Наталья Николаевна Землянская
Наследники Белого слона
– Я ничего не утверждаю, – адвокат дипломатично развел руками.
– Чёрт! – Джем в волнении стукнул кулаком по столу. – Я примчался сюда, как идиот! Всё бросил! Какому грёбаному шутнику… – но заметил неодобрительный взгляд адвоката, пересилил себя и умолк. – Получается, дядюшка вполне может оказаться живым?.. – спросил он спустя минуту.
– Вас больше устраивает первоначальный вариант? – позволил себе хихикнуть Гутман.
– Неважно! – грубо отрезал он. – Но мне всё это не нравится. И вообще: куда он в таком случае делся?
– Обратитесь в полицию: розыск пропавших это их дело. Может, он живет себе где-нибудь спокойненько, подальше от надоедливых племянников… Ну, а у нас не сыскное агентство, так что не обессудьте. Могу, правда, порекомендовать парочку толковых парней…
– Не надо, – Джем поднялся с места. – И последний вопрос: он ни о чём таком не упоминал, когда оформлял договор дарения?
– Какой договор? – встрепенулся адвокат.
– Договор дарения на свой дом…
На лице адвоката появилось охотничье выражение, но, поколдовав над клавишами компьютера, он с вежливым разочарованием ответил:
– Ваш дядя не воспользовался нашими услугами.
– А вам это не кажется странным после того, как он пользовался ими столько лет?
Сплавив назойливого клиента, Гутман задумался: "И почему, в самом деле, он не обратился ко мне? Интересно, кто помог ему оформить сделку… Надо будет разузнать и…" – тут он мстительно сощурился, – "…если что – заставить поделиться. Будут знать, как уводить чужих клиентов!" Но его размышления перебил телефонный звонок.
– Слуша…
Ему не дали договорить:
– Не забивай себе голову, Гутман, – тихий мурлыкающий голос в трубке, – иначе всплывёт всё твоё дерьмо…
***
Я проснулась поздно. Судя по уличному шуму, был уже разгар дня. Состояние моё было прескверным: сон не прогнал накопившуюся застарелую усталость, зарёванные с вечера глаза опухли и болели. Надо бы сделать холодные примочки… «Боже, отчего вокруг такой беспорядок? А.. Меня же вчера хотели ограбить… Время назначенной встречи давно прошло… Да пошли все к чёрту!»
Дрипсы, храпевшие в перевернутой вверх дном шляпе, закопошились, потягиваясь и позёвывая.
– Эй, малявка! – хрюкнул Дрипс. – Где завтрак? Можешь подать прямо в постель…
Выбравшись из теплых объятий супруги, он неодобрительно огляделся и заметил:
– Ты – хорошая хозяйка: всё прямо-таки блестит и переливается! И сама выглядишь прекрасно!
– Только твоих колючек мне не хватало! – устало огрызнулась я, сдирая с себя многострадальный плащ.
Одна из его пуговиц оторвалась и, упав, покатилась по полу.
Я, нагнувшись, бросилась за ней, – запасных таких у меня больше не было, и в этот миг послышался лёгкий хлопок и в оконном стекле появилась пробоина.
Инстинкт заставил меня остаться на полу, хотя я и не успела осознать, что случилось. В стене против окна появилось отверстие. Дрипс проворно подскочил и коготком выковырял оттуда сплющенный кусочек металла. Облизнувшись, он отправил его в рот.
– А мне? – захныкала Дрипзетта.
– Ладно, – великодушно согласился Дрипс, – следующая пуля – твоя.
Меня затопила ледяная волна страха. В меня – стреляли! Господи, какой кошмар!.. Я боялась двинуться с места, вообще пошевелиться, чувствуя себя мухой под увеличительным стеклом: мне казалось, что я вся, как на ладони… Охренеть! Да что же это?!.. И телефон разбит – вот дура неловкая! Надо попробовать от соседей или позвонить из кафе… Ползком я добралась до прихожей и выскочила наружу. За соседской дверью царила тишина, и я бегом ссыпалась по лестнице вниз. На такую безрассудность мои ножки отозвались дикой болью. Переваливаясь уткой, я влетела в кафе. На улице шел дождь, и посетителей было мало. Никто, кажется, не обратил особого внимания на мой встрёпанный вид. Официант разрешил мне воспользоваться телефоном.
