Ниян Ниянов
Королева Депрессия
…В то время, любовь Эви изменила меня и мое окружение. Даже отец, под властью божественного дитя, принял меня как сына и включил в свое дело.
Мы поженились, Эви ждала ребенка, город процветал, жизнь кипела, и я считал себя самым счастливым человеком на земле.
А потом пришли жрецы с зиккурат.
– Бог просит вашего первенца. Роды должны пройти в храме, где священное дитя отдаст долг за свою жизнь на Земле. Только первое дитя.
– Всего один ребенок не такая уж большая цена за мир и спокойствие, – сказал отец.
– Кто мы такие, чтобы противиться Богам! – со слезами на глазах сказала мать.
– Я не отдам им его! – сказала Эви, – он пожрет его душу! Его бессмертную душу!
«Мы уйдем отсюда. Из этого города. Навсегда!» – шепнула она мне.
Калека и беременная женщина – не лучшая пара для побега. Нас схватили, еще когда крыша нашего дома не исчезла с горизонта. Воины вернули нас домой, посадив под домашний арест. Поставили охрану и запретили ей покидать дом. Время шло и когда наступил девятый месяц ожидания, я проснулся среди ночи от дурного сна и не увидел ее рядом с собой.
Поспешив на ее поиски, я нашел ее на полу – она вонзила острие себе прямо в живот.
Слабая жизнь еще теплилась в ней.
– Зачем? Ну зачем, Эви?
– Душа бесценна, – прохрипела она, – я подарю ему новую жизнь, но… потом…
Я пытался прикрыть ее рану, остановить кровь, но она схватила меня за руку и прижав к своей груди, прошептала:
– Когда-нибудь мы обязательно встретимся, Эния…
Глаза ее закрылись и душа покинула тело.
Только годы спустя я понял, что одна земная жизнь ничего по сравнению с вечностью, что даруется душе.
Франция, Париж, 1845 г.
– Профессор Мартинес? Кто его спрашивает? Здесь таких нет…, уходите…
Девушка попыталась закрыть дверь, но Гоззо просунул руку, помешав этому.
– Вы дочь Эдит, так? Вы очень похожи на мать, я знал ее, я преподавал у нее живопись.
Девушка с подозрением взглянула на него. Даже с накладными усами и бородой, в большой шляпе, Гоззо выглядел слишком молодо для того, кто мог учить ее мать.
– Я просто хорошо сохранился, – поспешно добавил он, уловив ее взгляд. – Скажите, могу я увидеться с Эдит?
– Мама умерла… уже давно, – девушка замешкалась.
– Простите, мне так жаль… Гоззо, меня зовут Гоззо, – представился он.
– Адель, – ответила она, и еще раз окинув его взглядом, освободила дверной прием, – проходите…
– Несколько лет мама страдала болезнями души: сильно хандрила, и, в конце концов, наложила на себя руки, – говорила она, пока они проходили знакомую Гоззо парадную.
– Какой кошмар, примите мои соболезнования… Честно сказать, вы меня удивили, ведь насколько я помню, она была такой жизнерадостной девушкой.
– Мой отец также считает. Врачи говорили – это наследственное. Вы разве не слышали про мою семью? Об этом писали в газетах…
– Нет, я долгое время жил за границей, а что произошло?
– Дедушка убил свою пожилую мать и сына. А сам пропал без вести. Просто вышел из дома и исчез. Психоз*. Это сильно подкосило мою мать, она тогда была совсем молода.
– Что? Робер мертв? Не может быть! – Гоззо опешил, – профессор Мартинес выглядел вполне здоровым человеком… с чего вдруг он так поступил? Немыслимо, я совершенно за ним не замечал такого. А ведь я знал его много лет…
Девушка снова странно взглянула на него.
– Я же говорю, я выгляжу гораздо моложе своих лет, – понял ход ее мыслей Гоззо.
– Присаживайтесь, я налью вам чаю, – девушка отошла, давая возможность гостю оправиться после ее слов.
Гоззо присел на старенький диван, на котором часто сидел в облике Марко.
«Проклятье! Что им двигало? Совсем из ума выжил! И где теперь искать его?», – думал он, осматриваясь вокруг. Повсюду лежали разные вещи, коробки, книги.
