Натали Р.
Стать богом
17. В руках Миленион
Катя билась в дверь, пока хватало сил. Потом опустилась на пол сдутым шариком и заплакала.
Будь ее небольшая сила при ней, она убежала бы немедленно. Она знала заклинание, отпирающее замки, заклинание внепространственного переноса, умела стрелять огнем, отводить глаза и путать следы. Оказавшись в положении обычной, лишенной сверхъестественных способностей девушки, молоденькой, слабенькой и неопытной, она просто растерялась. Будучи ведьмочкой с юных лет, она не привыкла к подобной беспомощности. Если ей не хватало силы, данной ей Хешшвиталом, она всегда могла вызвать его самого. И она пыталась. Она звала его до хрипоты, но он не приходил. Связь, соединяющая их словно пуповина, связь, которую она считала незыблемой, порвалась.
Теперь она одна. Одна-одинешенька, без понятия о том, как выходят из затруднений обычные девушки, не имеющие бессмертных покровителей. Она не может без бога. Она не умеет обходиться без магии. Сколько она продержится без Хешшвитала? Ей придется принять этого страшного, жестокого бога, просто чтобы не сойти с ума.
Когда дверь отворилась, она выпала в коридор, потому что опиралась на нее.
– Что за дохлятина! – брезгливый женский голос, вызывающий жуткие ассоциации из детства, пинок в живот острым носком туфли. – Поднимайся, замарашка!
Катя встала с четверенек на колени, осторожно подняла взгляд. Прямые черные волосы, ползущие по длинному фиолетовому плащу-мантии, надменно вздернутый нос, капризные алые губы, огромные глаза… Когда она была малышкой, ей приходилось смотреть в эти глаза примерно в таком же ракурсе, снизу. Эти глаза на этом лице преследовали ее во всех детских кошмарах. Она вдруг поняла, что давится криком.
– Никак узнала? – самодовольно улыбнулась Миленион.
В четыре года Катя лишилась всего. Матери, дома, привычной жизни. И иллюзии безопасности. Тогда она стала пешкой в игре богов. Ее мать убили, а она переходила из рук в руки, одни страшнее других. Некоторое время Миленион держала ее заложницей. Богиня била ее наотмашь, таскала за волосы и морила голодом, но хуже всего было не это. Самым жутким было то, что Миленион учинила над ее любимым хомячком. Катя до сих пор помнила каждую минуту его долгой смерти и циничные комментарии богини, упивающейся равно мучениями невинной тварюшки и отчаянием малолетней пленницы. Бессмертная не пыталась ничего добиться этим от девочки. Она замучила хомячка просто так, удовольствия ради. И почему-то Катя не сомневалась, что ей ничего не стоит проделать подобное и с человеком.
Тетя Вита вырвала ее у богини-садистки, нашла ей новую семью, пристроив на воспитание к колдунье Энтелене Деадаргана. Все закончилось хорошо. Но теперь Катя была взрослой, и вера в неотвратимость счастливого конца, почерпнутая из светлых детских книжек, покинула ее. Сейчас Миленион сотворит с ней все то, что не успела пятнадцать лет назад…
Подвывая от страха, Катя с низкого старта рывком проскочила мимо ужасной богини и, не чуя под собой ног, понеслась по лестнице, ведущей вниз. Она бежала, перепрыгивая через ступеньки, чудом не ломая ноги – только мелькали лестничные марши, сливаясь в одну зигзагообразную серую полосу. Она бежала уже долго, а лестница не кончалась, и ей стало казаться, что весь остаток жизни она так и будет мчаться по бесконечным лестничным пролетам, считая их вместо времени. А сверху доносился издевательский хохот Миленион.
Она оглянулась на бегу и обомлела: комната, из которой она выскочила вечность назад, располагалась всего одним пролетом выше. В дверях стояла Миленион, облокотившись о косяк, и смеялась.
– Выпустите меня! – взвыла Катя, размазывая слезы. – Выпустите меня отсюда!