Человек, называвшийся дежурным, меня выслушал с вниманием, а затем очень обыденно – мало что ли в городе стреляют и убивают? – велел ждать.
– К вам подъедут. Заприте двери и ни в коем случае не подходите к окнам.
Казённый тон говорившего немного успокоил, и я решила вернуться домой. Может, стоило бы подождать здесь, но огромные – слишком огромные – окна кафе пугали: они выходили на ту же сторону, что и мои. Скорее всего, стреляли из дома напротив – вдруг меня заметят и тут?..
Я прошмыгнула в подъезд и стала потихоньку подниматься. Чем обернётся для моих ног недавний скоростной спуск?.. Да еще второпях забыла ключи! Ну, если ещё и дверь захлопнулась!.. Поэтому, несмотря на пережитый ужас, я так обрадовалась, когда увидела узенькую щель между входной дверью и косяком, что и не передать!..
И тут меня снова сковало льдом: внутри – в моей квартире – кто-то был…
Я слышала осторожные шаги и мысленно возблагодарила судьбу за то, что на радостях не влетела с размаху в новую ловушку. У меня даже хватило духу заглянуть в щёлку, но отсюда было видно только прихожую и часть гостиной – ковёр на полу и половину того самого окна… Вдруг на фоне серого оконного прямоугольника возник размытый человеческий силуэт. Я резко отпрянула назад… Сердце заколотилось как бешеное, дыхание перехватило, и на ледяных одеревеневших ногах я развернулась и беззвучно скользнула вниз по лестнице.
Удивительно, но ко мне на какое-то время вернулась способность рассуждать: как мог чужой оказаться в моей квартире?.. Ведь я никого не встретила, спускаясь звонить, лифта в доме не было, а вход в подъезд хорошо виден из кафе: он всё время был у меня перед глазами, пока я разговаривала с полицейским, – туда точно никто не входил!
Я остановилась прямо посреди улицы, задумавшись. Может, померещилось? (Ну-ну, не хочешь ли вернуться и проверить?..)
И в этот миг мне точно ветерком обожгло висок!
Я бестолково шарахнулась в сторону, но кто-то внутри меня ещё не утерял остатков разума, и ноги сами понесли прочь – нужно только дотянуть до угла: там я буду вне досягаемости… Только до угла… Я уже слышала отдаленный вой полицейских сирен, потом все звуки куда-то пропали. Передо мной словно прокручивали замедленные кадры плохо снятого фильма: мутные фигуры прохожих, грязь из-под колёс проплывающих мимо машин, моё отражение в витринах… Только до угла!.. Рядом находился оживленный перекресток, было много людей. Убийца медлил: видимо, ему мешали прохожие или он боялся себя обнаружить… Я свернула наконец за угол, какой-то мужчина резко отпрянул в сторону – перепугался, бедненький!
Прислонившись к стене, я пыталась прийти в себя. Полицейские сирены выли уже совсем рядом, и тут случайная машина, взвизгнув тормозами, резко остановилась перед светофором. Этот звук хлыстом ударил по нервам, и я окончательно потеряла контроль над собой.
Обезумев от страха, я кинулась прочь.
…Было холодно, страшно… Помню нескончаемую ленту мокрых улиц… Откуда-то появился зонт – длинный, чёрный, с загнутой крючком ручкой: я использовала его как трость, не догадываясь раскрыть. Где и как я умудрилась стянуть его?.. Потом я нырнула в подземку. Шипя, подошел поезд, но я не села в него, а вместе с толпой ввалилась в вагон, уходящий в противоположном направлении. Денег, как и документов, у меня не было, но кондуктор, подумав, обошел меня стороной.
