Николай Иванников
Вепрь
Убрав пистолет, Белкин стал шарить по карманам в поисках сигарет.
– Что ты сделал с Трохиным, Вепрь? – чиркнула зажигалка.
– Я отпустил его с миром. Я установил, что никакой вины в деле Алексея Комова за ним нет, и вынес оправдательный приговор.
– А Курженко? Сегодня утром он застрелился, но мне с трудом верится в версию о самоубийстве. Признайся – твоих рук дело?
– Отнюдь. За меня всё решил Господь. Или дьявол, если угодно.
– А-а, понимаю! Гусарская рулетка?
– Именно. А разве супруга его ничего не рассказала следствию?
– Она в глубокой депрессии. Это врачи так сказали. А мне кажется, что у неё попросту съехала крыша. Бормочет что-то себе под нос, тихонько улыбается и ни на кого не реагирует. Иногда начинает хохотать словно от щекотки. Ты здорово умеешь доводить людей до сумасшествия, Вепрь.
Последовала пауза, чувствовалось, что Сосунок ждет ответа. Но Вепрь молчал. Тогда Сосунок спросил:
– А Жирный? Ты его уже убил?
– Он наказан, – холодно ответил Вепрь. – Наказан руками того, от кого он меньше всего этого ожидал.
– Ну и ладно! – Сосунок махнул рукой и откинулся на спинку сиденья, закинув ногу на ногу. – Собственно, меня это не касается. Пусть этим занимается угрозыск, мне же от тебя надо только одно – «Прелесть». Ты нашёл её для меня?
– Если бы мы действовали с тобой заодно, Сосунок, она была бы уже у тебя в руках. Ты искал диск, я – Славянку, а в итоге оказалось, что всё это время диск был у неё. До вчерашнего дня.
– Это интересно, – Сосунок за спиной зашевелился. – А что произошло вчера?
– Помнишь чечена, который поотшибал тебе рёбра на «Рылееве»? Ахмет, человек Лизаньки Ливергант. «Прелесть» у него, если он ещё в Городе. А если уже уехал в Сочи, то она у Ливерганта. Девчонка, с которой Славянка жила на квартире у своих знакомых, рассказала мне это. Так что ищи Ахмета, Сосунок. У меня предчувствие, что он ещё в Городе.
– Да, он ещё здесь, – подтвердил Сосунок. – У него тут остались кое-какие дела… Вчера средь бела дня Лизаньку изнасиловали и едва не убили прямо в номере отеля. На подозрении четверо человек, и пока Ахмет не убьет их, из Города он вряд ли уедет. Ты ведь знаешь Ахмета… Что ж, спасибо за информацию, Вепрь. Кстати, у меня для тебя тоже есть кое-что, хотя не думаю, что ты сильно обрадуешься. Впрочем, смотря с какой стороны на это посмотреть.
Вепрь резко развернулся. Лицо Сосунка было на удивление серьёзным.
– Да-да, я не шучу. Вчера в Десятую городскую больницу с пулевым ранением в грудь поступила девушка лет восемнадцати-двадцати, блондинка с синими глазами. Ее нашел на улице Горнистов совершенно случайный человек. И, знаешь что, Вепрь, на правой груди, в пяти сантиметрах выше соска, у нее имеется маленькая такая татуировка в виде розочки. Тебе это ни о чём не говорит?
Вепрь окаменел. С тихим стоном он скрипнул зубами:
– Кто это сделал, Сосунок?
– Подозревают тех же людей, что покушались на Лизаньку. Дело это в ведении угро, так что ничего более я не могу тебе сообщить. Скажу только одно, Вепрь: если бы ты действительно любил эту девчонку, давно бы уже нашёл её и не допустил того, что произошло. Ты настолько зациклился на своей мести, что забыл о людях, которые тебя окружают. Все это время ты думал только о том, чтобы удовлетворить свою жажду, забыв о тех, чья жизнь из-за тебя полетела в тартарары. Мы бы могли стать с тобой друзьями, не будь ты пленником собственных амбиций.
Подхватив с сиденья своё оружие, Сосунок вышел из машины.
– Прощай, Вепрь. И не забудь: Десятая горбольница. В бреду она звала тебя…
Махнув рукой, он пошёл прочь.
