Ольга Вечная
Веселый Роджер
– Всё в порядке, я поменялась сменами. Обычно работаю два дня через два.
– Понял.
– Вик, тебе из-за меня придется рано встать. Нарушаешь собственное правило?
Он замирает и поднимает глаза. Качает головой, сверлит взглядом, выражение лица становится жестким. Вере не по себе, она невольно ежится.
– Правила нельзя нарушать никогда, ни при каких обстоятельствах, – произносит Вик отрывисто, затем возвращается к еде и уже другим, спокойным голосом добавляет: – Утро по-моему – это к одиннадцати. Так что будь готова к этому времени. – Он подмигивает ей.
Когда они заканчивают ужинать, на часах почти два ночи. Вера идет в душ, коря себя за то, что наелась перед сном. Не слишком полезно для фигуры, да и вообще для пищеварения. Но в последний раз она ела в обед, а ласки Белова вытянули всю душу вместе с силами. По пути она прихватывает его майку, в которой спала прошлой ночью и которая так и лежит, аккуратно свернутая, на диване, как Вера ее оставила утром, собираясь на работу.
Большой свет в комнате выключен, горит только монитор компьютера, за которым сидит Вик в наушниках, покачивает ногой в такт музыке. Увидев Веру, быстро улыбается одними уголками губ, давая понять, что рад ей, но сейчас его лучше не трогать. Снимает наушники.
– Мне нужно закончить этап проекта и отправить заказчику до начала сегодняшнего рабочего дня. Ты ложись, надеюсь, я тебе не помешаю.
– Конечно, работай. Я буду как мышка.
Вера юркает под одеяло, утыкается в подушку, вдыхая оставшийся на наволочке запах его кожи, и улыбается, понимая, что он ей нравится. А еще очень нравится лежать в кровати Белова, пока он сидит за компьютером и работает. Вик говорит с ней мягко, она его не раздражает и не мешает. Он не против, чтобы она была здесь, у него дома, и от этого понимания хочется улыбаться.
Вера засыпает, украдкой поглядывая на его напряженное, хмурое лицо, очертания которого видны в свете монитора. Она старается подглядывать за Виком так, чтобы объект слежки не заметил, не почувствовал ее внимания. Она все еще слегка возбуждена от его бесстыдных ласк, вспоминает ощущение тяжести его тела на себе. Но делает вид, что спит, дабы не мешать. Вера не строит иллюзий насчет этого парня, который не собирается быть с ней долго и уж точно не влюбится в нее. Белов вообще не из тех, кто влюбляется. Но сейчас, в данную минуту, когда сам факт ее жизни находится под вопросом, Вере кажется, что нет места безопаснее, чем на этом импровизированном пиратском корабле, где над головой развевается устрашающий «Веселый Роджер». Пусть он отпугивает других от нее. От них обоих.
Глава 9
Отчеты непотопляемого пирата. Запись 5
Разумеется, она опять проснулась раньше. Я шарю по кровати – пусто. Приоткрываю один глаз – сидит на диване, поджав ноги, листает каталог саун и зон отдыха «Релакс».
– Какой выпуск? – спрашиваю, закрывая глаза и потягиваясь.
Я снова отлично выспался рядом с ней, Вера безукоризненно следует правилам. Молодец.
– Двадцать пятый, – отвечает она, к счастью, без всяких «доброе утро, котенок, зайчик, мусик-пусик, солнышко».
– На четырнадцатой странице моя работа.
Вера листает журнал.
– Тут написано: Ольга Орлова. Твой псевдоним?
Я смеюсь в голос, прячась под одеялом:
– Значит, на девятой.
– Точно, Виктор Белов. Красиво! Не представляю, как такое можно придумать. Ты гений.
– Это первый мой проект, который напечатали в журнале и который выиграл какой-то там конкурс. Не думай, что я помню все журналы и страницы, где размещены мои работы. Это было бы странно.
Поднимаюсь с кровати, смотрю в телефон: десять-десять, одно новое сообщение о том, что Кустов доступен. Ладно, сейчас не до него.
– Через двадцать минут выходим, – говорю я, направляясь в ванную.
– Я готова.
