Наталья Антарес
На орбите судьбы
Я проснулась от пронзительной трели надрывающегося со всей мочи телефонного аппарата и долго не могла сообразить, откуда исходит этот раздражающий трезвон. Больное и разбитое состояние, наступление которого я так боялась, меня все-таки накрыло, в ушах шумело, в горле першило, в висках стучало – в общем, хуже и не придумать, а тут еще и проклятый телефон дребезжал с такой настойчивостью, будто от этого звонка напрямую зависел выход страны из финансового кризиса. Я с головой укуталась в покрывало, и подтянув колени к груди, свернулась в позе эмбриона, но легче мне от этого совсем не стало, так как неизвестный абонент после секундного перерыва продолжил упорно дозваниваться до черт знает почему не поднимающей трубку тетки. Или это Нюркин хахаль решил с утра напомнить о себе, чтоб ему пусто было?!
Когда я, наконец, заставила себя разлепить веки, и в глаза мне сходу ударил поток ультрафиолета, до меня дошло, что тетка Василиса давно укатила на «фазенду», а Нюрку прихватила с собой, невзирая на яростное сопротивление последней. Для меня же сии баталии прошли незамеченными исключительно по причине глубокого и продолжительного пребывания в царстве Морфея, сопровождающегося больше похожими на галлюцинации снами, и, следовательно, можно было сделать замечательный вывод, что до вечера меня никто не побеспокоит. Так что осталось доходчиво сообщить перебившему мои калейдоскопические видения телефонному террористу о своем нежелании выступать в роли секретарши для своих родственников и обдумать варианты экстренного оказания себе первичной медицинской помощи.
–Ну, слава тебе господи, выспалась! – ехидно отреагировала Нина Степановна на мое полусонное «Алло», – до тебя дозвониться сложней, чем в Смольный! Как дела? На работу завтра выходить собираешься?
–Ага, – без энтузиазма подтвердила я и вдруг совершенно по-настоящему закашлялась, – простите, горло болит…
–Купи фурацилин и полоскай весь день, – уверенно посоветовала Степановна, – к утру, как рукой снимет. Я чего звоню-то, с понедельника нашу бригаду на другой объект переводят, так ты смотри также на Спасский не притащись! Мы теперь будем около «Променада» мусор убирать, знаешь, где это?
«Променад»…Где-то я уже это название слышала, притом буквально на днях. Еще бы вспомнить, при каких обстоятельствах и из чьих уст оно прозвучало…
–Что-то знакомое…, – уклончиво отозвалась я, шмыгнув носом, – уточните, пожалуйста!
–Торговый центр на Иванова, его все в городе знают, не заблудишься. Спросишь, если что.
Я вспомнила, кто затрагивал «Променад» в недавнем разговоре со мной и в связи с чем это было сделано, и от этой горькой правды мне стало до невероятности хреново. Попадись мне сейчас мой вконец распустившийся ангел-хранитель, который не только не уберег меня от несвоевременного обострения простудного заболевания, но еще и проморгал не лезущую ни в какие ворота подставу, я бы его голыми руками придушила, невзирая на нимб, крылышки и божественное происхождение как таковое. А, может, я все-таки ошибаюсь?
–Нина Степановна, а этот «Променад» не Мезенцевым принадлежит? – с замиранием сердца спросила я, -вы, случайно, не знаете?
–Нет, она еще и вопросы задает! – откровенно не одобрила моего вынужденного любопытства бригадирша, – вроде бы, говорят, им. Да у нас в Перовске почти все Мезенцевым принадлежит, тебе-то с этого что?
–Ничего, просто спросила, – я в изнеможении опустилась на Нюркину кровать и ничком упала на подушку, – завтра утром буду. До свидания, Нина Степановна.
