Николай Иванников
Вепрь
Глава одиннадцатая
– Вам, собственно, кого? – недружелюбно спросил мужчина, открывший дверь.
Спустя мгновение Вепрь уже знал, кто перед ним находится. Время превратило его в высокого, крепкого, широкоплечего седеющего мужчину сорока с небольшим лет. Высокие залысины могли бы придать ему интеллигентный вид, если бы не старые спортивные штаны с пузырями на коленях.
– Мне, собственно, нужна хозяйка, – ответил Вепрь. – Я был у вас давеча, по поводу обмена квартиры. Вы, наверное, Валерий Анатольевич Курженко, хозяин? Антонина Васильевна не разговаривала с вами по этому вопросу?
Мужчина со вздохом пригладил пятерней волосы и распахнул дверь:
– Пройдите… Владимир, кажется?
– Так точно, Володя.
Вепрь шагнул через порог и очутился в знакомой уже прихожей. Хотя что-то за эти дни здесь неуловимо изменилось. Будь Вепрь в самом деле представителем компании "Терра Нова", заинтересованным в данной жилплощади, он, почувствовав отчуждение и несвоевременность своего визита, скорее всего ушёл бы, пообещав зайти в другой раз. Но поскольку он сам был виновником создавшейся тяжелой атмосферы в доме Курженко, приходилось делать вид, что он ничего не замечает и горит желанием вплотную заняться делами.
Так же, как и два дня назад, Вепрь прошел в комнату, где глазам его предстала Антонина Васильевна, Тонечка, но уже не столь жизнерадостная и беспечная, как в прошлый раз. Она сидела, с ногами забравшись на кушетку, облокотившись на спинку и ладонью прикрыв глаза. Заслышав шаги, она убрала ладонь с лица, вымученно улыбнулась и опустила ноги.
– Добрый день, Антонина Васильевна, – бодро приветствовал её Вепрь. Сделав вид, что не замечает ее заплаканных глаз, столь же бодро продолжил: – Як вам все по тому же вопросу. По квартирному. Начальство из меня всю душу вытрясло, ему невдомек, что не все на свете зависит от меня.
Повернувшись, он наткнулся на тяжелый взгляд хозяина. Тот неопределённо тряхнул головой и сел на кушетку рядом с женой.
– Ох, не до квартир нам сейчас! – с горечью отозвалась Тонечка.
Всхлипнув, она утерла выступившие слёзы.
– Мы и думать об этом забыли… Беда у нас случилась, Владимир…
Губы у нее разъехались, уголки рта печально опустились, и она вновь прикрыла глаза ладонью. Последовал затяжной лихорадочный всхлип. Муж обнял ее за плечи и пробормотал: "Ну-ну, не надо, этим не поможешь…"
– А может, я могу вам чем-нибудь помочь? – осторожно предложил свои услуги представитель компании "Терра Нова".
– Не знаю, Володя… Я уже ничего не знаю, – захлюпала Тонечка, не отрывая ладони от глаз. Зато муж её с надеждой поднял глаза на гостя.
– Дочь у нас потерялась, – пояснил он коротко.
– Как потерялась? – недоуменно переспросил представитель "Терры Новы".
Реакция на этот вопрос была неожиданной даже для Вепря.
Курженко вдруг вскочил с кушетки, взмахнул руками, будто стоял перед оркестром с дирижерской палочкой, и завопил, шагнув к Вепрю:
– Потерялась! Как у нас люди теряются? Был человек – чик-чирик и нет человека! Весной оттает! А ты с обменом своим вонючим к людям пристаешь!
Мелкая дрожь пробежала по его телу. Бешенство в один миг сменилось апатией, и он, словно обессилев, опустился на кушетку, обхватив голову руками.
– Зачем вы так? – укорил его Вепрь. – Может, всё ещё не так страшно. Кому бы понадобилось её убивать? Давно она пропала?
"Два дня назад, в семь часов вечера", – мысленно ответил он сам себе, но тем не менее участливо выслушал ответ убитого горем Курженко" отца:
– Последний раз ее видели в воскресенье, около семи вечера. Она сказала своим друзьям, что сходит домой за кофтой, становилось уже прохладно, и… и не дошла… А там до дома-то – метров двести пройти, они обычно в детском саду, в беседке кучковались… В милиции на нас как на полоумных смотрели – два дня для них не срок… да и с Викиной репутацией… Она у нас на учёте в детской комнате милиции состоит. Но она всегда ночевала дома! А если задерживалась, мы всегда знали, где она.
