Наталья Антарес
На орбите судьбы
Из душа я вышла с абсолютно безумными глазами и боком попятилась к входной двери, упорно игнорируя встревоженный взгляд Анны Семеновны. Не надо так на меня смотреть и сразу после моего ухода обшаривать санузел в поисках убедительных доказательств своих нехороших подозрений! Впрочем, правды ради, стоит отметить, не ширнулась я сейчас не потому, что мне этого не хочется, а потому, что, черт возьми, нечем. Сколько я еще выдержу? Что послужит причиной моего неизбежного срыва: очередные унижения на работе, бесконечные упреки тетки Василисы или просто случайный стресс?
Нет, не так, если я действительно не хочу сорваться, мне следует лучше подумать о том, что поможет мне выдержать этот ад. Снова занять денег и купить антидепрессанты, чтобы постепенно подсесть на «колеса» и в итоге пробрести еще одну зависимость? Обратиться в местный наркодиспансер и согласиться на профилактическую госпитализацию, чтобы две недели подряд слушать разговоры окружающих меня наркоманов, еще более усугубляющие тягу к героину? Неужели я одна во всем мире, и это вселенское одиночество скоро раздавит меня под своим гнетом?
Я точно знала, что если сейчас тетка Василиса пристанет ко мне даже с самым невинным вопросом, я пошлю ее так далеко, что возвращаться мне потом будет, однозначно, некуда, и поэтому втихаря сбежала из дома. Таким образом, у меня провисла куча свободного времени, и я несколько часов бесцельно слонялась по городу, неожиданно ставшему для меня всего лишь значительно уменьшенной копией столицы. Новая жизнь, на начало которой я так рассчитывала, когда уезжала в неизвестность, откровенно не задалась, сколько бы усилий я к этому не прилагала. Меня словно не было вообще: возродить прежнюю Римму не помог даже ретроспективный анализ, а жизнь Риммы сегодняшней буквально висела на волоске. Та самая опустившаяся наркоманка по кличке Дива стояла рядом с «баяном» в руке и мучительно искала хотя бы одну уцелевшую вену, она до позднего вечера ходила за мной по пятам, и терпеливо ждала, когда я, наконец, сломаюсь и позволю ей занять мое место, а я пока лишь яростно отмахивалась от нее, пугая прохожих своей странной жестикуляцией.
Летом темнело почти в одиннадцать, и я напрасно искала в затянутом сумеречной пеленой небе пульсирующую точку далекой Нибиру. А может быть, все закончится само по себе –настанет Апокалипсис, Земля погибнет, и наступит какое-нибудь Царство божие, где никакой наркоты днем с огнем не сыщешь, как бы не кумарило? Зачем я видела начертанные на красном песке линии, что должен был объяснить мне огромный рисунок на склоне прибрежной горы, и почему вообще именно я стала мишенью телепатической атаки нефилимов?
Курить и думать, затягиваться мыслями, как табачным дымом, и выдыхать нелепые предположения… Голова снова кружилась – тяжелая, наполненная тревогой, погрузившаяся в беспросветный хаос. У меня не было часов, и я ориентировалась исключительно по зажигающимся на почерневшем небосводе звездам. Пора идти, Айк меня ждет. Если, конечно, ждет.
Приближаясь к ночной набережной, я простодушно надеялась погрузиться в тихое безмолвие, но прошедшие по всему Перовску экзамены ознаменовались массовыми гуляниями нетрезвой школоты. Пардон, уже официально бывшей школоты. Впрочем, особой разницы я на первый взгляд, к сожалению, совершенно не заметила. Единственное, что мгновенно бросилось мне в глаза, это неимоверное обилие пустых бутылок, и в сердце прочно поселилась глухая обида на всеобщую несправедливость. Мне еще практически неделю выживать до получки, а тут под ногами валяется такое богатство…
Ситуация из серии «видит око, да зуб неймет» повергла меня в глубочайшую тоску, и даже отвлекла от внутренней схватки со своим ментальным двойником. Был бы у меня хотя бы пакет с собой, можно было бы кое-чего пособирать, а к приходу Айка надежно припрятать свои позвякивающие сокровища в кустах. Так нет же, мало того, что я выскочила на улицу с мокрыми волосами, под воздействием ветра образовавшими карикатурное подобие творческого беспорядка, и в крайне непрезентабельно выглядящих рабочих джинсах, так еще повела себя весьма непредусмотрительно в плане реализации случайно подвернувшейся возможности обеспечить себя какими никакими карманными деньгами.
