот здесь останови. Надо было им рожать еще ребенка, глупо делать ставки только на одного.
Вместо того чтобы высадить Веру у подъезда, Белов паркует машину поблизости, глушит двигатель и поворачивается. Его взгляд как будто растерянный, серьезный. Нельзя было Вере с ним связываться, он брат ее бывшего – очень некрасивая ситуация. Их отношения неправильные, осуждаемые обществом. Как она выглядит со стороны? Путалась с двумя братьями.
Вик ей так нравится. Вчера она нашла тысячу доводов держаться от Белова подальше, а сегодня смотрит на него и понимает, что скучала. Прошлая неделя стала безумием. Ласки без каких-либо договоренностей и обязательств. Легкие отношения не ее стиль, но всю прошлую неделю она только ими и жила, дрожала от предвкушения увидеть его вечером.
Нужно что-то сказать напоследок.
– Можно потрогать твою татуировку на шее? Она кажется как будто объемной, – произносит Вера неожиданно для себя.
Глаза Вика на миг расширяются в удивлении, но он кивает. Вера, едва касаясь, проводит пальцем по тонкой надписи под правым ухом, а он наклоняет голову и трется щекой о тыльную сторону ее ладони, прикрывая глаза.
– Там написано: Hope. Love, – говорит ей.
– «Надежда. Любовь», да? Нужна еще вера, Вик. Как же ты без веры?
– Хреново. – Он смотрит в глаза, и она опускает свои, почему-то сильно смутившись.
Кажется, Вера снова задыхается. Хочется вцепиться в плечи Вика и прильнуть всем телом, чтобы спрятал, защитил, закутал в свой черный флаг. Но ему это не надо. Мужчины берут чужие трудности на себя только в кино да в мечтах наивных школьниц.
– Ну что ж, пока. Если нужна будет еще помощь с родителями, ты звони, – говорит она, хватаясь за ручку двери и понимая, что уже в третий раз пытается продолжить разговор, а Вик не делает и шага навстречу. Должно быть, Вера выглядит смешно и жалко. Он хохочет в душе над ней. Пора уходить.
– Вообще-то нужна, – вдруг произносит Вик неестественно громко. – У Софии день рождения на следующей неделе, и она сказала, что без тебя меня не пустят к столу.
– Ох.
– Билеты я оплачу, лететь недолго.
– Мне нужно посмотреть рабочее расписание.
– Прилетим в четверг вечером, в субботу или воскресенье обратно. Сам праздник в пятницу. Подумай. Как решишь, напиши мне.
Вера кивает, выходит из машины с фотографией в руках и, глядя вслед отдаляющейся черной иномарке, думает о странных вещах. Например, о том, что ей надеть в следующую пятницу. Белов непредсказуемый, непонятный и, возможно, самый неподходящий для нее мужчина, но что бы ни ждало Веру в Сочи, здесь, в полном одиночестве, будет еще хуже. Погибать в ожидании диагноза, захлебываясь в слезах, жалости к себе и обиде на Артёма, она не намерена. Выбор очевиден: пережить еще девяносто таких ночей, как прошлая, нет ни малейшего желания. Открытым остается один вопрос: щедрое приглашение Вика говорит о его симпатии к ней или же дело действительно только в родителях?
