Ольга Сергеева
На круги своя
Глава 12
Их жизнь вошла в более-менее спокойную колею. Со стороны они, наверное, могли показаться людьми, которым просто не повезло с графиком отпусков, и вместо летнего морского отдыха им приходилось наслаждаться весенним городским. Они просыпались утром, готовили завтрак, ехали месить апрельскую грязь в парк, а вечера проводили дома. Василий постоянно ей что-то рассказывал, и Маше даже удалось вспомнить отдельные моменты из прошлого. Окружённая его заботой, она чувствовала, что оттаивает, возвращается, прогоняя из души все сомнения. Главное, что он в неё верил. Главное, что он был рядом.
Конечно, были вопросы, которые её волновали и казались нерешаемыми. Например, Алёна. Иногда ей казалось, что проще вообще перестать общаться с подругой, чем переступить через свой страх и позвонить ей. В конце концов, отталкивать людей было её жизненной стратегией. Она делала это в несколько этапов – для начала избегала сближения с кем-либо. Если же это всё-таки происходило, то она искала повод обидеться на человека. Он обязательно находился, и она с некоторым облечением прекращала всё общение. Всегда было приятно спрятаться в свою скорлупу, куда никто не залезет – потому что уже попросту некому. Маша подозревала, что примерно по такому сценарию и прекратила общаться с отцом, и теперь подсознательно пыталась проделать такое и с подругой, ставя себе бесконечные условия, которые надо было выполнить, чтобы наконец поднять трубку и сделать звонок. Новый телефон они ей купили – взамен украденного, но теперь Маша ждала, когда всё вспомнит – такой шанс всё же существовал, учитывая её некоторые успехи на этом поприще.
– И вообще, она же живёт недалеко, могла бы и зайти в гости, – пробурчала Маша как-то вечером. У неё было плохое настроение. Она пыталась что-то нарисовать, но получалось, по её мнению, из рук вон плохо. Она вообще подумывала о том, чтобы выкинуть все свои наброски и больше никогда не брать в руки карандаш. Это было заманчивой идеей, дарящей чувство, знакомое ей с детства – чувство безопасности, что возникает, когда ты перестаёшь стараться. Если ничего не делать – то и не опозоришься.
– Мышка, она живёт в другом городе уже лет пять, – Василий посмотрел на неё поверх телефона. Он как раз закончил ей зачитывать гневное сообщение Алёны. Судя по выражению его лица, ситуация его слегка забавляла, – так что придётся тебе уже перестать трусить и позвонить ей.
– Я не трушу, – она так сильно ткнула карандашом в бумагу, что грифель сломался. С тоскливым вздохом отбросив его в сторону, она подпёрла голову рукой, – просто это так сложно! Я ведь ничего не помню.
– Конечно, – терпеливо сказал Василий. Он отложил телефон в сторону и поднялся с кресла, – но она-то помнит.
Его тёплые ладони легли ей на плечи, разминая уставшие мышцы. От чего именно они устали, Маша точно сказать не могла, но, кажется, дело было в том, что в её возрасте достаточно было просто посидеть в неудобной позе, чтобы утомить ту или иную часть тела. Маша прикрыла глаза, чувствуя, что его прикосновения, вместо того чтобы расслаблять, запускают другие немыслимые процессы в её организме. Она вдруг представила, какие у него красивые, ловкие пальцы, как напрягаются мышцы на его руках, когда он сдерживается, старается не сделать ей больно. Такие мысли повторялись в её голове навязчивым рефреном всё то время, что Василий был рядом, и она точно знала, что и он испытывает подобные чувства. Иногда она замечала, что во время разговора он не столько слушает, сколько следит за её губами, теряя нить повествования. Он, казалось, использовал любой повод для того, чтобы её коснуться, как и сейчас. Было что-то безумно нежное и интимное в том, как его руки поднимались вверх по её шее, зарывались пальцами в волосы, растрепав её и без того небрежный пучок. Но Маша знала, что дальше поцелуя дело не зайдёт – он держал дистанцию. Возможно, считал, что ей нужно было немного освоиться и прийти в себя после того, что она пережила у Даниила. Возможно, он ждал первого шага от неё – что, наверное, было логично, но Машу эта идея вводила в состояние смущения и ужаса, поэтому она ждала инициативы от Василия.
