Олег Ёлшин
Миллион для гения
1. Предъявите документы.
2. Что вы сейчас делаете на крыше Эрмитажа?
3. Зачем вы там играете на скрипке?
4. Почему вы находитесь дома, когда в данный момент вы должны находиться на крыше Эрмитажа?
– и так далее, подозреваемый Клейзмер отвечал одной и той же непонятной фразой: – «Я не даю интервью».
Добиться от него других показаний было невозможно, из чего следует вывод, что Клейзмер на крыше Эрмитажа не Клейзмер, а совсем другой хулиган. На просьбу подписать протокол он ответил уклончиво, сказав, что не дает автографы, тем самым отказался от помощи следствию. Отсюда делаем вывод, что это и был настоящий Клейзмер, а на крыше Эрмитажа Клейзмер, но совсем другой.
Репортаж с места событий:
Мы продолжаем вести наш репортаж о человеке на крыше Эрмитажа. Вот, с двух сторон начали появляться бойцы спецподразделения по борьбе с хулиганами на крышах. Это элитный батальон, и сейчас мы увидим, как эти ребята будут работать. Зрителям нашего канала представляется уникальная возможность наблюдать за ними в прямом эфире. Мы видим, как они, оставаясь почти невидимыми, подходят к человеку, похожему на Клейзмера. Ближе. Еще ближе… По-видимому, они решили взять его с поличным в тот момент, когда он продолжает играть, чтобы в буквальном смысле поймать Клейзмера за руку… Так, секунду… Мне только что сообщили наши сотрудники, имеющие прямой выход на милицию, что Клейзмер на крыше,… так,… не очень хорошо слышно… Клейзмер на крыше – это другой Клейзмер?… Другой Клейзмер!.. Да-да, я все поняла, Клейзмер, но другой. Стоп! А мы ничего и не говорили. Мы только предполагали, ссылаясь на внешнее сходство. Бойцы элитного отряда уже подходят вплотную, уже окружают его! Сейчас… Это невероятно… Клейзмер… Простите, человек, похожий на него, исчезает на наших глазах. Мы с вами видели это в прямом эфире! Это потрясающе – был человек, математик…, простите, скрипач, и больше его нет… А посмотрите направо! На колокольне Казанского Собора возник точно такой же человек! С такой же бородой и скрипкой! Он тоже играет! Это удивительно!
Настоятель Собора, услышав странные звуки наверху, кинулся на крышу. Это было удивительно и непонятно. Но он ясно слышал, что кто-то играл на скрипке. Он спешно для своих немолодых лет взобрался по лестнице и увидел возмутительное зрелище. Прямо на колокольне, в святая святых его Собора, стоял заросший бородатый человек и бесстыже играл на скрипке.
– А ну-ка, кыш отсюда, нечистая сила. А ну-ка, вон, безобразник. Надо же, место нашел. Изыди! Вон!
Он оттер взмокший лоб и округлившимися глазами посмотрел на пустое место и на крест в своих руках. – Вот что делает Крест! – перекрестился он. – Вот что делает истинная Вера!
Дьявольское наваждение исчезло с глаз его, и слышались только крики людей внизу на площади…
Из милицейского протокола:
Операция по пресечению действий опасного хулигана на крыше под названием «Клейзмер» зашла в тупик. Преступник теперь свободно разгуливает по крышам города. Стоит бойцам отряда подняться, чтобы обезвредить его, он исчезает и тут же появляется на соседней крыше. Так продолжается уже несколько часов. Было принято решение по преступнику открыть огонь резиновыми пулями, бойцам выданы винтовки для ведения прицельного огня. Операция продолжается. Операция носит такое название, поскольку получила его до момента опознания настоящего Клейзмера, поэтому менять его уже не будем, чтобы не возникло путаницы.
