Ольга Александровна Коренева
Остаток ночи в её бокале
– В какой бильярд будем? – спросил Валера.
– Ну, не знаю, – растерялась Полина.
– Вон там русский, а там вот американский. Какой хочешь?
– Я? Отечественный, конечно, – сказала она. – Только я не умею.
– Сейчас научу. Вот, держи кий! Вот шары. Нет, ты не так взяла.
Она уронила кий. С плеча соскользнула на пол сумочка. Он подскочил, нагнулся, поднял.
– А это что? Твоё?
Он протянул ей что-то маленькое и плоское. Это была банковская карта.
Она быстро глянула. Знакомые цифры.
– Моя, – сказала, и сунула карту в сумку. Взяла кий. И услышала возглас:
– Лина! Лина!
К ней приближалась Туся. Рядом с ней катился круглый мужичок-шар. Словно из бильярдной лузы выкатился.
– Что это за метла к нам движется? – спросил Валера. – Ну и парочка: швабра и шарик-кошмарик.
Полина расхохоталась. Валера тоже хохотнул.
– Это моя подруга с кем-то, – сказала она.
– Привет, а ты что здесь делаешь? – удивилась Туся. – А это кто с тобой? Кстати, познакомься: Эдуард, поэт, журналист, экстрасенс!
Она кивнула в сторону своего пухлого спутника. Тот беззубо улыбнулся.
– Но объясни, как ты сюда попала? – не унималась Туся.
– На метле прилетела, – отшутилась Полина. – Вот вместе с Валерой.
Туся усмехнулась и окинула Валеру загоревшимся взглядом. Подошла ближе, обдав его ароматами иланг-иланг и ночной фиалки. И, покачивая длинными серьгами и бусами, потряхивая длинными волосами, произнесла загадочную фразу:
– Шары сталкиваются, стучат и стекают вниз, исчезают в лузах, тонут там как люди в своих судьбах, барахтаются, недовольные собой, и с судьбой спорят, а судьба внимает укору, наметает снегу на угли и ломает иглу, шею и сердце на ребре их жизни. А не выпить ли нам по хорошему коктейлю, а, ребята?
Валера вытаращил глаза, кашлянул, и произнёс:
– Да, пожалуй, без выпивки тут сломаешь мозги на ребре судьбы.
И вся компания двинулась в бар. Валера попридержал Лину за локоть, слегка приотстав, и шепнул ей на ухо:
– Бешеная сиська.
– Что-о? – опешила Полина.
– У твоей подруги физиономия как вялая сиська с элементами бешенства. Это очень занятно! В ней что-то есть. На, вот моя визитка, – он сунул ей в ладонь золотистую карточку.
В баре Полине вдруг стало тоскливо и неинтересно. Друзья дружно хмелели и оживлённо болтали. Полина пила мало. Она заскучала, и незаметно покинула компашку. Вышла из клуба в душистую прохладную ночь, поймала такси, и вернулась домой.
Спать не хотелось. Она распахнула балкон и долго смотрела на уходящую ночь, на светлеющее небо. Из-за крыш домов появился краешек солнца. Лина вернулась в комнату. Вспомнила, что Валера дал ей визитку. Где она? Полина вытряхнула на покрывало содержимое сумочки. Вот, визитка, кошелёк, помада, банковская карта, зеркальце, расчёска, ещё одна банковская карта… Вторая? Откуда? Как? Ах да, в бильярдной нашлась… Так это была чужая карта? А цифры показались ей знакомыми…
Полина рассмотрела цифры. Да, она их помнит. Те, что были на обрывке газеты, на чашке, в странной СМС-ке, и ещё другие: 0020. Карту надо вернуть владельцу. Надо вернуть! Как его найти? А, потом решу, а пока лягу-ка я спать! – мысли сонно ворочались и расплывались.
Днём разбудил телефон. Голос Туси переливался и лучился.
– Привет, подруга! Я провела бурную ночь с двумя мужиками!
– Всю ночь в бильярд играли? – промямлила сонная Лина.
– Естественно, – ответила Туся.
– В американский, в русский?
– В ночной.
– Ну да, если ночью, то в ночной. Американский, русский, всё равно ночной, – она зевнула.
– Нет, в другой ночной.
– Это в какой ещё?
– Элементарно, Ватсон. Два кия, четыре шара, и один изящный стол с тремя лузами.
– А такой там разве есть?
– Лина, не тупи.