Словно назло её мыслям, он убрал руки, вызвав её разочарованный вздох.
– Держи, тут, кхм, слетела, – он прокашлялся и протянул ей заколку. Она взяла её и непослушными пальцами собрала волосы обратно. Он пошёл куда-то на кухню, начал греметь там чайником, а Маша грустно и слегка раздражённо смотрела на чистый лист бумаги перед собой, пытаясь вспомнить, о чём же они говорили до того, как Василий своими руками лишил её возможности нормально соображать.
Получается, Алёна жила в другом городе, и у Маши оставалось всё меньше отговорок, чтобы ей не звонить. Какая, в принципе, была причина не звонить подруге, которая явно сильно за неё волновалась и была ей не чужим человеком? Они ведь дружили с самого детства – их отцы парковались на соседних местах на стоянке и, конечно, при встрече могли подолгу обсуждать своих «ласточек». В одну из таких бесед мающиеся скукой девочки и познакомились. Точнее, первая представилась Алёна, причём по имени-отчеству, ну а Маше от её напора деваться было некуда. Маша прикрыла глаза и улыбнулась. Наверное, стоило всё-таки позвонить Алёне, потому что с неё станется приехать из другого города или даже прилететь с другой планеты, чтобы растормошить бестолковую подругу. Они ведь были очень близки. Маша сильно горевала, когда она уехала…
Она затаила дыхание, боясь спугнуть появившуюся мысль, и потянулась за карандашом, лежавшим на краю стола. В груди появилось щемящее, тоскливое ощущение – Алёна уезжает, она больше не будет жить с ней в одном городе. Маша больше не сможет приехать к ней вечером посреди недели и упасть на маленький жёлтый диван – сувенир, оставшийся от совместной жизни Алёны с её бывшим парнем. Они не пойдут гулять на выходных, построив планы буквально за час до выхода, она не прибежит к ней на обеденный перерыв выпить кофе в картонном стакане…
Карандаш был сломан, и Маша с гневным восклицанием снова отбросила его. Она открыла ящик стола, нашарила какую-то ручку и начала торопливо записывать то, что пришло ей в голову. Маша узнала, что Алёна собирается переезжать, когда они встретились в парке жарким летним днём. Это было их традиционное место, хотя Алёнка ныла, что дома под кондиционером было бы во сто крат лучше.
– Привет, коза! – Алёнка радостно кинулась ей на шею, – Как ты замучила пропадать!
– Прости, прости меня! – засмеялась Маша, сжимая её в объятьях. Она обожала её обнимать, это всегда возвращало её в детство. Алёна навеки осталась для неё нескладной девчонкой с кривой чёлкой (которую она, конечно же, подстригла сама). С ней всегда было спокойно и хорошо.
Они купили по стакану ледяного кофе и рухнули на лавку около прудика.
– Какой кошмар, градусов сто на улице, – Алёнка буквально растеклась по сиденью, – давай, развлекай меня рассказами о своей насыщенной жизни!
– Безумно насыщенной, – засмеялась Маша, – в основном, работой.
– Вы в отпуск с Васьком едете, что ли?
– Если только на несколько дней. У него отпуск-не отпуск, уволился врач из их отделения, он там теперь живёт, – Маша скривилась. Недостаток общения с собственным мужем дурно влиял на её настроение.
– Теперь? – фыркнула Алёна, – А раньше он, конечно, строго соблюдал график пять на два.
– Вообще, нет, – фыркнула Маша, – очень бесит меня этот человек!