***
Он знал, что сделает завтра утром. Он не будет спешить, однако и медлить больше не станет.
Солнце взойдет, и утро наступит. Он терпеливый, хотя в этот раз будет очень нервничать. Дождется, когда откроется большой магазин на Центральном, поставит на уши всех продавцов, но купит там самое красивое белое платье с корсажем из белых роз и строгий черный смокинг. Потом он отправится в старый Николаевский храм на Соколином холме, найдет там отца Ираклия, своего старинного приятеля, выслушает его многословное приветствие, а потом, молча взяв его за рукав сутаны, отведет в машину. Протесты его он слушать не будет и объяснит все по дороге.
В Десятой городской больнице его, конечно же, не встретят с распростертыми объятиями, но он уже готов к этому. Никто не сможет его остановить. Он будет умолять, упрашивать, угрожать, ругаться и давать взятки направо и налево и пройдет туда. Отец Ираклий будет рядом с ним.
Они зашагают по больничному корпусу, найдут нужную палату. Войдут как можно бесшумней.
– Я пришёл, – скажет он. – В Сочи я обещал тебе, что, когда мы вернёмся в Сибирь, я женюсь на тебе. Я принёс свадебное платье. Переоденься, священник уже здесь…
Нет, всё будет не так. На самом деле он скажет:
– Прости меня, Славянка. И если ты простишь, я попрошу тебя стать моей женой…
А ещё лучше – он ничего не скажет. Он встанет на колени у её изголовья, нежно поцелует в уголки рта и наденет на палец кольцо.
Удивлённый медперсонал будет стоять за его спиной в дверном проеме и шепотом переспрашивать друг у друга, что здесь происходит. А потом нанятый им скрипач заиграет под окном марш Мендельсона, и они поймут, что здесь происходит венчание.
А отец Ираклий, туго соображающий после вчерашнего похмелья, в последний раз толкнет его локтем в бок и негромко скажет:
– Подумай, Вепрь. Ещё не поздно.
Он только улыбнется и скажет ему в ответ:
– Вепря больше нет, Ираклий. Этой ночью Вепрь умер.
Потом подмигнёт и добавит:
– А меня зовут Сергей. Комов Сергей Алексеевич…
***
Людей Круглова Ахмет всё-таки выследил. И он точно знал что нужно делать. И сейчас он искал Гарика. В больнице Лизанька Ливергант рассказала ему, кто именно из бандитов насиловал ее – человек с татуировкой в виде паука на руке. И найти его было делом техники.
О том, что Гарик оттягивается, Ахмет понял еще на лестничной площадке: из-за двери квартиры доносились музыка, громкий смех и зазывный визг девиц. Значит, хозяин дома. На удачу встретить в этой квартире и других насильников он не рассчитывал. Ахмет оскалился в радостной улыбке – наконец-то он заплатит за кровную обиду. А обиду хозяйки верный ее пес считал своей кровной.
Чувствуя, как в нем все закипает, Ахмет с силой нажал на кнопку звонка. За дверью отозвалось негромко и мелодично, но ни шагов, ни других звуков слышно не было. Он снова с силой вдавил в стену кнопку звонка и на всякий случай отошёл от «глазка». На этот раз за дверью послышался невнятный шум, и почти сразу же заскрежетал замок. Посмотреть в «глазок», кто же там пришёл, хозяин посчитал излишним.
Дверь распахнулась, и на пороге возник Гарик собственной персоной. Без рубахи, в одних джинсах, «молния» которых задернута не до конца, и в просвет было видно, что джинсы надеты прямо на голое тело. Гарик был сильно пьян и, видимо, соображал не очень четко, потому что почти минуту тупо смотрел на неожиданного гостя.
Этого времени Ахмету вполне хватило, чтобы втолкнуть пьяного хозяина в прихожую и вырубить его сильным ударом в солнечное сплетение. Гарик упал на колени, словно моля о пощаде. Но пощады не будет. Еще мгновение ушло на то, чтобы достать нож. Ахмет схватил Гарика за волосы, запрокинул ему голову и провел ножом по горлу. Он сделал лишь одно движение, одно-единственное, профессиональное, отработанное, и его было достаточно, чтобы мертвая голова врага запрокинулась назад. Кровь с клекотом вырвалась из перерезанного горла, брызнула фонтаном, и Ахмет инстинктивно отодвинулся, чтобы она не брызнула на него. Но капли крови, темные, почти черные, всё же попали на руки, на одежду.
