Наталья Николаевна Землянская
Наследники Белого слона
– Я забыла костыли!
– Вот чёрт! Ладно, возвращаться уже поздно… Ты без них лучше выглядишь.
Очутившись на первом этаже, мы пробрались в туалет. Он открыл окно и мы выбрались наружу. Тут я подумала о дрипсах – оставалось надеяться, что их не заметят. Я не знала тогда, что мы влипли из-за Дрипзетты: она нашла под столом сумку охранника с бутербродами, слопала их и уснула, забыв на радостях о порученном деле.
Мы старались держаться в тени здания, но потом пришлось пересекать широкое освещённое пространство, и нас заметили изнутри. Двое охранников выскочили из центрального входа вслед за нами, стреляя на бегу, – и, честно говоря, я уже решила, что нам крышка, как из пролета соседней улицы, вывернулась машина. Круто развернувшись, она притормозила прямо рядом с нами, и он толкнул меня в распахнувшуюся дверцу. Машина взвизгнула резиной по асфальту и прыгнула в переулок…
***
Вскоре мы выбрались за город и приехали в какой-то полуразрушенный дом.
– Здесь не очень уютно, – сказал приятель Джема, что был за рулём, – и даже водятся привидения, – Джем при этих словах хмыкнул, – но все же лучше, чем ничего. Идемте… – и включил фонарик, указывая дорогу в зарослях бурьяна.
Я пошла за ним, а Джем сопел сзади. Во время ходьбы он то и дело прикладывал руку к груди и мне стало ясно, что с ним не всё в порядке.
– Он недавно был ранен, – пояснил его друг. – а перед этим ему несколько раз серьезно досталось.
– Из-за чего?
– Да так… – усмехнулся тот.
Ох, только бы они не оказались одержимыми какими-нибудь "революционными" идеями! Всё остальное я как-нибудь переживу.
– Не узнаешь эти места? – странным голосом спросил Джем, когда мы уселись за старым, попорченным временем, столом, и его приятель стал сооружать нехитрый ужин. Или завтрак.
– Нет… А что?
– Ничего.
Мы занялись едой и тут он спохватился.
– Я забыл представить вас друг другу! Знакомься, это – Очкарик, мой старинный приятель по университету. Он вроде как занимается журналистикой, но на самом деле его призвание – быть полезным человеком… У него масса самых разных знакомых на все случаи жизни, а голова- о-о! – просто ходячая энциклопедия. И… – тут он доверительно понизил голос, – он даже имеет дурную привычку одалживать другим деньги – имей в виду. Как пристанет иной раз – ну просто не отобьёшься! Приходится брать.
Очкарик сидел и молча улыбался.
– А это – Валери, – Джем испытующе взглянул на меня, но я молчала. Тогда, набрав в грудь воздуха, он добавил: – Моя первая любовь… Мы даже мечтали пожениться… – и снова посмотрел на меня, но я была не склонна предаваться воспоминаниям.
Для меня ворошить прошлое – всё равно, что босиком ходить по еще тлеющим углям. Слишком много там всякого осталось – и мне нельзя это вспоминать. Не знаю теперь почему – нельзя, просто когда-то я себе это запретила и теперь прошлого нет, только несвязные обрывки – безобидные и светлые куски детства, не запятнанные горечью и болью.
Я спросила Очкарика:
– Мне вас так и называть? Или вы предпочитаете нормальное человеческое имя?
Он улыбнулся – у него оказалась такая славная улыбка! – но Джем не дал ему ответить:
– Свое человеческое имя он уже не помнит. Мы испокон веку его так зовём, поскольку он, по-моему, из динозавров: во всяком случае, последний из людей, кто ещё носит очки вместо линз и прочих достижений цивилизации.
– Очки гораздо удобнее… – возразил, смущаясь, Очкарик.
А я сказала:
– Подумаешь! Я знаю по крайней мере еще двух, кто тоже щеголяет в очках: мой сгинувший босс и мой психоаналитик.
– Насчет твоего босса мы ещё поговорим, – серьезно отозвался Джем, – он меня очень интересует, а про психоаналитика – забудь. С нами он тебе уже не понадобится.