– Иди, кто тебя держит, – Миленион снова прыснула. – Ведь будешь умолять на коленях, чтобы пустила обратно.
Выход возник чуть ли не перед носом – метрах в двух-трех. Катя с разгона толкнула тяжелую дверь.
Морозный разреженный воздух обжег легкие. Катя захлебнулась и задышала часто-часто. Яркий колючий свет нелепых, словно раскрашенных звезд резал глаза. Запекшаяся земля была залита мертвенным бледным сиянием.
– Что это? – испуганно ахнула Катя. – Космос?
– Радиоактивная пустыня, – ядовито улыбнулась Миленион. И заперла дверь изнутри.
18. Саша
Небо было хмурым от туч, готовых разродиться грозой. Атмосферное давление падало. Не самая благоприятная погода для тех, чья жизнь находится в зависимости от электрических приборов. Вита встретила Сашу в вестибюле роддома. Он был удручен, но, увидев ее, немного посветлел лицом.
– Как там Файка? – спросила Вита.
– Даст Хешшкор, выкарабкается, – в отличие от Виты, Саша быстро отучился от неуместной фразеологии и употреблял сентенции о божественном вмешательстве вполне осмысленно. А куда ему деваться – как-никак, муж колдуньи!
Саша Вите нравился: веселый, покладистый мужик, принимающий свою экспрессивную супругу такой, какая она есть. Его союз с Фаей был до того гармоничен, что Вита порой завидовала. Она любила Хешшкора и была вполне счастлива, но в отношениях с бессмертным что-то всегда остается недостижимым. Саша выглядел классическим папарацци: короткая черная бородка, темные очки, небольшое, разве что для имиджу, обтянутое джинсой брюшко, вечный фотоаппарат на шее, диктофон в кармане и напористая экстраверсия. Он работал корреспондентом одной из бульварных газетенок, в которую с чистой душой строчил репортажи о шабашах, колдовских разборках и путешествиях между мирами, благо жена и ее ближайшее окружение бескорыстно снабжали его массой материалов. Огорчало его одно: писал он правду и только правду, но даже главный редактор этого одиозного печатного органа считал его фантазером. Очень талантливым фантазером, всегда подчеркивал он и ценил Сашу, как никого другого, что несколько примиряло корреспондента с прискорбной действительностью. Газетка пользовалась популярностью: сказки о колдунах, написанные в стиле реальных заметок и обзоров, привлекали читателей, и гонорары позволяли Саше жить безбедно и не упрашивать супругу заклясть старую камеру, чтобы поработала еще немножко, а спокойно покупать новую.
Благодаря своей профессии и общительному бескомплексному характеру Саша был вхож в многие круги и знаком с самыми разными людьми. И, конечно же, использовал свои связи, когда это было нужно.
– Витка, для тебя – хорошие новости. Microsoft про твои штучки не знает и, как следствие, ничего против тебя не имеет. А если подсуетиться, у тебя есть шанс сделаться их официальным дилером. Все равно они сами на контакт с магами не выйдут.
Вита хмыкнула.
– Ладно, я подумаю. Но сперва надо разобраться с насущными проблемами. Что насчет Ларссона?
Пронырливый швед несколько лет назад заявил о новом методе разделения аминокислот почти одновременно с Витой, и техническая сторона метода была подозрительно схожа. Вита про себя была уверена, что этот тип подслушал ее разговор с кем-нибудь из своих в кулуарах стокгольмской конференции. Когда Вита была в Стокгольме, ее статья с обоснованием метода давно лежала в редакции, но не секрет, что в зарубежных журналах материалы проходят гораздо быстрее, вот Ларссон и успел. И кому теперь что докажешь? Новые эффективные приборы для разделения аминокислот уже вовсю функционировали, а вялотекущий спор о приоритете продолжался до сих пор, став из чисто академического очень даже практическим: на чей счет будет зачисляться процент от прибыли с продаж этих приборов? В общем, господин Ларссон имел некоторые основания желать Вите провалиться в преисподнюю, дабы спор разрешился естественным путем.