Вера и правда одета и собрана. Красивая, ухоженная, волосы заплетены в косу, темно-зеленое платье, которое вчера не удалось толком рассмотреть, эффектно облегает стройную фигуру. Выглядит полностью спокойной, уверенной в себе. Надеюсь, настрой удастся сохранить еще на несколько часов, пока будут длиться процедуры. В любом случае, я собираюсь быть рядом.
– Я бы предложила сварить тебе кофе, но кровь, скорее всего, требуется сдавать натощак.
В машине мы едем в основном молча, недолго обсуждая погоду, заторы на дорогах, музыку по радио.
Клиника не новая, но современная, светлая и просторная, выглядит как международный центр медицины – весьма представительно и пафосно. Что нравится, так это идеальная чистота, приятная атмосфера, небольничные запахи и улыбчивые девушки в регистратуре. Ну а на первом месте, разумеется, отсутствие очередей!
В кабинете врача Вера вдруг бледнеет, едва не синеет. Я беру ее за руку, когда мы сидим в креслах, и говорю сам. Она держится неплохо, но смотрит в пол. Отвечает на вопросы коротко, по сути. Я честно сообщаю, что мы решились на полную проверку потому, что ее бывший недавно нас ошарашил чудным сюрпризом. Кроме того, вероятно, ВИЧ может быть не единственным цветком в букете, так что неплохо бы сдать на все, что можно. Решаю, что информация о том, что мы с Верой не встречаемся и не спим, в данный момент не имеет значения. Пусть все выглядит так, будто мы в одной лодке. Денег эта клиника дерет немало, зато доктора абсолютно тактичны, безукоризненно вежливы.
Следующий час мы не пересекаемся, медсестры водят нас из кабинета в кабинет. Худенькая девушка, которой на вид лет восемнадцать и которая через минуту запихнет мне ватную палочку в мочеиспускательный канал, улыбается и задорно подмигивает, когда я приспускаю трусы. Она никак не выказывает шок, увидев мои шрамы на животе, левом боку и в паховой области, что говорит о высоком профессионализме. Произносит только:
– Старые раны не беспокоят?
– Нет, все функционирует довольно неплохо. На данный момент.
Она серьезно кивает.
– Готово, молодец. Можешь одеваться. Если будут какие-то проблемы, приходи. Обсудим. У нас, кстати, работают очень хорошие психологи.
– Спасибо, буду иметь в виду.
Она говорит без сочувствия в голосе, и мне это нравится. На будущее, на всякий случай, запоминаю ее фамилию и имя, напечатанные на бейдже.
Освобождаемся мы около часа дня. Вера выглядит неплохо, улыбается, хотя и заметно, что нервничает. Некоторые анализы будут готовы уже через пару часов, но большинство – самые важные – только через неделю, поэтому мы договорились с врачом о встрече в следующий понедельник.
– Нужно будет отметить вечером, – говорю я, следя за выражением Вериного лица.
– Хорошая идея.
– Поедешь со мной в студию? Представлю тебя как ученицу, – предлагаю, гадая, как взбодрить и развеселить ее. – Буду фотографировать разврат. Чужие сиськи-письки, как говорит Арина. Обычно на съемки я никого не пускаю, но сделаю исключение. Тебе понравится. Тем более что семьдесят процентов женщин бисексуальны.
– Что-о-о? Иди ты, Белов! – возмущается Вера до глубины души и смеется. Округляет глаза, упирает руки в бока.
– Ну а что? Я не шучу. Как раз проверим, относишься ты к задорному большинству или унылому меньшинству.
Мы садимся в машину.
– Не отношусь я никуда, – буркает она, а щеки пылают огнем.
Кажется, я кого-то случайно раскусил.
– Сегодня у меня Варвара Ради. Она очень хороша. – Подмигиваю. – Просто секс. Ну же, решайся. Больше приглашать не буду.
– Нет, нет и еще раз нет! Тем более у меня работа. Добрось до метро, пожалуйста.
– Я тебя подвезу до ресторана. Как хочешь, – делано тяжело вздыхаю. – Варя любит девочек, кстати. Мм?
– Прекрати!
– Тебе ее фото понравились, я заметил, как долго ты их рассматривала в прошлый раз.
– А тебе она как? – Вера сердится, хмурится, красная как рак.