– Я, конечно, девушка без претензий, – преувеличенно высокомерно заявила я, состроив презрительную мину, – теперь, когда опасности на время остались позади, мне захотелось немножко подурачиться. – Но такого специалиста, как доктор Чедвик мне вряд ли замените даже вы вдвоём!
За столом наступила тишина. Ложка Очкарика застыла на полпути ко рту. Они несколько секунд смотрели друг на друга, потом Джем сказал:
– Раз уж мы теперь… В общем, я думаю, нам не нужны недомолвки. Не знаю, как ты там относилась к этому человеку… – тут он замялся, а потом выпалил: – Его убили, и в этом обвиняют меня.
Известие о смерти, да ещё насильственной, человека, который знал тебя с детства, знал твоих родителей, и которому ты на протяжении вот уже многих лет выливал на голову содержимое своей души – это… Словом, мне и так-то было муторно, а тут я и вовсе почувствовала себя прескверно. Он понял это по моему лицу и поспешно добавил:
– Поверь, я его не убивал!
– Вполне может быть, – ответила я, справившись с подкатившимся к горлу комком. – Я вот тоже никого вроде не убивала… До сегодняшней ночи. А на мне висит четыре трупа. И ещё вот – охранник…
– Это был несчастный случай… – сухо сказал Джем, и снова возникла пауза.
Сквозь разбитое окно потянуло предутренней свежестью. Трещали сверчки, по полу шуршал сквозняк. Тихо занимался рассвет.
– Итак, господа убийцы, – нарушил тишину Очкарик, – время – единственное, что у нас есть, и его очень мало. Давайте-ка выложим карты на стол.
– Чур, вы – первые! – сказала я.
– Я не уверен, что тебе стоит вникать в наши проблемы… – ответил Джем.
– Откровенность за откровенность! – парировала я.
Но он упрямо стоял на своем:
– Я не могу поручиться за твою безопасность, если ты останешься с нами. Я жив до сих пор, лишь благодаря какому-то случайному везению, но фортуна – женщина с характером и она слишком ветрена. Мы поможем тебе уехать… Да? – он выразительно посмотрел на Очкарика, тот молча кивнул. – Денег у нас немного, но на первое время тебе хватит.
– Ты не учёл, что за мной охотится полиция и какие-то подонки, – перебила я.
– Это, конечно, усложняет все дело, но надо рискнуть… Теперь же тебе надо отдохнуть. Выспаться как следует… А мы между собой обговорим все детали.
***
Наутро Очкарик уехал в город – ему надо было подготовить все к моему отъезду. Мы остались вдвоем.
Я сидела на крыльце, Джем подошел, присел рядом.
– Ты почти не изменилась…Только взгляд стал другим.
– Возраст – это состояние души плюс выражение лица. Я умею делать хорошую мину даже при плохой игре, а душа… Туда лучше не лезть. Ну, а ты? Как ты жил эти годы?.. Нашёл свои острова?
Он чуть улыбнулся.
– Острова… О, я побывал на многих – от Курильских до Азорских, но ещё осталось. Земля, оказывается, большая…
– Чем же ты занимаешься?
– Антропологией, этнографией, историей – всем понемногу.
– Да? Не предполагала в тебе таких наклонностей…
– Просто я стал искать ответ на один вопрос: почему люди стали такими, что даже Назаретянин в конце концов предпочел быть распятым, нежели остаться среди них… И понял, что корни ответа надо искать где-то в глубине.
– Какая патетика! Надо заметить, своеобразная у тебя трактовка Святого Писания… А себя ты по-прежнему, как я вижу, отделяешь от остального человечества?
Он досадливо поморщился:
– Не будем про человечество. Лучше поговорим о нас. Я все эти годы думал о том, что случилось тогда…
Острая боль вдруг пронзила мой висок.
– Тогда?.. – переспросила я, прикрывая глаза и поднося руку к виску. Господи, как больно! – Тогда ты меня бросил – вот что случилось… Но это случилось в моей жизни – не в твоей, а я не хочу об этом вспоминать.
