Нора Робертс
Коллекционер
Глава 7
Возможно, она была права, но Эш все равно проводил ее до квартиры, обошел все помещения и только после этого ушел.
По пути домой он отчасти даже надеялся на то, что что-то произойдет. Ему отчаянно хотелось дать волю рукам – пусть даже речь шла о женщине в дизайнерских туфлях и с татушкой на лодыжке, как уверяла Джули.
Тот, кто убил его брата или был причастен к убийству, проник к нему в дом, обошел его надежную сигнализацию и пробыл там изрядное время.
В полной уверенности, что путь чист.
Отсюда следует, что за ним следят. Женщина точно знала, что путь будет чист. Более того, успела убраться за считаные минуты до их прихода. Уйди она чуть раньше, и запах выветрился бы.
Итак, что мы имеем? Два убийства, два взлома и, безусловно, слежка.
Во что, черт побери, вляпался Оливер?
На сей раз это не карточные долги и не наркотики. Не похоже. Что за дельце всей жизни братец хотел обстряпать, какой куш сорвать?
Как бы там ни было, эта тайна умерла вместе с ним. И женщина, с кем или на кого бы она ни работала, может сколько угодно следить за ним, обыскивать дом, все равно ничего не найдет, потому что у него ничего нет.
А есть только мертвый брат, убитая горем семья, огромное чувство вины и бешеная ярость.
Войдя в лофт, он сменил код – а вдруг поможет. И для надежности решил снова подключить охранную компанию.
А пока неплохо бы понять, поживилась ли чем-нибудь незваная гостья.
Он постоял немного, ероша волосы. Пространство было большое. Он любил простор, обилие комнат, целесообразность. Любил принимать у себя свою большую семью.
Теперь ему предстояло обыскать весь дом с учетом того, что здесь побывал злоумышленник.
К исходу часа Эш определился с пропажами. Список был короткий и странный.
Соль для ванн, которая особенно нравилась матери, серьги единоутробной сестры (от второго брака матери), забытые с месяц назад, когда они с матерью переночевали у него, ловец солнца из витражных стеклышек, подаренный на Рождество сводной сестричкой (от четвертого брака отца) и гильошированные серебряные запонки от Тиффани в нежно-голубой коробочке.
Наличность, обнаруженную в ящике письменного стола, она проигнорировала. Там было всего несколько сотен, но почему бы не прихватить? Соль для ванн взяла, а деньги оставила.
Потому что деньги – нечто обезличенное? Не столь притягательное?
Хрен его знает.
С чувством беспокойства и напряжения он поднялся в студию. Работать над русалкой не мог – настроение было не то, – но задумался над тем, с какой точностью Лайла выразила его мысли и чувства. Он не ожидал, что она разглядит его замысел и тем более поймет.
Вопреки всем ожиданиям, она восхищала его. Женщина с цыганскими глазами, которая носит в сумочке увесистый мультитул, точно помаду, и умеет им пользоваться. Которая в незаконченном полотне угадывает авторский замысел и способна проявить участие к постороннему человеку.
Которая сочиняет истории о подростках-оборотнях и не имеет своего угла – по собственной воле.
Возможно, она права – он не улавливает связи.
Но обязательно все поймет, когда ее нарисует.
Так, размышляя, он установил мольберт и взялся за холст.
* * *
Лайла стояла перед лофтом, разглядывая его при свете дня. Снаружи он выглядел заурядно – просто старое кирпичное здание, чуть приподнятое над тротуаром. Внутри, как могло показаться, с полдесятка славных квартир, раскупленных молодыми специалистами – любителями даунтауна.
На самом деле все обстояло иначе. Его владелец создал дом, который в точности соответствовал его личности и роду занятий. Он был художником и человеком семейным. И, сочетая в себе обе ипостаси, смог создать пространство, в котором эти ипостаси безупречно совмещались.
Это требовало четкого видения и способности разбираться в себе. Эштон Арчер точно знал, кто он и чего хочет.
И в силу совершенно непонятных причин он хотел написать ее.
Лайла подошла к двери и нажала на кнопку.
Скорее всего, он дома и работает. Ей самой полагалось работать, но она не могла сосредоточиться. Сейчас она, весьма вероятно, нарушит его творческий процесс, лучше бы отправила сообщение…
– Что надо?
