Наталья Николаевна Землянская
Наследники Белого слона
Стараясь не спугнуть видение, я мысленно подошла к краю крыши – и увидела… море. Бескрайнюю, уходящую за горизонт, сине-зелёную ширь.
…Я стояла на мраморных плитах Набережной – у самой воды. Меня обволакивало теплом летнего солнца, дул легкий бриз, напоенный запахом моря, и волны швыряли пригоршни солёных брызг.
– Ты тоже тут? – удивленно спросил рядом знакомый голос.
На ступеньках, закатав штанины и сунув тощие ноги в воду, сидел… Очкарик. Он, видимо, только что искупался – его мокрые волосы были взъерошены. Он смотрел на меня, близоруко щурясь, и, по-моему, был рад. Я тоже.
Присев рядом с ним, я ласково пригладила ему волосы.
– Ну, как тебе здесь?
Он засмущался:
– Здесь хорошо… Только я ещё не привык.
Он оглянулся: на Набережной сегодня было много людей – веселых, нарядных. Все столики кафе были заняты. Наверху в ротонде играл духовой оркестр. Из-за мыса показалась флотилия разноцветных парусов – начиналась регата. Я почувствовала, как во мне закипает пузырьками тихая беспричинная радость, и стало так хорошо!
– Это всё как-то не похоже… – продолжил он.
– Не похоже – на что? – рассматривая праздничную публику, спросила я.
– Ну-у… на загробный мир…
– Вот дурень! Считаешь, ты – умер? – насмешливо спросила я.
Он озадаченно взглянул на меня.
– А ты – нет?..
– Нет. Мёртвые сюда не приходят.
Конечно, ведь это был – мой сон, и я сама устанавливала правила.
Очкарик задумчиво уставился на море.
– Значит, ты перекинула меня сюда… А сама? Почему ты осталась там?
Я пожала плечами:
– Не знаю.
Ударила пушка, снаряд прочертил в воздухе дымный след, и яхты устремились вперёд.
– Я тут познакомился с одним юношей, – сказал вдруг Очкарик, – говорит, что он – твой сын. Он и впрямь очень на тебя похож… Вчера его посвятили в рыцари. Красивый обычай… Во-он его парус!..
Волны резала грудью белоснежная красавица с оранжевыми парусами, на которых было изображено ярко-красное солнце с извивающимися лучами.
Кто-то тронул меня за плечо. Я подняла голову: Вишнёвый Лакей!..
– Уже?!
Но он покачал головой:
– Вас просят срочно прибыть во Дворец.
Я оторвалась от нагретого солнцем мрамора и последовала за ним. Он шел впереди, прокладывая дорогу сквозь толпу.
Очкарик увязался за нами. Я очутилась в водовороте весёлых возгласов, смеха, улыбок, аромата хороших духов и сладостей. С трудом пробившись наверх, мы сели в поданный экипаж. Зацокали подковы. Мы поехали по старинным узким улочкам – мимо играющих детей, уличных музыкантов, фонтанов, людей, сидящих за столами прямо на открытом воздухе… Очкарик высунулся в окно и жадно глазел по сторонам. На его лице был написан детский восторг. Когда мы приехали, его волосы были усыпаны конфетти, а за ухом болтался обрывок серпантина.
Королевский дворец встретил нас прохладной роскошью сверкающих залов, казавшихся тёмными после яркого солнца улиц. Королева стремительно – по-другому она и не умела – вышла нам навстречу.
– Мы поймали его! – без всяких предисловий взволнованно сообщила она. – Едем!..
Через несколько минут мы были у Собора. За всю дорогу она не произнесла ни слова, сосредоточенно думая о чём-то своём. Ее волнение передалось и мне. Когда же мы поднимались по гранитным ступеням, она сказала:
– Ты должна узнать его и вышвырнуть отсюда навсегда. Только ты это можешь.
– Но есть и другие творцы!
– Да, но ты привела его сюда…
На коленях пред алтарём стоял человек. Его лицо было искажено бессильной ненавистью и злобой. Он пытался встать и не мог. Королева и Очкарик чуть отстали, и остановились, а я подошла прямо к нему. При виде меня по его лицу пробежала судорога. Он обхватил меня за ноги и страстно зашептал, впиваясь взором в мои глаза:
– Не делай этого! Не слушай их… Не слушай! Здесь всё не так – мы с тобой это исправим!..