На какой-то остановке я выскочила. Почему?.. Раз десять прочитав название станции, я попыталась сосредоточиться: что-то в этом было… Дайте же мне подумать… Ну, конечно! Здесь неподалеку живет Соня! Мы не были подругами, но в рабочее время относилась к друг другу неплохо, иногда в перерывах обедали вместе. Тут я ещё очень вовремя вспомнила, что она задолжала мне денег, так что совесть моя чиста – предлог для визита имелся. Моё появление не будет для неё таким же приятным сюрпризом, как, например, рождественский подарок, но ведь и до Рождества еще далеко…
Увидев меня, Соня удивилась куда меньше, чем я опасалась. Заявись к ней кто-нибудь другой в таком виде, она бы остолбенела, а так – это ведь всего лишь я, простая сумасшедшая.
– Зря ты так широко распахиваешь двери. И вообще, сначала нужно сто раз прокричать "кто там?" А потом уж открывать… – пробурчала я, вваливаясь в чистенькую, невероятно аккуратную прихожую.
Это я вместо "здрасьте" Хотя в неё же не стреляли… И в отличие от меня, у неё нет привычки влипать в дурные истории, – только в любовные. Как-то её даже застукала чужая жена, представляете? Я бы умерла со стыда, а она – ничего, только царапины на мордашке долго гримировала и вздыхала: "Ах, какой был мужчина! Просто сексопотам!.."
– Тебя сбила машина? – своим детским голоском спросила Соня, безбожно растягивая гласные.
– Нет, это был сексуальный маньяк… – я надеялась, что такое объяснение больше придётся ей по вкусу. Но она смотрела с сомнением. – Ну, знаешь, есть такие, что западают на калек, уродов и вообще…
– Кончай трепаться! – сердито сказала она и, поколебавшись, предложила воспользоваться ванной.
Горячий душ привел меня в чувство. Согревшись и смыв грязь, я снова почувствовала себя человеком, а не полуфабрикатом для безымянной могилы.
После душа Соня расщедрилась на ужин. За едой она болтала без умолку, обсуждая таинственное исчезновение нашего босса.
– Ой, да ты же ничего не знаешь!..
Разумеется, я ничего не знаю, а жаль: вероятней всего, в списке подозреваемых по этому делу я на первом месте… Причём, не только у полиции.
– Его не было в офисе дня два – ещё до того, как убили твоего красавчика. Амалия показала, что он звонил ей лично, дескать, приболел… Вдруг заявляется один тип в штатском, но удостоверение и всё такое, – пропал, говорит… Ордер предъявил, рылся у него в кабинете, а потом, – тут она сделала свои огромные глазищи ещё больше, – выясняется, что в полиции о нём и не слыхивали! Ну, об этом человеке что приходил к нам. Амалия-то разозлилась ужасно после обыска – такой он ей бардак учинил! – позвонила в комиссариат, а они ей: "Мы никого к вам не посылали!" И самое интересное, что Б.Б действительно исчез! Они это выяснили, когда…э-э…
В этом месте она замялась.
– Когда хотели проверить мое алиби, – спокойно закончила я. – И что?
– А ты его… Не?.. – с надеждой спросила Соня. Аж заморгала и ротик приоткрыла от нетерпения. Держу пари: скажи я "да" – она завизжала бы от восторга: к Б.Б. у неё давняя неприязнь, поскольку он – ну, никак! – не поддавался её чарам.
Но я твердо и скромно ответила:
– Нет.
Зачем присваивать себе чужую славу? Тем более никто не знает, что с ним: сбежал себе куда-нибудь в жаркие края… Тут ей позвонили, она вышла в другую комнату, а когда вернулась, её мысли перескочили на другую тему:
– Слушай, тебе непременно надо обзавестись пушкой!
– Зачем?
– А если он снова нападет на тебя?!
– Кто? – тупо спросила я, поскольку не успела переключиться.
– Да маньяк же!..
Она недовольно посмотрела на меня, подозревая подвох. Но тут ей снова пришлось отвлечься на телефонный звонок. Разговаривать она ушла в спальню. Вернувшись, она выглядела несколько смущенной.
– Понимаешь…
– Свидание? – догадалась я.
– Да! – обрадовано подтвердила Соня, – Но мой друг должен прийти сюда и…
– Я буду сидеть тихо, как мышка! – клятвенно пообещала я. – И даже подглядывать не стану.
Она вспыхнула – вот уж не подозревала за ней подобной стыдливости! – но оказалось, дело в другом:
– Он женат, – таинственно сообщила Соня, – и боится огласки. – И решительно закончила: – И даже не спрашивай меня, кто он.
