В это невозможно поверить, но Белов действительно спит.
Как в плохом кино, отключился прямо на ней сразу после… хм, процесса. Мерно сопит, расслаблен. Щеки румяные, на губах блуждает загадочная улыбка. Выглядит полностью довольным жизнью и собой.
Вера глубоко вздыхает, зажмуривается и повторяет про себя несколько раз: «Пожалуйста, умоляю, пусть результат последнего анализа будет отрицательным».
На все готова, лишь бы этот кошмар закончился и за единственный раз их неосмотрительности ей не пришлось заплатить его жизнью. Ладно Белов без царя в голове, но она-то как могла забыться и позволить чувствам победить осторожность?! Еще ВИЧ ему не хватало до кучи…
«Молодец, – шепчет ему одними губами, поглаживая по волосам, пропускает пряди сквозь пальцы. – Я тебя нисколечко не люблю, чертов безрассудный кретин. Так же сильно, как и ты меня. На дух не переношу. Видеть не хочу. Пришла, чтобы избить тебя хорошенько. Что и сделала. А то, что лежу в твоей постели голая, все еще чувствуя пульсацию внутри после тебя, мой хороший, и этот приятный дискомфорт, когда много месяцев без секса и вдруг сразу сильно, ярко и на всю катушку, – лишь подтверждает вышесказанное. Да же?»
«Ты меня предал, сбежал, как последний трус, бросил, когда был нужен. Ненавижу».
Аж руки дрожат, так осторожно гладит, только бы не разбудить.
Белов переворачивается на спину, и Вера тут же юркает ему на грудь, под мышку, именно туда, куда так долго стремилась попасть. Кажется, она только что победила его кошмар почти десятилетней давности, этих гребаных Чердаков, которые до сих пор приходят ночами в сновидениях и продолжают сжигать его душу с той же невообразимой жестокостью, с которой до этого изуродовали тело.
Только бы повезло и угроза ВИЧ ушла в прошлое.
Теперь Вера лежит на Вике, водит пальцами по его груди, вырисовывая замысловатые узоры. Волосков не находит, ни один несчастный не выжил после ожогов. Но какой же здесь холод! Взгляд на сплит – табло показывает плюс семнадцать. Вот чокнутый белый медведь, как бы себе не отморозил… что-нибудь. Она осторожно поднимается на локте, натягивает край покрывала.
Она ведь обещала себе помочь ему, чего бы ей это ни стоило.
«Чего бы ни стоило», – повторяет мысленно, сжимаясь в комочек от страха, нахлынувшего волной воспоминаний.
Белов либо спит некрепко, либо вовсе притворяется, но, почувствовав это ее движение, слегка напрягает руки, сильнее прижимая к себе, медленно, словно неосознанно поглаживает по спине, бедру, успокаивая. Он горячий, как печка, хочется продолжать лежать рядом, греться, вдыхая любимый аромат и чувствуя себя в безопасности.
Вера не удерживается и осторожно проводит кончиком языка по коже. Солено.
Наверное, полный идиотизм – отдаться мужчине через несколько часов после того, как пытались изнасиловать. Должно быть, она себя совсем не уважает.
Один из страшнейших женских кошмаров едва не стал явью, от ужаса колотило, тошнило, трясло. Она дралась на пределе возможностей, двигалась как в тумане, держась на одном адреналине. Сопротивление выглядело жалким и бесполезным, но надежда на то, что Белов вот-вот зайдет в комнату и поможет, стащит Артёма с нее, придавала сил. Продержаться минуту, другую, пять, десять…
А ведь Вера не могла позволить себе даже укусить Артёма во время насильственных поцелуев или хорошенько поцарапать. Вдруг не рассчитает силы и поранит кожу? И что потом? Опять полгода ежемесячных анализов? Она просто сжимала зубы, отворачивала лицо, отталкивала, неспособная и на сантиметр сдвинуть нависшую над ней каменную глыбу.
Артём ее не бил, только держал, целовал, трогал. Якобы нежно. Трогал везде. Как будто женщину можно возбудить одной физической стимуляцией и нежеланные прикосновения способны спровоцировать ответ.
Вик прав, центр удовольствия находится в голове, и только. Никогда трусы не станут мокрыми, если мужик противен, что бы он ни делал, как ни старался, насколько бы умелым, опытным и привлекательным ни был. Сегодня Вера поняла, что умеет отважно сражаться.