Да что я такого сказал-то? Смеюсь. Она серьезна, будто даже злится, но заметно, что тоже едва сдерживает улыбку.
– Стояк не мешает работе?
– Я привык, – пожимаю плечами.
– И что, совсем-совсем не возбуждаешься во время съемок? Не встает даже? – Вера входит во вкус, развивает тему. Лучшая оборона – это нападение, ага. Полностью повернулась ко мне, глаза горят.
Такая она мне очень нравится. Пожалуй, слишком сильно.
– Ну-у. Я бы сказал, привстает, – снова смеюсь.
– Совсем чуть-чуть?
– Ага. Совсем слегка.
Я стискиваю ладонью ее колено, она тут же опускает руку на мою, но быстро отдергивает ее, кладет рядом.
– Фу, как непрофессионально, – тычет в меня пальцем.
– Только не сдавай никому.
Эту тему мы еще некоторое время мусолим, затем я высаживаю Веру у «Веранды», а сам направляюсь в студию.
Но на этот раз у меня не встает и даже не привстает. Съемка получается отвратной. Вряд ли удастся выбрать и пару фотографий спустя два часа каторжной работы. Нет, Варя прекрасна как обычно, каждое ее движение, взгляд идеальны и фанатично отрепетированы. Беда во мне.
Чем больше я думаю о предстоящей встрече с Артёмом, тем сильнее злюсь. На подъезде к студии я едва не отменил съемку вовсе, потому что от нетерпения увидеть брата дрожали руки. Но следовало это сделать раньше, так как Марина к двум часам уже убила на модель кучу времени, готовя образ. Впрочем, к концу фотосессии понимаю, что стоило все же перенести планы. Ладно, наконец я в машине. Честно, я себя контролирую. Понятия не имею, почему нарушаю скоростной режим.
«Ауди А5» Кустова брошена на служебной парковке у ресторана «Восток и Запад». Это очень дорогое и элитное место, поверьте на слово. Я знаю, кто делал дизайн: приглашенный француз с псевдонимом RoseF, весьма известная личность в определенных кругах. Его работы, которые попадались мне во время учебы, повергали в трепет и восторг. А когда «Восток и Запад» только открыли, я ходил туда как в музей на экскурсию, чтобы набраться вдохновения и почувствовать себя бездарностью.
Ладно, я веду этот мысленный монолог только для того, чтобы немного отвлечься от предстоящей встречи. Обстановка заведения сейчас не имеет никакого значения, я приехал с другой целью.
Выхожу из машины, включаю сигнализацию и иду к парадному, богато отделанному входу.
После армии Артём поступил на какого-то там менеджера, а потом резко свернул в сторону ресторанного дела. Учился на повара вместе с Верой, даже поработал по специальности какое-то время, но в нем быстро распознали нетривиальные организаторские способности, которые намного выше, чем кулинарные. Уж поверьте мне, я рос с этим парнем в одной семье и точно знаю: готовить он не умеет. Зато уже три года справляется с ролью управляющего в жутко дорогих заведениях.
Мой брат именно сейчас, в данную минуту, возможно, медленно умирает. И хоть он мне не кровный родственник и мы редко общаемся, да и раньше не особенно дружили, точнее, продрались все детство так, что у каждого имеется пара шрамов от стычек, но я действительно его люблю.
Артём полная скотина, которая не уважает женщин и менее успешных, чем он, мужчин. Самонадеянный жестокий придурок, который печется только о собственной заднице, прилично помотал нервы маме, принявшей его как своего и даже усыновившей. А занять место рядом с отцом шестилетнего ребенка ой как непросто. Я был слишком мал, чтобы что-то помнить о времени, когда мама ушла от отца к дяде Коле, но по обрывкам рассказов родственников кое о чем в курсе…
Захожу в просторный, искусно убранный зал, за столиками которого ведут неспешные беседы состоятельные люди. Ищу взглядом Артёма.
…Так вот, я люблю его как брата, несмотря на все косяки, и прямо сейчас продам все, что имею, если понадобятся деньги для спасения его шкуры. Не задумываясь. И мое сердце кровоточит от понимания того, через что Артёму предстоит пройти. Я не слишком хорошо осведомлен в вопросах борьбы с вирусом иммунодефицита, доктор сказал, что расскажет нам обо всем в следующий понедельник. Если будет необходимо. Но предполагаю, что дело это непростое. И полного излечения не существует.
