Наталья Аврора
Разлейте время по бокалам
– Стоп! – прогремел Грум.
Гладиатор тут же расслабился и отошёл к тренеру.
– Силён, – кивнул он в сторону Аскания. – Техника хорошая, но опыта маловато. И физически, но не достаточно вынослив. А пока драться отлично он сможет только в таком состоянии, как сейчас…
– Когда злой, – договорил за него Грум.
– Точно.
Гладиатор фамильярно похлопал тренера по плечу и пошёл к зрителям, которые начали расходиться.
Асканий не сдвинулся с места, он дожидался распоряжений Грума.
– Ну что ж, я тобой доволен. Ты смелый, не испугался Германика. Я сделаю из тебя настоящего бойца. Ты будешь очень хорошо питаться, у тебя будут деньги, немного. Поселишься в отдельной комнате, рядом с Германиком как раз одна пустует. Но за пределы казарм выходить тебе нельзя.
В город выходить нельзя. Хотя Асканий и ожидал этого, всё-таки помрачнел. Но зато он может свободно передвигаться по казармам, сможет познакомиться с теми гладиаторами, которые выходят за ограду. Кто-нибудь из них согласится помочь.
С тех пор, как Асканий осознал ту пропасть, в которую свалился благодаря людской подлости, он ни разу не молился. Боги отвернулись от него и он отвернулся от них.
Уже почти неделю Асканий прерывал тренировки только чтобы поспать и поесть. Грум поглядывал на него с одобрением, но к концу шестого дня подозвал к себе и приказал сбавить темп. Асканий стал спорить, но тренер не стал его слушать.
– Мне нужен умный, сильный боец, с хорошими нервами, а из тебя при этом ритме такого не получится, ты просто вымотаешься через месяц. И тогда я уже не буду тебя беречь.
Последние слова убедили Аскания, как никакие другие. Он должен добиться, чтобы им дорожили, чтобы выставляли только в редких, значительных боях и не заставляли умирать при первом случае. Не раз за эти дни Асканий пытался сойтись с кем-нибудь из старожилов, но дальше поверхностного знакомства дело никак не двигалось. Разговор с тренером произошёл сразу после того, как Асканий закончил упражнения с тяжестями. Он лёг на мягкий газон, закрыл глаза и мрачно задумался.
– Что, Грум усмирил твой пыл?
Асканий узнал голос Германика.
– Да, – коротко ответил он, поднимаясь. Они ни разу не разговаривали после того боя, хотя были соседями. Юноша понимал, что гладиатор избегает его, и не навязывался.
– Он правильно сделал, с такими темпами ты быстро перегоришь.
– Не перегорю, – пробурчал Асканий.
– Перегоришь, – твёрдо повторил Германик. – Я это точно знаю. Но ты можешь поступать как тебе хочется, мне–то какое до тебя дело? Здесь каждый сам за себя. Друзья из гладиаторов очень плохие.
Асканий сразу вспомнил Вэла Сатиса.
– Не правда, – возразил он.
– Не правда? – Германик сел рядом с ним. – Что ты можешь знать о гладиаторах. С нами нельзя дружить, каждый из нас в любое время по прихоти римлян может стать твоим врагом. Даже выходя отсюда, мы не умеем дружить.
– Почему ты так думаешь? Неужели ты не встречал здесь ни одного порядочного человека?
– Встречал. Почти все они стали моими врагами на арене.
– Они в этом не виноваты.
– Согласен, но драться с тем, кто стал тебе дорог намного труднее, чем с тем, кто не имеет для тебя никакого значения. Рука не дрожит.
– Поэтому ты никого к себе близко не подпускаешь? Я здесь недолго, но заметил твоё отношение к людям.
– Вот и молодец, что заметил и постарайся не лезть ко мне, – гладиатор похлопал Аскания по колену. – Я – одиночка, ни с кем не дружу, никого не люблю. И никому, никогда не помогаю.
– Но ведь сейчас ко мне ты подошёл сам, я не звал тебя. Значит, кто-то тебе всё же нужен? Скучновато одному? – Асканий начал злиться на Германика. И так всё у него складывается неудачно, ещё и этот разговор разбередил душу воспоминанием о друге.