Началось все будто в шутку. Кустов вел себя трогательно, казался забавным, обнимал ее. По-дружески, за плечи. Словно ее поддержка особенно важна и необходима. Вера его мягко отталкивала, уговаривала позвать Вика, приводила тысячу аргументов, что пора братьям мириться, что это поможет Артёму в борьбе за жизнь. И молилась про себя, чтобы Белов не зашел в эту минуту, а то надумает себе того, чего нет и быть не может. Спустя несколько минут она орала, как сумасшедшая, только бы он услышал и заступился.
Но Артём сказал, что Вик не поможет. Не осмелится. Сбежит. Всегда будет выбирать одиночество и прикрываться трагическим прошлым. И оказался прав.
«Зачем тебе такой мужик? Да, хороший, порядочный, но самые главные качества в нем выжгли напрочь. Никогда он не сможет принять себя, а значит, и тебя. Вся жизнь с ним – бег по гребаному кругу».
И правда, как спутники. Белов крутится вокруг своей трагедии, Вера – вокруг него.
Потом Артём внезапно перестал. Отпрянул от нее, отошел к окну, замер, как статуя, ссутулившись, пока она слезала с дивана и, обессиленная, на дрожащих ногах, по стеночке, пробиралась к входной двери. Он кинулся следом, и Вера, откуда-то почерпнув новые силы, рванула вперед, к людям. К кому-нибудь, кто может помочь справиться с этим психопатом, с которым еще полгода назад она охотно спала, переживала, если он не хотел ее тело, отворачивался в кровати, ссылаясь на усталость, соблазняла бельем и кружевными сорочками…
Отвратительный, мерзкий, чужой мужик. От запаха его пота тошнило, от прикосновений сковывал ужас. Раньше Вера думала, что случись подобное – растеряется и впадет в ступор. Но нет, силы духа в ней больше, чем можно вообразить.
Кустов преследовал до остановки. Уже не нападал. Просто шел следом в своей замызганной одежде, со сбитыми руками, грязной головой. Никогда этот мужчина не позволял себе появиться в столь плачевном состоянии на людях. А сейчас будто боялся Веру отпустить окончательно. Шел, согласный на все: и на разговор с братом, и на то, чтобы остаться добрыми друзьями, поговорить с мамой, чтобы та не принимала союз Веры и Вика в штыки. Предлагал всяческую помощь.
Сволочь, уговаривал ее вернуться за обувью, подвезти куда угодно. Твердил, что вспышки агрессии вызваны таблетками, что он раскаивается. В конце концов, не ожидал, что Вера откажет. Ведь она столько раз сдавалась, принимала его, получала удовольствие от близости. Да еще какое! А потом любой их конфликт считался исчерпанным. Как будто только сейчас осознал, что между ними всё – точка. Ни шанса на примирение. Словно его измен и прочих поступков для этого мало.
Незнакомая старушка пожалела Веру и одолжила немного денег, чтобы сначала спастись от Кустова, а потом, уверившись, что он не едет следом, отправиться домой.
Поначалу сильно хотелось домой, а точнее – к маме. Но потом Вера вдруг пропустила нужную остановку. Не для того, чтобы нажаловаться Белову, посмотреть ему в глаза или лично уведомить, что между ними все кончено. Нет, она хотела его побить. Чем и занялась с порога. Огромное чувство к этому мужчине не могло исчезнуть мгновенно, оно по-прежнему было живо и распирало, но переродилось во всепоглощающую обиду и требовало выхода эмоций.
И вот сейчас Вера рассматривает своего «ненастоящего», ненадежного, считающего себя проклятым парня, изучая вблизи измененную огнем до неузнаваемости кожу, задумывается, что бы стало с Артёмом, получи он такое тело. Продолжал бы болтать на тему готовности к взрослой жизни?
Под неровностями кожи у Вика спрятаны тугие мышцы – ни капли лишнего. Вера водит пальцами по его животу и выше, ощупывая пресс, рельефы груди. Она ведь ни разу не трогала его торс, ей доставались только руки и шея.
«А ты крепкий красавчик, оказывается, – улыбается она, – но никто никогда об этом не узнает. Занимаешься в спортзале только для себя, верно? Перед каждым выходом на улицу напяливая несколько слоев одежды, под которыми красота мужского тела бесследно теряется. Жилистый, а с виду выглядишь скорее худым, чем мускулистым. Мог бы на пляже ловить взгляды и улыбки девиц, не случись с тобой страшного в юности».
«Что же с тобой теперь делать?»