В коридоре послышались шаги – дочь Эдит возвращалась.
– Пожалуйста, – девушка разложила перед Гоззо поднос с чашками.
– Вы переезжаете? – спросил Гоззо, указывая на бардак вокруг.
– Нет, просто освобождаемся от хлама, – сказала она, – дом долгое время пустовал, пока я жила у родственников. Но теперь я вернулась и первым делом хочу избавиться от дедушкиного присутствия.
– Вы позволите? – Гоззо подошел к книгам, – я бы взял себе на память пару вещиц.
– Пожалуйста, можете забрать все!
Она замолчала, наблюдая как Гоззо роется в книгах. Он перебирал одну за другой, пока меж книг ему не встретился смятый детский рисунок.
Судя по нарисованным сверху сталагмитам, на рисунке была изображена пещера. Вокруг было прорисовано множество зажжённых красно-желтых факелов, а в центре стояла гигантская коробка, судя по отрисованным бликам, стеклянная.
– О, это рисунок Робера, маминого брата. Он нарисовал его своему учителю, некоему Марко. Там приписано.
Марко посмотрел в угол листа: «Пещера с сокровищами пиратов. На долгую память Марко, лучшему учителю…».
Тот рисунок, что хотел передать ему Робер, в день их последний встречи.
–– Позвольте, я заберу его, – сказал Гоззо.
Адель, удивленная его просьбе, не стала возражать.
– Мама тоже любила рисовать в детстве. Но после того случая, она забросила живопись. Она всегда была для отца просто мебелью. А ведь мама всю жизнь желала одобрения. Но ни от него, ни даже от учителей, она его так и не получила. Все восторгались Робером, ее младшим братом…, – в голосе Адель слышалась сильная горечь за мать.
«Все тянутся к этой душе, – вспомнил Гоззо слова профессора. – Да, у малышки Эдит не было ни шанса противостоять внутренней притягательности Робера».
– …Поэтому я не понимаю, зачем было удочерять ребенка и не любить его, – продолжала возмущаться Адель.
– Эдит тоже была не родной дочерью профессора? – удивился Гоззо, убирая рисунок к себе во внутренний карман.
– Да, поговаривали, что он привез ее аж из Южной Америки. Как и других своих детей.
– Других детей? – не понял Гоззо, – у него были еще и другие дети?
Адель кивнула.
– Да. До Робера и Эдит у него было еще двое детей, но они умерли задолго до появления моей мамы. Мне встречались их документы при уборке дома…
«Маленькие дети, умирающие в профессорском доме. И куда смотрит полиция? И если Робер был психопомпом, то кем были другие? Неудачные попытки найти нужную душу?», – думал Гоззо, уходя из дома Адель.
Недалеко от Парижа, среди лесного массива, Гоззо выкопал небольшую ямку. Жизнь научила его делать копии своих пометок и теперь их можно было найти в старинных библиотеках мира, в читальных залах, на страницах чужих книг… И даже закопанными на дальних островах… Сейчас, он делал очередной клад из своих воспоминаний: на почетном месте был прощальный подарок Робера. Затем следовал список перерождений Эви, последняя дата которого был 1797 год. Были здесь и газетные заметки из архивов периодики о происшествии на корабле; вырванные страницы из читального зала, с собственными пометками; книга, которую он забрал из личной библиотеки покойного Мартинеса и личный сборник его (Гоззо) хаотичных воспоминаний, продублированный несколько раз. Вернется ли он к ним вновь, Гоззо не знал. Но что-то ему подсказывало, что он прощается с ними навсегда. В этом мире его больше ничего не держало.
Через пару часов Гоззо был мертв. Его сестра еще много лет будет искать его по всей Германии, не зная, что его тело похоронено в безымянной могиле во Франции…
Отдел управления численности населения Управления по контролю Земли Верхнего уровня, 40-е гг.
«Мир Земля вступает в эпоху глобальных перемен… Научно- техническая революция дошла и до них…», – вещал диктор по большому экрану, установленному во всю стену.
– Возрадуемся. Скоро люди изобретут глобальную сеть и работать с архивами станет гораздо легче! Аллилуйя! – большая Оранжевая сущность подбросила кипу бумаг вверх и тут же впитала их, поймав бумаги в себя.