Праздношатающегося народа, между тем, на Набережной прибавлялось с каждой минутой, я чувствовала себя все более неуютно. Теперь мне стало окончательно ясно, насколько неудачное место я указала Айку в своей записке, и насколько жестоко я просчиталась в стремлении к уединенному спокойствию. Я спустилась было к самому берегу, но и там обнаружилась веселая компания, дружно распивающая какое-то пойло и параллельно мучающая раздолбанную гитару упорными попытками извлечь из нее подобие мелодии при полнейшем отсутствии как слуха, так и элементарных навыков игры на данном музыкальном инструменте.
Идиотизм моего положения вскорости достиг пика: на одной из густо оккупированных лавочек я увидела вдрызг пьянющую Нюрку в окружении поддатых одноклассников. Невыразимые моральные и физические страдания, вызванные причиненными разбушевавшейся теткой Василисой легкими телесными повреждениями, будущая мать активно топила в дешевом портвейне, и, на мой взгляд, заслуживала хорошей порки солдатским ремнем, что ее, по всей вероятности, и ожидало после возвращения домой, что называется, на бровях. Оставалось лишь гадать, куда смотрит наша доблестная полиция, и какого черта меня в прошлом месяце оштрафовали за курение в общественных местах, тогда как алкоголизация подрастающего поколения безнаказанно происходит при полном попустительстве правоохранительных органов?
Раздраженная и злая, я бестолково меряла шагами набережную, проклинала свою недальновидность и тупо не знала, как поступить, а с усеянного звездами неба мне ободряюще подмигивала таинственная планета Нибиру, словно убеждая меня, что у неприятностей тоже есть свой лимит, и на сегодня, он похоже вот-вот исчерпается. Айка все не было, и в какой-то момент я вдруг поняла, как я боюсь того, что он не придет, и, прождав его до утра, я все-таки сдамся и уколюсь. Потом уже будет безразлично, почему так произошло, мир вокруг меня сузится и утончится до размеров иглы, а затем и вовсе исчезнет. Исчезнет вместе со мной.
–Римма, постойте! – какое же это невероятное ощущение, когда ты в шаге от края бездны, и до падения осталась лишь доля секунды, когда все решено и ты смотришь на все как бы со стороны, потому что фактически тебя уже не существует, и тут появляется голос, который просит тебя остановиться!
–Айк! – а я ведь почти сделала этот шаг, я уже почти собралась ступить на дорогу ведущую в никуда, и просто невероятно, что нашелся человек, так вовремя преградивший мне путь.
Айк выглядел взволнованным, растрепанным и запыхавшимся. Его бандана сбилась набок, глаза лихорадочно блестели, слов ему катастрофически не хватало, и обеими руками он описывал в воздухе замысловатые пассажи – похоже, он страшно торопился и до смерти боялся опоздать.
–Мазафака, успел! – слегка отдышавшись, выдал парень, – это финиш какой-то, а не день!
Для меня это был как раз самый что ни наиесть старт, но я решила благоразумно воздержаться от неуместных комментариев, и из вежливости поинтересовалась:
–Как успехи? Сколько баллов набрал?
Небесно-голубые глаза Айка резко потемнели, он нервно передернулся и, с трудом сдерживая эмоции, до крови прикусил нижнюю губу.
