Николай Иванников
Вепрь
Подростков у подъезда уже не было. После них остались только плевки на асфальте, раздавленные окурки да фантики от жевательной резинки.
Выглянув из-под козырька подъезда на хмурое, обиженное на весь свет небо, Вепрь раскрыл зонт. Вернувшись в машину, он первым делом созвонился по мобильному телефону с Шершнем и без всяких преамбул заявил:
– Мне нужно, чтобы ты раздобыл для меня сведения об одном человеке… Да, конечно же, это я, а кто ещё может просить тебя о подобной услуге? Так вот, бери ручку, бумагу, записывай: Трохин Вениамин Андреевич, пятьдесят шестого года рождения… Да, это все, что у меня есть. Кроме того, разве что в семьдесят пятом он проживал где-то в Заречном вместе со своими родителями.
– А тебе известно, что в семьдесят пятом я ещё пешком под стол хаживал? – поинтересовался Шершень.
– Ну-ну, Олежа, ты же всегда был работящим мальчиком. Не ленись, сделай это для меня.
Шершень вздохнул:
– А куда деваться? Как срочно тебе это надо?
– Чем скорее, тем лучше. Завтра я, может, попрошу тебя ещё об одном одолжении, но это ещё не совсем точно.
– Хорошо, я немедленно принимаюсь за дело.
– О'кей.
Убрав телефон в карман, Вепрь завёл двигатель.
– А я пока займусь третьим, – произнёс он вслух.
***
В Городе и в его окрестностях вступала в права осень. Солнце ещё карабкалось поближе к зениту, но летнего тепла уже не было, и зябкие утра, серое небо, начавшие желтеть листья – все неумолимо напоминало: лето прошло.
В душе Славянки осень царствовала уже давно и прочно. Из уличной девчонки, роль которой ее всегда устраивала, она превратилась в содержанку. Сперва жила от щедрот Круглова, потом бегство, теперь существование на содержании у Антона Малышева – этот образ жизни ее просто бесил, и, чтобы бешенство не выплеснулось наружу, в один прекрасный день она просто запила.
В таком вот убитом состоянии ее и застала однажды субботним утром горничная гостиницы, в которой Славянка узнала Женьку Носову, свою бывшую соседку ещё по тому времени, когда она проживала на квартире Круглова.
– Ба-а! – Славянка с трудом приподняла голову с подушки. – Кого я вижу! Это Женечка Носова, или у меня опять бред?
Женька по своему обыкновению вытаращила глаза и открыла рот.
– Ха! Вот это встретились! – она бросила пылесос, вытерла руки о белый передничек и, пододвинув стул к кровати, села в изголовье. – Славянка, ты ли это?
– Представь себе. А что, я так сильно изменилась?
– Видок у тебя… потасканный. А я-то голову ломаю, куда это ты исчезла. Ты же, помнится, говорила, что скорее пойдёшь грабить, чем станешь проституткой?
– А с чего ты взяла, что я проститутка?
– Ну, знаешь ли, вид твой, и вообще… А что, по-твоему, ты делаешь в отеле, в постели, затраханная до такой степени?
– Бестолочь ты, Женька, – с досадой проговорила Славянка. – И какой кретин только тебя на работу принял, дуру такую?
– Меня тетка сюда устроила, – объяснила Женька. – По великому блату. Зарплата хоть и небольшая, но здесь же иностранцы, сама понимаешь… Один дядечка из Финляндии мне постоянно подарки делает. То духи, то безделушки какие-нибудь. Недавно вот часы подарил, – Женька вытянула вперед белую ручку и покрутила ею перед Славянкиным лицом.
Та заинтересовалась.
– А ты ему что? – спросила она.
Женька почему-то смутилась:
– Да нет, что ты, он славный дядька. Говорит, что я на его дочь похожа, она у него умерла, когда была ещё совсем маленькая.
– Угу, то-то я смотрю, что ты больно на младенца смахиваешь. Ума нету, одни сиськи да ноги.
Женька вздохнула, облизнув губки:
– Счастливая ты, Славянка. Тебе легко рассуждать, у тебя голова варит. А мне, похоже, без передка ничего в жизни не добиться. А знаешь, как мне этого не хочется?
– Хорошего мало, – согласилась с ней Славянка. – Хотя я и сама в последнее время, знаешь ли… в болоте по уши. Всё жду чего-то, жду…
– Всё равно, – упрямо сказала Женька. – У тебя застой временный, а у меня он пожизненный. Эх, если бы я могла, я бы здесь таких дел натворила!
