bannerbannerbanner
полная версияAnthropos phago

Олег Ёлшин
Anthropos phago

Полная версия

– Наверное.

– Наверное, – проворчал Майкл, – не наверное, а точно! Да что там марихуана! Он имеет право делать все, что хочет. В этом смысл! Нужно оторваться от привычной рутины, стряхнуть серость средневековья. Нужно одеваться по-другому, думать по-другому, любить, относиться ко всему иначе, не слушать никого. В каждом человеке заложены природой и богом непреодолимые желания. Так зачем же их преодолевать? Люди должны свободно выходить на улицы и говорить то, о чем они думают – о власти, о соседе, о сексе, черт возьми. Да, они имеют на это право! Они должны думать своей головой, а не той, которая им брюзжала в школе, наказывая за плохое поведение! Имеют право не надевать на себя наручники, не запихивать себе в рот кляп. А когда человек это поймет, жизнь станет лучше. Только свобода сделает его счастливым. Он сможет позволить себе многое, позволить все! Если ты в толпе, не бойся, иди, круши все на своем пути, жги, уничтожай, но добивайся своего! – Майкл, держа в руке бокал, начал размахивать им из стороны в сторону, проливая. – Если ты на стадионе, вырви с корнем чертово кресло и запусти им в продажного судью, который не засчитал гол! Возьми ракетницу и выстрели в него. В следующий раз он подумает – брать ему те деньги или нет! Дьявол его побери! Если Джерри не будет тупо стоять на сцене, держась за свой микрофон, а в экстазе схватит гитару и сломает ее о голову Тома, он будет прав! Почему нет? Он давно хотел это сделать! А Том в отместку прямо на сцене сожжет рояль, черт возьми. Тогда и только тогда они сыграют новую музыку, настоящую. Чего ты смеешься?

– А Фил?

– Что Фил?

– Что сделает Фил?

Тут у Майкла глаза загорелись.

– А Филу мы отрежем…

– Что? – Рональд захохотал.

– Ты понял, что, Ронни! Да, отрежем! А зачем он ему нужен?

– А потом?

– Наденем на него платье.

– Так…

– Дадим в руки микрофон.

– И…

– И заставим петь сопрано. Женскую слюнявую темку.

– Отлично!

– Нет, не отлично, – фантазировал Майкл. – А еще отрастим ему бороду. До груди!

– Откуда у него грудь?

– Сделаем!

– Ну, Майк!

– Что, Майк? Ты не представляешь, какой будет успех!

– Ты пьян, Майк! – уже хохотал Рональд.

– Не веришь?! Такое время придет! Я уверен. Я знаю это! О чем мы с тобой писали? Какие были главы в твоей дурацкой книге, какие там ходили слоны? Детство? Ты имеешь право на счастливое детство? Отвечай?!! А как ты будешь счастлив, если этот тиран в школе лупит тебя розгами. Так подай на него в суд. Даже, если он косо посмотрел на тебя – в суд! И пусть сидит. Да, что там, жалкий учитель. Если твой отец поднимает на тебя руку или в наказание заставляет драить унитаз – в суд!

– На отца!?

– На него! Черт возьми! И пусть сидит! Ты человек, или ничтожный раб, чужая вещь? Дитя тоже имеет право на свободу и жизнь! Понимаешь, Ронни? Главы? Какие там еще были главы? Семья? Любовь? К черту средневековье! – уже почти кричал Майкл. – Понятие «традиционная семья» безнадежно устарело. Пусть у ребенка будет… два отца! Три отца! Или две матери! А его маму будут звать Сэм! Что ты смеешься!? – гневно воскликнул Майкл. – Да, Сэм! А папу Том! Кто сказал, что ребенок будет несчастлив? Том и Сэм! Сэм и Том! Вот идеальная семья. А если захотят, то Сара и Марта! Например, Марта будет папой!

– Откуда же возьмутся дети в такой семье? – уже не выдерживал Рональд, продолжая хохотать. Сейчас он безумно любил Майкла. Ему было с ним удивительно хорошо, они снова сходили с ума!

– Ты не знаешь, откуда берутся дети? – горячился Майкл. – Неужели трудно заделать ребенка при случае на стороне.

– Мимоходом. Между делом! – кричал Рональд.

