Ольга Сергеева
На круги своя
Он сжал руки в кулаки и отошёл к столу, к портрету с траурным треугольником в углу. Маша следила за ним, чувствуя какое-то оцепенение. «В какой-то момент он начал вести себя как одержимый. Строил жуткие планы, рассказывал мне, что хочет убить человека…», – эхом прозвучал в её голове голос Анны.
– Даниил… Ты что, планировал её убить?
Голос был дрожащим и хриплым, словно чужим. Даниил посмотрел на неё чуть сощурившись, размышляя, стоит ли делиться с ней и дальше.
– Я желал ей той же участи, что постигла мою мать. Она заслужила того, чтобы в отчаянии свести счёты с жизнью, – его грудь вздымалась, будто он пытался обуздать свои чувства, не дать им вырваться наружу, – но, поговорив с тобой во время наших милых встреч, я понял, что лучше на это не надеяться и подготовить запасной план.
Волна едкого жара поднялась от Машиных ног до головы. Только сейчас она поняла, что он ни за что ей не поможет. Глупо было на это рассчитывать. Помочь Василию она могла теперь только одним способом – не умереть и не сделать ситуацию ещё хуже. «И как мне теперь выбраться отсюда, – в панике соображала она, – я же не могу просто сказать «спасибо за беседу, я, пожалуй, пойду»?! Может, получится хоть немного продвинуться к выходу?».
– Ты для этого начал со мной общаться? – Маша приподнялась с дивана, будто бы оскорблённая в лучших чувствах. Она сделала едва заметный закрытый шаг в сторону арки, – И все твои извинения были пустыми словами?
– О, нет, не так. Я ведь осенью на какое-то время подумал, что ты – ангел, раз смогла меня простить, – он задумчиво повёл пальцем по нижней губе, – и когда я нашёл тебя, ничего не помнящую, в той подворотне, я решил, что это знак судьбы, что нужно отступить от своих планов.
– Это не ты меня стукнул по голове? – под его пристальным взглядом Маша сделала ещё несколько шагов, встала у стены. Она чувствовала себя, как на арене с враждебно настроенным, загнанным хищником, замеревшим в стороне, но в любой момент готовым напасть. В комнате было очень душно, и от всех волнений и нехватки кислорода её начало подташнивать.
– Я уже говорил тебе, что это был какой-то грабитель. Вся эта ситуация была случайностью, – Даниил прислонился к кухонному шкафчику, теперь между ними был стол – с портретом и свечой, – и моей ошибкой. Ты задержала мой план, ты меня сбивала, смущала… Я должен был это предвидеть, – он опёрся ладонями о стол, подался в её сторону, – ещё Вольтер сказал, что случайностей не существует – слышала такую фразу, Мария? «Всё на этом свете – либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предвестие». Я должен был догадаться, что ты – предвестие краха и бед, так было в моей юности, так было и сейчас, – его голос слегка повысился, – если бы не ты, сейчас уже всё было бы кончено! Зачем я только поддался этому порыву?!
– А вдруг это – то хорошее, что в тебе было, – прошептала Маша, – вдруг ты хотел понять отца, который много лет любил…
– Замолчи! И не говори о том, чего не знаешь! – крикнул он, – Какая, к чёрту, любовь? Выдумка поэтов! Много лет ищу в их строках ответ на этот вопрос и понимаю, что все они пишут о страсти и похоти, о мимолётных порывах… Понимаешь, у людей взыграли гормоны, а моя мать… – его голос прервался. Он нервно сжал кулаки, – Я ведь хотел предупредить её, чтобы она не страдала…
Маша почувствовала мурашки, пробегающие вдоль её позвоночника – как если бы сзади подошёл призрак. Она прижалась спиной к стене.
– Ты… ты сам ей сказал?
Даниил спрятал лицо в ладонях, издал какой-то воющий звук.
– Я думал, мы с ней вместе уедем, убежим… – его голос звучал глухо, надтреснуто, – Она будет только моей… Но она любила этого подонка, моего отца, настолько… – он поднял блестящие глаза на Машу, – Почему она не смогла бросить его? Почему смогла бросить меня?
Маша смотрела в лицо Даниила – изможденное, покрытое щетиной и слезами – и видела в нём того подростка, слишком дорого заплатившего за свою ошибку, и ей было его безумно жаль. Поддавшись порыву, она сделала несколько шагов к нему, но он отшатнулся.
– Только отомстив, я заглажу свою вину.
