Нора Робертс
Коллекционер
Глава 2
Лайла оделась, поймав себя на том, что выбирает между джинсами и капри, – очевидно, так проявлялся шок. Куда же без него, но она была в порядке. Она будет в порядке.
Она была жива.
Лайла натянула джинсы, футболку и, взяв на руки сбитого с толку, но покорного Томаса, принялась расхаживать из угла в угол.
Она увидела, как прибыла полиция и внизу собралась небольшая толпа зевак, хотя на часах было около двух ночи. Она поспешно отвела взгляд от окна.
Это вам не сериалы про полицейских, тут все было взаправду. Красивая блондинка, которая предпочитала маленькие черные платья, лежала на тротуаре переломанная, вся в крови. Шатен с волнистыми волосами, который приходил к ней, занимался сексом, болтал, смеялся и отбивал атаки, вытолкнул ее из окна.
Лайла приказала себе успокоиться. Нужно сохранять спокойствие и рассказать полиции все, что она видела. Не сбиваясь. Ей ужасно не хотелось переживать все заново, но она сделала над собой усилие и представила себе залитое слезами лицо и растрепанные волосы женщины, град обрушившихся на нее ударов. Она мысленно и до мельчайших деталей припомнила мужчину – как он смеется, уклоняется, огрызается – чтобы дать полицейским его точное описание.
Полиция нагрянет с минуты на минуту, сказала она себе и тотчас вздрогнула от звонка в дверь.
– Все хорошо, – шепнула она Томасу. – Не волнуйся.
В «глазок» она увидела двух полицейских и прочитала на жетонах их фамилии – Фицхью и Морелли – и только тогда открыла дверь.
– Мисс Эмерсон?
– Да. Входите. – Она отступила, толком не зная, что сказать. – Та женщина… она не выжила после падения, да?
– Да, мэм. – Фицхью, который был постарше и выглядел более опытным, сразу приступил к делу. – Расскажите, что вы видели.
– Да, я… Может, вы присядете? Хотите кофе? Я могу сделать кофе.
– Спасибо, не утруждайтесь. Славная квартира, – буднично сказал он. – Вы гостите у Килдербрандов?
– Что? Нет. Они уехали. Во Францию. Я присматриваю за их домом. Квартирую, пока они в отъезде. А так я здесь не живу. Я могу им позвонить. Там… – Она тупо уставилась на часы. – Сколько же там сейчас? Голова совсем не варит.
– Не утруждайтесь, – повторил он и подвел ее к стулу.
– Простите. Это было ужасно. Он бил ее, а затем, должно быть, вытолкнул, потому что стекло разбилось, и она просто вылетела из окна.
– Вы своими глазами видели, как кто-то избивал жертву?
– Да. Я…
Томас по-прежнему был у нее на руках, затем она опустила его на пол. Кот тотчас потрусил в сторону молодого копа и вскочил ему на колени.
– Извините. Я могу закрыть его в другой комнате.
– Не нужно. Милый котик.
– Да, он и правда очень милый. Иногда у клиентов кошки дичатся или даже гадят, и потом… простите. – Она одернула себя и всхлипнула. – Я начну по порядку. Я собиралась лечь спать.
Лайла рассказала, что видела, потом проводила в спальню, чтобы показать вид из окна. Когда Фицхью вышел, она сварила кофе и приготовила завтрак Томасу, попутно разговаривая с Морелли.
Она узнала, что полтора года назад он женился, в январе они с супругой ждали первенца. Ему нравились кошки, но по натуре он был собачником. Он происходил из большой итало-американской семьи, его брат держал пиццерию в Маленькой Италии, а сам он в свободное время играл в бейсбол.
– Из вас получился бы хороший коп, – сказал он.
– Правда?
– Вы умеете разговорить. Я вам полжизни рассказал.
– Люблю задавать вопросы, ничего не могу с собой поделать. Мне интересны люди. Поэтому я подглядываю в окна. Только подумайте, у нее ведь была семья, родные, которые ее любили. Она была шикарная, высокая, наверное, работала моделью.
– Высокая?
– Я сужу по виду из окна. – Лайла вытянула руку, показывая примерный рост. – Метр семьдесят пять или чуть выше.
– Спасибо, учту. Да, вы были бы отличным копом, – сказал он, и тут снова послышался звонок.