Наверное, все было вовсе не так страшно, как я себе сходу нафантазировала, но у меня почему-то никак не выходило выбросить из головы картину следующего содержания: вот я, в застиранном оранжевом жилете с лыжной палкой и бумажным мешком в руках сосредоточенно избавляю прилегающую к «Променаду» территорию от бутылок, бумажек и прочего в ассортименте оставляемого не слишком чистоплотными горожанами мусора, а в этот самый момент к парковке подъезжает на своем скутере ничего не подозревающий Айк, мы с ним сталкиваемся лицом к лицу.
Как же прекрасны и благословенны были те далекие времена, когда опасающиеся разоблачения дамы носили широкополые шляпки с густыми вуалями… А мне что предлагается делать? В двойной накомарник облачиться?
ГЛАВА XV
Вариант с накомарником, даже вздумай я рассматривать его на серьезной основе, выглядел абсолютно несостоятельным, благодаря слаженным действиям борцов с москитами, подчистую вытравивших досаждающих жителям Перовска кровососов, и мой вызванный полученным от Степановны «пренеприятнейшим известием» душевный разлад внезапно достиг своего апогея. Как и у всех бывших наркоманов, повышенная стрессоустойчивость не относилась к числу моих несомненных достоинств, и если до этого момента у меня еще получалось держать себя в руках и благополучно избегать истерических припадков, то сейчас почти забытая эмоциональная болтанка в полной мере дала о себе знать.
Меня нещадно душил кашель, к горлу тугим комком подступали рвущиеся наружу рыдания, голова раскалывалась от боли, глаза слезились, а накопившийся за долгие месяцы негатив настойчиво требовал выхода, заставляя дико молотить плотно сжатыми кулаками о Нюркину подушку в пестрой цветастой наволочке. Больная и подавленная, без копейки денег в кармане, с ужасающими перспективами неизбежного раскрытия своего инкогнито – это было слишком для меня одной.
Меня бешено колотило не то от холода, не то от ненависти к самой себе, я пыталась закурить, но сигарета дважды выпадала из трясущихся пальцев, а когда третья по счету попытка, наконец, увенчалась успехом, меня скрутил тяжелый, бухающий кашель, выворачивающий наизнанку пропитанные никотиновой смолой легкие. Мучительные спазмы в груди согнули меня пополам, я упала на колени рядом с холодильником и долго не могла отдышаться после очередного приступа. Единственным светлым пятном на фоне непроглядного кошмара являлось отсутствие любопытных очевидцев, и от этой случайно промелькнувшей в мозгу мысли мне вдруг полегчало до такой степени, что я сумела принять вертикальное положение без посторонней помощи, обойдясь лишь кухонной тумбочкой в качестве точки опоры.
Оставлять квартиру на мое попечение тетка Василиса считала крайне рискованным и перед тем, как уйти, надежно прятала все представляющие более или менее значительную ценность вещи, а для пущей уверенности в сохранности своего имущества еще и закрывала меня с обратной стороны. Конечно, это было невыразимо гадко и унизительно, но на совесть поработавший над моей социализацией Потапыч сформировал во мне моральную готовность к подобному отношению, и наполненные извечным подозрением теткины взгляды меня практически не задевали. Я прекрасно осознавала свое место, я понимала, что иной реакции я, в сущности, не заслужила, и для того, чтобы завоевать доверие окружающих, мне предстоит пройти тернистый путь длиною в несколько лет, однако, иногда в своей параноидальной осторожности тетка Василиса переходила все разумные границы, и меня охватывало острое желание вырваться из этой душной клетки, где я постоянно чувствовала себя кем-то средним между «дрожащей тварью» и бессловесной скотиной.
Порой я словно наяву слышала ласково шепчущий мне в ухо голос змея-искусителя, и жадно внимала соблазнительным обещаниям в мгновение ока окрасить серость промозглого мира искрящимися красками шумного фейерверка. Мне было слишком хорошо знакомо ощущение распростертой у моих ног вселенной, и я легко могла снова стать королевой мира, но, возможно, меня до сих пор спасали не успевшие потускнеть воспоминания о том, что мое королевство существовало только в моем заледеневшем от героина воображении и окружающие волшебный дворец хрупкие стены не выдерживали простейшего испытания реальностью.