– Ты не виноват, это её выбор, – прошептала Маша, – мы не должны чувствовать вину за родителей или… или винить их…
– Я никогда не винил её, – Даниил покачал головой, – она святая.
Он выровнял дыхание и посмотрел на неё.
– Ты же понимаешь, что было очень глупо приходить сюда? – медленно проговорил он, – И ты должна понимать, что я не могу тебя выпустить.
Глава 28
Лев уехал, а она осталась стоять во дворе, судорожно сжимая руки. Больше она ничем пошевелить не могла, и ей казалось, что она обратилась в камень. Откровенно говоря, это было бы не худшим вариантом развития событий. Ничего не видеть, не слышать, не чувствовать, не корчиться под грузом собственных ошибок. Машина подруга, тронув её за плечо, куда-то отошла, но Катерина едва ли обратила на это внимание.
Она всегда всё знала лучше всех – так как же вышло, что она всё сделала не так? Почему она сейчас беспомощно стоит во дворе больницы, щурится от яркого, радостного солнца, в то время как её невестка с отчаяньем камикадзе пытается спасти своего мужа? Её сына. Это она должна была всё решить и всех спасти – в конце концов, это она была во всём виновата. Но она только стояла, смотрела вслед давно уехавшей машине Льва и бесконечно шептала слова их общей молитвы: «Будь осторожен. Будь осторожен».
Она не могла с ним поехать, и дело было не в работе. Просто она, наконец, признала – матерям иногда стоит отступать в сторону, чтобы позаботиться о своём ребёнке.
Она всегда сопротивлялась этому, не желая мириться с таким несправедливым положением вещей. Почему только женщине приходиться жертвовать своей учёбой, карьерой, общественной жизнью? Почему именно она должна брать больничный? Почему она по умолчанию остаётся с ребёнком, в то время как мужчина волен поступать, как ему заблагорассудится и жить, не подстраивая свои дела под графики сна, кормления, а потом – под школьное расписание и прочие детские заботы?
Катерина никогда не хотела отступать в сторону и быть «типичной мамкой». Но вот теперь, стоя во дворе больницы и совсем не чувствуя холода в тонком халате, она поняла, что отступает вполне осознанно. Пока все заняты активными действиями, кто-то должен позаботиться о её сыне. И кому это сделать, если не ей? Нужно было ввести его в курс дела и рассказать абсолютно всё, каждую её постыдную тайну, потому что, как оказалось, её жизнь была всё ещё тесно связана с его.
Она сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду и, развернувшись, вошла в корпус. Она торопилась. Ей предстояло упасть в глазах сына максимально низко, и она совсем не хотела оттягивать этот момент.
Ей не было страшно – когда стоишь на борту тонущего корабля, то проще нырнуть в пучину самой, не дожидаясь, когда тебя туда утянет неотвратимой силой. Она контролировала в своей жизни всё, и даже собственный крах срежиссирует сама. Поэтому страха она не испытывала, только горечь.
Она шла обычным шагом – нельзя было бегать по больнице, но мысленно она практически летела, не давая себе времени на размышления. Она ускорилась только у самой палаты сына – последние пару шагов, и буквально ворвалась внутрь. Он удивлённо на неё посмотрел – не каждый день её можно было увидеть такой взвинченной. Удивление на его лице быстро сменилось тревогой.
– Что случилось? – резко спросил он, попытавшись выпрямиться, – Что опять случилось?
– Не дёргайся, – посоветовала ему Катерина. Взяв с соседней койки подушку, она помогла ему принять удобное положение. Такое, чтобы он мог полусидеть, сверля её взглядом.
– Где Маша, ты нашла её?
Катерина глубоко вздохнула, выравнивая дыхание. Это будет сложнее, чем она себе представляла.
– Так куда она делась, мама? – спросил сын, не отводя от неё тревожных глаз.
«Кажется, снова в опасности. И кажется, всё это из-за меня».
Смотреть на него было невыносимо, но она не разрешила себе отвернуться.
– Первое, что ты должен узнать – это то, что за ней присматривают.
«Что на самом деле значит “её уже спасают”».
– Но проблема действительно есть.
Он молчал, ожидая, что она продолжит. Катерина присела на край его кровати.
– Я должна тебе всё объяснить и начну издалека.
– Но где…
– С ней всё хорошо.
«Пока что».
Василий нахмурился.
– Мама, выкладывай, что происходит.
Она выпрямила спину и взглянула сыну в лицо.
– Давно нужно было тебе рассказать одну историю, но она характеризует меня не с лучшей стороны, так что, – она вздохнула, – шестнадцать лет назад я начала отношения, которые продолжаются до сих пор.