Репортаж с места событий:
Наши камеры установлены по всему городу. Человек, хулиганящий на крышах, продолжает вводить в заблуждение отряд бойцов спецотряда. Они получили винтовки, и теперь снайперы замерли в ожидании приказа. Толпы людей на улицах, невзирая на опасность попасть под шальную пулю, продолжают стоять внизу. Мы готовы к продолжению репортажа, мы ждем приказа… Кажется, он получен! Бойцы стреляют!.. Это настоящее чудо! Как только прозвучали первые выстрелы, человек начал размножаться на наших глазах, создавая свои точные копии. Теперь десятки, сотни людей со скрипками в руках занимают все крыши поблизости. Это галлюцинация! Все они играют одну и ту же мелодию, но теперь это уже целый оркестр! Это голограмма, мираж! Скрипок много! Очень много. Все они объединяются в согласованный хор, но играют разные партии. Это одна музыка. Какая?… Не важно какая, но играют ее тысячи скрипок – каждая на свой лад, все вместе, в унисон. Теперь у нас сотни скрипачей! Тысячи! Город дрожит от скрипичного оркестра.
Из милицейского протокола:
Операция «Клейзмер» снова зашла в тупик. Был отдан приказ стрелять по Клейзмеру, но Клейзмеров стало много. На каждой крыше по Клейзмеру. Выявляем главного Клейзмера – зачинщика. Название операции не меняем, чтобы не задеть кого-то еще. Принимаем решение – по какому из них вести огонь… Огонь вести сразу по всем Клейзмерам. Приказ отдан.
Репортаж с места событий:
Теперь город похож на место боевых действий. Наши камеры расположены на всех центральных улицах города, везде, на всех домах стоит один и тот же человек и играет разные темы, но, если прислушаться, мелодия одна. А в руках сотен бойцов ружья с оптическими прицелами, и они ведут прицельный огонь. Ни один преступник пока не пострадал. Резиновые пули, словно пролетают сквозь эти фигуры, не причиняя им вреда, а музыканты-хулиганы спокойно стоят и играют на скрипках… Но, что это? Галлюцинация! Такое не укладывается в голове!
Из наблюдений психолога по чрезвычайным ситуациям:
Город был подвергнут психотропной атаке, вызывающей видения галлюциногенного характера. Дома, казалось, не стояли на месте, они плавали в воздухе, становясь то меньше в размерах, то больше. Некоторые из них поднимались плавно на высоту и оттуда, словно летающие шары, возвращались на свои места. Люди тоже начали парить над землей. Они свободно перемещались под звуки музыки и парили, создавая причудливые фигуры летящей толпы, словно были в невесомости. Мною замечен интересный факт. В наиболее шумных местах города – на вокзалах, на площадях с высоким уровнем городского шума, с большой плотностью автомобильного потока, там, где дома были высокими, музыка слышалась меньше. В таких районах почти не было аномальных явлений. Из чего делаю вывод и рекомендации – единственный способ избавиться от воздействия неизвестного оружия – необходимость его заглушить.
Репортаж с места событий:
Мы снова на центральной площади! Сюда стягивается спецтехника и, по-видимому, сейчас будет какое-то новое решение у работников правопорядка. У людей уже кружится голова, возникают непонятные видения. Мы можем наблюдать, что в небе тоже происходят необъяснимые аномалии. Специалисты говорят, что мы подверглись мощному воздействию психотропного оружия, которое вызывает галлюцинации. Ничего страшного! Ждем реакции наших военных…
Сирена! Мы ничего не слышим! Люди на крышах продолжают водить смычками, но теперь мы можем различать только мощные звуки сирены, которые исходят из динамиков, установленных на машинах военных! Эта сирена как прекрасная музыка! Она заглушает звуки скрипок, и дома начинают возвращаться на свои места, а люди на землю. В небе снова повисла сплошная черная туча, и теперь ничто не смущает умы горожан. Люди с удивлением, оторопев от пережитого, стоят и смотрят, слушая эту музыку. Эта сирена как избавление! Никто не думает закрывать уши. Просто слушают пронзительный звук и приходят в себя, в привычное состояние. Теперь будет долгое расследование хулиганства. Виновник должен быть найден и наказан! Смущать умы людей целого города!.. Что это?