Он переменился в лице:
– Мы здесь вдвоем – никого больше нет! – с внезапной яростью выкрикнул он. – Брось притворяться, будто не понимаешь о чем идет речь! Я не собираюсь тебя выдавать, я хочу только узнать правду! Правду, понимаешь?..
Боль стала сильнее, я чуть не теряла сознание, и перед моим внутренним взором вдруг снова отчетливо встало видение: побелевшие костяшки пальцев чьих-то рук, судорожно цепляющихся за край крыши… пробегающие тени облаков… пушистые купы деревьев далеко внизу и – ослепительное солнце в синем мареве неба… Но теперь я разглядела на одном из пальцев кольцо и оно показалось мне странно знакомым, я силилась вспомнить – у кого же я видела такое? И почти вспомнила – вот уже ухватила – но тут он всё испортил, вернув меня в реальность.
– Ты слышишь меня? – его голос доносился до меня так, словно он был где-то далеко. – Что с тобой?
– Ничего… – я постаралась дышать глубоко, чтобы прогнать тошноту.
Боль исчезла, оставив ноющий отзвук, и тут он сказал ужасное:
– Я только хочу знать наконец – что произошло тогда между вами? Что?!. И куда ты спрятала ее тело?..
Огненный хвост стегнул по глазам, в голове словно взорвалось что-то – я вскочила и закричала от страшной боли. Он перепугался и тоже закричал:
– Перестань! Чёрт с тобой – пусть все остается как есть!
Но уже было поздно – я вспомнила.
***
Он бросил меня ради неё. Она была моей лучшей подругой. Мы были даже больше, чем сёстры. Я потеряла их обоих. Банальная история.
Вскоре после этого, она позвонила мне – впервые после нашей размолвки – и сказала, что собирается покончить с собой. Я хотела этому помешать. Она поднялась на крышу одного высотного дома, я – за ней. После этого её больше не видели живой. Но и мёртвой её не видел никто.
Перед тем, как броситься за ней вслед, я позвонила в полицию. Патрульная машина и "скорая" приехали раньше, чем я спустилась обратно по единственной лестнице.
Я не смогла объяснить, что произошло там, на крыше. Они стали искать, но так и не нашли её – ни тогда, ни после…
Дело закрыли, а я попала в психиатрическую клинику. Сначала они "промывали" мне мозги, пытаясь выяснить всю подноготную, а потом, убедившись в тщетности своих усилий, поставили мне блокировку. Чтобы я стала полноценной личностью.
***
– Я не знаю, что случилось тогда, – медленно и отрешенно проговорила она, успокоившись. – Я и сама всё время спрашивала себя об этом. Ей было страшно – она стояла на самом краю и плакала, а я – тоже плакала и боялась подойти ближе, чтобы не спугнуть её… Я что-то говорила ей вроде того, что она ни в чем не виновата, что жизнь прекрасна и время всё лечит, а она вдруг засмеялась сквозь слёзы и сказала, что я – дурочка, и что она давно уже умерла, и ты тут ни причём, просто она хочет поставить последнюю точку – потому что не может больше…
Он слушал её и не верил.
– У нее не было причины убивать себя! – зло выдохнул он.
– Она была наркоманка… И не могла вылечиться. Хотела и – не могла. Ты этого не знал? Конечно, ты ведь всегда любил и замечал только себя…
– Неправда! – выкрикнул он.
– Тогда бы ты знал об этом. Но ты позволил ей погружаться в трясину все глубже и глубже.
– Почему же она не смогла, если хотела этого? Наркоманов давно уже лечат успешно и быстро – она бы за месяц встала на ноги!
– Это был новый синтетик. Его синтезировал твой дядюшка…
– Он был врач, а не химик!
– Я не знаю, кем он был, но это он заставил её устроить автомобильную аварию твоему отцу – ведь это твой отец расследовал дело о торговле наркотиками в нашем городе, – и он докопался, кто за этим стоит. А когда узнал, пришёл к своему брату и предложил ему добровольно сдаться властям, а ещё лучше – умереть, чтобы хоть как-то искупить свой грех. Но его брат предпочел иное…
– Ты врёшь!