– Всегда? – с сомнением спросил Вепрь.
– Ну, почти всегда, не важно. Однако домой она всегда возвращалась. И потом, если не мы, то кто-нибудь из ее друзей знал, где она находится…
Речь хозяина была прервана тоскливым воем. Хозяйка, запустив пальцы в обесцвеченные кудри, зажмурилась и, продолжая подвывать, ткнулась лбом в колени. Муж даже не шевельнулся.
– Антонина Васильевна, – позвал её Вепрь.
Оторвав голову от коленей, она подняла на него глаза. Они были красные, и вокруг глаз покраснело, даже на шее выступили красные пятна, а по пухлым щечкам стекали слёзы.
– А вы знаете, Володя, сколько уже таких исчезновений было в последнее время? – спросила она. – Вы телевизор смотрите? Только за этот месяц и только из нашего района пропали четыре девочки. Наша Вика – пятая.
– Я не спорю, все это очень серьезно. Я слышал о людях, которые похищают девочек и перепродают их куда-то на Ближний Восток. – Вепрь с умным видом запугивал несчастных родителей, замечая, что это в какой-то степени доставляет ему удовольствие. "Не садист ли я? – подумалось вдруг ему. – Очень похоже на моральное уродство, но меня почему-то тянет хихикать, глядя на этого убитого горем мужика".
Вепрь мотнул головой, чтобы прогнать совесть прочь.
– Вот что я вам скажу, граждане, – сказал он. – Раз уж судьба свела меня с вами и в моих силах помочь вам, я помогу. Вы, главное, не теряйте присутствия духа.
Родители с надеждой посмотрели на гостя, Вепрь достал сотовый телефон и с деловым видом набрал номер.
– В наше время любой порядочный бизнесмен обязан поддерживать связь с определёнными кругами, – пояснил он, подмигнув хозяину. – Не то он очень быстро перестанет быть бизнесменом.
Шершень выждал условленные пять звонков и только тогда включился.
– Алло, Олежка, это ты?
Спектакль начался.
– Олежа, как хорошо, что я застал тебя дома.
Шершень был вовсе не дома: в последние дни он вместе с Соней жил в отеле.
– Ты в курсе, Олежа, что приближается восемнадцатое число? Да, да, мой дорогой друг, тот самый день, который я обвёл в своем календаре красным кружочком. У тебя есть чем порадовать старого приятеля?
Своим небольшим монологом Вепрь давал понять родителям, что некий Олег брал в долг у него, Владимира Русецкого, круглую сумму. И он намекал своему должнику, что в деньгах этих крайне нуждается.
Но… Он, Володя Русецкий, вполне мог бы и подождать, скажем, пару месяцев в обмен на небольшую услугу, которую Олег может ему оказать.
Что за услуга? Ничего сложного. Записывай или запоминай, как тебе удобнее. Виктория Курженко, пятнадцать лет, в воскресенье около семи часов вечера ушла из дома и не вернулась. Советский район, улица Грибоедова. Крашеная блондинка, на подбородке ямочка, рост… Какой у нее рост, Антонина Васильевна?
– Метр шестьдесят пять.
– Сто шестьдесят пять. – Представив себе ухмылку, с какой Шершень выслушивал его монолог на том конце провода, Вепрь сам мысленно улыбнулся. – Нет, – продолжал он. – Гарантировать, что она не пьянствует где-нибудь в компании, не могу. Но родители утверждают, что раньше такого не было. Да, я вполне согласен с тобой, что она могла бы и начать, я это проверю сам, а ты проверь по своим каналам, договорились? Я буду ждать твоего звонка.
Вепрь отключил телефон и посмотрел на притихших родителей. Весело им улыбнулся.
– Не расстраивайтесь так. Думаю, что всё будет в порядке. Отыщется ваше чадо. А пока что у вас кофейку не найдётся?
– Ой, Володенька! – заголосила хозяйка. – Да мы для вас всё, что угодно!.. Вы только девочку нашу найдите, доченьку на-а-шу!