Я бы отдал все, что только мог, если бы было возможно спасти этого любвеобильного идиота, через которого баб прошло столько, что, ручаюсь, сам он лиц и половины не вспомнит.
Но вместо этого я, обнаружив его выходящим из туалета в дальнем, огороженном конце зала, – нас здесь не видно ни работникам, ни гостям – подхожу близко и замахиваюсь. Артём улыбается (в кои-то веки рад меня видеть), но, прежде чем успевает открыть рот, получает по морде. Со всей силы. Я вкладываю в удар всю злость от его безалаберности, бездумности, глупости, поставившей под удар его жизнь, а также судьбу ни в чем не повинной хорошей девушки.
Он выше меня почти на голову, но так как не мог ожидать подвоха, падает, не способный устоять, еще и ударяется своей безмозглой башкой о кафель.
– Ты что натворил, придурок?! – срываюсь я, едва удерживая себя от желания хорошенько пнуть, пока он, беззащитный, лежит у ног, но уже начинает подниматься.
Артём занимался боксом, да и крупнее меня. Другой возможности побить его не будет.
Он вскакивает, толкает меня со всего маха, но я готов. Делаю шаг назад и сохраняю равновесие, бью в ответ ладонями по его груди, и чудо – он снова падает.
Прекрасно отдаю себе отчет, что камеры в углах закутка снимают каждое движение.
– Мать твою, ты чего творишь?
Пошатываясь, Артём вновь поднимается на ноги, готовый к обороне и атаке. Ладони сжаты в кулаки, тело мгновенно принимает стойку, но бить его я больше не собираюсь. Я ж не идиот, его руки длиннее моих. При равных условиях у меня нет ни единого шанса. Губа брата разбита, из носа течет кровь, щека быстро краснеет, распухает.
– Ты о существовании гондонов вообще в курсе?!
Я тоже в оборонительной позиции, наготове, если он кинется давать сдачи. Мы сверлим друг друга полными ненависти взглядами.
– Че, она уже поплакалась тебе? – Артём брезгливо поджимает верхнюю губу, морщится. – Побежала вприпрыжку жаловаться? Почему к тебе-то?! – Кажется, он поражен. – Вот шлюха, да еще и воровка! Советую пересчитать деньги после ее ухода!
– Черт, ты вообще осознаёшь, что натворил?!
– Еще не до конца, – рычит он, ощупывая лицо и сосредотачиваясь на ране. Видимо, понимает, что дальнейших нападений не планируется.
– Ладно, твоя жизнь, ты взрослый мужик, подыхай от чего выберешь сам. Но девка-то не виновата ни в чем! Любила тебя, детей от тебя хотела, ноги раздвигала, доверяя.
– Иди ты к черту, Белов. И так паршиво, ты еще с траханой претензией. Считаешь, я сейчас о Вере беспокоюсь? Ты вообще в курсе, чего мне навыписывали гребаные врачи и о чем рассказали? Какая жизнь мне теперь предстоит, какое будущее ждет? Да я об этой шалашовке думаю в последнюю очередь! – Артём выплевывает слова так, что слюни долетают до меня.
Качаю головой, отступая. Говорить с ним больше не о чем. Этот спор ни к чему не приведет, свое отношение я высказал, его мнение услышал.
– Мать бы пожалел, – бросаю через плечо.
– Подобрал ее, да? – кричит он мне вслед.
Я уже на середине зала. Замираю, но не оборачиваюсь. Люди в дорогих костюмах и платьях отрываются от своих дел, недовольно таращатся на нас. Охранник направляется в мою сторону.
– Ты вечно все за мной подбираешь: одежду донашиваешь, в игрушки доигрываешь, баб моих пользованных трахаешь. Сначала Настя, теперь Вера. Прешься, что ли, от этого?
Руки сжимаются в кулаки, тело напрягается так, что едва не болит. Я стискиваю зубы и губы, огромным усилием воли удерживая себя на месте. Да, я был с Артёмом жесток, но он ударил словами ниже пояса, наотмашь, без шанса достойно ответить. Понимаю, что я в бешенстве. До такой степени в бешенстве, что готов кинуться на него и бить, бить, пока не размозжу череп или пока не размозжат мой.