– Зачем мне врать? Ведь в той машине был и мой отец.
– Почему же ты ничего не рассказала следователям?! – проорал он на разрыв лёгких
– Я… забыла…
Он взглянул на неё с ненавистью и неожиданно тихо сказал:
– Ты всё придумала. Ведь ты – сумасшедшая. Ты убила её из ревности… – и в его голосе звучала глубокая внутренняя убеждённость в правоте своих слов.
– Но мы-то знаем, – холодно возразила она, – что её могила на кладбище – пуста. Там только гроб. Мы оба это знаем – и не только мы, но и другие тоже…
Он покачал головой, теперь в его взгляде появилось сострадание:
– Ты столкнула её, а тело спрятала…
– Как бы я успела это сделать?!
–… но я все равно люблю тебя. До сих пор… И её тоже…
Она заплакала – по щекам беззвучно покатились слезы. Он обнял её.
– Бедная моя девочка… – прошептал он, перебирая губами её волосы. – У меня будут деньги – много денег! – и мы уедем отсюда… Мы купим какой-нибудь маленький остров и будем там жить. Одни…
А она ответила:
– Такие острова не покупают – их выдумывают…
***
Очкарик вернулся через несколько дней.
– Все готово, – сказал он. – Можем ехать хоть сейчас… Почему у тебя такой встревоженный вид?
– С ним совсем плохо, – торопливо сказала я, за руку быстро таща его в дом. – Сначала я думала – это из-за его раны, но теперь мне кажется, здесь что-то другое…
Джем лежал на полу – там же, где он упал в первый раз. Его глаза были закрыты. Чёрные пятна – когда всё началось они были только на руке – теперь переползли на шею, плечи, грудь, лицо.
Очкарик нагнулся над лежащим.
– Осторожно! Это может быть заразным!
– В таком случае мы уже могли заразиться, – ответил он, ворочая приятеля с боку на бок. – Давно это у него?
– Вчера вечером началось… Он вдруг упал – я думала ему плохо, а он говорит: нет. Потом падал еще несколько раз, и я заставила его лечь, дала таблетки – мне казалось, что у него упало давление, а вскоре он перестал говорить.
– Джем! – Очкарик похлопал больного по щекам. Тот открыл глаза. – Скажи что-нибудь… – но он молчал и смотрел на нас.
– Что у него с пальцем? -указательный палец правой руки больного неестественно раздулся – не весь, а только первая фаланга – она стала похожа на иссиня-чёрный шарик. Натянувшаяся кожа чуть не лопалась. – Похоже, будто он обо что-то укололся… Смотри…
Я взглянула: крохотное запёкшееся отверстие, точно от булавочного укола.
– Не знаю, он ни на что не жаловался. Но ведь это не похоже на заражение крови?
– Не знаю. Попробую ввести ему антисептик, у меня ещё осталось на пару уколов. Его бы в больницу, но… Даже не знаю…
Он вышел и спустился вниз.
По полу сильно тянуло сквозняком из выбитого окна, я взяла валявшееся старое грязное одеяло с прожженной посередине дырой и подошла к окну. В раме торчали осколки стекла, я открыла её и стала натягивать на деревянный каркас одеяло. В этот момент сзади где-то в глубине комнаты что-то упало на пол.
Я обернулась и поискала глазами: поодаль у противоположной стены валялась какая-то игрушка – что-то в виде пластмассового человечка. Только она одна могла издать при падении такой звук, так как все остальное, что лежало на полу – обрывки газет, тряпки, разный мусор, – было слишком мягким. Непонятно только: откуда она могла упасть? – в комнате не было никаких возвышений, кроме подоконника, на котором я стояла. Дверь была полуоткрыта и я подумала: может, кто-то подкинул её из коридора – но кто?
Порыв ветра сорвал край одеяла с угла рамы и я отвлеклась – надо было бы закрепить одеяло получше, зацепить за гвоздь, что ли… С внешней стороны рамы как раз торчал подходящий.
Сзади послышался лёгкий шорох.
