Они долго молчали, наконец, редактор нарушил тишину.
– Дружище, я помню все твои рассказы, – медленно заговорил он. – Ты понимаешь… Хочешь правду?
– Да! Конечно! Только правду!
– Правду… А правда такая… Твои слова мертвы…
Он словно провалился в обморок. Рональд не слышал редактора какое-то время, почему-то кивая головой, а тот все говорил и говорил. Кровь приливала к лицу. Снова Майкл? Нет. Это невозможно. Он знал, что этот человек не может его обмануть. Он не станет этого делать! А редактор все продолжал говорить. Наконец он снова его услышал:
– …так вот. Этот великий предсказатель, кстати, наш соотечественник, решил на своем великом даре… А, как ты помнишь, он предсказал и вторую мировую войну, и великую депрессию, и бомбардировку японских городов атомным оружием во времена, когда о нем еще никто ничего не слышал… Ток вот. Он решил за свои прогнозы и предсказания брать деньги. Вполне законное желание! Почему бы и нет? Открыл небольшую контору, а поскольку его знали, нетрудно было найти клиентов, которые захотят ему платить. Ты слышал эту историю?
– Нет…
– В первые же дни на прием к нему пожаловал солидный господин, хозяин банков, владелец огромного состояния. Он положил перед ним некие акции и задал вопрос – пойдет ли их стоимость вверх или упадет. Казалось бы – простой вопрос. Это не то, что предсказывать мировые катаклизмы. Наш медиум спокойно приложил ладонь к бумагам и вдруг в этот момент понял… Что он понял?
– Не знаю.
– … что не чувствует абсолютно ничего. Рука его была абсолютно холодная. Словно, обескровленная. Это был кошмар. С этой минуты великий предсказатель и медиум не сделал больше ни единого прогноза и спустя многие годы умер в нищете и забвении. Вот так. А хотел он лишь немного заработать. Понимаешь, дружище?
– Да!
– Этот дар снисходит откуда-то с небес, но в любой момент может исчезнуть навеки. Его нужно беречь и не растрачивать по пустякам. Тому в истории есть множество примеров. Не расстраивайся, дружище, но эту книгу не напечатает никто. Ты хотел правду? Извини…
Франк оторвался от рукописи и дико захохотал:
– Да, вы исписались, Рональд Дойл! Вы просто исписались! Живой классик литературы! Писатель с мировым именем! Миллионные тиражи! – вдруг перестал смеяться и прошептал: – Какой кошмар!
– Да, исписался! – гневно сверкнул глазами старик. – За все нужно платить. Видимо, тот, кто дал мне этот талант присматривал за мной слишком усердно. А после той книги… Если бы я работал на них дальше, ты можешь представить, что из этого могло получиться?
– Так вот зачем я вам нужен? Вот, почему вы взвалили на меня это. Вы – духовный импотент! Но это подло, сэр!
– Мне наплевать на твое мнение! Сиди и пиши! Работай или иди ко всем чертям, возвращайся в свой чертов Париж. Кто там за тобой гонится, кто в тебя стреляет, что они с тобой сделают, а с твоими детьми, забыл? Кто ты есть в той жизни?!
Франк в ужасе смотрел на рукопись. Он не мог вымолвить ни слова.
– Сиди и пиши, – уже спокойнее добавил Дойл.
– Если хочешь, я снова напечатаю все твои рассказы в моей газете, – мягко произнес редактор. – Те, которые ты написал раньше. Прошло уже два года, о них забыли. Буду их размещать из номера в номер. Надумаешь – приноси.
– И выроете мне могилу при жизни. Поставите памятник. Нет. Спасибо. Нет.
Всю дорогу домой он себя истязал. Он мучительно соображал, что будет делать дальше. Денег осталось всего на пару недель, а потом… Ничего. Он молод! Он силен. Не всем же зарабатывать миллионы. Он будет работать, руки будет стирать в кровь, но не даст его любимым женщинам голодать! Это совсем не страшно. Так живут многие. Живут все! Главное, что Дороти его любит, а, значит, у него в жизни есть все…
Войдя в дом, он услышал нежный голос Дороти, она с кем-то разговаривала по телефону, и ему стало хорошо и спокойно. Сейчас он войдет, обнимет ее. Хотел было открыть дверь и пройти в комнату, вдруг услышал:
– Майк, я не знаю. Он уже месяц носится со своим романом по разным городам, предлагает его издательствам…
– Пока не напечатали…
– Почему – не знаю…
Она долго молчала, потом произнесла:
– Майк, я не буду ему ничего говорить. Он может заподозрить. В последнее время он стал очень мнительным. Все будет хорошо. Через несколько дней у нас закончатся деньги и он сам придет к тебе…
– Да. Приползет…
– Ты его совершенно не знаешь, а вот я знаю хорошо. Он слишком любит меня и малышку, чтобы не сделать этого.