– Давай, трахай ее! – слова врезаются в спину, когда я открываю дверь на улицу. – Она мне больше не нужна. Бревно, оно и есть бревно!
И прежде чем официанты и охранники приходят в себя и добегают до меня и Артёма с целью прекратить эту душераздирающую и никому не нужную семейную сцену на глазах у дорогих гостей, я показываю ему средний палец и закрываю за собой дверь.
«Ему уже хватит, расплатится за всё сполна», – уговариваю себя по пути в машину, но чувствую, как трясет от желания вернуться немедленно. Хочу заткнуть ему рот, поставить на место, отомстить, причинить так много боли, как только смогу. Мне надо подраться, немедленно. Куда девать эту злость, от которой распирает, голова вот-вот лопнет?
Да, в этот момент я ненавижу Артёма всей душой. Рука онемела, болит, только сейчас замечаю кровь на костяшках пальцев. Давненько я не дрался. Возможно, выбил ему зуб или сломал нос. Левой рукой, уже в машине, набираю сообщение: «Если нужны деньги – помогу». Он отвечает не сразу, коротко: «Знаю».
Часть II
Глава 10
Отчеты непотопляемого пирата. Запись 6
Чистый голос Дэнни режет перепонки из колонок «Кашкая», заполняет машину, разносится по улице из окон – у меня отличная аудиосистема. Дэнни, как и всегда, чувствует мое настроение, орет в уши о гребаной гравитации, которая тянет к гребаным воспоминаниям, которым нет конца. Как Артём вообще мог припомнить Настю?
Малые транквилизаторы, подобранные мне врачом, практически не обладают седативным действием, а тревожное состояние прогоняют на раз. Отличная вещь, выдается по рецепту, легальным способом по-другому не достать. Проблема в том, что, зараза, вызывают привыкание, поэтому, дабы не сторчаться, приходится частенько включать мозг. Иначе, единожды вкусив счастье посредством таблеток, то и дело тянет их глотать по поводу и без.
Вот и сейчас, после разговора с Артёмом, так и хочется закинуться, но я этого делать не стану. Лучше покурю, послушаю музыку, подумаю о чем-нибудь приятном.
Достаю мобильный, листаю в нем фотографии Веры с задранной майкой, сделанные украдкой в тот странный день, когда она прибежала в мой дом вымокшая и расстроенная. Смелая. Да, именно такой она мне показалась в мокром белье, с грязными разводами по лицу и телу, и это выбило опору из-под ног. Захотелось творить с ней разные вещи, проверить границы этой самой смелости. Так сильно захотелось, что не получилось отказаться от этих желаний за столько времени. Это пугает, потому что отказываться я умею очень хорошо. Я спец в деле обламывания себя.
У меня очень хороший врач, с которым мы здорово общаемся уже восемь лет. Однажды, после очередных новомодных курсов в Штатах, он решил с помощью гипноза победить мою психотравму. И действительно, достучаться до истоков проблемы у него получилось. А потом я едва не подох от болевого шока прямо на его дорогущем индийском ковре, у покрытого лаком стола из цельного дерева. Причем боль пришла сама по себе, без какой-либо физической причины, потому что все, что могло зажить – давно зажило, что могло истлеть – развеяно по ветру. С тех пор мы не экспериментируем, а просто следим за тем, чтобы я не увеличивал дозировку. Периодически меняем препараты, чтобы не подсел окончательно.
Любите секс, друзья, он прекрасен!
Барабаню пальцами по ноге в такт музыке.
Ради него хочется жить, дышать, просыпаться утром. Любите свою работу или хобби. Если вы достаточно смелы, чтобы привязаться к кому-то надолго, полюбите женщину. Вкусная еда, хорошая музыка, спорт – все это поможет радоваться жизни без психотропов. Мне помогает, по крайней мере.
Пожалуй, стоит заехать на объект и посмотреть, как идет ремонт в отеле, курирование которого мне передали полностью, хотя изначально шла речь только о спа-комплексе.