Так или иначе, прогнозы тетки Василисы касательно возможного рецидива моей зависимости были столь же далеки от оптимизма, как и деревянный шпингалет от инфракрасного замка, и она искренне оправдывала свои нередко откровенно оскорбительные действия народной мудростью «Доверяй, но проверяй». И ладно бы тетка тщательно скрывала от меня только местонахождение денег, документов и своей пенсионной книжки, нет же, в стремлении обезопасить себя она пошла еще дальше и заодно спрятала с глаз долой домашнюю аптечку, состоящую преимущественно из упаковки цитрамона и средств от расстройства желудка. В случае крайней необходимости таблетки выдавались мне чуть ли под роспись да еще и с таким видом, будто бы я знала безотказный способ поймать кайф от разового приема слабительного.
В принципе, мне встречались особо одаренные товарищи, которым ничего не стоило сварить первоклассный винт практически из «топора», а также попадались изобретательные личности, виртуозно маскировавшие настоящие «колеса» вроде коды или трамала под какой-нибудь безобидный анальгетик, но меня мать-природа выдающимся талантом в данной сфере явно обделила, и потому теткины цоканья языком, хотя и переносились с хорошо разыгранным пофигизмом, меня неизменно обижали. Сейчас же, когда я в прямом смысле загибалась от головной боли, на смену банальной обиде пришло жуткое раздражение, постепенно перерастающее в стадию безучастной апатии. Раз мне нельзя ни болеть, ни лечиться, значит, остается снова лечь на матрац, сложить лапки и смиренно дожидаться либо своей безвременной кончины, либо возвращения тетки Василисы и надеяться, что ее сердце еще не превратилось в безразличную окаменелость, и она в итоге расщедрится на таблеточку аспирина.
Едкий табачный дым противно царапал легкие, но я из принципа докурила сигарету, невзирая на заметно усилившийся кашель. Вакуум в голове органично сочетался с вакуумом в душе, в какой-то момент мне начала нравиться эта звенящая пустота. Не осталось гнетущих мыслей, исчезли тяжелые переживания, все вокруг поплыло и завертелось. Вместо кривого потолка с осыпающейся известкой я вновь созерцала масштабную картину, персонально для меня спроецированную обитателями приближающейся к Земле планеты Нибиру.
Сейчас нефилимы хотели показать мне строго определенный участок, и выжженное палящим солнцем пространство неизвестной пустыни лишь мимолетно скользнуло перед моими глазами – по извилистой траектории меня несло к подножию песчаной скалы на берегу неспешно перекатывающего зеленоватые волны океана. С близкого расстояния спускающийся к воде склон выглядел ничем не примечательным куском горной породы, но после того, как управляющий моим внутренним зрением оператор неожиданно включил дальний план и многократно прибавил резкость, я увидела нечто настолько впечатляющее, что у меня перехватило дыхание от восхищения.
Занимающий большую часть прибрежной скалы рисунок на первый взгляд казался простым и незатейливым, но достаточно было внимательно всмотреться в безупречную гармонию образующих его линий, и бесхитростный эскиз моментально превращался в удивительное по красоте произведение искусства. Нанесенная на пологий склон фигура была скорее абстрактной и чем-то походила на гибрид подсвечника и трезубца, а с определенными допущениями претендовала также на роль схематичного указателя.