Дороти снова какое-то время молчала, потом весело воскликнула:
– Ну, конечно, Майк. Осталось всего несколько дней. Кстати, насчет денег. Ты не хочешь повысить мне жалование? Ты обещал…
– Результат будет. Всего несколько дней, Майк, и Ронни будет твой!.. Пока…
Когда Рональд открыл дверь, она отшатнулась от телефона и с ужасом на него посмотрела. Но быстро пришла в себя и улыбнулась.
– Ты приехал! Устал, дорогой! Я приготовила ужин, пойдем.
– Откуда ты знаешь Майкла?
– Майкла? Ах, Майкла?… Это знакомый с прошлой моей работы. Звонил, предлагал вернуться. У них появилось свободное место – как раз для меня.
– О ком вы говорили?
– Так. Сплетни. Об одном человеке…
Он долго молчал, глядя ей в глаза.
– Нет, ты не подарок бога, Дороти… Ты подарок дьявола!
– Ты куда, Ронни. Вернись! Ты все не правильно понял. Слышишь меня?
Но он ее уже не слышал, уходя все дальше. Заметив, что она идет следом, ускорил шаг, уже бежал. Выскочив на дорогу и размахивая рукой, наконец, остановил проезжавший мимо грузовичок, прыгнул в него и исчез…
Когда он подъехал к большому зданию на знакомом пустыре, увидел, что свет в окне их комнаты горит и уверенно направился к крыльцу. Майкл был на месте. Он сидел за столом, а напротив расположился какой-то молодой человек. Стол был завален бумагами. Очевидно, эти двое работали. Писали будущие шедевры! Завидев его, Майкл встал, кивнул незнакомцу и тот удалился. По его виду Рональд понял, что Дороти уже позвонила, и он знал все.
– Садись, – спокойно по-дружески предложил Майкл. Рональд сел. Майкл достал бутылку, налил. Рональд молча осушил стакан до дна.
– Еще? – спросил Майкл.
– Да, – зло произнес он. Снова выпил и уставился на Майкла. Тот стоял и долго на него смотрел, потом медленно прошелся по комнате и заговорил:
– Ронни, ты хочешь, чтобы я тебе сказал, откуда Дороти знает меня. Я не буду от тебя ничего скрывать. Мы друзья, Ронни. Да, именно, друзья и на меня ты можешь положиться. Если бы я относился к тебе иначе, все было бы по-другому – наша организация… Впрочем, ты сам все понимаешь. Итак, Дороти. Наберись мужества. Мы не дети, просто будь мужиком – а я буду с тобой откровенным. И давай договоримся – сегодня мы говорим только правду. Идет?
Рональд молча на него смотрел.
– Это был не мой план, – продолжил Майкл. – Но, когда ты отказался работать, они решили, что понадобится она. Такое случается, это обычная практика. Я тебе расскажу про нее, чтобы ты все понимал. Дороти замечательная девушка. Она получила блестящее образование в Англии. Ее родители рано ушли из жизни, поэтому агентство, заметив такое чудесное юное создание, взяло над ней шефство, вкладывало в нее деньги, а потом предложило работу. Она, конечно же, согласилась. А что ей оставалось делать? Без денег, без семьи, с ее внешностью – на панель? В университете, где она училась, много таких девушек. Они получают образование, становятся настоящими леди, а потом работают на нас. А мы помогаем им сделать блестящую карьеру. В дальнейшем именно такие становятся женами почтенных господ – бизнесменов, банкиров, политиков, даже президентов. Да-да, не удивляйся. Так Дороти досталась тебе. Это просто ее работа. Всего лишь работа.
– Она родила мне ребенка.