С Маратом Эльдаровичем кипит война не на жизнь, а на смерть. Он то и дело присылает мне фотографии золотых гобеленов, малахитового цвета обоев и картин в резных рамах. Я же каждый раз все это мягко отметаю, терпеливо объясняя, что международный бизнес-отель должен быть обязательно выдержан в строгих тонах, определенном, принятом во всем мире стиле. Мы работаем на конкретную аудиторию, точнее бизнесменов, прилетающих к нам по делам, и богатство-шелка-ковры – это худшее, чем можно их встретить. Но бесполезно! В холле, прямо напротив конференц-зала, все же будет фонтан и статуя обнаженной девицы с ангелочками и кувшином. Отстоять удалось только отсутствие позолоты.
А вечером я заеду за Верой и снова отвезу ее к себе домой. У меня есть неделя, чтобы продвинуться с ней дальше поцелуев. Пожалуй, не стоит терять зря время. К черту транки.
Глава 11
Вера
Виктор Белов ведет себя как джентльмен. Кто бы мог подумать, что этот невозможный мужчина, в гардеробе которого из обуви только пять пар кедов разного цвета, не сделает ни одного действия, которое бы могло как-то обидеть или испугать Веру. Он с ней нянчится, не иначе.
Как они провели вчерашний вечер? Купили две бутылки шампанского, сели на кровать. Вера в его длинной зеленой майке, без лифчика, в одних крошечных трусиках, он – в спортивном костюме «Найк» с доверху застегнутой молнией. Вик откинулся на спинку кровати, удобно раскинув ноги, она между них, на коленях.
– Сегодня я собираюсь поступать подло, – объявил он, подмигнув. – Мы будем пить либо пока ты не разрешишь раздеть себя, либо пока не закончится выпивка. – С громким праздничным хлопком Вик открыл первую бутылку, сделал глоток. – Неплохо, но я знаю способ, чтобы улучшить этот вкус. Попробуй шампунь, Вера. Только не проглатывай. А теперь иди ко мне.
Он поцеловал ее, приоткрывая губы своими и выпивая сладкое шампанское прямо из ее рта. Первый раз получилось неудачно, они пролили половину на одежду, темное постельное. Вера поспешила оценить зону поражения.
– К черту простыню, не отвлекайся. Хочу еще.
Вик смотрел на нее, касаясь кончиками пальцев щеки. Его зеленые глаза горели предвкушением, губы были влажными, соблазнительными, дерзкими. На все готовыми – Вера это знала. С ним рамок нет, он безбашенный. Ей хотелось как-то назвать этот взгляд, слова вертелись на языке, но лучшее, наиболее точное определение пока выбрать не получалось. Так на нее мужчины еще не смотрели.
Вера потянулась, провела языком по его подбородку, собирая остатки напитка, усмехнулась и сделала еще один большой глоток, смакуя приятный дорогой вкус. Чувствуя, как покалывают пузырьки.
– На хрен стаканы, да же, Вера? – сказал Вик, улыбаясь. – Дай теперь мне.
Она протянула ему бутылку и через несколько секунд пила, обливаясь, шампанское из его рта, пуская его язык к себе, лаская его своим. Открывалась широко, пока вкус «Мондоро» не потерялся полностью, заменившись вкусом Вика.
Ее пальцы либо сжимали бутылку, либо были стиснуты под коленями, чтобы не забыться, не запустить их в его русые волосы, не провести по плечам, сжимая, не потянуться к молнии на кофте и не дернуть ее вниз резко, чтобы прильнуть к груди следом.
Они допивали первую бутылку мокрые, липкие, пьяные, посмеиваясь и целуя лица друг друга. Ласкали без рук, лишь губами, языками, взглядами, обжигая частым дыханием. Вера ерзала на собственной пятке, забываясь. Желая большего.
– Просто положи мою руку туда, куда хочешь, – прошептал Вик ей на ухо, сжав ладонями ее бедра. Погладил, слегка надавливая. – Просто сделай это. Ты дрожишь.
Она и правда дрожала.
– Ты уже влажная, Вера?
О да, еще какая влажная.
– Я чувствую твой запах. – Он втянул через нос полную грудь воздуха и выдохнул Вере прямо в шею. – Ты влажная для меня. Это дико заводит.