– Не это главное, Ронни. Ребенок даже не узнает своего донора, а мать и не вспомнит. Это только физиология! Зато Сара и Марта будут жить в любви! Имеют право! И ребенок будет счастлив! Улыбаешься?

– Право на порок? Это, Майк, запрещено законом.

– Почему порок? Законы эти родом из средневековья! Пора посеять зерно, заставить людей думать и тогда они станут свободными. Больше не будут преследовать этих несчастных. Этих изгоев. А среди них было множество замечательных, великих людей! У них тоже есть права! Мы должны бороться за них! На всех континентах пройдут демонстрации, мы назовем это Гей парадами! Да, черт возьми!

– Но таких меньшинство!

– Станет большинство! Сделаем их большинством! Поможем им! Люди станут счастливыми! Давай, выпьем за них! Наливай!..

Они освободятся от рутины и сбросят цепи! Какие там у тебя еще главы!? – кричал Майкл. – Церковь? – уже рычал он, выпучив глаза. – Когда молодые девки ворвутся в храм, в главный собор страны, сбросят с себя одежды, раздевшись до трусов, и устроят там дикие оргии, будут петь и танцевать, играть на гитарах, сходить с ума – вот тогда мы поймем, что общество свободно! И здорово! Вот будущее демократии! А арестовывать за это будут не их, а охранника, который посмел эти красивые, юные сознания задержать. Он нарушил их права! – Майкл выдохнул, замолчал и оба замерли, представляя себе это зрелище. Наконец Рональд воскликнул:

– Ну, Майкл! Это слишком. Ты малость перебрал.

Майкл пришел в себя и взгляд его на мгновение сфокусировался.

– Ронни, я утрирую, не без этого. Конечно, такого не будет никогда, и все-таки… Вот об этом мы и будем писать! – закончил он. – Понял, Ронни?

Они немного помолчали.

– Майк, а ты уверен, что такое будут читать? – мягко спросил Рональд.

– Нужно бросить зерно, посеять сомнение, зародить интригу. Не сразу, но будут. Ты видишь, как пошла твоя книга? Сначала даже я такого не ожидал. Ты наша козырная карта! Ты талантлив, молод, не вешаешь стариковские россказни и нравоучения, просто пишешь. Пишешь, как это не делал до тебя никто. Конечно, не обошлось без солидных вложений – шумиха в прессе, презентации, встречи! Но каков эффект! Этих длинноволосых, обкуренных парней и девчонок, грязных и нечесаных, с пустой торбой на плече, без цента в кармане, не помнящих, с кем вчера переспали, где были, что делали, теперь боготворят. Понимаешь?

– Да, Майк, я понимаю, – он видел, что его друг пьян, да и сам он отстал немногим, поэтому не мог всерьез воспринимать его слова и с теплотой на него смотрел.

– Нужно все это переварить. Знаю одно – такого еще не писал никто! Кстати, дай мне мою книгу. Так и не успел ее купить.

– У меня ее нет, – равнодушно ответил Майкл.

– У тебя нет нашей книги? – удивился он.

– На кой черт она мне нужна? – воскликнул тот, потом подумал и спросил: – А на кой черт она нужна тебе?

– Хотел иметь свой экземпляр.

– Эта книга уже в прошлом, Ронни. Нужно смотреть в будущее… Давай, по последней. За наш успех! Вернемся – подпишем договор, – и он опрокинул бокал, осушив его до дна.

На следующий день у них должно было состояться несколько встреч и презентаций. Рональд после вчерашнего вечера с трудом воспринимал происходящее. Он автоматически раздавал автографы, что-то говорил. Впрочем, говорил за него Майкл, который выспался и был в отличной форме. И, наконец, последний читальный зал, где собралось множество народа, а завтра можно будет уезжать домой. За этот месяц, что они ездили по стране, Рональд очень устал, еще не привык к своей новой роли и с радостью думал о скорой передышке.

Через час людей в зале стало меньше, все начали расходиться и Майкл, со словами – отойду на несколько минут – покинул его. Оставалось несколько росчерков пера, и можно будет ехать в гостиницу, – думал он. Вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и поднял голову. Перед ним стояла женщина, держа в руках его книгу. Она странно на него смотрела, взгляд ее был пронзительным и поневоле он вздрогнул. Но, взяв себя в руки, произнес:

– Ну, что же вы?… Давайте, я распишусь.