Голос в динамике звучал так отрывисто и безапелляционно, что она невольно вздрогнула.
– Простите. Это Лайла. Я просто хотела…
– Я в студии.
– Хорошо, я…
Жужжание, потом щелчок. Она осторожно повернула дверную ручку. Массивная дверь поддалась, и Лайла восприняла это как приглашение войти.
Она нерешительно переступила порог, притворив за собой дверь, – снова послышался щелчок – и направилась к лестнице. Потом передумала и свернула к лифту.
Кто откажется прокатиться на таком, спросила она себя. Войдя в кабину, она закрыла решетку и нажала кнопку с цифрой три. Лифт заскрипел и со стоном пополз наверх. Лайла улыбнулась.
Когда кабина, глухо лязгнув, остановилась на площадке третьего этажа, Лайла сквозь решетку увидела Эша. Он делал наброски на холсте.
Нет, не на холсте. А в большом скетчбуке.
– Мне пришлось выйти. Возникли неотложные дела. Я принесла кофе. И маффин.
– Хорошо. – Он не удостоил ее взглядом. – Это поставьте туда и встаньте там. Прямо там.
– Я была в полиции и хотела рассказать…
– Встаньте там и рассказывайте. Нет, это поставьте.
Он подошел, выхватил у нее из рук пакет и поставил его на стол, заваленный всякой всячиной. Потом потащил ее к стене с ленточным остеклением.
– Повернитесь так, но смотрите на меня.
– Я пришла не для того, чтобы позировать. И потом, вы сами сказали, что завтра.
– Сегодня тоже сойдет. Смотрите на меня.
– И я не соглашалась позировать. На самом деле мне не очень комфортно…
Он шикнул – так же отрывисто, как рявкнул в динамик.
– Помолчите минуту. Нет, не годится…
Лайла облегченно вздохнула. За эти полминуты она почувствовала себя бабочкой на булавке.
– А я говорила, что от меня толка не будет.
– Нет, вы мне подходите. Дело в настроении.
Он отбросил карандаш и прищурился. Ее сердце забилось быстрее, в горле пересохло.
Он взъерошил волосы.
– С чем маффин?
– С яблоками по-французски. Звучит упоительно. По пути из полиции я завернула в пекарню Люка, а потом решила заглянуть к вам и все рассказать.
– Отлично. Валяйте.
Эш запустил руку в пакет и достал два стакана с кофе и большущий маффин.
Когда он впился зубами в маффин, Лайла нахмурилась.
– Вообще-то маффин большой. Я думала, мы съедим его напополам.
Он снова откусил кусок.
– Это вряд ли. И что полиция?
– Я поймала Файн и Уотерстоуна уже на выходе. Но они согласились выслушать вашу теорию насчет взлома и про запах духов.
Он пристально смотрел на нее – тем же взглядом, как когда держал в руке карандаш – и залпом пил кофе.
– И сказали, что учтут, но по их тону было ясно, что они считают это полной дичью?
– Они держались вежливо, и меня это взбесило. А вас это разве не бесит?
– А я понимаю их логику. Даже если они поверили бы, в чем я очень сомневаюсь, что это им дает? Ничего. У меня ничего нет, у вас тоже. Тот, кто влез сюда и в квартиру Джули, уже это понял. В чем бы ни были замешаны Оливер и его подруга, мы не имеем к этому никакого отношения. Я поговорю с родными, возможно, он кому-то обмолвился о своих планах. Но это маловероятно, особенно если дельце было незаконным или мутным, а скорее всего, и тем и другим.
– Мне жаль.
– Жалеть не о чем. Возможно, он хвастался в своем кругу, и я смогу восстановить картину из обрывков.
Он разломил пополам остаток маффина и предложил ей.
– Ну, спасибо.
– Это было вкусно. Зря два не купили.
С кофе в руках он пересек студию и распахнул двойные двери.
– О боже! Это костюмерная! – Лайла бросилась к нему со всех ног вне себя от восторга. – Нет, вы только посмотрите – платья, шарфы, бижутерия. А белье – оно же просто невесомое. Старшеклассницей я играла в школьном театре – недолго, потому что отца перевели по службе – и больше всего любила наряжаться.