– Ларссон тебя не любит, спору нет. Не поверишь: утверждает, что нахальная русская выведала у него тайну открытия во время любовных игр.
– Что? – праведно возмутилась Вита. – Не было ничего такого! У этого гада не только воровская хватка, но еще и извращенная фантазия!
Наивные обыватели полагают, что занятия наукой сродни отшельнической жизни. Спокойное и размеренное времяпрепровождение, гимнастика ума и исключительно чистые помыслы. Как же! Современная наука – это тот же бизнес, только на ином материале. Такая же конкуренция за распределение финансовых потоков, интриги, грязь, подлые приемчики, подсиживание, травля… Ученый-бессребренник не от мира сего с горящими глазами, всклокоченной шевелюрой и в разных носках либо остался в прошлом, либо вынужден работать в симбиозе с прожженным организатором, добывателем грантов на исследования, проталкивателем и защитником чужих идей – короче, своеобразным продюсером.
Вита сама твердо стояла на ногах и никаких продюсеров не прикармливала. Ей ли, сражавшейся с Флифом Пожирателем Душ и победившей, не сладить с конкурентами? Беда в том, что это требовало времени и сил. А главное – желания. Ну кто он такой, этот Ларссон? Чего с ним разборки устраивать? А вот не разобралась вовремя…
– Но знаешь, Витка, распускать гнусные сплетни – это все, на что он способен. Смертельные мэйлы – не его рук дело, могу поставить свой новый фотоаппарат против старого ластика. Не такой уж он крутой компьютерщик! Образование получал лет двадцать назад, а с той поры с компьютерами дела как профессионал не имел, только со специализированными электронными примочками к приборам. Кстати, однажды был уличен в краже идеи – можешь взять этот прецедент на заметку. То есть своих мозгов у него не хватает даже на то, в чем он специалист. Чего уж говорить о самовскрывающихся письмах с такой нетривиальной начинкой!
Вита вздохнула.
– Разве ж это хорошие новости, Сашенька? Честно говоря, я была бы на седьмом небе от счастья, если бы ты что-нибудь раскопал. Ларссон – противник несерьезный, с ним бы я уж как-нибудь справилась. А с Microsoftом договорилась бы. Э-эх… Кто там следующий в списке подозреваемых? Похоже, Айанур. Бэла уточнила, что ее радость нагрянет завтра, тогда мы с Хешшкором ее и навестим.
– Ну извини, чем мог… А как движется твоя работа над переводом?
– Никак не движется! Переводчица неисправна.
Вита проверяла серьгу-Переводчицу еще несколько раз. Вдевала то в левое ухо, то в правое; на всякий случай вымыла – никакого эффекта. Испытывала на разных языках, и вроде бы книга на английском языке стала читаться, но тут же Вита вспомнила, что сама владеет английским. А в остальном – ничего. Даже иероглифы на модели пиратского атомохода, знакомые ей до малейшей черточки, так и оставались иероглифами. Она, конечно, знала, что это название – «Морская звезда». Но иероглифы никак не хотели складываться в слова.
– И Искательница тоже барахлит, – грустно добавила Вита. – Слова в словаре не ищутся, приходится самой листать. Да и за компьютер не сядешь, коли жизнь дорога – какая уж тут работа?
19. Нюансы плана
Солнце пряталось в кипарисах, и на стену напротив окна ложилась ажурная тень. Хешшкор побарабанил пальцами по коврику для мыши. Итак, Виталия лишена волшебных драгоценностей и поддержки союзников. Можно приводить в действие план по овладению освященным оружием.
Через десять минут в Ученый Совет по биохимии пришло сообщение с обратным адресом vitalia@mail.ru.
Полнолуние послезавтра. Вот тогда и решим вопрос о собственности.