Женщина не стала класть перед ним книгу и вдруг прошептала:

– Вы убийца, Рональд Дойл. Будьте вы прокляты!

Затем повернулась и быстро направилась к выходу. На мгновение Рональд оцепенел. Потом сорвался с места и побежал за ней. Догнал у самых дверей.

– Стойте! – жестко произнес он, женщина замерла и молча уставилась в пол.

– Что это значит? – воскликнул он.

– Вы убийца, – снова прошептала она.

– Но я не понимаю?!

– Я объясню.

Тут она подняла голову, посмотрев ему прямо в глаза, и от этого взгляда ему стало не по себе. Это была интеллигентного вида женщина лет сорока. На ней был надет черный плащ, она совсем не походила на сумасшедшую, пьяницу или наркоманку. Руки ее продолжали сжимать книгу и немного тряслись. А глаза. Эти глаза с безумной ненавистью смотрели на него.

– Я объясню, – повторила она. – Моей дочери семнадцать. У нас нормальная семья. Мы работаем, растим детей. Мы дали им хорошее образование. Моя девочка замечательно пела, танцевала, много читала. У нее были планы, был хороший друг… Полтора месяца назад она купила вашу книгу. Потом связалась с какими-то длинноволосыми парнями, а через несколько дней исчезла. Оставила записку, что отправилась в другой штат на какой-то концерт. Ее не было целый месяц… Две недели назад она вернулась и мы ее не узнали. А три дня назад она умерла от передозировки наркотиков. Раньше она даже не знала, что это такое – у нас приличная семья. Я нашла ее утром в постели, а рядом с подушкой лежала эта книга. Ваша книга… Вы убийца, господин писатель. А потом мне сказали, что дочь была беременна. Вы дважды убийца. Я немного понимаю в литературе и сегодня прочитала это. Самое ужасное, что вы талантливый убийца. Сколько впереди еще жертв на вашем счету?

 

– Но, это всего лишь книга! – воскликнул он.

– Будьте вы прокляты! Возьмите, почитайте, что вы написали, я вам ее дарю, – и она протянула книгу. – Впрочем, вам некогда. Вы должны раздавать автографы.

Уже хотела уйти, вдруг снова на него посмотрела и сказала:

– Если у вас когда-нибудь родится дочь – пусть ее постигнет такая же участь, – с этими словами женщина исчезла.

Рональд не стал возвращаться к Майклу. Он тут же отправился в отель, собрал вещи и поехал на вокзал. Через час уже сидел в вагоне первого класса, а перед ним лежала книга. Та самая. Наконец, она у него появилась! Только теперь он понял, что не успел ее прочитать, после того, как они с Майклом в пьяном кабаке, в сигаретном дыму, с перцем и солью, с кровью на страницах рукописи, правили ее. Всю дорогу он, не отрываясь, читал. Читал глазами незнакомой девочки, которой исполнилось всего семнадцать. Когда закончил – ему стало страшно…

22

Вернулся домой поздним вечером, упал на кровать, но всю ночь не мог заснуть. Перед глазами все стояла та женщина, ее ненавидящие глаза. “Будьте вы прокляты, Рональд Дойл!” – звенело в голове. Но он никого не убивал! Он не делал это даже, находясь на войне. Там он был всего лишь писарем. Да, он видел множество трупов, которые перевозили в открытых машинах, видел изувеченные, обожженные тела, но то была война. Он никогда не брал в руки оружие и не стрелял. Только писал. И сейчас он тоже работал писарем, – подумал он, – писал роман на заказ. В чем он виноват? А кто его заказал? Кто такой Майкл, кто те люди, которые работают в таинственном издательстве?…

Утром он распаковал чемоданы, откуда достал огромное количество одежды и безделицы, купленные в поездке. Бросил на стол портмоне, распираемый деньгами, и снова не находил себе места. Не мог есть, не мог думать ни о чем другом. Потом оделся и поехал на окраину города. Снова этот пустырь и огромное здание, в котором занимали помещения множество разных контор. Вокруг сновали люди, они приезжали на машинах, заходили в подъезды, хлопали дверьми. Некоторые дружелюбно ему кивали.