– Тут все не то – разве что это сойдет на первый раз. – Он извлек на свет нежно-голубой сарафан. – Цвет не тот, длина – тоже, но лиф примерно тот, что нужно. Это наденьте, а туфли снимите.
– Не стану я его надевать. – Но ткань она потрогала – та была легкая, струящаяся. – Очень красивый.
– Час в нем постойте – и он ваш.
– Взяткой вы меня не подкупите… Ой, это «Прада»!
– Всего час – и он ваш.
– У меня дела, и Томас…
– Да разберемся мы с вашими делами. Мне как раз нужно почту забрать. Я уже несколько дней туда не наведывался. А Томас – кот, с ним ничего не случится.
– Он любит компанию.
«Это же “Прада”», – подумала она, снова трогая ткань. Однажды она купила черные лодочки от «Прада», убедив себя в том, что они ноские. И со скидкой. На самом деле она урвала их в жесточайшей битве на ежегодной распродаже обуви в «Саксе».
Лейблы не имеют значения, повторяла она себе, а подлый внутренний голосок тем временем шептал: «Прада»…
– А почему вам приходится забирать почту? – поинтересовалась она, чтобы не думать о «Прада» и из врожденного любопытства. – Разве ее не приносят?
– Нет. У меня абонентский ящик. Всего час – и я займусь вашими дурацкими делами.
– Отлично. – Она просияла улыбкой, отчего на щеке появилась ямочка. – Мне необходимо купить предметы женской гигиены. Список я дам.
Его цепкие зеленые глаза озорно блеснули.
– У меня куча сестер, маменька, стайка мачех, а тетушек и кузин столько, что можно сбиться со счета. Думаете, меня это смутит?
– Час, – сказала она, капитулируя. – И сарафан – мой.
– По рукам. Переодеться можно там. И выньте из волос эту штуковину. Мне они нужны распущенными.
Следуя указаниями, она вошла в просторную ванную, тоже черно-белую, как кухня, но с трехстворчатым зеркалом. Такие бывают в примерочных торговых центров и всегда вызывали в ней лютую зависть.
Надев нежно-голубой сарафан, она пришла в восторг не только от самого ощущения – ей случалось примерять дизайнерскую одежду просто для удовольствия, – но от сознания того, что может стать его обладательницей.
В груди он был широковат – вот уж сюрприз, – но в целом сидел неплохо. И его можно будет подогнать по фигуре. А поскольку мысль про окаянный сарафан прочно засела в голове, она сбросила босоножки и распустила волосы.
Когда она снова вышла, он стоял у окна и смотрел на улицу.
– Я не захватила косметику, – начала она.
– Пока она не нужна. Это предварительная работа.
Он повернулся и окинул ее оценивающим взглядом.
– Цвет неплох, но яркие тона будут смотреться выигрышнее. Идите сюда.
– У вас такой властный тон, когда вы входите в роль художника.
Она задержалась у мольберта, увидев свое лицо, изображенное с разных ракурсов, с разными выражениями.
– Это все я? Странно. – Она снова почувствовала себя уязвимой. – Может, стоило пригласить девушку, которая позировала для русалки? Она такая красивая.
– Красота бывает разной. Мне нужны ваши волосы… – Он резким движением наклонил ее, запустил пальцы ей в волосы, потом снова заставил выпрямиться.
– Тряхните головой, – приказал он.
Она подчинилась, сверкнув глазами – не гневно, а с чисто женским озорством.
– Вот оно. – Он взял ее за подбородок и приподнял голову. – Именно то, что нужно. Вы знаете гораздо больше, чем я, чем любой мужчина. Я могу наблюдать за вами в сиянии луны, при свете звезд и в пламени костра, но ваши знания и мысли для меня останутся тайной. Мужчины, любующиеся танцем, думают, что могут вами обладать. Но они ошибаются – выбор всегда за вами. В этом ваша сила.
Он отступил к мольберту:
– Подбородок выше, голову откинуть. Глаза на меня.
Ее сердце снова забилось, в горле пересохло. И отчего-то ноги разом ослабели.
Как ему это удается?
– И что, все женщины, которых вы пишете, в вас влюбляются?
– Некоторые успевают возненавидеть. Или испытывают сильную неприязнь.
Он отбросил лист с набросками и принялся за новый.
– А вас это совершенно не волнует, потому что вы получаете то, что вам нужно, и это не они.