Душа молодого парня с нескрываемым отвращением посмотрела, как Оранжевая сущность вытащила из себя бумаги, заляпанные полупрозрачной жидкостью, и вновь вернулся к разговору с фиолетовой эмоцией:
– …Вообще, я раньше в Отделе на Земле служил. Да, тот самый, что со злюкой-Марой, расследующей убийства богов! И именно я вернул ей Острие… Потом, правда в должности понизили. Но это временно… Подумаешь, отработаю одну вечность и снова в круговорот жизней…
– Это, конечно, очень интересно, – сказала эмоция уставшим голосом, – но пока вы не покажете мне свой пропуск, я не могу допустить вас в архив.
– Да бросьте, – махнула рукой душа Гоззо, – я уже облазил все Управление вдоль и поперек. Был в каждом уголке. Менял лампочки во всех секретных архивах, даже в Совете! Да я лучший лампочник месяца! Но завтра, когда члены Совета отправятся в архив и столкнутся с кромешной тьмой, меня лишат этого статуса, премии и … присудят еще одну вечность здесь! А это сведет меня с ума! И все почему? Потому что я забыл свой пропуск в Нижнем уровне!
– Да, Энти, не будь так строга к нему., – подплыла к ним Оранжевая сущность, сотрудница канцелярии, – это же Гоззо, такой пусечка… Сколько лампочек он поменял у нас – не перечесть… Я лично подшивала его дело – это правда что он числится за Отделом… Уверена, что как только он закончит коротать свой срок в Отделе 5189, Мара тут же заберет этого красавчика обратно. Нет причин ему не доверять, – и Оранжевая сущность схватила душу Гоззо за щеку и слегка потрепала своим сгустком.
Душа Гоззо высвободилась от сгустков Оранжевой сущности, сдерживая рвотные позывы. Он привык ко многому, но эти не оформленные эмоции до сих пор вызывали у него отвращение.
В ответ на это фиолетовая эмоция лишь отрицательно покачала головой.
– Только через официальную бумагу с разрешением, – сказала она.
– Не видать мне премии, – удручающе развел руками Гоззо и отвернувшись, взял свою стремянку и напевая песенку, понес ее в противоположную сторону коридора, рядом с кабинетом местного начальника. Поставив лестницу, он полез выкручивать очередную лампочку. Делая вид, что занят работой, он время от времени бросал любопытные взгляды на фиолетовую эмоцию, отмечая, что для существа мира Даэху она весьма симпатична.
Тем временем, фиолетовая эмоция собрала вокруг себя кучу бумажек с разноцветными графиками, сложила их в красивую папочку и направилась в кабинет своего начальника.
– Можно? – спросила она, слегка постукивая в приоткрытую дверь.
– Да, проходи, – раздался голос Осириса, начальника Отдела управления по численности населения.
– Вот последние графики и отчеты, что вы просили…, – послышался голос эмоции.
Воцарилась тишина, было слышно лишь шуршание бумаги.
– Отлично! Хорошая работа, Энти, что-то еще? – вновь раздался голос Осириса после небольшой паузы.
– Да… я тут проводила подсчеты, – неуверенно произнесла эмоция, – после того, как были созданы залы ожидания, предполагалось, что количество исчезнувших душ резко сократится. Но, смотрите, души продолжают исчезать в большом количестве по странной периодичности… Например, недавно, исчезло сразу…
– Энти, Энти, Энти… остановись, – приказал ей Осирис, – я поощряю твою эмоциональность, но убавь свой энтузиазм. Я не помню, чтобы давал тебе подобное задание.
– Но мое дело вести учет душ…, в том числе и пропавших…
– Энти, в мире миллионы живых душ, желающих, чтобы ты их подсчитала… Зачем же заниматься теми, которых нет… Я надеюсь, мы поняли друг друга.
– Но… должна же быть причина…
– И ее обязательно найдут, Энти! Тебе что, больше всех надо? Послушай, я вижу тебя это беспокоит… Хорошо, давай поступим так. Оставь все графики у меня, перешли все остальные данные, а со своего компьютера уничтожь. Я перенаправлю твой запрос нужному отделу, и они займутся этим вопросом… Что-то еще?