Женька сложила руки перед лицом, словно монашка на молебне, и мечтательно закатила глазка.
– Где это здесь? – заинтересовано спросила Славянка. – В гостинице, что ли?
– Представь себе! Да здесь, если хочешь знать, настоящее золотое дно.
Славянка заинтересовалась ещё сильнее. Откинув одеяло в сторону, села на край кровати.
– А что, у тебя есть что-нибудь на примете?
Женька игриво шлепнула её по ляжке.
– Подружка, да у меня как минимум четверо на примете! Их можно брать прямо сейчас, тёпленькими. По крайней мере у них в номере всегда можно стибрить несколько сотен баксов.
Славянка поморщилась. Нечто подобное она и ожидала услышать.
– Несколько сотен? – теперь настала её очередь шлепнуть собеседницу по ляжке. – Фи! Ну и мелко же ты плаваешь, Жека! Ну стибришь ты у них, и что будешь делать дальше? Бежать куда глаза глядят? А кончатся твои сотни, станешь искать, под кого бы подстелиться? Тогда лучше уж сразу стелиться и никуда не бегать.
Женька обиженно фыркнула. Закурила последнюю в пачке сигарету, внимательно рассмотрела струйку дыма, поднимающуюся на ней, и посмотрела на Славянку:
– А сама-то ты чем занималась? Не этим ли?
– Не совсем. Сейчас у меня другие принципы. Во-первых, по мелочам на риск не идти. Во-вторых, в дела со множеством нулей тоже не соваться. Один раз я сунулась, до сих пор очухаться не могу… Послушай, подруга, а не плюнуть ли нам на все и не закатиться ли куда-нибудь пообедать. Я хочу есть. Тебе долго еще работать?
– Да нет… – Женька пожала плечиками. – Вообще-то я собиралась убраться в твоем номере и идти обедать. Но если ты не хочешь, могу не убираться. Здесь недалеко, на Филипьевской, я знаю неплохое местечко. Пельменная. Дешёво и сердито. И идти всего пять минут.
– Тогда шуруй переодеваться, – решительно сказала Славянка, накинула халат и направилась в душ. – Я тоже сейчас буду готова. А то с ценами в здешнем ресторане можно совсем обанкротиться… – добавила она уже из ванной.
Выйдя из душа, она не спеша оделась, просушила волосы феном, накрасилась со всей тщательностью и, дотронувшись напоследок до себя духами, вышла в коридор. Женька была уже тут, тоже благоухающая, со светлой сумочкой через плечо и в цокающих по мраморному полу белых туфельках. В руке пестрый зонтик – на всякий случай. Юбочка "а ней была настолько короткая, что, будь Славянка чуть-чуть пониже, увидела бы то, что всегда сразу же замечали мужчины, – белый уголок гипюровых трусиков, с любопытством выглядывающий из-под юбки. Впрочем, другие Женькины прелести были и так ей видны; блузка сильно стягивала ее грудь, и она выдавалась наружу двумя упругими пузырями.
– Будь я мужиком, я бы тебя изнасиловала, – заметила Славянка.
– На себя посмотри, – огрызнулась Женька. – У тебя на лбу написано, что ты шлюха. И духи у тебя блядские…
В шутку переругиваясь, они дошли до лифта. В холле, около искусственного горного ручья, им навстречу попался Эдик Нечаев с чёрной дамской сигаретой в нежных музыкальных пальцах. Заметив Женьку, он растянул своё узкое лицо в улыбке и приветственно развёл руками.
– Здравствуй, Женечка! – неизвестно чему радуясь, пропел Эдик и устремился к ним. – Здравствуй, ласточка! Куда это мы собрались, по-моему, обеденное время ещё не подошло?
Женька сделала идиотский книксен.
– Ути-пути, конечно же, я это знаю, рыбка моя. – Приподнявшись на носки, она чмокнула Эдика в щеку. – Я уже везде прибралась, так что мы полетели, ладно? А то Славянка просто помирает с голоду…
– Славянка? – склонив голову, переспросил Эдик. – Мы с госпожой Ивановой знакомились немного под другими именами, не правда ли, госпожа Иванова?
– Это мой псевдоним, – хрипло отозвалась Славянка. – Женька, пошли, мы опаздываем.