– Само собой, они – отчасти. Смотрите на меня. Почему вы пишете для подростков?
– Потому что это увлекательно. В подростковом возрасте жизнь бурлит – все эти томления, открытия, жуткая потребность принадлежности и жуткий страх быть не таким, как все. Добавьте оборотней, и вот вам аллегория, получается увлекательно в квадрате.
– Оборотни – всегда беспроигрышный ход. Моей сестричке Райли ваша первая книга очень понравилась.
– Правда?
– Кейли рулит, Эйден – крут, но ее любимец – Мэл.
– Здорово. Мэл – неуклюжий ботан и лучший друг героини.
– Тогда все складывается. Она сама ботаник и всегда западает на неудачников. Я пообещал, что куплю ей вторую книгу, а вы ее подпишете.
Она чуть не растаяла от удовольствия.
– Через месяц у меня будут сигнальные экземпляры. Один я подпишу для нее и отправлю вам.
– Класс. Я стану ее любимым братом.
– Уверена, вы уже ее фаворит. Даже сейчас, когда все настолько скверно, вы стремитесь ее порадовать.
– Покружитесь.
– Что?
Не отрываясь от наброска, он пальцем изобразил круг.
– Да нет, покружитесь.
Теперь палец резко щелкнул.
Она быстро крутанулась, чувствуя себя неловко.
– Еще раз, руки поднимите, и поживее. – В следующий раз он включит музыку, чтобы она отвлеклась и расслабилась. – Так лучше, не шевелитесь, руки не опускайте. Ваш отец служил в Европе?
– Пару раз. В Германии, но тогда я была совсем маленькой и ничего не помню. Потом в Италии, там было хорошо.
– В Ираке?
– Тоже, но там было плохо. Потом их передислоцировали в гарнизон Форта Ли в Виргинии, и мы жили там.
– Сурово.
– Армейская жизнь не для слабаков.
– А сейчас?
– Стараюсь не быть слабачкой. Или вы о том, чем он занят сейчас? Вышел в отставку, и они с мамой перебрались на Аляску. Им там нравится. Купили магазинчик и едят бургеры с лосятиной.
– О’кей, расслабьтесь. Тряхните головой еще раз. Вы там бываете?
– В Джуно? Была пару раз. Ухватила работенку в Ванкувере, оттуда съездила в Джуно. Потом поработала в Мизуле и снова съездила. Вам доводилось там побывать?
– Да. Невероятное место.
– Это точно. – Она задумалась. – Как будто совсем другой мир. Другая планета. Не ледяная планета Хот, но вроде того.
– Что?
– Хот, ледяная планета. «Звездные войны» – «Империя наносит ответный удар».
– А, да.
Судя по всему, не большой фанат «Звездных войн», решила Лайла и вернулась к прежней теме.
– Что вы рисовали на Аляске?
– Пейзажи, ясное дело. Написал инуитку в образе Снежной королевы – вероятно, правительницы ледяной планеты Хот, – добавил он, чем вызвал ее признательную улыбку.
– А почему вы изображаете именно женщин? Нет, есть и другие темы, но в основном у вас женщины, и в таких фантастических образах – добрых, как ведьма, играющая на скрипке в свете луны, или злых – как русалка – губительница мужчин.
Его взгляд изменился. До этого прямой и напряженный, он стал спокойнее, в нем отразилось любопытство.
– Почему вы решили, что женщина на лугу – ведьма?
– Потому что у нее есть сила, и она наслаждается ею не меньше, чем музыкой. Ну, мне так представляется – и потому, пожалуй, мне хотелось эту картину.
– Вы правы. Она застигнута в момент слияния музыки с магией. Будь картина все еще моей, я бы подарил ее вам, потому что вы поняли суть. Другой вопрос – куда бы вы ее повесили?
– В этом вся загвоздка, – согласилась она. – И все же, почему в основном женщины?
– Потому что у них сила. Они дают жизнь, и это уже магия. На сегодня хватит. – Он задержался на ней взглядом и отбросил карандаш. – Нужно другое платье – летящее.
Она не была уверена в том, что он позволит взглянуть на наброски, поэтому просто подошла к мольберту.
И увидела свое лицо, фигуру – в самых разных ракурсах.
– Что-то не так? – спросил он.