– Нет, – спокойно ответил гладиатор. – Не скучно, я ни с кем не дружу, но общаюсь со всеми. Вот и с тобой решил поговорить.
Германик поднялся.
– Пойду, потренируюсь. Послезавтра мой последний бой. Если выживу – буду свободным человеком. Я слышал, Грум собирается и тебя выпустить. Готовься.
На следующий день Грум сам предупредил Аскания, что он выйдет на арену, и посоветовал не загружать себя тренировками, а постараться расслабиться. Хозяин этой гладиаторской школы славился более лояльным отношением к своим подопечным, чем другие. Накануне серьёзных боёв всем гладиаторам здесь выдавали бесплатное вино и еду, а для желающих привозили проституток. Это и предложил Асканию Грум, но тот отказался, сославшись на плохое настроение.
Жизнь Кассии шла обычным путём, ничего особенного не происходило, и она радовалась этому. Однажды во время обеда, когда трапеза подходила к концу, Гай Альбуций, лежавший на ложе, перевернулся на спину и произнёс:
– Сегодня я встретил странного человека…
Кассия приподняла брови в лёгком удивлении:
– По-моему, Помпеи полны странных людей. Они здесь на каждом шагу.
– Он сказал, что у моей жены есть тайна, о которой даже она не знает.
Кассия выпрямилась в кресле.
– У меня? Тайна, о которой я не знаю? Бред какой-то!
– Я проходил по колоннаде на форуме, – Кассия не видела лица мужа, но поняла, что он встревожен. – Смотрю, сидит нищий. Дай, думаю, брошу ему асс, а тот остановил мою руку и произнёс то, что я уже сказал.
– Почему ты относишься к этому так серьёзно? Мало ли существует таких псевдопрорицателей?
– Сначала я так же к нему отнёсся и уже развернулся уходить. Но он сказал ещё вот что. «Я смогу вылечить её мать, но это никому не принесёт покоя».
Кассия обомлела.
– Где этот человек?
Гай Альбуций пожал плечами.
– Наверное, сидит там же, где и сидел.
– Но почему ты не привёл его? Что он знает о моей матери? И обо мне?
– Тогда я подумал, что всё же он шарлатан. У многих мужчин болеют тёщи…
– Почему ты передумал?
– Потому что чуть позже мне стало очень тревожно. Подсознание говорило, что, возможно, я упускаю шанс… к тому же его тон, то, как он говорил. В нём чувствовалась сила, уверенность. И ещё одно, он не навязывался. Ему как будто было всё равно, соглашусь я с ним или нет, заинтересуюсь или нет.
– Сходи за ним! – Кассия не просила, она приказывала мужу. Гай Альбуций с пониманием посмотрел на жену и вышел из триклиния.
Кассия с интересом рассматривала странного человека, стоящего перед ней. Ничем не отличается от обычного попрошайки. Может быть, она зря так волнуется?
– Что ты знаешь обо мне?
– Всё, – он заглянул Кассии в глаза, как в душу. По её спине пробежал холодок. – Ты сильная, властная, любишь почитание и требуешь, чтобы тебя уважали. И ты этого достойна. Ты думаешь, что боги любят тебя, раз позволили родиться в богатой семье, получить хорошее образование и выйти замуж за достойного человека, которого, к тому же, ты выбрала сама. И ты права. Сейчас твоей душе уютно, но скоро она взбунтуется, ты потеряешь спокойствие, и подумаешь, что боги отвернулись от тебя. И будешь не права.
Кассии стало нехорошо. Она знала, что этот человек говорит правду.
– А моя мать?
– Она безумна уже несколько лет. Грех тяготит её.
– Моя мать грешна? Не может быть! Вся её жизнь прошла на виду у моего отца. Здесь я тебе не верю.
Прорицатель улыбнулся.
– А до этого верила?
– Да, – Кассия смутилась.
– Что заставляет тебя не верить мне дальше?
– Ты говоришь невероятные вещи.
– Иногда я говорю невероятные вещи, но разве в нашей жизни нет места невероятному?
Кассия молчала.
– Я не навязываюсь. И могу прямо сейчас уйти.
– Постой! – воскликнула Кассия, хотя человек даже не шевельнулся. – Последний вопрос: почему ты обратился именно к моему мужу?
