Олег Ёлшин
Миллион для гения
– В нашем магазине их не было, – спокойно ответила девушка за компьютером.
– Как не было? – переспросила Галя. Она была потрясена.
– Как не было? – заорал Ангел. Он был взъерошен, ужасно перепачкан и изрядно помят. За это время успел перепахать всю страну книг на животе от полки до полки…
– Не было, – повторила девушка и равнодушно отвернулась.
– А ну-ка, давай, оторви свой зад от стула и пошевели пальчиками толстыми по клавиатуре. Расселась тут, курица! – выдал он. – Устроила насест! Лежбище! – продолжал Ангел. – Чертова кукла! Ты знаешь, что такое написать книгу?! Ты знаешь, как сложно ее продвинуть, отпиарить, отколбасить,… то есть, отпечатать и принести сюда. А ей лень, видите ли, зад свой поднять…
Он мог говорить все что угодно, она все равно его не слышала, даже не видела, хотя это было к лучшему. Выглядел он ужасно – не по-ангельски. Но то, что она его не видела, Ангела раздражало еще больше! Он уже заскочил на стол, уселся на него верхом, свесил ноги, поставив их на ее белое платье, и начал дубасить девицу по голове.
– Ты будешь работать, курица, или тебе помочь? Или тебя носом твоим гламурным так ткнуть в монитор, что он расплющится? Или твои мозги заплыли тупостью, что уже ничего не соображаешь? А ну-ка, пошла отсюда! Давай, давай! Катись, клуша…
Вдруг он замер, в ужасе уставившись на экран: – Не было! – воскликнул он. Потом обернулся на Галю и Леонидова и, прокручивая длинную базу данных в компьютере, снова повторил: – Наших книг здесь не было! Точно не было!
Снова уставился на девушку, снял ноги с платья, погладил ее по голове и чмокнул в лобик: – Ладно, пупсик, прости. Это я так, не со зла. А похудеть тебе все равно не мешало бы.
И, спрыгнув со стола, развел руки-крылья от беспомощности.
Потом они ни с чем возвращались домой, и Галя успокаивала его, сегодня он перетрудился больше всех и переволновался, нужно все-таки уметь держать себя в руках, и в крыльях ангельских тоже.
Теперь Ангел выхаживал по комнате, широко жестикулируя-дирижируя, а Галя говорила по телефону, включив громкую связь:
– Я не понимаю, в каких магазинах лежат наши книги – о них никто не слышал! Прошел уже месяц! Целый месяц! Дайте нам адреса магазинов!
На том конце трубки зависло спокойствие и здравомыслие. И некоторая усталость объясняться с назойливыми клиентами.
– Ваши книги давно лежат в магазинах.
– В каких? – хором спросили они.
– В электронных, – ответил уставший голос. – Никуда ездить было не нужно и ничего искать, достаточно было включить компьютер.
– В электронных? – тихо переспросила Галя, – почему в электронных?
– Потому что мы работаем с электронными магазинами, – спокойно ответил уставший издатель.
– Но, вы нам не говорили, что работаете только с ними?
– А вы и не спрашивали, – разумно ответил тот. – Но, не волнуйтесь, по договору мы обязаны продавать ваши книги – вот мы и продаем. Какая для вас разница – где продаем?
– И что, нет ни одного магазина, где бы книга лежала, где можно было бы взять ее с полки, полистать, потрогать руками?
– Вы не волнуйтесь, – повторил он. – Миллионы людей покупают книги в электронных магазинах, потом их курьеры доставляют, и они попадают к людям. Те их берут в руки, листают, как вы сказали, трогают и даже читают.
– Да?… Ну, хорошо, – сдалась Галя, – и сколько уже продано таким образом наших книг?
– Сейчас посмотрю, – ответил спокойный голос, и сердца этих трех учащенно забились.
– Тысячу! – заорал Ангел – благо, его не слышали, – Две тысячи! Три!
Он кричал, задирая крылья кверху, махал ими, и трудно было ему не поверить.
– Ни одной, – спокойно ответил издатель.
– Как ни одной? – опешила Галя.
– Вы не волнуйтесь. Книжная торговля – дело не быстрое. Только неделю назад мы смогли их разместить в магазинах, заключить договора. Ждите! Мы обязаны продавать ваши книги, значит будем их продавать… продавать… продавать…, – эхом вибрировал его голос, отражаясь от стен.