– Это как трехстворчатое зеркало в примерочной. – Она пожала плечами. – Вы слишком много видите.
И увидит еще больше, когда уговорит ее на ню, но не все сразу.
– Ну что, – он снова взял стакан с кофе, – займемся делами.
– Дела оставьте мне. Я получила сарафан.
– Мне все равно нужно забрать почту. – Он обвел глазами студию. – И выбраться отсюда. А вам нужно обуться.
– Да, конечно. Я мигом.
Оставшись один, он достал и включил телефон. Оттуда посыпались имейлы и сообщения в мессенджере, отчего голова сразу разболелась.
Отсюда точно нужно выбираться.
Тем не менее он ответил нескольким абонентам в порядке очередности и убрал телефон, как только она появилась в укороченных брючках и топе, в которых пришла.
– Сарафан в сумке – на тот случай, если вы передумаете.
– Он не мой.
– Вам он определенно будет короток, но… – она сокрушенно охнула. – У него есть хозяйка. Я верну его на место.
– Говорю же, берите. Его давным-давно оставила Хлоя – или Кора? В любом случае правила они знают.
– Что за правила?
– То, что валяется здесь больше двух месяцев, – сказал он, препровождая ее к лифту, – отправляется в гардероб или на помойку. Иначе тут было бы негде ступить от их барахла.
– Строго, но справедливо. Кора – ваша сестра? Модель? Или подруга?
– Сестра по отцу.
Одно из сообщений было именно от Коры, и его мысли снова вернулись к Оливеру.
– Завтра мы сможем забрать тело.
Она дотронулась до его руки, когда он открыл решетку на выходе из лифта.
– Это хорошо. Значит, вы скоро сможете с ним проститься.
– Это будет цирк с конями. Но пока слоны не спляшут, метлы не замашут.
– Кажется, я понимаю, о чем вы, – помолчав, сказала она. – Это прозвучало нелестно для вашей семьи.
– Я слегка устал от своей семьи. – Он взял ключи, темные очки и холщовую сумку. – Суньте к себе, пожалуйста. Это для почты.
Она не понимала, зачем для почты нужна сумка, но взяла.
Он положил ключи в карман и надел очки.
– Это трудное время, – заметила она.
– Вы не представляете, насколько. – Они вышли на улицу. – Вы должны присутствовать на похоронах.
– О, я не думаю…
– Обязательно. Будете отвлекающим фактором, а кроме того, вы не теряете головы в кризисных ситуациях. Они там будут. Я пришлю за вами машину. В десять.
– Мы не были знакомы с Оливером.
– Но между вами существует связь, и вы знакомы со мной. С вами поедет Люк. В воскресенье. Или воскресенье проблематично?
«Соври», – приказала она себе, но знала, что не станет.
– Вообще-то в воскресенье у меня пересменка между Кильдербрандами и Ловенштайнами, но…
– Тогда решено.
Он взял ее за руку и потащил в противоположном направлении.
– Вообще-то я шла в другую сторону.
– Сначала заглянем сюда. – Он указал на модный бутик женской одежды.
Стоя на светофоре, мимо которого с грохотом проехал огромный грузовик доставки, а рядом, судя по щебетанию, сбились в стайку туристы, она получила короткую передышку.
– Эштон, по-моему, ваша семья сочтет неуместным присутствие на похоронах любопытной соседки.
– Лайла, у меня двенадцать сестер и братьев, многие из которых имеют мужей и жен, в том числе бывших, детей, приемных детей. Еще есть тети, дяди, бабушки и дедушки. Что может быть неуместнее?
Он рванул через улицу, увлекая ее за собой, мимо женщины с вопящим в коляске младенцем, прямиком в магазин, где царил шик и стиль. И, как она предполагала, были аховые цены.
– Джесс.
– Эш.
Стройная блондинка в черно-белом мини и красных босоножках на огромных каблучищах перегнулась через прилавок и подставила ему щеку.
– Рада тебя видеть.
– Решил пробежаться по округе и заглянуть к тебе – вдруг ты что-нибудь нашла для меня.
– Я занялась поисками сразу после твоего звонка. Есть пара вещей, которые, пожалуй, подойдут. Это твоя модель? Я Джесс.
– Лайла.
– Насчет красного ты прав, – обратилась она к Эшу. – Кажется, я знаю, что нужно. Пойдемте со мной.