– Хватит! – оборвал её муж. – И мне тоже кофе сделай…
Соскочив с кушетки, хозяйка кинулась в кухню. Курженко прокашлялся. Оптимизм Вепря передался ему, и теперь хозяину даже было стыдно за свою слабость.
Он искоса посмотрел на Вепря виноватым взглядом, но, встретив приветливую улыбку, моментально успокоился. Он и подумать не мог, что человек может улыбаться не только оттого, что испытывает дружеские чувства к своему собеседнику.
Вепрь продолжал улыбаться, думая, однако, совсем о другом. Он вспоминал о том, что произошло с ним сегодня утром и как это может повлиять на дальнейшее развитие событий.
А произошло следующее.
Олег позвонил ему рано, в начале седьмого, он еще сладко спал, утопая в перине, заботливо взбитой Олей с вечера. Вепрь нащупал на тумбочке «моторолу» и, не открывая глаз, включил телефон. Однако слова Олега разогнали сон в одно мгновение.
– К тебе направляется Басмач, – без приветствий и предисловий, как у них было принято, сообщил он. – Почему-то он очень зол на тебя и, похоже, хочет тебя пристрелить. Что ты ему сделал, Вепрь?
– Ничего особенного. Просто мне в тот момент хотелось кого-нибудь раздавить, и под каблук попался Басмач. А где ты его видел?
– Я у дома Святого, здесь полно народу, несмотря на рань.
Вепрь понимающе почмокал:
– Ага. Значит, это уже случилось…
– Так ты уже в курсе? – удивился Олег.
– В курсе чего?
– Дом Святого кто-то подорвал. Взрывное устройство, вероятно, было подложено прямо в спальне, потому что от самого Святого не осталось ровным счетом ничего. Одни кишки на стенах…
– И цепь…
– Что ты сказал?
– Нет, ничего, продолжай.
– Так вот, я встретил там Басмача. Он был накокаиненный и орал всем встречным-поперечным, что убьёт тебя. Одно непонятно, при чём тут ты?.. Или все-таки при чём?
– Брось, Олежа, это не в моём стиле. Просто Басмач очень глуп.
– Он вооружён. Минуту назад он сел в тачку и куда-то срулил. Мне почему-то кажется, что он поехал убивать тебя.
– Да, мне тоже так кажется. Спасибо, Олежа. Я перезвоню тебе.
Он отложил телефон и, отбросив одеяло, сел на кровати.
Быстро одевшись, он взял из тумбочки басмачевский «глок», тщательно его проверил. Засунул его за пояс брюк и вышел на кухню.
Оля, собираясь на работу, готовила завтрак. Она до сих пор работала всё в той же школе. За эти годы успела закончить педагогический институт и преподавала теперь свою любимую историю. Замуж она так и не вышла. Несколько раз у нее было нечто похожее на любовь, но ничего серьёзного так и не получилось. А потом у неё родилась Аня, и все мысли о замужестве пришлось оставить, потому что с тех пор у неё стало два ребёнка. Аня и Сергей. О существовании человека по кличке Вепрь Оля ничего не знала, и Сергею очень не хотелось, чтобы это когда-нибудь произошло.
Оля считала, что Сергей занимается бизнесом, и то, что он никогда не рассказывал о работе, она воспринимала как должное – коммерческая тайна. Она и представить себе не могла, что с давних пор ее Сереженька прочно обосновался наверху иерархического дерева городского преступного мира. Причём произошло это ещё в те далекие времена, когда никто и не подозревал о существовании такого мира.
– Доброе утро, – опустился он на табурет. – Оля, у меня есть к тебе одна просьба…
Внизу гулко захлопнулась подтягиваемая пружиной дверь подъезда. Вепрь напрягся. Оля сняла омлет с плиты и вытряхнула его на тарелку. Сверху был посыпан зеленый лучок, и от этого вида и духа Вепрь сразу же. почувствовал себя страшно голодным. Впрочем, сейчас ему было не до завтрака.
– Так что у тебя за просьба, Сережа?
– Ничего особенного. Сейчас ко мне должен прийти один человек. Ты спокойно завтракай и не выходи из кухни, даже если мы с ним начнём громко разговаривать. Возможно, он даже будет кричать. А потом я отвезу тебя в школу. На своей машине.