– Ты уверена, что мне нужно это знать? Как это относится…
– Не перебивай, – она подняла руку, – он был женат, и когда его жена узнала про измену, она повесилась.
«На этом моменте можно начать меня презирать».
Катерина сделала паузу, давая сыну время переварить информацию. В палате стало так тихо, что было слышно, как в коридоре пациентка жалуется на то, что на завтрак опять давали кашу, а не омлет.
– Мне жаль, что так вышло, – наконец, сказал Василий. Он не выглядел осуждающим – скорее, задумчивым.
– Жаль? – Катерина уставилась на него, не веря собственным ушам, – Ты, может быть, не понял? Я знала, что он был женат!
– Я тебя прекрасно понял, – сказал сын, – не самая приятная история.
– Я тебе скажу ещё кое-что! – Катерина даже вскочила на ноги, яростно желая убедить его в том, что она – отвратительный человек, – Я знала, что у неё были проблемы с психикой, знала, что такой исход вероятен! Знала – и махнула на это рукой! Знала – и всё равно не отступилась! Такое ты сможешь мне простить?
– По-моему, ты сама себе не можешь этого простить, – покачал головой Василий, глядя, как она нервно раздувает ноздри, – но вы вместе столько лет, значит, это была не просто интрижка. Поэтому повторюсь: мне жаль, что для вас всё сложилось именно так.
Катерина почувствовала лёгкое головокружение. Шестнадцать лет она скрывала от него эту тайну, защищала от постыдной правды, а оказалось, что в этом не было никакой необходимости. Она медленно опустилась обратно на край его кровати.
«Дети должны быть лучше своих родителей, иначе смысла никакого и нет. Я дала тебе большую фору, сынок. Но тебе она была и не нужна».
Она недооценила собственного ребёнка. Судила его по себе, по своим малодушным лекалам, совсем забыв учесть его потрясающее качество принимать людей такими, какими они и были. Она сама никогда так не умела, остро замечая недостатки всех окружающих и мысленно их осуждая за то, что те не стремятся их исправить. И пока она, во всём своём тщеславии и великолепии, заведовала палатой мер и весов, вокруг неё собрались люди, принимающие её саму со всеми недостатками. Таким ведь был и Лев, который с самой первой встречи видел её насквозь – все её шероховатости и болевые точки, спрятанные за нарочито надменным фасадом. И он никогда, ни разу не воспользовался этими знаниями, чтобы задеть её.
– Есть ещё кое-что, – сказала она пересохшими губами, – у него есть сын, который, как ты понимаешь, испытывает ко мне далеко не тёплые чувства.
– Он доставляет тебе какие-то неприятности? Нужно с ним поговорить?
Катерина покачала головой. Больше всего на свете она не хотела произносить следующие слова, но назад дороги уже не было.
– С ним сейчас разговаривает твоя жена.
– Откуда она его знает?
– Его зовут Даниил Греков, – сказала она и, глядя в его расширившиеся глаза, быстро продолжила, – я думаю, это он повесил то чучело. И это он испортил тормоза на моей машине. Он хотел причинить мне вред.
«В принципе, у него это вышло», – подумала Катерина, разглядывая сына – повязку на его руке, зашитые царапины и синяки. И его лицо – побледневшее, искажённое тревогой.
– Ты хочешь сказать, что она поехала к нему?
Он неосознанно покачал головой, будто подсказывая ей, какого ожидает ответа. И больше всего на свете ей хотелось оправдать его ожидания. Поэтому она этого не сделала.
– Да, – ответила она тихо.
«А с этого момента можешь начать меня ненавидеть».
– Зачем? Я не понимаю, зачем?
Он сел, держась рукой за тумбочку. Межрёберная блокада снимала болевые ощущения, но резких движений ему совершать не стоило. Судя по тому, что он замер и закрыл глаза, у него закружилась голова.
– Поехала на переговоры, – сказала Катерина, – чтобы спасти тебя от суда.
«И при этом глупо умереть».
Сын медленно поднялся, опираясь на здоровую руку.
– Куда ты рвёшься, скажи? Ты ей ничем не поможешь. Да и много ли будет от тебя толку в таком состоянии?
– Такое ощущение, что от меня вообще нет никакого толку, – сказал он с горечью, – я всё время в стороне.
– Ты вообще-то в самом центре всего этого, – сказала она, – и оказался тут только потому, что приехал мне на помощь, как только я попросила.
Он помолчал, отошёл к окну.