Прорицатель пожал плечами.
– Я так захотел.
– А ты сможешь вылечить мою мать?
– Смогу. Только зачем?
– Как это, зачем, – возмутилась Кассия.
– Почему ты решила, что твоя мать хочет вылечиться? Разве она буйствует, разве её посещают кошмары? Разве она ломает всё вокруг, царапает себя в кровь? Или она хочет кого-то убить? Я знаю, что ничего этого не происходит. Она живёт в своём мире, и ей там хорошо. Для чего ты хочешь вырвать свою мать из её мира и впихнуть в свой?
– Я хочу вернуть ей реальность, семью, любовь!
– У неё есть семья. Она считает тебя маленькой и даже общается с тобой по-своему. Она думает, что её сын умер из-за тяжёлой болезни. У неё есть всё: дочь, муж и светлое воспоминание о сыне. А что хочешь дать ей ты? Какую реальность? Я вылечу её и она узнает, что её дочь – замужняя женщина, а ей не довелось увидеть её взросление. Она узнает, что её сын стал подонком, – Кассия вздрогнула от беспощадной характеристики. – И что его убил беглый раб.
Женщине показалось, что при последних словах прорицатель слишком внимательно всмотрелся в её лицо.
– Ты полагаешь, что твоя реальность лучше, чем её?
Кассия поднялась на ноги, оттолкнув табурет.
– В этом мире реальность только одна!
Человек покачал головой.
– Сколько людей, столько и миров, и у каждого своя реальность.
– Это невозможно, потому что мир один!
– У каждого человека – свой, и каждый человек центр своего мира.
– Чушь!
– Это не чушь, подумай об этом. Я могу вылечить твою мать. Но кому это нужно, ей или тебе? Разве тебе мало того, что ей хорошо и что ты в любое время можешь с ней общаться?
– Но она общается со мной не как с дочерью!
– Да, твоя мать считает тебя своей приятельницей. И, повторяю, ей хорошо. Подумай, тогда приходи.
Нищий ушёл, даже не спросив позволения, а Кассия не посмела его остановить.
После разговора с нищим прорицателем Кассия потеряла покой. Женщина всё не могла решить, как ей поступить и долго думала. Она боялась, что нищий исчезнет, но Гай каждый день сообщал ей, что он сидит на том же месте и, как будто, ждёт. Кассия несколько раз съездила к матери, стремясь понять, чего она хочет, точнее, как поступить было бы правильнее. И с каждым разом она убеждалась в правоте прорицателя. Да, матери было хорошо в том, состоянии, в котором она сейчас находилась. Кассия представила, как будет вести себя мать, когда на неё обрушится реальность и, в конце концов, решилась признать, что её прежнее желание, можно сказать мечта последних лет, не должна осуществиться.
Она послала за нищим. Когда его ввели, он встал на то же, место, где стоял в прошлый раз и молча смотрел на Кассию, ждал.
– Я решила.
Его взгляд стал внимательнее.
– Нельзя менять жизнь моей матери. Я не имею на это право.
Прорицатель улыбнулся:
– Я не ошибся в вас.
Кассия тоже улыбнулась, она обратила внимание, что в эту встречу он обращается к ней более уважительно.
– Но я хочу, чтобы ты кое-что сделал, если это возможно.
– Что?
– Узнать, почему она стала безумной, не грозит ли это мне или моим детям.
Прорицатель кивнул.
– Это можно сделать.
– Когда? – Кассия заволновалась, но постаралась это скрыть.
– Сегодня вечером, на закате. Я должен говорить с ней тогда, когда солнце только начнёт заходить за горизонт.
– Хорошо, тебя проводят в комнату, ты поешь, отдохнёшь. Когда придёт мой муж, мы поедем.
– Лучше без мужа, – категорично сказал нищий.
– Для кого лучше? – Кассия возмутилась. – У меня нет от него секретов!
– Как знаете, – прорицатель покачал головой и опять вышел, не дожидаясь разрешения.
Из сада загородного дома Сатриев открывался восхитительный вид на закат. Дом стоял на небольшом пригорке, который с запада обрывался в глубокий овраг. Поэтому с той стороны стена была низкой и вся местность до горизонта была, как на ладони.