Оля изменилась в лице. Сев на табурет, она положила руки на стол и сцепила пальцы. Взглядом, требующим объяснений, уставилась на него.
– Сейчас никаких вопросов, – улыбнулся он. – Все вопросы потом, договорились?
Оля хотела возразить, но ей помешал негромкий стук в дверь. Представилось, как Басмач сейчас с той стороны двери, притихнув, держит палец на спусковом крючке и не отрываясь смотрит на светящуюся точку дверного «глазка», чтобы, когда ее накроет тень, приставить пистолет к «глазку» и произвести выстрел. Не важно, кто там может оказаться: если Вепрь – прекрасно, одним выстрелом решатся все проблемы. Ну а если пуля достанется кому-то из его близких, тоже неплохо.
– Интересно, – заметил Вепрь. – Откуда он мог узнать, что я здесь остановился?
С озадаченным видом подойдя к входной двери и встав сбоку от косяка, повернул в замке ключ.
Дальше всё произошло, как он и предполагал. Так что Басмач не успел выстрелить. Распахнув дверь и увидев пустой коридор, он понял, что его визита ждут, но было уже поздно. На какую-то секунду он запаниковал, и Вепрю этой секунды оказалось вполне достаточно.
Кистевой сустав непрошеного гостя хрустнул о косяк и неестественно выгнулся, пистолет выпал из руки. Басмач сдавленно простонал и упал. В одно мгновение он стал белым как снег, с синевой на губах, и Вепрю даже показалось, что тот умер от болевого шока, но, услышав прорвавшиеся сквозь плотно сжатые зубы проклятия, он, подобрав пистолет, приветливо пнул Басмача в пах.
– Я тоже рад тебя видеть, – Вепрь наступил ему на грудь. – Тебе ужасно хочется меня убить, не правда ли? А помнишь, как я предупреждал тебя, что на вепрей не ходят с пистолетами? Помнишь или нет?
Он надавил ногой на грудь, и жертва захрипела.
– Басмач, дружочек, в этой пьесе я отрицательный герой. Гвардеец кардинала. И я не знаю, почему ты подумал, что я не смогу убить тебя, если вдруг мне захочется этого.
Приподняв его, как чемодан, Вепрь выбросил Басмача из квартиры. Опираясь на локти, тот отполз к стене и харкнул кровью.
– Да, я забыл сделать ещё кое-что…
Вепрь наступил Басмачу на предплечье левой руки и взял за кисть.
– Правой ты уже никому не сможешь причинить неприятностей, а вот о левой я позабыл.
Сустав, выворачиваясь, захрустел, Басмач затрепыхался, захрипел, но не закричал. Он умел терпеть боль, так же, как и причинять ее другим.
– Есть, – сказал Вепрь. – Пару месяцев ты будешь абсолютно безвредным. Но в следующий раз, дружок, я сломаю тебе шею, запомни это хорошенько.
Он помог гостю скатиться по лестницам, а потом выбросил его из подъезда. Басмач рычал от боли, но не сопротивлялся.
Вепрь затолкал его в машину и отвез за Город, где оставил на обочине Северо-Западного тракта. Потом он отвез перепуганную, ничего не понимающую Олю на работу и только затем направился к Курженкам…
***
– Володя, вам кофе с молоком или вы пьёте чёрный? – хозяйка привидением возникла из мёртвого пространства за спиной Вепря. В настоящем кофе она, видимо, ничего не смыслила, впрочем, как и он сам. Баночка растворимого кофе в её руке говорила сама за себя.
– Я пью горячий, Антонина Васильевна, – ответил он. – Большими кружками. Остальное не важно.
Она снова исчезла, а спустя несколько минут возникла с двумя дымящимися кружками – одна кофейная, как положено, вторая же огромная, почти на пол-литра.
Время между тем шло. Вепрь наказал Олегу особо не торопиться со звонком, но и не затягивать: "Часа полтора-два вполне хватит, а то у моих подопечных оптимизм может поутихнуть, и они снова начнут волноваться".
Вепрь посмотрел на часы. Прошло сорок минут. Надо было ждать.
Сев в кресло, он подул на кофе и, задумчиво глядя на вытертый палас, стал осторожно потягивать горячий напиток.