– Я ещё сплю. Просыпаюсь. Слушай, я нашла чужую банковскую карту, как вернуть хозяину?
– Это просто, – сказала Туся. – Давай диктуй номер. Найдём.
– Как?
– Без проблем. Эдуард всё может.
– Ну, записывай.
И Полина продиктовала подруге цифры.
День начинался странно. Она подумала о Валере. Ну, конечно же, вот так всё. Вот такой ночной бильярд втроём. Ну, а чего ещё ожидать! А она-то, она-то!!! Ну нет, просто были какие-то ощущения, какие-то смутные предчувствия, подсознательные желания… Да нет же, не было ничего такого! Что она, девчонка сопливая, что ли? Просто танцы, коньяк, разогрев, лёгкий хмель, бильярд – которого не было. То есть был, но не она в него играла, и не такой…
У неё закружилась голова, обдало жаром. Она встала, прошла в ванную с огромным зеркалом на стене, приняла душ, растерев себя губкой с шоколадным спа-гелем. Накинула на мокрое тело розовую тунику, и прошлёпала босиком на кухню. Досада скребла душу. На полочке красовалась большая декоративная свеча. Лина взяла её, поставила на стол, зажгла. Плеснула в большой хрустальный бокал немного шоколадного ликёра. Достала Валерину визитку и сунула в пламя свечи. Она медленно пила ликёр и смотрела, как обугливается на свече золотистый кусочек картона. Сначала потемнели уголки.
– Ну, вот и всё, – сказала она себе – Вот и всё.
На следующий день ей позвонила Туся. Голос её лоснился, словно жирный кусок сёмги. Сытый довольный голос. Так показалось Полине. Просто показалось.
– Ну, как дела, подруга? – прозвучала её дежурная фраза. – А мои мужики нашли владельца твоей карты. Записывай телефон.
И она продиктовала ряд цифр.
– Записала?
– Запомнила, – ответила Лина. – У меня ж на цифры отличная память, ты же знаешь. А чем ты там булькаешь, что пьёшь?
– Изысканный коньяк, – голос как кусок бекона, на который намазали жирный хамон. – Звякни, и узнаешь имя владельца. Вот такой пердимонокль. Имена играют с временами и народами, схандрючиваются люди и счастливые перемены, гроза, языки огня, голая пятка и точки на стене.
– Вот и я схандрючиваюсь, – грустно ответила Полина. – Ну ладно, пока, пойду и дохандрючусь.
Она положила трубку, и зевнула. Последние события показались ей тусклыми и эфемерными, словно это был сон. Она заварила крепкий чай, и долго пила его, без сахара, чашку за чашкой, почти одну заварку. Горечь во рту соответствовала её настроению. Потом сполоснула чашку, взяла мобильник, и послала СМС-ку на продиктованный подругой номер: «Я нашла вашу банковскую карту, как передать?»
Ответили не сразу. Позвонил мужчина.
– Алло!
– Да, я вас слушаю, – ответила Полина почему-то переливчатым бархатным тоном. И сама удивилась. Откуда у неё этот тембр?
В трубке – короткое молчание, некоторое замешательство. И – сбивчивое:
– Спасибо вам, девушка, я не сразу заметил. У меня несколько карт. Вам удобно будет подъехать завтра на Арбат?
– Почему на Арбат? Да, я могу.
– У меня там офис. Спасибо. Я сообщу время. Обещаю вознаграждение.
– О кей, – сказала Лина.
Встреча была назначена недалеко от здания Бизнес-центра. Полина надела тонкие льняные брючки в лилово-сине-розовых разводах и синюю майку на шнурках. Слегка подкрасила губы и веки. В метро было многолюдно и душно. Вышла на Арбатской. Было уже почти 19 часов, но она не спешила. Встретиться должны были в кафе. В интересном таком кафе. Оно было знаменито своим местом. На этом самом месте в древности, в пятнадцатом веке, бушевало неистовое пламя! От оставленной в деревянной церкви свечи начался страшный пожар, от которого выгорела почти вся Москва. Так рассказывала Туся, когда они однажды здесь сидели. Горячее местечко! И не простое.
Она подошла к столикам возле кафе, и стала оглядываться по сторонам.
– Это вы?
Кто-то тронул её за плечо. Она обернулась. Мягкий глубокий взгляд. Чёткий овал загорелого лица. Темные волосы чуть тронуты сединой на висках. Крепкая шея. Лёгкий костюм цвета сливочного мороженого.
