– Ну что, прошел я проверку, или нет? – спросил Жданов. В этот момент Макс и Антон подошли почти вплотную к полковнику. И у них хватило ума промолчать. И догадаться, что что-то не так, его так же оказалось достаточно.
– Прошёл, прошел, – шепотом ответил Никита. Ему стало немного не по себе. Полковник Жданов без проблем раскусил его идиотскую затею. А ведь еще недавно ему казалось, что устроить проверку, использовав для этого логово хищной обезьяны, местонахождение которого ему было известно, вполне себе хорошая идея. Но именно сейчас он уже не был согласен со своими решениями.
– Я не разбираюсь в краргах, но зато по обезьянам я спец, особенно по кувакам, – сказал Жданов, когда расстояние между их отрядом и обезьяной увеличилось минимум в три раза. – А вот ты, одноглазый, в обезьянах полный ноль. Куваки помечают территорию своего логова и если знать, как они это делают, то не заметить эти «знаки» довольно сложно. Ты об этом слышишь впервые. И я могу с уверенностью сказать, что ты не шел в слепую, а лишь делал вид, что ничего не знаешь. Но на самом деле ты знал о логове, ты знал его точное местоположение и знал любимое место засады кувака. Ты знал о логове кувака точно так же, как знал о логове краргов. Скажи, одноглазый, ты бывал в этих местах совсем недавно?
– Бывал, – ответил Никита. – Но нельзя сказать, что это было недавно. Скорее это было довольно давно. И при этом недавно.
– Опять странности? – спросил Жданов. От обезьяны они отдалялись все дальше и дальше, и теперь её можно было не бояться. Опустив автомат, полковник заговорил значительно громче: – Хищный примат увидел, что четыре чужака передумали нападать на её детенышей и отступают. Четверо слишком много, чтобы считать нас едой. Она посчитала, что лучше разойтись мирно. Куваки сообразительны, этого у них не отнять.
О том, что Жданов разбирается в обезьянах Никита узнал впервые. Именно в прошлый раз и подобных ситуаций не было, потому что в этой части пути к древнему городу с ним уже не было ни полковника, ни Макса с Антоном, ни кого-то другого. В одиночку Никита шел и увы до места назначения добраться не сумел. Да, в прошлый раз было веселее, но это веселее было совсем не долгим.
Предпоследнюю попытку прохождения пути, если считать нынешнюю последней, Никита мог бы назвать одним словом – напролом. Да, он с самого начала шел довольно бодро, вообще не спотыкался, но вот концовка, она была одним сплошным препятствием. Почти в самом финале в их отряде было девять человек. И именно таким количеством они повстречались с краргами. И после этой встречи их осталось всего двое. Ермаков был первым выжившим и ему повезло больше второго, был цел и невредим. Вторым выжившим был полковник Жданов, у которого после встречи с краргом не доставало левой ступни. Хотя правильнее было сказать, что ступня была, но ее пришлось отрезать по причине раздробления кости и ужасного состояния мягких тканей, ведь им не повезло быть пожеванными не совсем красивым насекомым-переростком.
Да, с ногой было все плохо, на благополучный исход можно было не рассчитывать, и поэтому её пришлось грубо ампутировать. И после того, как Никита это сделал, Жданов окончательно свихнулся, потому что понял, что обречен на смерть. И, не изменяя своим привычным манерам, полковник попытался убить Ермакова, но вышло все как обычно наоборот. А затем, это было на следующий день, от острых когтей и клыков кувака, этой хищной обезьяны, погиб сам Никита. И ни его регенерация, ни другие способности не помогли ему победить хищника, который напал на него из засады и одним ударом вскрыл сонную артерию. Да, в прошлый раз было «весело»…
И да, были и другие попытки. Попыток было множество и все неудачные. И это говорило о том, что план нужно вновь корректировать…
– Ты слушаешь, о чем они разговаривают? – спросил Макс, когда они обошли логово какой-то хищной обезьяны, которая якобы сидела в засаде, но которую разглядеть так и не удалось.