***
– Я всё проверила, – говорила Женька. – Разговаривала с другими горничными и администратором – никто нас с тобой не искал и даже не интересовался нашими скромными личностями. Так что ничего страшного не случится, если мы быстро провернем здесь дело и снова исчезнем.
Они сидели в отеле, в номере Славянки, куда решились наведаться этим утром. Это отнюдь не означало, что они перестали бояться Краба и длинных рук Круглова или надеялись, что их перестали искать. Все было гораздо прозаичнее.
Сегодня они потратили последние деньги на сигареты. Идти на панель Женька категорически отказалась, Славянка же не решалась лишний раз напоминать о себе Антону, и посему они решили привести в исполнение свой план о тайных визитах в номера состоятельных клиентов отеля "Хэль-Хаус".
– Мой финн вчера съехал, так что знакомых клиентов осталось только трое, – продолжила Женька. – Первый – кореец. Имени не помню. Следующим идет, некто Квентин Мейер, Соединённые Штаты. То ли журналист, то ли писатель – у него такой же компьютер, как у тебя. Он за ним целыми днями сидит и в кнопки тычет. При этом шепчет что-то под нос и не смотрит на меня, даже когда я делаю вот так… – Женька привстала с кресла и показала, что именно она делает.
– Голубой? – заинтересовано спросила Славянка, потому что не смотреть на Женьку в такой момент мог только законченный гомосексуалист.
Женька пожала плечиками:
– Чёрт его знает… С виду мужик как мужик, а кто там разберет – голубой он или оранжевый. Лет сорок на вид, довольно высокий, симпотный, взгляд как сверло – упрется и сверлит, сверлит. Очки у него, кстати, в золотой оправе. К деньгам относится небрежно, наверное, их у него куры не клюют. На тумбочке у него, как-то видела, несколько сотен баксов валялось, один раз на полу двадцатку нашла… Сотни не трогала, а вот двадцатку в тот же вечер пропила. В бумажнике бы у него покопаться!
– Про бумажник пока забудь, – сказала Славянка. – Кто там следующий в твоем списке?
– Кристер Бун, Канада. Здоровенный такой парнюга, я его Кувалдой прозвала. Ручищи у него, как кувалды, а плечи – пошире вот этого трюмо будут. Волосенки белые-белые, как у тебя, только под ежа стриженный.
– Сколько лет?
– Лет тридцать, наверное. Может быть, тридцать пять. Собственными глазами видела, как он в ресторане дал официанту на чай пятьдесят баксов. При том, что в гадюшнике этом он обедает каждый Божий день.
– Чем он занимается?
– Кажется, коммерсант. Я частенько видела его в компании с нашими козлами. Они всё шушукаются, показывают друг другу какие-то бумаги, что-то подписывают. Однажды, когда я убирала его номер, а он с каким-то дохляком составлял контракт, он дал мне сто баксов и попросил купить пару бутылочек пива. Я металась по павильонам как угорелая – а где я ему на доллары пива куплю, да к тому же на сотню? Плюнула, купила на свой гроши и отдала ему. А он мне только пальчиком погрозил и сотню забирать не стал.
– Это всё? – поинтересовалась Славянка. – Богатых людей здесь больше нет?
– То есть как нет? – гордость за родной отель заставила Женьку обидеться. – У нас здесь все довольно состоятельные люди. Другие попросту не могут позволить себе тут жить. Я перечислила тебе тех, кого знаю лично… Правда, Светка Суслова – есть у нас такая горничная – говорит, что недавно вселилась ещё одна личность…
– Тоже иностранец? – заинтересовалась Славянка.
– Нет, наша совковая баба, из Сочи, между прочим. Деньгами, говорят, сорит направо и налево – только иди по пятам и подбирай. Говорят, что она любимая доченька какого-то сочинского воротилы. «Роллс-Ройс» с собой привезла, можешь себе представить? И в книгу записалась – глупее не придумаешь: Лизанька Ливергант.
Славянка прищурилась, возникло какое-то смутное подозрение: прибытие этой мадам из Сочи отнюдь не случайно: слишком многое в последнее время было связано с этим южным городом. Она чувствовала, что появление таинственной Лизаньки Ливергант каким-то образом связано с ней, Славянкой, и ничего хорошего не предвещает.
– А ты не интересовалась у своей Светки, что она из себя представляет?