– Я, почему-то, вас сразу узнал. Роман, – представился он.
– Полина, – сказала она. И добавила: – Вот, принесла вашу карту.
Роман взял её ладонь, подержал в своей, поднёс к губам и поцеловал.
Изысканный жест, – подумала она.
Они сели за столик в углу, возле витой решётки. На столе стояли цветы. Искусственные фиалки. И горела свеча. Полина порылась в сумочке, достала банковскую карту, протянула Роману.
– Не спеши, – мягко сказал он, и сунул карту во внутренний карман пиджака. – Здесь неплохо готовят. Разреши, я сам закажу?
Она молча кивнула. Он перешёл на ты, – заметила она, и от этого в самой глубине её души вспыхнул веселый огонёк. Вскоре на столе оказалась горячая пицца с моцареллой и омаром. И почти сразу же возникли два высоких бокала с коктейлями. Полина тут же присосалась к соломинке, торчащей из бокала. Холодная нежная жидкость шоколадно-малинового вкуса потекла в рот, слегка обжигая. Она различила привкус водки и коньяка. Голова пошла кругом. Она откусила пиццу. Необыкновенно вкусно!
– Знаешь, – сказала она, хмелея, – никогда в жизни не ела такой вкусняшки! А коктейль очень крепкий!
– Это коктейль Берлиоз. Изысканный. Не очень крепкий, – сказал Роман.
– А, вот почему Берлиоз! Ха-ха-ха! – расхохоталась Лина. – Отрезанная голова Берлиоза из «Мастера и Маргариты»! От коктейля сносит крышу! А теперь хочу мороженое!
А он классный! – подумала она, разглядывая своего спутника. – Сколько ему? Ну, лет сорок с лишним. Не больше. Какая глубина в глазах, зеленовато-синевато-лиловых, проникновенных, умных, понимающих всё, с весёлыми искорками!
Он словно прочёл её мысли, и нежно улыбнулся ей.
– Знаешь, – сказал он, – когда я позвонил и услышал твой голос, твой перламутрово-хрустальный, шелковистый голос, со мной что-то случилось. Я понял, что сразу узнаю тебя, как только увижу. Я должен был тебя увидеть!
– Угу, – ответила Полина. – Ещё мороженого, теперь бананового.
Постепенно стемнело. Лина вся перемазалась мороженым. Роман улыбнулся и заботливо придвинул к ней салфетницу.
– Хочешь, поднимемся на крышу? Оттуда очень красивый вид.
– Хочу, – сказала она.
Они поднялись на самый верх трёхэтажной кафешки. Небо вдруг показалось Лине тёмным нежным шёлком с пришитыми спонтанно звёздами, и звёзды эти, слегка посверкивающие, ей вдруг стали видеться неистово яркими, все преобразилось и было невероятным, почудились запахи моря и южных цветов! И Роман, стоявший рядом, вдруг стал такой родной, такой близкий, такой любимый и любящий! Ей было хорошо, спокойно и радостно!
– Какая ночь, какие ароматы необычные! – сказала она ему, замирая.
– Да, красиво, – ответил он. – А хочешь, поедем в бильярдный клуб?
– Ой, нет, не надо! – вскрикнула Полина. – Лучше просто погуляем.
Они вышли из кафе, и медленно двинулись по притихшему Арбату. Где-то запел ночной соловей. Роман обнял её за плечи, притянул к себе. Свернули в Серебряный переулок. У Полины закружилась голова, стало жарко, душно, она вдруг слабла и простонала:
– Я устала.
– Сейчас отдохнёшь, – ответил Роман, и достал мобильник:
– Макс, подъезжай, мы в Серебряном, – сказал он в трубку.
– Кому это ты звонил? – поинтересовалась Лина.
– Своему водителю.
Вскоре подъехал лимузин шоколадного цвета. Полина уже ничему не удивлялась. Внутри машины была огромная комната, уютные мягкие длинные кресла в белом бархате. Этих кресел было штук тридцать, так показалось Лине. Приятная прохлада с запахом морского бриза – от кондиционера. Она принялась всё рассматривать и изучать. И обнаружила в машине бар, видео, аудио, лазерный луч, DVD, CD, MP3, и много ещё разных прибамбасов. На потолке вдруг возникло звёздное небо.
– Ой, как чудесно! – простонала она.