Кассия и Гай с интересом и тревогой смотрели, как Ливия оживлённо беседует с новым человеком. Каким-то непостижимым образом нищий прорицатель в грязных лохмотьях заинтересовал аристократку Ливию так, что та общалась с ним, как с давним другом. Она уже успела рассказать ему все подробности детства и ранней юности, когда прорицатель оставил её и подошёл к Гаю и Кассии.
– Ни в коем случаем, что бы вы ни услышали, не издавайте ни звука, не шевелитесь, – нищий говорил повелительно и строго. – Вас здесь нет.
– Я была совсем девчонкой, когда заметила его. Конечно, я знала его и раньше. Ему было семнадцать лет. Мне – на три года меньше, – Голос Ливии звучал мягко, мечтательно. Воспоминания радовали её. – Да, я знала его давно. Он был рабом у нас, родился в нашем доме. Он был красивый, сильный, нежный. Меня совсем не волновало, что он – раб. Мы были влюблены, безумно влюблены. Даже сейчас, вспоминая о нём, мне становится теплее. Но вы не подумайте, – забеспокоилась Ливия и взяла нищего за руку. – Не подумайте, я очень, очень люблю своего мужа. Прошлое забыто, просто вспоминать приятно. Полгода мы, стараясь, чтобы никто не узнал, встречались. Но нельзя утаить чувства от такого количества окружающих. Наша тайна была раскрыта. Мама страшно разозлилась, заперла меня в моей комнате на целый месяц. Я ела там, справляла нужду. Меня заставляли забыть любимого. Наверное, я забыла бы, но… – Голос Ливии изменился. Из безмятежного он превратился в тревожный. Кассия насторожилась, возможно, сейчас раскроется тайна материнского безумия? – Оказалось, что я беременна, – девушка чуть не вскрикнула. Она прижала ладонь к губам и почти перестала дышать. Беременна от раба! Ливия волновалась всё сильнее, и Кассии подумалось, что вот-вот она сорвётся на крик, на истерику, как это было раньше. Гай взял её за руку и приложил палец к губам. Она кивнула, давая понять, что успокоилась. – Что тут началось! Меня выпустили, тогда я и узнала, что моему любимому и его отцу мать дала вольную и много денег. Она будто откупалась. Я тогда не могла понять, почему, она их отпустила, а не продала куда-нибудь подальше. Но я была рада этому, потому что хоть изредка я могла встретить мою первую любовь. Он и сейчас живёт в городе. Вы, конечно знаете его, это – Спурий Феликс. – Кассия уже догадывалась, какое имя назовёт мать, она знала, что Спурий Феликс был вольноотпущенником семьи Секундов, из которой происходила Ливия. И тут она задрожала, потому что остальное поняла сама. Маркус не был сыном её отца, он был сыном раба. А, может, нет? И, как ответ на её мысленный вопрос, прозвучало продолжение рассказа. – Меня быстро выдали замуж за прекрасного человека, как раз в то время посватавшегося ко мне, Постумия Кассия Сатрия. Это чудесный человек, благородный, честный, я его обожаю, но понимаю, что не достойна его. Ведь мой сын не от него, а от раба. Он думал, что я родила раньше срока… потом у нас появилась дочка, её рождением я, хоть чуть-чуть, замолила свой грех перед мужем, – Досказав, Ливия успокоилась. Заметно было, что ей стало намного легче, и Кассия похвалила себя за решение привести к матери нищего прорицателя. Она подумала, что теперь можно приказать рабам внести идолино114, в саду почти стемнело, только косые лучи заходящего солнца освещали верхушки деревьев. ружающих.ть чувства от такого колличества сьа нищего за руку.
– Я понимаю, что нельзя так говорить, – вдруг услышала Кассия продолжение рассказа, который она считала оконченным.– Но я рада, что мой сын заболел и умер маленьким. Уже в раннем детстве в нём проявлялись чудовищные наклонности, – Ливия говорила всё тише, и слушателям приходилось напрягать слух, чтобы услышать её слова. – Я не могла понять, почему? Ведь и его кровный отец и приёмный были достойными людьми, хотя один из них и был рабом. Я поняла всё после предсмертной исповеди моей матери. Оказалось, что свой грех я унаследовала от неё. Моя мать тоже любила в юности раба. Многие, даже очень знатные римлянки имеют связи с рабами, но не многие от них рожают. Она сказала, что прощает мне связь со Спурием Феликсом и ещё сказала, что… – дальше ничего нельзя было услышать. Последние слова Ливия сказала в самое ухо собеседнику.