–Римма, только вы меня сегодня про эти гребаные тесты не спрашивайте, ладно? – звенящим от напряжения голосом попросил парень, – до меня уже и так строго дошло: все во мне разочаровались, я позор семьи и школы, даже Денжер смог со шпор скатать, а я по жизни лузер, на тачку к совершеннолетию мне не стоит и надеяться, и вообще надо было меня за месяц до экзаменов дома закрыть и…
–Айк! – по-моему, парень перечислил мне меньше половины вменяемых ему прегрешений, но я решительно перебила его в самый разгар этого бессмысленного самобичевания. Я хотела задать ему один единственный вопрос, на который он никогда не ответит мне правду, но на который и сама знаю достоверный ответ, – Айк, это из-за меня?
–Мазафака, конечно, нет! – он солгал мне так быстро, порывисто и неумело, что у меня мигом отпали последние сомнения. Ну а из-за кого, позволь спросить, ты в ночь перед тестированием художественной самодеятельностью в Спасском микрорайоне занимался, да потом еще и от отца огреб по полной программе? Разве не из-за одной напрочь завравшейся особы, из кожи вон лезущей, чтобы скрыть свое истинное лицо, и ради этого готовой пожертвовать будущим опрометчиво доверившегося ей человека? Если у меня самой давно нет будущего, это вовсе не означает, я имею моральное право наступать на горло перспективам Айка! Я- эгоистичная, лживая и бессовестная сволочь, такая же, как все наркоманы, без поправки на статус «бывшие»!
Перед тем, как совершить свои последующие действия, Айк колебался считанные мгновения, да и то, скорее всего, парня сдерживало в большей степени мое возможное неправильное восприятие его чересчур смелого поступка. Когда он внезапно шагнул мне навстречу и крепко сжал в объятиях, я растерялась до полной потери способности контролировать свои чувства и перестала сопротивляться душившим меня рыданиям. Из глаз непроизвольно полились слезы, меня трясло и колотило, я все ревела и ревела, уткнувшись Айку в грудь, а он с силой удерживал мои содрогающиеся плечи и не отпускал до тех пор, пока я не выплакалась.
–Забудьте вы про эти тесты, – прошептал парень куда-то мне в волосы,– если бы я вузовский проходной не выбил, был бы реально мрак…Никогда не плачьте больше так… так, как будто..,– нужные слова у Айка никак не подбирались, и он надолго замолчал, сосредоточенно обдумывая завершение начатой фразы, – так, мазафака, как будто вам больше не хочется жить!
Идеально точное понимание моего недавнего состояния вызвало у меня новый приступ слез, но теперь я рыдала чуть ли не от счастья. Я радовалась не столько тому, что вопреки моим самым страшным предположениям Айк с горем пополам все-таки сдал выпускные экзамены, сколько самой возможности вот так плакать у него на груди и знать, что тебя никто не будет осуждать, унижать, обвинять. Что тебя просто обнимут и терпеливо переждут твою истерику, чтобы потом бережно усадить на скамейку и взволнованным взглядом небесно-голубых глаз наблюдать, как твои непослушные пальцы пытаются вытащить из пачки сигарету, а когда тебе, наконец, удастся закурить, осторожно предложить:
–Может, поедем отсюда? Я кстати, второй шлем вчера купил!
ГЛАВА XX
Вероятно, Айк неоднократно сталкивался с попытками криминальных посягательств на свое транспортное средство, потому что перед тем, как оставить скутер без присмотра, он не только за раму пристегнул его к забору, но еще и заблокировал оба колеса. Малолетние угонщики в количестве двух человек к столь основательным мерами безопасности явно были морально не готовы, и, заслышав наши шаги, разочарованно бросились врассыпную. Айк сквозь зубы выругался вслед неудачливым злоумышленникам, и с гордостью протянул мне новенький мотоциклетный шлем.
Обязательный элемент защитной экипировки пришелся мне донельзя кстати, и я с преогромным удовольствием спрятала от наполненных тревогой глаз парня свою зареванную физиономию. Айк упорно не говорил, куда он меня везет, но, в сущности, конечный пункт нашего стремительного движения по ночным улицам Перовска интересовал меня примерно в той же степени, что и немого логопед. Я обхватила Айка за талию, и к своему невероятному стыду ощутила, что его футболка насквозь промокла от моих слез.