– О! Рональд Дойл! – слышал он несколько раз. Его здесь знали. Слава добралась и до их городка. Дверь под вывеской “Новая литература” оказалась заперта и он в нерешительности замер. Потом пошел вдоль дома, читая на ходу:

“Музыка будущего”, “Религия будущего”, “Театр будущего”, “Новая наука”, “Институт любви”, “Школа будущего”, “Спортивный клуб”. При виде таблички “Новое кино” вздрогнул. Затем-то начал открывать все двери подряд, замечая незнакомых людей, извинялся и шел дальше. Наконец, толкнув дверь под табличкой “Еда будущего”, и, увидев, что там никого нет, зашел внутрь. Это была такая же комната, как и помещение, где они с Майклом работали. По-видимому, офисы в этом здании были стандартные. А вот и лесенка в конце комнаты. Она уводила куда-то наверх. В их офисе была такая же. На ней было написано – “Запасной выход”. Они ей никогда не пользовались. Майкл говорил, что это на случай пожара. Ничего интересного в этой комнате не нашел – десяток столов и школьная доска на стене. Очевидно, тут проходили семинары. И тогда Рональд направился по этой лестнице наверх. Он поднялся, посмотрел на дверь, хотел уже повернуть назад, но зачем-то толкнул ее. Дверь легко подалась и он оказался в длинном светлом коридоре. Здесь сияло множество ламп, ходили незнакомые люди. На него никто внимания не обращал, и он стал непринужденно осматриваться, закрыв за собой дверь. С удивлением обнаружил на ней надпись: “Антропофагия”. Что это – он не знал. Постоял немного и медленно пошел по длинному коридору, стараясь не привлекать внимания. По одну сторону коридора было множество дверей. Через них можно было попасть в любой офис внизу, – понял он – “Запасной выход на случай пожара”. Все было так, как говорил Майкл. Если загорится комната и нельзя будет выскочить на улицу, по такой лесенке можно будет спастись в этом длинном коридоре, а потом выйти через любой другой офис наружу. Он продолжал идти, не понимая, что ищет. Вдруг заметил, что на остальных дверях тоже были вывески. Что было удивительно, они совсем не были похожи на те, которые он видел на фасаде здания с наружной его стороны.

«Панк, готик, глэм, хеви-метал», – было написано на одной из них. «Секты, содомия», – на следующей. Дальше шли названия – «Китч, Экшн,». Он снова ничего не понимал. Но вот следующая дверь – “Геи, лесби” – эти названия ему были знакомы, а ниже было написано «полигамия». Что это? – недоумевал он. Шел все дальше, а перед глазами мелькали таблички – “Фан-клубы, ультрас”, “Блокбастеры, мыло, ужасы”, “Психоз социума”. Это был какой-то незнакомый язык. Понимал он только одно – люди, входящие в офисы с улицы, читали одни вывески, а те, кто заходил из этого длинного коридора, совсем другие. Интересно было бы прочитать их с обеих сторон. Но это было невозможно. А еще понимал, что где-то есть табличка, за которой скрывается комната, где они с Майклом работали. Интересно, что написано на ней? Он все дальше шел, оглядываясь по сторонам. Уже кружилась голова, а бесконечная вереница неизвестных слов и названий продолжала мелькать. Потом посмотрел на противоположную стену, которая не имела дверей. Она было гладкая, почти ровная. Он помнил, что знание было круглым, и было гигантских размеров. Интересно, что находится в середине? Вдруг увидел широкий проем, который закрывали большие прозрачные двери, и подошел к ним. Сквозь стекло увидел огромное пространство, которое уходило куда-то вниз. Сверху это помещение было накрыто прозрачным куполом и напоминало большую аудиторию или манеж в цирке, а, может быть, стадион, а, может быть, огромный космический корабль. По бокам поднимались ряды кресел, а в самом низу на большой открытой площадке стояло множество столов. Их были десятки, если не сотни. Некоторые были сдвинуты и отгорожены от других прозрачными перегородками, а за ними сидели люди. Все напоминало муравейник или огромный стеклянный лабиринт. Людей здесь было очень много. На некоторых столах виднелись флажки, на которых были написаны знакомые названия, которые он только что читал на дверях. Рональд замер. Он понял, что все те комнаты с такими разными табличками были связаны между собой. Они являлись частью большого организма, сердце которого находилось здесь, за этими прозрачными дверями. И вдруг наверху под самым куполом увидел длинную надпись: «Агентство демократических преобразований и свобод». Вот что объединяло все те странные комнаты – понял он. Заметив, что какой-то человек на него подозрительно смотрит, Рональд повернулся и уверенной походкой пошел по коридору, краем глаза продолжая читать надписи на дверях. Вдруг замер. Он был потрясен. Он стоял перед дверью, над которой висела табличка, которую он мог без труда прочитать. Он знал этот язык. А написано на ней было – “Рональд Дойл”…