Галя повесила трубку и воскликнула: – Интернет-магазины! ИЩЕМ!
Она переходила с сайта на сайт, щелкая по клавишам. Наконец Ангел, не выдержав, аккуратно подвинул ее на стуле, и нескончаемая лента потекла над головами:
Один, другой, пятый Интернет-магазины светились знакомыми обложками. Они плыли по воздуху, и длинные аннотации шли следом:
«ЧЕЛОВЕК ОКУНАЛ СВОИ НОГИ В ТЕПЛЫЕ ВОДЫ ОКЕАНА…»
Океан шелестел, набегая настойчивой волной, листал страницы, обложки сияли в этом бесконечном пространстве, где-то сидели люди, миллионы людей, они искали книги и нажимали на клавиши – «купить», «в корзину», «оплатить».
– ЕСТЬ! – устало проворчал Ангел: – Леонидов, мы сделали это! ЕСТЬ!
Десятки магазинов светились электронными обложками, на электронных полках стояли электронные книги, а электронные деньги уже текли в электронный банк. И уже виделось, как настоящие живые курьеры неслись по городу, развозя их по квартирам и офисам, по скамейкам в парках, по улицам и библиотекам. Люди брали книги в руки, листали, трогали и, наконец, читали.
13
– Созвонимся позже, в другой раз! – вспомнил он последние слова Алки, Аллы, Аллочки. Прошел месяц. Он ей больше не звонил, отослав свои книги на ее почту. Думал, что она прочитает и сама перезвонит. Обязательно перезвонит! А как же еще? Когда? Четыре книги – это немало, несколько дней можно на них потратить. А у нее дети, у детей кружки, масса других дел, муж – крупный издатель, которому нужно уделять внимание, время. Просто, пока не успела, не было времени. Неделя, другая и третья. Но, она почему-то не звонит. И сейчас, спустя месяц, он решил напомнить о себе.
Подойдя к телефону, набрал ее номер. Не рискуя снять трубку, вспомнив, как та раскалилась в прошлый раз, включил громкую связь. Из телефона повеяло шумом города, жарким днем, суетой и, наконец, пронзительный свист летящей ракеты или машины, а может, какого-то другого движущегося аппарата заполнил его маленький кабинет.
– Алло! – в сумасшедшем ритме и безудержном движении расслышал он ее голос.
– А, Леонидов! Ты что ли? – она была очень рада, но снова торопилась. Он тоже был рад слышать ее.
– Как дела? Куда ты пропал? – кричала она, а ветер свистел, вырываясь из динамиков телефона. Наверное, сейчас она совершала прыжок с парашютом, и ей не очень удобно было говорить. Но Леонидов тоже раскрыв свой парашют, летел рядом, даже сумел ухватиться за ее строп. А вокруг парили еще десятки, сотни людей. На мгновение показалось, что он знает кое-кого из них. Один был похож на продюсера Силаева, другой на издателя-грузчика, под парашютом которого балластом висел целый воз книг, и он пулей под таким весом несся к земле. Грузчик продолжал таскать свой груз даже на небесах. Все эти люди находились под красивыми раздувающимися разноцветными куполами, и почему-то в изумительных костюмах и платьях от Медильяне и в строгих галстуках. Абсолютно все. А он в джинсах и майке по такой жаре совсем не соответствовал этой компании. И еще понял, что здесь безумно холодно, а жаркое лето оставалось там, далеко внизу. Он уже замерзал, он покрывался сосульками. Как правы были все эти люди, одевшиеся по такой погоде, непогоде. Пожалуй, в следующий раз, когда он будет ей звонить, придется надеть телогрейку. Нет! – в ужасе подумал он. – Надеть восхитительный костюм, который пока скучал на вешалке в шкафу.
– Ты прочитала мои книги? – пытаясь перекричать встречный ледяной ветер, поинтересовался он.
– Книги, какие книги? – удивилась она.
– Мои! – повторил он.
– Ах, да, твои книги… Фу, черт! Ну, да… Твои книги… Леонидов, я не успела! Такая гонка, такая суета! Давай созвонимся позже! Я сейчас в такой беготне, таком цейтноте! Позже, Леонидов! Позже! В другой раз. Потом!