Подоконник окна на втором этаже – не самое удобное место для каких-либо неожиданностей типа внезапного нападения, поэтому я резко обернулась назад и успела заметить, как игрушка шевельнулась. Даже если мне и показалось, всё равно это было неприятно – заброшенный дом, пустая неуютная комната, подозрительные шорохи, а тут ещё мерещится всякое… Тем более, что я и впрямь не была уверена, что эта штука лежала на том же месте, что и раньше.
Я отвернулась обратно к окну и сделала вид, будто меня по-прежнему занимает одеяло, а сама чуть развернула раму – так, чтобы отражалась внутренность комнаты позади. Угол обзора был неудобным, но я отчетливо разглядела: там в самом деле что-то двигалось. Что-то маленькое…
Я не торопясь слезла с подоконника, прошла к двери, – эта безделушка точно лежала совсем не там, где я её заметила в первый раз! – вышла в коридор и захлопнула дверь. Мне было очень даже не по себе. Джем остался внутри, но я собиралась тотчас вернуться.
Очкарик как раз поднимался по лестнице мне навстречу, в руках у него был шприц. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять моё состояние. Я приложила палец к губам. Повинуясь моим знакам, он подкрался вместе со мной к двери. Мы немного подождали, а потом он распахнул дверь ударом ноги. Той секунды, что мы выиграли благодаря внезапности, с лихвой хватило, чтобы заметить, как игрушечный человечек, стоя возле лежащего на полу, колол его в грудь своим копьем. Увидев нас, он тотчас брякнулся на пол и притворился неживым. Очкарик подбежал и схватил его за длинный кожаный шнурок, прикрепленный к голове. Я невольно вскрикнула, но он спокойно разглядывал его, держа перед лицом на вытянутой руке. Фигурка человека с копьем была желтоватой, а не белой, как мне показалось вначале, и, по-моему, это была не пластик, а слоновая кость.
– Однако, он довольно-таки подрос, – пробормотал Очкарик.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Эту вещицу ему подарил один араб на память, – невозмутимо пояснил он, – и если мне не изменяет память, она была размером с мизинец, а теперь, погляди: она больше моей ладони.
Последнее время меня трудно удивить какой-нибудь чертовщиной, но напугать ещё можно – и мне стало страшно. Очкарик задумчиво посмотрел на лежащего.
– Провалиться мне на месте, если это не колдовство…
Он ещё сомневался!
Очкарик ожесточённо поскрёб в бороде и заявил:
– Вот что. Джем останется здесь… – я хотела возразить, но он решительно пресек мои попытки: – Его нельзя тащить в город – нас остановят на первом же посту. Ты поедешь со мной, – я снова открыла рот, но он не дал мне сказать: – Я уже видел здесь кое-что не очень безобидное, и мне будет спокойнее, если ты будешь рядом. Ему ты всё равно помочь не сможешь.
Колдовскую игрушку он запихнул в пустую банку из-под кофе и завинтил крышку.
– Прихватим это с собой.
Уже в машине я спросила, куда мы едем.
– Есть один человек – он директор Музея этнографии, может что и присоветует.
– А ты-то что думаешь об этом? – я кивнула на кофейную банку.
– Я думаю – это порча, – серьёзно ответил он. – Или что-то вроде этого…
***
Центральная улица, ведущая к площади Независимости, где располагался Музей, была запружена военными, и мы свернули на улицу, идущую параллельно. Впереди зажегся красный, мы остановились, я рассеянно глазела по сторонам и вдруг увидела, как из зеркальных дверей магазина, расположенного по соседству, выходят двое.
Наверное, я вскрикнула, потому что Очкарик повернулся и тоже посмотрел туда, и я заметила, как он напрягся.
– Ты кого-то увидел?
– Это бандит, – не отрывая взгляда, ответил он.
Те двое о чем-то увлеченно беседовали, нам не было слышно, мы могли только догадываться – о чем. Но по их жестикуляции и мимике у меня создалось впечатление, будто они о чем-то спорят.
– У меня с ним старые счеты, – глухо проговорил Очкарик, внимательно наблюдая за ними, но тут зажегся зелёный, и нам пришлось тронуться с места.