Черная туча, зависшая над городом, внезапно разверзлась. Люди, до сих пор играющие на дьявольских инструментах, исчезли, а в огромном проеме над центральной площадью города, в небе над самым ее сердцем, сначала возникло бородатое лицо, а затем рука с гигантским смычком. Огромная рука расширила этот черный проем, прикоснувшись смычком к скрипке, и заиграла. Мокрая борода тряслась, длинные черные волосы развевались на ветру, и мощные звуки, срываясь с высоты, сотрясали город. Мощные звуки сирены были писком комара рядом с этим небесным монстром. Скрипка продолжала играть, и ничто уже не могло ее заглушить. Музыка, которая так долго срывалась со струн, изгонялась, расстреливалась и умирала в мощном реве гудков из динамиков, наконец, доиграла мелодию до конца… И тишина… Мертвая тишина. Только чудовищный образ черного человека в зияющем небесном окне, а еще выше пронзительный яркий луч солнечного света. Или не солнечного вовсе – никто так и не понял. Затем кромешный мрак и туча, наносимая ветром, схоронила это видение в плотных туманных слоях атмосферы. Человек со скрипкой исчез. Хорошо бы навсегда.
31
Вчера он снова не продал ни одной книги, только бесцельно шатался по вагонам, вспоминая утренний разговор с двумя молодыми ребятами, любовался совсем не зимним солнцем сквозь широкие окна электрички, рассматривал людей в поездах. Он почему-то не торопился. У него была куча денег! Ему заплатили за пять книг целых пятьсот рублей, и теперь он мог приезжать на вокзал и просто бродить по вагонам. Он был «гость» в этих поездах. Почему?…
С такими мыслями, выйдя утром из своего дома, медленно побрел по улицам. Потом метро, снова калека-некалека, энергично расталкивающий людей крепкими руками, делающий деньги на милосердии. Он ничего не продавал – просто собирал деньги и клал их в карман. Он не создал ничего, не написал, не вырастил пучка укропа, не связал варежки! Ты два года жизни посвятил себя этому делу, работал, выворачивая себя наизнанку, ты говорил, едва успевая записывать слова, мысли, трудился, не покладая рук. И теперь заслужил внимания к своим книгам и самому себе! Так сделай ЭТО! Что же, снова сегодня будешь бесцельно ходить по вагонам? Снова бессмысленно тратить время? – так он ехал, сосредоточенно размышляя.
– Нет! Он будет их продавать! Продавать по-настоящему! Он станет настоящим коробейником и научится это делать хорошо! И ни одной книги даром – все по 100 рублей и не центом меньше.
С такими намерениями вошел в знакомый вагон. Проскочил на вокзале мимо старушки с укропом, позабыв купить пучок. Стоял в тамбуре и готовился к выходу, как к прыжку на большую глубину. Просто нужно набрать больше воздуха, задержать дыхание, а потом, уже не думая ни о чем, сделать этот шаг. И головой вниз! Поезд двинулся с места.
– Известный московский прозаик! Автор бестселлеров! Новинки книг! Новинки литературы! Только сегодня – все по сто рублей! Осталось несколько экземпляров, впереди еще много вагонов, последним уже не достанется. Четыре новинки знаменитого автора! Четыре потрясающие истории, четыре последние работы! Книги – бестселлеры! Книги – новинки! Книги – «Экшен»…, – неожиданно для себя обронил он это слово! Оно нечаянно сорвалось из его уст! Он не собирался его говорить!
И тут случилось невероятное. Люди вставали со своих зрительских мест, держа в руках не театральные программки, а деньги. Самые настоящие деньги! Стоило одному-другому купить его книги, создать маленькую очередь – сразу же начался ажиотаж. Они протягивали деньги, выхватывали из рук книги без разбору, не глядя, не читая названий. Это было чудом!
– Попрошу без сдачи, – ворчал Леонидов, скрывая смущение, не ожидая такого эффекта, доставая из сумки свои шедевры. – Не суетитесь, спокойно, хватит не всем! – входил он во вкус. А люди продолжали покупать книги, повторяя волшебное слово – «ЭКШЕН», «ЭКШЕН», и радовались такому приобретению.