Она провела их в доверху забитый склад и сняла с вешалки на колесиках пару красных платьев с пышной юбкой.
– Это – нет. Вон то.
– Точно.
Прежде чем Лайла успела толком разглядеть их, Джесс затолкала одно обратно, а другое, с оборками, подала ему.
Эш развернул юбку во всю ширину и кивнул:
– Сойдет, но под нее нужен цвет.
– С этим проблем не будет. Я тут давненько наткнулась в комиссионном магазине на это и подумала, что тебе однажды пригодится. Думаю, разноцветные оборки по подолу будут смотреться идеально – лучше, чем куча клиньев или подъюбников. А если она не подойдет, закажи подобную у портнихи.
– Давай-ка посмотрим. – Он взял платье и юбку и кинул Лайле. – Примерьте.
– Вообще-то у меня дела, – напомнила она.
– Подождут.
– Я покажу примерочную. Вам что-нибудь принести? – невозмутимо спросила Джесс, выпроваживая Лайлу со склада и подводя к примерочной с окаянным трехстворчатым зеркалом. – Газированной воды?
– Не откажусь. Спасибо.
Она снова переоделась. Юбка провисала в талии, и она уменьшила ее с помощью скрепки, которая нашлась в сумке.
Платье село как надо.
Стиль, конечно, был не ее – слишком красное, вызывающее, с низким вырезом. Но благодаря заниженной талии она казалась выше, что правда, то правда.
– Вы готовы?
– Да. Я только… Входите, – сказала она, что он уже, собственно, и сделал.
– То, что нужно. – Он снова изобразил пальцем круг. Она закатила глаза, но покрутилась. – Почти. Нам потребуется…
Он наклонился и задрал юбку.
– Эй!
– Спокойно. Юбку приподнимем, ножку покажем, добавим цвет.
– Юбка широка в талии. Я ее скрепила.
– Джесс!
– Порешаем. И ей нужен другой бюстгальтер. Ммм… 70А?
«Убийственная точность», – подумала Лайла.
– Да.
– Секундочку. – Она испарилась.
Стараясь восстановить душевное равновесие, Лайла схватилась за воду, а Эш тем временем изучал ее.
– Выйдите.
– Через минуту. Золотые серьги-кольца, много… – Его пальцы пробежались по ее запястью.
– Браслетов?
– Да.
– Дай нам минутку. – Джесс вернулась с бюстгальтером огненно-красного цвета и вытолкала Эша. – Сам он точно не уйдет, – улыбнулась она. – Наденьте это, и я определюсь с шириной.
Лайла со вздохом поставила воду, стараясь не думать о том, что оголяется в присутствии незнакомого человека.
Четверть часа спустя они вышли из магазина с платьем, бюстгальтером и трусиками в тон, на которые Лайла согласилась в минуту слабости.
– Как так случилось? Я всего-навсего посмотрела в окно.
– Физика? – предположил он.
– Цепная реакция? – выдохнула она. – Ну, тогда все можно свалить на науку.
– И что у вас за дела?
– Уже не помню.
– Подумайте. А пока зайдем на почту.
– На почту. – Она покачала головой. – Вы купили мне нижнее белье.
– Это гардероб.
– Это нижнее белье. Красное. Всего неделю назад мы даже не были знакомы, а сегодня вы купили мне красное белье. Вы хотя бы на ценники взглянули?
– А еще говорили, что мои деньги вас не интересуют.
Она рассмеялась и сразу вспомнила.
– Я хотела купить игрушку для Томаса.
– У него их навалом.
Мимо протопал мужик в тренче, бормоча непристойности и распространяя невероятный смрад.
– Люблю Нью-Йорк, – сказала она, наблюдая за тем, как пешеходы уворачиваются и бегут врассыпную. – Всем сердцем.
– Он живет где-то поблизости, – сообщил Эш. – Я его вижу или хотя бы чую пару раз в неделю. Тренч он не снимает.
– Отсюда и запашок. Сегодня по прогнозу тридцать три градуса, и, судя по ощущениям, он верный. Да, у Томаса есть игрушки, но это будет прощальный подарок. Еще мне нужно купить бутылку вина для Килдербрандов. А цветы куплю в субботу.
– Вы оставите им вино и цветы?