Темнота медленно окутывала гору, начиная с остроконечной вершины, и постепенно я перестала различать даже отдельные очертания незнакомого пейзажа. За спиной вдруг забурлил неожиданно проснувшийся океан, и внезапно переродившаяся во взметающиеся до небес буруны легкая зыбь хищно распахнула гигантскую пасть. Первая волна осторожно лизнула каменистый берег, на секунду отступила и с разбегу бросилась в атаку на беззащитную сушу. Взбесившаяся стихия захлестнула гигантское изображение, а вслед за ним в надвигающемся потоке бушующей воды потонул и весь прибрежный массив. Теперь я знала, что обозначает поразивший меня рисунок: он символизировал поднятые вверх руки обреченного на гибель существа, умоляющего остановить грозящий уничтожить все живое на Земле всемирный потоп.
–Вот же бессовестная, целый день без задних ног продрыхла! – сходу заклеймила меня тетка Василиса, -и ведь знала, что я с дачи еле живая приползу, так даже чайник не поставила!
–Болею я, -я осторожно открыла глаза и, столкнувшись с осуждающим теткиным взглядом, резко подскочила на матраце, – простудилась, наверное.
–Ага, болеет она, как же…, – ехидно прищурилась тетка, -как по гулянкам шастать, так куда только болячки деваются, а как по хозяйству что помочь, не дождешься. Врет, зараза, и не краснеет!
–Причем тут гулянки? Говорю же, заболела… -начала было я и вдруг поняла, что обвиняющая меня в регулярном сокрытии правды тетка в конкретном случае полностью права. Я не чувствовала ровным счетом ни одного из терзавших меня симптомов, а дышалось мне до того легко и свободно, словно я только что вернулась из расположенного в курортной зоне санатория. Неужели у моего ангела хранителя позднее зажигание включилось или тормозная жидкость закончилась?
–Мне уже намного получше! – торжественно объявила я, сворачивая матрац в рулон, – отлежалась, и все прошло. С чем, говорите, вам помочь нужно?
Тетка долго сверлила меня тяжелым, пронизывающим взглядом и тщетно пыталась определить, являются ли озвученные мною намерения поучаствовать в домашнем хозяйстве искренними или я всего лишь хочу загладить гипотетическую вину за какой-нибудь неблаговидный проступок, совершение которого мне до сих пор удается скрывать от бдительных глаз своей благодетельницы. В итоге она так и не пришла к окончательному выводу и вслух порадовалась, что я так быстро оклемалась и готова с утра приступить к общественным работам, «а то на кухне и без тебя развернуться негде», конец цитаты.
Простить мне вовремя не поставленный чайник тетка Василиса так и не смогла, и в отместку посадила меня чистить картошку к ужину. Нюрка, как оказалось, «ушла к подружке зубрить тесты», что в вольном переводе означало «cломя голову, понеслась на свиданку с Бушминым», и все прелести нелегкой бабьей доли достались мне единолично. В компании тетки даже процедура избавления картофельных клубней от кожуры автоматически превращалась в пытку, так как толщина очистков при этом контролировалась не менее придирчиво, чем качество продукции на стратегическом объекте. Выслушивать бесконечные замечания относительно кривизны моих рук вкупе с сомнениями по поводу того места, откуда они у меня произрастают, мне давно было не привыкать, и в ответ на теткину брань я предпочитала тактично отмалчиваться, в результате чего тетка быстро заскучала и, поручив мне помешивать малоаппетитное варево, отправилась состязаться с соседями за право помыться в общем душе.
Прилив бодрости, вызванный необъяснимым улучшением моего самочувствия, надо было как-то реализовывать, и как только теткина бурда закипела, я убавила газ и решила провести инспекцию пострадавшей от вчерашней непогоды одежды и выяснить, подлежит ли она восстановлению или потраченные на ее покупку деньги можно смело считать выброшенными на ветер. Больше всего досталось туфлям – возможно, имелись в Перовске еще более нуждающиеся граждане, которым пригодилось бы это жалкое подобие обуви, но честно говоря, мне проще было вышвырнуть туфли на помойку, чем искать желающих забрать их у меня самовывозом. Мятая и грязная блузка после деликатной стирки могла верой и правдой послужить еще не один сезон, а вот состояние джинсов внушало опасение.. Что ж, если не получится вернуть их в божеский вид, определю в рабочие… Вот, черт!