– Меня мой тоже бесит, – сообщила Алёнка, которая успела – уже! – допить кофе и теперь хрюкала трубочкой, высасывая остатки, – зовёт с ним в другой город.
– Как, в другой город? – Маша, кажется, даже побледнела, – Насовсем?
– Да, – она махнула рукой и виновато глянула на неё, – жить.
– А ты что? Вы ведь даже не женаты!
– Замуж он тоже зовёт, – Алёна сунула ей под нос свою руку с новеньким колечком.
– Камушек-то маленький! – Маша притворно поцокала языком.
– Фу, какая меркантильность! Хотя, ты всё верно заметила! Несмотря на это, я ответила ему согласием! – они похихикали, но потом пришлось вернуться к теме разговора.
– Алён, ну как же так, – Маша вцепилась ей в руку, – а работа?
– Переведусь, – она пожала плечами, – у наших есть филиалы во многих городах.
Маша молчала. Осознание неизбежности переезда подруги обрушилось на неё, прибив к лавке.
– Эй, – Алёна обняла её, – не грусти, тут всего шестьсот километров, будете приезжать!
– Конечно, попробуй приехать, когда Василий всё время на работе, – пробурчала Маша, стараясь не заплакать.
– Ну, не обязательно ехать с ним! Вы же не сиамские близнецы!
Такая мысль ей в голову не приходила. Она, в принципе, за всё время в браке не планировала от него отлепляться.
– Посмотрим, – уклончиво ответила она.
В итоге они, кажется, ездили к ней. Или нет? Маша не могла ответить на этот вопрос, поэтому схватила свой листок и, прижав к груди, побежала с ним на кухню. Василий как раз наливал кипяток в две большие кружки.
– Тебе кофе? – начал он, но нахмурился, увидев её взволнованное лицо, – Что-то случилось?
– Мы ездили к ней? – выдохнула она, переводя дыхание. Физические упражнения никогда не были её коньком, – К Алёне? Ну, когда она переехала, мы ездили к ней?
Он нахмурился ещё сильнее, а потом он перевёл взгляд на исписанный листок в её руке, и его лицо озарилось пониманием.
– Ты что-то вспомнила?
– Да, – Маша села на стул, – и да, мне кофе.
Василий успел выпить две кружки чая, пока она делилась с ним своими мыслями. Одно воспоминание цеплялось за другое, и она просто не могла остановиться. Алёна была свидетельницей на их с Васей свадьбе, а поженились они в самом начале лета. В тот день без предупреждения, без туч и ветра, пошёл дождь. Они вышли из загса и мгновенно промокли до нитки.
Маша получила диплом спустя три года после свадьбы. Васю, который тогда был ординатором, не отпустили из больницы на торжественное вручение, но она не обиделась. Она уже привыкла, что он практически прописался в отделении. Зато они с Алёной первый раз в жизни напились до беспамятства у неё в квартире. Её тогдашний кавалер – тот самый, что подарил ей диван – сказал, что таким люди занимаются лет в семнадцать, и что у них «позднее созревание». Алёна тогда взбесилась, и они быстро расстались.
– Осталось вспомнить каких-то несколько лет, и ты будешь почти не отставать от реальности! – подытожил Василий.
– Ну, осталось ещё много пробелов и в том, что я вспомнила, – Маша радостно улыбнулась, – плюс за эти годы произошло много важного, как я понимаю. Например, я так и не вспомнила, из-за чего поссорилась с отцом.
Почему-то Вася не спешил просвещать её на этот счёт. Его лицо сделалось задумчивым – она уже видела у него такое выражение несколько раз и пока не разгадала, что же оно означает. Он молчал, поэтому Маша продолжила.
– Кто виноват в нашей ссоре?
– Мне кажется, никто не виноват, – Василий поболтал в чашке остатки чая, – вы оба погорячились, наговорили глупостей.
– Почему он тогда со мной не помирится?