Роман мягко улыбнулся, и налил в золотистые бокалы земляничный коктейль. Протянул ей бокал.
– Ну, чокнемся, чудо моё, – сказал нежно.
Коктейль оказался необычайно ароматный, земляника словно только что с лесной поляны, с чуть заметным оттенком хвои и солнца. Полина пила медленно, прикрыв глаза и с наслаждением откинувшись на спинку кресла.
– Ну как? – спросил Роман.
– Офигенно! – произнесла она с чувством.
– А что это у тебя за подвеска? – спросил он.
– Это флэшка, – сказала Лина. – Там вся моя инфа и ролик с убийством. Мне его прислали по ошибке и велели стереть, но я скинула на флэшку.
– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался Роман. – Дай-ка посмотреть!
Лина сняла с шеи флэшку и протянула ему. Он тут же вставил её в свой ноут.
– Да это же… Это же!!! – воскликнул он. – Ха-ха-ха! Воистину, пути Господни неисповедимы!
– А в чём дело? – насторожилась Лина.
Роман вынул флэшку, вложил её в ладонь Полины, и сказал:
– Владей! Это постановочное видео. Это меня убили.
– Как?! – ахнула Полина.
– Видишь ли, меня заказал партнёр по бизнесу, мой лучший друг. Как выяснилось, жену мою с сыном подорвали тоже по его наводке. В машине.
– Какой кошмар! – ужаснулась Лина.
– Кошмар, это ещё мягко сказано. Но мои люди перехватили киллера, я ему не хило заплатил, и с помощью полиции было состряпано моё якобы убийство. Ролик послали заказчику.
– А если это постановка, то почему же так стремились, чтоб я стёрла ролик?
– Идиоты потому что, – сказал Роман. – Заставь дурака Богу молиться, он лоб разобьёт. Налить ещё?
– Давай. А большой у тебя бизнес? – поинтересовалась Лина.
– Крупный, – ответил Роман, наполняя её бокал.
– А что стало с твоим партнёром? – спросила она.
– Умер в тюрьме. Но не сразу. Сначала сбежал. Или откупился. Ловкач такой, ха-ха.
– Опять убить пытался?
– Я прятался. Не долго. Его быстро поймали. Неделю я жил на Афоне, среди монахов. Многое передумал и понял. Я его простил. Знаешь, время ведь понятие растяжимое, и неделя может быть длинною в вечность.
– А, ну ничего себе! А я, представляешь, вот, – неожиданно для себя сказала она, – моя подруга считает меня простодушной. Говорит, что я как ребёнок. Наивная.
– Бог любит простых, с детской душой. Он им помогает. – Роман ласково улыбнулся и наполнил свой бокал.
Золотистое стекло нежно звякнуло, когда они чокнулись. Звёзды на потолке салона стали разноцветно крутиться, заиграла музыка.
Лимузин шоколадного цвета мягко катил по ночным улицам.
Счастье порой бьёт навылет
Экстремальный штрих-роман
(основан на реальных событиях)
Листья падали с оглушительным шумом. Словно обрушивались плоские куски жести. На голову. Осенние облака, тяжёлые, жирные, низко ползли и гудели. Это гудел её мозг. Это падали её мысли. Или её душа. Она стояла посреди дороги, между бешеных стад машин, и… И всё… И не удивилась, что колёса не смяли её. Нечто дико загудело, взвизгнуло. Тормоза? Человек выскочил из машины… Что-то вопил… Говорил… В глазах – вопрос… А потом она оказалась внутри, в салоне, за рулём тот человек, и они куда-то мчалась… До неё донеслось, словно далёкое эхо:
– Как тебя там, эй?
– Наташа, – прошелестела она, словно сухой осенний лист.
После всего-всего-всего, что с ней, с ними… Что с ними случилось… Это так, так!!!!! И всё отключилось в ней, она перестала соображать. Жила по инерции, и вдруг – раз! Замкнуло!
Тормоз. Её вывели из авто, провели в дом, в большую залу. Там были ещё женщины. Сидели, стол, кофе, пирожные… Она не замечала ни времени, ни лиц, ничего. Потом – анфилада комнат, большие зеркала, огромное и странно мягкое кресло, в котором она утонула. И голос, нежный мужской голос:
– Всё будет хорошо. Вас всех, таких миловидных дам с интеллигентными открытыми лицами, собрали здесь не случайно. Всем будет выплачено вознаграждение. Просто надо рассказать свою правдивую историю. Историю жизни. Сейчас ваш черёд, дорогая Наталья. Вы будете погружены в гипноз, и вспомните всю свою жизнь.