Он вышел и вернулся в сопровождении усталого мужчины лет сорока и женщины с цепким взглядом, которая казалась лет на десять моложе.
– Это детективы Уотерстоун и Файн. Они хотят с вами побеседовать. Всего хорошего, мисс Эмерсон.
– Как, вы уже уходите? Спасибо за… просто спасибо. При случае загляну в пиццерию вашего брата.
– Вы не пожалеете. До свидания.
Стоило ему уйти, и ее снова охватила нервозность.
– У меня есть кофе. Хотите?
– Не откажусь, – сказала Файн и наклонилась погладить Томаса. – Какой милый котик.
– Вам с молоком?
– Черный, пожалуйста. Вы тут живете, пока Килдербранды в отъезде?
– Да, именно так. – Ей было легче, когда руки были заняты. – Я смотрю за их квартирой.
– Смотреть за чужим имуществом – ваш основной заработок? – поинтересовался Уотерстоун.
– Не столько заработок, сколько развлечение. На жизнь я зарабатываю писательством. Мне хватает.
– И давно вы тут квартируете? – спросил Уотерстоун.
– Неделю. Точнее, неделю и два дня, поскольку уже начало суток. В общей сложности я должна пробыть тут три недели, пока хозяева гостят у родных во Франции.
– Вам уже случалось жить здесь?
– Нет. Я здесь впервые.
– А где вы проживаете постоянно?
– Вообще-то у меня нет постоянного адреса. Когда в работе случается перерыв, я живу у подруги. Но это бывает нечасто. Обычно с работой нет проблем.
– То есть своего жилья у вас не имеется? – уточнила Файн.
– Именно так. Ни жилья, ни связанных с ним расходов. Но для официальных нужд и корреспонденции я пользуюсь адресом Джули Брайант. – Она сообщила адрес в Челси. – Иногда в перерывах между работой я проживаю там.
– Ясно. Покажите нам, пожалуйста, где вы находились, когда произошел инцидент.
– Сюда, пожалуйста. Я собиралась лечь спать, но была слегка на взводе. Ко мне приходила подруга, та самая Джули, и мы слегка выпили. Если честно, многовато, и мне не спалось, поэтому я взяла бинокль и решила посмотреть, что там происходит по соседству.
– Бинокль, значит, – повторил Уотерстоун.
– Вот он. – Лайла подошла к окну и взяла прибор в руки. – Он всегда при мне. Я переезжаю с места на место – в Нью-Йорке, да и везде. Только что вернулась из Рима.
– Вас наняли, чтобы смотреть за домом в Риме?
– Там была квартира, – ответила она Файн. – Срабатывает устная реклама, отзывы клиентов, а еще я веду блог. Мне нравится наблюдать за людьми, сочинять о них истории. Да, я шпионю, – без обиняков сказала она. – Сама я так об этом не думаю и ничего такого не имею в виду, но да, я шпионю. Просто… за каждым из этих окон свой маленький мир.
Уотерстоун поднес к глазам бинокль и долго глядел на дом.
– У вас тут отличный обзор.
– Они часто скандалили, ругались, потом мирились.
– Кто? – спросила Файн.
– Блонди и Мистер Рефлекс. Я так их прозвала. Квартира была ее – она выглядит по-женски – но он всегда оставался на ночь, по крайней мере, все время, что я живу здесь.
– Можете его описать?
Лайла кивнула:
– Чуть выше ее – пожалуй, метр восемьдесят пять, – накачанный, крепкого телосложения, килограмм под девяносто, шатен, волосы волнистые. Когда улыбается, на щеках появляются ямочки. На вид лет тридцать. Очень привлекательный.
– Что именно вы видели этой ночью?
– Я видела ее – на ней было эффектное черное платье, волосы были растрепаны. Она плакала. Впечатление было такое, что она плакала, вытирала слезы и говорила очень быстро. Как будто умоляла. Так мне показалось. Потом я увидела, как он ее ударил.
– Вы видели того, кто ее ударил?