Флаг пиратский сорвал, на полу валяется. Надо же. На стене даже пятно осталось более светлое. Наверное, долго там висел. Надо бы постирать.
На комоде таблеточки свои разложил, готовился. Решил вернуть ее брату, наглотаться транков и замерзнуть в одиночестве? Еще один дурацкий план, Белов.
Вера смотрит на него, так сладко спящего, поглаживает. Хотя следовало бы положить сверху подушку и надавать посильнее. Видимо, решил, что она вдруг передумала и захотела снова со всего маху на убойные грабли под названием «Кустов», чтоб уж пришибло навсегда.
«Какая же цепочка мыслей тебя привела к этому дурному выводу? Что творится в этой голове?» – Вера гладит его по лбу.
«Ну как тебе доверять теперь? – Опять хочется на него кричать. – Чего еще навыдумываешь?»
Лишь бы правда до убийства не дошло. Когда она сказала Белову про нападение, ужаснулась. От шока и ярости лицо Вика побледнело, а глаза потемнели. Вера поняла сразу, что он сейчас поедет к Кустову и случится беда. Кажется, конфликта между братьями из-за нее избежать не получится. Надо убедить Вика, чтобы не совершал глупостей. Но пусть уж как-нибудь даст понять Артёму, чтобы тот больше никогда к ней не прикасался.
Наверное, будет правильным встать и уйти. Белов не заслуживает прощения, виноват во всем не меньше родственничка. Она ему верила, как никому никогда, а он наглядно показал, что ее любовь для него значит ровно ноль. Подонок.
Но ей хочется остаться и закрепить результат. У них же получится еще раз?
Вера принимает решение для начала тщательно вымыть ноги, ведь по улице ходила, а теперь в кровати валяется. И поменять постельное. И пол протереть. Мало ли какую грязь с собой принесла.
По пути в душ она прихватывает огромный флаг с жутким черепом, закутывается в него, потому что квартира превратилась в морозильную камеру. Выключает сплит совсем.
Запихивает черную ткань в стиральную машину, сыпет побольше порошка.
Моется долго, с остервенением драит себя мочалкой. Засосы, разумеется, не оттираются, теперь нескоро сойдут.
Вера упирается ладонями в кафель, давит, напрягаясь, стоит под горячим потоком воды, склонив голову.
Случившееся можно пережить. Женщины сильные, а ее ведь не изнасиловали. Всего лишь проверяли. Она стискивает зубы, прищуривает глаза. Опять тестировали. Она сыта по горло гребаными проверками обоих братьев. Сил нет уйти, страшно остаться. Страшно принять неверное решение.
Ладно, хватит отмокать, небось скоро и вовсе растает. Вера выключает воду, отодвигает створку кабины и на секунду замирает, встречаясь взглядом с Беловым, подпирающим спиной дверь.
Смотрит на него с вызовом. «Давай, спроси, не после твоих ли прикосновений чищусь. Ну, задай этот вопрос! Покажи, что безнадежен и ловить с тобой нечего, и я уйду немедленно. Потому что достало биться головой о непрошибаемый череп кричащего об опасности ”Веселого Роджера”».
Она ищет в зеленых глазах малейший повод к побегу, но не находит. Белов смотрит на нее жадно, голодно. Хочет. Вера опускает взгляд ниже и понимает: еще как хочет. Наверное, давно наблюдает. Понравилось, значит, наживую, по-настоящему? Слегка и против воли она самодовольно улыбается. Он в ответ – тоже, одними уголками губ.
Надо же, голый стоит, не прячется. Быстрым движением Вик облизывает сухие губы. Смотрит серьезно, остро, пронизывающе. Шарит взглядом по ее распаренному телу. Кажется, он просто не способен думать ни о чем другом, кроме как…
Веру бросает в жар, несмотря на то что она и без того разгорячена душем. Она ведь знает теперь, как это – когда он сверху и внутри. Как двигается – нетерпеливо, сильно и требовательно, вместе с тем осторожно, смакуя каждое ощущение. Как дышит и ускоряется, когда кончает. Она знает, какой он, когда изливается в нее. Как сдержанно стонет, теряя контроль над толчками бедер, становится резким и диким. Как дрожит после, пульсируя внутри. А потом задыхается и тихонько лижет шею, благодарит, не справляясь с охватившей гаммой эмоций. Просто не справляется, потонув в них, отключается, не заботясь даже о том, чтобы выйти из нее, перенести часть веса на кровать.