Перед тем, как отложить одежду в корзину, я всегда дотошно проверяла карманы – а вдруг там завалялась какая-нибудь мелкая, но очень нужная в случае отсутствия сигарет денежка. Сегодняшний раз не стал исключением, однако вместо денег в кармане джинсов обнаружился с мясом выдранный из тестового сборника листок бумаги с номером телефона Айка. И все бы замечательно, но долговременное пребывание в насквозь мокром кармане сказалось на и без того неразборчивых каракулях не лучшим образом – чернила растеклись, цифры размазались, и разобрать что-либо без применения специальной шпионской техники, естественно, не представлялось возможным.
Собственная непредусмотрительность, повлекшая за собой практически непоправимые последствия, расстроила меня намного больше, чем теткина привычка прятать от меня аптечку. Не факт, что я осмелилась бы набрать этот номер, но тем не менее, у меня был шанс это сделать. Выходит, перевод нашей бригады к «Променаду», наоборот, стал моим спасением от позора? Да, торговый центр принадлежал семье Айка, но сейчас, когда эмоциональный накал давно остыл, я понимала, что это вовсе не означало ежедневного посещения парнем объекта родительской недвижимости. Айк будет искать меня на той же самой остановке, или на проспекте Вознесенского, но никак не возле «Променада», и если мне чуточку повезет, мы вполне можем и не встретиться. Но разве это, черт побери, хорошо?
Я совсем запуталась: в жизни, в себе, в своих видениях. Моя выстраданная стабильность больше не казалась мне наивысшим благом, она стесняла меня, она железным обручем сдавливала мою грудную клетку, она жестко ограничивала мою свободу. Я неосознанно ждала продолжения, хотя и не решалась себе в этом признаться, но я также понимала, что любые встряски для меня губительны и боялась в одиночку не справиться с демонами прошлого. Айк действительно открыл для меня новую галактику, и речь здесь шла не только о системе Облака Оорта, он вывел меня на нейтральную полосу между наркоманским прошлым и беспросветным будущим, но без него я больше никогда не найду этот мост, и меня ждет либо унылое существование в Губаревской общаге, либо героин.
ГЛАВА XVI
Из двух вышеприведенных альтернатив меня абсолютно не устраивала в равной степени ни одна, и неизвестно, как долго бы я занималась сравнительной оценкой довольно сомнительных преимуществ каждой из них, если бы вверенный моему попечению суп не предпринял сопровождающуюся злобным шипением попытку совершить отчаянный побег из кастрюли. Учитывая, что бои за «место под душем» воскресным вечером велись не на жизнь, а на смерть, тетка стопроцентно должна была вернуться в неостывшем воинственном настроении и в случае кулинарной неудачи с выкипающей похлебкой предсказуемо оторваться на мне. Суммарный объем обрушившихся на меня за последние сутки разносортных неприятностей давно превысил предельно допустимый уровень, и вступать в конфликт хотя и со свежевымытой, но не ставшей от этого более покладистой теткой Василисой мне до жути не хотелось, а потому я резко переключилась с философского осмысления своей горькой судьбины на срочное спасение захлебывающегося на плите бульона.
В результате своевременно проведенных реанимационных мероприятий, обиженно булькающий суп благополучно уцелел, и к приходу тетки уже дымился на столе, распространяя неизменно вызывающий у меня откровенные рвотные позывы запах свиных рулек. Не выработай я в себе привычку воспринимать любую пищу исключительно в качестве топлива для организма, съесть это, с позволения сказать, блюдо я смогла бы, пожалуй, разве только после недельной голодовки, да и сейчас я старалась дышать преимущественно ртом. Вкус у этого «деликатеса» безупречно гармонировал с ароматом, взгляда мутноватая баланда с плавающими в ней овощами тоже особо не радовала, и я инстинктивно глотала ее с закрытыми глазами. Морального права критиковать теткину стряпню я, конечно, не имела по причине ограниченности своих поварских навыков лишь разогревом полуфабрикатов в микроволновой печи, однако понять Нюркиного отца, сделавшего ноги еще до рождения дочери, мне большого труда не составляло. Несмотря на то, что тетка Василиса неоднократно утверждала, что родила ребенка только для себя, и ни в каких мужиках она принципиально не нуждается, я была совершенно уверена, что тот, к чьему сердцу она единожды попробовала проложить путь через желудок, серьезно рисковал умереть от несварения.