Где я видела эти безумные зрачки?.. Я закрыла глаза и пыталась вспомнить, но он мешал мне своим шёпотом, а часы Собора уже начали бить полдень. Меня охватило отчаянье, и тут Очкарик сказал:
– Ты ведь знаешь его… – и назвал имя.
Звуки его спокойного голоса вернули мне силу духа – и я внезапно тоже узнала этого человека! На мгновение удивилась, потом удивление сменилось брезгливым ужасом и отвращением, а вслед за тем пришло холодное и сладостное ощущение всемогущества. Простерев руки над его головой, я крикнула:
– Сгинь!..
Мой крик раскатился звонким эхом под куполом Собора, многократно отразившись от стен, и огромный храм загудел, наполняясь звуком, а эхо становилось все громче и ниже, пока не превратилось в ровный и мощный гул. Стоявший на коленях вспыхнул и исчез.
На Сторожевых Башнях тотчас ударили пушки.
***
Наверное, я всё-таки задремала, потому что, когда послышались эти жуткие крики, очнулась не сразу. Вскочив, я вылетела в коридор – и почувствовала, как шевелятся волосы на голове.
По лестнице, дико крича, бежал Джем, в его руке был топор, а вслед за ним, слепо спотыкаясь, карабкался Бесцветный – без головы…
Невидяще взглянув сквозь меня, Джем промчался мимо – к окну в конце коридора и, бросив топор, выпрыгнул вон.
Я прижалась к стене, оцепенев и превратившись в кусок льда, и слышала, как тяжело бухает сердце… Кажется, оно стучало всё медленнее. Это существо неотвратимо приближалось ко мне, шаря в воздухе руками. Я закрыла глаза, чтобы только не видеть этого… Вдруг раздался глухой удар, словно с высоты упал тяжелый мешок: это он проломил перила и рухнул вниз, и лежал, распростёртый на полу холла.
Я бросилась к окну, через которое выпрыгнул Джем, и подобрала брошенный им топор. Топорище было выпачкано в чем-то тёмном и скользком. Сжимая оружие, я снова осторожно глянула вниз. Безголовый медленно поднимался на ноги…
Выронив топор, я завизжала так, что лёгкие едва не лопнули. Когда же я на секунду умолкла, чтобы набрать воздуха, то вдруг услышала, что кто-то зовёт снаружи. Это был голос этого ужасного человека…
– Валери! – звал он. Спокойно, как зовут к столу. Безголовое тело внизу всё копошилось. – Валери, помоги мне! Не бойся!..
Может, это и не он тут, внизу? Окрылённая этой надеждой, я подхватила топор и осторожно спустилась. Проскользнув мимо обезглавленного, я выбралась наружу. И тут же заорала снова: прямо у крыльца в траве валялась его голова. Да еще имела нахальство разговаривать со мной!
– Не ори, – спокойно сказала она. Голова, то есть. – Отнеси меня туда, где тело, я никак не могу отыскать свою голову. Мне без неё не очень удобно.
Я колебалась. Заметив мои сомнения, голова дружелюбно улыбнулась, – эта улыбка выглядела, мягко говоря…
– Бери, бери… Не бойся…
Я взяла голову за волосы и, держа на вытянутой руке подальше от себя, отнесла в дом. Меня трясло!.. Положив её рядом с телом, которое слепо ощупывало пространство вокруг, я стала наблюдать, что же будет дальше.
Его рука нашарила наконец-то искомое.
– Ну, вот… – сказала голова, и руки нахлобучили её обратно.
Я увидела, как тёмная жидкость, сочившаяся из среза на шее, стянула края раны. Он улыбнулся, болезненно морщась:
– Заживет… Напугалась?
Идиотский вопрос!
Он сказал:
– Воспринимай меня как растение, тогда тебе не будет страшно. Тем более, что по сути так оно и есть.
Я вдруг почувствовала, что мне просто необходимо выпить. Немедленно!.. Не попить, а именно – выпить, как говаривал доктор Редж. На кухне ещё оставалось что-то из наших запасов – и я налила себе, не скупясь. Не скажу, что мне полегчало, но я хотя бы согрелась и руки почти перестали дрожать.