Поезд уверенно набирал обороты, колеса безжалостно стучали по металлической колее, приколачивая раскаленные рельсы к замерзшим шпалам. Искры золотистыми брызгами разлетались во все стороны. Искры горячими каплями падали на белоснежный снег, который таял от неожиданного огнепада, а колеса все стучали и стучали. Рельсы стонали на поворотах, но уверенно удерживали состав, который продолжал с немыслимой скоростью нестись в непроглядную даль. В даль, покрытую белыми снегами, талыми, горячими кляксами расплавленных капель-искр, и только холодный ветер в лобовое стекло…
Так продолжалось какое-то время. Молодой коробейник, который несколько дней назад втолкнул его коленом в этот бизнес, вошел в вагон. Он не дождался своей очереди и теперь стоял у дверей тамбура, ошарашено глядя, терпеливо ожидая, переминаясь с ноги на ногу. Такого он еще не видел.
– Мохеровые варежки на любой вкус! На любой размер, любого цвета! – неожиданно воскликнул Леонидов, толкая парня перед собой коленом, предлагая его товар. – Все по… Почем твое добро? – спросил он.
– По стольнику, – недоуменно ответил парень.
– Осталось всего двадцать книг! Каждому, купившему пару варежек, по одной книге в руки. Книги только в руки, которые в варежках! Варежки плюс книга – цена 200 рублей! Последние экземпляры! Последние книги! «ЭКШЕН», мохеровый «ЭКШЕН»!
За пару минут они продали весь товар, и уже не с чем было идти по вагонам. Пора было возвращаться за новой партией! И так снова и снова. Целые горы, небоскребы книг таяли на глазах, а карманы уже пухли от «стольников». Парень с варежками притащил целый воз своего пушистого товара, и весь день они носились по вагонам, перелетали с одного поезда на другой и продавали, продавали, продавали, собирая свои честные законные деньги. Уже в третий, в четвертый раз он возвращался домой, прихватывая коробки книг, грузил их в машину, которую нанял по дороге, и снова на вокзал, снова в театр! В бой! «ЭКШЕН!» «ЭКШЕН!»
– Новинки книг, бестселлеры, самое популярное чтиво месяца! Чтиво недели! «ЭКШЕН!»
– Он сделал это! – вспомнил Леонидов слова Ангела. – У него все получилось! Сегодня он продал несколько сотен книг! Сначала долго писал их, потом мучился, бился, искал выход, лазейку в этот странный бизнес и, наконец, нашел!
А теперь уставший, стоял в тамбуре и смотрел в окно. Парень с варежками, не выдержав, соскочил по дороге. Он давно распродал свой товар и уже был где-то далеко-далеко, наверное, на Мальдивах или на Майорке, может, на Канарских островах. Сейчас это было не важно. Главное, что он отблагодарил, помог наладить его вагонный мохеровый бизнес. Помог, а теперь стоял и смотрел куда-то вдаль, а ледяной ветер сквозь разбитое окошко дул ему прямо в лицо… Поражало одно – не было радости. Не было ощущения победы, успеха. Только дьявольская усталость, словно целый день грузил эти вагоны или разгружал.
– Поэтому не было радости, – понял он.
И потому этот летящий поезд не казался в дивном полете – он тащился по колее, тоже устало стуча металлическими колесами.
Радость от успеха, от победы! Какая неуловимая это вещь! Казалось, за год они с Галей перепробовали все возможные способы. Как они хотели научиться продавать книги! Не чужие – свои. И ничего не получалось. А тут… И стоит этот несчастный, уставший коробейник, грузчик, и совсем не радуется.
– Что же ты не радуешься? Какого черта?
И тут он вспомнил летящего под куполом парашютиста-грузчика, который даже на невероятной высоте был привязан к своим книгам, и, как балласт, летел в обнимку с ними камнем вниз. Он даже не мог почувствовать ощущения высоты и полета, только деньги в карманах и воз товара под ним. А разве сам он пятнадцать лет делал не то же самое? И таким же уставшим камнем по вечерам возвращался домой, падая в кровать с полным карманом денег и страшной усталостью от чувства выполненного долга. Какого долга? Перед кем? Зачем?