Вдруг дверь открылась, и на пороге появился человек, который с удивлением на него смотрел. Это был Майкл.

– Как ты сюда попал, Ронни? – удивленно воскликнул тот.

– Я… Я заблудился, – ответил Рональд.

– А что ты здесь делал?

– Ничего. Перепутал подъезды, – воскликнул он, – как отсюда выйти?

– Пойдем, – ответил Майкл и пропустил его вперед. Они спустились по ступенькам и сели за стол. Майкл внимательно на него смотрел. Потом воскликнул:

– Куда ты исчез? Почему сбежал?

– Майкл, я вчера заболел, вернулся дневным поездом. Мне было очень плохо.

Майкл облегченно вздохнул.

– Устал, Ронни! Устал великий писатель! Привыкай. Теперь жизнь будет такой всегда… Где наш договор? – и он полез в ящик стола. Рональд встал:

– Нет, Майкл. Не сейчас.

– Почему?

– Я должен выспаться… Мне нужно отдохнуть… Давай, потом… Завтра.

Тот удивленно на него посмотрел, ничего не понимая.

– Завтра, так завтра, – ответил Майкл.

– Я пойду.

– Иди, лечись. Может быть в ресторан? Виски? Все пройдет, Ронни!

– Нет, Майк, я домой. Валюсь с ног.

Он направился к двери, вдруг услышал:

– Ронни, а зачем ты приходил?

– Хотел предупредить тебя, что я не совсем здоров, – соврал он.

– Мог бы позвонить.

– Я звонил, но ты не брал трубку.

– Ты прав, я только что с ночного поезда. Выздоравливай. Но завтра я тебя жду! Да, Ронни? – громко воскликнул Майкл и бодро засмеялся.

– Да, Майкл, – ответил Рональд и кисло улыбнулся.

Потом он долго шел по городу, и одно обстоятельство не давало ему покоя. “Антропофагия” – думал он. Рональд помнил эту табличку. А со стороны улицы было написано – “Еда будущего”. Люди, входящие оттуда, видели это название, а те, кто входил со служебного входа, читали другое. Интересно, какая это будет еда? – думал он. Антропофагия! Какое красивое слово! Он был уверен, что слышал его когда-то, но не помнил, что оно означает. И сейчас, шагая по мостовой, снова и снова повторял его, чтобы не забыть. Вдруг увидел книжный магазин и зашел. Первое, что заметил – была книга со знакомым до боли названием. На ней виднелся портрет улыбающегося Рональда Дойла, но не она его сейчас интересовала. Он взял с полки толковый словарь и быстро нашел то, что искал. Прочитал, на мгновение задумался, потом спросил продавца:

– Сэр, у вас есть телефон?

– Вон, на стойке.

– Я могу позвонить? – и положил пару монет.

– Конечно, сэр! – ответил тот.

Рональд набрал номер и четко произнес:

– Майкл, я не буду подписывать твой договор… И писать я больше ничего не буду. Прощай! – и он повесил трубку, покинув магазин. А на стойке так и остался лежать словарь с открытой страницей, где толковым языком было написано, антропофагия – это людоедство.

Франк закончил, положил ручку, потом встал и тихо сказал:

– Я тоже больше не буду ничего писать! Прощайте.

Старик пристально на него посмотрел и спросил:

– Испугался? – вдруг заорал, – ты будешь писать!

– Нет!.. Не буду!.. Могли бы не втягивать меня в эту историю!

– Я тебя предупреждал несколько раз. Поздно!

– Не буду. И оставьте меня в покое!

– Куда ты пошел? Без меня ты не выйдешь отсюда.

– Ничего, найду дорогу, – с этими словами Франк выскочил из комнаты.