Он проехал чуть вперёд, и, свернув на противоположную сторону, остановился. Привлекшая наше внимание парочка всё ещё оставалась на месте.
– Интересно, какие у него могут быть дела с этой старой клячей… – вполголоса пробормотал он.
– Она – ведьма, – машинально ответила я.
И сказала я так не потому, что мне не понравилась собеседница этого уркагана. Просто я с первого взгляда узнала в ней свою бывшую домовладелицу.
– Очень даже похоже… – отозвался Очкарик. Но он явно принял моё сообщение за сарказм.
Парочка двинулась к стоявшей рядом машине. Тот парень распахнул перед старушенцией дверку автомобиля с галантностью и изяществом, которые в нём трудно было заподозрить.
– Скажите, какие манеры! – фыркнул Очкарик.
Парень обежал машину с другой стороны и залез на переднее сиденье. Они поехали вперед и я увидела, что Очкарик собирается следовать за ними.
– А как же Джем?..
На лице Очкарика отразилась бурная внутренняя борьба.
– Нужно проследить за ними! – простонал он. – Это может оказаться очень важным!
Но я-то не знала тогда в чём дело, и возмутилась:
– Он может умереть!
Очкарик принял решение молниеносно:
– Этот гад меня знает, так что ты поезжай за ними и постарайся не упустить их из виду. Но будь осторожна, умоляю тебя – не лезь на рожон! А я – в Музей…
***
Я успела нагнать их у следующего светофора. Сквозь тонированные стекла машины ничего нельзя было разглядеть, и я пожалела, что со мной нет Дрипса – уж он бы мне всё доложил. Дома он мне надоедал тем, что подробно обсказывал пикантные подробности из жизни соседей. Где-то он теперь?..
Движение стало более оживленным и приходилось прикладывать массу усилий, чтобы не потерять их и не привлечь внимание дорожной полиции.
Они припарковались у одного здания, вылепленного по последнему слову современной архитектуры. Я, не сбавляя скорости, проехала чуть дальше и свернула в проулок. Поставив машину, зашла в кафе, пришедшееся так кстати, и уселась за столик. С этого наблюдательного поста мне было отлично их видно.
Из машины, где они сидели, вылез человек, но, вопреки моему ожиданию, не тот огарок с недоразвитой головкой, что давеча разговаривал с Ведьмой у магазина, а высокий, очень холеный светловолосый красавец в модном дорогом костюме. Такого прямо только на обложку!.. У меня мелькнула мысль, что это Ведьма превратила того обмылка в супермена, но уродец вылез из машины вслед за красавцем.
И тут к ним подъехала яркая спортивная машина. Я насторожилась… Из спорткара показался какой-то тип – по виду мелкая шестёрка – они втроём о чем-то посовещались, Ведьма при том наружу не вышла, а потом приехавший залез вместе с микроцефалом к ней в машину, а Красавец вошёл внутрь здания. Машина, где сидели мои подопечные, вдруг поехала вперёд, и я уже было хотела рвануть вслед за ними, кляня себя за то, что поставила свою развалину слишком далеко, но они просто переместились на другую сторону улицы и остановились. Я решила, что в случае чего успею дохромать до своей тачки и снова приклеилась к стулу.
– Что будем заказывать? – спросила подошедшая официантка.
Я выпила не меньше трёх чашек кофе, когда снова показался Красавец. Теперь с ним были две хорошенькие длинноногие девицы. Компания, смеясь и воркуя, направилась к спортивной машине. Я быстренько расплатилась и вышла. И вовремя: спортивная "кобылка" сорвалась с места, а вслед за ними и Ведьма сотоварищи.