Леонидов продолжал тупо смотреть в окно. А за окном все пролетало мимо. Полустанки и люди, городки, другие поезда, и только он стоял в тамбуре, как пригвожденный к месту. Словно якорь, сброшенный с палубы корабля, который никогда уже не выйдет из гавани в открытое море.
Сошел с ума? Чего еще нужно? Это же твои книги! Твое дело! Все получилось!
И тут странная мысль закралась в голову, не давая покоя:
– Он не мог брать денег у тех людей, а теперь не мог на них смотреть. На жалкие сотни, которые с трудом помещались в карманах. А карманы уже тошнило от них.
– Но, как же та старушка с пучком укропа у вокзала – она сама вырастила его, сама продавала, почему же он не может так? Чем он хуже ее? Чем ее трава лучше его книг?
Уставшие извилины с трудом ворошили эти мысли, замерзшие мозги едва переваривали случившееся.
– Старушка относилась к укропу как к товару и спокойно брала свои гроши. В этом все дело. Для него еще вчера книги значили большее, чем эти 100 рублей. Они стоили намного дороже, дело здесь совсем не в гордости. И тут он сделал неожиданное открытие:
– Продавать свои книги то же, что делать операцию любимой женщине или торговать талантами своего ребенка, хотя…
И вспомнил отца Моцарта, который с малолетства эксплуатировал уникальный дар сына.
– Черт с ним, с этим папашей Моцарта. А как же те первые деньги, которые он получил от «хозяина» поездов? Как он радовался тогда! В этом все дело! Когда их продает кто-то другой, не так болезненно, даже радует, но самому собирать ничтожные гроши, отдавая за них книги – это ужасно. Каждый должен делать свое дело. Книга – не пучок укропа, выращенный в парнике, пусть даже своими руками. Кусочек души – равный ста рублям. Если хочешь говорить, не торгуй словом, не бери алтынный за мысль рожденную, вымученную, которая стоила несравненно дороже. Она не разменная монета и до тех пор не имеет цены, пока за нее не заплатили, и тогда все стирается корыстным ластиком, утрачивая смысл.
Он не знал, что ему думать! Он стоял, тупо глядя в окно. Он потерял что-то главное, дорогое! Не было удивительного ощущения экстаза от написанного. Еще вчера эти книги были чем-то нереальным, священным. Этот дар был дан ему свыше, он не имел цены! И теперь уставший, голодный, пустой, с полными карманами денег, он стоял у разбитого окна и бормотал себе что-то под нос. А пар валил изо рта.
– И роль твоя бессмысленна! Когда говоришь, творишь, лицедействуешь, а в голове ничтожный калькулятор тем временем подсчитывает гонорар за каждый выход на сцену. И сцена эта уже не место для священнодействия, а лишь для торговли. Каждая фраза – копейка, каждый акт – алтын, каждый спектакль – тринадцать серебряников, за которые ты предал самого себя! Каждая книга – бессмысленные месяцы, которые провел наедине с собой и пустым кошельком. Пустой душой, которая ждет гонорара. Гонорар за откровение, премия за полет души, чек за несостоявшийся гений! Фабрика чувств мелочного таланта, обглоданный суррогат твоей души. Нетленной души, которая была разменяна за алтын! Так вот почему Клейзмер не взял проклятый миллион!
В этот миг перед ним разверзлась бесконечная пропасть. Она притягивала пустотой и мраком, и голова начинала кружиться. А он заглядывал в нее, стоял на самом краю, чувствуя, понимая, ощущая каждой замерзшей клеткой нечто ужасное, абсурдное, непостижимое, неведомое ранее.
– Если он будет делать только то, что ХОЧЕТ, что ДОЛЖЕН делать, стоя перед Богом, они погибнут от голода. Если не будет делать ЭТОГО – сойдет с ума! Так устроена жизнь, устроен мир! Просто он прикоснулся к чему-то запретному, незнакомому, неведомому ранее. Раньше он мог об этом только догадываться, но даже представить не мог, насколько это ужасно.
– Но, был ли ты счастлив, когда писал?
– Да!
– Тогда, что же делать?