– Ты – смелая девочка, – сказал он, возникая в дверях.
– Сгинь… – пробормотала я, но он не исчезал.
– Редж отдал концы, – сообщил он. – Видимо, сердце не выдержало такого зрелища. А ты – молодец!
Подумаешь, не такое видали.
– Где Джем? – спросила я.
– Твой дружок удрал.
– Его трудно в этом винить…
– А ведь он бросил тебя!
– Он не в первый раз меня бросает, – холодно отозвалась я и поинтересовалась: – Что между вами произошло?..
– Он отрубил мне голову. – равнодушно отозвался Бесцветный, так, будто тот отрезал ему шнурок от ботинка. – Очевидно, решил, что мне тоже нужны дядюшкины деньги.
– Да? А они тебе нужны?
Он усмехнулся:
– Зачем мне деньги?
Я была вынуждена признать, что, пожалуй, такому деньги ни к чему.
– Тогда что?
– Я хочу отомстить, – Он вытащил из кармана на груди мятую фотографию девушки. – Она погибла из-за этих негодяев. Сначала из неё сделали игрушку, а потом то ли она сама, то ли её заставили, – короче, она покончила с собой.
– Вы были близки?
Я немного удивилась: что могло быть общего между ней и этим чудовищем?
– Она меня даже не знала, – он слабо улыбнулся. – Я вырезал её фото из журнала. Знаешь, как солдаты вешают над кроватью фотографии всяких красоток?.. Только это было не в армии… – он на мгновенье умолк. – В тюрьме. Точнее, то была не тюрьма, намного хуже, но это слишком долго объяснять… Мне пытались всеми средствами внушить, что я больше не человек. Так намного удобнее, когда хочешь превратить кого-то в машину для убийства. Я почти уже поверил в это, когда мне попалось её фото. Я вдруг ощутил давно забытое чувство… Может, тебе это покажется смешным, но я влюбился. Я постоянно мысленно разговаривал с ней, представлял себе, что она сейчас делает… Мы словно всё время были рядом… Мое тело принадлежало серым и страшным будням, но душа моя была далеко – там, где ею никто не мог завладеть. Может, поэтому – в отличии от Рувира – я и остался человеком. Я даже насочинял себе, что у нас родился ребенок…
"Как мне это знакомо!" – с тоской подумала я, а он, чуть помедлив, сказал:
– Потом я узнал, что она погибла. И вот я здесь.
***
Утром мы отправились на станцию, о которой он говорил накануне вечером, обещая нас спрятать.
– Зачем нам прятаться? – спросила я, когда он провел меня через потайной вход в самую сердцевину странного сооружения – оно совсем не походило на то, что описывалось в учебниках.
– Меня ищут. Тебя тоже.
Я тогда решила, что он имеет в виду мои нелады с законом.
– Ты успел что-то натворить?
– Меня ищут, чтобы вернуть обратно.
– Назад в тюрьму?
Он криво улыбнулся:
– Не совсем…
Я была очень утомлена дорогой – нам пришлось долго ехать, а потом еще рыскать по колено в грязной воде по ответвлениям подземных коммуникаций, где кишмя кишели огромные крысы и, наверняка, водилась еще какая-нибудь зараза помельче. Я была грязная, мокрая, от меня воняло нечистотами, желудок подводило голодными спазмами до рвоты, а кроме того я чувствовала озноб и страшную слабость во всем теле – устала безмерно…
Взяв меня на руки – я не могла уже идти, Бесцветный пустился в путь по матово светящемуся круглому коридору.
Здесь, похоже, вообще не было углов. В стенах встречались длинные овальные люки, он остановился перед одним таким – ему, видимо, всё здесь было хорошо знакомо – и, повинуясь его голосу, в стене появилось маленькое отверстие со сморщенными краями, точно горячим проткнули дырку в пленке. Это отверстие расширилось и мы попали внутрь помещения, представлявшего собою что-то среднее между душевой и операционной.
– Дезактивационная… – пояснил он, сдирая с меня грязные лохмотья, в которые превратилась моя одежда.
Он запихнул меня в прозрачную кабину – только-только влезть человеку – и из щелей в потолке повалил желтоватый пар. Потом по телу хлестнули жёсткие струи тёплой воды. Упоительное ощущение!.. Согревшись, я оклемалась настолько, что даже начала стесняться.