В который раз он мысленно перебирал все нюансы своей стратегии. Получить в руки освященный нож – вопрос времени. Разыскать Хешшвитала – серьга-Искательница поможет. Если сопляк вздумает драться – утащить его в мир госпожи, где его сила уменьшится. Кажется, он ничего не упустил… Что ж, можно проверить. С Искательницей в пупке он найдет необходимый файл и откроет его с первого раза.
Нужная страница волшебной книги в самом деле отыскалась быстро. Он пробежал глазами текст.
«Пользуясь оружием, особым образом зачарованным и одним из бессмертных освященным, возможно любому бессмертному смерть принести, а не только лишь развоплощение, весьма неудобственное, но не окончательное».
Хешшкор кивнул. Это было ему известно. Но на следующей странице скрывался еще один абзац.
«Однако возможность отнять жизнь у бессмертного и взять его бессмертие себе имеет лишь тот, кто дал бессмертному жизнь».
Проклятье! Хрустальный графин с силой врезался в стену и разбился на сотни осколков. Хешшкор сжал ладонями виски, когда они, звеня, осыпались на столик. До сих пор он этого не знал. Проклятье!
А ведь Виталия имеет такую возможность, пришло ему в голову. Очень опасная женщина, не просто досадная помеха. Убить ее – дело первой необходимости, иначе он не будет в безопасности, когда станет бессмертным. Станет… а станет ли? «Лишь тот, кто дал бессмертному жизнь»!
Миленион появилась бесшумно, но он ждал ее. Он отключил электричество, горели лишь ароматные свечи. В бассейне плескалась розовая вода. Хешшкор вышел из воды навстречу госпоже, нарочито медленно обернул бедра полотенцем. Поднял руки, играя мускулами, вынул шпильку из узла на голове, и густые вьющиеся волосы рассыпались по смуглой спине, блестящей от капель.
– Ты сегодня в хорошей форме, да? – усмехнулась Миленион.
Хешшкор подошел ближе – вода, стекая с его тела, не капала на пол, а исчезала.
– Здравствуй, госпожа, – мягким полушепотом проговорил он и опустился на колени. – Я ждал тебя с нетерпением.
Он коснулся губами ее ступней, аккуратно высвободив их из туфелек на высоком каблуке, поцеловал отдельно каждый пальчик. Миленион довольно вскинула голову, на губах заиграла улыбка. Она любила рабское преклонение, но надежды, возлагаемые ею на этого талантливого юношу, не позволяли ей втаптывать его в грязь. Как мило, что мальчик сам сообразил, что это будет ей приятно.
– Госпожа, только теперь я понял, как ты прекрасна, – шептал он, покрывая поцелуями ее плюсны, щиколотки и икры. – Ты прекрасна, как звездная ночь в горах, – он отвернул край плаща, прижавшись лицом к ее коленям, – как ледяной родник жарким днем, – губы заскользили по внутренней поверхности бедер, – как огонь святого Эльма в штормовом море…
Огонь святого Эльма в штормовом море – это надо запомнить, подумала Миленион, блаженно жмурясь. Перспективный юноша, да еще и поэт… Она содрогнулась от острого наслаждения, захлестнувшего ее, точно штормовая волна, девятый вал, цунами… а когда наконец отпустило, ее оголенные груди были у него в руках, а к низу живота прижалась напряженная плоть.
– Ты что, спятил? – взвизгнула она, отталкивая его.
– Ты несправедлива, госпожа, – укоризненно сказал он, удерживая ее за руку. – Тебе ведь было хорошо. Позволь теперь мне испытать удовольствие.
– А ну отойди! – она решительно запахнула плащ. Это же надо – так расслабиться, потерять над собой контроль. – Ты должен испытывать удовольствие уже оттого, что тебе дозволено лицезреть свою богиню! Понял? Лицезреть! А не… А если тебе необходимо удовольствие именно такого рода – так Хешшвиталова девка, небось, на все согласна, проскулив ночь под дверью.
Он презрительно фыркнул:
– Кувыркаться с жалкой смертной?