И стало тепло, уютно, спокойно. Она в деревянной кроватке, большое окно, свет, прозрачная занавеска. Входит кто-то родной, ласковый голос, мама! Говорит что-то, – подарок, мишка, – говорит мама. И кладёт ей в кроватку большого, тёплого, красивого такого! Вот диво, вот чудо! Игрушка, такая, ой! Миша! Ой, большой! С блестящими глазами! А какой у него носик! А ротик! И красный язычок! Он улыбается, он её любит, и она его тоже, очень! Очень! Какое счастье! Она его крепко прижимает к себе, такого родного, любимого! И говорит с ним. Только он понимает её лепет! А вот её праздник, и Миша сидит рядом с ней на маленьком стульчике… День рожденья, ей уже целых два года! Ёлка, огромная, вся блестит, столько шариков, фигурок, гирлянд! Новые слова, они ей нравятся, такие красивые! Новый Год! Ещё праздники! И – горе, её увозят от бабушки. Мама живёт теперь в другом, совсем другом городе. С папой вместе. Наташа плачет, рыдает, прижимая к мокрому лицу Мишу. И всё-всё-всё ему выплёскивает, поток слов, невнятных, но Миша понимает всё. Он – совсем не как её подружки, он умный и родной!
Вот, ей уже четыре года. Просыпается. А где Миша? Ей не отвечают. Мама говорит – он уже потрёпанный, замусоленный, выбросили. Во двор вынесли. Грязная старая игрушка, надоела, мы тебе зайку подарим на день рожденья.
Как! Её милый, её родной Миша? Нежный, любимый, тёплый! Где? Как он, где, один, совсем один? Она зарыдала. Пойдём скорее, найдем его, мне не нужен никакой зайка, где Миша, отдайте мне моего Мишу!
Папа – сердито: брось свои капризы. Пойдём гулять и посмотрим, может, он в лес ушёл уже. Сначала скушай кашу, выпей молоко, а потом – гулять. Утро, двор, Миши нет. Папа: ну я же говорил, Миша ушёл в лес. Но вот возле помойки – она дёргается туда, папа крепко держит за руку и уводит, но она вырвалась: Миша, Миша! Её Миша разорван, без лапы, без глаза, живот – в клочки, и куча опилок из него… Она дико завопила, схватила разодранную игрушку, но папа выдернул её из Наташиных рук и зашвырнул в помойку… Всё сжалось у неё внутри, скрючилось, и порвалось… Отчаянье, безысходность, её затаскивают в подъезд, она вопит и брыкается!!! Папа говорит: медведь такой был замусоленный, вот его и порвали дикие собаки. Наташа цепенеет. Жуткое горе!!!
Цирк, клоуны, радость. Новая игрушка. Но тяжесть на душе, так не хватает Миши! Зайка тоже ничего, тоже плюшевый, но не коричневый, а серый, ушки внутри розовые. Он хороший, зайка.
Первый класс. Школьная форма, белый фартук, цветы, линейка во дворе. Папа и мама улыбаются и поправляют ей бант на макушке. Первый урок. Много детей. Учительницы такие разные. Всё новое, необычное. Как интересно! Но потом уже – неинтересно, обыденно, обязательно, тоскливо. Утро, промозгло, дождь, небо в серой молочной пенке, она ненавидит пенку на молоке, от неё тошнит, тошнотное небо, серый тошнотный портфель, старые ботинки жмут пальцы. Гадость! Ворота, школьный двор, газон, чахлые деревца, крыльцо, ступеньки, дверь, коридор, раздевалка, снова дверь, ступеньки, коридор, опять дверь, класс, шум, вопли, по партам скачут дети, звонка ещё нет… Гадость! Тошнит как от пенки. И уроки такие нудные! Ну, не все. Арифметика ещё ладно, нужна. Русский там ну и литература – тоже нормально. Но потом появилась история – это что-то не то, неправдиво как-то. Тоска! А география, так вообще – скучища. Но однажды вдруг – радость! Оказалось, что есть живой уголок! Там черепаха Тортилла, морская свинка Королла, и кролик Федя! Теперь школа не так противна! После уроков можно кормить их, играть с ними. Наташа больше всего любит кролика, и весь класс тоже любит Федю. Он такой умный, такой весёлый! Все его дрессируют, он уже берёт барьер как заправская собака, он так смешно скачет за бантиком на верёвочке! Но вот однажды училка объявила им, что живого уголка больше не будет, его расформировывают, так как помещение это зачем-то нужно под другие цели. И зверюшек раздают детям. Все, конечно, захотели кролика Федю! Училка сказала: будем тянуть жребий. На бумажках написали имена животных, свернули, сунули в шапку. Было много и пустых бумажек. Наташа жутко волновалась, лицо горело, голова кружилась… Долго шуршала ладонью в шапке, её торопили, дёргали. И она схватила какую-то, развернула со страхом… Ой!!! Федя достался ей! Это теперь её Федя!!! Потрясающее счастье! Все вокруг завопили. Это нечестно – раздавались крики, – почему ей??? Но училка сказала, что дети могут приходить в гости к Наташе и играть с кроликом, если родителя позволят, могут помогать за ним ухаживать. Домой пошли всей гурьбой! Наташины родители удивились, но были не против. Какое огромное счастье! Все сразу захотели дружить с ней! Теперь у неё Федя и куча друзей! Вот это да!!!