– Нет. Я только увидела, что ее ударили. Человек стоял слева от окна. Я увидела удар – как вспышка. Темный рукав. И как запрокинулась ее голова. Она пыталась прикрыть лицо, а он ударил ее еще раз. Я схватила телефон – он заряжался на столике – и стала звонить в полицию, а когда посмотрела снова, она прижималась спиной к окну, загораживая собой обзор. Потом стекло разбилось, и она выпала. Она падала так быстро. В тот момент я ничего, кроме нее, не видела. Я позвонила в полицию, а когда снова взглянула в окно, свет уже погас.
– Значит, убийцу вы не видели?
– Нет. Я видела только ее. Но кто-то в том доме должен его знать. Ее подруги или родные. Кто-то должен его знать. Он вытолкнул ее. Возможно, это случилось ненамеренно, но удар был такой силы, что окно разбилось, и она выпала. Как бы там ни было, он убил ее, и кто-то должен его знать.
– Во сколько вы впервые увидели жертву сегодня? – Уотерстоун отложил бинокль.
– Примерно без двадцати два. Направляясь к окну, я посмотрела на часы и подумала, что припозднилась. Так что я точно знаю, что было без двадцати два, а минуту спустя я увидела ее.
– После того как вы позвонили 911, – подала голос Файн, – кто-нибудь выходил из дома?
– Нет, но я не смотрела. Когда она выпала, я просто оцепенела.
– Вы позвонили в службу спасения в час сорок четыре, – сказала Файн. – Вот вы ее увидели, а потом кто-то ее ударил – через сколько минут это произошло?
– Примерно минуту спустя. Я посмотрела на пару двумя этажами выше, которые только вернулись домой, судя по нарядам, с вечеринки, потом на… – ни слова о голом гее! – парня на двенадцатом этаже, к которому пришел приятель, а потом увидела ее, так что было, пожалуй, час сорок две или сорок три, если мои часы верны.
Файн достала смартфон, провела по нему пальцем и показала ей.
– Вы узнаете этого человека?
Лайла вгляделась в фотографию на водительских правах.
– Это он, ее бойфренд! Я уверена – на девяносто девять, нет на девяносто шесть процентов. Вы уже поймали его. Я готова дать показания. – Слезы жгли ей глаза. – Я все сделаю. Он обошелся с ней бесчеловечно. Вы можете на меня рассчитывать.
– Мы вам признательны, мисс Эмерсон, но показания против этого человека нам не требуются.
– Но он же… Он признался?
– Не совсем. – Файн убрала телефон. – Он на пути в морг.
– В смысле?
– Судя по всему, вытолкнув жертву из окна, этот мужчина уселся на диван, сунул себе в рот ствол 32-го калибра и нажал на курок.
– О господи. – Лайла отпрянула назад и плюхнулась на кровать. – О господи. Он убил ее, а затем себя.
– Выходит так.
– Но почему? Из-за чего?
– В этом-то вся загвоздка, – сказала Файн. – Давайте-ка всю историю еще раз с самого начала.
* * *
К тому времени, когда полицейские удалились, Лайла не спала почти сутки. Ей хотелось позвонить Джули, но она себя одернула. У подруги выходной, а тут она с такими новостями…
Можно было позвонить маме – в трудные минуты она всегда оказывала ей поддержку. Хотя исход разговора был заранее ясен. После слов сочувствия и поддержки неизменно последовало бы:
– Ну зачем тебе Нью-Йорк, Лайла-Лу? В нем опасно. Приезжай к нам с папой (подполковником в отставке) в Джуно, на Аляску.
Еще одного разговора на эту тему прямо сейчас она не вынесет.
Поэтому она упала на кровать как была, в одежде, обняла Томаса, который не заставил себя ждать, и, к своему удивлению, в считаные секунды уснула.
* * *
Она проснулась с бешено колотящимся сердцем, вцепившись руками в кровать, точно проваливалась в бездну.
Это всего лишь реакция, сказала она себе. Психологическая реакция. Лайла перевернулась на бок и обнаружила, что проспала почти до полудня.
Хватит. Нужно принять душ, переодеться и выбросить это дерьмо из головы. Она сделала все, что от нее зависело, рассказала полиции все, что видела. Рефлекс убил Блонди и себя, разом погубил две жизни, и как ни крути, но это уже не исправить.
Но ее мысли продолжали крутиться – схватив айпад, она принялась проглядывать новостную ленту.
«Модель погибла, выпав из окна», – прочитала она.
Все верно! Блонди была создана для подиума.