– Лет двадцать, крашеная блондинка… Что ещё? Говорят, узнать ее можно сразу: как увидишь бабу, выглядящую на миллион долларов, это она. Въехала в президентский люкс, но ночевала там всего раз – сегодня ночью. Ее привезли в «Роллсе» вдрызг пьяную.
– Прямо вдрызг? – встрепенулась Славянка. – Возможно, она до сих пор дрыхнет без задних ног. Ты не могла бы это проверить?
Вид у Женьки стал озадаченный. Ключей от президентского номера у нее не было.
– Но, когда я проходила мимо него, обратила внимание на одну мелочь. Между дверью и порогом оставалась небольшая щель.
– Ты наблюдательная, молодец! – похвалила её Славянка и обрадованно подскочила в кресле. – Дай мне свой фартук, я схожу туда и проверю все сама.
Облачившись в наряд горничной, с логотипом отеля «Хэль-Хаус» на груди на случай, если Лизанька вдруг проснется раньше времени, она вышла из номера.
Женька не соврала – дверь президентского люкса в самом деле была не заперта, Славянка приникла к щели. Ничего не услышав, она приоткрыла дверь пошире, на пороге замерла. Тишина. Славянка на цыпочках подошла к большим резным дверям, ведущим в спальню. Одна их половинка была открыта.
Голая хозяйка номера, лежавшая поперек шикарной президентской кровати, производила впечатление мертвой. И даже не из-за позы: лежала она на спине, широко раскинув руки-ноги и запрокинув голову, – а потому, что не слышалось дыхания, какое у пьяных людей обычно бывает весьма громким. Да и глаза у мисс миллиардерши были полуоткрыты – между ресницами оставались узкие щелочки. Копна крашеных волос разметалась по смятой постели с пятнами от губной помады.
Но Лизанька Ливергант была отнюдь не мертва. Грудь ее все же изредка приходила в едва заметное движение, и на губах надувался большой пузырь, свидетельствующий о сильном обезвоживании организма.
В номере царил тяжкий дух вчерашнего алкоголя.
Подле кровати стояла непочатая литровая бутылка кока-колы. На устеленном коврами полу валялась скомканная одежда – от дверей туалета до самой кровати.
Славянка огляделась, прикидывая.
– Пьянство до добра не доведёт, – проговорила она и замерла.
Никакой реакции.
Под ногами валялась расстегнутая дамская сумочка. Подняв её, Славянка заглянула внутрь. Обычный женский набор: помада, тушь для ресниц, тени, флакончик духов, причем хороших: вся сумочка источала их таинственный аромат. Лак для ногтей. Блокнот. Паспорт. Заграничный паспорт. И скомканный билет банка Канады достоинством в один доллар.
"А миллиарды? – подумала Славянка. – Где они?"
Денег в сумочке не было, и Славянка бросила ее обратно на пол. Оглядевшись, прошла во вторую комнату, где царил такой же беспорядок. На полу разбросаны тряпки в неимоверном количестве, там же валялась хрустальная ваза, сброшенная, видимо, с журнального столика, потому что на нем и под ним была разлита вода и уныло лежали поникшие розы. Резной платяной шкаф угрюмо пялился на нее распахнутыми створками. Внутренность его зияла пустотой.
Славянка прошлась по комнате, рассматривая разбросанные вещи на предмет выяснения их ценности, но потом, махнув на это рукой, уселась в кресло на брошенное в него норковое манто.
"Дура, зачем тебе тряпки, тебе нужны деньги. Вот и ищи".
Славянку заинтересовал запертый секретер. Изогнув прихваченную с собой шпильку, она тщетно пыталась его открыть. Замок был, видимо, с секретом. Остановил ее донесшийся из спальни стон, потом послышался женский хриплый голос:
– Голова!
Славянка замерла. Значит, Лизанька Ливергант очнулась.
После недолгого молчания та вновь застонала и вдруг громко и отчетливо спросила:
– Эй, здесь есть кто-нибудь?
Секунд пять молчания, и снова вопрос:
– Ну что вы там – умерли?!
– Чёрт! – прошептала Славянка. – Вляпалась!
Однако стоять тут и далее не имело смысла, и она, со вздохом засунув кулаки в карманы фартука, предстала пред очи хозяйки.
Лизанька тяжело повернула голову в ее сторону. Каждое движение отдавалось в её мозгу резкой болью.