– Это входит в ее обязанности. И сделала она это искренне и по своей воле. Тебе повезло, Ронни. С другой стороны подумай – было бы лучше, если бы тебе досталась девка из сомнительной семьи, которая устраивала бы скандалы, заставляла покупать тряпки, бриллианты, вымогала бы деньги, изменяла бы всякий раз, когда ты в отъезде. Так было бы лучше? Многие люди сегодня живут в семьях, ненавидя друг друга. Они уже видеть не могут свою вторую половину, но продолжают это безумие. Зачем? Деньги, квартира, дети, надоевший скучный секс… Все эти несущественные вещи заставляют их мучится и жить под одной крышей до глубокой старости.
– Но…
– Скажи мне, Ронни. Хотя бы раз она тебе устроила скандал, изменила? Ответь честно!
– Нет!
– Она любила тебя?
– Не знаю. Теперь не знаю.
– Ладно. Тебе было хорошо с ней?… Честно!
– Да.
– Она хорошая собеседница, любовница, подруга? Или я не прав?
Майкл плеснул виски еще и Рональд выпил.
– Так, чего же ты хочешь?
– Это подло, это предательство.
– Болван, она любила тебя и любит сейчас. Сначала приняла тебя, как данность. Как в прошлые века – выдавали девушек помимо их воли за стариков, за денежных мешков, но эти юные создания все равно становились женами, создавали семью. Ронни, согласись – Дороти идеальна. О такой женщине мог бы мечтать арабских шейх, а она досталась тебе.
– Какая мне оказана честь! Такую ценную сотрудницу использовать для того, чтобы контролировать какого-то писателя! Сколько вы в нее вложили?
– Ты себя недооцениваешь. Мы сделаем из тебя великого писателя! А Дороти будет идеальной женой, подругой, твоей тенью, музой, матерью твоих детей. Она будет королевой, с которой не стыдно будет появиться в обществе. А сколько из-за тебя она уже претерпела? Вы живете в сарае, ты ее никуда не вывозишь, вы ни с кем не общаетесь, а она терпит. И любит. Дороти умница. Признаюсь по секрету – это я для тебя ее выбрал. Скажи спасибо.
– Спасибо. Ты настоящий друг. Может быть, она и голову мне тогда проломила?
– Ну, зачем же так? – засмеялся Майкл, – для этого есть другие сотрудники. Так что, не вини ее ни в чем.
– Скажи, Майкл, ты бы на такой женился?
– Да. Конечно! Да!
– Врешь. Отвечай честно!
– Я не могу на ней жениться, потому что уже женат.
– Поздравляю. Когда успел?
– Год назад. Извини, не пригласил на торжество. Но, ты был занят, был отшельником, сходил с ума.
– Кто же она?
– Моя история простая. Я не гений и не великий писатель. Работает она в этом же здании, только в другом отделе.
– Случайно не там, где висит табличка – “Антропофагия”.
Майкл засмеялся.
– Углядел-таки?
– Да.
– Нет, она занимается модой. Новой модой. Говорит, что женщину нужно не одевать, а раздевать, тогда можно будет оценить ее красоту по достоинству. И вообще, Ронни, ты не понимаешь, чем мы занимаемся! Мы делаем великое дело, а ты сомневаешься. Будь с нами и ты станешь богатым, успешным, знаменитым! Чего еще желать? Наше агентство становится все более могущественным, оно набирает силу. Ты будешь в одном строю с самыми прогрессивными людьми на планете. Пора сбросить ненужные цепи. Человек должен стать свободным…
– Ты уже это говорил.
– Ты не понимаешь, – горячился Майкл, а глаза его горели, – мы боремся за права человека. Свобода – это основа демократии. Мы живем в свободной стране. Мы должны принести эту демократию людям, распространить ее по всему миру. Мы освобождаем человечество от предрассудков, создаем новые ценности. Человек должен стать свободным и в семье, и в обществе. Ты все это знаешь, ты об этом писал! И это только начало. Мы пойдем значительно дальше! А поэтому нужно говорить и писать. Нужны твои книги, Ронни. Нужна новая философия жизни! Человек должен получать новые знания, учась в колледже, он должен изучать новую историю…
– Вы даже историю переписываете?
– Конечно! Мы просто убираем из нее ненужные страницы.