Музыка в комнате играла довольно громко, и, похоже, там никто так и не услышал, что произошло за стеной. Выдернув свой нож и переступив через труп Гарика, Ахмет ворвался в комнату. Но кроме трёх в стельку пьяных полуголых девиц там больше никого не было.
Увидев разъярённого Ахмета, забрызганного кровью, девицы завизжали.
– Заткнитесь! – прикрикнул он. – Где остальные?
– Ушли – трясущимися губами сказала одна из девиц, худющая и вся какая-то почерневшая. – За "тра-авкой"…
Ахмет для верности порыскал по квартире, но девица, видимо, сказала правду – Жоржа и Фикса нигде не было.
"Не уйду", – решил про себя и, выдрав прямо с куском обоев из стены телефон, шлепком прогнав с кресла полногрудую красотку, сел на ее место. Громкая музыка его раздражала, и он кивнул в сторону притихших девиц.
– Выключи!
Девушка встала с дивана, выключила магнитофон и попыталась выйти из комнаты.
– Сидеть! – свирепо зыркнул на нее Ахмет, и она тут же упала на диван, стараясь как можно больше вжаться в него, стать невидимой.
В комнате стало тихо. Девицы не смели ни шевелиться, ни разговаривать, чтобы не вызвать гнев страшного гостя.
Но Ахмет спокойно сидел в кресле, чуть полузакрыв глаза. Он ждал Жоржа и Фикса.
Ожидание оказалось не слишком долгим. Уже минут через десять послышался скрип двери – она так и осталась незапертой. Дверь тут же с треском захлопнулась. Ахмет рванулся в прихожую, распахнул дверь, бросился по лестнице вниз, с горечью думая, что на этот раз, видимо, придется воспользоваться револьвером вместо любимого ножа. Но лестница была пуста. Жорж и Фикс исчезли, как в воду канули.
Не удалось найти Ахмету и хозяина Круглова. Его в Городе уже не было. А с Крабом Ахмет встретился накануне, и теперь голова насильника торчала на палке.
Расправа над двумя участниками изнасилования его хозяйки оказалась настолько легкой, что Ахмет даже не смог насладиться своей местью. Но уж как получилось…
Он снова подумал о Лизаньке Ливергант. Когда она выздоровеет, он увезет ее подальше отсюда и снова будет верно служить ей. А ее папаша… Для него у Ахмета тоже кое-что припасено. Хотя он ещё подумает, стоит ли он такого подарка. Ахмет вспомнил, как высокомерно говорил с ним Магистр, давая задание разыскать компакт-диск «Прелесть». Не объяснил ему как ровне, что от него требуется, какую систему задействует эта "Прелесть".
"Разберемся, – злорадно подумал Ахмет, – а потом и решим стоишь ли ты такого подарка, и кто вообще его стоит". Может быть, он, Ахмет, и есть тот единственный человек, который имеет право решать судьбу компакт-диска.
Ахмет пока не понимал, что именно находится в его руках. О том, для чего нужна «Прелесть», какое она имеет отношение к операции по захвату ядерных сил страны, какую роль в этом играет Магистр, Лизанькин папаша, о преступном синдикате «Конвент», которому была нужна эта программа, предназначенная для работы с так называемой системой "Судного дня", представляющей из себя целый арсенал ядерных космических сил страны, завязанных в единую сеть, он узнает позже. Пока же его интересовало лишь одно – месть за свою хозяйку.
Глава четырнадцатая
Было около пяти часов утра, когда он подъехал к дому.
Он оставил машину у подъезда, стараясь не шаркать по ступеням, поднялся на третий этаж и открыл дверь квартиры своим ключом.
Едва переступив порог, он понял: что-то произошло. Кажется, не было ничего необычного, все как всегда: на кухне тихонько играет радиоприемник, в мойку монотонно капает вода, за стеной приглушенно кашляет соседка.