А ветер все упрямее бил в лицо, рвал на части маленький скромный купол над головой, унося его далеко в сторону.
– Когда? – крикнул он в последний раз.
– Позже… Потом!.. Через неделю… Через две-е-е-е!.. – летело на прощанье. Наконец, он потерял ее из виду. Десятки, сотни парашютов уже закрывали своими пестрыми куполами, забирая ее с собой.
– Наверное, все они летят за своими детьми на кружки. Летят и торопятся, – подумал он, совсем не обижаясь. – Значит, в другой раз. Позже. Потом. Через две недели.
Он аккуратно приземлился в свое кресло и только теперь понял, как замерз. Околел! Он весь был покрыт инеем и коркой льда, а в руке, как огромный леденец, была зажата прозрачная сосулька. И все равно, он рад был услышать ее голос. Очень рад! А далекая сумасшедшая весна снова подмигнула ему хитрым глазом.
Сразу же зазвонил телефон. Подумав, что это Алка, приготовился опять мерзнуть, хотя, наверное, она уже приземлилась и могла спокойно перезвонить из места, где было тепло и было лето. Но телефон издавал звуки мощных турбин, убедительно высвечивая номер Петрова.
– Привет, старик! – прозвучал уверенный голос. Как дела, как издательский «бизьнесь»?
«Бизьнесь», – прозвучало несколько издевательски, но Петров любил такой сарказм. Иногда это помогает жить.
А шум нарастал. Его друг теперь был не на палубе сверкающего лайнера, корабль его был меньше размером. Не было реи и парусов, зато мощные моторы разрывали тишину, уверенно толкая морскую ракету в неизвестность. Вокруг по-прежнему виднелось бесконечное море или даже океан. А на Петрове был надет морской китель и капитанская фуражка.
Ледяная сосулька продолжала жечь нестерпимым холодом руку, и Леонидов с удовольствием бросил ее в это море. Та зашипела на поверхности голубой волны и растворилась с сожалением, но навсегда. Петров оказался, как всегда, вовремя.
– Ну, как, Алка тебе помогла? – бодро спросил он. – Алка… Ну, Алла, Аллочка?
– Пока нет, – ответил Леонидов.
– Нет? Ты что, ей не звонил, старый скромник? – возмутился Петров.
– Почему, позвонил, – признался он, – отправил рукописи. Просто, она пока не успела. Была занята. Не было времени.
– Ну вот, отправил, – похвалил Петров. – Вот и хорошо. Давай, тереби ее, нечего тянуть. Можно раз за 20 лет уделить внимание старинному другу.
– Все будет нормально, – сказал Леонидов. – Поможет. Конечно, поможет. Пока не успела.
– Ну вот, так-то. Вот и хорошо. Таким, значит, курсом, – успокоился Петров.
– Как твой фильм, как министр?
– Все путем, – перекрикивал шум моторов Петров. – Фильм снимаю. Правда, министр денег на канал пока не дает. Ну, и ладно. Пусть не дает. Главное фильм. Главное Театр. Прорвемся.
– Да, прорвемся! Конечно, прорвемся! – согласился Леонидов. – А канала вообще не будет?
– Почему же, – сказал Петров, – будет. Только… другой. «Трижды три» или «Пятью пять» – я точно не помню.
– Канал о Театре?
– Не совсем, – тянул с ответом Петров. – Развлекательный канал. Фильмы, шоу, «мьюзика». Ну, сам понимаешь, все как обычно!
– Экшен!? – переспросил Леонидов.
– Точно, экшен! – засмеялся Петров.
– Где же ты будешь показывать свой фильм?
– Найдем! Обязательно найдем. Думаешь, мало людей, которые хотят посмотреть фильм о театре? Миллионы!
– Да, миллионы, – согласился Леонидов и задумался.
– Пришлось уволить сценариста, – продолжал Петров, уверенно, стоя на мостике, широко расставив ноги и крепко держа штурвал, – он получил выгодный заказ и теперь занят на объекте.
– Заказ на другой сценарий?
– На какой сценарий? На сварку. Он же сварщик.
– Ну и пусть себе варит, – успокоил его Леонидов.