Она отвернулась и направилась в сторону выхода. Спустившись с огромного, выложенного мраморной мозаикой крыльца отеля, они быстро пошли по тротуару вдоль здания. Славянка злилась.
– Что ты на меня окрысилась? – в конце концов спросила Женька. – Что я тебе сделала?
– Язык твой болтливый, – прошипела Славянка. – Кто тебя просил называть меня при нём по имени?
– Я же не знала, что ты делаешь тайну из своего имени. Подумаешь, Штирлиц какой… Предупреждать надо, и все было бы нормально
– Ладно, хватит, – сказала Славянка раздражённо. – Лучше сигарет купи, у нас курить нечего.
– Возьми сама и купи. Ты ведь у нас содержанка богатенькая, а я простая труженица, горбачусь целыми днями, чтобы такие, как ты, в чистоте жили, а не в свинарнике.
Пельменная называлась экзотично – «Сакура». В сумрачном зальчике приглушенно играла безмятежная музыка, где-то за кулисами побрякивали кастрюли и хохотали веселые поварихи, а немногочисленные посетители молча ковырялись в тарелках.
– Это и есть твое "неплохое местечко"? – с сомнением спросила Славянка.
Она взяла из стопки поднос, поставила на него стакан компота, тарелку с салатом и, подойдя к стойке, заказала двойную порцию пельменей и стакан сметаны.
– А что, здесь очень даже неплохо, – возразила Женька, взяв себе то же самое. – И публика не такая наглая, как в "Xэль-Хаусе".
Славянка накинулась на еду, словно это был последний обед в ее жизни. На них обращали внимание – посетители в большинстве были мужчины
Когда Славянка перешла к компоту, в зал вошел еще один посетитель. Что-то знакомое ей показалось в его несуразной, угловатой фигуре. Мешком сидящий пиджак, широченные мятые штаны, конский хвост на затылке. Острые скулы, круглые глаза, бегающие желваки. Болезненный вид…
Славянка автоматически пригнула голову, прячась за Женьку. А уже в следующее мгновение вспомнила.
Краб. Именно так назвал его Павел Архипов по прозвищу Рекс во время их первой встречи больше месяца назад. Да, Краб. Первый человек, с которым она познакомилась в этом Городе. Именно он подвозил ее в то утро от вокзала до квартиры, где с нее впервые сняли допрос. И человек этот принадлежал к окружению Круглова.
Славянка вжалась в стол. Краб подошел к кассе, копаясь в бумажнике и весело болтая с кассиршей. Похоже, он был постоянным клиентом этой забегаловки.
– Эй, подружка, что с тобой? – удивилась Женька.
– Сматываемся отсюда. – Славянка не отводила глаз от Краба. – И не дергайся, чтобы вон тот тощий тип нас не заметил.
Женька, недоумевая, повернула голову к кассе.
– А что такое? Вполне безобидный тип, что ты его так испугалась?
– Заткнись, – шикнула на нее Славянка, но было уже поздно.
Краб в конце концов расплатился, подхватил поднос и уселся за свободный столик.
Тут вдруг его взгляд скользнул по Женькиным коленкам. Поднялся на полметра выше. Задержался на уровне груди.
– К чёрту тебя, – прошептала Славянка.
Она соскользнула со стула и, стараясь держаться в тени, направилась к выходу. Краб между тем закончил созерцание Женькиных достоинств; откинулся на спинку стула, и его болезненный взгляд вдруг уперся Славянке в переносицу. Похотливое выражение сменилось на недоуменное. Костлявая рука достала очки. Славянка была уже около выхода. Бегом покидая пельменную, она краем глаза успела заметить, что Женька семенит следом за ней. На улице до них донесся вопль:
– Стой! Стой, тебе говорят!
– Бежим! – крикнула Славянка. – Хватит пучеглазить, потом всё объясню!
Девушки припустили по тротуару вдоль кленов, прохожие смотрели на них с удивлением, а хриплый крик за их спинами: "Стоять, суки!" – еще сильнее подгонял их.
Женька вопросов больше не задавала. После очередного прыжка через лужу у нее отломился каблук, и она, отбросив Туфли в сторону, припустила по асфальту босиком.
– Стойте, шалавы! Я узнал тебя! Убью, падла! – Краб догонял их.
Пробежав еще немного, девушки свернули в проулок. Женька рванулась бежать дальше по лужам, но Славянка удержала её за рукав.