Он потянулся за новой бутылкой, а Вера думала о том, что, если бы Белов сейчас повалил ее на кровать, накрыл своим телом, развел широко ее ноги, она бы даже не пискнула, не смогла бы отказать. Просто не смогла бы, и всё. Но сама? Сделать этот шаг первой? Зная, что, вероятно, носит в себе вирус?
И хотя Вера понимала, что через защиту передать его практически невозможно, риски стремятся к нулю, страх оказался сильнее. Просто каждый раз, когда она об этом думала, появлялся ступор.
Возможно, влияло воспитание: ее с детства пугали вероятностью случайно заразиться. Вера никогда не делала маникюр в салоне, не делилась своими ножничками или одеждой с подругами, к стоматологам ходила только проверенным, не позволяла себе и поцелуя с малознакомыми парнями. Слишком много лет ей вдалбливалась осторожность, через которую даже современные знания не давали переступить. Вопрос «А вдруг?» – рушил весь настрой. Знай она раньше, как глупо попадется, берегла бы себя так фанатично? Она попросила Вика не переступать установленные ею границы, и он молча кивнул. Что ж, не он один может устанавливать правила.
Тем временем Белов открыл вторую бутылку, в этот раз менее удачно. Пена хлынула из горлышка, и он недолго думая направил ее на Верину грудь, намочив и без того мокрую футболку.
– Вечер обещает быть горячим. – Вик, проводя языком по нижней губе, открыто любовался видом ее груди с торчащими сосками, обтянутой мокрой тонкой тканью. – Ты просто бомба, Вера, – восхищенно присвистнул он, вызывая ее смех. Наклонился и втянул в рот сосок, вызывая стон.
Вера выгнулась, подавая ему грудь и щипая себя, дабы не вцепиться Вику в волосы, не прижать его лицо плотнее. Это пытка какая-то! Почему ей нельзя обнять его? Что за жесткие рамки?! Она обязательно выяснит, что с ним случилось. Она должна это знать.
Вик набрал полный рот шампанского и перелил часть в ее рот, затем соскочил с кровати, налетел на стул, чуть не упав при этом.
– Твою ж мать! – выругался, стараясь не потерять равновесие. Вера смеялась, глядя на него. – Ты напоила меня.
– Ты куда? Мы не допили еще. – Она видела, как оттопыриваются его свободные штаны. Самоконтролю это не способствовало.
– Хочу кое-что сделать. – Вик взял с полки фотоаппарат, достал из чехла.
– Что? Не-ет! – запротестовала Вера, натягивая одеяло до шеи. – Ни за что на свете!
– Прекрати, ты потрясающая.
– Спятил? Я же тебе сказала, что не люблю фотографироваться. Тем более в таком виде! Перестань, Белов, мы так не договаривались!
– Всего несколько кадров.
– Никогда!
– Потом удалим. Честное слово. Ты всегда встаешь раньше, сама всё и почистишь. Вера, клянусь, только для домашнего альбома, – подмигнул он ей, – никто никогда не увидит эти фото.
– Потом все удалим?
– Если захочешь.
– Честное слово?
– Честное пиратское.
– Я не умею позировать, Белов.
– К черту позирование. Ненавижу позирование. Убери на хрен это одеяло. – Он резко сдернул с нее ткань и бросил на пол. – Ты слишком хороша, чтобы просто смотреть на тебя сейчас.
Под пристальным, раздевающим взглядом Вика Вера чувствовала себя самой красивой и сексуальной. Она слишком много выпила – однозначно, и на самом деле, должно быть, выглядела кошмарно. Но она действительно привстала на колени, убрав волосы набок, при этом майка съехала с другого плеча, оголяя.
Вик щелкнул камерой.
– Мать вашу, и все же я снимаю порнушку! – произнес с восторгом.
Он приблизился и сфотографировал ее лицо, грудь, вид сбоку. Упал на колени, сделал несколько кадров, вскочил на кровать, а Вера легла. Она лежала у него между ног, выгибаясь в мокрой майке, смотрела в объектив камеры, а Белов нависал над ней, расставив широко ноги, фотографировал и нервно улыбался.
Вик снова рухнул на колени, чикнул и наконец опустил камеру.