– Не особо, мы слишком отстали, ничего не слышно, – ответил Антоха, идущий последним и постоянно оглядывающийся назад. Ощущение, что кто-то идет следом, не оставляло его ни на минуту. Он боялся нападения хищников и поэтому ничем другим, кроме как контролем пространства позади себя, заниматься не мог. В очередной раз услышав треск, он резко обернулся, снова ничего не увидел и раздраженно зашипел: – Надо догнать их! Не люблю, когда отстаём!
– Просто я пойду последним и тебе станет значительно проще, – сказал Макс, знающий о фобии товарища, и пустил его впереди себя. А затем тихо рассказал: – Я наблюдал за Ермаковым, он многое скрывает от нас. И те разговоры, Никита о нас знает такое, чего он о нас вообще знать не должен. Вот как это объяснить, а? Как это объяснить, Антох? Я ошибочно думал, что он особо хитрый шарлатан. Нет, он не шарлатан, он нечто более крутое!
– Ты про те странности? – спросил Балмаков и тут же махнул рукой. – Забей и все! Ну узнал он как-то, хрен с ним и с остальным тоже! Нам бы выжить, Макс, а на всё другое вообще похрен!
– Нет, друган, – протянул Макс. – Забивать я на это точно не буду. А вот пытаться добраться до правды буду! Я разгадаю тайну Ермакова, хочет он этого или нет!
Повернув голову прямо на ходу, Антон поинтересовался:
– У тебя уже есть какие-то предположения? Введи в курс дела, поработаю мозгами вместе с тобой, так уж и быть.
– Введу, много времени это не займет, – Макс заметно оживился и принялся быстро говорить: – Никита Ермаков поделился со мной информацией, которую он не должен знать, но при этом знает. Он довольно много всего знает обо мне, о тебе, о нашем мертвом друге, и даже о полковнике. О Митяе он так же знает не мало, и об этом мире этот Никита тоже неплохо осведомлен. Но мы, ни я, ни ты, про Ермакова не знаем вообще ничего. А вот он, говорю это с его же слов, утверждал что мы с ним ранее встречались. Не находишь этот факт крайне интересным? То что это факт, учитывая все сказанное им же, можно не сомневаться. Я вот сперва сомневался, но теперь, после других фактов, не сомневаюсь. А другие факты таковы, что этот Ермаков не обычный человек, потому что у обычного раны заживают долго, а на этом прямо на глазах зарастают. Царапины, порезы, синяки! Все в считанные часы пропадает. Вы вижу за этим не следите, вам все дела нет, а я вот наблюдаю. Даже шею возьми, час назад Ермаков её прилично веткой проскрёб, а теперь там вообще ничего нет. Про рану оставленную на руке краргом вообще молчу. И про обожженную гемолимфой кожу! Жданов всего этого в упор не видит, про другое с ним болтает, про зверушек всяких. Но я, я наблюдаю издалека, и вижу то, чего не хотят видеть другие!
– Прикольно, – сказал Антоха, потому что не знал, что ответить на сказанное Максом. А затем увидел, что тот ждет еще какой-нибудь реакции, и поэтом спросил: – И какие выводы ты сделал на основе всех своих наблюдений?
– Ермаков агент КГБ! – не задумываясь выдал Макс. – А мы агенты, которых контора забросила ему в помощь!
Антохе стало смешно, но он не хотел обидеть товарища и внешне остался спокоен. В это время они продолжали идти по прокладываемой Ермаковым тропе. И пройдя плотные заросли, они вышли к небольшому свободному от растительности пятачку, на котором стояли в ожидании два одноглазых, полковник Жданов и Никита. И последний усмехаясь поинтересовался:
– И когда это, Максимка, я успел стать агентом КГБ? Или мне это послышалось? Полковник Жданов, мне послышалось или вы тоже слышали?
– Слышал, слышал, – ответил тот. – Тебя записали в агенты КГБ, одноглазый. А меня вот почему-то нет. Даже обидно! Макс, я чем тебе не угодил, почему не в агентах?