– Да, я тоже думаю, пусть варит. Пусть варит, – согласился Петров. – Алка тебя не приглашала на вечеринку? – вдруг спросил он.
– Нет, – удивился Леонидов, – какая вечеринка?
– Ну, как же? Да, ты не знаешь! Ни черта ты не знаешь! – ответил Петров, – у нее теперь собирается весь бомонд.
– А тебя пригласила? – спросил он.
– Нет. Пока нет, – признался Петров.
– Значит, мы с тобой пока не бомонд, – засмеялся Леонидов.
– Не бомонд! Это точно – не бомонд! Но, мы еще свое возьмем, старик, еще устроим такую вечеринку, мало не покажется, – и он поправил капитанскую фуражку на затылке.
– Ну, давай, старик, не пропадай, – закончил он. Его голос уже таял и растворялся в реве мощных моторов, а ракета, набирая обороты, мчалась по волнам в бесконечность морских просторов. Неслась в неизвестность, летела навстречу судьбе. Только не было на ней парусов…
– Вечеринка, – подумал он. – Вот почему все эти парашютисты были так одеты. Они летели на вечеринку. Сначала за детьми на кружки, а потом на вечеринку. Это был бомонд. Летающий бомонд в костюмах от Медильяне.
14
Собаки больше его не беспокоили. Они не исчезли совсем, но совершали набеги временами и поодиночке. И, что самое удивительное, они превратились в жалких дворняжек, которые лаяли все одинаково, издавая одни и те же звуки.
– Господин, Клейзмер! Миллион… Миллион… Миллион…
– Я не даю интервью, – отвечал он.
– Гоша!.. Миллион!.. Миллион!..
– Не даю! Не даю!
– Гоша!.. Ногти!.. Волосы!.. Борода!
– Интервью не даю!
– Консерватория!
– Нет! Нет!
Теперь ему было весело, и он вежливо, пунктуально снимал трубку, чем их злил. Как близок был этот человек – позвони ему и ты услышишь его голос. Обязательно услышишь! Но, как далек он был. Он ничего не хотел объяснять. Он издевался над ними…
Нет, не издевался. Просто эти псы, породистые, знаменитые, холеные и прилизанные, отпиаренные и зубастые, – палец в рот не клади, – стали теперь маленькими и безобидными шавками. В последнее время они так уменьшились в размерах, что, проходя по улицам, он боялся на них наступить. По телефону голоса их были едва слышны. Лишь какое-то вялое поскуливание. И ему по-настоящему было их жаль. Как они могут изо дня в день задавать одни и те же вопросы? Если они спрашивают об одном и том же, значит, они знают только это? Только это их волнует. Этим они живут! А мир так многогранен! Он так велик! Он бесконечен! Стоит повернуть голову немного в сторону, задуматься, помечтать о чем-то, посмотреть на этот мир другими глазами – своими глазами. Ведь у них остались эти глаза! Богом данные глаза и Дарвиным тоже. У каждого свой взгляд и мысли, свой путь, точка зрения, мировоззрение! Почему он слушает музыку? Потому что ни единая нота не повторяется, а каждая фраза уникальна! Каждая музыкальная история потрясает. Уводит в бесконечность. А нот в октаве всего двенадцать. А нот миллионы, но у каждого музыканта они свои. А у этих всего несколько слов: «Миллион, борода, ногти, волосы… Волосы, миллион, миллион». И живут они, и говорят лишь несколькими словами! И думают! А мир так велик и многомерен. Так сложен, что миллионы слов не объяснят его.
В огромном старинном зале собирались люди. Конечно, десятки камер и журналистов – тех, кто вертится всегда рядом, не без этого, но дело совсем не в них. Сегодня здесь собралась почтенная публика. Ученые со всего мира. Самые высокие умы, великие головы современности. ЭТИМ не нужно прикрывать незнание или невежество костюмами от великого волшебника и мага Медильяне! ОНИ закончили свой Оксфорд или что-то подобное, получили лучшее образование и теперь учили других. Поэтому тоже сидели в костюмах… от Медильяне. Парадокс? Но все было именно так! Великий маг одел всех! Вся элита, какой бы она ни была, одевалась непременно в его наряды! Почему? Этого не знал никто! Королевские персоны, потомки голубых кровей, лучшие умы, умницы, выдающиеся личности – все собрались здесь! И все были в его костюмах!