– Да, так принято. Разве в детстве вас этому не научили? – От уличной тележки на нее пахнуло хот-догами – этот запах был куда приятнее смрада, распространяемого бродягой. – Почему я вообще иду с вами на почту?
– Потому что вот она. – Взяв ее за руку, он вошел в здание и остановился у абонентских ящиков. Потом выудил ключ и открыл свой.
– Вот черт.
– Набит почти до отказа.
– Это за несколько дней. Может, неделю. В основном это спам. Люди губят деревья и рассылают спам – в чем смысл?
– Наконец-то я полностью с вами согласна.
Он быстро проглядывал почту, отправил в холщовую сумку пару конвертов и выудил из стопки пакет с пузырьковой подкладкой.
И замер.
– Это что?
– Письмо от Оливера.
– Ох.
Она уставилась на пакет, на размашистый корявый почерк, как у Эштона.
– Судя по штемпелю…
– Оно было отправлено в день убийства.
Эш ссыпал содержимое ящика в сумку и разорвал пакет.
Оттуда выпал ключ и визитная карточка с запиской.
Привет, Эш.
Через денек-другой подскочу забрать его. Пусть у тебя полежит, пока я разберусь с остальным. Клиент попался обидчивый, если придется уехать на пару дней, дам знать. Вещицу достань и привези мне в компаунд. Она в «Уэллс Фарго», недалеко от моего дома. И я подделал твою подпись на карточке – как в старые времена! – так что в ячейку попадешь без проблем. Спасибо, бро.
До скорого. Оливер.
– Сукин сын.
– Что за вещица? И что за клиент?
– Думаю, я скоро узнаю.
– Мы узнаем, – поправила она. – Я в этом деле по самую макушку.
Он встретился с ней взглядом.
– Ладно. – Эш суну записку в мешок, а ключ – в карман. – Тогда пойдем в банк.
– Вероятно, в этом и есть причина. – Она едва поспевала за его размашистой походкой. – Может, ключ стоит отнести в полицию?
– Он послал его мне.
Она вцепилась ему в руку, желая притормозить.
– А что он имел в виду, говоря про подпись – мол, подделал ее, как в старые времена?
– В основном детские шалости. Школьный дневник и прочее. В основном.
Лайла предложила, что Эш был тем человеком, на чью помощь Оливер всегда рассчитывал.
– Он понимал, что попал в переплет, – продолжал Эш, – но это было его естественное состояние. «Обидчивый клиент» – читай: вне себя от бешенства. О чем бы ни шла речь, он не хотел держать это при себе или в квартире. Поэтому положил в банковскую ячейку, а ключ послал мне.
– Потому что знал, что у вас он будет в целости.
– Я бы бросил пакет в ящик, а когда он заявился, швырнул бы ему в лицо со словами, что слышать ни о чем не хочу. Он знал об этом, поэтому так и сделал. Потому что ему не пришлось бы ничего объяснять, более того – я не допустил бы никаких объяснений.
– Это не означает, что вы виноваты.
– Нет. Где этот долбаный банк?
– На следующем углу налево. Меня не пустят в хранилище вместе с вами. Необходимо иметь доступ.
– Точно. – Размышляя, он замедлил шаг. – Я достану то, что там лежит, и мы отнесем это к вам. На время. Тогда я иду в банк, а вы отправляйтесь в магазин, купите что-нибудь. Посмотрите на меня.
Он остановил ее, повернул лицом к себе и слегка притянул.
– Не исключено, что за нами следят – или за одним из нас. Поэтому будем вести себя естественно. Заниматься делами.
– Таков был план.
– И следуйте ему. Купите что-нибудь, а когда я закончу в банке, мы отправимся к вам. Как ни в чем не бывало.
– Вы действительно думаете, что за нами следят?
– Такая вероятность есть. А посему… – Он наклонился и легко коснулся губами ее губ. – Потому что я купил вам красное белье, – напомнил он. – Отправляйтесь за покупками.
– Я… я пойду в ближайший мини-маркет.
– Послоняйтесь там, пока я за вами не приду.
– Хорошо.
Все это точно странный сон, говорила она себе, направляясь к мини-маркету. Позирование, красное нижнее белье, записка от мертвого брата, поцелуй на тротуаре, потому что за ними могут следить.
Самое время купить вино и смотреть продолжение странного сна.