32
Последний концерт этот удивительный человек со скрипкой играл на сцене. На настоящей сцене, где за его спиной в ярком свете прожекторов мерцал орган, а в зрительном зале сидели люди, тысячи людей, зал был забит битком. А он все играл, отдавая им волшебные звуки инструмента. Он нашел свою сцену и зрителя. Только… Никого в этом зале не было, горело лишь несколько лампочек дежурного освещения. Было поздно, была ночь. Этот большой зал еще вечером проводив последнего зрителя, теперь сонно дожидался следующего дня. И тут явился этот странный бородатый человек и теперь, как сумасшедший, терзал свою скрипку. Музыка разрывала на части пустоту зала, металась, отражаясь от стен, кресел, высокого потолка. Она звучала и настаивала, кого-то искала, зал становился больше, мог уже вместить в себя тысячи… миллиарды людей, которые, внимая удивительным звукам, в ее отражении узнавали себя, свои жизни и судьбы, заглядывая в самые потаенные уголки души. И там рождалась, выворачиваясь наизнанку, совсем другая, неведомая раньше мелодия, та самая, которую ты мечтал услышать всю свою жизнь. Ждал ее долгими бессонными ночами, в предчувствии трепеща всем своим существом. И теперь она, ослепляя, помогала широко распахнуть глаза, давала то удивительное зрение, которым теперь ты мог увидеть намного больше. Увидеть все! Все и наяву! И это не был сон, ни болезненный, воспаленный образ твоей фантазии, а реальный символ, знание, желание изголодавшейся души. Музыка души…
– Ну что, студентик? Что уж так заходишься? Поздно уже. Пора спать… Спать…
В зал вошел подслеповатый сторож. Он давно заснул, но, заслышав наверху непонятный шум, поднялся, теперь стоял и жалел студента, который, наверное, мечтал вырасти и играть на этой сцене.
– Ну-ну, угомонись, все получится.
Говорил он медленно, слова его были словно колыбельная или сказка на ночь. Оставалось только закрыть глаза.
– Вырастешь, станешь большим и придешь сюда. Все будет хорошо, – успокаивал он человека со скрипкой.
– Будут у тебя зрители, будешь подниматься на сцену, играть, а тебе будут аплодировать, дарить цветы, – сонно бубнил старик.
– Станешь знаменитым, богатым, будешь ездить на гастроли, путешествовать, люди будут брать у тебя автографы, интервью, показывать по телевизору. Будет… все будет… А сейчас пора спать. Давай, студентик, завтра на учебу, на занятия. Будешь учиться – все получится. Завтра. Все завтра. Спать, пора спать…
Его голос мягко звучал в полутемном зале, успокаивая, обещая, что все получится, все будет… но, только не сегодня. Завтра… завтра… И теперь этот большой зрительный зал превратился в удивительное место далеко на другой планете, а может быть, где-то еще. Там не было усталого старика, не было прожекторов и кресел, зрительного зала, только склон высокой горы и темные, почти черные деревья в округе. Ветер трепал его всклокоченные волосы, а далекий горизонт не собирался озаряться ярким предутренним светом. Человек со скрипкой все играл и играл, и помешать в этом одиноком мире он уже никому не мог. А деревья и высокие кусты в такт его звукам преклоняли кроны и ветви к земле, покачиваясь в мертвенном свете, слушая волшебную музыку. Просто была ночь, черная ночь, и только звезды сияли на недосягаемой высоте.
33
Леонидов снова мчался в свой «театр». Он торопился, словно боялся опоздать к началу спектакля, где должен был играть главную роль. Играть премьеру! Не глядя, перебегал через улицы и переходы, преодолевая нескончаемые ветки метро, наконец, выскочил наружу и пулей пересек привокзальную площадь. Сегодня был его день! Он снова будет играть на сцене. Сегодня он садился в первый попавшийся поезд – где его не знали, не читали, не покупали его книг. А значит, все будет с чистого листа!
Люди, такие же, как и в тех электричках, занимали места в партере, на галерке, а в тамбуре, за кулисами, сновали коробейники, готовясь исполнять роли. И он тоже готовился. Поезд двинулся с места.