– Скоро вернешься, – проскрипел старик. – Вернешься, деваться тебе некуда…

Часть 2

23

Франк быстро добрался до центра города и стремглав вбежал в парк. Был теплый вечер, фонари ярко освещали деревья, которые, не успев сбросить листву, нарядившись в золотисто-багряный убор, покачивали на легком ветру разноцветными ветвями. Зрелище было завораживающим. Неподалеку виднелись аттракционы, которые сиротливо дожидались весны и теплого времени года, когда можно будет очнуться от зимней спячки, встрепенуться, сорваться с места, и помчаться с веселым перезвоном. И только карусель, невзирая на позднюю осень, горделиво и спокойно кружилась. Она светилась разноцветными лапочками, приглашая беспечных парижан провести с ней немного времени. Остановить свой непрерывный бег она не могла, да и не хотела, зная, что она символ прекрасного Парижа. Но Франк этого не замечал. Не смотрел и на скамейку, которая была ему рада, как старому знакомому. Он сошел с дорожки и устремился в ту часть парка, где еще виднелась ровная стриженая трава и росли высокие деревья. Сейчас он напоминал сумасшедшего. Если присмотреться со стороны, можно было заметить человека, который в сумерках быстро вилял между деревьями, потом замирал, возвращался на несколько шагов назад, задирал голову, озирался и шел дальше. Это был какой-то удивительный ритуал, словно человек заблудился в лесу и теперь вспоминал дорогу. В центре Парижа! Но не находил и начинал все с самого начала. Уже начинал бегать, петляя среди зарослей.

Потом Франк подошел к скамейке и сел, о чем-то сосредоточенно размышляя. Затем вскочил и побежал по дорожке. Удалившись на некоторое расстояние, снова ступил на зеленый газон. Теперь он шел медленно, напоминая охотника, который напал на след. Так он все дальше углублялся в парковую зону, потом поднял голову, найдя глазами два высоких дерева, мгновение постоял, сделал шаг, еще один, прошел между ними и… исчез.

В лицо Франку ударила снежная буря, которая едва не повалила его с ног, глаза мгновенно залепило мокрыми хлопьями и он замер, ничего не видя. Но отряхнулся и пробежал несколько шагов. Потом еще и еще. Вдруг обернулся, внимательно посмотрев назад – он хотел запомнить место, откуда пришел. Наконец приблизился к знакомой скамейке. Она сиротливо стояла в парке, заваленная снегом, и ждала его. Садиться не стал и вынул телефон. С радостью обнаружив, что тот работает и ловит сеть, начал лихорадочно набирать номер.

 

– Жоан! Ты меня слышишь? Жоан, это я, – закричал он. – Не вешай трубку.

– Франк! – послышался ее взволнованный голос, – что ты натворил? Где ты?

– Что? Говори громче! – сильный ветер сдувал эти слова, и он едва ее слышал. – Как дети? С вами все в порядке?

– Франк! Тебя ищут! Ко мне приходили какие-то люди. Они долго меня допрашивали. Они хотят знать, где тебя можно найти.

– Меня? – в ужасе закричал он.

– Что ты натворил? Зачем ты это делаешь?

– В чем меня обвиняют?

– Они сказали, что ты террорист.

– Бред какой-то.

– Сказали, что ты… хотел взорвать Стеклянную Пирамиду у Лувра. В самом центре Парижа! Франк, ты сошел с ума?

– Стеклянную Пирамиду? – он не верил ее словам.

– Ты ненормальный? Зачем она тебе, Франк, что с тобой?

– И ты этому веришь?

– Они показывали документы! Это серьезные люди. Где ты?

– Жоан, я не могу этого сказать. Если будут приходить еще, если засекут мой звонок, скажи им, что я улетел на другую планету, что покончил с собой… Вам не угрожали?

– Нет. Я не знаю. Нет.

– Скажи, что ты не имеешь ко мне никакого отношения! Я бросил вас, я сбежал. Скажи, что я исчез навсегда!.. Жоан, надеюсь, ты понимаешь, что это бред?! Ты мне веришь?

– Эти люди работают в отделе по борьбе с терроризмом! Как я могла им не поверить?

– Понятно…

– Как ты мог? Почему ты не подумал о детях? А зачем тебе эта пирамида?