– Ты бы отвернулся, что ли…
Он исчез, а потом появился снова с комбинезоном цвета хаки форменного покроя.
– Мрачновато, но больше ничего нет.
Одевшись, я увидела, что он приготовил небольшой шприц-тюбик.
– Зачем это? – насторожилась я.
– Для поддержки сил.
Шрам на его шее заплыл толстой тёмно-коричневой коркой, и этот рубец неприятно дергался, когда он говорил. Я вдруг запаниковала и крикнула:
– Отойди от меня!
Он пожал плечами.
– Хочешь есть? – и принёс запечатанную коробку.
Потом я уснула прямо на полу, подложив под голову пустую коробку.
– Показать тебе моих друзей? – спросил он, когда я проснулась и поела ещё раз.
Он повёл меня бесконечными коридорами, пока мы не очутились в круглом зале со светло-зелёными стенами, уходящими ввысь и в темноту. Эти стены были украшены барельефами в виде человеческих фигур такого же цвета, изображенных в полный рост. Их лица, тщательно прорисованные, напоминали самого Бесцветного.
– Это они? – он кивнул. – Кому же понадобилось увековечивать их подобным образом?
– Это не наскальная живопись, – серьезно ответил он. – Это живые организмы, вернее, они были таковыми, пока их не умертвили.
– Почему?
– Они были слишком опасны.
Он уже говорил так о Рувире – о том ходячем мертвеце – и мне захотелось подробностей.
– Их выращивали для нужд космоса, – сказал он. – Точнее переделывали с помощью генной инженерии живых добровольцев… Но потом дальний космос накрылся – дай бог бы тут на Земле разобраться! – и подобные упражнения по извращению человеческой сути к тому времени запретили.
Я провела рукой по зелёной стене, она была холодной и кожистой на ощупь.
– Так ты был одним из таких добровольцев?
– Да… Я вырос на улице, а рядом – только руку протяни – текла совсем другая жизнь: красивые автомобили, тёплые дома, вкусная еда. Я был сообразительным, трудолюбивым парнишкой, и ужасно страдал от того, что судьба распорядилась со мной так несправедливо, в то время, как многие мои ровесники – глупее, никчемнее меня, – ведут иную жизнь только потому, что у их родителей полно денег… В армии, куда я завербовался, мне предложили послужить человечеству… Все наши прошли примерно такой же путь, только многие из них попали сюда ещё в детстве – из сиротских приютов – и согласия у них никто не спрашивал.
Я вдруг заметила на стене дату – это был год, отстоящий от нынешнего лет на сто двадцать. Он проследил направление моего взгляда и кивнул.
– Но… как же? – я была в недоумении.
– Я сбежал – я и несколько моих товарищей – воспользовавшись Центром перемещений. Мы ещё не знали, что нас хотят уничтожить, но уже поняли, что были жестоко обмануты. Мы убили всех, кто здесь работал… – при этих словах меня пробрала дрожь. – После пришли войска химической защиты и уничтожили тех, кто остался… Они все здесь перед тобой, – он показал на стену. – Им не было больно.
– Как же вы жили среди людей?
– Пятерых грохнули сразу – уже здесь. Я угодил в лагерь, где готовили наёмников. Я ведь ничего не умел: там, в прошлом, нас успели обучить только искусству выживания, а когда попал сюда, оказалось, что я очень даже пригоден для игры в войнушку. Те, кто заправлял в том лагере, не подозревали, с кем имеют дело, потом я сбежал и оттуда, когда узнал, что моя любимая погибла… Рувира – он был, как ты, наверное, уже поняла, одним из нас, – прибрали к рукам крутые ребята. Он стал наёмным убийцей и попутно выполнял прочие, так сказать, мелкие поручения.
– Но ведь он мог отказаться! Чем они его купили?
– Наркотиками. Есть такая дрянь – мифил… Слышала?
– Нет.
– Его синтезируют всего несколько грамм в месяц – это очень долгий процесс. Интересно, что он входил как составляющая в то лекарство, что вводил клиентам и их жертвам доктор Редж…
– Хочешь сказать, что здесь опять дядюшкин след?