Помимо «божественного» супчика из рулек конец выходного дня ознаменовался также грандиозным скандалом между теткой Василисой и заметно припозднившейся Нюркой. Оказалось, что не позднее, чем завтра утром сестренке предстояло сдавать государственное тестирование, и, по мнению тетки, накануне ответственного события, всем порядочным выпускникам надлежало либо корпеть над заданиями, либо на худой конец, спать в обнимку с книжкой, но никак не болтаться до ночи черт знает где. По всем признакам, Нюрка уже воображала себя без пяти минут законной супругой Витьки Бушмина и самозабвенную теткину ругань демонстративно пропускала мимо ушей, однако пара чувствительных затрещин живо вправила сестричке мозги, и она по крайней сделала не очень убедительный вид, что завтрашние оценки ей небезразличны.
Школу Нюрка заканчивала через пень-колоду, и похоже, тестирование рассматривала как неизбежную формальную процедуру, которую надо обязательно пройти (не факт, что, с положительным итогом) для того, чтобы на всех парах, наконец, чухнуть во взрослую жизнь. Учиться дальше Нюрка желанием не горела, предрасположенности ни к одной профессии она не выказывала, и потому цели набрать минимальный проходной балл для поступления в вуз, по-видимому, не ставила, а значит, не считала нужным лишний раз напрягаться при подготовке к экзамену. Впрочем, от настырной и бескомпромиссной тетки Василисы можно было смело ожидать чего угодно, в том числе и принудительного обучения единственного чада по рабочей специальности в какой-нибудь Перовской фазанке. С врожденным умением Нюрки напропалую прогуливать учебу, резонно предположить, что соотношение отданных за просвещение денег и реально усвоенных сестренкой знаний будет уж точно не в пользу последних.
Взяв на вооружение бессмертную пословицу о неминуемом треске холопьих чубов в процессе барской драки, я в разборки благоразумно не вмешивалась. Сама я в школе училась весьма достойно, и легко поступила на бюджетное отделение в престижный столичный университет. Другой вопрос, что сначала у меня за хроническое непосещение занятий отняли стипендию, а потом и вовсе отчислили за неуспеваемость, но как мне искренне хотелось верить, сии не делающие чести вещи происходили с моей наркоманской субличностью, к которой я настоящая больше ни имела ни малейшего отношения. Жаль, правда, что в зеркале теперь отражалась не юная красотка, разбивавшая сердца одним взглядом пронзительно-черных глаз, а какое-то маловразумительное «оно», внушающее окружающим лишь смесь презрения и сочувствия.
Притихшая после устроенного теткой нагоняя Нюрка в угрюмом молчании засела у компьютера и на контакт со мной пошла с явной неохотой, но иногда я проявляла завидную настойчивость, и со мной было проще поговорить, чем от меня отвязаться. Сейчас меня и вовсе мучил вопрос первостепенной важности, и я твердо знала, что если мне не удастся получить на него ответ, бессонная ночь будет мне всенепременно обеспечена. Ситуация значительно осложнялась еще и тем, что даже в детстве я никогда не играла в разведчиков, и следовательно, столь необходимые мне навыки деликатного выведывания информации у меня отсутствовали напрочь.
–Нюр, а ты свои тесты где сдавать будешь? – вроде бы как издалека приступила к расспросам я, решив в дальнейшем ориентироваться по обстановке.