Я и не спрашивала. Меня больше интересовало, что она собирается делать со мной: я уже намекнула ей, что домой мне пока не хотелось бы возвращаться. Выяснилось, что меня можно отправить к подруге. Как не хотелось покидать теплую уютную квартирку и снова скитаться под дождем! Но зато подвернулся удобный случай заявить о своей неплатежеспособности.
– Да?.. – озадачилась Соня, и удалившись в спальню, вернулась с купюрой в руке. – Вот. Я дам тебе адрес и записку… Кстати, – обрадовалась она, – подруга может достать тебе пушку и недорого!
***
Такси плутало по дождливым улицам, пока не заехало в обшарпанный и неприглядный район: водитель и ехать-то согласился, только выторговав совершенно несусветную плату.
По заплёванной тёмной лестнице, нестерпимо вонявшей помойкой, мочой и кошками, ежеминутно спотыкаясь, я вскарабкалась на самый верх – разумеется, если уж мне сегодня не везло, то и пресловутая подруга должна была обитать на самом последнем этаже!
Вместо звонка торчали оголенные электрические провода. Поколебавшись, я постучала. Никто и не подумал открывать. Я успела проклясть всё на свете: эту чертову подругу, Соню, тех, кто за мной охотился, себя, – разорилась бы лучше на гостиницу, и чего я сразу об этом не подумала? Когда я принялась перемывать косточки Сониному ухажеру – ведь это по его милости я торчу на этой гадкой лестнице! – в лицо ударил яркий свет. Я инстинктивно заслонилась рукой, но ничего страшного не произошло – просто мне наконец-то открыли. В дверях стояла невообразимо лохматая девица и по выражению её лица нельзя было предположить, что меня ожидает тёплый приём.
– Чего тебе? – рявкнула она хриплым басом.
– Луиза? – неуверенно предположила я.
– Ну?! – неохотно согласилась она, и тогда я протянула ей записку от Сони, запоздало сообразив, что не удосужилась поинтересоваться её содержанием.
Лохматая изучила записку вдоль и поперёк и фыркнула, пожав плечами:
– Кто только мне за всё это заплатит?
– У меня есть немного денег, – робко сказала я, протискиваясь в длинный узкий коридор.
Спотыкаясь о какие-то предметы, разбросанные на полу, я доковыляла до конца коридора, не переставая удивляться: откуда у чистюли и зазнайки Сони, которая не станет водиться абы с кем, могут быть такие знакомства?.. Лохматая распахнула передо мной дверь и мы оказались в неприглядной комнатушке. В одном углу стояла детская кроватка, в которой разрывался от негодующего плача ребёнок, рядом орал телевизор, напротив помещалась продавленная софа. Полы прикрывал донельзя вытертый ковёр, усыпанный сигаретным пеплом, и повсюду были разбросаны всякие вещи: одежда, старые журналы, пустые пивные банки…
Она подтолкнула меня к софе и предложила:
– Располагайся! – а cама взяла младенца и сунула ему бутылочку. – Что с ногами? – бесцеремонно поинтересовалась она.
– Попала в аварию.
Я смертельно устала и мне совсем не хотелось такой роскоши, как общение. Неодолимо тянуло спать: я готова была отрубиться даже на этой дурно пахнущей, замызганной софе.
– Присмотри-ка за ним, – приказала Лохматая, засовывая ребенка обратно в кроватку. – Отлучусь ненадолго. Никому не открывай! – и исчезла.
Оставшись в одиночестве, я почувствовала себя крайне неуютно. В комнате было жарко, но меня пробирал озноб. Отчего-то было так нехорошо и тревожно! Чтобы отвлечься, я разглядывала комнатушку, но от этого стало только хуже.
Младенец в кровати снова разорался, я подошла к нему и попыталась успокоить, но он рассердился еще больше: стоял, держась за перекладину, и орал, покачиваясь. Чужая, усталая и растерянная тётка ему явно не нравилась. Взяла его на руки, он примолк, настороженно меня разглядывая. Сквозь штанишки чувствовалось, что его подгузник раздулся от жидкости.