– Ты кто? – спросила она глухо.
– Водопроводчик, – ядовито ответила Славянка. – Горничная я, неужели по мне не видно?
Лизанька покосилась на нее с явным недоверием, потом, заметив наконец, что лежит голая, стыдливо накинула на себя угол одеяла.
– В холодильнике оставалось шампанское, – просипела она. – Почти полбутылки… И подай мне халат, не могу же я лежать тут голая.
– Я вам не служанка, – огрызнулась Славянка, но все же подняла с пола скомканный ярко-красный халат и кинула его на кровать.
– Потом нашла в холодильнике бутылку "Дом Периньон", отхлебнула немного прямо из горлышка, отыскала бокал и отнесла все это Лизаньке. Та уже снова задремала. Славянка собралась поставить шампанское на пол и быстренько удалиться, но едва она отвернулась, как ее остановил голос:
– Куда это ты собралась? Где шампанское? Воруешь?
Славянка со вздохом повернулась:
– На черта оно мне сдалось, шампанское твоё?
– Давай его сюда… Бокал не надо, я так…
Лизанька припала к бутылке, наверное, на целую минуту. Потом, поднявшись наконец с постели, со стуком поставила бутылку на тумбочку, зажмурилась и потрясла головой. Зевнула, прикрыв рот пальцами.
– Где телефон? – спросила она, не глядя на Славянку.
– Трубка радиотелефона лежала на стуле, и «горничная», в очередной раз недовольно вздохнув, протянула ее хозяйке, решив выдержать роль до конца.
Лизанька небрежным движением смахнула с лица спутанную прядь и, подумав долю секунды, набрала номер.
– Я могу идти? – спросила Славянка.
Лизанька почему-то погрозила ей пальцем, что, видимо, означало: "Погоди немного", и тут ей на том конце провода ответили.
– Привет, Ахмет, – сказала она. Ей что-то ответили. Она хмуро улыбнулась.
– Можешь не продолжать, я всё это знаю. Кое-что выяснила сама… Да, это может помочь… Я узнала, что в Городе он мог остановиться у своей приемной матери. Нечаева Ольга Николаевна. Учительница истории, по-моему. Кажется, в тридцать седьмой школе… Этого я не знаю. Я не за то тебе деньги плачу, чтобы самой сведения собирать… Да, узнай и сейчас же мне перезвони…
Лизанька выключила телефон и бросила его на кровать. Устало оглядела комнату, заметила наконец царящий кругом бардак и покачала головой. В глазах ее появилось недоумение.
– Меня что, ограбили? – спросила она Славянку.
Та развела руками:
– Вообще-то дверь была не закрыта, могли и ограбить. А разве что-то пропало?
Славянка старалась говорить с беспечным видом, хотя забеспокоилась: хозяйка могла вызвать милицию.
– Посмотрите внимательно, может, ничего и не пропало.
– Я не вижу своей сумочки…
– Была сумочка, я видела её! Сейчас!
Славянка подала ей сумочку. Лизанька долго копалась в ее недрах, затем она облегченно вздохнула, найдя искомое, и снова присосалась к шампанскому. Когда вина в бутылке осталось на донышке, она оторвалась и мило улыбнулась Славянке.
Она снова была пьяна.
– Всё в порядке? – спросила Славянка тоном заботливой горничной, которая печётся о том, чтобы клиент не имел претензий к отелю.
– В порядке, – кивнула Лизанька. – Это хорошо, а то я уже подумала, что ты воровка.
Запиликал телефон. Лизанька, с неохотой взяв его, недовольно произнесла:
– Слушаю… А, это ты, Ахмет…
Она повернулась к Славянке и помахала рукой на дверь:
– Ладно, убирайся отсюда… Порядок наведёшь, когда я уеду…
Славянка сделала книксен, показала ей язык и направилась к выходу.
– Нет, я это не тебе, Ахмет, – продолжала Лизанька. – Здесь горничная… Нет, никакой это не киллер, это действительно горничная, к тому же она уже уходит… Ну и что ты можешь мне сказать по поводу этой женщины? При чём здесь горничная, я говорю о приёмной матери Вепря…
Славянка в этот момент была уже в дверях, но, услышав краем уха последние слова Лизаньки, так и замерла. Её буквально парализовало.