– Потому что попали в этот мир давно… – Макс замолчал, он был сильно растерян и не знал, что ему делать дальше.
– И что? По твоему меня не могли завербовать при СССР? Ты пораскинь мозгами, молодой, пораскинь-пораскинь!
– Да ладно тебе, расслабься, – сказал Никита и легонько ударил Макса ладонью по плечу. – К вашему КГБ я отношения не имею и никогда не имел. И Жданов тоже. И вы оба, Макс и Антон, можете тоже выдохнуть и больше не думать о конторе, в которой когда-то работали. И не нести тот бред, часть которого я и полковник услышали.
– Я ничего не нес, это все Макс! – поспешил выгородить себя Антон и был награжден недовольным взглядом товарища. И на это он тоже тут же нашел ответ: – Не смотри как на врага, Макс! Ну ведь реально все сказанное тобой бред, полностью согласен с Ермаковым я!
– Всё сказанное бредом не было, – Ермаков посмотрел на Антона чуть исподлобья и злобно усмехнулся. – Приписать меня к КГБ Беларуси – это да, бред полный. А в остальном, если ты еще не понял, Макс вполне прав.
– И что? Мне его поздравить? Или тебя поздравить? Или может всех троих поздравить? – огрызнулся Антон, которого все эти разговоры почему-то раздражали. Он был реалистом и старался упрямо не верить во всякую подобную дрянь.
– Хорошо, что ты про меня не забыл, Антошка! – хохотнул Жданов.
– Нет, поздравлять никого не нужно, – сказал Никита и похлопал Антоху по плечу. – А вот расслабиться надо. Давай, боец, выдыхай уже, злиться точно не надо.
Макс, не понимая сути этой намеренно устроенной Никитой ситуации, но не сомневаясь в том, что суть имеется, решительно сказал:
– Нам нужен честный разговор! Ты, Никита, знаешь что-то такое, чего не знает никто другой. Но мы ведь тоже люди, мы хотим знать, хотим понимать происходящее! Поставь себя на наше место! Поставь!
– Хах, какая сильная и требовательная речь! – Ермаков показал большой палец. – Ты меня поразил до самой глубины и теперь я просто обязан все рассказать. И я расскажу! Но вот когда – не знаю…
А затем Никита просто повернулся и зашагал в одному ему лишь известном направлении так, будто странного разговора вообще не было. И Максу с Антохой пришлось сделать то же самое, потому что второй одноглазый так же молча пошел за первым одноглазым.
После странного разговора все четверо словно начали играть в молчанку. И эта игра затянулась почти на двое суток.
Сорок восемь долгих часов маленький отряд шел по джунглям, обходя видимые и невидимые препятствия и опасности. И даже для Жданова, считавшего себя опытным обитателем этого мира, двухдневный марш-бросок, который зачем-то решил устроить Никита, выдался ни разу не простым испытанием.
Вода, все из-за неё, её запасов постоянно не хватало. И мест, где её запасы можно было восполнить, как назло не встречалось. Возможно это была пакость Ермакова, ведь именно он прокладывал маршрут. Полковник уже не сомневался в способностях этого парня. Данную местность одноглазый знал не просто хорошо, он знал её отлично, и поэтому проложить путь так, чтобы обойти всю воду, ему вообще не составляло труда.
Но зачем было мучать людей и зачем было так спешить? Нет, на этот вопрос Жданов ответить не мог. И еще он не мог ответить на вопрос, который шел вторым номером после воды. Еда, с нею тоже было печально, они ели всего три раза, и все эти три раза едой были фрукты. А ими, учитывая нагрузку, наедаться вообще не получалось. Мясо, все хотели именно его, потому что только им можно было восполнить силы, которых с каждым новым часом становилось всё меньше и меньше.
Нет, совсем в молчании эти два дня не прошли, разговоры конечно же случались. Но были они в основном деловыми, Ермаков несколько раз рассказывал о причинах, заставлявших его менять маршрут, и многократно успокаивал своих спутников обещаниями, которые так не разу и не сбылись. Мифические еда и вода, по словам Никиты они были всегда рядом, но каждый раз появлялось какое-нибудь обстоятельство, из-за которого проводник изменял направление движения, и обещание скорого привала с неограниченным количеством чистой питьевой воды автоматически аннулировалось.