– А ты не боишься, что через несколько десятилетий по улицам снова пройдут факельные шествия, будут на площадях сжигать книги, а на рукавах появятся знаки отличий СС? Ты об этом не подумал? Я был на войне, я видел этих людей.
– Ты преувеличиваешь, Ронни. Этого не будет никогда. А история, безусловно, нуждается в чистке. Только тогда человек станет свободным, когда наступит мировой порядок. Нам не нужен хаос. Есть страны великие, которые будут идти впереди общества, они и должны стать примером, иметь исключительные права на лидерство, на уважение. Такие государства и станут оплотом демократии. А слабые должны подчиняться. А новые кинофильмы, новая литература, история нам в этом помогут. Нужно воспитывать молодежь! Каждый отдел в нашем агентстве работает на будущее. Понимаешь, Ронни, мы делаем великое дело. А человек станет свободным и счастливым.
– И счастливо будет поедать соседа? Как быть с отделом, где скоро людям предложат такое меню?
Майкл засмеялся.
– Это лишь эксперимент. Мое дело – книги, новая литература. А это? Я разговаривал с теми ребятами – в их рассуждениях есть определенный резон. Скажи, Ронни, если по какой-либо причине наступит голод и начнут умирать люди. Тысячи, миллионы. Они будут ходить по улицам в поисках еды, не зная, что ее навалом, и каждый второй мог бы выжить. Согласись, в этом есть какой-то смысл. Вымрут слабые, но останутся сильные, они и будут жить. В конце концов, это разумно, иначе погибнут все. Понимаешь? Кому нужна бабка, которой осталось всего неделя-другая, а так она отдаст жизнь молодому соседу, поможет ему выжить…
– Майкл, ты это говоришь на полном серьезе? Ты стал бы есть…, – и Рональд, захлебнувшись виски, начал отчаянно кашлять. Наконец, успокоился.
– Не знаю, Ронни… Я нет! Но есть горячие головы, которые предлагают накую инновацию. Может быть, они правы. Я не знаю – есть спорные моменты. Но человек имеет право на жизнь, черт возьми!
– Майкл!
– Да, Ронни?
– Ответь мне на один вопрос. Только честно.
– Конечно.
– Сейчас тебе 32. Так или иначе, придет время, ты станешь таким же старым и ненужным, как та бабка, которую ты готов отдать на съедение соседу. Что ты будешь делать, о чем будешь думать? Как ты будешь уходить туда, после того, что натворил? За все придется отвечать, Майкл, ты знаешь это. И тебе, и твоей жене, и детям, которые у вас родятся, им тоже придется отвечать. Говори же!
Майкл долго молчал. Потом налил себе виски и выпил до дна, было видно, что от этого разговора он устал. Наконец посмотрел на Рональда, усмехнулся и воскликнул:
– Иди ты к черту, Ронни, со своим допотопным мышлением.
– Ты не ответил.
– Ответил. К черту и все. Ты меня понял.
– Спасибо за правду, – прошептал Рональд, – потом добавил, – я не буду ничего для вас писать. И это мое последнее слово.
Майкл задумался. Он встал, подошел к окну, долго смотрел туда не отрываясь. Потом медленно вернулся к столу и снова сел.
– Ты меня ставишь в сложное положение, Ронни, – пробормотал он, помолчал немного и снова заговорил, крутя в руках стакан:
– Мы договорились сегодня говорить только правду. Так слушай ее. Я раскрою тебе все карты, а ты сам ответишь на вопрос, что мне делать дальше… Повторяю, все это не моя прихоть, за мной стоит серьезная организация. Итак… Твоя книга имела огромный успех. За два года ее тиражи составили десятки миллионов. Ее перевели на многие языки и продают на всех континентах во многих странах. Но… наступает момент, когда рейтинг популярности неминуемо поползет вниз – чудес не бывает. А значит нужно бросить в печь свежие дрова. Тринадцать книг. Рональд Дойл, должен их написать. Люди ждут его новые шедевры. А если учесть, сколько в тебя вложили, агентство сделает все, чтобы от тебя добиться результата. И они пойдут на все.
– На что?