– Подожди… Прижмись к стене…
Когда из-за угла выскочил взлохмаченный Краб, она, не дав ему опомниться, схватила его за руку и резко заехала коленкой в пах, потом еще раз.
И тут же отскочила в сторону. Женька что-то невнятно пискнула. Краб, замерев в скрюченном положении, испустил хрип и упал на колени. В следующее мгновение ноги у Славянки подкосились – она увидела в руке Краба черный пистолет.
– Бежим! – крикнула Славянка и рванулась в глубину проулка, но тут Женька удивила её.
– Подожди… – она кинулась к Крабу. – Пистолет…
Вырвав из его длинных пальцев оружие, она ударила рукояткой Краба в затылок. Тот, охнув, упал лицом в лужу.
– Вот это пообедали! – возмущалась Славянка, когда они вернулись в отель. – Досыта, нечего сказать!
Она металась по номеру, кидая в сумку свои вещи. Платья, туфли, костюмы – все, что она успела купить в последнее время.
– Уж лучше бы в ресторане деньги просаживала – все равно подыхать! А ты, кстати, дорогуша, не делай вид, что ни при чём, – говорила она притихшей Женьке. – Ты тоже вляпалась по уши. Он тебя запомнил, будь спок. Так что тебе тоже надо мотать – этот отель он не сегодня-завтра вычислит.
Раскрыв кошелёк, Славянка принялась пересчитывать свой капитал. Стопка выглядела не очень солидно, но всё же кое-что – гораздо больше того, что у неё имелось по прибытии в Город.
– Кстати, – сказала она, копаясь в кошельке. – Я видела, ты у него пушку тяпнула. Отдай ее мне, зачем она тебе нужна?
Женька молча раскрыла сумочку, вынула пистолет и протянула его Славянке, осторожно держа за дуло. Вид у нее был удрученный. Взвесив пистолет на ладони, Славянка кинула его в сумку.
– Мало ли что. Пригодится. А линять нам надо обеим. Твоё дело, конечно, но я тебе советую от чистого сердца. Месяца на три-четыре. У тебя есть родня в другом городе?
– Дядька на Алтае, – машинально ответила Женька.
И тут же, словно опомнившись, затрясла головой. Волосы разметались, глаза засветились, и она стала похожа на маленькую хорошенькую ведьмочку.
– Нет, Славянка, брось, никуда я удирать не буду. Почему я должна бояться какого-то Краба? И вообще, что я такого сделала? Ну, тюкнула его по затылку – и что с того? Сам виноват: нечего за девушками по улицам гоняться. – С этими словами она плюхнулась на кушетку.
– Ты у него пистолет сперла, – напомнила Славянка. – В наше время и за меньшие грехи пришить могут. Но дело не в этом. Главное – ты помогала мне. А я им почему-то нужна как воздух. Так нужна, что они будут убивать каждого, кто станет между мной и ими. И что самое не приятное – я даже не знаю почему! Поначалу я считала, что нужна Круглову только для того, чтобы он смог через меня выйти на Сергея, если тот жив, как все тут полагают. А теперь я не знаю, что и думать. Честное слово! Мне надо просто спасти свою жизнь… А тебе надо спасать свою. Послушай доброго совета, Женька, беги. Исчезни ненадолго. Съезди к дядьке на Алтай, там природа, воздухом подышишь, мед покушаешь, а?
Женька молчала, закусив губу. Черноглазая бестия размышляла, взвешивала, шепча что-то пухлыми губками, однако по лицу ее было видно, что никуда она не поедет и скрываться не будет. Здесь она родилась, это был её город, её дома, её небо…
– Куда же я побегу? – сказала она чуть не плача. – У меня здесь мать, работа… Даже туфель теперь нет, – она вытянула вперед ножки и пошевелила грязными пальчиками.
Славянка сунула ей в рот сигарету, поднесла зажигалку и, присев рядом, обняла за плечи.
– Не бойся, босолапой я тебя не оставлю, – она приставила свою ступню к Женькиной. – У нас ноги почти одинаковые. Возьмёшь мои туфли – у меня их три пары, всё равно пихать уже некуда. Сумка битком забита. А деньги у тебя есть?
Женька молча показала ей кукиш.
Славянка со вздохом раскрыла кошелёк и во второй раз пересчитала деньги. Получилось столько же, сколько и в первый. Даже вместе с мелочевкой на двоих разделить трудно.