– Жоан… Ты меня когда-нибудь любила? – вдруг спросил он.

– Франк, о чем ты сейчас говоришь?

– Все, Жоан! Прощай. Я не могу больше говорить. Когда-нибудь я тебе все объясню. Теперь меня зовут Луи…

– Иди ты к черту, Луи! Ты разрушил нашу жизнь! – и она повесила трубку. Франк неожиданно заметил двух людей, которые быстро направлялись к нему. Они были уже совсем близко, и он сорвался с места. Он бежал, не думая ни о чем. Вдруг услышал пронзительный свист и понял, что в него стреляют. Упал, но тут же вскочил, кинулся к деревьям, которые были уже совсем близко и через мгновение исчез…

Теперь редкие посетители парка с недоумением могли наблюдать за тем, как в свете прожекторов по зеленому газону среди деревьев, которые еще не успели сбросить с себя листву, мчался странный человек. Он был похож на белое привидение, его голова и плечи были покрыты толстым слоем снега, лицо было мокрым. Наверное, он выбрался из холодильника, иначе объяснить такое было невозможно, стояла очень теплая осень, и температура не опускалась ниже десяти градусов.

Когда Жоан открыла дверь, сначала его не узнала, но приглядевшись, с удивлением спросила:

– Луи, откуда вы взялись? Вы промокли до нитки! Как вам это удалось – дождя не было несколько недель? Вы искупались в Сене?

– Я попал под снег! – только и смог вымолвить он.

– Опять за свое, Луи? Снова фантазируете?

– Я говорю правду… Господи, почему вы все мне не верите?!

– Мы? И много нас таких?

– Таких, как вы, Жоан, больше нет. Иногда мне кажется, что и меня тоже нет… Можно войти?

– Входите. Снимайте пиджак. Давайте я его высушу. Что это? Вы порвали рукав! Луи, у вас здесь дыра!

– В меня стреляли, – произнес он, глядя на пиджак.

– Так… Хорошо… Стреляли… Я все поняла…

Она заставила его раздеться, забрала мокрую одежду и дала большой теплый халат. Он закутался в него и молча сидел, глядя в пустоту. Жоан его ни о чем не спрашивала. Вдруг он задал вопрос:

– Можно я сегодня у вас переночую?… Я не буду…

– Оставайтесь, – просто ответила она. – Я постелю вам здесь, в гостиной.

– Спасибо, – ответил он.

Потом Франк долго сидел, ни о чем не говоря. Когда она ему постелила на диване и собралась уйти в спальню, он спросил:

– Жоан, помните, я вам говорил про Стеклянную Пирамиду?

– Пирамиду? – сначала не поняла она. – Ах, пирамиду, которую вы предлагали поставить посреди площади перед дворцом! Да, помню!

– Жоан, а если бы эта пирамида там стояла. Уже много лет стояла. А однажды вам сказали бы, что я террорист и собираюсь ее взорвать. Вы поверили бы этому?

Она немного помолчала и мягко ответила:

– Нет. Не поверила бы. Все будет хорошо. Спокойной ночи, Луи.

24

Франк зашел в кабинет и увидел Дойла, который откинулся на диване. Он не подавал признаков жизни, рука его была прижата к груди и был он очень бледен.

– Опять напился, – подумал Франк. Но заметив, что на столе не было бутылки и стакана, испугался. Стоял так и смотрел, не зная, что ему делать. Вдруг старик пошевелил губами.

– Что с вами? – воскликнул Франк. Тот открыл глаза и устало прищурился. Потом улыбнулся.

– Вызвать врача? Вам плохо?

– Нормально, – пробубнил тот, приходя в себя, и усмехнулся. Потом сел.

– Вернулись?… Где были?

– Там.

– Вы нашли туда дорогу?

– Обошелся без вас.

– Что же вас ждало там? Снова проблемы?

Франк немного помолчал, потом спросил:

– Скажите, месье, они преследуют меня за то, что я хотел взять у вас дурацкое интервью?

– Вы все правильно поняли.

– Но это всего лишь книга. Вы написали ее шестьдесят лет назад, кому она сегодня нужна, и кому нужны вы, а тем более я? В меня стреляли! Вы понимаете? Стреляли!

– Ха!

– Что означает ваше – ха?