Однако дальнейший разговор был коротким.
– Узнал? – спросила Лизанька. – Ты видел её? Подъезжай к отелю, мы немедленно едем к ней… В школу так в школу, мне надо всего лишь поговорить с ней.
Отключив телефон, она вновь приложилась к шампанскому. Потом со стуком поставила бутылку на тумбочку.
– В душ! – пробормотала она хрипло.
И сразу же стихла, заметив Славянку.
– Что ты здесь делаешь, мерзавка?! Подслушиваешь?
Закрыв дверь, Славянка медленно подошла к Лизаньке и, взяв ее за отвороты халата, подтянула к себе. Та испуганно завертела головой. Славянка встряхнула Лизу так, что у нее клацнули зубы и волосы разметались в разные стороны.
– Откуда ты знаешь Вепря? – страшным шёпотом спросила Славянка. – Где он? Он жив? И почему ты им интересуешься? Ты что, язык проглотила? Говори!
Но Лизанька уже опомнилась:
– Отпусти. Лучше по-хорошему отпусти. Сейчас сюда приедет мой охранник, и тогда тебе конец.
Славянка оттолкнула её, и Лизанька с размаху села на кровать. Не отводя от «горничной» глаз, покачала головой и проговорила с расстановкой:
– Нет, ты не горничная. Кажется, я догадываюсь, кто ты такая. Ты та самая красотка, с которой его видели в Сочи и которая потом исчезла, когда запахло жареным. И знаешь, что я тебе скажу? Правильно сделала, что исчезла. Тебя бы там просто прибили и не посмотрели бы, что ты такая – ах, ах, ах! – красавица… И не смотри на меня так, словно я хочу украсть твоего Вепря. Я ему не любовница. Я его сестра.
В голове у Славянки, где и без того царил полнейший хаос, окончательно все перепуталось. Какая еще сестра? Не было у него никакой сестры!
– Ты не могла об этом знать, – Лизанька снова потянулась за шампанским, но увидела, что бутылка уже пуста. – Он и сам об этом не знал. И я тоже. Об этом знал только мой отец. А когда узнали всё, было уже поздно. Он едва не проломил голову моему отцу, переломал руки четверым охранникам и куда-то исчез с чемоданом и десятью миллионами баксов наличными.
– Так это были деньги твоего отца? – тихонько спросила Славянка.
Лизанька покачала головой:
– Вряд ли… Понятия не имею, откуда взялись эти деньги. Знаю только, что, когда отец очнулся, он совсем не огорчился из-за этой пропажи, а только посмеивался и злорадно повторял каждую минуту: "Хотелось бы мне видеть лицо Магистра, когда он откроет чемодан и увидит, что там только деньги, всего лишь деньги…" Видимо, в чемодане этом было что-то ещё, гораздо более ценное, но я не знаю, что это такое… И я не знаю, кто такой Магистр…
– Это человек, у которого мы с Вепрем украли чемодан, – сказала Славянка.
Лизанька долго смотрела на нее, сделав каменное лицо. Потом на девичьих щеках появился легкий румянец, Лизанька поднялась с кровати, подошла к Славянке и, по-прежнему не отводя от нее взгляда, взяла за руку.
– Значит, ты видела этот чемодан до того, как он попал к моему отцу? – спросила она. – Значит, ты знаешь, что было в нём кроме баксов?
Славянка прищурилась, выдерживая ставший вдруг абсолютно трезвым взгляд Лизаньки Ливергант. Потом отцепила ее руку и отвернулась:
– Да, я это знаю. А зачем тебе это?
– То есть как это, зачем? А тебе не хотелось бы взглянуть на вещь, которая стоит в сотни раз дороже, чем чемодан с десятью миллионами. Отец отказался отвечать на мои вопросы… Уговор: ты говоришь мне, что было в чемодане, а я беру тебя с собой к Вепрю, идёт?
– Идёт, – тут же согласилась Славянка. – Но учти, тебе это мало что даст… Послушай, – в душу к ней закралось любопытство, – а зачем тебе понадобился Вепрь?
– Зачем? Он мой брат, понимаешь? Мы с ним одной крови. Я всегда хотела, чтобы у меня был старший брат, а тут вдруг в одночасье моя мечта исполнилась. Ты узнаешь вот это?