Но все равно что-то было не так.
Чересчур уж наигранным было это спокойствие. И этот запах…
Он повел носом – одеколон. Причем из настоящих, не польская бурда. Точно таким же, помнится, пользовался Владик Журавин, известный в Городе сутенер, но это никак не мог быть он. По двум причинам. Во-первых, делать ему здесь было абсолютно нечего, а во-вторых, его еще по весне обнаружили в собственной квартире, исполосованного бритвой. Но пахло от него всегда точно так же, как сейчас в квартире. Одеколон был редкий и очень дорогой.
Тихонько прикрыв за собой дверь, он расстегнул пиджак и заглянул в темноту зала. Хоть глаз выколи. Тогда он нащупал под ковром на стене выключатель и щелкнул им.
Порядок. Никто не задремал перед телевизором и не прячется в тёмном углу.
Погасив свет, он приоткрыл дверь в комнату сестры и слегка просунул внутрь голову.
– Эй! – позвал он шёпотом. – Анна Павловна, вы тут?
В ответ ни звука. Только слышно стало, как за окном озорно дунул ветер, поднял с земли пыль, закрутил ее и загудел в кленах. По карнизу очередью простучали первые мелкие капельки дождя.
Он прошел в комнату и включил свет.
Никого. Постель разобрана, одеяло откинуто и наполовину валяется на полу. А в остальном полный порядок. В целости и сохранности стоит на полке драгоценная Анькина коллекция рюмок, бокалов, фужеров, стопочек и чарочек – в общем, всего того, из чего может вливать в себя самые различные алкогольные напитки подросток пятнадцати лет от роду. Огромная куча книг, как и положено Анькиным вещам, раскидана по столу, все книги раскрыты, словно она пыталась читать их одновременно. Лица певцов и артистов, вырезанные из журналов, мило улыбаются со стен, и только серьезный Шон Коннери как будто пытается о чем-то предупредить. Однако ему это не удается – мешают границы собственного портрета.
Погасив свет, он вышел.
Замер, прислушиваясь. Потом покачал головой, вынул пистолет и шагнул на кухню.
И тут же вспыхнул свет. Он отшатнулся, прикрываясь рукой и выставив перед собой пистолет, но короткий знакомый смешок заставил его опустить руки.
– Мне очень хотелось устроить тебе сюрприз, Вепрь, – послышался ласковый знакомый голос. – Хоть чем-то порадовать старого товарища.
Вепрь прошёл в кухню.
– Не сказать, чтобы я сильно обрадовался, – отозвался он, – но парочку вопросов тебе задать хотел бы.
Скрудж, довольный, словно сожравший канарейку кот, кивнул и упёрся кулаками в колени. Он устроился на стуле у окна, Оля с бледным лицом сидела рядом с ним, испуганно глядя на лежавший перед Скруджем пистолет с накрученным глушителем.
– А мы здесь с Ольгой Николаевной уже давно тебя дожидаемся и всё гадаем – куда это ты запропастился? Темные дела предпочитаешь творить по ночам?
– Куда ты подевал Аньку? – жестко спросил Вепрь, и по его тону сразу же стало ясно, что долго рассиживаться он тут не намерен.
– О, это отдельный разговор, – Скрудж, почувствовав напряженность, положил руку на пистолет.
Вепрь бросил на стол свой и присел.
– Я сегодня очень устал, – заметил он. – Так что никакого разговора не будет. Ты мне го воришь, куда ты подевал Аньку, а я обещаю не убивать тебя сразу. Ну?
Скрудж слегка побледнел. Он направил свой пистолет Оле в бок.
– И думать забудь, – предупредил Вепрь.
Но Скрудж пистолета не отвел. Он только покачал головой.
– Ты не прав, Вепрь, не так всё просто. Или ты думаешь, что я для собственного удовольствия просидел здесь почти всю ночь? – он посмотрел на Олю. – Нет, мне, конечно, было чертовски приятно общаться с такой милой дамой, но атмосфера не очень-то способствовала интеллигентному общению. Я выгляжу в ее глазах каким-то варваром и грабителем, хотя, по-моему, единственный пострадавший здесь именно я.