Белов хочет еще.
И кажется, Вера тоже.
Но надо что-то сказать. В этой ванной и так слишком жарко. Обмениваясь только взглядами, они достигают эффекта длительной прелюдии, готовые сорваться и накинуться друг на друга в любую секунду. Но для второго раза слишком рано. Сама его возможность пока под большим вопросом.
Вера встает на прохладный кафель, окидывает Вика внимательным взглядом, улыбается широко и по возможности ехидно:
– Не знала, что ты обрезан. – Подмигивает ему.
Он тут же расплывается в улыбке, почесывает затылок. Кажется, смущается, но выглядит поувереннее, чем обычно. По крайней мере, не порывается схватить полотенце и прикрыться.
– Иди уже сюда, – говорит ей, раскрывая объятия.
И Вера идет, обнимает его, прижимаясь своей влажной грудью к его. Ее кожа кажется белоснежной и невероятно тонкой на фоне его красноватой и будто шершавой. Но это впечатление обманчиво, поцарапаться об него невозможно. Теперь она точно знает.
– Поговорим? – спрашивает она, не удерживаясь и пробегая кончиками пальцев по его твердым плечам.
Вик некоторое время молчит, лишь поглаживает ее не спеша. Либо думает о чем-то серьезном, либо просто борется с возбуждением.
– Ладно, – его голос звучит хрипло. – Обо мне или о тебе сначала?
– С тобой это сделали из-за изнасилования, да? Тебе таким образом мстили?
Надо поставить в этом вопросе точку. Вообще, пора все точки расставить, сейчас самое время.
– Ты думаешь, я ее изнасиловал? – уточняет он безэмоционально.
Непонятно, обижает Белова вопрос или он просто интересуется.
– Думаю, он считал, что ты это сделал. Чердак, да? Кто он ей был? Любовник? Брат? Отец?
– Отец.
Вера прижимается сильнее.
– Меня пытали. Психологи потом долго работали, но, видимо, не доработали. Мне немного сложно… жить, как все. Что ни шаг, то ошибка. Иногда они чудовищны. Да ведь, Вера? – Вик нажимает голосом.
Вспоминаются его слова о том, чтобы не прощала никогда, но понимала: цену он знает.
– Уж поверь, заметила, – кивает она ему, вздыхает и утыкается в грудь.
Так и стоят, обнимаются. Наверное, зря Вера его выбрала. Ведь предупреждал, что бардак в голове. Белов кажется таким уверенным и надежным, когда нужна его помощь, но моментально пасует, если требуется сделать шаг вперед к серьезным отношениям, заявить о своих правах на любимую женщину. Все его старания, положительные качества тут же меркнут, сам себе кажется недостойным. Себе, но не ей.
И что с ним теперь делать?
Он обнимает ее, гладит нежно, осторожно. Склоняется и целует в макушку. Даже сейчас, когда его в прямом смысле трясет от жажды заняться настоящим сексом, сдерживается.
Заботливый какой, даже вещи занес к Артёму, чтобы на первое время Вере хватило. Поехал домой, закутался в свой флаг, как в панцирь. Сидел да сгорал себе тихонечко, никому не мешая. Не привлекая внимания. Думал, что никому не нужен.
– Ты сможешь с этим справиться? – спрашивает у нее Вик через некоторое время. – С тем, что совершил Кустов. Я не знаю, что мне сделать и как себя повести с тобой, чтобы было правильно. Наверное, с ходу предложить снова потрахаться – не лучшая идея. Но на ум ничего другого не приходит.
Вера смеется. Но затем отстраняется и бьет его ладонями по груди. Опять, мерзавец, пытается уйти от главной темы!
– Белов, я готова тебя тушить всю жизнь, ты понял или нет, чертов придурок?! – Она ударяет кулаком по его груди, от неожиданности Вик напрягается, но никак не реагирует. Терпит. – Но клянусь, еще одно предательство, и все закончится, – говорит Вера резко, едва не переходя на крик. – Вбей это в свою больную башку наконец! Я себя слишком уважаю для твоих игр. Если ты так и не сможешь поверить в то, что тебя можно полюбить, то я бессильна. Ты сейчас на гребаном испытательном сроке, и поверь, ты даже не представляешь, насколько он шаток, черт тебя возьми, Белов. И да, я справлюсь с тем, о чем ты спрашиваешь. И все, что ты можешь сделать сейчас, – продолжает она тем же тоном на одном дыхании, – это предложить второй раз хорошенько потрахаться. Потому что в первый раз у тебя это вышло очень неплохо, но я верю, что ты можешь лучше и дольше, и…
Наверное, Белов устал болтать, сдерживаться или еще что, но дальше они целуются. Долго, страстно, как он любит и как научил Веру. С языком, мокро, задыхаясь, впиваясь в губы. Но теперь не только его пальцы повсюду – она действует на равных. Обнимает его руками и ногами, громко, чувственно стонет, шумно дышит, зная, что от этих ее эмоций Вик дуреет. Он так много целует ее шею, грудь, живот и ниже, действует жадно, нетерпеливо, как обычно кайфуя от ее влажности для него одного. Но ко всему прочему добавляется проникновение. Быстрое, глубокое, скользкое и такое нужное. Как раз вовремя, чтобы свести с ума обоих.