Потом я видела, как в одном укромном местечке яркое пятно спорткара остановилось, и из другой машины, всё это время ехавшей за ним вплотную, выскочили двое и забрались внутрь спортивной. Я притормозила далековато от них, чтобы они не заметили слежку, поэтому пришлось удовольствоваться самыми общими наблюдениями. Но и так было ясно, что девчонки – влипли… Если до этого я ещё предполагала, что они, возможно, из этой же компании – "боевые" подруги, так сказать, то теперь мною овладели нехорошие предчувствия. Эти предчувствия только усилились, когда мы вылетели на загородное шоссе. Я надеялась, что их остановят на каком-нибудь контрольном посту, но остановили меня, в то время как преследуемые стрелой пролетели мимо. По счастью, у меня была с собой липовая ксива, добытая Очкариком, но всё-таки я потеряла время, пока полицейские изучали эту фальшивку. С жёлтого щита около постовой будки, выкрашенной в белые и чёрные полосы, на меня смотрел среди прочих изображений подозрительных личностей мой собственный портрет. Его вид меня успокоил: только человеку с богатой фантазией могло прийти в голову искать между нами сходство.
Когда же мне наконец позволили выехать на шоссе – оно было пустым на сколько глаз хватало. Я выжала из своей доходяги всё, на что она была способна, но эта шайка как в воду канула. Сбоку замелькали красивые добротные домики, я завертела головой, предполагая, что разбойники могли свернуть куда-нибудь, и мне повезло: на окраине жилого массива я заметила большое трехэтажное здание, стоявшее чуть особняком. На площадке перед входом было несколько машин, и среди них – моя спортивная знакомая; свернув и подъехав ближе, я узнала и вторую машину. А потом я почувствовала в груди лёгкий волнующий холодок: придорожный щит у дороги гласил, что я приехала не куда-нибудь, а в знаменитую клинику доктора Реджа. Ту самую, куда поставлялась так заинтересовавшая меня новая продукция «Фарма-Х»…
***
Поставив машину на стоянке, я не торопилась вылезать наружу, размышляя какой придумать предлог, чтобы проникнуть туда? И надо ли?..
Пока я раздумывала, подъехала ещё одна машина. Из неё выплыло наружу нечто невообразимое в умопомрачительных одеяниях. За собой это создание вытянуло целую связку маленьких откормленных псинок, все как одна больше смахивающих на сосиски, нежели на собак. Собачонки тотчас принялись наперебой самым живейшим образом выражать негодование по поводу того, что их куда-то тащат, и плебейские голоса их совсем не соответствовали стоимости их ошейников. Хозяйка лающих сосисок невозмутимо заколыхалась по направлению ко входу, таща упирающихся брехушек за собой, – те буквально скребли когтями по асфальту, – а я, решившись, тоже вышла из машины и пристроилась к ним в кильватер – так, чтобы непосвященному казалось будто мы заодно.
Войдя в прохладный, отделанный мрамором, вестибюль, я проворно обрела суверенитет – мне ещё и псины удружили: очутившись в приличном месте, они подняли такой скандальный хай, усугубляемый внутренним эхом большого помещения, что привратнику и прочим стало не до меня, и я благополучно шмыгнула в один из боковых коридоров.
Стянув в одном из кабинетов белый халат и вдоволь побродив по владениям Реджа, я уже решила уходить, как вдруг в одном из тупиковых ответвлений очередного коридора приметила занимательного типа. Примечателен он был тем, что теперь на нем тоже был белый халат, однако, я видела его раньше, и тогда он носил в кобуре подмышкой большой пистолет – такой, какие обычно выдают полицейским.
Он не успел меня заметить, зато я подглядела из-за угла, как он отодвинул литографию, висевшую на стене, и абсолютно ровная, без единого шовчика, поверхность вдруг разъехалась, обнажив в своей толще внутренности лифта. Он вошел в кабину и стена за ним сомкнулась, как воды моря за Моисеем. Я видела двери обычных лифтов во время своих блужданий по клинике, и решила, что если этот так тщательно замаскировали, значит, на то есть веские причины. Поколебавшись, я отправилась вслед за ним, вяло надеясь, что мне не придется об этом пожалеть.
В кабине было только две кнопки – одна над другой – без каких-либо отличительных признаков. Наугад я нажала нижнюю и кабина дрогнула. Секунд через десять её двери бесшумно открылись и предо мной предстал точно такой же коридор, как и раньше – круглые матовые светильники на стенах, мраморная отделка, – только здесь не было окон, из чего я заключила, что, наверное, это подвальная часть здания.