– Да. Он скрывал от партнеров по бизнесу свои секреты, в первую очередь, формулу и технику производства. Поэтому-то они и всполошились, когда он исчез – без мифила всё летело к чертям!
– Почему же он вдруг ударился в бега?
– Потому что я его нашёл. Но он меня перехитрил и скрылся. Теперь остается только ждать – он вылезет из норы… Непременно вылезет.
– Ты так в этом уверен?
Он улыбнулся:
– У меня есть отличная наживка – его алчный племянничек.
***
Джем опомнился только, когда в баке кончился бензин. Выйдя из машины, он устало уселся прямо на дорогу, упершись спиной в выпачканное засохшей грязью колесо. Безголовый призрак маячил перед глазами и он тихо застонал: бред… бред…
Когда взошло солнце, ему немного полегчало. Он достал из машины коннектор и нажал кнопку вызова. Понимал, что за ним могут следить с помощью этого, игрушечного на вид, аппаратика, но сейчас ему было все равно. Он должен был выяснить, что случилось после его бегства. Ему казалось, что его беспокоит судьба Валери, но это был самообман – на самом деле он хотел поскорее убедиться, что тот ужасный человек или кто он там такой – мёртв… Что он больше никогда не появится в его жизни.
Но ему не отвечали: Валери и её страшный спутник как раз находились в подземном пантеоне, увековечившем мутантов, и не получили сигнала.
На дороге показался старенький "пикап". Там сидели двое парней и старик. Они ехали в соседний городишко. У него не было при себе ни гроша, но он сказал, что в уплату они могут взять его тачку. Чего жалеть дармовое добро? Он забрал себе только оружие. Они согласились и взяли его машину на буксир.
Перед глазами разматывалась лента дороги. Радио передавало весёленький мотивчик, парни трепались в предвкушении городских удовольствий, дедок похрапывал, а он напряженно думал о своём.
Он решился убить Бесцветного, потому что маниакально подозревал всех и каждого в стремлении оспорить его право на деньги дядюшки, – Итальянца, Головастика, Лейтенанта… Всех, кроме Валери, – она же чокнутая… Может даже он женится на ней – потом, когда разбогатеет, ведь она до сих пор ему небезразлична… Как и та, что умерла… Зря он ей соврал, будто видел, что произошло. Ни черта он не видел! Всякий раз что-то мешало ему, – недаром говорят, что прошлое нельзя изменить. Он-то думал, это – просто слова, красивая фраза, а оказалось – закон бытия. Но он надеялся, что ложью припрет её к стенке, и она наконец-то всё расскажет… Может, тогда бы ему стало легче. Ему, но не той, чья могила осталась пуста.
Постойте!.. Как же это она сказала тогда? "Но мы-то знаем, что её могила пуста… и другие это знают…"
Он толкнул локтем в бок парня, что сидел за рулём.
– Послушайте-ка, может свернем чуть севернее? У меня возникло срочное дело…
Но они не захотели никуда сворачивать.
– Ежели тебе невтерпёж – выкатывайся и колымагу свою забирай, а нам некогда – у нас товар испортится, – ответил водитель.
Они везли на продажу яйца и молоко со своей фермы. Он выстрелил грубияну в затылок, а его братцу, потянувшемуся к охотничьему ружью, развалил выстрелом в упор переносицу. Он ничего не имел против затрясшегося и вмиг поседевшего окончательно старика, но ему не нужны были свидетели.
Яйца и молоко он выкинул на дорогу, чуть подальше от того места, где спрятал в канаве их тела. Классный получился омлет…
***
Старое кладбище заросло высокой травой. Джем добрался туда тем же днём. Он был словно в тумане… Случившееся накануне так на него подействовало, что он стал невменяемым. Помимо душевных потрясений сказались и пытки, и предыдущие ранения. На самом деле Джема Александера больше не существовало. Распад личности, начавшийся с того момента, когда он убил в трущобах Каракаса воришку, свистнувшего где-то священную статуэтку Белого Элефанта, а может, и ещё раньше – когда он первый раз пересек с контрабандным товаром границу – завершился. Джем-Бродяга, наивный мечтательный мальчик, бредящий дальними странами и необитаемыми островами, – умер, и остался лишь тот, второй, что тайком жил в нем доселе.