Сегодня они пришли чествовать нескольких принятых в элитный Клуб, заслуживших это своим нелегким трудом. Нескольких избранных гениев! Такая премия вручалась ежегодно! На планете собирались по крупицам единицы-уникумы, которые попадали в короткий список, и Клейзмер был одним из них! Сюда он не мог не пожаловать. Да и денег здесь не вручали – жалкие несколько тысяч, которые можно истратить на дорогу или на костюм. Главное – ПРЕМИЯ и признание всего человечества! Здесь не было ни собак или пчел, ни других представителей братьев наших меньших – только Люди, Элита, лучшие из Людей. Здесь он должен появиться! Это не то место, которым можно пренебречь!
Кресла для нескольких избранных зарезервированы были в первом ряду. Самые почетные. А вот и табличка «Klazmer» – она бронзовыми литерами отсвечивала его имя. И начинается действие! Король восходит на трибуну и зачитывает речь. Клейзмера пока нет, но сейчас он войдет – бородатый, нестриженый, с длинными ногтями, прищуренным лукавым взглядом, и непременно в таком же костюме – иначе нельзя! Иначе не положено! Войдет, окинет ряды, и эти люди, знаменитые, заслуженные, великие будут ему аплодировать. А дворец замрет в восхищении, и снимет шляпу свою. И будут аплодировать гению, который своим умом опередил время, приблизив мир к заветной черте. Зал в ожидании замер. Спокойный голос короля продолжает речь, голос его отражается от стен. Сотни лет лишь самые достойные собирались в этом зале. Стены его повидали многих, привыкли ко всему, но этот человек! Этот гений!.. Опаздывает? Нет, задерживается. Гению позволительно всё. Но, только ему.
У старинных деревянных дверей стоят люди, готовые впустить его сюда! Вот уже первый избранный поднимается на сцену, и ему вручают грамоту, уже второй, но Клейзмера все нет! А эти грамоты, эти бумажные свитки, смотрятся как индульгенции, как земной пропуск в Рай! Это не зеленые бессмысленные бумажки, пусть их даже целый миллион! Пустить, развеять их по ветру, и через мгновение о них забудут. ЭТИ забудут точно. Даже не заметят такой мелочи. Не обратят внимания! Но, этот свиток! Его не взять нельзя! Но Клейзмера все нет!
Такого еще не было! Такого быть не могло! Пора бы и честь знать, господин Клейзмер! А его все нет!
Да кто вы такой? Обычный гений! Таких единицы? Таких вообще нет? Есть места, куда нельзя не приходить! Может, вы и в последний свой час перепутаете двери и опоздаете! А табличка бронзой все отливала, светясь на пустом месте.
Сейчас ОН войдет, – пронеслось по залу. – Сейчас двери откроются, и ОН войдет!
К королю подошел человек и что-то прошептал на ухо. Тот подтянулся, поправил костюм и направился к Клейзмеру. Нет! К пустому креслу. Зал в ожидании замер! Зал затаился, стены напряглись, потолок натянулся старинными перекрытиями! Такого здесь еще не было! И рядом с табличкой «reservado» на пустое сиденье ложится волшебный свиток-грамота, свиток-признание, свиток-пропуск, пропуск в Рай. Король поклонился пустому месту и покинул зал. А люди на местах выдохнули, они уже задыхались, они не в силах были таить в себе молчание, и тут их словно прорвало!
– Да, кто он такой?
– Это переходит всякие границы!
– Нужно и ЧЕСТЬ ЗНАТЬ, господин Клейзмер!
– Честь… Честь… Знать… Знать…
Долго еще стены отражали эти слова гулким эхом, пока не растворились и не умерли навсегда. Такого еще здесь не было никогда!