– Ты и сам пока не бессмертный! И твое место – у моих ног, а не выше!
– Госпожа моя, – он снова приблизился к стоящей у стены и охорашивающейся Миленион. Его губы оказались как раз напротив уха, и он спросил вкрадчиво: – А в самом ли деле ты желаешь, чтобы я стал бессмертным?
– Что за идиотский вопрос! – она гневно сверкнула очами. – Разумеется, желаю.
– Почему же, – шепот стал еще вкрадчивей, – ты не сказала мне, что для этого я должен сделаться отцом бога?
Миленион демонстративно вытаращила глаза:
– Первый раз слышу! Ну, что ты смотришь на меня? Я не знала.
– Теперь ты знаешь. Примешь мое семя?
– Еще чего! – она передернулась. – Выдумал тоже!
Некоторое время он продолжал молча смотреть на нее. Потом страсть в глазах потухла, он отвернулся и накинул халат.
– Что ж, ты долгое время помогала мне, и я тебе благодарен. Наверное, теперь пришло время обходиться без твоей помощи.
Он неторопливо направился к компьютеру.
– Я все равно добьюсь своего, Миленион, и за ценой не постою. Я хочу быть бессмертным и стану им. И тогда мы вернемся к сегодняшнему разговору.
Миленион прислонилась к колонне. По спине бегали мурашки. Он говорил с ней не как раболепствующий смертный, и даже не как смертный дерзкий. Он говорил так, словно уже был богом.
Откуда он узнал? Она рассчитывала, что он сделает за нее грязную работу. Убьет ненавистную Виталию, развоплотит сопляка Хешшвитала и своего тезку Хешшкора, а потом, когда бессмертие помашет ручкой и пошлет воздушный поцелуй, она разведет руками: «Осечка вышла, ничего не попишешь».
Но теперь он узнал, и его бессмертие не за горами. Каково же будет уживаться в одной Вселенной с таким жестоким, целеустремленным и могущественным богом? Много ли времени пройдет, прежде чем он поставит ее на колени или уложит на лопатки?
Она почувствовала себя, как гонщик в автомобиле, потерявшем управление.
20. Обет нарушен
Ливень разразился, когда Вита ехала домой. Сквозь шум дождевых струй, барабанящих по машине, она едва расслышала телефонный звонок. Нашарила мобильник, не отрывая взгляд от дороги, приложила к уху.
– Виталия Сергеевна? Это ученый секретарь диссертационного совета. Я хотела бы уточнить тему вашей докторской диссертации.
– Тему чего? – упавшим голосом переспросила Вита.
– Диссертации. Мы получили ваше письмо с представлением на соискание ученой степени доктора химических наук. Но вы не указали тему…
Рука на руле нервно дернулась. Джип на полной скорости вылетел на встречную полосу.
Водители, спешащие в противоположном направлении и успевшие мысленно попрощаться с жизнью или, в лучшем случае, с машиной, сочли не иначе как божественным вмешательством то, что громадина, несущаяся им в лоб, внезапно растворилась в воздухе. И были правы. Никогда еще хвалы, воздаваемые Хешшкору, не были столь искренни и многочисленны.
Колеса бухнулись с тридцатисантиметровой высоты на грунтовую дорогу и покатились вверх по склону, теряя скорость.
– Сбрендила, что ли? – взревел Хешшкор, уже вполне материализовавшийся на переднем сиденье. – Или жизнь уже успела надоесть? По-моему, вы, смертные, так мало живете именно потому, что неосознанно стремитесь к концу!
Вита все еще сжимала телефон дрожащей рукой. Наконец-то она в полной мере признала справедливость, на первый взгляд, дурацких претензий гаишников к людям, разговаривающим по мобильнику за рулем.