Отправив в рот последний капкейк – не следовало бы, но что уж тут – Лайла схомячила его, пробегая глазами заметку.
– Сейдж Кендалл. Ее даже звали по-модельному. И Оливер Арчер. У Рефлекса тоже было имя. Ей было всего двадцать четыре, Томас. Она была на четыре года младше меня. Снималась к рекламе. Возможно, я ее видела. И почему от этих мыслей становится еще тошнотворнее?
Нет, это следовало пресечь в корне и выбросить все из головы. И на какое-то время убраться отсюда.
Душ прибавил ей бодрости, легкое летнее платье и босоножки улучшили настроение, а макияж скрыл бледность кожи и темные круги под глазами.
Она решила прогуляться за пределы квартала – подальше от собственных мыслей – и пообедать в каком-нибудь приличном месте. Потом позвонить Джули, снова позвать ее в гости и рассказать ей все – она посочувствует и не осудит.
– Я вернусь через пару часов, Томас.
Она было вышла за дверь, но вернулась и взяла карточку, которую ей дала детектив Файн. Пусть мысли крутятся столько, сколько им нужно, рассудила она. И нет ничего плохого в том, что свидетельница убийства поинтересуется тем, закрыто ли дело.
В любом случае прогулка получится небольшой и приятной. А на обратном пути можно будет заглянуть в бассейн. Строго говоря, пользоваться бассейном и тренажерным залом ей, как не проживающей в жилом комплексе, не полагалось, но предупредительная Мейси решила эту проблему.
Плавание поможет избавиться от усталости, стресса и переживаний, а разговор по душам с подругой довершит дело.
Завтра она вернется к работе. Жизнь пойдет своим чередом. Смерть – это напоминание о том, что жизнь должна продолжаться.
* * *
Эш вытряхнул содержимое мешка. Это было так называемое личное имущество. Часы, кольцо, бумажник, набитый наличностью, кредитница, полная банковских карт. Серебряное кольцо для ключей от Тиффани. И часы с кольцом тоже, вероятно, или от Картье, или от другого именитого ювелирного дома. И тонкая серебряная зажигалка, само собой. Горстка блескучих побрякушек, которые брат рассовал по карманам в последний день своей жизни.
Оливер, который жил в предвкушении нового колоссального проекта, огромного куша, чего-то грандиозного. Очаровательный, беспечный Оливер.
Мертв.
– У него еще был айфон, но мы пока с ним не закончили.
– Что? – Эш поднял взгляд на детектива – ее фамилия выскочила из головы. Ах да, Файн. Детектив Файн, чьи голубые глаза таят в себе секреты. – Что, простите?
– Мы пока проверяем его телефон, а когда закончим с квартирой, пригласим вас на опознание его вещей. Как я уже говорила, в его правах указан адрес в Вест-Виллидже, но по нашей информации он съехал оттуда три месяца назад.
– Да, я помню. Я не знаю.
– Сколько вы с ним не виделись?
Он уже неоднократно говорил все это и ей, и ее напарнику с суровым лицом, когда они заявились к нему в лофт. С целью уведомления – они так выразились. Личное имущество, уведомление. Жаргон детективов и полицейских сериалов. Слова не из его жизни.
– Пару месяцев. Возможно, три или четыре.
– Но несколько дней назад вы говорили по телефону.
– Он позвонил, предложил выпить и пообщаться. У меня были дела, я отказался и пообещал выкроить время на следующей неделе. Вот черт.
Эш прижал пальцы к глазам.
– Это тяжело, я понимаю. Вы сказали, что не знали женщину, с которой он жил последние три, точнее почти четыре, месяца.
– Нет. Он упомянул о ней, когда звонил. Хвастался, что она, мол, крутая модель. Я не придал значения. Оливер любил прихвастнуть, это в его характере.
– Может быть, он говорил о том, что между ним и этой крутой моделью существуют какие-то разногласия?
– Как раз наоборот. Он говорил, что она классная, они оба классные и вообще все классно.
Эш взглянул на свои руки и заметил, что большой палец испачкан берлинской лазурью.
Когда детективы явились в лофт, он рисовал и был раздосадован, что его прервали. А затем весь его мир изменился.
– Мистер Арчер?
– Да. Да. Все было охрененно классно. У Оливера всегда было так. Все классно ровно до тех пор, пока…
– Пока что?