Макс и Антошка были на пределе, Жданов видел это, по окончанию вторых суток жёсткого марш-броска у парней не осталось сил даже на злость. Им хотелось сказать Ермакову много всего «веселого», и Никита, хорошо знавший об этом по одним только выражениям лиц умело избегал контакта с самой уставшей частью отряда. И даже с полковником, который тоже утомился не на шутку он использовал ту же тактику. Как только Жданов набирался сил и сокращал дистанцию, чтобы затем высказать одноглазому всё то, что он успел надумать, тот будто телепат узнавал об этом и начинал заметно ускоряться. И будто вообще не ведая усталости Ермаков мог переть в ускоренном в полтора раза темпе целый час, а то и два, и такое ускорение неизбежно давало нужные плоды – желающие с ним поговорить пропадали по вполне естественным причинам.
– Мы на месте, Кархейн под нами, устраиваем привал, – Ермаков остановился у крупного камня, полностью поросшего темно-зеленым и плотным будто ковер мхом. Дождавшись, когда спутники дойдут и встанут рядом, Никита руками разорвал мох и взору открылась почти черная и при этом ровная и блестящая, словно недавно отполированная, поверхность камня.
– Кархейн? – Жданову было тяжело, но некоторое количество сил он все таки сохранил. В отличии от Макса и Антона, которым до происходящего вокруг вообще не было дела. Услышав заветную фразу про привал оба завалились на землю и вообще не боясь насекомых сейчас лежали в неподвижности и сильно смахивали на покойников. На тяжело дышащих и вполне живых покойников.
– Да, Кархейн, – ответил Никита и полил на гладкую поверхность камня воды из собственной фляжки. И странные оранжевого цвета символы не заставили себя ждать, они появились везде, где вода коснулась камня.
– Что за фокусы? – спросил полковник и сразу же добавил. – И что за Кархейн? Мы шли в Заркхар, зачем ты изменил маршрут? И почему не посчитал нужным уведомить меня об этом?
– Я ничего не менял, – отозвался Ермаков и стал дальше очищать камень от мха. Недовольство полковника Жданова он намеренно не замечал. Да, Никита мог бы объяснить причину своих действий, но не делал этого, потому что имелись не беспочвенные опасения. Еще не время, ведь пока что эти люди не готовы узнать ВСЁ. И есть еще один нюанс: нет стопроцентной уверенности в этой троице, и нет доверия. И поэтому всё так, через одно место.
Понимая, что Жданов не отстанет, Никита максимально кратко объяснил:
– Мы идем в Заркхар, полковник, и прошли ровно половину пути. Кархейн как и Заркхар является городом древней цивилизации, но того, что мне нужно, в нем нет. И поэтому он будет просто перевалочным пунктом, который мы используем для нашего суточного отдыха. Он нам, судя по вашему состоянию, не помешает.
– Кархейн, говоришь? Не слыхал о таком, а это значит, что Митяй и Федька о нем тоже не знали, – Жданов приблизился к камню и вгляделся в него. Убедившись, что камень искусственный, он начал осматриваться и понял, что точно такие же камни стояли повсюду. Они были разбросаны по лесу в неизвестном порядке. Различные по размеру, в два человеческих роста или едва доходящие до пояса, все камни поросли мхом, который заполонил собой почти всю поверхность данного участка джунглей.
Оранжевые символы к этому времени полностью пропали. Погладив поверхность камня, Жданов спросил:
– Эти символы, это фокусы тех людей, что жили в этом городе?
– А кто тебе сказал, что в этом городе жили люди? – задал встречный вопрос Никита.