– Да? – удивился Вепрь. – И что же за несчастье с тобой приключилось?
– И он ещё спрашивает! Со мной приключился ты, Вепрь! Все мои дела так замечательно складывались, пока в них не вмешался ты. Куда подевались те десять миллионов долларов, которые я должен был заработать на сочинском деле?
Скрудж нервничал, причем это было не минутное раздражение – сказывалась стрессовая ситуация последних месяцев. И сразу же стало видно, что как ни старался он сохранить моложавость и спортивный вид, но ему уже под пятьдесят, и жизнь его прошла отнюдь не на перинах и не в золоченых каретах. Всё изведал он: богатство, любовь, азарт, добро и зло, одного только не было у него – покоя. А к пятидесяти это уже понемногу начинает сказываться.
– Где мои деньги, Вепрь? Отдай их мне, и можешь забирать своих баб и мотать, куда пожелает твоя тёмная душа. Разве ты ещё не понял, что теперь я здесь хозяин? Нет больше в Городе зон влияния, не раздирают его больше на части преступные группировки своими глупыми разборками – есть теперь один надежный, умный и сильный хозяин. Это я, Вепрь, и я не хочу, чтобы в моём городе хозяйничал кто-то ещё. Не нарушай мои планы, это плохо кончится. Я так тщательно всё спланировал, рассчитал, целый год у меня ушёл только на то, чтобы постепенно убрать разных мелких сошек, всякую шваль вроде Щорса, Гриши Хлопка или Певца Владика. Я сметал с дороги всех, кто мог бы помешать мне в один прекрасный день нанести массированный удар по верхам всех наших убогих группировок, по всяким липовым Святым, Громовым и лопоухим Зверям. И я сделал это, я сконцентрировал власть в своих руках и теперь хочу навести здесь полный порядок. Это моя родина, я похоронил здесь свою мать, двух жен, закончил три института и считаю, что имею право на то, чтобы стать в своем городе полновластным хозяином… А кто ты такой, Вепрь, чтобы путаться у меня под ногами? Чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты отдал мне Аньку. И я завтра же уеду из Города, если ты так хочешь этого… И перестань, пожалуйста, тыкать своим пистолетом в мою мать. Если он случайно выстрелит, то у Города уже не будет хозяина.
Скрудж с каким-то недоумением посмотрел на пистолет, покрутил его, словно видел впервые в жизни, и, отчего-то хмыкнув, положил на стол рядом с оружием Вепря.
– И то верно. Зачем мне пистолет, если у меня твоя сестра? Правда, поначалу я не знал, сможешь ли ты ради нее расстаться с десятью миллионами долларов, но теперь вижу – расстанешься. А себе ты еще заработаешь. Всем известно, с какой легкостью ты умеешь это делать. Ещё до сочинских дел у тебя в Швейцарии было не меньше десяти миллионов, верно? И это по самым скромным моим подсчетам. А теперь там сколько? Двадцать? Тридцать?
– Восемьдесят, – ответил Вепрь, хотя с таким же успехом мог сказать и "сто восемьдесят" – услугами цюрихского банка он воспользовался впервые и до сочинского дела у него не было там ни копейки. Деньги он больше предпочитал тратить, чем хранить.
Оля смотрела на него, онемев – в обличье ее Сережки перед ней сидел сейчас какой-то Вепрь, у которого к тому же был счет в швейцарском банке и миллионы долларов на нём.
Вепрь, перехватив её взгляд, улыбнулся и снова перевёл глаза на Скруджа.
– Договорились, – согласился Вепрь. – Ты даёшь мне номер своего счёта в Швейцарии, и я перевожу на него десять миллионов. Где Анька?
Скрудж, улыбаясь, покрутил головой.
– Не-ет, – произнёс он нараспев. – Не десять. Пять раз по десять… За моральный ущерб. Я думаю, это будет справедливо.
– Пятьдесят миллионов долларов? – Вепрь поцокал языком. – Это хорошие деньги. Но я согласен. Ты прав, курилка, я заработаю себе ещё. Тебе достаточно будет моего слова?
– Вполне. Ты же мне как родной.
– Тогда возвращай Аньку.