Вдруг в руки ей попалась потрепанная купюра с полустершейся надписью, и в голове проскочила шальная мысль: "А что, если…"
– Послушай, подружка… Ты ведь у нас местная. Панфилова, сорок три восемьдесят… Не подскажешь, где это находится?..
Глава десятая
– Вот она, – показал Вепрь. – Вторая слева, с обесцвеченными волосами и пакетом в руках. Её зовут Виктория. Ей пятнадцать лет, но она уже довольно наглая девица, и ты не смотри, что у неё глупое выражение лица, – это может быть просто слой грима, а что находится под ним, не знаю.
Они стояли у машины Вепря, припаркованной под лысеющим тополем, а по ту сторону дороги, на площадке у универсама, знакомая Вепрю компания подростков уже несколько минут, переминаясь с ноги на ногу, приглядывалась к коммерческому павильону. Видимо, они собрались приобрести спиртное, но опасаются, что не получится. Хотя продавцы теперь меньше всего обращают внимание на возраст покупающих вино или водку подростков.
– Готов поспорить, что сейчас они сунут деньги вон той рыжей, – предположил Шершень. – Ей лет сорок как минимум. С чего ты решил, что они ещё школьники?
– Рыжая не школьница. Из школы её выгнали год назад. Ей четырнадцать лет, но она успела сделать пару абортов. С некоторых пор находится на заметке у милиции и в кожно-венерологическом диспансере. Через несколько месяцев обворует квартиру своих соседей и угодит в колонию, где ей год спустя засадят под ребра заточку. Кажется, всё.
Шершень не удивился – он вообще редко удивлялся.
– Ты должен посадить эту пухлогубую блондинку в машину, – велел Вепрь, – заткнуть ей пасть, если она окажется из крикливых, и увезти куда подальше, где погрязнее и погаже. И непрозрачно намекни ей, что с маменькой-папенькой она больше не увидится. А я тебе потом позвоню. Задание ясно?
– "Любого те совы готовы схватить и упрятать в мешок", – ответил Шершень.
Он ещё раз, закусив губу, покосился на компанию подростков. Они наконец сделали свой выбор: деньги были вручены смуглому, худощавому парнишке с лицом Ходжи Насреддина, и он довольно уверенно направился к павильону. Вскоре он вышел, распихивая по карманам три бутылки водки.
Открыв дверцу, Вепрь сел за руль и повернул ключ зажигания. Мотор «БМВ» – а он почему-то приобретал для себя только эту марку – почти беззвучно заработал.
– Адью, Олежек.
Шершень кивнул, не отрывая взгляда от разукрашенного лица Виктории Курженко. Потом, тихо ответив: "До встречи", – направился к старой невзрачной «Тойоте», каких в Городе было пруд пруди: он специально выбрал ее для этого дела. Номера на ней были предусмотрительно забрызганы грязью.
Вепрь же устремился в центр, где у казино «Кассандра» у него была назначена встреча с Эдиком Нечаевым.
Он немного опаздывал. К счастью, попав в "зелёную волну", Вепрь спустя десять минут был на месте.
Эдик его уже ждал. Чёрный «Крайслер» стоял у турникета, огораживающего площадь перед казино, за рулем сидел мордатый небритый водитель, сам же Эдик на заднем сиденье увлеченно читал газету.
Выйдя из авто, Вепрь огляделся. Машин перед казино пока еще было немного. В это время здесь ошибались только завсегдатаи, которые за неполный год существования казино настолько к нему привыкли, что уже не мыслили жизни без него. Дело для них было даже не столько в игре, сколько в самой атмосфере, царящей за этими стенами, в своеобразном запахе, в специфических терминах, сыпавшихся со всех сторон, и даже в превосходном капучино, которое здесь предлагали.
Впрочем, это были только домыслы Вепря. Здесь он бывал редко, поскольку особой тяги к игре в себе не обнаружил.
Он направился к «Крайслеру». Эдик, заметив его, сложил газету и тоже вышел.
– Я смотрю, наши клиенты уже на месте, – Вепрь кивнул на стоявший невдалеке «шестисотый» "Мерседес". – Это их тачка?
Эдик кивнул:
– Я приехал рано, но они уже были здесь. А ты опоздал на пятнадцать минут.
– Подождут, не растают, – брезгливо заметил Вепрь. – Новости есть?