Макс, хоть и был уставшим до смерти, ничего мимо ушей не пропускал. За двое суток он скопил много злости к Ермакову и сейчас, услышав всё сказанное Никитой, стал еще агрессивнее. Если бы не усталость, то он бы наверняка побил этого одноглазого издевателя. Нестись сломя голову двое суток, чтобы затем отдыхать сутки. Если это было сделано просто ради демонстрации собственной выносливости, то хочет этого Никита или нет, но придется договориться с Антохой и Ждановым и проучить этого выскочку.
– Ты нас ради прикола в состояние уставшего желе превратил, да? – спросил Макс и с большим трудом сумел заставить себя сесть на один из камней. Мха на нем было навалом и создалось ощущение, что сел не на твердое, а на зеленый пуфик.
– Нет, не ради прикола, – отозвался Никита. – Но объяснять, почему я поступил именно так, не буду. Устраивает тебя такой ответ?
– Его может быть и устраивает, а вот меня нет! – Антон Балмаков устало встал и сжал кулаки. По его виду было не трудно догадаться о его намереньях и поэтому Жданову пришлось грозно рыкнуть:
– Оба осадили и отдыхаем! Я сам с Ермаков пообщаюсь! Ермак, отойдем!
– Ну пошли отойдем, – сказал Никита и хотел повесить фляжку с водой на пояс, но передумал и отдал её всё ещё стоящему с грозным видом Антону. – На, попей, и товарища угости. И ещё вот… – быстро скинув с плеч рюкзак, Ермаков поставил его на землю, открыл один из боковых карманов и извлек оттуда две банки тушенки. Передав обе Максу, он вновь потянулся к рюкзаку, но затем замер и сказал: – Потом достану, сейчас пока не до этого, пошли общаться…
– И в чем прикол? – злобно спросил Антоха, когда Ермаков и Жданов ушли. – Ладно вода, мы водохлебы все, а одноглазому она вообще будто не нужно, но еда! Мы жрали какие-то непонятные фрукты ничем не отличающиеся по вкусу от сырой картошки! А у него в рюкзаке тушенка была! Тушенка, Макс! Ну не сука ли он? Да сука же! Я сейчас его рюкзак вытряхну, может он там ещё что прячет! Крыса же он, настоящая крыса!
– Не трожь рюкзак, он не твой! – рыкнул Макс и бросил Антохе одну банку тушенки. А затем указал на фляжку, он тем же недовольным тоном сказал: – И пей уже, потому что я тоже пить хочу!
Напившись, Антоха отдал товарищу фляжку и приступил к поеданию тушенки. И остановился только тогда, когда понял, что ложка скребёт по чистому от содержимого дну консервной банки. И только теперь он заметил, что Макс всё это время пристально смотрел на него.
– Что-то не так? – спросил он виноватым тоном.
– Да, Антох, кое-что не так, – ответил Макс и поставил свою банку тушенки на землю. А затем кивнул на неё и пояснил: – Ермаков не съел тушенку, он отдал её нам, хотя сам он наверняка голоден не меньше нас. У него была возможность сожрать её по тихому, но он этого не сделал, он не поступил как крыса и поэтому я не позволю называть его этим словом. И свою воду он нам отдал, хотя пить ему тоже наверняка хочется! Понимаешь ты это, дружище?
– Ну понимаю, – тихо ответил Балмаков, догадываясь к чему клонит товарищ.
– А если подумать еще, но перед этим посмотреть на вторую банку, пока еще целую? – спросил Макс, демонстрирую тушенку. – Как думаешь, мы наедимся этим втроем?
– Ах вот оно что! – рявкнул Антоха, мгновенно теряя самообладание. – Ты не Ермакова в крысы записать решил, а меня? Вы суки сговорились! Ну спасибо тебе, Макс, большое спасибо! Другом же называл, а в итоге оказалось…
Отдалившись от белорусов настолько, чтобы не слышать о чем они говорят, Никита уже не боялся, что их разговор будет подслушан, потому что столь хороший слух как у него во всей округе мог быть только у зверей. Раз не слышит он, человек с модифицированным слухом, значит не слышит вообще никто. И это хорошо, потому что предстоящий разговор Макс и Антон слышать вообще не должны.