– Скорее всего, тебя они не тронут, до последнего будут терпеть твои выкрутасы, внимательно наблюдая за тем, чтобы сумасшедший писатель не сделал неверных движений – сам понимаешь. Но, что будет с Дороти? О ней ты подумал? Она совершенно беззащитна.
– Мне на нее наплевать. Я не вернусь к ней.
– Нет? – удивился Майкл, – ну хорошо, найдем тебе другую.
– Майкл!
– Ах! Извини. Твои дурацкие принципы… И тебе совсем ее не жаль?
– Нет! Я не хочу больше ничего о ней слышать.
– Хорошо, – проворчал Майкл, – хорошо, – повторил он. – Не ожидал. Ты сильный мужик – уважаю. Но есть еще одна проблема – твоя дочь.
– Они будут воевать с годовалым младенцем? – закричал Рональд.
– Конечно. И уничтожат ее жизнь. Они сделают с ней все, что угодно и я не смогу помочь – ты это понимаешь? Ронни, эта крошечная девочка, ангел, чудесный ребенок, она твоя дочь. Скажи, что мне делать, как ей помочь?… Я не слышу? Молчишь?… Ронни, ты будешь писать.
– Я не могу.
– Ты должен.
– Нет.
– Ты обязан спасти свою дочь, черт возьми. Ты не имеешь право бросить ее на растерзание тем людям.
– И это твоя хваленая организация, которая беспокоится о правах? Вы делаете подобным способом великие дела?
– Да! Именно! Такие жертвы были всегда, вспомни историю. Многие люди отдавали жизни за идею, за победу, за успех. Все революции были кровавыми, иначе не бывает. Это закон, Ронни. Так, что мне делать, что я завтра им скажу?
– Скажи, что я умер!
– Где тело?
– Что я сбежал!
– Найдут.
– Скажи, что я исписался!
– Что? – Майкл выпученными глазами на него посмотрел, вдруг дико захохотал. Он долго заходился смехом, пока не пришел в себя.
– Даже не думай, Ронни. Если я им такое скажу…
– Что будет?
– Не понимаешь?
– Нет.
– Ты можешь себе представить красавца-мужчину, который играет в кино главные роли, к его ногам бросаются все женщины мира, его боготворят, он секс-символ планеты? А теперь представь, что будет, если мы его назовем импотентом? – и он снова захохотал. – Можешь себе представить человека, который многие годы рекламировал сигареты известной марки, а потом умер от рака легких? НЕТ! Такие живут вечно, творят всегда! Они даже не имеют право на смерть. И ты должен это понимать. А ты хочешь назвать классика мировой литературы духовным импотентом, человеком, который в 25 лет угробил свой талант и стал таким же, как все? Нет!..
– И все-таки. Если сказать им это – все закончится.
Майкл мгновение соображал, потом воскликнул:
– Знаешь, что они сделают, если им такое сказать? Нет, они не оставят тебя в покое. Это будет твой приговор. Поскольку с тебя больше взять нечего – они помогут тебе красиво отправиться на тот свет, а потом объявят о твоем самоубийстве. Ничто так не поднимает писательский рейтинг, как смерть творца – это закон. За несколько дней твоих книг купят больше, чем за прошлые два года, потом сделают тебя идолом, а роман иконой, на которую будут молиться многие годы. Вот так…
– Что же делать?
– Это я тебя хочу спросить? Кстати, почему ты заговорил об этом. Исписался – как тебе такое могло в голову прийти?
– Не знаю. Но, должен же быть какой-то выход?
– Ронни, выход есть. Ты будешь работать, приносить пользу обществу, будешь зарабатывать огромные деньги, твоя дочь не будет ни в чем нуждаться, а Дороти… Если захочешь, мы разведем вас, лишим ее права быть матерью, лишим гражданства и отделаемся от нее навсегда. И сделаем это всего за пару дней. Ты ее никогда не увидишь. Больше ничто не должно мешать Рональду Дойлу писать. Ты меня понял?
– Да, понял.
– Ты согласен?
– Нет… Да…
– Нет или да? – уже смеялся Майкл. – Ронни, дорогой, уже поздно. Завтра я жду тебя и мы начнем работать, а сейчас отдыхай. Куда поедешь?
– Не знаю… В гостиницу…
– Хорошо. Деньги есть?