Вот уже скоро Новый Год! Наверно, Дед Мороз придёт с мешком подарков! Как в сказке! Большой такой красный мешок! И ёлку купили – на балконе пока она. Через пару дней наряжать уже, ура!!! И вот, вот уже! Короткий день, детей поздравили с новогодними каникулами и отпустили домой! Всем классом пошли выбирать подарок Феде! Он стал такой крупный, такой уютный, ласковый, милый! Купили ему золотистый кожаный ошейник. Подарят в Новый Год, Наташа всех пригласила, всех! Мама с папой разрешат, конечно разрешат, никаких сомнений нет! Их, как всегда, не будет дома, они пойдут к тёте Тане, а Наташу не возьмут, как всегда в праздники. В Новый Год Наташа обычно остаётся с наряженной ёлкой и накрытым праздничным столом: винегрет, мандарины, пирожные, чай, и приходит Дед Мороз. Голос у него как у дяди Толи, маминого друга, одинокого художника из соседнего подъезда. Они вместе едят винегрет и пьют чай с пирожными, и Наташа рассказывает ему всё-всё! А он слушает. Подарки всегда одинаковые – альбом для рисования и красивая коробка с акварельками и кисточкой. Наташа любит рисовать. Так и будет, но теперь к ней придёт весь класс, вот счастье-то!!! Какая же она счастливая!!! Как весело будет!!! Вот удивится Дед Мороз! Он всем принесёт подарки! Интересно, какие?
И она помчалась домой. Забежала в магазин за салатными листьями для Феди – он их очень любит. Мчится домой, мороз дерёт лицо, пальцы ног свело от холода в тесных сапожках, снег под ногами всхлипывает… Дома – тепло, густой вкусный запах. Наташа скидывает пальто и сапожки, и – бегом в свою комнату. Её всегда радостно встречает Федя. Но – где же он? Странно… Федя, Федя, иди скорей сюда, я тебе вкусняшку дам! Ну Федя же!!! Наташа оглядывает комнату. Куда он мог залезть? Стол, шкаф, стул приставлен к шкафу. Он не мог туда забраться. Под столом нет. Под стулом его тоже нет. Почему он её не встречает, что такое? – Мам, пап, где Федя? Мамин голос из кухни – там за столом она, папа, гости, много тарелок, бутылки, рюмки красиво сверкают, мамин голос: – Не знаю, глянь под кровать, может, там. Наташа нагнулась – а, вот же его уши, голова, Федя, Федя? Молчит, замер. Наташа хватает его за уши, вытаскивает… Какой он лёгкий, что это… Одна голова. Отрубленная голова… Голос мамы: – Иди кушать своего кролика. Вкусный, жирный. Кролики всё равно долго не живут, он был уже старый… Наташа цепенеет от ужаса и горя! Душа – в клочья! Как они могли, доверчивого, нежного, умного, он же любил людей, он был такой родной! И теперь у неё нет больше родного, милого, ласкового Феди, он же был человечек, ребёнок, а не зверь, а они там его едят, людоеды, звери!!! Она их ненавидит!!! Ему, наверно, было больно и страшно!!! Федина голова лежит на полу, рядом стул, шкаф, всё вдруг стало странно резким, ярким, слишком многомерным. Застывший взгляд, повисшие длинные уши нежного и любимого такого… Наташа стоит в остолбенении. И вдруг – голова Феди подмигнула ей! Наташа в ужасе метнулась на стул, на шкаф, в глазах помутилось, и она рухнула с высоты на пол. Очнулась в больнице. Сотрясение мозга, сломаны рёбра. Мутная палата, слабый квадрат окна, кто-то входит, выходит, таблетки, то тётка в белом халате, то бабушка, то мама с папой, потом – одноклассники, она всё плохо различала, на тумбочке апельсины, ребята из класса