Эш сунул руки себе в волосы – они были черные и густые.
– Слушайте, он мой брат и теперь он мертв. Я пытаюсь как-то уложить эту мысль в голове и не стану о нем злословить.
– При чем тут злословие, мистер Арчер? Чем больше информации о нем мы получим, тем лучше сможем понять, что произошло.
Возможно, это действительно так. Кто он такой, чтобы судить?
– Оливер все время гнался за успехом. Крутые сделки, крутые женщины, крутые клубы. Он был тусовщиком по жизни.
– Жил на полную катушку.
– Можно и так сказать. Он воображал себя игроком, но, черт возьми, он им не был. Он всегда садился за стол, где шла большая игра, и если срывал куш – в казино, в бизнесе или в любви, – то потом в следующем раунде проигрывал все это и даже больше. Так что все шло классно ровно до тех пор, пока не схлопывалось, и тогда он принимался звать на помощь. Он обаятельный, смышленый… был.
Последнее слово хлестко отозвалось в его душе. Обаятельного, смышленого Оливера больше не было.
– Оливер – самый младший в семье и единственный сын у матери. Само собой, его избаловали.
– Вы сказали, он не был склонен к насилию.
– Не так. – Усилием воли Эш стряхнул наваливающуюся печаль – ей сейчас было не место – и позволил себе вспылить. – Я не говорил, что Оливер не был склонен к насилию. Я сказал, что он был противник насилия. – Мысль о том, что брата обвиняют в убийстве, полоснула его, как ножом. – Попадая в переделку, он либо отбрехивался, либо удирал во все лопатки. Если не мог отбрехаться, что случалось нечасто, или удрать, то прятал голову в песок.
– Однако у нас есть свидетель, который утверждает, что он нанес своей сожительнице множество ударов, после чего выбросил ее из окна четырнадцатого этажа.
– Свидетель заблуждается, – безапелляционно сказал Эш. – Оливер был трепло и пижон, каких поискать, но он никогда не поднимал руку на женщину. И, разумеется, не убил бы. И, что еще важнее, он бы никогда не покончил с собой.
– В квартире мы обнаружили много алкоголя и наркотиков, в том числе оксикодон, кокаин, марихуану, викодин.
Голос женщины звучал профессионально невозмутимо, ровно, и Эш представил ее валькирией, бесстрастной в своем могуществе. Он изобразил бы ее всадницей со сложенными крыльями. Она оглядывает с высоты поле битвы, лицо точно вырезано из камня, она решает, кому выжить, а кому умереть.
– Мы еще ждем результатов токсикологии, но на столике рядом с телом вашего брата были найдены таблетки и полбутылки виски бурбона. И в стакане оставалось налито на палец.
Наркотики, алкоголь, убийство, самоубийство. Семья этого не переживет. С этим нужно что-то делать, детективы должны понять, что идут ложным путем.
– Наркотики, бурбон – без вопросов. Оливер не был святошей, но остальное? Я в это не верю. Свидетель либо лжет, либо заблуждается.
– У свидетеля нет причин лгать.
В этот момент Файн увидела Лайлу, которая заходила в участок. К бретельке ее платья был приколот бейджик посетителя. Файн встала и направилась к ней.
– Мисс Эмерсон! Вспомнили еще что-то?
– Нет, извините, просто у меня никак не идет из головы. Перед глазами стоит, как она падает, как умоляет его, а он потом… Извините. Мне нужно было проветриться, и я решила узнать, закрыли ли вы дело. Удалось ли вам выяснить, что произошло.
– Следствие еще ведется. Мы ждем отчетов, проводим опросы. На это нужно время.
– Понимаю. Простите. Вы сообщите мне, когда все закончится?
– Непременно. Вы нам очень помогли.
– А теперь путаюсь у вас под ногами. Я уже ухожу. У вас много дел.
Она обвела взглядом помещение. Столы, телефоны, компьютеры, горы файлов и горстка сотрудников за работой.
И мужчина в черной футболке и джинсах, аккуратно складывающий часы в мягкую сумку.
– У вас много дел.
– Мы признательны вам за помощь.
Файн подождала, пока Лайла покинет участок, и вернулась на место.