– Отличное местечко, чтобы поболтать, лучше не придумаешь, – сказал Никита, когда они пришли в известное ему место. Камни тут были особые, они представляли из себя кубы с длинной стороны ровно метр. Было этих кубов тридцать три штуки и располагались они так, что если посмотреть на них сверху, то можно было увидеть две фигуры, большой треугольник и треугольник поменьше помещенный в него же.
– Это те же камни? – спросил Жданов и начал очищать один из квадратов от мха. Убедившись, что да, камень всё тот же, он задал новые вопросы: – А почему здесь они идеальные? И мне не кажется, они как-то подозрительно ровно расположены, да? Святилище? Или что-то подобное? Да, я уверен, это не простое место.
– Не знаю, может это святилище, а может и что-то иное, честно не знаю, – ответил Никита. И он не соврал, про Кархейн он почти ничего не знал. Но зато он знал про корабль, который покоился глубоко под землей. И поэтому рассказал: – Наземная часть Кархейна представлена только камнями, которых тут десятки тысяч. О их предназначении можно строить лишь догадки, а догадки как нам известно…
– Так это же могилы! – воскликнул Жданов, перебив Никиту. – Могилы и надгробья. На них даже надписи есть, и они наверняка на каждом камне! Верно? Ты же был тут прежде, да? Я прав?
– Может и прав, а может и нет, – ответил Никита и пожал плечами. – Те, кто жили в этом городе, давно умерли. И увы они не удосужились оставить после себя ничего, что помогло бы нам найти истину. А догадки, полковник, они всего лишь догадки и нам от их количества ни холодно, ни жарко.
– Но ведь гипотеза с надгробьям имеет право на жизнь! – возмутился Жданов, будто сказанное им было поставлено под сомнения.
– Да, имеет, и она по логике лежит к истине ближе всех. Но человеческая логика и логика тех, кто жил в этом городе, могли отличаться. И при этом кардинально. Понимаете это, полковник? Если не понимаете, то я дам простую подсказку: в этом месте жили разумные медведи и жили они здесь много тысячелетий назад. А может и даже миллионов лет, ведь точными сведениями я к сожалению не владею.
– Ха-ха, одноглазый, рассмешил! – Жданов выдавил из себя немного смеха и резко замолчал. А затем сердито сказал: – Сказки будем рассказывать потом, а сейчас поговорим о твоём поведении. Ты зачем этот цирк с марш-броском устроил? Хотел показать свои способности? Или что? Если это был банальный понт, то я тебя огорчу, как минимум меня таким не удивишь. И парнишек тоже! А вот озлобить да, ты их уже озлобил, они что волчары на тебя смотрели! Ты ведь умный и наблюдательный, ты это все и сам прекрасно понимаешь. Понимаешь же, да?
– Понимаю, я всё понимаю, – ответил Никита и замолчал. Интуиция его подводила редко и сейчас она во всю кричала, что нужно спешить. И он спешил.
Жданов ждал, что будет сказано ещё что-то, но не дождался. Немного поразмыслив, полковник пришел к неким предположениям и поэтому спросил:
– Неужели у этого марш-броска всё же была некая цель? Давай уже, одноглазый, колись. Я нутром чую, что ты много всего недоговариваешь. И еще моя развитая интуиция мне подсказывает, что на самом деле этот странный древний город Кархейн ни разу не перевалочный пункт. Я прав или ты снова уйдешь от ответа?
– Уходить от ответа мне не хочется, – сказал Никита, так и не решив, доверять Жданову или нет. Что если полковник уже завербован? И что если Макс и Антон тоже завербованы? Нет, облажаться вновь ему больше не хотелось. Хватит, эта попытка должна быть последней. Он дойдет и покончит с этим безумцем. Покончит раз и навсегда! И удача поможет ему в этом, ведь она всегда на стороне тех, кто прав…
Орел – Жданов будет в курсе. Решка – молчать до последнего. Ну давай, монетка, не подведи! Щелчок пальца и она вращаясь взмыла вверх…
– Орел, – сказал полковник, легко поймав брошенную ему монету.