Когда она замолчала, нищий прижал руку к её лбу, она откинулась в кресле и спокойно задышала.
– Она спит, – проговорил прорицатель, когда подошёл к Гаю и Кассии. – Прикажите слугам унести её и уложить в постель. Она проспит до утра, а, возможно, и дольше.
– Скажите её последние слова? – потребовала Кассия.
– Распорядитесь уложить в постель, и прикажите принести светильники, – обратился нищий уже персонально к Гаю Цельсу. Когда тот вышел, прорицатель сказал к Кассии. – Я не уверен, что вашему мужу стоит слышать, то, что Ливия сказал в конце.
Кассия и сама уже подумала об этом. Но тон, которым заговорил с ней этот человек, возмутил её, и она из гордости не захотела с ним согласиться.
– Я уже сказала вам, что у меня нет секретов от мужа.
Нищий усмехнулся:
– Я предупреждал.
Как раз в это время подошёл Гай.
– Ваша бабка, так же, как и ваша мать, забеременела от раба и родила, – Кассия от ужаса покачнулась, а нищий продолжил, глядя ей в глаза. – Если вы не поняли, то уточняю – её возлюбленным был отец Спурия Феликса, от него появилась ваша мать Ливия. Получается, что родители Маркуса – родные брат и сестра.
Кассия почувствовала, что взгляд стоящего перед ней человека убивает её. Ей показалось, что он толкает её в пропасть безумия. Теряя сознание, она успела простонать:
– Прогоните этого страшного человека…
Но Гай, обеспокоенный состоянием жены, ненадолго забыл о нём. А, когда вспомнил, нищего нигде не было. Слуги видели, как он вышел за ворота и пропал. Гай Цельс хотел отблагодарить прорицателя деньгами и извиниться за странные слова Кассии. Он послал за ним человека, но тот не нашёл его. Ни в следующий день, ни позже на прежнем месте он не появился. Более того, ни один нищий Помпей ничего о нём не знал. Как будто он явился только для того, чтобы разрушить спокойствие Кассии и исчезнуть.
А вот Ливия после того вечера просто расцвела. Её выдуманный мир наполнился небывалыми красками и Эвризацес, вначале возмущавшийся тем, что к его пациентке привели какого-то самозванца, теперь жалел о том, что ему не пришлось поговорить с этим удивительным человеком.
Прошло около двух месяцев с тех пор, как Сеян ворвался в судьбы наших героев. Немного времени, но Тана успела измениться. Совсем недавно она была покорной рабыней, а сейчас это спокойная, уверенная в своём будущем госпожа. Да, Тана вышла замуж за Сеяна. Придя в себя после тяжёлой лихорадки, вызванной нервным потрясением, она поняла, что не испытывает никаких эмоций, вспоминая прошлое. Её прежние чувства будто умерли. Она ничего не хотела вернуть, и ничего не хотела изменить. Даже воспоминания об Аскании, которого она совсем недавно боготворила, не бередили её душу. Только далеко в подсознании горела искорка уверенности, что ей ни в коем случае нельзя с ним встречаться, чтобы не потерять покой. Единственный раз она спросила о нём Сеяна, и тот ответил, что Асканий жив и здоров. Это удовлетворило её, она мысленно пожелала ему удачи и опять забыла о нём.
Когда болезнь перешла в лёгкую форму, Тана смогла оценить ту заботу и, можно сказать, трепетное внимание, каким окружил её Сеян. Он часто заходил и пытался разговаривать с ней. Поначалу Тана неохотно и даже грубо отвечала ему. А он терпел и приходил снова и снова. И так до тех пор, пока девушка не привыкла к нему. Ни разу с той ночи он не прикоснулся к ней, не попытался поцеловать или взять за руку. Когда Тана это осознала, у неё появилась благодарность к хозяину.