Эти актеры в тамбуре, отложив в сторону реквизит, глядели на него, словно понимая, что роль его главная, а потому пропускали вперед. С его товаром! С его книгами! С новой его новой ролью! Леонидов смело откинул в сторону занавес-дверь и вышел на сцену:
– Сегодня проходит необычная встреча с книгами нового, неизвестного вам автора, – уверенно начал он. – Неизвестного писателя, четыре романа которого были изданы за последние два года, и, если вы пожелаете, можете взять их себе…
– Взять?
– Ни копейки с вас никто не попросит, берите, читайте. Если понравится – оставьте на память, если нет, безжалостно выбросьте в мусорную корзину. Это ваше право! Сегодня эти книги для вас!
Поезд уверенно набирал скорость. Поезд едва касался колесами накатанной колеи. Он больше не сеял раскаленными огненными искрами по снегу, был невесомым, продолжая неумолимый безудержный бег.
– Книги-новинки, психологические романы, истории откровений, книги для души. Для вашей души!
А за окнами все продолжало мелькать в безумном немыслимом порыве: сменялись остановки, их не стало вовсе, сменялись города, городки, небольшие деревушки. Небо поднималось выше, солнце светило ярче, и снова лето, снова поля нескошенной пшеницы, бесконечные зеленые луга и речушки без переправ! Поезд мчался через них какими-то неведомыми путями-тропами, а дорога вела по прямой и только вперед!
– Эти истории отвлекут вас от долгой дороги и спячки, дадут немного времени, чтобы вы могли побыть наедине с самим собой и удивительными героями. Иногда стоит забыть о том, что у тебя за пазухой и вспомнить – рядом находится сердце, которое бьется, услышать волшебный звук, и тогда ты почувствуешь что-то еще. Книги откровения – книги для вашего сердца…
Только вперед! Вперед и наверх! Вот удивительное ощущение полета! Вот почему – «летаем»! Леонидов обошел все вагоны поезда, раздав почти весь свой багаж, и теперь возвращался, разглядывая пассажиров. В руках многих были его книги. Они листали их, ощущая аромат типографской краски, переворачивали страницы и… читали. Люди не обращали на него внимания, только на книги! Весь поезд, все эти люди, устремившиеся неизвестно куда, сейчас читали его. Они позабыли об остановках, которых не стало вовсе. Только летающий поезд, по сторонам облака и яркое-яркое солнце, и еще лица этих людей, их глаза…
Под вагонами больше не было рельсов, не было надоевшей металлической колеи, которая неминуемо доставит тебя в нужное место по определенному расписанию. Теперь лишь стремительный полет, головокружительная высота, зеленые холмы и леса где-то далеко внизу…
Он не сразу понял, что произошло. Но почувствовал, что поезд, продолжая лететь, начал стремительно менять траекторию. Она превращалась в небесную горку, и теперь состав то взмывал на высоту, то стремительно падал вниз.
Но так он разобьется! Ведь под ним больше нет рельсов! Нет мощной опоры, за которую можно ухватиться, держаться, не упасть!
А какой-то человек в немыслимой одежде то ли сказочного зверушки, то ли персонажа из мультфильма, появился из тамбура и заорал на весь вагон:
– Книги-новинки, книги-блокбастеры, книги-ЭКШЕН!
Леонидов в ужасе услышал это слово.
– Акция! Только сегодня! Только для вас, господа! Как заработать миллион! Как заработать миллиард! Все по триста рублей! Бабло! Настоящее Бабло всего по тысяче! Вы не хотите заработать миллион? А миллиард?