– Нннет… хорошо, я перешлю все данные…
– Вот и славно, тогда иди… и закрой за собой дверь!
Энти направилась к выходу, цокая каблуками, как вдруг начальник ее окликнул:
– И еще, Энти… Прошу, можешь сегодня забрать отчеты с Земли… я никак не успеваю.
Эмоция замешкалась с ответом.
– Я дам тебе свое зеркало, Энти, это всего на пару минут. Ничего не случится. Но если ты не хочешь, я попрошу кого-нибудь другого…
– Нет, нет, я схожу… конечно…, – раздался голос эмоции. После этого послышался скрип двери и Энти, закрыв дверь, направилась к своему рабочему месту.
Гоззо, все это время стоявший на лестнице и слышавший весь разговор, быстро спустился, схватил стремянку и помчался за эмоцией.
Приблизившись к Энти, Гоззо прошептал:
– Тебе правда интересно, куда пропадают души?
– Ты что, подслушивал? – возмутилась Энти.
– Не специально, всему виной плохая вентиляция, – улыбнулся он, – а я всего то менял лампочку. Хотя бы здесь. Раз ты не пустила меня в секретный архив.
– Прости. Такие правила. Нет пропуска – нет допуска, – сказала она, и оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом никого нет, прошептала:
– Так что там с душами?
– Знавал я одну тварь, – сказал он, ложа руку на плечо Энти, – за один присест могла сожрать целое войско душ: сам видел горы трупов без единой царапины.
Энти недоверчиво взглянула на него:
– Ты говоришь о Амат Меланхолии? Нет, ее деятельность на Земле под запретом Совета. Нет, нет, там что-то другое…, – сказала она, убирая его руку с плеч.
– Как знаешь, как знаешь, – Гоззо остановился у очередной лампочки, – я лично видел эту тварь – такую накормить не легко, – сказал он заговорчески, вновь ставя стремянку, – а учитывая, что сражатели истребили много темных сущностей, то кормить тварь нечем…
– Лучше бы кто-нибудь истребил сражателей, – сказала Энти сурово.
– Мы все имеем право на искупление, – сказал Гоззо, вспоминая слова «нового поколения» сражателей.
Энти не ответила. Она молча стояла рядом, глядя как Гоззо меняет лампочку.
– Я правда не могу выдать тебе пропуск, это нарушение правил, – сказала она с сожалением, – но… я могу дать тебе ключ. Ты говорил, что уже был там, а значит, сможешь им воспользоваться… Будет нехорошо, если архив погрузится во тьму… Но! Когда я вернусь, он должен ждать меня на столе!
– Слушаю и повинуюсь, – Гоззо спустился на пару ступенек, взял ключ из руки эмоции и подмигнул ей. Это был один из трех ключей покойной Гекаты, открывающий любые двери тому, кто знает их месторасположение.
«Так даже лучше! – подумал он, – успею до обеда и смогу выкроить пару часов для безделья».
В архиве стояла тишина. Из-за вечного шума в Отделах, она ощущалась как нечто инородное и не привычное. Гоззо поставил стремянку, поднялся и осмотрелся. Пустота. Один длинный коридор и сотни дверей с многовековой документацией. Здесь, в отличие от Земли, она могла храниться вечно, не опасаясь рассыпаться в прах. Поменяв лампочку, он начал спускаться и с удивлением обнаружил, что на нижней ступеньке лестницы его ждали какие-то бумаги: скрученный лист и стандартная архивная папка. Он взял их в руки и огляделся – никого.
– Кто здесь? Что это? – крикнул он в пустоту. Не дождавшись ответа, он развернул скрученную бумажку и ахнул. То был давно забытый им рисунок Робера – пещера с зажжёнными факелами. Только теперь она не казалась ему просто странной фантазией мальчика, решившего нарисовать стеклянную коробку внутри пещеры. Теперь он знал, что перед ним Хранилище Отдела, где он однажды менял лампочки под наблюдением сотрудников. «Вот почему, когда я пришел менять туда лампочку, это место показалось мне знакомым», – подумал он. «Но откуда рисунку взяться здесь, в архивах Верхнего уровня?», – размышляя об этом, он поскорее потянулся к папке и раскрыл ее:
«Личное дело: Душа №0234 категории А3».