– Вот как? Поздравляю вас с почином, с боевым крещением, – он прищурил глаза и уставился куда-то вдаль, о чем-то думая. Потом произнес:

– Это, Луи, не книга, это доктрина. Моими руками они написали ее, а люди по ней живут до сих пор. И это не конец, все только начинается.

– Что же прикажете делать мне? Почему я должен за это отвечать? Я не имею отношения ни к вам, ни к вашим грехам.

– Уже имеете.

– Я не понимаю. Вы отобрали у меня жизнь!

– Так, верните ее себе.

– Как?

Старик задумался, испытующе на него глядя, и заговорил:

– Меня не обманывали, когда говорили, что эта книга изменит ход истории. Дело даже не во мне. Я им подвернулся под руку. Не я, так другой, какая разница – кого подобрать на улице. Мало ли талантливых бедных начинающих писателей в те годы мечтали о славе, о богатстве, о творчестве, черт возьми. Но выбрали меня, значит, я и должен за все отвечать.

– Но не я!

– Теперь и вы, дружище Луи. А какой у вас есть выход? Застрелиться? Выход один – помогайте мне. Мы напишем другую книгу, которая расставит все по своим местам.

– На вас работала целая организация! Что мы сможем вдвоем?

– Не знаю. Даже если мы ее напишем, у нас не хватит денег ее донести до читателя. О ней не узнает никто. Как, я не знаю, – в бессилии выкрикнул Дойл. – Но другого пути у нас нет. Знаю одно – ту историю, которая случилась со мной, мы должны написать и издать. И это не интервью, Луи. Это книга. Наша книга. Если мы сделаем это, вы вернете свою жизнь, семью, детей и свой Париж… Я помогу вам. Я буду рядом, не волнуйтесь. Вы лишь будете помогать. Мне нужна ваша помощь, черт возьми!

– Но почему я? Зачем я вам нужен? Почему вы не сделаете это сами? Вы создали свой порочный мир, который потом навязали обществу, а теперь в кусты?

– Я не могу!

– Почему?

– Не важно. Поймете позже.

– Почему вы заставляете играть меня в эту дьявольскую игру, и с какой стати озабочены моей судьбой? Почему я должен верить вам, человеку, которому терять больше нечего!

– Есть, что терять.

– Что?

Старик долго молчал, и в глазах его застыла невероятная тоска и усталость, наконец, он вымучил из себя несколько страшных слов:

– Он не хочет…

– Что?

– …не хочет забирать меня к себе…

– Кто? – в изумлении спросил Франк.

– Он, – и Дойл поднял палец кверху.

– Чушь какая-то!

– Ты слишком молод, Луи, и не понимаешь! Видимо, я кое-что задолжал. Мне дали талант, великую силу, способность писать. Такое выпадает не каждому. Дали напрокат. Что взамен? Я должен был создавать свою книгу, а не писать ее под диктовку. А я вымарал свое право прикасаться к великому, вечному. Но, долги нужно отдавать – это закон! Каждый человек должен выполнить свою миссию.

– Какая она у вас теперь?

– Книга.

– Так пишите ее. Напишите другую книгу взамен той. Покончите с этим!

– Я один не смогу, – пошептал Дойл.

– Почему?

– Мы в одной связке, Луи, и сделаем это вместе.

– Вы хотите, чтобы я отдавал за вас ваши долги?

– Иного выхода у тебя нет.

– Это наглость!

– Пусть так – мне наплевать. Ты талантливый человек, Луи, у тебя получится. А иначе останешься здесь навсегда.

– Я не понимаю…

– Не понимаешь, черт возьми? – уже орал Дойл. – Ты не понимаешь, что существуешь в ином параллельном мире, иначе бы тебя давно нашли, но сюда им доступа нет. А я выполню свою миссию, когда передам это дерьмо кому-то еще. Ты сам меня выбрал, тебе этот воз и везти. Так действуй… И оставь меня в покое. Мое время давно ушло, оно позади. Я сделал свое дело, теперь сделай ты. Миссия! Выполни ее, тогда не будет страшно. Сделай это хотя бы ради своих детей, и ты спасешь их от мракобесия.

Он умолк и тяжело дышал, а Франк в растерянности смотрел на него, потом пробормотал:

Рейтинг@Mail.ru