Его смешная рожица корчилась немыслимыми гримасами, а люди, оторвавшись от чтения, отложив книги в сторону, забыв обо всем, начали волноваться. Начали нервно роптать:
– Миллион… Миллиард… Бабло… Бабло… Бабло…
Поезд сделал мертвую петлю, и тут Леонидов понял, что упасть он никак не может. Это же горки – настоящие горки, те самые, из аттракциона, а под колесами вагона теперь находился мощный рельс. Он не даст свернуть с пути, он будет непреклонно тащить, волочить за собой, состав, и соскочить с него уже не удастся. Оставалось только пристегнуться…
Поезд продолжал полет, но уже по этой замысловатой траектории. Окна замерзли, они покрылись инеем, и сквозь них не было видно удивительных бесконечных зеленых полей и лесов, рек, не покрытых толстым слоем льда. (Да и были ли они – эти зеленые леса и луга?) Неба не стало и солнца тоже…
– Бульварный романчик! – продолжал человечек, а на головы людей посыпались гребешки и ножницы, какие-то сувениры.
– Мужской ррроманнн! – снова заорал Человек-Мультик, надувая гигантский «шарик» над головой.
– Блокбастеррры! Детективввы!
Книги-убийцы, книжки бандиты, книги-торта и шоколадки, книги-губная-помада, книги-жвачки, книги-бутерброды!
Наконец появилась знакомая фигура человека. Тот летел с высоты второго этажа головой вниз и скоро, очень скоро, должен был коснуться зеленой поверхности болота, застрять там, увязнуть и превратиться в кровавую кляксу, в след, в тень. Люди бесновались, люди сходили с ума.
– Все по триста, по пятьсот рублей! Книги – инстинкты, все по тысяче, по миллиону! Кто больше?! За каждый истраченный миллион – миллиард взамен!
Люди доставали миллионы! Люди в этом поезде везли целые тонны денег, все свое состояние, и теперь отдавали их Человеку-Мультику! Человеку, который дарил главные и основные инстинкты жизни! Больше им не хотелось ничего.
34
Он летел в самолете, и огромный мир расстилался перед глазами. Летел, смотрел в круглое отверстие, и думал:
– Мир, как он велик, но как он может быть мал. Все зависит от того, как на него посмотреть. Все зависит от отношения, точки зрения. Неужели Клейзмер прав? Неужели эта теорема доказывается именно так. Да и дело совсем не в ней. Клейзмер пошел дальше, значительно дальше. А если все это правда?
Стюардесса принесла напитки, и он налил в бокал красного вина. И так с бокалом в руке на высоте десяти тысяч метров над землей, сидя в удобном кресле, продолжал размышлять. Это был директор того самого Математического института, которого Клейзмер обделил вниманием. Клейзмер пренебрег всеми устоявшимися правилами и повел себя, мягко говоря, некорректно, неэтично и непонятно. Плевать на этику! Плевать на правила и приличия! Но, это «непонятно» мучило его в последнее время? А смутные подозрения одолевали.
Он давно не отдавал себя любимому детищу – математике, не посвящал ей жизнь, не молился ее молитвами. Все какие-то встречи, презентации, переговоры. В последние годы было не до нее. Иногда тосковал, но рутина повседневности не позволяла вернуться к ней. Это, как любимая женщина, которая ждет тебя, и ты всегда сможешь прийти, отдав самого себя, но только позже, потом, не сейчас. Женщина подождет, она будет ждать вечно. Это как старенький музыкальный инструмент, жаждущий твоего прикосновения, и тогда он откликнется и с благодарностью одарит волшебными звуками. Но пока хватает времени лишь смахивать с него пыль – нет, не сейчас, в другой раз, как-нибудь потом. И вдруг возник этот Клейзмер!
Ученые института, которые четыре года расшифровывали иероглифы Клейзмера, ему объяснили, что скрывает в себе эта теорема. Еще помня отдельные моменты сложной, любимой науки, он сумел их понять. Но, когда понял! Только бы Клейзмер ошибался! – подумал он, отпивая глоток вина. Он знал – Клейзмер не тот ученый, который будет выдавать желаемое за действительное. Знал уровень этого математика, и ошибки в доказательстве быть не могло. Хотя они искали эту ошибку несколько лет. Искали и очень надеялись найти. Такое уже бывало раньше, в течение почти ста лет. Люди выдвигали гипотезы, спустя годы их опровергали. Но сейчас! Искали и найти не смогли. Но нашли нечто другое. И если Клейзмер подтвердит свою догадку – мир перестанет существовать… в том виде, в каком мы его привыкли видеть.