– Смотри. – Он поднес к лицу Веры левую, наиболее сильно исколотую тату руку. – Смотри, пальцы дергаются. – Белов не обманывал. – Смотри, что ты со мной делаешь, а? Нравится тебе это? Доводить меня вот так, до ручки, и наблюдать?
– Ты считаешь… – Вера приподнялась на локтях и сказала прямо в его сладкий от шампанского рот: – что я чувствую себя как-то иначе?
Он лизнул ее губы, а она его тут же, следом.
– Какого черта ты это терпишь, Белов? Сегодня четверг, скоро неделя, как мы просто целуемся. Где грань твоего терпения? Когда я ее перешагну уже?
Вик хрипло засмеялся, щелкнул ее еще раз и положил фотоаппарат на пол около кровати.
– Знаешь что, Вера? – сказал он, закрыв глаза, в ее губы, периодически касаясь их языком. – Тебе, может, не приходило в голову, но я не преследую никакой цели. Иногда процесс так хорош, что стоит заниматься им ради самого процесса, м? Подумай об этом.
Вик взглянул на часы.
– Тебе на работу вставать через три часа, я предлагаю закругляться. – Он еще раз чмокнул Веру в губы, подмигнул, встал с кровати и ушел в душ.
Через десять минут она заняла освободившуюся ванную, а когда пришла, Вик спал в чистой одежде на новом, сухом постельном. Вера легла рядом, к нему спиной, съежилась, не касаясь и гадая, как можно заснуть после случившегося. Тело ждало разрядки его не интересовали ни ее будущий диагноз, ни правила Белова.
И вот сейчас, следующим утром, она лежит рядом, листая фотографии в его бессовестно дорогом фотоаппарате, пылает от стыда все сильнее после каждого нового кадра, не решаясь удалить их. Хочется сначала показать Вику и посмотреть на реакцию. А может, и сохранить, чтобы иногда пересматривать, напоминая самой себе, какой раскованной и смелой Вера может быть, когда захочет.
Белов тихо спит рядом на спине. Еще бы – половина седьмого, в это время его и фейерверк под ухом не разбудит. Пару дней назад она решилась и вымыла-высушила феном голову в его квартире. До этого каждое утро уезжала к себе, чтобы собраться на работу. Вера сделала это на свой страх и риск, ожидая каждую секунду, что он откроет дверь ванной и накричит на нее, что разбудила. Но этого не случилось: Вик спал как убитый, а потом, днем, сказал, что даже и не слышал шума.
Она роняла ключи, гремела, собираясь, ей звонили на мобильный, но он никогда ничего не слышал, просто крепко спал.
Любопытство накрывает с головой, дышать становится нечем. Вера захлебывается в нем, тонет, не в силах бороться. Она откладывает фотоаппарат и минуту сидит рядом с Виком, внимательно наблюдая за красивым расслабленным лицом. Да, сейчас оно кажется ей красивым, ведь Вера так хорошо его выучила за последние дни, так часто целовала. Работала, жила, думая о касании этих самых тонких губ. Наверное, ежедневные поцелуи Вика – это единственное, что поддерживает ее в ожидании результатов анализов.
Что он скрывает? Вера ему не чужая. Нет, только не после того, что случилось накануне, да и в предыдущие вечера. Имеет ли она право знать? Наверное, нет. Но что случится плохого, если узнает? Вряд ли это отвратит ее от него. Тем более Вик ни о чем не догадается. Она никогда никак не выдаст, что в курсе. У нее, конечно, есть предположения, но хочется их проверить.
Вера убирает с его груди одеяло, внимательно следя за лицом. Белов спит.
Проходит одна минута, вторая – Вера сверлит взглядом. Что ж, она одним глазком. Всего на одну секунду. Дрожащей рукой берет кончик ткани его длинной синей футболки, тянет вверх и на себя, заглядывая. Резинка трико едва прикрывает бедренные кости, затем начинается кожа. Вера видит всего кусочек, пять на десять сантиметров, дальше оголять не решается, но этого хватает, чтобы замереть и ахнуть. Кожа красная, бугристая, местами коричневая, бледно-розовая. Зажившая, но по-прежнему выглядящая воспаленной, нездоровой, обожженной. Кажется, она пылает, горит. Притронься пальцем – будет больно.