– Сколько же ты его таскаешь, маленький, – вслух подумала я, стаскивая с него это безобразие, и в руке прикидывая на вес: пожалуй, если скинуть эту штуку в окно кому-нибудь на голову – например, тому, кто в меня стрелял, – точно прибила бы!
Поискав, и не найдя нового взамен, впрочем, мне и неудобно было рыться в чужих вещах, я надела на него штанишки и поставила в кровать, так как малый был тяжеловат. Он не замедлил высказать всё, что обо мне думал – стоял и орал, красный, потный… Орал и дул в штаны. Рядом на стуле была гора ползунков – и эта гора стремительно таяла. Я снова схватила его на руки и в этот момент вдруг увидела Соню.
Её показывали по телеку. Из-за крикуна я пропустила то, что говорили перед этим, а потом звук и вовсе пропал почему-то. Энергично встряхнув пару раз вредного младенца, чтобы он заткнулся, я стала искать пульт, а на экране между тем снова показали Соню, но не весёлую, призывно улыбающуюся, а печальную, с застывшими глазами и некрасивой дыркой над левой бровью.
Я была слишком зла на пропавший звук и не утихающего крикуна, поэтому не сумела толком осмыслить увиденное, а тем временем изображение убитой – убитой?! – Сони пропало, и на экране появилось фото другого человека. Оно было очень мне знакомо… Не отрывая взгляда от этого лица, я выпрямилась и, зажав младенца под мышкой, шарахнула по телевизору кулаком – от всей души, вложив в этот удар все, что накопилось во мне за эти двое суток. Многим вещам, как и людям, – я уже не раз убеждалась в том, – крутые меры помогают прийти в себя, и телевизор, внезапно обретя дар речи, гаркнул во всю мочь. Но до меня не дошёл смысл услышанного, потому что я вдруг узнала человека, чьё фото показывали. Это была я.
Кадры замелькали дальше, – было время ночных новостей, а я заковыляла по комнате, пытаясь укачать младенца, и размышляла об увиденном. В голове был сплошной сумбур. Мысли неслись вскачь, цепляясь и откусывая друг дружке хвосты.
Что случилось с Соней? Может, это был кто-то похожий?.. Какая ужасная рана… Как бы я выглядела, если бы меня подстрелили сегодня днём?.. Почему показали моё фото?.. Считают меня пропавшей или убитой?.. Да заткнись ты, ради Бога!..
Послышались шаги и вошла Луиза. Наконец-то!..
Она взяла у меня младенца и бесцеремонно сунула его в кровать, не обращая внимания на его вопли.
– Держи! – и в моей руке очутилось что-то холодное.
Это был пистолет. Неприятно тяжёлый, с тупым и холодным взглядом чёрного зрачка.
Я ощутила странное чувство: смесь страха, любопытства и гадливости. У меня в руке была нелепая по своей сути одноглазая штука, которая может убивать – и от того весь мир вокруг терял свою ценность, приравниваясь по значимости к маленькому кусочку свинца. И еще вдруг подумалось: "Вот и кончились сны…" – и от этой мысли я вздрогнула, и поспешно положила пистолет на стол.
– Пушка старая, – не поняла жеста Лохматая, – но вовсе не такое барахло, как кажется. Там пять патронов. Неплохо за такую цену…
– Мне не нужно.
Она длинно и грязно выругалась.
– Не нравится – не бери, другого нету. Знала бы, – она снова добавила непечатное, – не моталась бы из-за тебя… Хотя, – тут она неожиданно смягчилась, – я бы это говно не взяла.
Она занялась ребенком. Я прилегла на софу, стараясь не думать о том, насколько это гигиенично. Мне снова стало холодно. Чёрт, кажется, я простыла… Крикун угомонился и засопел. Лохматая разболтала в двух пластиковых стаканах кофе, один предложила мне, но из брезгливости я отказалась. Она уселась за стол, прихлёбывая кофе, и принялась бесцеремонно меня разглядывать.
– А ты – ничё… – заметила она. – Парень есть? – она считала себя вправе интересоваться моей личной жизнью. – А то можем развлечься… – и подмигнула.
– Спасибо, – пробормотала я.