Сестренка недоуменно повела округлыми, покатыми плечами и равнодушно сообщила:
–Где и все, в Индусе. Колхозники, кажется, в Педе сдают, а блатота всякая, типа лицеистов-гимназистов в МПУ. А тебе зачем?
–Для общей эрудиции, – на автомате ляпнула я, параллельно обдумывая, каким образом, полученные сведения могут быть использованы для достижения моей цели, – да просто так, думала, если рядышком буду, приду за тебя поболеть, волнуешься, наверное?
–Да на фиг надо, – отмахнулась Нюрка, покосилась в сторону кухни, приложила палец к губам и шепотом добавила, – видала я эти тесты, знаешь где! Мать только зря бесится, будто сама не понимает, что даже если я проходной выбью, на институт у нее все равно денег не хватит. Так оно мне надо упираться? Аттестат по любому получу, а после свадьбы какая учеба, я ж сразу в декрет уйду!
От неожиданного признания сестренки я поперхнулась своим следующим вопросом и долго собиралась с мыслями для ответной реакции. Вот тебе и Нюрка, молодая да ранняя!
–А Витька-то знает? – перед тем, как окончательно определиться со своей точкой зрения относительно услышанного, уточнила я и, честно говоря, не сильно удивилась, когда сестренка отрицательно помотала светловолосой головой.
–Дура ты, Нюрка, – откровенно подытожила я, – а как вчера из себя на лестнице святую невинность изображала, я прям поверила. Сказала бы ты ему лучше, пока аборт не поздно делать. Кстати, браки по залету чаще всего прочными не бывают.
Сестренка побагровела от праведного гнева и, выразительно свернув глазами, выдала нечто уже совсем бредовое:
–Да ты просто мне завидуешь, самой скоро тридцать стукнет, а ни котенка, ни ребенка. Кому ты вообще нужна?
После этих якобы оскорбительных слов, мне стало ясно, что вести с Нюркой конструктивный диалог на тему полового воспитания уже бесполезно, и она свой выбор сделала. Однако, в теткиной малосемейке и так довольно тесновато, а если еще и Нюрка принесет в подоле, мне здесь явно не будет места. И вот это уже звучит прискорбно.
Невзирая на то, что в довесок к требуемой информации я бонусом получила известие о Нюркином интересном положении и кучу нелестных эпитетов в свой адрес, кое-что полезное я все-таки выяснила. Весь контингент выпускников для сдачи экзамена разделили по трем местным вузам, и интересующий меня человек по всей вероятности будет бороться за высокий балл в Многопрофильном Перовском Университете, в народе известном под аббревиатурой МПУ. Получается, если тестирование начнется в девять и продлится примерно часа три, при некоторой доле удачи у меня появляется шанс выловить Айка в свой обеденный перерыв. Займу у кого-нибудь на работе денег на проезд, припрячу оранжевый жилет в подсобке и быстренько смотаюсь туда- обратно, благо Перовск – городок компактный и до МПУ от «Променада» предположительно всего несколько остановок. Может, это и хорошо, что я сегодня Айку не позвонила, пусть лучше к экзаменам готовится и не отвлекается на разную чушь.
Я же свой главный экзамен в жизни безнадежно провалила еще лет пять назад, но так как сон ко мне упорно не шел, а полночи напролет заниматься медитацией в преддверии монотонного физического труда по уборке улиц я не желала, мне пришла в голову мысль взять ручку и на бумаге зафиксировать свои недавние видения, дабы на пальцах не объяснять Айку их содержание. Мои успехи на ниве рисования явно нельзя было назвать выдающимися, но для создания примитивных набросков сгодилась даже такая бездарность, как я. Теперь главное, чтобы завтра опять дождик не ливанул, хватит с меня роковых просчетов. Додумайся я спрятать листок с номером Айка малость понадёжнее, и не пришлось бы в обед носиться по всему городу в то время, как мои товарищи будут коллективно потреблять в пищу купленные в ближайшем киоске беляши. Да и вообще, если разобраться, в моем возрасте достаточно неприлично бегать за малолетками, хотя с моим-то «послужным списком» о приличиях не стоит и заикаться, а уж унижений я натерпелась столько, что никому и в кошмарном сне не снилось.