Его руки задрожали. Эти цифры он выучил наизусть и не сомневался – это была она. Душа Эви.
Первым документом в папке была «Хронология событий на объекте Земля». Информация была схожа с той, что давала ему Мара, но помимо известных дат добавились и новые («уточненные данные», – догадался Гоззо). Но все они были перечеркнуты наклейкой с ярко-красным текстом: «Данные отсутствуют. Душа не найдена».
«Что это значит?», – не понял Гоззо и спешно перелистнул страницы. Вторым документом оказался пергамент с фирменной печатью Совета. Гоззо сразу узнал его – именно такая печать стояла на всех важных документах, встречающихся ему за годы работы.
«Решение суда Совета по делу №ВТЕ 000000910
За участие в нарушениях великого распорядка душеположения (душеприхождения) на объекте «Земля», Душа №0234 категории А3 подлежит полному уничтожению.
Решение принято от 24.5.7.», – прочел он. Дату разобрать он не мог, но он не сомневался… Это был тот самый день, когда Мара заключила с ним повторную сделку. Значит, она обманула его!
Ноги его подкосило, и он сел на пол, опершись на стремянку.
– К счастью, подобно судебным процессам на Земле, могут пройти годы, прежде чем решение суда будет приведено в силу, – неожиданно раздался голос.
– Кто здесь? – крикнул Гоззо, подпрыгнув, он огляделся по сторонам.
– Я говорил вам, что бы вы держались от нее подальше… Ваши перемещения, связь с Отделом… все это привело к тому, что сущность ее души была раскрыта! Теперь, чтобы избежать конфликтов среди богов, что изголодались по чистым душам, они вынуждены уничтожить ее!
Гоззо понял, кем был его собеседник.
– Филин! – сказал он разъярённо, – ты обманул меня! Где ты?! – Гоззо начал оббегать все стеллажи, заглядывать под полки, но нигде не было и намека на присутствие чужой души.
– Я пытался помочь этой душе, оберечь ее. Но теперь она станет очередным кормом для Амат Меланхолии! И все по твоей воле!
Гоззо остановился. Он уже не силился понять, откуда доносились слова. Он пытался осознать их суть.
– Кормом для Амат? Но в ее личном деле значится «Душа не найдена», – Гоззо пытался уловить хоть каплю надежды, что все обойдется.
– Архивариусы пишут так, когда душу изымают из круговорота душ и они не могут ее найти… Мне жаль, но приговор скоро будет исполнен…
Гоззо схватился за голову, погружаясь в пучину отчаяния…
И вдруг его осенило.
«Приговор скоро будет исполнен… Значит, еще есть время?»
– Но где они хранят ее? В темницах Совета? Где? – закричал он в пустоту.
После небольшой паузы, показавшейся Гоззо вечностью, голос Филина раздался вновь:
– Хранилища Совета… Вам знакомо это место, не так ли?
Гоззо тут же схватил рисунок Робера и уставился в стеклянный короб, кивая головой.
– Я менял там лампочки, – сказал он, неуверенный, что Филин видел его кивок, – Факелы, что горят вокруг короба – это просто декоративные элементы. Внутри обыкновенные лампы. Вы хотите сказать, что она все время была там?
Филин молчал.
Гоззо с тоской еще раз взглянул на рисунок.
– Но Хранилище охраняется Амат. Я лично видел, как Анубис удерживал ее своей волей… Я там чуть со страха не умер, пока все факелы заменил… Она просто сожрёт меня! Да даже если бы я попытался проскочить…, – он вновь взглянул на рисунок и ткнул в короб пальцем. – Хранилище закрыто, а доступ в него имеют…
– …Только сотрудники Отдела, которым вы по-прежнему являетесь. Сегодня хранилище будет вскрыто. Амат, что охраняет его, будет убита. За вас все сделают. Вам останется лишь спуститься туда и забрать ее душу. У вас даже есть ключ, который вам так любезно одолжила эмоция и который существенно поможет сократить путь!
– Но Мара найдет нас… Она не даст нам спокойно жить! Где бы я ни был… она найдет меня, – сказал Гоззо, озираясь по сторонам.