Она хмыкнула и переключила канал. Там как раз шли новости. Говорили о разгоне очередной студенческой демонстрации: на экране молодые накаченные "хаки" лупили дубинками своих более интеллектуально развитых сверстников, лилась кровь, горели перевёрнутые авто и разбитые витрины дорогих магазинов… Потом я услышала знакомое название, на экране возник другой репортер – не тот, что рассказывал о студентах.
Этот говорил о "Фарма -Х". Я приподняла голову: показали фото Б.Б, потом – Сержа, затем Соню, – с этого момента я уже видела, очевидно, они повторяли тот же репортаж. И снова в конце показали меня. Но теперь-то я разобрала каждое словечко: все сводилось к тому, что, убив Сержа, – "вероятно, на почве ревности…" – как сказал комментатор, – я же, по всей видимости, разделалась и с Б.Б, как с "нежелательным свидетелем" Мотивы убийства моей коллеги – Сони – пока выясняются, но то, что здесь без меня не обошлось – несомненно: меня видели выходящей из её квартиры, а на месте преступления обнаружили массу моих отпечатков. Упоминалось и ещё кое-что: в "Фарма- Х", оказывается, не всё было чисто – вскользь сказали что-то о наркотиках, но и тут приплели моё честное имя.
Не веря своим ушам, я вскочила и переключила на другой канал – там тоже в это время передавали последние известия. Ассортимент событий был на редкость однообразен: где-то воевали, где-то бомбили, где-то бастовали, где-то шиковали… А вот и про меня… Господи, всё это было так чудовищно и нелепо! Кто и зачем пытается нагромоздить вокруг меня такие горы лжи? Не забыли и о "психических отклонениях"
Из ступора меня вывело лёгкое движение позади. Я резко обернулась: Луиза, мастерившая перед этим у зеркала новую прическу, – прежняя, видать, была недостаточно впечатляющей, – бросила своё занятие и лицо её не предвещало ничего хорошего.
– Зачем же ты убила её? – ласково спросила она.
Так, наверное, в дурдоме опытная медсестра увещевает опасного больного: зачем оторвал дяде-доктору голову – ай-я-яй! Она укоризненно поморщилась и сделала шажок вперед. Я проследила направление её взгляда и поняла, чего она хочет. Мы кинулись одновременно, но я была ближе и первая схватила его. Пистолет…
Она замерла.
– Успокойся, – её голос был по-прежнему ровным и мягким. (А то тётя сделает тебе бо-бо!) – Я не выдам тебя. Положи пушку…
– Послушай, – сказала я, – это – недоразумение! Я никого не убивала…
До сегодняшней ночи. Потому что, пока я говорила, она прыгнула на меня и повалила, и когда мы вырывали друг у друга пистолет, он вдруг выстрелил, и она затихла. Онемев от ужаса, я оттолкнула от себя мёртвое тело…
Сколько я смотрела на неё, ожидая, что она вот-вот очнётся, – не знаю. Из забытья меня вывел детский плач.
– Сейчас, маленький!
Я поднялась с пола. Надо покормить его. Тогда он замолчит. Замолчит… Замолчит! Потому что я больше не в силах слышать это!
– Заткнись! – заорала я.
Он вздрогнул и заревел еще громче, переходя на визг. Тогда я постаралась взять себя в руки.
– Тише, мой хороший! – ласково уговаривала я, доставая из холодильника банку со смесью; вскипятила воду, развела порошок, остудила… Всё машинально, всё по наитию, точно кто-то управлял мною.
–Тише-тише… ти-ше-е-тишшее! – напевая, сунула ему бутылочку.
Пока малыш ел, я разглядывала крохотные пальчики, жадно хватавшие бутылку. У моего сынишки были точь-в-точь такие же… Господи, да о чём я говорю?!. Чужой ребёнок ел и настороженно косил на меня тёмным зарёванным глазом. Мёртвая Луиза лежала совсем рядом. На её лице застыло выражение угрюмого удивления, точно она никак не могла понять, что произошло и как вообще это могло случиться?.. Я же понимала ещё меньше, но для неё хотя бы на все вопросы уже был получен ответ. К сожалению, не самый удачный.