– Деньги?…
– Держи, – и он бросил на стол пачку сотенных купюр, – а хочешь, как в прошлые времена, в кабак, потом заедем к девочкам? Тряхнем молодостью!
– Майк, ты женат!
– Да, ты прав… Ну и что? Не беспокойся, она ничего узнает. Ну что, Ронни?
– Нет, Майк, я пойду.
– Как знаешь. Но завтра я тебя жду. Высыпайся, отдыхай и закончим этот кошмар. Нас ждут великие дела! Да, Ронни?
– Да.
– А что было дальше? – спросил Франк, закончив писать.
– Дальше? Продолжим в следующий раз, уже поздний вечер, я устал, – ответил Дойл.
– Хотя бы скажите, как вам удалось покончить с этим. Как я понимаю, ваша жизнь была в опасности.
– Втянулись, господин журррналист? Разбирает любопытство?
– Мне совершенно наплевать, что там было дальше, – с этими словами Франк встал, желая уйти. Дойл засмеялся.
– Ладно. Не обижайтесь. А дальше… Рональд Дойл этим же вечером сел в поезд и покинул тот городок навсегда. Потом он слонялся по разным штатам, какое-то время тратил деньги, которые дал ему Майкл, а когда они закончились, перебивался случайными заработками. Снова и снова он менял места проживания, убегая все дальше от Майкла и его агентства. Он должен был исчезнуть – иного выхода у него не было. Наконец, случайно попал на корабль, где устроился официантом и покинул Америку навсегда. Впереди его ждал Марсель. Потом Париж…
Все, Луи, отдыхайте. Завтра сделаем выходной.
– Луи? Что вы здесь делаете? – Жоан вышла из подъезда и с удивлением посмотрела на Франка, который выглядывал из-за дерева, стоящего неподалеку.
– Так, ничего, – сказал он, смутившись, выходя из своего убежища.
– Ничего?
– Проходил мимо…
– Да? – улыбнулась она.
– Хотел снова увидеть вас, – признался Франк.
– Почему не зашли? Выпили бы вместе утренний кофе.
Он промолчал.
– Сейчас я еду на работу…
– Конечно. Я понимаю. Я не хотел вам мешать.
– А знаете что? Хотите поехать со мной. У меня дел всего на пару часов, а потом я смогу сбежать и мы куда-нибудь пойдем. Ну что, поехали?
– В банк? Может быть, я заеду за вами позже, когда вы освободитесь?
– Почему в банк? – не поняла она.
– Разве вы не работаете в банке?
– Почему вы так решили?
– Я не прав?
– Нет, Луи, вы потеряли дар медиума. Банк! Только этого мне не хватало! Ну что, едем?
– Да! – с радостью воскликнул он.
– Нам туда, – махнула она рукой в сторону остановки автобуса.
– Поедем на такси, – возразил он, останавливая машину с зеленым огоньком.
– Как хотите, Луи, – согласилась она.
– Вы работаете в зоопарке?! – воскликнул он, когда они подъехали к входу.
– Да, – гордо призналась она. – И это один из самых старинных зоопарков Франции. Его открыли еще при императоре Наполеоне III. Здесь был когда-то Венсенский лес, а теперь просторный парк, – и она увлекла его за собой. Они сели в крошечный, почти игрушечный, автомобиль и поехали по большой территории.
– Чем вы тут занимаетесь? Считаете животных?
– Почему я должна что-то считать? – улыбнулась она.
– Ну как же, вы окончили факультет экономики…
– Вы выдумщик, Луи. Считаю – скажете тоже! Нет – это не для меня, пусть считают мужчины! – засмеялась и добавила: – Я психолог и работаю с животными.
– Надо же. А зачем животным психолог? Не у каждого человека он есть.
– И напрасно. А у животных он должен быть. Кто же еще позаботится об этих чудесных созданиях? Вот посмотрите на этих медведей. Если бы мы вовремя не заметили, у них в семействе были бы серьезные проблемы. Пришлось разделить их территорию на две части, теперь у них мир и любовь. А для этого ягуара пришлось перестроить дом. Целый год он не заходил в свое жилище, но я провела исследование и выяснила, что старое место было энергетически тяжелым, он это чувствовал и не заходил туда, а после новоселья у него с подругой появилось потомство. А вот здесь мы посадили несколько высоких лип… А там мы сделали небольшую насыпь. Видите тот естественный холм, который принадлежит козам. Но тигры тоже захотели иметь небольшую возвышенность, тогда мы для них ее создали.