– А почему бы тебе с ним не помириться? Только не говори, что ничего не помнишь!
– Я же его ребёнок, он должен быть умнее, взрослее…
– Мышка, – он смотрел на неё строго и немного устало, – ты же тоже взрослая, правда? Значит, можешь принимать взрослые решения.
Он говорил спокойно, без тени упрёка – просто перебирал факты, но Маше всё равно показалось, что он её отчитывает. Она поспешила перевести тему.
– А ты часто ругаешься с мамой?
– Я с ней вообще не ругаюсь, – фыркнул Василий, – дед говорит, что она ведьма, так что – себе дороже…
– Ну, я серьёзно! – запротестовала Маша, – Она вот сказала, что личная жизнь родителей не касается детей, а как она может не касаться, я не понимаю!
– Ты про её ухажёра? Возможно, она имела в виду, что не касается взрослых детей, – пожал плечами Василий, – но когда я был ребёнком, ну, как ребёнком – мне было лет пятнадцать, когда я узнал, что у неё кто-то есть…
– Ты расстроился?
– Я обрадовался, – Вася кинул на обескураженную Машу взгляд и улыбнулся, – она стала очень счастливая и лёгкая, что ли. Ей было хорошо. Но, о чем я говорил, тогда она тоже не делилась со мной никакими подробностями.
– И тебе не было обидно? Вы же семья!
– Она же мне мать, а не жена, – пожал он плечами.
– Хорошо, – вздохнула Маша, признавая, что в его словах была доля истины, – я подумаю над твоими словами. Хотя бы потому, что у тебя отношения с матерью куда лучше, чем у меня с любым из родителей.
***
В тот день она подруге так и не позвонила. Ближе к вечеру они узнали, что по Машиному заявлению на Даниила пришёл отказ. Это было ожидаемо.
– Я так и знала, – пробурчала Маша. Она лежала на кровати и наблюдала, как Вася вытирает полотенцем влажные после душа волосы, – и что теперь делать?
– Предлагаю пойти на день рождения к Саше, завтра вечером.
– Что-то я не поняла, к чему это? – ей вообще было трудно что-то понимать, когда он стоял, раздетый по пояс, в двух шагах от неё.
– Саша ведь адвокат, разбирается в правовых моментах. Он может нам помочь. Нужно понять, что делать дальше, как тебя обезопасить, – Василий открыл дверцу шкафа, скрывая ей дальнейший обзор.
Маша вздохнула, признав его правоту. Он не сможет вечно водить её за руку.
– Мне что-то не по себе, – призналась она. С Богданом и Сашей он дружил так давно, что она успела к ним привыкнуть, чего нельзя было сказать об их девушках. Или жёнах? – Саша с Дианой поженились, это я помню. У них родилась дочка. Как её назвали?
– Дарина.
– Что, серьёзно, Дарина? – фыркнула Маша, не веря своим ушам.
– Да, они тогда решили, что моя оговорка им в руку, – усмехнулся Василий, закрывая дверцу шкафа. Когда он улыбался, вокруг глаз у него собирались симпатичные морщинки, и Маша невольно любовалась им.
«Красивый?» – спросил Василий из воспоминания в её голове.
«Безумно», – ответила она ему мысленно. Её щёки предательски заалели. Она наблюдала из-под ресниц, как он укладывается на кровать рядом с ней.
– В общем, – он завернулся в одеяло по самую шею, – нужно пойти, общение с ними может вызвать в тебе новые воспоминания.
«Опять это одеяло безбрачия», – тоскливо подумала Маша, глядя, как он протягивает руку, чтобы выключить ночник, и одеяло сползает, обнажая его буквально на секунду перед тем, как комната погрузится в относительный мрак.