Чувство взаимного доверия и интуитивно возникшего между нами с Айком взаимопонимания с момента нашего расставания на проспекте Вознесенского немного притупилось и потеряло свою бритвенную остроту, но тем не менее оно никуда не исчезло. Как не исчезла с небосвода и красная точка далекой Нибиру, окруженная рассеянным свечением астероидного шлейфа. Интересно, синхронен ли контакт, или мы с Айком получаем от нефилимов разные посылы? Может быть, второй контактер был нужен лишь для активации схемы, моя роль исполнена, и теперь Айк прекрасно обойдется своими силами? Не зря ли я затеяла завтрашнюю авантюру? Нуждается ли Айк во мне также сильно, как я нуждаюсь в нем, даже не в нем самом, а больше в том почти забытом ощущении собственной значимости, которое мне дает наше общение? Неужели я готова выглядеть смешной и глупой в глазах этих избалованных тинейджеров только ради того, чтобы показать практически незнакомому парню свои корявые художества? А вдруг это рука судьбы превратила в размытое пятно номер его телефона?
Я до утра проворочалась на своем матраце, толком не сомкнув глаз, и робкие предрассветные лучи стали для меня своего рода избавлением. Я так глубоко погрузилась в свои противоречивые размышления, что чуть не потащилась на прежнее место работы, в Спасский микрорайон, но вовремя вспомнила о перемене дислокации. С вечера я напрочь позабыла спросить о местонахождении торгового центра «Променад», блуждать по Перовским улицам наугад меня не прельщало, и на свой страх и риск я бессовестно растолкала безмятежно сопящую Нюрку и заставила ее описать мне подробный маршрут. А нечего, понимаешь ли, перед самым тестированием в постели разлеживаться!
Первые отголоски большого везения я почувствовала уже ранним утром. До «Променада» от общаги идти оказалось не в пример ближе, и на будущее можно было позволить себя вставать на полчаса попозже. Простудные симптомы меня совсем не беспокоили, и я невольно вспомнила про неожиданно переставшее причинять боль запястье Айка: контакт с нефилимами отнимал наши душевные силы, исцеляя при этом физические недуги. Порадовала меня и погода: на чистом горизонте не наблюдалось ни малейших признаков приближающегося дождя, и перспектива целый день месить грязь мне не угрожала. Все портили лишь проклятые сомнения, с остервенением терзающие мое сердце.
–Ну, Римма, давай рассказывай, кто твой тайный поклонник! – с громким хохотом потребовал вооруженный напоминающей средневековую рапиру лыжной палкой Вовка Краско, как только я показалась в пределах его видимости. Вовка приехал в Перовск из какого-то отдаленного сельского населенного пункта и в докризисные временя неплохо зарабатывал на стройке, а когда большинство объектов резко заморозили, предпочел общественные работы возвращению в родную деревню.
–Какой, к чертовой матери, поклонник? – я присела на изящную скамеечку, органично вписывающуюся в симпатичный скверик, разбитый вокруг торгового дома, и выбросила окурок в урну, – что это еще за шуточки?
–Какие шуточки, Римма? – в голос заржал Вовка, – вон, у Степановны спроси, если мне не веришь. Она-то уж точно шутить не любит!
–Развели тут цирк! – бесшумно материализовавшаяся из-за угла бригадирша блестяще подтвердила Вовкины слова об отсутствии у нее чувства юмора. На лице Нины Степановны отчетливо читалось такое неприкрытое возмущение, что мне стало слегка не по себе, – ты уже в курсе, Дивина, что случилось?