– Тпру! – остановил его Скрудж. – Не надо торопиться. Это был только первый пункт моего условия. А второй таков: ты должен будешь… отдать мне "Прелесть"!
– И ты, Брут! – воскликнул Вепрь. – Тебе-то она для чего понадобилась?
Собеседник довольно крякнул. Сцепив пальцы замком и вывернув их, он вытянул руки вперед. Пальцы хрустнули. Скрудж скривил рот, отчего нижняя губа слегка оттопырилась, обнажив ряд мелких белых зубов.
– Где же я тебе её возьму, «Прелесть» твою? – спросил Вепрь. – Скорее всего её уже и в Городе-то нет…
– Есть, – возразил Скрудж. – Если бы я не был в этом так уверен, то не стал бы тебя просить об этом… Видишь ли, дорогой мой, у меня, есть все основания полагать, что этот компакт-диск находится у человека по имени Ахмет Бакаев, а тот в свою очередь до сих пор находится в Городе. Ты же знаешь такого человека, Вепрь? В общем, он в Городе, и ты найдёшь его. И принесёшь мне диск на блюдечке с золотой каёмочкой, и только после этого я верну тебе твою драгоценную Анну Павловну…
Он повернулся к Оле.
– Вы согласны с такой постановкой вопроса, Ольга Николаевна?
Та ничего не понимала. Беспомощным взглядом она поочередно смотрела то на Вепря, то на Скруджа, то снова на Вепря, и только одна-единственная мысль явственно читалась в ее взгляде: "Верните мне мою дочь!"
Она была чертовски далека от забот всех этих ахметов, скруджей и вепрей и от нечто под названием «Прелесть». Ей нужна была только ее дочь, живая и здоровая.
– Серёжа… – едва слышно проговорила она. – Серёжа, спаси Анечку…
Её короткий влажный всхлип больно резанул по сердцу Вепря.
– Хорошо, я согласен… Оля, оставь нас с Максимом Андреевичем одних, пожалуйста, нам надо кое-что обговорить.
Оля без единого слова поднялась и вышла. Скрудж проводил ее восхищенным взглядом.
– Вот это женщина! Твоя мать, Вепрь, просто красавица.
– Я знаю это… А теперь к делу, Скрудж. Мне нужны гарантии, что после того, как я отдам тебе диск, ты в свою очередь отдашь мне девчонку целой и невредимой.
– Гарантия у меня только одна – моё слово. Достаточно?
– Хотелось бы большего… Впрочем, обманывать меня тебе нет никакого резона. А теперь мне хотелось бы слышать ее голос, чтобы быть уверенным, что с ней всё в порядке.
– Поверь мне, с ней полный порядок!
– И всё же…
Скрудж глубоко вздохнул:
– Какой ты настырный, Вепрь, право слово! Не думал я, что тебе так дорога эта девочка. Нет, я надеялся на это, конечно же, но не думал, что твоя любовь простирается так далеко. Потому- то и держал твою мать на мушке. На всякий случай… Что ж, Вепрь, мы заключили с тобой договор, и будь свидетелем тому, как добросовестно я исполняю первое твое требование.
Удерживая на лице клоунскую улыбку, он двумя пальцами извлек из кармана сотовый телефон. Когда ему ответили, он сказал:
– Приветствую тебя, Йосик. Как там у нас обстоят дела с нашей девочкой? Нет, Йосик, твоя шалава меня совсем не интересует, я спрашиваю об Анечке, кашей милой пленнице. Спит? Будь добр, разбуди её и пригласи к телефону…
"Йосик, Йосик… – лихорадочно думал Вепрь. – Давненько я не слышал этого имени. И даже забыл о его существовании. А ведь действительно живет в Городе такая фигура. Иосиф Штерн, мутный человечишка, что называется – темная лошадка. Он никогда нигде не работал, не крал и уж, конечно, никого не убивал – просто он порой брался выполнять некоторые щекотливые поручения и просил за это соответственную плату".
Но славился он другим.