15
Они с Галей снова шли по короткому коридору, коридорчику, и разноцветные таблички контор и офисов переливались разными цветами. «ИЗДАЕМ И ПРОДАЕМ» – гордо светилась в конце коридора. Прошло уже два месяца с тех пор, как они заключили крохотный договор… договорчик. И теперь пришли сюда снова. Усталый маленький издатель равнодушно встретил их и проводил к столу. Книг здесь стало еще больше. Значительно больше! Они уже закрывали все проходы, поднимались до потолка, подпирая его великими мыслями, судьбами, придуманными и не придуманными историями, книжной силой и мудростью. А вот и коробки с его книгами. Они приветливо смотрели на своего хозяина. На своего автора! Наконец, явился! – говорили ему они. И какая-то идиотская радость охватила Леонидова. Здесь находились его книги! Тысячи книг! Они не испортились, не устарели, не запачкались – были аккуратно сложены в красивые коробки и стояли там, где их оставили два месяца назад! Он и не надеялся снова увидеться, но они были здесь и ждали его. И он почувствовал себя рядом с ними как дома… Потом очнулся…
Галя о чем-то говорила с маленькими издателями на повышенных тонах:
– Но, почему за два месяца не было продано ни одной книги? Вы взялись за это! Мы заплатили деньги! Вы обязаны были их продавать!
Издатель устало на нее посмотрел. Он давно устал от объяснений, поэтому монотонно привычно объяснял:
– Мы должны были напечатать ваши книги?
– Да, – нервно ответила она.
– Они перед вами, – показал он. – По договору, мы должны были их продавать?
– Конечно! – воскликнула она.
– Так мы их и продавали! Они лежат в десятках электронных магазинах.
– Но вы не продали ни одной! За два месяца!
– Потому что их не покупали! – взвизгнул издатель. – Но мы продавали их! Продавали! Понимаете меня? Мы взялись их продавать, а не продать, а это большая разница! Это две разные вещи – почитайте договор! И мы его выполняли! И будем выполнять до конца срока, то есть, до конца года!
– Что же теперь? – спросил Леонидов.
– Теперь ничего… Ничего теперь… Мы будем продолжать их продавать, как и делали это раньше. Или вы можете их забрать – это ваша собственность… А хотите, они еще полежат здесь… До конца года.
– Ну, уж нет, – воскликнул Леонидов, глядя на коробки со своими книгами. Он не мог и не хотел их оставлять здесь ни на год, ни на месяц, даже на день, и теперь ставил последнюю подпись в этой фирме… фирмочке…: – «Товар получен»
– Мой вам совет, – на прощанье сказал «издатель», – без рекламы и поддержки, без пиара их никогда и никто не купит, – кивнув на горы книг, занимавших маленькое помещение.
– Что же вы молчали раньше? – презрительно спросила Галя, – если вы знали, что их никто не купит, зачем их печатали и морочили нам головы?
– Мы делали нашу работу, – грустно сказал издатель. И добавил: – Но все пункты договора мы выполнили. Абсолютно все! И к нам не может быть никаких претензий. У нас договор.
Так вот почему здесь было столько книг. Они дожидались своих авторов. Выдерживались. Отстаивались. А «издатели» просто зарабатывали деньги – грузили, перевозили, снова грузили так, как работают настоящие, истинные грузчики, а потом книги складировали. «Продавали».
Он таскал тяжелые коробки по коридору… коридорчику и впервые в жизни понял, что такое быть грузчиком.
– Что ты веселишься? – спросила Галя.
– Знаешь, кто я?
– Ну?
– Грузчик.
– Да уж.
– Значит, мы на верном пути! От грузчика до издателя – один шаг! А правильный костюмчик у меня уже есть.
И еще одно вспомнилось ему – волшебное озеро. Оно все стояло перед глазами, и чудесные бугорки-острова возникали из воды, где росли удивительные деревья, а волшебные плоды свисали с ветвей. Только не было людей в лодках. И лодок не было. Никого не было. Озеро это находилось на далекой-далекой планете, где не могло быть никого – планета была необитаемой.
Теперь он находился в своей комнате, и книги его были рядом. Огромные коробки поднимались до потолка, небоскребами строились в широкие улицы и проспекты, а в них жили люди. Тысячи людей. Его персонажи. Они ходили по этим улицам, строили города, летали в космос, а иногда, снимая обувь, выходили на берег океана и босиком брели по песку. И он тоже ходил вместе с ними. Теперь это был целый мир – придуманный мир. Только об этом пока знали он и несколько близких ему людей. И еще – его Ангел.