что-то говорят, пакет из золочёной бумаги с подарком для Феди… Она вскрикнула и потеряла сознание… Все каникулы проболела. Потом прогуливала школу. Потом все время удирала к бабушке. Папа её забирал, увозил силой, с побоями, с бранью, но она всё равно убегала. И вот, наконец, отчаявшись совсем, решила окончательно и бесповоротно порвать с такой жизнью. Села на скорый поезд и укатила в далёкий городишко. Сначала была мысль приютиться на вокзале. Но там её легко могли обнаружить менты. Нет, нет! Нельзя! Несколько дней она слонялась по улицам, сырым и холодным, засыпанным мокрой листвой. Была поздняя осень. То дождь моросил, то солнце проглядывало ненадолго. Домишки- пятиэтажки стояли буквой П, какие-то они пришибленные казались, облупленные, с глубокими дворами внутри. Встречались редкие прохожие с унылыми лицами. Чахлые газоны. Пустырь. Высокие бетонные стены. Что за ними, за этими стенами? Под одной собаки сделали подкоп. В него Наташа и пролезла. Сама не знала, зачем. Просто от всего в голове была муть сплошная. А там оказался склад каких-то железяк. «Эй, пацан, ты чо тут делаешь?» – мужской голос. Охранник. «Никакой я не пацан!» – обиделась она и стянула с головы чёрную шапочку. Длинные золотистые волосы, потускневшие от стресса и от грязи, рассыпались по плечам. Измученная долгим шатанием по дорогам и пустырям, голодная, испуганная, она разрыдалась. «Ну-ну, этого ещё не хватало!» Так всё и началось. Он был красивый, сильный, ласковый. Он её приютил. Виктор. Имя звучит как вихрь. В постели он и впрямь настоящий вихрь! Новые, необычные, приятные ощущения. Ей хорошо с ним. Ей уже тринадцать, она чувствует себя совсем взрослой, ему двадцать три. Квартирка у него крохотная, убогая. Потом был Юра, этот в постели – ураган. Так и жила она в далёком городке, чтоб родители не нашли. А потом – в другом городишке, и в третьем. И не нашли её. Найдёшь тут в огромной стране, как же, ведь столько людей пропадает бесследно… А Наташа запутывала свои следы, меняла места, и воображала себя великой конспираторшей и путешественницей. Ей это нравилось! Захватывающая игра! Потом надоело, и она стала вести оседлую жизнь.
Прежнее забывалось, годы летели. Работала в библиотеке и училась в вечерней школе. И однажды летом, в июле, в волшебный цветущий вечер, в воскресенье – она вдруг воскресла и расцвела: случилось чудо! Шёл, жмурился на солнце и улыбался нежно и расслабленно, в майке и шортах, навстречу ей, ОН! Душа встрепенулась! Поравнялись, остановились, и замерли в замешательстве, глаза в глаза… И вдруг одновременно заговорили и расхохотались… Невысокий, мускулистый, загорелый, каштановые густые волосы, светлые глаза. Миша. Её любимое, родное имя с детских лет. У неё два любимых мужских имени: Миша и Федя. От них замирает сердце и горчит во рту. И душа сжимается от чего-то тяжёлого, страшного, осевшего на самом дне подсознания, и нежного. Оказалось, что Миша – москвич, здесь он в командировке. А Наташа никогда не была в Москве, её всё носило по маленьким городкам, в одном она родилась, в другом жила у бабушки, потом ещё городишки были, где она искала своё место в жизни, своё пристанище.
Голос, вторгся вдруг голос, чёткий, мягкий и властный, вывел её из видеоряда памяти. Голос гипнотизёра:
– Стоп. Расскажите о своих родственниках.