«Возможно, мне тоже стоит ходить голой по пояс», – Маша сердито сползла по подушке вниз, размышляя о том, что если бы у неё хватало смелости на такие дерзкие действия, то ей не пришлось бы сейчас дуться и ждать, что Василий прочитает её мысли. Но смелости ей недоставало, поэтому перед сном они играли в эту глупую игру с одеялом и показной отстранённостью, которая ей уже до смерти надоела. Василий поцеловал её в угол рта.
– Спокойной ночи, Мышка, – прошептал он, щекоча её кожу тёплым дыханием. Маша прикрыла глаза. Это была какая-то пытка. Она уже поняла, что сегодня сон не будет к ней милостив – невозможно было успокоиться, зная, что он растянулся рядом, расслабленный, едва одетый.
Они лежали в полной тишине, и Маша знала, что он тоже не спит. «Интересно, подозревает ли он, о чём думаю я? О том, что у меня уже, кажется, навязчивая идея – а ведь я дома всего чуть больше недели. Ещё пару дней, и я окажусь на грани безумия!»
Маша посмотрела на Василия, с досадой отметив, что его лицо было абсолютно спокойным. «Неужели не понимает, что за битва происходит внутри меня! Не битва, сражение! Или что там крупнее – побоище? Господи, это неважно, потому что я даже не понимаю, проигрываю или выигрываю, а он лежит, ничего не знает! Хотя, откуда ему знать? Трусиха, просто поцелуй его!»
От этой дерзкой идеи ей стало сразу и жарко, и холодно. Она поёрзала на месте, но волнение никуда не ушло. Из щели между шторами пробивался лунный свет, касаясь своими лучами лица Василия. Ей показалось, что его дыхание выровнялось, будто он начал дремать. Это подстегнуло её решимость. Либо она сделает что-то прямо сейчас, либо он уснёт, и завтра вечером поиски смелости придётся начинать сначала.
Она придвинулась к Василию ближе, положила голову ему на плечо. Грудью и бедром она оказалась прижатой к его боку и надеялась, что ему не слишком заметно, как от собственной храбрости она дрожит.
– Ладно, – сказала она вслух.
– Что «ладно»? – немедленно отозвался он. Значит, не спал.
– Пойдём к Саше на день рождения.
Он тихо засмеялся, его грудная клетка завибрировала под её рукой.
– Какая храбрая Мышка.
«Ты даже не представляешь, насколько, – мысленно ответила ему Маша, – что ты там говорил о взрослых решениях?»
Она вздохнула и устроилась на его груди поудобнее, пробегая пальцами по ключицам, с удовольствием отмечая, что в местах её касаний его кожа покрылась мурашками.
– Спокойной ночи, Вася, – прошептала она, поймав себя на мысли, что страх отступил, и вместо него внутри неё проснулись хитрые, лукавые черти, которым нравилось его дразнить.
Он лежал с закрытыми глазами и дышал очень ровно, медленно раздувая ноздри, всё ещё старательно пытаясь игнорировать тот факт, что на него готовилось наступление.
Несколько секунд Маша не шевелилась, наслаждаясь ощущением, скапливающимся внутри, смакуя это тёплое предвкушение, а затем медленно, осторожно коснулась его ногой. Он едва заметно вздрогнул. Тогда она прижалась к нему ещё ближе и глубоко вздохнула. Ей казалось, словно по её венам вместо крови шёл электрический ток, которого, пожалуй, было бы достаточно, чтобы осветить все квартиры в их доме. Желая передать ему это ощущение, она забралась рукой под одеяло, коснулась его живота. Он снова дёрнулся, открыл глаза.
– Маша, я…
Он осёкся, с благоговейным ужасом наблюдая, как она откидывает одеяло в сторону и приподнимается, упираясь ладонями в подушку по бокам его головы. Её длинные, светлые волосы скользнули со спины вперёд, закрывая их лица от остального мира вуалью. За этой завесой были только они вдвоём, и были важны только его расширившиеся глаза, блестевшие в полумраке, его приоткрытый рот и их сплетённое, неровное дыхание.