– Есть кое-что. Я выяснил настоящее имя этой девчонки… Ну, той, что с Малышом, помнишь? Тебя это еще интересует?
– Интересует.
– Я несколько сомневаюсь, потому что имя у неё довольно оригинальное. Её зовут Славянка. Ярослава, надо полагать… Что с тобой? Эй, Серёга, с тобой все в порядке? Вепрь вытер пот со лба.
– Все в порядке, – успокоил он. – Она всё ещё в отеле?
Эдик оттопырил губу и пожал плечами:
– Сегодня её видел. Красотка, должен тебе сказать. А ты ее знаешь?
– М-м-м… знаком. – Вепрь уже взял себя в руки. – Ещё есть какие-нибудь новости?
Эдик покачал головой:
– Кажется, нет… Ах да, совсем забыл! Недавно ко мне приходила какая-то девица, сказала, что она из Сочи, и назвалась тоже весьма оригинально – Лизанька Ливергант. Тебя хотела видеть. Просто жаждала. Сняла у меня номер, заплатила за месяц вперед, но пока что там ни разу не объявлялась. Ты и с ней знаком?
– Знаком, – ответил Вепрь, соображая, что могло понадобиться Лизаньке от его скромной личности. – Однако пошли, нас там, наверное, уже заждались.
Поднявшись по ступеням, они вошли в казино. Нигде не задерживаясь, прошли мимо отдыхающей рулетки, мимо стойки, за которой равнодушный дилер громил в «очко» угрюмого, изрядно выпившего господина, и, поднявшись по винтовой лесенке, оказались у тяжелой буковой двери, где нес службу охранник. Не взглянув на подошедших, он преградил им дорогу и ледяным голосом сообщил:
– Сюда нельзя. Кабина занята.
Палец Вепря ткнулся ему в солнечное сплетение, и он вздрогнул. Взглянул посетителям в глаза. И сразу же лед на его лице растаял, превратившись в холодный пот, равнодушие сменилось изумлением.
– Вепрь?
– Я, Андрюшенька. Рад, что ты меня узнал.
– А я думал…
– Ты ошибся, я жив и здоров. Открывай двери, Андрюшенька, я очень тороплюсь.
Охраннику чертовски не хотелось вступать с Вепрем в конфликт, но ведь он поставлен здесь, чтобы не впускать никого.
– Ну как же я могу? Там ведь Святой…
Андрюша разрывался. Он озирался по сторонам в поисках выхода из сложной ситуации, и помощь к нему подоспела в лице Эдика Нечаева.
– Святой нас ждет, – уверил он. – У нас с ним встреча.
Андрюша вздохнул с облегчением и сразу же расцвел:
– Ну, это другое дело. Входите…
Он отступил в сторону, радуясь, что может наконец сойти с пути Вепря, и толкнул локтем дверь. Они шагнули внутрь.
Кабинка была небольшой и почти квадратной. Посредине этого квадрата с ярко-зеленым покрытием стоял круглый, ручной работы стол, вкруг которого, словно рыцари короля Артура, сидели пятеро мужчин. Все они были элегантны и Вепрю хорошо знакомы.
– А-а-а! – изображая радость, пропел он, велев Эдику стоять у дверей. Сам он подошёл к столу. – Какая тут публика! Вот не ожидал так не ожидал! Господи, и Сеня здесь! Сенечка, а ты-то что тут делаешь? По моим сведениям, приблизительно через полчаса тебя должны убить на улице Речной, в тени под тополями… Да я шучу, Сенечка, шучу. Не дергайся. Не дергайся, я сказал! – Вепрь хлопнул по плечу пытавшегося подняться Сеню Рымбая, и тот снова бухнулся на стул.
– Вепрь, откуда ты взялся? – спросил кто-то.
Спрашивал Коля Сигаев по кличке Басмач. Он с удивлением смотрел на Вепря своими неотразимыми глазами небесной голубизны.
– А я слышал, ты уже труп. Что грохнули тебя где-то в Сочи…
Вепрь со зловещей улыбкой подошёл к Коле, потрепал по волосам и отечески дал подзатыльник.
– Николай Сигаев, – представил он Эдику. – Хороший парень. Любимец публики. Со всех сторон положительный человек. Есть у него, правда, один недостаток – любит убивать людей.
Вепрь нагнулся к нему и заглянул прямо в глаза.