Алка! Черт ее побери! Он совсем забыл! Он обещал позвонить ей через неделю-другую, а прошел уже месяц! Второй месяц! Неудобно получилось, – подумал он. Хотя, что такое два месяца, когда они не виделись почти двадцать лет. Все равно неудобно! Она давно ждет его звонка, и не решается позвонить сама, не хочет быть навязчивой. Она всегда была аккуратной скромной девочкой. Алка! Алла! Аллочка!
Он набрал номер и отпрянул от телефона, который задрожал, завибрировал всеми своими микрофонами и микросхемами и готов был разлететься вдребезги. А откуда-то накатило шумной морской волной, свежим дыханьем океана и запахом водорослей. И бензина. Целая флотилия, армада водяных скутеров и моторных лодок с невероятной скоростью утюжила, разрезала на кусочки поверхность океана. Алка на маленькой ракете неслась по волнам.
Снова за ребенком на кружок плывет, – подумал он, – снова не вовремя.
А она действительно мчалась стрелой, рассекая волны, поднимая небольшие цунами стремительным аппаратом-стрелой.
– Леонидов! Ты что ли? Леонидов! Как ты вовремя позвонил! Я так рада тебя слышать!
И сделала широкий вираж, поднимая огромную волну.
– Леонидов! Ты умница, что позвонил, но я тебя не слышу! – кричала она, заходя на второй вираж. – Говори громче!
А он уже летел рядом с ней. Вернее не рядом, но очень близко. Он зацепился длинным тросом за ее ракету и теперь мчался на водных лыжах следом на ее волне. И кричал:
– Ну, как книги?
– Книги? – кричала радостно Алка. – Какие книги?
– Мои книги! Тебе понравились?
Она притормозила и в ужасе на него посмотрела, как на сумасшедшего.
– Леонидов, я не читаю книг! Уже двадцать лет я их не читаю! И не буду читать!
Вдруг спохватилась: – Прости! Вспомнила! Это же твои книги. Я вспомнила! – радостно прокричала она. – Фу, ты, черт! Я совсем забыла! Я не успела! Такой цейтнот, столько дел, столько суеты, голова идет кругом! Позвони мне!
– Когда?
– Через неделю…
Она уже давила на педаль газа и неслась по волнам.
– Через две! – радостно вторил он, чувствуя сумасшедшую скорость.
– Хорошо! – кричала она. – Через две!
– Нет, через три! – кричал он, войдя во вкус.
– Да, да, через три! – эхом отвечала Алка.
– А еще лучше, через двадцать лет! – закричал он. – Так будет лучше! Намного лучше! Чтобы наверняка! Через двадцать!
– Хорошо, через двадцать лет. Но ни днем позже! – кричала в ответ Алка. – Поможем! Обязательно поможем! Какие могут быть вопросы! Звони ровно через двадцать лет, и не днем позже!
И тут вся армада собралась, выстроилась в линию и рванула с этого мокрого места, мчась в непроглядную даль океана, где только волны, скорость и ветер в лицо. Леонидов не ожидал такого рывка, и трос его лопнул, как гнилая нитка. Он грохнулся в океан и последнее, что запомнил, была лодка – маленькое белое суденышко. Ее окатило веселой волной от пролетевших скутеров, и человек с веслами навстречу ей гордо поднял голову. А лицо его теперь было мокрым, сияя на солнце, и глаза улыбались.
Они сидели напротив друг друга, и Петров держал в руках весла. Он медленно греб, а вокруг был спокойный океан и больше никого. Теперь это был не лайнер и не большая ракета, а лодка. Маленькая лодочка, медленно плывущая по волнам. Зато она была белого цвета. Петров сидел в форме капитана, а на голове была фуражка. Мокрая фуражка, с которой стекала вода.
Петров вытащил его из воды, он не дал ему захлебнуться, и теперь они оба мокрые сидели в лодке и смотрели вдаль.
– Вот, видишь, – наконец заговорил Петров, – я говорил, что поможет, значит, поможет, обязательно поможет. Через двадцать лет и ни днем позже. Теперь уже точно. А иначе и быть не могло. Это же одна компания. Ближе этих ребят по жизни никого и не осталось. А тут какие-то двадцать лет. Тьфу!
И они засмеялись.
– Можешь меня поздравить, – продолжал он, – я закончил фильм.
– Поздравляю, – искренне порадовался Леонидов.