Как же мне была необходима эта спонтанная разрядка! В голове вдруг стало удивительно легко и пусто, словно вместе с безудержным потоком слез я заодно избавилась от давившего на меня негатива. Понимал ли Айк, как много он сегодня для меня сделал? Он даже не догадывался о причинах моего отчаяния, но интуитивно почувствовал, что я нуждаюсь в поддержке. Айк был слишком молод и неопытен, однако со временем его открытая улыбка приобретет циничный оттенок, а в небесно-голубых глазах четко обозначится холодное безразличие, он разучится сопереживать и обуздает свою порывистую натуру. Но это будет потом, а сейчас он такой, какой есть: прямолинейный, несдержанный, категоричный и при этом пронзительно искренний и чуткий. А может быть, это и есть мой настоящий ангел-хранитель? Во всяком случае, мне гораздо проще поверить в это, на первый взгляд, абсурдное предположение, чем в вечно сачкующего лежебоку, лениво развалившегося на перине из воздушных облаков!
Сегодня нам невероятно повезло с гаишниками, а точнее сказать, с их отсутствием, хотя вполне возможно, что просто наученный горьким опытом Айк старательно объезжал потенциальные места дислокации дорожных патрулей. Так или иначе, мы беспрепятственно проехали чуть ли не весь город, и благополучно добрались до незнакомого мне парка, избежавшего повального нашествия бурно празднующих окончание золотого детства выпускников лишь благодаря проведению ярко выраженных ремонтных работ по всему периметру территории. Судя по вывороченным бордюрам и перерытому тут и там асфальту, днем здесь развивали кипучую деятельность сотрудники коммунальных служб. Среди отчетливо прослеживающихся зачатков будущих клумб и цветников, виднелись свежевысаженные елочки, призванные заменить старые деревья с засохшими плетями постепенно отмирающих ветвей, а в самом центре парка, похоже, велось строительство небольшого фонтанчика. Сложенная аккуратными стопками брусчатка явно предназначалась для укладки пешеходных дорожек, а ближе к ограждению располагался предназначенный для нужд рабочих вагончик.
–Welcome to Парк имени Перова, – торжественно объявил Айк, спрыгивая на землю, – взгляните на него в последний раз! Когда реконструкция закончится, вы его не узнаете!
–Честно говоря, я здесь вообще впервые, – я сняла шлем и вымученно улыбнулась парню, – а я думала, в стране кризис, и государству не до благоустройства скверов!
–Ну, это да, просто Перов – вроде как символ города, отец-основатель и все такое прочее…А осенью исполняется триста лет с дня его рождения, вот и решили парк в порядок привести. Мой отец республиканский тендер выиграл, не важно, короче…, – Айк внимательно огляделся по сторонам и принялся фиксировать скутер около ближайшего дерева, – я думаю, тут должно тихо быть, но мало ли чего, мазафака! Пойдемте, я вам кое-что покажу, тоже, наверное, в последний раз!
Прогулка по разбитому в честь легендарного Перова (узнать бы для общей эрудиции, в чем заключается знаменательный вклад этой героической личности в историю) парку в условиях капитального обновления инфраструктуры требовала значительной осторожности, так как нога то и дело рисковала провалиться если не в открытый канализационный люк, то в недавно выкопанную траншею, а путь постоянно преграждали многочисленные скопления отходов производства в виде разнообразного строительного мусора. Айк с мощным фонариком в руке самозабвенно изображал из себя заправского следопыта, и у меня создалось впечатление, что он давно уже вдоль и поперек истоптал своими белоснежными кедами все имеющиеся в парке тропки. Сначала мне было малость страшновато, но затем я вошла во вкус, и мне даже понравилось обходить завалы из демонтированных конструкций и перелезать через нагромождения бетонных плит. Я чувствовала себя счастливым первооткрывателем, и от души удивлялась, как много, оказывается, во мне осталось от девочки-подростка, и как легко Айку удалось пробудить ее из летаргического сна.