– Слушайте, я рассказал вам все, что знаю, – проговорил Эш, поднимаясь. – И не один раз. Мне нужно сообщить его матери и всем родным. Все это требует времени.
– Понимаю. Возможно, мы побеспокоим вас еще раз и сообщим, когда вы сможете попасть в квартиру. Соболезную вашей утрате, мистер Арчер.
Он молча кивнул и вышел.
И тотчас принялся высматривать брюнетку в легком летнем платье. Она спускалась по лестнице – юбка сочного зеленого оттенка и длинные прямые волосы цвета мокко, собранные в хвост.
Эш плохо слышал, о чем она говорила с детективом Файн, но суть уловил: эта девушка видела что-то, связанное с гибелью Оливера.
Хотя на лестнице, равно как в коридорах и в дежурной части, было не протолкнуться, он догнал ее и коснулся плеча.
– Простите, мисс… Извините, я не расслышал, как вас зовут.
– Лайла. Лайла Эмерсон.
– Ясно. Вы не уделите мне несколько минут?
– Хорошо. Вы работаете с детективами Файн и Уотерстоун?
– В каком-то смысле.
В вестибюле, где полицейские сновали туда-сюда, а посетители объяснялись с охраной, Лайла сняла бейджик и положила его на стойку сержанта. После недолгого колебания Эш достал из кармана свой и последовал ее примеру.
– Я брат Оливера.
– Оливера? – Она не сразу поняла, о ком идет речь, из чего Эш заключил, что Оливера она не знала. – О, простите. Мои соболезнования.
– Спасибо. Мы могли бы поговорить об этом, это может…
– Мне кажется, это не положено. – Она посмотрела по сторонам, оценивая ситуацию. Потом снова перевела взгляд на его понурое лицо. – Я не знаю.
– Чашка кофе. Позвольте угостить вас чашкой кофе. В общественном месте. Здесь неподалеку должна быть кофейня, где всегда много копов. Прошу вас.
Глаза у него были, как у Томаса, – цепкие, зеленые – но в них сквозила печаль. И черты лица были острые, точно их вырезали хорошо заточенным, твердым резцом. Щетина придавала ему интригующе опасный вид, но глаза…
Он только что потерял брата – более того, его брат отнял две жизни сразу. Смерть тяжела сама по себе, а убийство, помноженное на самоубийство, станут для его семьи сокрушительным ударом.
– Хорошо. Тут, напротив, есть одно местечко.
– Спасибо. Я Эш, – он протянул руку. – Эштон Арчер.
Что-то шевельнулось в ее мозгу, когда он назвал себя, но она в свою очередь протянула руку.
– Лайла.
На выходе из участка она показала на кофейню через дорогу, и он кивнул.
– Я вам очень сочувствую, – сказала она, когда они стояли на светофоре рядом с женщиной, которая громко ругалась по мобильному. – Не могу представить, каково это – лишиться брата. У меня нет брата, но от одной мысли становится страшно. У вас еще есть родные?
– Братья и сестры?
– Да.
Эш посмотрел на нее с высоты своего роста, когда они пошли через дорогу, оттираемые друг от друга потоком пешеходов.
– Нас четырнадцать. Точнее, теперь уже тринадцать. Несчастливое число, – сказал он отчасти самому себе.
Женщина с телефоном вышагивала рядом с Лайлой, ее голос звучал все резче и пронзительней. Прямо перед ними двигались две девчушки, насмешничая над парнем по имени Брэд. Пара машин подала сигнал, когда свет переключился.
Разумеется, Лайла не расслышала его слов.
– Простите, что?
– Тринадцать – несчастливое число.
– Нет, я не об этом. Вы сказали, что у вас тринадцать братьев и сестер?
– Двенадцать. Я тринадцатый.
Он распахнул дверь кофейни, где витали запахи кофе и выпечки и слышался шум голосов.
– Ваша мама, должно быть… – «ненормальная», мелькнуло у нее в голове, – …потрясающая женщина.
– Я тоже так думаю. Но это все сводные или единокровные братья и сестры, – добавил он, садясь за столик. – Отец был женат пять раз. Мама трижды выходила замуж.
– Ну и ну!
– Да. Вот такая современная американская семья.
– В Рождество у вас, должно быть, сумасшедший дом. Они все живут в Нью-Йорке?