Она царапает спину о гладкий кафель, скрещивая ноги на талии Вика, а потом он сзади, как и хотел. За что готов был отдать жизнь еще недавно. Привычное к его ласкам тело отвечает на любое прикосновение так, как Вера никогда не ожидала от себя. Пусть он не первый у нее, но такой ее не знал ни один мужчина.
Ей нравится кричать для Вика. Нет, не во время оргазмов, потому что во время – не до криков, а просто показывая, как хорошо сейчас с ним, какое желанное удовольствие – ощущать его внутри, поощряя к более резким и сильным движениям.
После они лежат в ванной на голом полу, но холод кафеля оказывается кстати. Откинули головы, наблюдают, как стиральная машина отжимает флаг.
Долго так лежат. Только что Вера во второй раз в жизни трогала эрекцию Белова, но, кажется, на этот раз тушить его не нужно.
– Покурить бы, да? – говорит он ей.
– Фу, как банально, – отвечает она ему вяло, поднимая руку на уровень его глаз большим пальцем вниз.
– Обычный банальный мужик, чего ты ждала, не пойму.
Вырвавшийся у нее смешок получается истеричным.
Хорошо, что осталась. Тепло так, уютно с ним вдвоем, даже на полу в ванной.
– Метнешься на кухню за сигаретами? – спрашивает Белов с энтузиазмом.
Следующий ее жест ему – оттопыренный средний палец, который он тут же облизывает, затем повторяет то же с указательным и проводит языком между ними. Задерживается на этом месте, имитируя движения, которые обычно совершает ртом для нее там, отчего Вера снова дрожит. Узнаёт.
– Моя девочка, – говорит ей Вик, улыбаясь. А потом хмурится.
Моментально приходит догадка, о чем он думает. На самолет в Сочи они опоздали, и это плохо. Уехать на несколько дней сейчас – лучший вариант из возможных. Подумать, поговорить, продолжить познавать друг друга с учетом новых возможностей, зализывая душевные раны партнера. Позволить времени притупить его жажду мести. Может, есть ночные рейсы? Он ведь снова вспомнил об Артёме, какие могут быть сомнения?
Вера размышляет о том, что в ближайшее время нужно не допустить встречи братьев. У Кустова не получится испоганить их счастье, в том числе собственной гибелью или травмами. Что там Вик собирается с ним сделать?
Нельзя выпускать Белова из квартиры.
Кстати, ей показалось или они действительно обручились? Она косится на Вика, а он просто тупо пялится в потолок, снова кажется расслабленным и довольным.
Когда они добираются до комнаты, Вера первым делом берет его планшет, заходит в свою почту. Так и есть, письмо из клиники на месте, прислали несколько минут назад.
Она нерешительно протягивает планшет Вику, боясь даже не секунду оставаться на краю пропасти одна, узнать результат раньше. Он кивает, натягивает майку и трико, потом читает, хмурится. А через пару секунд показывает ей экран и самодовольно улыбается до ушей.
Иначе и быть не могло. Там написано совсем другое слово, но Вера читает его как «свободны!».
Хейле-лей!
Стоп! Давайте поговорим о моей работе. Ладно, согласен, хотя бы вспомним о работе. А также о маме, сестре, Артёме, клиентах, гребаном Костикове, который кинул всех в «Континенте», оставив разбираться с разъяренными заказчиками.
Не могу я позволить себе отключить телефон и выпасть из жизни на сутки. Вдруг что-то случится? Всегда казался обязательным человеком.
Откуда это снова прорывается? Хейле-лелей!
Будь что будет… К черту.
– Вера, ты идешь?
– Нет!
Не солгала. Бежит.