«Шаг рискованный, проще избавиться от них и действовать самостоятельно».
Время вокруг Никиты встало на паузу. Так было всегда, когда Основа проявляла себя в его разуме. Мысленные диалоги являлись серьёзные испытанием для психики и организма, но иного способа общения у них пока не было. Именно поэтому они были крайне редкими, но совсем без них было никак.
«Я не готов избавиться от этих людей», – ответил Никита. Вставшая на стоп реальность медленно фрагментировалась, а затем множество фрагментов обрушилось одной лавиной и он оказался в так называемой пустоте мысленного диалога. Вокруг было молочное пространство и помимо него в этом пространстве имелся еще один собеседник. Основа – вот кто это был. И на этот раз она осталась в прежнем образе, перед ним была всё та же юная девушка с бесконечно меняющимся лицом.
«Ты слишком суеверен, нужно меняться. Прошлые попытки не имеют к нынешним никакого отношения. Рассматривай каждую новую попытку именно как новую и соответственно не пытайся провести работу над ошибками. В данном временном промежутке самым оптимальным вариантом будет самостоятельное продвижение. Выполнишь?».
Бездушная машина, разумный компьютер, ему это так просто говорить. А вот Никите было совсем не просто. И соглашаться с Основой он вообще не планировал. По крайней мере в мелочах.
«Не выполню, потому что в данный момент это невозможно. Со мной люди. Я что, должен их просто бросить?»
Основа просила избавиться от спутников, но Никита твердо решил стоять на своем. Просто оставить людей – нет, он этого не сделает. И ни за что не будет делать того, что от него прямо сейчас потребует сидящая в его разуме программа.
«Из троих только один относительно надежен, и это Максим Ефименко. Двое других ненадежны, ты это знаешь, и поэтому сделаешь так, как я потребую. Все трое, потому что иначе никак, должны умереть. Первым ты убьешь того, что сейчас с тобой. А затем убьешь остальных. И только после этого ты продолжишь путь. Кархейн минуешь, мы не станем тратить драгоценное время на твои незначительные увечья. Цель Заркхар, ты должен прибыть туда как можно скорее. Если мы не успеем, если Росс догонит…».
«Росс может объявиться в любую секунду, он всегда непредсказуем, и кажется я чувствую его приближение. Чувствую, что он рядом и поэтому действую. И ты сама понимаешь, что если мы будем зацикливаться на страхе появления Росса и просто бежать, то точно не сделаем ничего полезного. В этот раз, как бы грубо это не прозвучало, я хочу действовать самостоятельно. Эта реальность будет основана только на моих решениях!», – Никита замолчал, ему была интересна реакция собеседницы на услышанное. Но никакой реакции не последовало. Сидящая в его разуме программа Основы, которая во время мысленного диалога всегда пыталась выглядеть как человек, была скупа на эмоции. И в данный момент, видя что от неё чего-то ждут, она кивком попросила продолжить говорить.
И Никита продолжил:
«Я останусь в Кархейне, спущусь вниз и активирую оборудование части Основы. Мне нужен медицинский модуль, я хочу восстановиться и активировать часть способностей. Росс неминуем, мы оба это знаем, и потому я очень хочу встретить его во всеоружии. В этот раз мой дед точно не сможет мне помешать. Я дождусь его, заберу у него командный центр, а затем убью. А уже после дойду до города Заркхар и попаду в пункт управления корабля. И ты, Основа, наконец-то получишь желаемое, ты получишь командный центр. А я буду наслаждаться совершенной местью…».
«Нет, данный вариант нам не подходит. Требую…».
– Иди в задницу… – пробормотал уже в реальности Никита. – Требует она…
– Куда ты меня послал? – грозно спросил Жданов, подумавший что слова прозвучали в его адрес. Он стоял рядом с Ермаковым почти нависая над ним.
– Тебя никуда. Я это сам с собой, – ответил Никита, а затем с примесью безумного веселья добавил: – Или не с собой, а с одной наглой дамой, которая по моей же воле поселилась в моей голове.