– Вообще-то, нет. Кофе? – поинтересовался он, когда подошла официантка.
– Лучше лимонад. От кофе меня уже воротит.
– А мне кофе. Черный.
Он откинулся на спинку и посмотрел на нее изучающим взглядом. Хорошее лицо, решил он, свежее и открытое, хотя со следами стресса и усталости, особенно возле глаз. Они были глубокие, темно-карие, под цвет волос, с тонкой золотистой каймой вокруг радужки. Цыганские глаза, и, хотя ничего экзотического в ней не было, он тотчас представил ее в красном лифе и пышной юбке со множеством разноцветных оборок. Она танцует, крутится, волосы разлетаются. Заразительно смеется на фоне полыхающего костра.
– Вы в порядке? Глупый вопрос, – тотчас одернула она себя. – Конечно, нет.
– Нет. Простите. – Не время, не место и не эта женщина, сказал он себе и снова подался вперед. – Вы не были знакомы с Оливером?
– Нет.
– А с женщиной? Как ее звали – Розмари?
– Сейдж. Тоже название травы[1]. Нет, я их не знала. Я проживаю в том же комплексе и, глядя в окно, увидела…
– Что вы увидели? – Он накрыл ее руку своей и, почувствовав, что Лайла напряглась, сразу убрал руку. – Расскажите, что вы видели.
– Я видела ее. Она была расстроена, плакала, и кто-то ее ударил.
– Кто-то?
– Его я не видела. Но вашего брата мне видеть случалось. Я видела их вместе в квартире несколько раз. Они разговаривали, ругались, мирились. Вы и сами все знаете.
– Боюсь, не вполне. Окна ее квартиры прямо напротив вашей? Их квартиры, – поправился он. – В полиции сказали, он жил здесь.
– Не совсем так. И это не моя квартира. Я там временно проживаю. – Она дождалась, пока официантка поставит лимонад и кофе, и поблагодарила ее с улыбкой. – Я пробуду там несколько недель, пока хозяева в отпуске, и… знаю, это прозвучит дико и бестактно, но мне нравится наблюдать за людьми. Я бываю в разных занятных местах и беру с собой бинокль, так что я…
– Играли в Джимми Стюарта?
– Да! – со смехом и облегчением выдохнула она. – Да, как в фильме «Окно во двор», только тут никак не ожидаешь увидеть, как Реймонд Берр складывает в сундук части тела своей жены и вытаскивает его наружу. Или это был чемодан? Впрочем, неважно. Я не считаю это шпионажем, точнее, не считала до того, как это случилось. Просто весь мир – театр, и мне нравится быть в зрительном зале.
– Значит, Оливера вы не видели, – резюмировал он. – Вы не видели, как он ее ударил? Вытолкнул из окна?
– Нет. Я сказала об этом полиции. Я видела, как ее ударили, но кто именно, было не разглядеть. Она плакала, была напугана, умоляла – я видела только ее лицо. Я схватила телефон, чтобы набрать службу спасения, и тут… Она выпала из окна. Стекло разбилось, она вылетела и упала.
Он снова накрыл ее руку своей, потому что рука у нее дрожала.
– Не принимайте так близко к сердцу.
– Эта сцена все время стоит у меня перед глазами. Стекло разбивается, и она падает, широко раскинув руки, молотя ногами воздух. Я слышу, как она кричит, но это у меня в голове. Ее крик я не слышала. Я сочувствую вам из-за брата, но…
– Он этого не делал.
Помолчав, она взяла стакан и сделала глоток лимонада.
– Он не был на это способен, – сказал Эш.
Лайла подняла на него взгляд, исполненный сострадания. «Она не валькирия, – мелькнуло у него в голове. – Слишком много эмпатии».
– То, что случилось, ужасно.
– Думаете, я не в силах принять тот факт, что мой брат мог убить, а потом покончить с собой? Это не так. Просто я знаю, что он не мог. Мы не были близки. Не виделись месяцами, да и тогда мельком. Он был дружен с Жизель, они почти одного возраста. Но она в…
Его снова накрыла печаль.
– Точно не знаю, где. Возможно, в Париже. Нужно выяснить. Оливер был занозой в заднице, – продолжал Эш. – Игрок без инстинкта убийцы, который определяет класс игрока. Уйма обаяния, уйма дерьма и уйма грандиозных идей при отсутствии способностей воплотить их в жизнь. Но он никогда не поднял бы руку на женщину.