По дороге, в прилежащем к кладбищу селеньице он украл лопату. Оставив угнанный пикап у ограды, он отправился на поиски могилы. Спотыкаясь и бормоча ругательства, он долго бродил среди покосившихся надгробий, порой забывая, зачем он здесь. Ему мерещились призраки: вон из-за треснувшей могильной плиты подмигивает принц Джалла, а там сверкает зубами красавец Аль Ами, по пятам плетётся и ноет Головастик, а из-за спины его выглядывает хохочущий Чери. Он замахнулся лопатой:
– Пошли прочь! Прочь!.. Я ни с кем не собираюсь делиться!..
Вертясь и отмахиваясь, Джем потерял равновесие и упал. По лицу потекла тоненькая алая струйка – он рассек бровь об острый угол мраморной плиты. От обиды и боли он взвыл по-волчьи, стоя на четвереньках. Это ему вдруг понравилось и он повыл ещё, вкладывая в голос всю накопившуюся злость и остервенение. С трудом поднявшись на ноги и пошатываясь, он замахнулся, чтобы расколоть плиту – и увидел выбитое на камне имя…
Безумие придало ему нечеловеческие силы. Меньше, чем за час, он сковырнул плиту, которую впору было поднять троим, выкопал гроб и разбил полусгнившие доски.
Среди комьев земли и щепы лежали две толстые, запакованные в пластик, тетради. Он тупо смотрел на них, сидя на корточках и не замечая, что по испачканному кровью и землей подбородку текут слюни.
Надорвал обёртку, развернул одну тетрадь. В глаза бросился витиеватый, похожий на арабскую вязь почерк. Дядюшка…
Из-за ближайшего дерева вдруг вывернулся тщедушный мужичонка, потрепанный, сизоносый, и не по масти крикливый:
– Ты чё эт-та наделал здеся, вурдалак?! Могилки, стал-быть, грабим? Люди-и!..
Джем зарычал, по-звериному скаля зубы. Мужичонка опешил на мгновенье, но тут же заголосил еще громче. Джем стремительно бросился вперед и раскроил ему лопатой череп. Крикливый упал, обливаясь кровью, а у него вдруг наступило прояснение:
– Боже! Да что же это я.... – он растерянно оглядел поруганную могилу, бездыханный труп у своих ног. – Нет… нет-нет! – и бросился бежать.
***
У него было немного денег – обшарил карманы убитых им селян. Вернувшись в город, – проверяли плохо, но все подъездные пути были забиты танками, и гражданских пропускали с трудом,– он бросил краденую машину и пешком добрался до центра. Снял номер в гостинице, заперся там и, не раздеваясь, как был, бросился в кровать. Проспал почти сутки и, наверное, спал бы ещё, но его разбудил голод.
Джем глянул в окно, заклеенное крест-накрест белыми полосками бумаги: темно… Позвонил портье, заказал ужин. Вскоре в номер постучали. Он крикнул:
– Оставьте у двери и уходите!..
Выждав, Джем осторожно приоткрыл дверь и, не высовываясь, рукой подтянул к себе поднос. Закрыв дверь на ключ, он опустил добычу на столик. Приподняв крышку супницы, тотчас с вскриком уронил её на пол: на него смотрела отрезанная голова Бесцветного… Отбежав к окну, он обернулся: над супницей мирно курился легкий дымок. Он поднес руку ко лбу: да у него жар!..
Аппетитный вид омлета вдруг напомнил ему утренний натюрморт из разбитых яиц и пролитого молока, и его вырвало. Тогда он скинул опорожненный поднос на пол, туда же отправилась испачканная постель. Потом он снова уснул…
На этот раз его разбудил телефонный звонок. Очнулся, весь в поту, чувствуя неимоверную слабость. Но ему стало лучше. Крепкий сон – лучшее лекарство. Опасливо покосившись на телефон, стоявший у кровати, Джем решил не отвечать: наверняка, это Лейтенант. Кто ещё мог его выследить?.. Но потом неожиданно для себя передумал:
– Посмотрим, какой ты сделаешь ход, голубчик!– пробормотал он.
– Джем?.. – голос в трубке не принадлежал проныре-легавому.