– Ты сейчас о чем? – Жданов стал настороженным и принялся оглядываться по сторонам. – Это какое-то кодовое слово или что? Не ухмыляйся так, одноглазый, не надо! Если меня загнать в угол, то я буду кусаться!
В руке полковника как по волшебству появился пистолет. Не нужно было гадать, он был заранее заряжен и снят с предохранителя. Ствол уставился в лицо Никиты, но тот этого будто не заметил. Изучая собственные руки так, будто он их впервые увидел, калека сказал:
– Никаких кодовых слов и никаких углов, полковник Жданов. И не надо тыкать в моё лицо пистолетом, потому что в данный момент я не представляю для вас вообще никакой угрозы. Если бы я хотел вас убить, то вы бы уже умерли. Но ни вас, ни Макса и Антоху я пока что убивать не планирую. Наглая дама, которую я упоминал ранее, она да, она вашей смерти жаждет. Я – нет!
– Но планируешь убить в будущем, верно? Это твои слова, одноглазый, не мои! – Жданов слышал только то, что хотел слышать. Все остальное он будто намеренно не замечал.
– Да, слова мои, но интерпретированы они совсем не так, как планировалось. – Никите надоело сидеть на прицеле и поэтому он отмахнулся от руки полковника, державшей пистолет, как от назойливой мухи.
– Это было смело! – громко сказал Жданов и спрятал оружие за пазухой. Оставшись стоять на том же месте, он присел на корточки и посмотрел своим единственным глазом на такой же единственный глаз Ермакова. И тихо спросил: – О какой даме речь? У тебя что, раздвоение личности? Ты боишься, что она возьмет контроль над телом и начнет убивать? Это уже бывало ранее или это только твои предположения?
– Ха-ха! – наигранно посмеявшись, Никита резко сменил выражение лица на максимально серьезное и сказал: – Нет, полковник Жданов, вы не угадали. У меня нет раздвоения личности. Это было бы на самом деле слишком просто, но мой диагноз намного сложнее и вы вряд ли когда-то о таком слышали. Основа, так зовётся то расстройство моей психики и меняемых нами реальностей.
– Если ты будешь говорить загадками, одноглазый, то этот разговор может продлиться целую вечность. – Уставший стоять полковник переместился к ближайшему покрытому мхом камню и уселся на него. А затем требовательно выдал: – Выкладывай всё по порядку, одноглазый. И желательно с пояснениями, чтобы я по десять раз не переспрашивал. Ты понял?
– Ага, – кивнул Никита даже не расслышав сказанного, потому что успел уйти в пучину собственных воспоминаний. Ермакову, как бы сильно он этого ни хотел, пришлось забрать в самый неприятный отрезок своей фрагментированной памяти. Другая реальность, совсем другая жизнь. Там все было иначе, и всё закончилось в один миг. И именно там всё по сути и началось. Если бы это было возможно, если бы существовал такой способ, то он бы стер любое упоминания об этих событиях. Он бы сделал что угодно, чтобы не помнить. Но не помнить было нельзя! А вот помнить всё было можно. И это, безусловно, можно было считать проклятием. Но точно не даром…
Жданов решил напомнить о том, что он все ещё существует, и громко спросил:
– Так и будешь молчать?
– Нет, скоро я начну рассказывать, но прежде дам немного теории и попрошу не смеяться надо мной и ни в коем случае не называть спятившим. Всё, что будет мною сказано, полковник Жданов, вы должны считать даже не правдой, а истиной, которая не подлежит никаким опровержениям. От вас мне нужна только слепая вера и ничего больше. Мы договоримся насчет всего этого?
– А ты не многовато ли просишь, одноглазый? Ходишь уже целый час вокруг да около, но так и не сказал ничего стоящего. И какой-то непонятной слепой веры просишь. – Жданов ткнул себя в грудь большим пальцем. – Ты поставь меня на свое место, а себя на моё, и тогда сразу поймешь как же глупо все выглядит. Ну что ты глаза округлил? Понял, да?