Эш вспомнил, что Лайла подглядывала за ними.
– Вы говорите, они много ругались. Он хоть раз ударил или толкнул ее на ваших глазах?
– Нет, но…
– Будь он под кайфом, или в стельку пьян, или то и другое, он никогда не поднял бы руку на женщину. И не убил бы – ни ее, ни себя. В какое бы дерьмо он ни вляпался, он всегда был уверен в том, что кто-нибудь его вытащит. Оливер был несокрушимым оптимистом.
– Иногда мы знаем людей не так хорошо, как нам кажется, – осторожно заметила Лайла. Ей хотелось быть доброй.
– Вы правы. Он был влюблен. Оливер был или влюблен, или в поисках любви. Это была его стихия. Устав от отношений, он сваливал в закат – брал паузу, потом отправлял возлюбленной дорогой презент со словами сожаления. «Дело не в тебе, а во мне» – что-то в таком духе. Выматывающих душу расставаний он не выносил, предпочитал быстрый, жесткий разрыв. И он был слишком тщеславен, чтобы сунуть в рот пистолет и нажать на курок. Приди ему мысль о самоубийстве – а он никогда бы не впал в такое отчаяние, – он предпочел бы снотворное.
– Я думаю, это произошло случайно. Я про ее гибель. В пылу ссоры – вероятно, в такие моменты ваш брат себя не контролировал.
Эш покачал головой:
– Он позвонил бы мне или сбежал. Он самый младший в семье и единственный сын своей матери. Его избаловали сверх меры. Попав в переделку, он звонил кому-нибудь, чтобы его вытащили. Это была его рефлекторная реакция. «Эш, я тут вляпался. Помоги разгрести!»
– Обычно он звонил вам?
– С большими проблемами – мне. И он никогда не мешал «колеса» с бурбоном, – добавил Эш. – Одна из его бывших из-за этого откинулась, и он испугался до чертиков. Либо то, либо другое, порой он мог перебрать, но только что-то одно. Тут что-то не срастается, – настаивал он. – Вы говорите, что видели их вместе, наблюдали за ними.
Лайла неловко поежилась:
– Да. Ужасная привычка. С ней нужно бороться.
– Вы видели, как они скандалили, но он никогда не поднимал на нее руку.
– Нет. Скорее нападала она – швырялась всем подряд, била посуду. Как-то бросила в него туфлю.
– А он что делал?
– Увертывался. – Лайла слегка улыбнулась, и в правом углу ее рта появилась славная ямочка. – У него была хорошая реакция. По-моему, это она на него орала и однажды даже толкнула. А он безостановочно говорил, жестикулировал, и все движения были такие ловкие. Поэтому я прозвала его Мистер Рефлекс. – Она сокрушенно посмотрела на него большими темными глазами. – О боже. Извините.
– Нет, это верно подмечено. У Оливера действительно были отличные рефлексы. Может, он злился на нее? Угрожал? Проявлял агрессию? Толкал в ответ?
– Нет. Он смешил ее. По ней было видно, что она не хочет смеяться, и потому она отворачивалась. И тогда он подходил к ней, и они начинали… целоваться. Если люди не хотят, чтобы за ними наблюдали, пусть задергивают шторы.
– Значит, она швырялась всем подряд, орала на него и толкала. А он убалтывал и сводил ссору к сексу? В этом весь Оливер.
В самом деле: он никогда не распускал руки, задумалась Лайла. Ссоры, скандалы и стычки происходили каждый день, но он никогда не замахивался на нее. И пальцем не касался, если не считать прелюдии к сексу.
И все же…
– Однако он вытолкнул ее из окна, и сам застрелился.
– Ее вытолкнули из окна, но это сделал не Оливер – и он не стрелял в себя. В квартире был кто-то еще. Там был кто-то еще, – снова сказал Эш, – и этот кто-то убил их обоих. Вопрос – кто и почему.
В таком изложении это звучало правдоподобно. Это представлялось… логичным, и логика заставила ее усомниться.
– По-моему, напрашивается еще один вопрос – как?
– Вы правы. Итого три вопроса. Найдем ответ на один, возможно, ответим на все остальные.