Наверное, глупо было оставаться здесь, ведь я даже не знала: может ли сюда кто-нибудь прийти, жила ли она одна?.. Но я была настолько измотана, что, когда ребенок, наевшись, задремал у меня на руках – легла на софу, положив его рядом с собой, и… уснула. В конце концов живые люди представляли для меня теперь куда большую опасность, чем мёртвая женщина. И ещё: подозреваю, что в тот момент, подсознательно, я даже хотела, чтобы меня застукали.
***
В приёмной комиссариата Джем долго заполнял какие-то бесчисленные бланки, потом дожидался, пока худой оператор в форме сержанта загонит данные в компьютер. "Язвенник…" – подумал он, глядя, как сержант с озабоченно-страдальческим видом бегает пальцами по клавиатуре.
– Та-ак, – пробормотал наконец полицейский, – вот и его код, а вот и номер карточки социального страхования… Вы хотите проверить сведения об умерших за последний месяц?
– Нет, за полугодие…
Сержант взглянул недовольно и буркнул:
– Тогда придется подождать.
Джем вышел в коридор, – мучительно хотелось курить, но тут было нельзя.
– На него ничего нет, – сообщил оператор спустя минут двадцать.
– А если, – эта мысль гвоздём засела у него в голове ещё со вчерашнего дня, – среди неопознанных трупов?..
– Ладно, – сдался полицейский, – я введу его генокод и свяжусь с Общим банком регистрации умерших.
Спустя четверть часа результат оказался отрицательным.
– Они не могли ошибиться?..
– Никогда! – оскорбился сержант. – Все случаи смерти строго фиксируются: даже если находят совершенно разложившийся труп или какие-то останки – фрагменты костей, например, то всё равно определить генокод, а по нему – идентифицировать личность умершего не составляет никакого труда. Значит, ваш родственник либо жив, либо его… гм.. труп ещё никому не попался на глаза. Извините.
– Но он мог выехать заграницу?..
– Это можно проверить, – заявил сержант, похоже, он начинал входить в азарт, – а заодно установить его последнее местонахождение: где он останавливался или пользовался кредитными карточками, брал машину напрокат или обращался в поликлинику… Но вы будете должны Сети кругленькую сумму – для частных лиц информация по отслеживанию передвижения граждан является платной.
– Валяйте! – перебил словоохотливого полицейского Александер: платить он всё равно никому ничего не собирался. Заплатит дядюшка, если он жив, а если – нет… Что же, он сумеет распорядиться его деньгами.
– Это займёт время. Напишите официальное заявление, если вашу просьбу удовлетворят, – оплатите пошлину, и мы с вами свяжемся через несколько дней после того.
Но и спустя время Джем фактически ничего нового не узнал.
– Пять месяцев назад ваш родственник приобрел билет авиакомпании " Аэростар" на рейс N 167 , но на регистрацию не явился. Больше на него никакой информации. Абсолютно, – сообщил ему при встрече уже другой чиновник.
– Но человеку ведь надо что-то есть, пить, одевать… У него притом был ряд хронических заболеваний – ему было необходимо периодически проходить курс реабилитации, насколько я знаю. Он мог, конечно, все время пользоваться наличкой, но в больницах ведь обязаны фиксировать всех своих пациентов?
– Говорю вам – на него ни-че-го нет! – отрезал служащий. – Словно этого человека и не существует вовсе.
– А можно ли изменить генокод?..
– Только на бумаге, – снисходительно улыбнулся тот, – но при первой же серьёзной проверке это выплывет наружу. Во всяком случае легально покинуть страну под чужим именем вам не удастся.
– А нелегально?..
– У него были причины скрываться?
Александер смутился:
– Не знаю… Не думаю, – помолчав, он спохватился: – А деньги? Он снимал деньги со счета?
– Вы меня за дурака держите? Я проверил абсолютно всё!