Коридор уводил далеко влево и кончался темнотой. Справа была одна единственная дверь со стеклянным окошечком. Движимая любопытством, я подошла, чтобы заглянуть туда, и двери лифта у меня за спиной закрылись. Напрасно я пыталась отыскать способ вернуть их в прежнее положение: стена никак не реагировала на мое присутствие. Плюнув с горя, я заглянула в окошко.
Это был небольшой круглый зал, почти пустой. Там стоял пластиковый стол и такой же стул, а на столе большой монитор – похоже, его использовали для наблюдения.
Дверь была закрыта, но я выбила стекло, обмотав руку казенным халатом, и открыла замок изнутри. На меня вдруг нашло бесшабашное ощущение безнаказанности, уверенность, что со мной ничего не случится, а я всегда доверяю своим ощущениям – от них как-то больше толку, чем от моих мозгов, поэтому я вошла в эту комнатушку и включила монитор.
На экране появилось изображение маленькой операционной. На большом кресле, вроде тех, в которые дантисты усаживают свои жертвы, полулежала моя старая знакомая, а рядом, в другом таком же – одна из тех глупышек, что клюнула на удочку Красавца. Над ними колдовал человек в белом халате, но не тот, с помощью которого я обнаружила потайной лифт. Этот был небольшого роста, седой. Лицо его я не смогла рассмотреть, потому что он всё время был ко мне спиной.
Между креслами были натянуты разные провода, а этот человек что-то делал, склонившись над девушкой, потом, зажав что-то в пинцете, нагнулся над старухой. Обе его пациентки были, вероятно, под наркозом. Он провозился минут двадцать, потом сделал им обеим по уколу, – я чуть не подпрыгнула, увидев, что он взял перед этим ампулу из коробки с фирменным знаком "Фармы", только он не стал набирать жидкость сразу прямо из ампулы, а смешал ее с какой-то дрянью. Жаль, что я не могла прочитать название препарата.
Потом этот в белом халате куда-то вышел, а вместо него появились мелкоголовый и ещё один мужчина. Они взяли девушку под руки, подняли с кресла – та была без сознания – и утащили. Что же было потом со старухой я так и не узнала, потому что в дверь вдруг просунул голову уже знакомый мне красавчик.
– Ты что это тут делаешь, прелесть? – игриво осведомился он.
«Ишь ты, очаровашка…»
– Работаю, – нагло ответила я, сделав суровую мину, – и попрошу посторонних удалиться!
Вот тут я сделала промашку: любая нормальная баба, по идее, должна была отреагировать на появление эдакого шедевра совсем иначе, – ну, хотя бы просто поприветливее… Может, тогда бы он не заметил выбитого стекла.
Все произошло очень быстро: он вытащил оружие, а я успела схватить длинный и кривой, как ятаган кусок стекла. Выстрелил он или не успел – я не помню… Помню, как по его лицу заструилась кровь – она бежала так стремительно и её было так много… А у меня вдруг возникло ощущение, будто что-то подобное уже было. Он выронил свой пистолет, схватился за лицо и закричал, – без слов – как человек, падающий в пропасть… И кинулся к зеркалу. Это-то меня и спасло… Как бывает со мной в некоторых ситуациях, мой разум тотчас отключился, предоставив все инстинкту самосохранения: поэтому-то и лифт нашёлся, нашёлся и выход, и ключи от зажигания… Я даже сообразила помчаться не в город – вдруг они сообщат на дорожный пост ?– а совсем в другую сторону, и окольными путями, несколько раз перебираясь с одной автострады на другую, вернулась в заброшенный дом.
***
Вернувшись, я застала в наших развалинах странное действо.
Перед низеньким столиком на корточках сидел старый азиат с косичкой. На столике стояла плошка, наполненная тёмной жидкостью, от неё поднимался густой, невообразимо вонючий дым. Бормоча нараспев какую-то тарабарщину, азиат макал в плошку пучок длинных перьев и щедро разбрызгивал эту гадость во все стороны, – мне тоже досталось… Временами он вставал и принимался раскоряку прыгать по комнате, не забывая при этом бормотать и кропить своей дрянью все подряд. Словом, развлекался от всей души…