Через неделю после выздоровления Тана сидела на скамье в саду, смотрела на деревья и ни о чём не думала.
– Послушай, – Сеян взял её за руку. – Я знаю, что вторгся в твою жизнь жестоко. Я понимаю, что у тебя нет поводов испытывать ко мне симпатию. Прости, что напоминаю, тогда в первую ночь, я овладел тобой силой и… полюбил. Впервые. И, возможно, навсегда. Я злой человек, я не люблю людей. Никого, кроме тебя. Я не думал, что способен на это чувство. Стань моей женой. Если ты согласишься, то я стану самым счастливым человеком на свете. И сделаю всё, чтобы ты полюбила меня.
Всю жизнь, за исключением нескольких месяцев после смерти Маркуса Сатрия, Тана была рабыней. Единственный раз она смогла вырваться, и это не принесло ничего, кроме новых страданий. Теперь Тана не хотела свободы, она её боялась. Впервые она решила внимательно рассмотреть своего хозяина. Невысокого роста и старше её минимум на пятнадцать лет. Внешность неброская, но и не отталкивающая. Могла бы она полюбить его? Тана не знала, но отвращения и неприязни он у неё не вызывал, в этом она была уверена.
– И ещё. О твоих друзьях. Мне ничего о них не известно, – Сеян поймал недоверчивый взгляд Таны. – Вэла и Аскания я продал заезжему ланисту, куда он их увёз – не знаю. Третий, его звали Талл? Он сбежал от нас на берегу.
Говоря о Талле, он соврал, чтобы поберечь Тану. Тот был убит одним из «матросов» тогда, когда подслушал разговор Сеяна с «капитаном». Тана ещё не произнесла ни одного слова, она думала. Нет, она не размышляла над тем, выходить ли ей замуж за этого ловкого и жестокого человека. У неё не было выбора, она это понимала. Тана даже представлять не хотела, что с ней будет, если она откажется. Но в то же время предложение Сеяна ей понравилось. Она не только верила в его любовь, но постоянно ощущала её.
– Но я не люблю вас, – наконец проговорила Тана и тихо добавила: – И не уверена, что полюблю.
Девушка спохватилась, подумав, что зря это сказала, но было поздно.
– Я знаю, что не любишь. Я уже сказал, что ты имеешь право относиться ко мне недоверчиво, – он крепко сжал её руку и в его глазах полыхнул еле сдерживаемый огонь нетерпения. – Я подожду. Но на уважение ко мне я рассчитываю.
Он сделал упор на слове «уважение», будучи давно и твёрдо уверенным, что может ожидать от людей или презрение или страх.
Тана встала, поднялся и Сеян. Он поймал её взгляд, и она постаралась не отвести его.
– Ты можешь ответить мне сейчас?
– Да. Я согласна.
В его взгляде Тана прочла такую бурю эмоций, от которой у неё пробежали мурашки по телу. Она поняла, что этот жестокосердный человек, любящий власть, способный на убийство, предательство, наживший своё богатство на крови и слезах многих несчастных, ждал её ответа как приговора всему своему существованию. Он осторожно перевёл дыхание, отпустил руку Таны и, развернувшись, молча пошёл от неё.
Поражённая девушка несколько секунд смотрела ему спину, потом спросила:
– А если бы я не согласилась, что было бы?
– Я тебя… убил бы, – оглянулся Сеян. – Или отпустил. Не знаю.
Он опять отвернулся и очень быстрым шагом пошёл прочь.
В ту же ночь Тана лежала без сна в своей комнате и ждала неотвратимого. Она уверена была, что Сеян придёт к ней и воспользуется своим правом жениха или хозяина. Она покорно, со смирением ждала, а под утро уснула. Но ни в ту ночь, ни в следующую, Сеян так и не пришёл. Он не появился у неё даже после скромной, незаметной для посторонних свадьбы. Женское чутьё Таны подсказывало, что Сеян страстно желает её, и такое его поведение оставалось для неё загадкой до сего дня.