– Вы сомневаетесь в себе, Эния. Но не сомневайтесь во мне. Это не жест доброй воли: я обещал, что отдам эту душу в ваше полное распоряжение… И всегда выполняю свои обещания… Отправляйтесь в хранилище и принесите душу мне и я сделаю так, что никто и никогда не сможет вас найти… Поверьте мне…
Сейчас или никогда.
Глава 4. Дело сражателей.
Город С., два месяца назад.
«…Почему я стал психотерапевтом? Согласитесь, с наукой о душе лучше справится тот, кто видит души.
– Вы утверждаете, что видите души?
– Насквозь…
– Тогда расскажите о моей, пожалуйста.
– Ваша душа относительно молода. Она пока не утратила свои мечты и идеалы, стремления и надежды. Вы еще надеетесь совершать открытия и менять этот мир. Но. Преследуемая постоянными неудачами, вы находитесь на перепутье. Если вы продолжите гробить свои мечты, идти против своих желаний в угоду общества, семьи, редакции… увы… ваша душа вскоре истлеет, не реализовав свой потенциал. И всего пару поколений и вы станете призраком, влачимым жалкое существование. Вашей энергии будет хватать всего на маленькое мгновение жизни, кусочек детства… Став постарше, вы будете смотреть на свое отражение в зеркало и оплакивать жизнерадостного ребенка, которым вы были в детстве. Можно ли будет что-то изменить? Сомневаюсь… Поэтому… Бегите! Бегите прочь от чужих желаний и наставлений. Я вижу, вижу, что вы не хотите брать это интервью, вы чихали на все это местное телевидение, вам осточертел этот город! Бросайте все и идите туда, куда уже который год зовет ваша душа!
Достигните ли вы успеха? Не знаю… но знаю точно, что жизнь ваша будет в гармонии сама с собой и если не сейчас, то в другой жизни, у вас все получится!
*Пауза*.
– Спасибо за ваши ответы, – девушка-репортер, пытаясь выдавить из себя улыбку, переводит свой взгляд прямо в камеру, – итак, сегодня мы были в гостях у психотерапевта Карла Л. Лонг Лонга, который совсем недавно открыл кабинет психологической помощи, – она вновь поворачивается к нему, – большое вам спасибо, что уделили нам время и рассказали, как важно следить и за психологическим здоровьем».
Взгляд и голос ее не проницаемы, но внимательный зритель заметил бы, как намокли ее красивые голубые глаза.
Видео остановилось. Кассета вышла из видеомагнитофона.
«… У этой девчонки был шанс… Но она его упустила, обрекая свою душу на вечное занятие ерундой… как впрочем, и все ее поколение… Ни воли, ни эмоций, ни разума. Боятся выйти за порог собственного дома! Общество слабаков! Спят спокойно, живут, наслаждаются благами жизни… Пока мои братья отдавали жизнь за них. И ради чего?».
Ответа Лонг Лонг не знал. Да, когда-то сражатели были могущественны: они владели знаниями и богатствами, которые и не снились Ордену Тамплиеров*. Но и на них нашелся свой Филипп Красивый*. Отдел уничтожил их. Теперь, даже там сотрудники получают зарплату, имеют социальный пакет и пенсию. А он, великий сражатель, должен осваивать людские профессии, чтобы прокормить себя. Да что уж говорить, если даже человек, просто державший у себя старинную книгу встреч, смог обеспечить богатством множество поколений своей семьи… Его потомки владеют сетью респектабельных гостиниц и даже не знают, кому они обязаны таким успехом.
Лонг Лонг вытащил кассету из видеоплеера.
– Вам уже давно пора оцифровать эти записи, если хотите сохранить их, – сказала Гнев, стоя за спиной Лонг Лонга.
– Заткнись! Я не спрашивал твоего мнения. Лучше иди, и узнай мое расписание! – с этими словами Лонг Лонг подошел к шкафу и водрузил кассету на один ряд с книгами. «Все не то, все не то!», – сетовал он. Постояв рядом со шкафом, он вытащил сразу три книги, отложив их в сторону. Затем провел рукой по стене и остановившись у затейливого узора, нажал на стену. Тайник открылся. Он вынул оттуда большую деревянную шкатулку и вернулся на свое рабочее место. Сдув с нее пыль и открыв ее, он аккуратно извлек потрёпанную книгу, что лежала на поверхности. Это был сборник эссе: «Современный человек в поисках души» Карла Густава Юнга*. На внутренней стороне обложки была небольшая приписка: «моему дорогому другу, Хуберу. Давайте искать вместе…».