Таким образом, дело принимало запутанный оборот. Собственно, вариантов было всего ничего: или вздорный старик ловко спрятал концы в воду или… Или его действительно пристукнули. Уж лучше бы дядюшка оказался жив: занять при случае быстрее, чем ждать три года наследства. Хотя заманчиво стать обладателем состояния…
***
На следующий день Александер получил уведомление, что по его заявлению об исчезновении родственника тем не менее начато производство. Один из знакомых, узнав об этом, скептически заметил, что ему придётся долго ждать у моря погоды: если не обнаружится ничего интересного, дело закроют и объявят дядюшку пропавшим без вести, но на это потребуется год, а то и больше. Поразмыслив и прибавив к этому сроку уже упомянутые три года, Джем Александер добился приема у "высокого начальства".
– У нас десятки подобных дел в производстве! – заявил ему хлыщ в лейтенантских погонах. – Почему я должен сунуть ваше вперёд остальных? За те двадцать лет, что ваш дядя провел на свободе, он ни разу не был замечен ни в чем предосудительном… Вы чем-то удивлены?
– Мягко сказано! – воскликнул молодой человек. – За что он был осуждён? Я вообще не знал об этом!
– Тут вам не справочное бюро! – сварливо заметил чин. – Подайте запрос, возможно, вам ответят. Я не имею права давать вам подобные сведения без соответствующего решения определённых инстанций. Закон гарантирует охрану прав личности, и никто не может просто ради удовольствия копаться в вашем прошлом, если вы этого не хотите. Хотя вряд ли вашу просьбу удовлетворят без весомой причины – этот человек полностью реабилитирован, и судимость с него снята.
Но Александер повнимательнее пригляделся к плутоватым глазкам лейтенанта, и едва заметно, но выразительно потер большим пальцем о два соседних. Лейтенант не менее выразительно быстренько указал глазами куда-то в потолок и в угол. Джем понял – разговор может иметь продолжение, но не здесь.
***
Несколько раз Александер приходил в бар на углу, что против районного комиссариата. Они ни о чем не договаривались, но тем не менее Лейтенант, как окрестил его про себя Джем, появился там как-то. Пока он заказывал себе кофе, Александер, словно невзначай, встал рядом и вытащил пачку сигарет. Захлопал себя по карманам, но полицейский уже протягивал ему коробок со спичками.
– Спасибо, дружище, – отозвался он, рассеянно вертя в руках коробок. – Спички! – как это старо…
– И потому – модно! – заметил плут.
Вытаскивая спичку, он заметил между тонкими деревянными палочками такого же цвета, скрученный в трубочку, листок бумаги. Закурив, он, словно в забывчивости, повертел коробок в руках, а потом, спустя время, сунул его себе в карман.
– Кстати, – вполголоса проговорил Лейтенант, ловким движением пряча заработанную купюру. – Я разузнал еще кое-что… – и он лениво облокотился на стойку, разглядывая входящих молодых девушек.
– Что же?
– Я бы, парень, на твоем месте не суетился: у твоего дядюшки, оказывается, есть дочурка. Прямая наследница…
Вернувшись домой, Джем заперся в ванной, включил воду и достал спичечный коробок. На листке бумаги ничего не было.
– Вот гаденыш! – он не любил оказываться в дураках, но на сей раз у него было хоть какое-то утешение: он расплатился с жуликом фальшивой банкнотой.
Завернувшись в полотенце, он вышел из ванной. В комнате – прямо против него – в кресле, спиной к окну, сидел незнакомый человек. Сидел и молча наблюдал за его реакцией на свое появление. Насладившись произведенным эффектом, незнакомец негромко сказал, указывая на другое кресло:
– Садись. Пообщаемся.
***
…Что-то проворно двигалось по моему лицу. Я резко взмахнула рукой, одновременно открывая глаза и вскакивая. Здоровенный тараканище барахтался на спине прямо у кровати.
– Ах ты, гадость…
Моя босая нога коснулась чего-то холодного и, вскрикнув от внезапно нахлынувшего ужаса, я отскочила в сторону. На улице еще стояла ночь. Под потолком горела голая пыльная лампочка, в углу шипел телевизор. И мёртвое тело, распростёртое на полу… Как все нелепо, ненужно, театрально – точно против моей воли разыгрывался некий фарс – непонятный и страшный. Но зачем же здесь я?!
Мне почудилось, что труп лежит не так, как раньше, и от этого сделалось так жутко… Может, она только ранена?..