–Отец сказал, эту стену тоже снесут! Видите, тут везде мои теги, я с шестого класса здесь рисую. Сначала бомбил по-простому, потом уже на wild style перешел… Обидно, мазафака!
В искусстве граффити я разбиралась не лучше, чем таракан в политике, но, открывшееся в шаге от меня зрелище не могло не вызывать восхищения. Стараниями Айка часть массивного забора, отгораживающего зеленые насаждения парка Перова от оживленной проезжей части, превратилась в масштабное буйство красок и сложное хитросплетение символов и букв. Абстрактные формы, космические мотивы, потусторонне–извилистая вязь нефилимской письменности – все, за что бы ни брался парень, выходило фантастически красивым, а стилизованная почти до полной неразборчивости подпись казалась специально оставленным для истинных ценителей его таланта автографом.
–Это великолепно! –я в прострации созерцала открывшуюся передо мной картину и от восторга совсем забыла о том, что собиралась закурить, – у тебя дар!
–Ага! Как же! – с неожиданной злостью воскликнул Айк, – и в брейке я лучший, и Пушкина могу на рваный бит переложить, и в стритболе у меня почти все броски трехочковые, а учиться придется на строителя, чтобы типа продолжать семейный бизнес! Круто, да?
–Ну…как бы, наверное, не очень, – грустно улыбнулась я, – но тебе же никто не запрещает совмещать учебу и увлечения?
Айк медленно провел ладонью по разрисованной стене, на секунду задержал печальный взгляд на своей замысловатой подписи и решительно повернулся к творческому наследию спиной.
–Теперь не знаю… Мазафака, Римма, я привел вас сюда, чтобы отвлечься, а сам пригрузил еще в два раза больше, – парень с силой пнул ствол сучковатого дерева, до обрезки которого у коммунальщиков еще, по-видимому, не дошли руки, – просто мне больше не с кем об этом поговорить. Знаете, какое выражение я ненавижу больше всего на свете?
–Юношеский максимализм? – наугад предположила я и по вспыхнувшим в темноте глазам Айка поняла, что попала в яблочко, – со мной в твоем возрасте было именно так.
–А что сейчас? – парень всем телом подался ко мне и с каким-то нездоровым любопытством уточнил, – что в вас изменилось?
–Юность прошла, а максимализм остался, Айк, – практически честно призналась я, поджигая сигарету, – вот и все перемены!
Скамейки в парке были такими древними, словно являлись ровесниками того самого трехсотлетнего Перова: кривые, покосившиеся, с выломанными досками они доживали свои последние дни в ожидании отправки на свалку, а их деревянные спинки украшали надписи настолько непечатного характера, что некоторые из них я смело взяла на вооружение в целях облегчения коммуникаций со своими сослуживцами из Горкомхоза. Мы с Айком сидели на одной из таких прародительниц городских лавочек и, подсвечивая друг другу фонариком, пытались разобраться в содержании двух изумительно схожих между собой рисунков. Парень ни разу не спросил меня, зачем я привлекла в качестве посредника Юльку, и что мешало мне самостоятельно набрать его номер в соответствии с нашей изначальной договоренностью, но я была безгранично благодарна ему за деликатность.
–По времени совпадает один в один, значит, контакт происходит синхронно, – Айк в различных комбинациях перекладывал на коленях два тетрадных листа, но у него никак не получалось найти точки соприкосновения, – у меня тоже было два контакта, и в наших видениях много сходства, но в единую схему они почему-то не стыкуются. При первом контакте, ночью, нефилимы показали мне стрелы на песке и линии на дне моря или озера, вот здесь я их нарисовал, а в воскресенье я видел поселок или маленький город, который внезапно накрыло водой. Какая взаимосвязь?