Лонг Лонг провел пальцами по надписи. Как ему снова хотелось перенестись в тот день, когда они с Юнгом обсуждали природу сновидений. Тогда его поражало, какими знаниями о невидимом для них мире обладают психоаналитики, обычные люди. Юнг рассказывал о природе коллективного сознания, а Лонг Лонг сражался с их порождениями; Фрейд* описывал Я-концепцию*, а Лонг Лонг жил в ней, путешествуя по ее уровням; Райх* изучал оргоническую энергию*, а Лонг Лонг управлял ею, используя как оружие.
«Возможно, – думал тогда Лонг Лонг, которого звали Хубер, – есть целая категория подобных душ. Интуиты». Так Юнг изучал бессознательное, Лонг Лонг изучал Юнга.
Тогда он и решил, что будет осваивать новую профессию. Ах, если бы можно было вернуться в прошлое и задать великому психологу сотни вопросов. Впрочем, если бы Лонг Лонг мог вернуться в прошлое… все было бы иначе. От Юнга хоть осталась горстка книг… А от сражателей…
Лонг Лонг отложил книгу и уставился в открытый экран ноутбука.
Книги увековечили Юнга. А теперь он, Лонг Лонг, увековечит сражателей…
«Ради чего вы пишите книгу?», – гласил первый абзац статьи «Как написать книгу» на популярном интерне- портале.
Ради чего? Раньше сражатели оставляли печати… Книга тоже может оставить след, который не исчезнет. А интернет поведает ее всему миру. Он сам переведет ее на десятки языков, чтобы донести эту историю без искажений.
Для большинства людей она будет всего лишь глупым художественным вымыслом. Но для тех, кто подобен ему, она станет ориентиром, укажет им путь, как когда-то указывало острие… Возрождение -вот была его цель.
Дверь приоткрылась и в ней показалась голова Гнева:
– К вам посетитель.
– Кто там?
– Некая Анна Д., по льготному месту.
– Снова эти халявщики… надоела эта благотворительность. Надеюсь, это будет быстро, пусть заходит.
После неудачной консультации, он провожал ее долгим взглядом, пока молодая девушка не скрылась за углом.
– Вижу, ваши саженцы взошли, – в дверь вошла Эйфория, пропуская уходящий Гнев.
– Без меня! А потому они бесполезны! – он повернулся к Эйфории, – они всего-навсего центрилы, и без должной подготовки и яйца выеденного не стоят.
«Неужели это все, что достанется моему будущему поколению», – думал он. – Да, их рвение в борьбе с Меланхолией весьма похвально, но я не могу выдать себя ради этих щенков. Скорее всего, они состоят на службе Отдела», – с этими мыслями он отошел от окна и сел за стол.
– Тебе не найти меня! – сказал он вслух, глядя на портрет славянской богини Мары. Много лет назад он вынес его из тайника сражателей, чтобы знать главного врага в лицо. Когда-нибудь, он доберется до нее… Но не сейчас.
Книга. Вот что важно. Это давало ему энергию и жизнь.
Но с чего начать? С самого себя? Просмотрев все свои записи, заметки и даже видео, он понял, что там копать бессмысленно. Надо поведать об идеи, о той миссии, что была дарована им.
Мы, энтрилы. Наделены великой силой душевидения не для того чтобы подглядывать в чужие миры. Но чтобы истреблять все то…
Эта история началась…
Однажды, в мире появился один человек и понял…
И спустились Боги с небес…
Темные энтрилы никогда
Слова не клеились. Лонг Лонг пытался припомнить подсказки из прочитанной статьи:
«Начните вашу книгу с яркого события. Заинтересуйте читателя с первых страниц. Начните ее с конца, с самого захватывающего момента. С первых страниц закиньте героев в самую беспощадную и безысходную ситуацию и помогите им выбраться…».
На лице Лонг Лонга отразилась печальная улыбка. Ах, если бы действительно существовал автор, сумевший найти выход из безвыходной ситуации: силой разума создать плот и отправиться в чрево гигантской рыбы*, вытащив товарищей из недр Меланхолии.