Несмотря на преклонный возраст (а было ему почти шестьдесят), Иосиф был известен своей невиданной, почти юношеской гиперсексуальностью. Он имел одновременно несколько постоянных любовниц, при этом успевая регулярно, видимо, по какому-то своему особому графику, приглашать к себе профессиональных проституток, причем сразу скопом, для развлечений особого рода. Время от времени, для разнообразия, надо полагать, пробовал Йосик и гомосексуальную любовь, но особенно он предпочитал секс с маленькими девочками. Владик Журавин в бытность свою, помнится, с ног сбивался, разыскивая для него малолетних проституток.
Вспомнив об этом, Вепрь передернулся. Аньке, конечно, было уже не десять лет, но Йосик запросто мог возгореться страстью к пятнадцатилетней. Неужели Скрудж специально назвал вслух его имя, чтобы сделать недвусмысленный намек: мол, если ты начнешь фокусничать, Вепрь, мой Йосик сделает с твоей девчонкой такое…
– …Здравствуй, лапонька моя, – проблеял Скрудж. – Здесь с тобой хочет поговорить твой сводный братец. Сделай милость, убеди его, что с тобой все в порядке…
С этими словами он подал трубку Вепрю. Тот прижал ее к уху.
– Анька… Анька, это ты?
– Сережка! Сережка, вытащи меня отсюда, я боюсь этого человека!
По голосу чувствовалось, что с психикой Аньки неладно – казалось, ещё совсем немного, и она свихнется. Но Вепрь не подал вида, что ему пришла в голову такая мысль.
Пусть Скрудж думает, что все в порядке…
В этот момент в трубке что-то загудело, и Вепрь подумал, что связь прервалась, но затем вновь услыхал Анькин голос:
– Сережа, я не понимаю, что происходит, а мне ничего не говорят. Да ещё приставили этого извращенца… я боюсь его, он смотри на меня так странно… Забери меня отсюда, Сережа!
– Да, заинька моя, конечно же, заберу. Вот только я не знаю, где ты…
– Где я? Сейчас объясню…
– Стоп! – прогремел Скрудж. – Тебе не кажется, что это уже нарушение правил, Вепрь?
В трубке послышался отбой. Гость забрал телефон и спрятал его в карман.
– Итак, с девчонкой полный порядок. Не правда ли?
– Точно так, – механически ответил Вепрь, стараясь сообразить, куда Скрудж мог спрятать Аньку.
– И договор между нами скреплён нашим словом.
– Естественно. Нет крепче слова, чем слово Вепря, – он говорил, не слыша собственных слов.
– "Не зная, где сердце спрута и есть ли у спрута сердце…" – процитировал откуда-то Скрудж. – Сложно доверять тебе, Вепрь, но мне не остается ничего другого. Уговор дороже денег?
– Разумеется, – все так же механически отозвался Вепрь.
А сам думал о другом.
Он думал о том, что, если сегодня же ночью не вернет Аньку, завтра будет поздно. Страшный тип этот Йосик. И нельзя ему ни в коем случае оставаться с Анькой один на один.
– Вот и прекрасно, Вепрь, человек мой дорогой. Значит, мы договорились – компакт-диск против девчонки. Это хорошая цена. По крайней мере для меня. Я вижу, ты даже не подозреваешь, что представляет из себя эта «Прелесть», не так ли?
– Ни сном ни духом.
– И тебе ничего неизвестно о компьютерной системе "Судного дня"?
– Разумеется, нет, – подтвердил Вепрь. – Я всегда мало интересовался компьютерными технологиями. И теперь вижу, что совершенно напрасно.
Отвечая на вопросы Скруджа, он делал вид, что внимательно его слушает, на самом же деле он размышлял, анализировал.
Тот гудок в трубке во время их с Анькой разговора – что могло это быть? Что-то невероятно знакомое, много раз слышанное. Память почему-то относит его куда-то далеко-далеко, в самое детство, и настойчиво твердит: "Ты помнишь, ты помнишь…"
Вепрь даже прикрыл на мгновение глаза, пытаясь вспомнить.
Да, это было давно. Он еще мальчишкой очень не любил вставать по утрам в школу, но его настойчиво будил каждое утро занудный звонок будильника…
Нет! Будильник – это позже! А просыпался он от другого. Каждое утро его будил гудок тракторного завода, расположенного километрах в двух от его старого дома, и это был тот же самый гудок, который он услышал сейчас в трубке!