– Ведь любишь, Коля? Признайся, Вепрь никому не скажет… Не хочешь разговаривать? – он вдруг поймал себя на том, что начинает злиться. – Почему ты не смотришь на меня, Коленька? – с приторной лаской спросил он, похлопав притихшего Басмача по плечу. – Не прячь глазки, они же у тебя такие пригожие. Порой мне хочется носить их на цепочке, как талисман. Когда-нибудь я доставлю себе это удовольствие.
– Ты к чему это, Вепрь? – спросил Басмач сдавленным голосом. Лицо его стало восковым. А ведь он ничего и никого не боялся. Кроме Вепря, хотя старался храбриться. – Ты думай иногда, что говоришь, мне ведь это может не понравиться…
– Да что ты! – Вепрь громко рассмеялся и шлёпнул Басмача по щеке. Рука у него была тяжёлая – Басмач кувыркнулся на пол, но тут же вскочил и быстрым, отточенным движением выхватил свой знаменитый пистолет. Однако воспользоваться им он, разумеется, не успел. Вепрь ударил его по запястью, подхватил падающий пистолет и ударом ноги снова отправил Басмача на пол.
– А ты и впрямь дурак, Коленька. На вепрей с пистолетами не ходят.
Он заинтересованно осмотрел оружие Басмача.
– Классный ствол, – он приподнял пистолет над головой, демонстрируя его всём присутствующим. – Система «Глок», с лазерным наведением. Убойная пушка. Стоит только совместить красное пятнышко от лазерного луча с местом, куда ты хочешь попасть, чтобы убить человека, нежно надавить на спусковой крючок – и вот тебе готов свежеиспечённый труп. Правда, Коленька?
Он направил пистолет на Басмача, и на лбу у того замаячило красноречивое пятно.
– Ты не потей, Коленька, мне нет резона тебя убивать сейчас, – он снова осмотрел пистолет, – И почему я до сих пор не перешел на эту систему, а?
Вынув из-за пояса свой «ТТ», он сравнил пистолеты, кривя губы.
– Тульский оружейный завод, – произнёс он наконец со вздохом. – Система Токарева, модификация 1951 года. Калибр семь целых шестьдесят две сотых миллиметра… Старовато, зато патриотично… Не правда ли, Лёшенька?
Он вскинул «ТТ» и, почти не целясь, выстрелил в ножку стула, на котором сидел Леша Зяблин, больше известный под кличкой Птица. Пуля слегка подрубила ножку и воткнулась в стену, но Птица, видимо с испуга, как подкошенный рухнул на пол.
– Ты посмотри – попал, – обрадовался Вепрь. – Надо же, ещё не разучился…
Он хотел продолжить, но ему помешали. Двери в кабинку распахнулись, едва не сбив с ног стоящего там Эдика, и, вращая вытаращенными глазами, ввалился охранник. Взгляд его, обежав комнату, остановился на Вепре. Рука автоматически вскинулась, зажатый в ней револьвер уставился на Вепря.
Кто-то испуганно захрипел. Кажется, Эдик. Впрочем, он всегда был трусом.
Вепрь поднял «глок» и совместил лазерную метку со лбом охранника. Тот помялся, но револьвер не опустил.
– Не будь дураком, Андрюша, – обратился к нему Вепрь. – У тебя такой глупый вид, право, с этой пукалкой. Так что не дури. Я-то опять воскресну, а у тебя жизнь одна, хотя и бестолковая.
Охранник обливался потом, продолжая держать Вепря на мушке.
– Андрюша, я совсем не хочу тебя убивать, но у меня в последнее время что-то с нервами не в порядке…
Охранник с трудом сглотнул, револьвер начал дрожать в его руке; по сравнению с Вепрем, сохранявшим гордую осанку, он казался нашкодившим мальчишкой, ждущим наказания.
Эту затянувшуюся сцену прервал Святой. Он шумно поднялся из-за стола (Вепрь, не отводя «глок» от охранника, направил на него свой "ТТ"), хрипло откашлялся:
– Ладно, Вепрь, все это, конечно, здорово, но с этим пора кончать… Андрей, убери ствол и вернись на своё место. Вепрь, ты тоже бросай эту клоунаду. Всем хорошо известно, зачем ты пожаловал, – Святой кивнул на Эдика. – Насчёт твоей гостиницы – просчетик получился, с кем не бывает. Мы были уверены, что тебя нет в живых, да и все в Городе считают так же, спроси любого. Если бы не я послал своих ребят в «Хэль-Хаус», это сделал бы кто-нибудь другой. Ты же отлично понимаешь, в чем специфика нашей работы… Ну же, Вепрь, спрячь стволы, они иногда стреляют.