–Я тоже видела фигуры на песке, почти как у тебя, только кроме линий есть еще изображения животных и вот этого гуманоида с девятью пальцами. Второй раз мне показали знак на скале и тоже потоп. Вода и линии – это объединяет наши видения, но мне кажется, что все-таки это разные места, -околонаучные дискуссии доставляли нереально, я словно доказывала самой себе, что судьба уберегла меня от разжижения мозга и я все еще в состоянии вести осмысленную беседу с построением логических цепочек.
–Согласен, – кивнул Айк, поворачивая рисунки под другим углом,– смотрите, эти места ведь должны находиться на Земле?
Я прикрыла веки, выпустила дым и погрузилась в воспоминания. Плывущие внизу панорамы, устремляющиеся в космос энергетические потоки, беспомощно воздетые к небесам руки – навсегда запечатлевшиеся в памяти кадры мелькали с калейдоскопической скоростью. Определенно, это наша планета, только несколько тысячелетий назад.
–Это Земля, – уверенно заявила я и в ужасе осознала, что залипала, оказывается, так надолго, что моя сигарета успела полностью догореть и осыпаться, – Айк, что со мной было? Айк?
Парень неохотно открыл глаза и расслабленно вытянул ноги.
– Это Земля, – подтвердил он, – они так сказали.
Мы одновременно подняли головы и светящаяся точка, выделяющаяся среди бледно-желтых звезд своим предупредительно красным цветом, надолго приковала наши взгляды. Нибиру как будто стала ближе и ярче, окружающий ее шлейф перестал казаться всего лишь сгустком рассеянного сияния – в его отблесках чувствовалась какая-то странная закономерность, словно сопровождающиеся несущуюся к Земле планету спутники являлись не мертвыми космическими телами, а искусственно созданными объектами. Потому что это не спутники, а …
–Корабли! – Айк бессознательно стиснул мою ладонь, – мазафака, это корабли! Когда Нибиру приблизится к земле на достаточное расстояние, нефилимы высадятся на кораблях и…, – парень, наконец, осознал, что причиняет мне боль и запоздало выпустил мою руку, – я не знаю, что будет дальше.
–Знаешь, -возразила я, потянувшись за сигаретой, – у тебя на запястье это написано.
Мы молча курили одну сигарету на двоих и тщетно пытались остудить при помощи никотина свои закипающие мозги. «Надиктованные» отдельно каждому из нас рисунки в совокупности должны были нести в себе ключевые для понимания намерений нефилимов сведения, но наша человеческая логика не справлялась с посланиями инопланетного разума.
–Мы знаем, что это Земля, так? – похоже, бешеная жестикуляция была призвана придать ускорение тяжело пробуксовывающим мыслям, и мне оставалось лишь надеяться, что в исследовательском азарте Айк не нанесет мне случайную травму, – теперь дальше: в своих видениях мы как бы смотрели сверху, да? Я понял, что нужно сделать – я отсканирую оба рисунка и поищу похожие изображения на спутниковых картах. Ну как?
–По-моему, вполне жизнеспособная идея, – сдержанно похвалила я ожидающего бурных аплодисментов парня, – при учете, что эти места не слишком изменились за тысячи лет.
Айк довольно пристойно затянулся, передал мне недокуренную сигарету и вдруг обезоруживающе улыбнулся мне в лицо:
–Вы недавно сами сказали – есть вещи, которые не меняются с годами. Например, юношеский максимализм, мазафака!
Придумать относительно подходящие возражения в ответ на этот железобетонный аргумент, по всей вероятности, было так же заведомо невозможно, как и найти прием против лома, поэтому в итоге я сдалась и не смогла скрыть улыбки, а всячески довольный собой парень для приличия посокрушался, что уделяй он в школе чуть больше внимания изучению географии, может быть, ему бы уже сейчас пришла бы на ум парочка вариантов. Помянув всуе глубоко опостылевшую ему учебу, Айк заметно помрачнел, но как выяснилось через мгновение, настроение ему испортили вовсе не мысли о результатах тестирования, а совсем другие вещи:
–Римма, я не лезу в вашу личную жизнь, и никогда не буду этого делать, – небесно-голубые глаза Айка смотрели на меня почти в упор, и меня это непостижимым образом смущало, – я понимаю, что у вас и без меня проблем хватает, но, пожалуйста, давайте решим, как нам связываться. Свой номер вы не даете, мне не звоните, Юлька вообще не в теме… Я бы все равно вас нашел, не знаю как, но нашел бы! У вас муж, наверное, ревнивый, или парень – зверь, поэтому вы боитесь? Мазафака! Вы из-за этого урода так плакали?