В этот день Тана впервые пришла на гладиаторские бои. Она сидела в собственной ложе, лениво развалившись на подушках. Рядом с ней никого не было, кроме молчаливой и глуповатой рабыни, видящей в молодой хозяйке идеал красоты и удачливости. Тана с нетерпением ждала прихода мужа. С ним можно было интересно поговорить, а так как они не виделись со вчерашнего дня – узнать, что нового произошло в городе. Но он всё не приходил и Тана начала раздражаться. Жара донимала её, а начало представления задерживали, и она отправила рабыню привести торговца соками. Тут как раз шум с трибун переместился на арену – появилось первое шествие, и Тана напрягла внимание. Когда ровным строем проходили гладиаторы, которым предстояло биться в ближайшие несколько часов, у Таны защемило сердце. Она вспомнила Вэла Сатиса, выжившего в этом аду, и вернувшегося в него волей судьбы. Вспомнила Аскания. Жив ли он теперь? Или его тело погребено в братской могиле вместе с такими же несчастными? Сердце вздрогнуло и успокоилось. Они больше не часть её жизни. Тане казалось, что вспоминая о них, она ставит под удар своё спокойствие и уверенность. Она боялась прошлой боли, страданий и лишений. Пусть они живут где-то там. И да помогут им боги сохранить жизни.
Сцены с дикими зверями не поразили Тану, но показались интересными. Она ждала выхода гладиаторов, желая узнать, сможет ли сочувствовать незнакомым людям. Если сможет, значит её душа ещё не совсем очерствела из-за собственных несчастий. Она не отрывала глаз от арены и отвлеклась лишь для того, чтобы купить сок. Оставив немного рабыне, Тана вернулась к зрелищу. Прошло около часа с начала представления. Наконец из противоположных ворот вышли две группы гладиаторов. Одни были вооружены сетями и трезубцами, другие мечами и щитами разной формы и размеров. Ретиарии встали против самнитов и фракийцев. Они на время замерли в плотных шеренгах, присматриваясь друг к другу. Потом начали сближение, одновременно рассредоточиваясь по сторонам. Противники сближались медленно, но вдруг один фракиец отбросил осторожность и побежал. Его нетерпение передалось другим гладиаторам, вскоре каждый встретил своего противника, и завязался бой. Все хотел выжить, потому сначала осторожничали, но битва, есть битва, находясь в обороне, её не выиграть. Удары становились всё точнее, а защитой пренебрегали всё чаще. Многие уже были ранены, но никто пока не покинул арены. Тут Тана обратила внимание, что один из фракийцев стоит в стороне и внимательно следит за боем. Значит, противников было не равное количество? И этот гладиатор проявил ненужное благородство и не захотел напасть вдвоём на одного врага? Тана удивилась и стала следить за боем ещё внимательнее. Вот несколько человек упали замертво на песок. Их тела исчезли в пыли, поднятой десятками ног. Возможно, кто-то из них был только ранен, но, не имея возможности отползти, был затоптан.
Тана растворилась в кровавом зрелище, оно захватила её, девушка не замечала, что не сочувствует и не сопереживает умирающим людям. Она, как истинная римлянка, восторгалась их искусством и ждала конца боя, чтобы увидеть лицо победителя. Теперь дрались все, Тана пожалела, что упустила того странного гладиатора из виду, она уже не могла различить его среди дерущихся, которых становилось всё меньше и меньше. Она отметила, что выбывают не только убитые, но и раненые. Возможно, кого-то из них вылечат подневольные доктора и они смогут пожить ещё какое-то время. На этой мысли Тана отвлеклась от зрелища и вернулась в себя. Ей понравилось собственное состояние. Она не была равнодушной, но и не убивалась из-за чужой боли.
Кто-то коснулся её руки, Тана повернулась и увидела мужа. Он улыбнулся ей и спросил:
– Ну, и как?
– Интересно! – ответила Тана, возвращая взгляд на арену. – Знаешь, здесь был один благородный гладиатор. Возможно, его уже убили.
– Благородный? С чего ты взяла, что он благородный? – удивился Сеян.
– В одной группе их было больше, и он не стал нападать вдвоем на одного!
– Я смотрю, ты вся в восхищении. Ты впервые в амфитеатре?
– Да, меня ещё Вэл обещал сводить… – проговорила Тана и замолчала. Сеян поморщился от упоминания ненавистного имени. Он бросил быстрый взгляд на женщину и, увидев, что та напряжённо следит за битвой, ещё больше успокоился.