Медленно, мучительно растягивая удовольствие, она коснулась его губ своими – вначале невесомо, затем, чувствуя, как он начинает ей отвечать, смелее. Его руки скользнули ей на бёдра, сжимая нежную кожу, поднимаясь выше. Он, казалось, окончательно сдался, и его поцелуи с каждой секундой становились всё более жадными. В один миг она оказалась перевёрнутой на спину, буквально подмятой под него, ни миллиметра кожи без его рук, без его губ. В голове было чудесно пусто, никаких вопросов и сомнений, только желание быть ближе, гладить, трогать, слышать, как у него перехватывает дыхание, и каким низким может быть его голос.
– Нужно… остановиться, – тяжело дыша выдавил Василий. Маша ему не поверила – да он и сам не верил в то, что произнёс. Она видела, что он уже на грани. Что-то особенное было в его сосредоточенном взгляде, движении подрагивающих рук, которые, вопреки его словам, не отрывались от её кожи.
– Нет, не нужно, – она обхватила его лицо руками, притянув к себе, – потому что я этого хочу.
Невыносимо долгую секунду он смотрел ей в глаза – она уже решила, что он снова оттолкнёт её. Всё это было выше её сил. К счастью, не только её, потому что он со стоном признал своё поражение и склонился к её губам, возвращаясь туда, где ему было самое место.
Сорванная одежда отлетела куда-то в сторону, и Маша притянула его к себе ещё ближе, чувствуя его всей кожей, всем телом. Ей, казалось, было слышно, как у него в голове сгорают, лопаются предохранители, и он вторгается ей в рот, зарываясь пальцами в волосы, сжимая рукой талию. Они оба были точно в полубреду, не способные думать, а только чувствовать и желать.
Именно сейчас, распростёртая, раскинутая под ним, она остро почувствовала, что они были вместе много лет. Он не делал ни одного неверного движения – каждое касание, каждый поцелуй заставлял дрожать в предвкушении.
Их движения стали резкими, уже не было места нежности, им обоим хотелось стать единым целым как можно быстрее, и они растворились друг в друге – полностью, без остатка. Не было слышно слов, только их дыхание, вздохи, стоны. Быстрые движения, слаженный ритм, управляемый единой целью. Она не помнила, как оказалась сверху, отдаваясь процессу, ловя его затуманенный взгляд, подставляя грудь под его ласку, лаская его в ответ везде, где могла дотянуться, пока всё её существо не сжалось до крохотной точки, чтобы взорваться, расшириться, заполнить всю вселенную блаженством.
***
День – сияющий, яркий, весенний – они встретили, нежась в постели, а утро безнадёжно пропустили, впрочем, не испытывая по этому поводу ни малейших сожалений.
– Я так понимаю, ты хочешь есть, – сказала Маша, лёжа поперёк кровати, головой на Васином животе, – об этом прямо-таки кричит твой желудок.
– Конечно, я хочу есть, – хмыкнул он, – даже во время марафона люди перекусывают.
– Ещё соль лижут!
– Мне нравятся твои глаголы, Мышка, – сообщил ей Василий, лукаво улыбаясь, – учитывая, что соль спортсменам дают в таблетках, которые принимают, но никак не лижут.
– Ещё глотают, – добавила Маша, чувствуя, что в словесной игре она заведомо проиграла, поэтому поспешила добавить, – и вообще, у меня нет сил на подбор слов, все мои способности ушли на, скажем так, подбор ключиков к замочкам. Или замочков к ключикам.
– И это было впечатляюще, – похвалил её Василий.
Маша отреагировала на его слова своеобразно – забралась на него сверху, распласталась.
– Маша, – сдавленно произнёс он, слишком расслабленный, чтобы сопротивляться, – что я говорил про марафонцев?
Она усмехнулась и коротко поцеловала его тёплые губы.
– Ну, давай поедим! Вставай, марафонец!
– Уже встаю, – ответил он, увлекая её в новый поцелуй