– Захотели? Как вы об этом узнали? – удивился он.
– Они мне об этом сказали, – просто ответила Жоан, словно это было очевидным.
– Как вы успели заметить, у нас нет ни единой клетки, все условия должны соответствовать их среде обитания. А иначе наши подопечные буду чувствовать себя плохо. Они должны находиться здесь, как у себя дома. Этим я и занимаюсь.
Потом Жоан долго, темпераментно рассказывала о зоопарке, о зверях, они переезжали из одного уголка парка в другой, глаза ее горели, и поневоле Франк залюбовался. Он уже не представлял ее в современном офисе, отделанном стеклом и пластиком с калькулятором в руке. А в этом месте она чувствовала себя вполне естественно. Жоан снова и снова выскакивала из машины, подходила к зверям, здоровалась, разговаривала, потом знакомила Франка. Вернее, представляла Франка им. И в какой-то момент он почувствовал себя, словно находился на смотринах. Уже хотелось понравиться этим быкам и кошкам, обезьянам и слонам, жирафу. А тот с высоты своей длинной шеи строго на него смотрел, словно пытался что-то сказать. Тогда Франк не выдержал и грозно спросил:
– Чего он от меня хочет?
– Разве непонятно? – удивилась Жоан. – Ревнует! – и крикнула:
– Серж! А ну-ка прекрати сейчас же! Я кому сказала!
Франк засмеялся, он не мог без иронии наблюдать за тем, как она разговаривала с животными, делала это на полном серьезе, словно перед ней были не звери, а люди, и тут случилось невероятное. Жираф медленно начал перебирать длинными ногами, поворачивая свое большое неповоротливое тело. Наконец, отвернулся совсем.
– Так! Это что такое! – гневно воскликнула Жоан. – Ты что себе позволяешь? Знаешь кто ты такой? Собственник! Длинный, обидчивый собственник. Если сейчас же не повернешься, я завтра к тебе не приду. Ты меня слышишь? Ну, как хочешь!
Но Серж стоял, не двигаясь с места.
– Серж, дорогой, – продолжала она. – Это Луи. Познакомься. Он нравится тебе? Серж, я должна знать твое мнение. Он очень хороший. Не сердись на него, Серж!.. Я очень люблю его, но если ты не повернешься, я расстанусь с ним навсегда!.. Но тогда я останусь совсем одна – ты этого хочешь?
Франк был потрясен. Он заворожено наблюдал за огромным жирафом, который после этих слов медленно повернулся, опять строго посмотрел ему в глаза, и от этого взгляда ему стало не по себе.
– Дайте ему это, – шепнула Жоан, протянув Франку пучок травы. – Не бойтесь, он вас не съест.
Франк взял траву и поднес к прутьям ограды, которая их разделяла. Серж снова внимательно на него посмотрел, вдруг наклонил голову и аккуратно взял у него из руки траву. А губы его были нежными и мягкими. Потом он с удовольствием ее жевал, получая истинное наслаждение, и это было заметно.
– Он признал вас! – прошептала Жоан. – Это хорошо. Он мой любимец! – она снова обернулась к жирафу: – Пока, Серж! Не скучай! Пока, мой хороший! – и взяла Франка за руку. – Завтра я обязательно приду, – крикнула на прощанье и повела Франка к машине.
Потом они еще долго ездили по парку, и Жоан показывала ему своих питомцев. Наконец они закончили обход и очень скоро сидели на веранде открытого ресторанчика рядом с зоопарком.
– Ресторан экзотической кухни? – спросил он.
– Что вы имеете в виду? – вздрогнула она.
– А что вы делаете с животными, которые расплодились и которых стало слишком много?
– А что делают с людьми, которые родились и их стало очень много? – сверкнула она глазами.
– Отдают на сведение животным, – пошутил он, но Жоан его юмор не оценила.
– Вы такой странный, Франк. Иногда вы напоминаете необузданного дикого человека, который вышел из леса. Или инопланетянина, прилетевшего с другой планеты. Нет, никто этих замечательных зверей не отдаст на съедение людям, если вы это имели в виду.