Вепрь глянул на часы. Половина шестого утра. Так и есть, первый гудок завод дает именно в половине шестого. Значит, Йосик держит Аньку где-то совсем недалеко от этого завода… Совсем рядом.
Стоп. Для своих сексуальных оргий Йосик снимал дом в районе Юго-Западного жилмассива, вниз по Алтайскому тракту. Это как раз недалеко от тракторного. Ну конечно, наверняка он там. К тому же с проституткой, судя по их разговору со Скруджем.
А что будет, когда податливая шлюха ему прискучит? Или ему вдруг захочется секса втроём?
Нет, ждать нельзя ни минуты.
Вепрь поднялся со стула и подошел к Скруджу. Тот поднял на него самодовольно прищуренные глаза и спросил с улыбкой:
– Что случилось, Вепрь?
– Ничего, – коротко ответил тот и, взяв со стола пистолет с глушителем, беззвучно всадил пулю в сердце незваного гостя.
Потом, отпихнув громоздкий труп с прохода, Вепрь вышел из кухни и заглянул в гостиную. Оля сидела на краешке кресла и смотрела на него с надеждой. Она ждала действий от своего сына.
И он сказал:
– Собирай все документы, мы сейчас же уезжаем.
– Куда? – спросила Оля. А может, и не спросила вовсе, а спросил её взгляд.
– Я отвезу тебя в надеждое место. Там ты дождешься нас с Анькой, а потом вы первым же рейсом отправитесь из Города. Я позвоню – вас встретят и устроят. Деньги я тебе дам, главное – не забудь документы. И ничего не бойся.
– А как же этот?.. – Оля мотнула головой в сторону кухни.
– Поверь мне, сейчас ему не до нас, – очень убедительно ответил Вепрь. – Поторопись, пожалуйста, у нас на счету каждая минута.
Собрались они быстро. Сели в машину, отъехали и не заметили, как из проулка за ними пристроился черный «Роллс-Ройс». Жадно затягиваясь дымом марихуаны, Ахмет выдерживал дистанцию метров в сто и не упускал их из вида.
Выжимая из своей машины все силы, Вепрь отвез Олю к ее двоюродному брату, а сам отправился на юг по Алтайскому тракту.
Но до дома Иосифа Штерна он не доехал.
На пустынном участке тракта он обратил внимание, как, резко набирая скорость, его стремительно нагоняет мощный "Роллс-Ройс".
"А вот и Ахмет, – подумал Вепрь, не снижая, впрочем, скорости. – Сам в руки идет. Ладно, голубчик, проваливай, мне сейчас не до тебя с твоей дурацкой "Прелестью".
Однако Ахмет решил по-своему. Он еще придавил газ, и спустя несколько секунд «Ролле» пристроился рядом с "БМВ".
Потом Ахмет достал сотовый телефон, прошептал номер, который держал в памяти словно давно заготовленное проклятие, и набрал его, улыбаясь Вепрю в окошко.
– Здравствуй. Я давно хотел тебя убить, но вот сегодня наконец мне представился случай.
– Мне не до этого, Ахмет, – раздраженно ответил Вепрь. – Давай займемся этим как-нибудь в следующий раз?
Помотав в окошко головой, Ахмет показал Вепрю пульт дистанционного управления и нажал кнопку.
Он был опытным террористом, и оставленная им в багажнике «БМВ» пластиковая взрывчатка с дистанционным детонатором сработала как часы.
Мощный взрыв, выбросив к небу струю огня и дыма, буквально оторвал багажник автомобиля, и куча горящих обломков загромыхала по асфальту.
"Роллc", развив сумасшедшую скорость, исчез вдалеке.
Объятый чадом «БМВ» стоимостью в двести тысяч долларов выехал на полосу встречного движения, подпрыгнул на обочине и слетел с дороги, с коротким тупым стуком врезавшись в дерево.
Вепря вышвырнуло через лобовое стекло и с силой ударило о землю, где он и остался лежать под нудный гул горящего автомобиля.
Узнать Сергея Комова было невозможно – спустя мгновение он оказался залит кровью с ног до головы…
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