– Правда, пришлось уволить всех. Деньги кончились. Сам понимаешь. Один пошел на сварку, другой на монтаж, третий вернулся в электрики. Пришлось заканчивать самому.
– Слушай, – спросил его Леонидов, – а куда подевались настоящие композиторы, художники, сценаристы? Ведь раньше они были? Где они все?
– Не знаю, куда подевались, – проворчал Петров. – Были и куда-то делись. Сам не знаю куда.
Он немного помолчал…
– Ты помнишь такого Балашова?
– Серегу! Конечно, помню! Работали в одном спектакле когда-то. Он лет на двадцать старше нас. Ему даже «Народного» дали, помнишь? Как он? Ты видишься с ним?
– Ты ничего не знаешь? – спросил Петров.
– Нет… А что?
– Умер Балашов.
– Как умер? – он был потрясен.
– На стройке.
– Что он там делал? Дом себе строил? Несчастный случай?
– Работал он там. Каменщиком второго разряда. Несколько лет работал, потом сердце не выдержало.
– Каменщиком? Он же Народный артист!
– Народный… Да, Народный. А работал каменщиком. Понимаешь, в последние годы он был, как это сказать, не в «формате». В рекламе не снимался, в «остальном» не хотел, уж лучше каменщиком. Неформат! Это как приговор.
Они сидели и долго молча смотрели на воду. Одежда подсохла, ласковое солнце согревало, нежно играя на волнах, а они все сидели и молчали.
– «Неформат», – снова заговорил Леонидов. – А кто сегодня определяет этот формат? Кто эти люди? Нет цензуры, нет Отделов культуры. Ты помнишь, сколько всего тогда осталось лежать на полках?
– Определяют те, кто в формате, – ответил Петров, – кто платит, тот и заказывает музыку. У кого деньги есть, короче.
И тут Леонидову стало страшно, он задумался и тихо произнес:
– А ты понимаешь, у кого сегодня эти деньги и как они за последние двадцать лет их «зарабатывали?» И какую музыку теперь от них ждать?
Снова долгая пауза повисла над лодкой. Даже чайки, присмирев, перестали кричать и беспечно носиться над волнами.
– Кошмар, – наконец, произнес Петров. – Так и двадцати лет не хватит на то, чтобы люди снова пошли в театр или взяли в руки книгу. Сначала должны вымереть эти новые динозавры, затем вырасти их дети, закончить свой Оксфорд и только тогда… может быть…
– А не кажется тебе, что все мы теперь «не формат»? Не бомонд. Да и грузчики мы плохие.
– Нормальные грузчики, – зло ответил Петров, – грузчики – что надо и фильмы снимать умеем, и книги писать…
– Когда показ? Канала не будет? Кто его теперь покажет?
– Покажет, – сказал Петров. – Обязательно покажет! Буду искать!
– А ты уверен, что кому-нибудь сегодня нужен фильм о театре?
– А книги твои кому нужны?
Они долго смотрели друг на друга, потом Петров перевел взгляд на океан…
– Извини, я не хотел, – наконец, произнес Леонидов.
– Да, и я не хотел. Фильм о театре! Конечно же, он нужен, и люди остались, которые еще помнят, как читать, помнят, что такое театр, – загладил свою бестактность Леонидов. А Петров все смотрел, не отрываясь, вдаль океана, словно где-то там находились ответы на все вопросы.
– Я, старик, завелся, – наконец, медленно, серьезно произнес Петров: – Я пойду до конца, чего бы это ни стоило. Я двадцать лет ждал, еще двадцать ждать не стану. И уезжать не хочу – это моя страна.
Галя с Ангелом стояли напротив, заслонив открытое окно, и наблюдали за тем, как он разговаривает с издателем – с тем самым грузчиком, теперь крупным уважаемым владельцем уважаемого издательства. Тот сам ему позвонил, и теперь эти двое смотрели на него и молчали, а Леонидов говорил. На издателе сегодня был желтый шикарный пиджачок и оранжевая рубашка известной фирмы. Той самой. Галстуков он не носил с тех самых времен, как был грузчиком. Любой галстук стеснил бы его мощную бычью шею, а вот огромная цепочка с удовольствием занимала законное место на ней. И никаких крестов.