– Ты сказала, за ней приглядывают. Кто?
– Лев. Греков. Он выехал туда с небольшим опозданием. Он разберётся.
Сын прикрыл глаза.
– Если с ней что-нибудь случится…
«То виновата в этом буду я, но никак не ты, сынок. Это всё из-за меня».
– Это всё из-за меня, – повторила она вслух, – и я пойму, если ты больше не захочешь со мной общаться.
Василий вздохнул и опустился на стул около окна.
– Если ты так хочешь, чтобы я на тебя сердился, я могу некоторое время с тобой не разговаривать.
– Я? Хочу? – вскинулась она и поняла, что он был прав. Провести расследование, найти виновных, сделать выговор, уволить – понятная схема, надёжная и успокаивающая. Она значила, что всё под контролем, что любой хаос можно упорядочить. Только вот сын не собирался её наказывать.
– Вы что, пьёте с женой из одного источника добродетели? – пробормотала она.
– Что ты хотела от меня услышать? Разве я не должен быть во всей этой истории на твоей стороне?
Он смотрел ей прямо в глаза, и она почему-то не могла ни моргнуть, ни отвернуться. Она не ждала успехов на родительском поприще, делая ставки на другие сферы жизни. Главное, что сын вырос самостоятельным и порядочным, а уж принесёт он ей воды в старости или нет – в целом не так уж важно. К концу жизни Катерина ожидала получить от судьбы длинный счёт, в котором будут учтены все её ошибки. Но именно сейчас ей показалось, что счёт за материнство она не получит. Хотя бы тут она всё сделала правильно.
Катерина, моргнув, отвела глаза в сторону, с удивлением заметив, что ресницы были влажными.
Теперь им оставалось только ждать.
Глава 29
Он обошёл стол и встал напротив неё. Маша выставила перед собой руку и отвела правую ногу назад. Словно подчиняясь законам танца, он сделал скользящий шаг вперёд, затем ещё один, заставляя её пятиться.
– Ты теперь меня убьёшь?
– Тебя я убить не смогу, – он с сожалением покачал головой, – но оставлю здесь, пока не совершу задуманное.
У Маши закружилась голова. Даниил на секунду даже расплылся в её глазах, и очередной шаг назад она сделала практически наощупь. Ей показалось, что в коридоре, за её спиной раздался тихий щелчок.
– Ты меня никогда не отпустишь, – глухо сказала она, опуская руки вдоль тела, – потому что я слишком много знаю.
– Твои слова всё равно ничего не будут значить для следствия,– он тонко улыбнулся, – у меня есть отец с множеством связей и огромным чувством вины.
Внезапно он сделал рукой ломаное, неотрепетированное движение и отшатнулся от Маши. Его глаза не отрывались от арки.
– Отец? Ты вернулся?
Он отшатнулся, будто бы вошедший в комнату мужчина был привидением.
– Что ты задумал, сын? – низким, тяжёлым голосом спросил он, быстрым взглядом оценив обстановку: Машу, прижавшуюся к стене, с белым от ужаса лицом, Даниила, пятившегося к кухонному гарнитуру. Он и вправду выглядел как полная противоположность своего сына: коренастый, широкоплечий, с тяжёлой челюстью, – Зачем тебе мои связи в органах? Чтобы прикрыть похищение? Покушение на убийство? Подлог?
– Это всё из-за тебя, – губа Даниила затряслась – он явно понимал, что теперь шутки окончены, – из-за тебя всё это произошло!
– Зачем? Зачем ты это делаешь? – мужчина шёл в его сторону, напряжённо следя, как Даниил шарит рукой за своей спиной.
– Я должен отомстить за мать, – прошептал Даниил, указав рукой на стол. Его отец на секунду перевёл туда взгляд, а Даниил в это время открыл ящик позади себя и вытащил оттуда кухонный нож. Он весь трясся и часто моргал, пытаясь отогнать от глаз слёзы.
– Сын, – мужчина шагнул в его сторону, – не делай глупостей. Я тебе помогу.
Даниил занёс нож над собственным запястьем.
– Не подходи! Не подходи ко мне! – он закричал очень громко, слёзы покатились по его лицу, – Ты плевал на всех, плевал на мою мать! Из-за тебя она мертва, из-за тебя!
Он весь сотрясался от рыданий, нож дрожал в его руке, опасно приближаясь к коже.
– Даня, – устало сказал мужчина, поднимая руки вверх, – сын…
– Не зови меня Даней! Мать назвала меня Даниилом!