Вепрь засунул пистолеты за пояс брюк, прикрыл двери за охранником и подошёл к Святому. Тот стоял не шевелясь, только глаза цепко следили за каждым движением Вепря. Он приблизился почти вплотную, заглянул ему в глаза и вдруг сказал:
– Будет взрыв…
Святой отшатнулся. По седым волосам побежали блики от хрустальной люстры, лицо покраснело. Ему было почти шестьдесят, но он оставался крепким человеком, о силе его ходили легенды, но и он побаивался Вепря. Вернее, сторонился. Пути их пока еще не пересекались, и Святой следил за этим, и вот надо же! Нужно было расстаться друзьями на этом перекрестке и разойтись в разные стороны.
– Ты что-то сказал, Вепрь?
– Будет взрыв, – повторил тот. – Ты будешь в самом его центре, и тебя разорвёт на куски, даже хоронить будет нечего… Будет рука с печаткой на пальце, по локоть оторванная… Будут внутренности на стенах… а цепь твою, – он покачал пальцем золотую цепь на шее у Святого, – найдёт пацан и сменяет ее на кулек марихуаны… Берегись, Святой, на тебя охотятся. На всех вас охотятся, – он обвел рукой присутствующих. – Несчастливые дни для вас наступают…
Он резко развернулся и подошел к дверям. Взявшись за ручку, замер.
– "Хэль-Хаус" мой, – объявил он, обернувшись. – В следующий раз я начну убивать.
Он открыл дверь, и они с Эдиком покинули помещение.
Первым нарушил молчание Басмач:
– Вепря надо кончать. Борзеет, сука, поперёк дороги идёт.
Святой налил себе рюмку водки, проглотил ее и утер губы:
– Вот ты этим и займешься, Басмач. Причём сегодня же…
Он помолчал, потом достал из жестяной коробки толстую сигару, отрезал кончик и с удовольствием закурил.
– А ведь Вепрь прав, – заметил он, наполняя дымом кабинку. – Трижды прав. На нас охотятся. Кто-то убивает наших людей. За последний месяц убрали Щорса, Гошу Хлопка, убили Владика Певца… Кому-то очень мешает наше присутствие в городе, и от нас избавляются… Нет, нам определенно надо заняться этими охотниками, и как можно скорее. Не хочу, чтобы мои потроха висели на стене, а мою цепочку сменяли на кулек "травки"…
Гости между тем покинули казино и подошли к «Крайслеру». Когда Эдик собрался забраться в салон, Вепрь остановил его.
– А сейчас, Эдуард, ты проводишь меня в отель. Я хочу повидаться с той девушкой… Со Славянкой…
***
Выйдя из лифта, девушки подошли к дверям с табличкой «80», и Славянка надавила на кнопку звонка. Из-за двери до них донеслись электронные нотки "Подмосковных вечеров". Песня закончилась, Славянка нажала еще раз, в ответ полилась грустная мелодия об огне, бьющемся в тесной печурке.
Послышались торопливые шаги. "Иду-иду! – крикнул из-за двери женский голос. – Уже открываю".
Дверь распахнулась, и перед ними предстала маленькая немолодая уже женщина, на ходу завязывающая тесемки халата. Мокрые волосы обмотаны полотенцем, кожа красная, распаренная, пахло от нее горячей водой и хорошим шампунем.
Славянка узнала её моментально, и не только из-за несуразных очков. Просто у Славянки была феноменальная память на лица. Мать Кости Лебедева протерла запотевшие стекла очков, и стали видны ее мутно-голубые, по-совиному огромные и плоские глаза.
Славянка расцвела самой обаятельной своей улыбкой.
– Вы не узнаёте меня, Тамара Георгиевна?
Женщина еще раз протерла очки и тоже вдруг заулыбалась.
– Ты Славяна. Та девочка, что ехала с нами из Сочи в одном купе, верно?
– Верно! – радостно подтвердила гостья. – Мне нужен Костя, он дома? Я занимала у него немного денег и пришла отдать. И вообще мы с ним немного сдружились тогда…