Джем похолодел, одновременно чувствуя, как сердце заколотилось в радостном испуге.
– Дядя?!
– Я жду тебя сегодня на старой ферме.
– В самом деле? – усмехнулся Джем.
– Я дам тебе половину в обмен на свои дневники. Ты уедешь и постараешься не попадаться мне на глаза. Мир за мир.
Джем решил, что пора самому диктовать условия.
– Я хочу всё! – холодно заявил он.
Невидимый собеседник умолк. Потом выдавил:
– Но половина – это ведь тоже очень много!
– Ладно… – вдруг согласился Джем.
Зачем попусту торговаться? – старик всё равно не собирается отдавать ему деньги, иначе придумал бы предлог получше. Дядюшка понимает, что если в дневниках есть нечто важное, то Джем вполне может сделать копию… Старый хитрец просто хочет заманить его в ловушку. Интересно, почему же он всполошился только теперь?.. Джем задумчиво посмотрел на потрескавшиеся обложки тетрадей. Что-то они таят в себе?..
Джем решил сделать вид, что согласен: глядишь, можно будет под шумок его и прихлопнуть, дескать, в целях самообороны… У него есть, что предъявить полиции, если дядюшка покажется им слишком уж невинным: видео с откровениями докторишки. Перед тем, как идти любоваться на фальшивого покойничка, он припрятал все улики в квартире доктора.
Вдруг Джема кольнуло сомнение: что, если весь этот разговор – чистый блеф? Если это и не дядюшка вовсе?..
– Подождите-ка, – торопливо крикнул он в трубку. Он не даст себя провести! – Что сказал мельник, когда пошел топиться?..
Это был реальный случай. Они отдыхали с дядей за городом, Джему было годков шесть или меньше. В деревне неподалёку жил средних лет мужик, немного тронутый. Местные дали ему прозвище «мельник», потому что он вечно ходил в женском фартуке, обсыпанном мукой. Однажды, жарким летним днём, этот мельник пришёл на пруд, где они рыбачили и загорали, и полез, не раздеваясь, в воду со словами:
– Найду себе русалку в жёны, а то бабы нос воротят! – да с тем и утонул.
Джему особенно запомнилось, что дядя не сделал ни малейшей попытки спасти дурачка, хотя тот долго пускал пузыри, – стоял и смотрел с жадным брезгливым любопытством.
Кроме них тогда на берегу никого не было, и Джем замер, ожидая ответа.
– Мельник?.. – голос в трубке пропал на минутку, – А-а… Он сказал… м-м… Возьму себе в жёны русалку, а то бабы нос воротят…
– Это в самом деле ты, старый мерзавец!– облегченно засмеялся Джем. – Вот на том месте и жди. Вечером…
Сидя на развороченной постели с телефоном в руках, Джем прислушался к тишине безликого гостиничного номера и вдруг ощутил, как эйфория от предвкушения близящейся развязки быстро уступает место иным чувствам. Его охватили противные щупальца страха. С чего это он надумал, что легко удастся справиться с дядюшкой? Да этот звоночек наяву может обернуться не звоном монет, а предвестником погребального колокола! Прокручивая в голове различные варианты, он все больше убеждался в том, что у него нет преимуществ.
Старик был тёмной и опасной лошадкой, по-прежнему сильной и непредсказуемой: что, например, стоило тому заявиться на встречу в компании каких-нибудь "сподвижников", в то время, как он, Джем, совершенно одинок и ему абсолютно не на кого положиться?.. Какой же он самоуверенный идиот! Расписал все заранее, как по нотам… Обратиться в полицию? Но ведь его ищут из-за убийства Чедвика – он этого не делал, но вдруг уже установили его причастность к убийству тех деревенских пентюхов?..
Он вскочил с постели и заметался по комнате.
Не ездить на встречу?.. Что это даст? Дядя нашёл его в этот раз – найдёт и в следующий… Он или те, что остались в тени.
Уж лучше встретить опасность лицом к лицу, нежели ждать её постоянно неизвестно с какой стороны, медленно сгорая от страха. И, решившись, он позвонил Лейтенанту, – по телефону, а не по коннектору, чтобы слышали все, кому интересно.
– Дядя вынырнул, – скороговоркой выпалил Джем. – Учти, если со мной что-нибудь произойдёт, то я оставил у надежного человека компромат и на тебя и на остальных! – и отключился.