Она немного помолчала и задумчиво добавила:
– Такое случилось лишь однажды, когда в 1870 году была франко-прусская война, и Париж был в осаде. У военных закончилась еда, и пруссаки пришли в этот парк. Все звери безжалостно были съедены. Но, то были дикие времена. Слава богу, это больше нигде и никогда не повторится.
Он смотрел в эти грустные глаза, продолжая молчать. Видимо, Жоан не слышала о том, что произошло в зоопарке, находящемся в соседней стране, не так далеко отсюда. Поэтому молчал. Он не мог ей об этом рассказать. Потом спросил:
– Жоан, а почему вы своему жирафу сказали, что любите Луи?
Она улыбнулась, задорно тряхнула головой, от чего ее волосы разлетелись в разные стороны. Потом воскликнула:
– Ну, сказала! Просто так! Сказала и все! Только не подумайте… Они, как дети, с ними нужно быть очень аккуратными. Всегда нужно думать, что говоришь.
– Разве можно обманывать детей? – улыбнулся Франк.
– Нет, – улыбнулась она.
– А почему вы развелись?
– А почему вы спросили?
– Сегодня я наблюдал за тем, как вы проводите время с животными… Наверное, любой мужчина был бы счастлив, находясь рядом с таким психологом, как вы.
– Почему развелись? Он хотел выкинуть мой шкаф! – сурово воскликнула она и засмеялась. – Шучу… А развелись, потому что разлюбили. Хорошо – вовремя поняли, что любви больше нет. А если нет, тогда зачем все это?
– Вы удивительная, Жоан.
– А почему развелись вы?
– Я?
– Нет, ошиблась! Теперь медиум я. У вас есть жена, есть семья и замечательные дети. Угадала?
– Это у вас есть семья и двое детей – мальчик и девочка, – вдруг поневоле вырвалось у него. – Вы смогли бы в это поверить?
Она стала серьезной и тихо задумчиво ответила:
– Знаете, Луи, иногда мне кажется, что это правда. А еще мне кажется, что знаю вас уже тысячу лет… Поэтому терплю до сих пор ваши дикие фантазии.
– Я скоро уеду, – внезапно произнес Франк.
Жоан немного помолчала, потом тихо спросила:
– Вы закончили свое интервью?
– Почти.
– Поэтому прятались утром за деревом? Хотели уйти по-английски?
– Не люблю долгих расставаний, поэтому ненавижу уходить по-французски.
– А как это по-французски? Как прощаются в вашем Провансе?
– Сразу и навсегда… А как прощаются в вашем Париже?
Она долго молчала, глядя ему в глаза, потом улыбнулась и ответила:
– Никак. Если любят – не прощаются вовсе.
– Поэтому англичанам легче, – вздохнул он.
Было раннее утро. Сегодня Дойл поднял его раньше обычного, и наскоро позавтракав, они прошли в его кабинет. Обычно они начинали работать намного позже. Франка раздражала медлительность старика, который ползал по квартире, делал какие-то бессмысленные движения, носил мусор из комнаты в комнату, словно там находился кто-то еще. Выглядывал сквозь грязные стекла в окна, потом долго брился. Для кого? Ходил по коридорам большой пустующей квартиры. Потом замирал перед какой-то вещью и о чем-то думал. Иногда казалось, что он пытается сконцентрировать свою мысль, приземлиться, зацепиться за какую-то мелочь и вернуться на землю. Словно, находился он в невесомости или где-то еще. Но сегодня все было иначе.
– На чем мы позавчера остановились? – спросил Дойл. Они снова сидели за столом в его просторном кабинете и готовились писать. С одной стены на них внимательно смотрели глаза ребенка и взрослой женщины, чьи фотографии были аккуратно развешены в красивых рамках, а с другой черными пыльными отверстиями зияли пустые полки. Франк с удивлением заметил, что выглядел Дойл как-то необычно. На нем был надет приличный костюм и галстук, он был тщательно выбрит, что раньше случалось крайне редко, старик был необычайно бодр, даже весел, несмотря на то, что в последние дни он явно чувствовал себя неважно. Иногда хватался за сердце, что-то невнятно бормотал, забывал, о чем говорил минуту назад. Но сегодня, словно сбросив добрый десяток лет, был энергичен и полон сил.