ГЛАВА XXI
Крайне потрясенный внезапно осенившими его выводами Айк застыл в неестественной позе, будто стоп-кадр на экране телевизора, а я неожиданно уцепилась за его глубоко ошибочное предположение агонизирующей хваткой утопающего. Как же я раньше до этого не додумалась? На ревнивца-мужа можно было списать абсолютно всё, начиная от коронок, которые я была якобы вынуждена поставить на месте выбитых душевным ударом в челюсть зубов до граничащей с паранойей осторожности! Плачевное состояние моих вен брачным союзом с потомком шекспировского Отелло, к сожалению, не объяснялось, но так как вероятность наступления обстоятельств, вынуждающих меня обнажаться в присутствии Айка, можно было смело причислять к разряду нулевых, я не стала заморачиваться на мелочах, и уж если врать, так по-крупному.
–Айк! – обреченно выдохнула я и, придав своему давно охрипшему от беспрестанного курения голосу, проникновенные интонации, печально сообщила, – по большому счету ты все правильно понял. У меня очень непростые взаимоотношения с мужем, он пытается контролировать каждый мой шаг и жутко ревнует ко всем фонарным столбам. Если бы он нашел у меня твой номер телефона, знаешь, как бы мне потом досталось! Мне не хотелось посвящать тебя в подробности, но раз уж ты сам обо всем догадался…
Парень опустил глаза и несколько минут не поднимал на меня взгляда. Черт побери, он ведь эту хрень, можно сказать, только что сам и сочинил, а я просто немного развила его собственную мысль! А что мне еще делать? Одна ложь автоматически порождает другую, и кто виноват, что Айк неосознанно подкинул мне идею, сравнимую по ценности со спасательном кругом для не умеющего плавать купальщика?
–Хотите, я с ним поговорю? – Айк рывком поднялся на ноги и решительно расправил плечи, – это я вас подставил, пусть с меня и спрашивает! Не знаю, что он с вами сделал, но я больше никогда не допущу, чтобы вы так плакали!
В темном полумраке ночного сквера я почти не различала выражения его лица: лишь лихорадочно поблескивающие глаза и напряженные мышцы под футболкой. Высокий, подтянутый, с рельефно развитой мускулатурой, Айк казался старше и внушительней, и сейчас я без труда поверила в то, что несмотря на юный возраст и периодическую склонность к идеализму, он способен надежно защитить меня от всего мира в целом. Впрочем, я нуждалась в защите исключительно от себя самой, однако, и в этой неравной борьбе Айк неизменно принимал мою сторону.
–Не надо ни с кем разговаривать, так ты сделаешь мне только хуже! – я встала рядом с парнем и снизу вверх заглянула в его небесно-голубые глаза, – мои проблемы не должны отражаться на тебе. Просто войди в мое положение и не требуй от меня невозможного! И еще неизвестно, кто из нас кого подставил – разве после того, как я в МПУ заявилась, у тебя с твоей Юлькой разговор не состоялся?
Айк развязал бандану, взъерошил рукой короткий ежик обесцвеченных волос и, нещадно комкая в ладони яркую ткань, неохотно ответил:
–Да у меня, мазафака, эти разговоры в день по десять раз! Однажды достала она меня, почему то, почему это, и я уже всё, хотел правду рассказать про Нибиру, про контакт с нефилимами, а в последний момент представил, как она пальцем у виска крутит и как-то дерьмово так сразу стало… Короче, повел ее тогда в «Рубенс», потом в кино, будто я перед ней строго в косяках! А сегодня вообще от нее еле слинял. Наш класс в «Рубенсе» тусует, я сначала думал вообще не идти, а потом сообразил, что проще оттуда смыться, чем из дома.