Если этот хитрец не знает, что он имел в виду, то пусть и остается в неведении. Главное – чтобы поняли те, другие… А видео доктора Реджа пусть полежит про запас… Жив останется – успеет вытащить этот козырь из рукава, а нет… Конечно, это решение почти ничего не гарантировало, но что ещё он мог предпринять? Для подстраховки он ещё раз связался с Лейтенантом, но теперь уже с помощью коннектора, чтобы те, другие, не знали, что он будет не один.
– Ты ведь пеленгуешь меня, – без предисловий сказал он, – вот и давай за мной по следу, не то старичок влепит мне пулю в лоб – и останешься с носом…
Во всех его рассуждениях и действиях любой здравомыслящий человек мог бы найти кучу погрешностей. Но после неожиданного дядюшкиного "воскрешения" Джем меньше всего был способен рассуждать здраво.
***
– Пора в путь! – сказал вдруг Бесцветный.
Мы прятались на станции около двух суток: он предпочитал общество своих бывших товарищей, а я отсыпалась в просторном отсеке, служившем когда-то помещением для отдыха персонала станции.
– Что ты задумал?
– Близится финал, – ответил он, – встреча двух любящих родственников.
– Но откуда ты можешь знать?
– Знаю… – ответил он, и его рот искривила неприятная улыбка.
Развязка наступила быстро. Когда мы – я и этот страхолюд – приехали к условленному месту, (по прихотливому стечению обстоятельств это был берег пруда, где Бесцветный закопал Рувира), Джема еще не было. Зато был его дядюшка. Лежал себе под кустом с дыркой во лбу. Еще тёплый…
– Кто же это его?!
Бесцветный неожиданно ответил:
– Я…
– Но ты всё время был со мной!
Он улыбнулся мне, как несмышленому ребёнку, и промолчал.
Потом я поняла, почему он так сказал: неважно, чей палец нажал на курок, главное – кто заварил всю эту кашу… Именно появление Бесцветного – странного и страшного – спугнуло мерзавца с насиженного места и заставило "коллег" заподозрить его в дурных намерениях, вследствие чего они устроили на него облаву. Он же науськал на след дядюшки и племянника.
Одно только осталось мне непонятно: почему Джем оказался самым беспроигрышным вариантом? Почему тот вылез из своей норы именно на эту приманку?..
Поразмышлять на заданную тему мне помешало появление самой "приманки". Джем тоже не стал рыдать над трупом убиенного. Он даже забыл испугаться стоящего рядом со мной Бесцветного, а сразу распереживался: то ли ему подсунули, что нужно, или опять какую-нибудь "куклу"?
– Можешь не беспокоиться, – сказал Бесцветный. – Это – он.
– Почём ты знаешь?
Джем вглядывался в лицо покойного точь-в-точь как Итальянец тогда. Мне стало противно.
– Я настоящих людей нутром чую, – ответил мутант.
Он так это произнёс, что я отошла подальше. Потом Джем сообразил, что мы находимся на месте только что совершенного преступления, не имея в активе такого маленького пустячка, как надёжное алиби.
– Поехали! – сказал он мне, запрыгивая в машину.
Думаю, я нужна была ему скорее, как свидетель. Правда, при неблагоприятном раскладе моё свидетельство вряд ли бы пригодилось – я автоматически сама попадала в число подозреваемых. Даже он, когда мы отъехали, поинтересовался:
– Это вы его?..
– Он… – коротко ответила я, и этот любитель чужих денег понял меня буквально.
***
Проводив уехавших взглядом, Бесцветный не стал, в отличии от них, торопиться. Не спеша, он прошелся по берегу пруда до того места, где оставил Рувира. Там уже торчали зелёные побеги, покрытые, несмотря на осеннюю пору, молоденькими клейкими листочками. Только внимательный глаз мог углядеть в покрытых корою тонких ветвях что-то похожее на высунутые из земли кисти рук.
– Хавьер! – негромко позвал кто-то.
Бесцветный медленно повернулся. Неподалёку стоял человек.
– Ты знаешь мое имя? – удивился мутант. Человек кивнул, одновременно показывая, что он безоружен. – Могу я узнать твоё?