«Если вы не готовы рассказать мне то, что чувствуете, напишите об этом на бумаге. Выразите свою боль физически, дайте ей стать буквами на белом листе. Вытащите ее из себя. Осознайте ее. Да, это не поможет излечить душу, но поверьте, вам станет значительно лучше…», – говорил Лонг Лонг одной своей пациентке.
Нет, это книга не для возрождения сражателей. Это книга – его личный психотерапевт. Книга, которая облегчит его боль и поведает миру о его трагедии.
Теперь он знал, с чего начать первую главу.
Он отложил книгу и вновь заглянул в шкатулку – там он нашел кусок пергамента с маслянистым пятном: кусочек его души. Почти полвека минуло с того дня, как этот кусок пергамента вернулся к нему.
Это и было начало конца.
Воспоминания Лонг Лонга, 1940-е гг.
Хубер делал небольшие пометки, обставив себя книгами, рекомендованными его новыми знакомыми – членами психологического клуба, основанного Юнгом.
«Вы на правильном пути, мой будущий коллега, но знания, что дает нам университет, ничтожно малы. Самообразование – вот ключ к успеху!», – говорил кто-то из клуба, чье имя Хубер даже не запомнил.
В дверь постучали. Хубер недовольно взглянул на часы – десять утра, наивысший пик его продуктивности. В это время его никто не смеет беспокоить.
– Один мистер хочет вас видеть, – сказала вошедшая старенькая Дойджилис, его домработница.
– Я никого не принимаю, если вы забыли, – сказал Хубер, сильно напрягшись, словно был готов в ту же секунду напасть на Дойджилис и вцепиться ей в горло.
– Он сказал, что вы будете ему рады. И что-то там про птиц…, – продолжала старушка.
– Про птиц? Что за вздор? У меня нет друзей орнитологов, – Хубер сдвинул брови.
– Извините, – старушка попятилась назад, но остановившись, сунула руку в карман фартука, – совсем забыла… Он просил передать вам это, – и с этими словами она протянула ему кусок пергамента.
Лицо Хубера побледнело. Он вскочил, выхватил бумажку из рук женщины и выбежал вон из комнаты.
Внизу, на мягком диванчике, опираясь двумя руками на трость, сидел пожилой мужчина с густой белой бородой, дорогом костюме и старомодной шляпе.
– Как видите, Киарин, я выполнил просьбу вашего друга, хоть и с большим опозданием, – сказал мужчина, указывая на клочок пергамента в руках Хубера. От упоминания своего настоящего, «первого» имени, Хубер вздрогнул и это разозлило его.
– Филин, – прошипел он, – что вам надо? Снова пришли выпытывать о темницах титанов?
– А почему бы и нет? Хранилища такого рода весьма ценны, и я бы имел за честь пользоваться им вместе с вами, учитывая какую неоценимую помощь я вам оказываю.
– И мы за это платим. Всегда, – резко ответил Хубер, прогоняя рукой спускавшуюся с лестницы миссис Дойджилис. Та сразу поняла намек и поспешила убраться наверх.
– …И сейчас я готов заплатить вам весьма ценной информацией, – сказал гость.
Хубер категорично покачал головой.
– В этом мире больше нет ничего, что сможет привлечь наше внимание…, – ответил он.
– Даже если это касается потерянных сражателей?
Ни один мускул ни дрогнул на лице Хубера.
– Они мертвы, убиты, уничтожены или гниют в темницах Совета, – сухо сказал Хубер, продолжая нависать над Филином, – на то они и потерянные.
– А что, если я скажу вам, что вы ошибаетесь…
– Тогда Гнев нашел бы их. Он был эмоцией многих сражателей, а как вы знаете, они те еще ищейки…
– Пренебрежительно к эмоциям, не считаете, – заметил Филин, – вам давно стоило отпустить эту эмоцию. Удерживая Гнев при себе так долго, вы медленно убиваете его.
Хубер лишь усмехнулся:
– Эмоции не друзья нам. А служители людям и нашему делу. Несколько их смертей не большая утрата в масштабах времени, – он сделал паузу, взглянув на свой Гнев. Тот кивнул в знак согласия. – Если у вас есть какая-то информация, говорите, – поторопил его Хубер.