Тана же, наоборот, была взволнована до дрожи. Она вся похолодела внутри, былое спокойствие кануло в Лету. Среди оставшихся на арене она нашла того странного гладиатора, потому что вспомнила, что он держал меч в левой руке. Вэл Сатис? Да, Тана ещё больше уверилась в этом, рассмотрев, что щит он держит не так, как все. Он явно был прикреплён к запястью. Возможно ли, что существует другой гладиатор с такой же травмой? Маловероятно! Хоть бы он выжил! Тана молила всех богов, каких только помнила. Она сжала руки в кулаки и нервно постукивала ими по коленям.
Семь человек оставались живыми и способными сражаться, среди них тот, кого Тана принимала за Вэла Сатиса. Она посчитала – ретиариев было четверо. Тут один из них ловко выбросил сеть в сторону и поймав самнита, на секунды обездвижил его. Последний, имея короткий меч, не смог достать им незащищенного врага, он попытался закрыться большим щитом и разрубить сеть. Но, не успел, длинный трезубец ретиария воткнулся ему в бедро, дробя кости. Самнит упал на собственный щит, и враг добил его жестоким ударом в спину. Но тут же сам ретиарий упал на труп убитого им самнита, сражённый мечом того фракийца-левши. Если в начале боя гладиаторы пытались думать не только о своей жизни, но и о жизнях тех, кто был с ними в одной группе, то теперь каждый был только за себя. Их оставалось всего пятеро – три ретиария и два фракийца. В любую минуту бой могли остановить и объявить победителями ретиариев. А могли дождаться, чтобы осталось только двое бойцов и заставить их биться между собой. И неважно, будут это два фракийца или два ретиария. Бывшие друзья могли стать врагами насмерть. У фракийцев были небольшие круглые щиты и длинные мечи. Трезубцы врагов мало пугали их. Да и сети ретиариев были все уже искромсаны и угрозы почти не представляли.
Как и в начале боя, противники остановились, глядя друг на друга и тяжело дыша. Трибуны ждали, по ним волнами проходил возбуждённый рокот. Тана не отводила взгляда от гладиатора-левши, она не замечала, что по её щекам текут слёзы…
Всё тело Вэла Сатиса, залитое и своей и чужой кровью, горело от большого количества ран. Но самую большую боль доставляла глубокая рана на бедре. Через неё уходили последние силы. Пот заливал глаза, под шлемом было трудно дышать и Вэл Сатис понимал, что ещё немного, и он не сможет поднять меч для нападения и щит – для защиты. Но и сейчас, как много лет назад, он был уверен, что выживет. Вэл Сатис твёрдо знал, что умрёт сразу, как только потеряет эту веру. Ретиарии всё не нападали, они тоже берегли силы. И тут второй фракиец быстро встал спина к спине рядом с Вэлом Сатисом.
– Хороший ход, – пробормотал старый гладиатор. – А я не догадался, видно перестал соображать… молодец…
– Потом похвалишь, – услышал он знакомый голос.
– Асканий! – Вздрогнул Вэл. – Откуда ты…
Тут один из ретиариев с угрожающим криком бросился на них. Вэл сделал шаг для выпада, но онемевшая нога подвернулась, и он упал. Атакующий гладиатор не ожидал этого и, запнувшись за него, повалился как раз на подставленный Асканием меч. Трибуны зашумели от восторга, а Тана, поняв только, что Вэл упал, видимо, убит, закрыла лицо руками и зарыдала. Зрители всё кричали и кричали, а девушка сидела, опустив голову, и ничего не слышала.
Неотрывно наблюдая за боем и переживая, Тана не заметила, в какой момент её муж вышел из ложи. Вернувшись, он застал Тану в полуобмороке. Девушка замерла в углу скамьи, пряча лицо в ладонях. Сеян с раздражением подумал, почему она пошла именно на это представление? Он тоже узнал Вэла Сатиса, ведь не раз видел его на арене ещё в Помпеях. Нужно было исправлять положение, необходимо было вернуть Тане спокойствие. И он сделал то, что не стал бы делать ещё несколько месяцев назад.