Я подожгла сигарету и без всякого удовольствия закурила. Что я здесь делаю? Что ты здесь делаешь, Айк? Зачем мы самозабвенно рушим свое будущее ради сомнительного настоящего? До нашей встречи у нас было главное – стабильность, а теперь мы оба живем даже не одним днем, а одной ночью. Я смирилась со своим уделом, я полюбила оранжевый жилет, я прижилась на кухне в теткиной малосемейке и я была пусть примитивно, но все-таки счастлива. Меня не задевали оскорбительные намеки на мое прошлое, меня не мучали сомнения, я просто плыла по течению, и мне нравилось чувствовать себя частичкой общества. Я научилась стоически претерпевать бытовые неурядицы и демонстративно игнорировать людскую молву, а теперь вдруг начала стыдиться своей работы, своей бедной, но честной жизни – всего того, что я еще недавно ставила себе в заслугу и чем безумно гордилась. У меня осталось единственное основание для гордости, но для кого, кроме самой, оно, в сущности, имеет значение?
Не могу с уверенностью утверждать, что сейчас мы с Айком думали практически об одном и том же, но молчали мы на удивление в унисон. Просто стояли друг напротив друга и не находили нужных слов.
–Знаете, как я тогда в «Рубенсе» ситуацию развел? – не силах больше выносить эту удушающую тишину, парень выдавил из себя робкую улыбку, – сказал, что вы астрофизик из столицы, и я с вами по интернету познакомился.
–Неужели кто-то в этот бред поверил? – хмыкнула я, – мне в школе по физике еле-еле четверку натянули! А уж астрономия мне вообще мимо прошла…
–Да ладно, я до первого контакта тоже думал, что я по жизни чистый гуманитарий, – Айк устало опустился на скамейку, – а сейчас у меня даже домашняя обсерватория есть, с цифровым телескопом, с куполом и со всеми делами! Там можно посмотреть Нибиру совсем близко! Мазафака, Римма, а ведь, если сделать реальное увеличение, корабли нефилимов должны быть уже видны! Нужно попробовать, пока не рассвело!
Разлившаяся по лицу парня радость открытия вдруг резко сменилась злым разочарованием. Он снова встал, небрежно повязал бандану и с кривой усмешкой произнес:
–Ну все, Римма, пора по домам. У вас впереди разборки с вашим конченым уродом мужем, а у меня продолжение скандала с предками. Вас на Вознесенский?
–Нет! – мой отчаянный возглас прозвучал настолько громко и пронзительно, что опешивший от неожиданности Айк судорожно завертел головой по сторонам в поисках выглядывающего из кустов ревнивца с топором наперевес. Что касается меня, то перспектива на бис повторить пеший вояж через весь город пугала меня гораздо сильнее любых семейных драм,– не надо на Вознесенский, довези меня до перекрестка Хазарова – Симоновича.
–Не вопрос, – кивнул парень, – только мы насчет связи так и не договорились а, может, вы ко мне в соцсети добавитесь?
Если бы Айк имел хотя бы приблизительное представление о беспросветной древности Нюркиного компьютера, то посетившую его идею можно было бы смело рассматривать в качестве изощренного издевательства. Но скорее всего парень толком не помнил о существовании на заре цивилизации такого уникального явления, как лимитный интернет, а уж об использовании данной реликтовой технологии некоторыми социально уязвимыми группами пользователей навряд ли имел даже смутное представление. Начни я сейчас рассказывать, что кое-где выход в сеть осуществляется лишь по «большой нужде», Айк бы, наверняка, слушал меня с широко распахнутыми от изумления глазами, но изображать из себя ведущего телепередачи «Очевидное-невероятное» я не собиралась.