– Хорошо, Даниил, – он сделал шаг к нему и случайно задел бедром стол, – послушай меня! Я говорил тебе миллион раз, что признался твоей матери раньше, чем ты ей сказал!
– Это тебя не оправдывает!
– Я не ищу оправдания, – он стиснул челюсть так, что Маше показалось, что он вот-вот её сломает, – я лишь хочу сказать, что ты не виноват в её смерти!
– Виноват! Виноват! – он захлебнулся рыданиями, – Вы виноваты, я виноват…
Маша отвернулась, не могла смотреть на него. Краем глаза она заметила в коридоре движение. Там стояла пара мужчин в полицейской форме. Один из них поймал её взгляд и покачал головой, чтобы она не двигалась.
– Сын, пожалуйста, – хрипло сказал мужчина, – прости меня. Прости, что не смог тебе помочь, не смог дать тебе жизнь, которую ты заслуживаешь, – его голос был полон боли. Он продолжал незаметно пробираться к нему.
– Если ты подойдёшь, я сделаю это, – Даниил весь сморщился, каждая черта на его лице была искажена, – я сделаю это и освобожу тебя от бремени.
Он снова занёс нож над собственным запястьем.
– Я не считаю тебя…
Маша громко ахнула, перебив его. Скатерть, всё это время потихоньку тлевшая от упавшей свечки, загорелась. Крохотный росточек пламени разгорался на глазах, наполняя комнату запахом жжёной бумаги. Маша, забыв про всё, ринулась к крану. Сзади неё раздавались какие-то звуки, и, обернувшись, она увидела, что отец держит Даниила за плечи, не давая уйти.
– Осторожно, – пискнула она, понимая, что слишком поздно. Даниил полоснул отца по руке ножом, и тот со стоном отпустил его. Даниил побежал в сторону коридора, надеясь скрыться, но там его уже ждали.
От стола повалил дым, заставив Машу закашляться. Она опомнилась и вылила миску воды, потом ещё одну, и ещё… К ней присоединился отец Даниила, подхватил скатерть снизу, стараясь её свернуть, перекрыть огню доступ к кислороду. Совместными усилиями они потушили пламя.
В комнате стоял удушливый запах гари. Маша снова закашлялась, опираясь на столешницу.
– Пойдём на воздух, – отец Даниила кивнул в сторону двери. Он неловко прижал рану рукой.
– Сейчас, – пробормотала Маша, схватив кухонное полотенце. Она крепко обмотала его руку прямо поверх рубашки.
– Спасибо, – поблагодарил он, – вокруг нас одни врачи, но где они, когда так нужны?
– И не говорите, – слабо улыбнулась она ему.
Вдвоём они вышли на улицу, в апрельский полдень. Около подъезда стоял небольшой внедорожник. Лев коротко переговорил с одним из сотрудников, и машина тронулась, тихо помигивая проблесковыми маячками.
– Я стал инвестором одной частной клиники только потому, что они сотрудничают с психиатрической больницей, – задумчиво проговорил он, – у моей жены были некоторые проблемы, и мне хотелось, чтобы все её депрессии лечились быстро и профессионально. Я недоглядел, это моя вина… – он сильнее зажал рану на руке, – Возможно, я не должен был встречаться с Кэт, но… – он пожал плечами, как бы удивляясь своей слабости.
Маша молчала, наблюдая, как домой возвращаются пёстрые дети, которых она встретила раньше. Уставшая мать плелась за ними, осознавая, что прогулка, призванная утомить отпрысков перед дневным сном, вымотала только её.
– Мой сын… Похож на свою мать, – он задумчиво посмотрел в ту же сторону, что и Маша, – но его проблемы проявлялись даже острее. Когда он осенью узнал, что мы с Кэт продолжаем встречаться, он сорвался, хотя долгие годы был стабилен. Я тогда уговорил его полежать, пролечиться. Честно говоря, думал, что всё удалось купировать вовремя. Я никогда его не понимал и не видел насквозь, – он глянул на Машу с какой-то горечью в лице, – я расслабился, оставил его на попечение своих сотрудников, уехал в длительную командировку… Видимо, я должен извиниться и перед тобой…
Маша посмотрела ему в лицо. Суровое, некрасивое, с неправильными чертами. Что-то в бороздках его морщин подсказывало ей, что жилось ему непросто.
– Я не виню вас, – она дотронулась до его руки и робко улыбнулась.
Он благодарно ей кивнул и внезапно усмехнулся.
– Кстати, я же не представился. Лев Греков, всегда к твоим услугам.