И вот она у бабушки. Очередной раз сбежала из дома и приехала к бабушке. Это близко, час езды на электричке. Раньше это был посёлок, а потом разросся в маленький городок. И вот они пьют чай с вареньем. Наташа жалуется, глотает слёзы: – Ну почему они со мной так, за что, они же меня ненавидят! Бабушка глядит сокрушённо, долго подбирает слова, говорит: – Нет, ты должна понять, им тяжело, ведь очень трудно работать на стройке, трудно и важно, такая ответственная работа – строитель. Они делают дома. Это очень тяжёлый физический труд. Ну ладно, ты уже большая девочка, ты поймёшь. У твоей мамы в жизни не всё просто. Случилась трагедия. Мама любила музыканта, но он бросил её беременную. Папа – он не родной тебе, но очень хороший человек, женился на твоей беременной маме. Он так её любит, и потакает ей во всём. А у мамы развился комплекс жестокости по отношению к тебе – ты очень похожа на того музыканта. Она мстит ему через тебя. Она не виновата, прости её. Она же твоя мать. Родителей не выбирают…
Наташа ахает – так вот в чём дело??? Мои родители меня ненавидят!!! Зачем же они тогда забрали меня к себе??? Зачем они меня мучают, за что, что я им сделала такого, чем я виновата??? Бабушка вздыхает: – Нет, они тебя по-своему любят, просто все люди по-разному выражают свою любовь. А ты не переживай. Тяжело в учении – легко в бою. Жизнь вообще сложно устроена. Наташа плачет: – Я так не могу, я не хочу так, меня никто не любит, кому же верить? Бабушка тормошит её, теребит, говорит: – Ну-ну, чего ты, я тебя люблю, Бог тебя любит. Хочешь, расскажу тебе про Бога? Но Наташа ничего не хочет слышать, она в отчаянии, она захлёбывается болью и злостью. Она всех ненавидит, всех, весь мир!.. Бабушка печально смотрит на неё и говорит: – Прости их. – Как??? кричит Наташа, – Как? Что значит – прости? Бабушка тяжело вздыхает и говорит: – Знаешь, вот один маленький мальчик, когда его спросили, что такое прощение, дал чудесный ответ: "Это аромат, который дарит цветок, когда его топчут…" –А сама-то что же не простишь? – кричит Наташа.
Яркий свет жжет глаза, воспалённые от слёз, ослепительное злое солнце, как противно, весна, голова кружится, бабушка держит её за руку, они идут в универмаг, навстречу – соседка, та ещё старушенция, бабушка с ней в контрах, соседка кидает косой взгляд на Наташу и цедит сквозь зубы: – А, вот, да-а, вся в мать, тоже гулять будет. Бабушка побелела от ярости, глаза её вспыхнули, она сжала губы, Наташа видела, с каким трудом она сдерживает себя. И тут бабушка произнесла спокойно-иронично: «Вот сейчас я выхвачу у себя изо рта вставную челюсть и как запульну тебе прямо в лоб, и мои новые пластмассовые зубы впечатаются в твою лобешницу!» Наташа хохочет. Наконец-то ей весело! Прикольная у неё бабка! Соседка – бабкина бывшая одноклассница, соперница, они враждуют с детства. А потом в их жизни возник парень, из-за него они сцепились просто зверски! А он метался между ними, как загнанный зверь, то к одной уходил, то к другой, и так всю жизнь, наконец, помер. Это был Наташин дед.
Снова вторгся голос извне:
– Хватит про родню. Что в личной жизни?
Какая нежная, душистая трава! Миша подошёл к стогу сена, сгрёб охапку, и разложил на полянке. Мягко и немного колко, ароматно, приятно! Он обнял её и повалил на эту подстилку. Смешно! Радостно! Расхохотались. Какая нега, какое счастье! Как она его любит! Он целует её щёку, нос, висок, волосы, плечи… Она медленно проводит травинкой по его руке. Он расслабленно улыбается одними уголками рта… Она лежит на спине, смотрит на васильковое небо, на розоватые облака. Вон летит самолёт, такой маленький в глубине небесного купола, серебристый… Самолётик. Миша тоже его видит. Он следит взглядом за белой полосой, которую чертит в выси самолётик, и лицо его грустнеет. Он говорит: – У меня папа был лётчик, дед – штурман, мама – стюардесса. В одной команде летали. Вышли раз в рейс, и всё. Разбились. Меня бабушка растила. Я её очень любил! Наташа вздыхает, и говорит: – Иногда жить только с бабушкой – счастье!