– Хешшкор, ты не представляешь…
– Ясное дело, не представляю! Просто не в состоянии себе представить, что могло тебя – тебя! – взволновать до такой степени. Когда тебя собирались убить, когда тебе приходилось сражаться против магов и бессмертных, ты и ухом не вела. Ты ничего не боялась, разве что Пожирателя Душ…
– Вот именно, – глухо проговорила Вита. – Обет Тюремщика нарушен. И не мною. Я не понимаю, как это могло произойти!
– Ты хочешь сказать…
– Я говорю, что в Ученый Совет пришло мое представление к защите, которое я не составляла и не посылала. Но ведь это не имеет значения, верно? Дело сделано. Мало у меня было проблем, еще и Флиф нарисовался на горизонте! Думаю, мне следует срочно отправиться в Хешшираман, к Бетреморогской башне, и проследить за тем, чтобы эта черная глотка не сожрала какую-нибудь заблудшую душу, пока не наступило полнолуние. А в полнолуние мне придется наспех изобретать новый обет, потому что отвертеться от защиты диссертации мне, видимо, теперь не удастся.
– Не суетись, – Хешшкор положил руку ей на плечо. – Полнолуние завтра, вряд ли Пожиратель успеет за оставшееся время поглотить много душ. Завтра и разберешься с ним, а об обете подумаешь вечером. Хочешь, подарю мысль? Откажись от приоритета, за который ты споришь с этим бестолковым смертным, пусть подавится. А сегодня у нас есть более насущная задача, чем стоять почетным караулом у Бетреморогской башни. Ты не забыла про визит к Айанур? Поехали. Феод уже ждет.
21. Айанур
Миленион ушла, и осталась лишь непонятная горечь. Он в самом деле надеялся на нее. Не ожидал, что любимая богиня оттолкнет его. Отказ в любви не так задел его, как отказ в помощи. Ну что ж, он решит эту проблему по-другому. Он задернул штору, и гладь залива, позолоченная солнцем, исчезла, сменившись мрачноватым растительным орнаментом.
Что-то такое он видел совсем недавно… Вроде бы, когда просматривал почту Бэлы. Ну, конечно! Айанур собирается в земной мир.
Он вернулся к компьютеру и снова нашел текст этого мэйла. «Немире Деадаргана. С сожалением сообщаю, что наша планируемая на 21 июня встреча не может состояться по непредвиденным обстоятельствам. Моя покровительница, светлая Айанур, намерена почтить меня своим присутствием, в связи с чем я буду занята, организуя ее отдых. Покорнейше прошу простить и отложить нашу встречу до отбытия моей покровительницы, коей будет посвящено все мое внимание во время пребывания оной на земном плане. Искренне Ваша, с почтением и уважением, Бэла Айанур.»
21 июня. Сегодня. Это его шанс. Когда еще представится возможность застать на Земле какую-нибудь богиню?
Вот только Айанур – не Миленион. Она даже слушать не станет чужого посвященного. Тем более его – кого предала однажды. Она и близко его не подпустит, боясь мести. И будет права – лобзать ее ноги он, во всяком случае, не имеет желания. Скорее уж вырвать их из тугого седалища предательницы.
Другую бессмертную он, уверенный в себе молодой красавец, попытался бы охмурить. Но не Айанур. Если делать ставку на Айанур, надо застать ее врасплох. И сразу же лишить возможности использовать божественную силу – он не хотел честной схватки, в которой еще неизвестно, за кем будет победа. В конце концов, она первая поступила с ним бесчестно.
Барьера у Айфарета не было. Ни глупая колдунья, ни ее глупая богиня не ждали нападения. Да и с чего бы? Он вышел из внепространственного перехода в одном из полутемных коридоров. Тронул Искательницу. Бэла находилась где-то слева. Он усмехнулся. Бывшая хозяйка этой серьги вряд ли подозревала, сколь разносторонним может быть ее использование.
Бэла сидела за компьютером в третьей по счету комнате. Играла в «DOOM», дуреха. Она не успела обернуться на звук его шагов, приглушенных ковром. Он быстро пересек комнату и прижал к ее белому лицу, обрамленному длинными черными волосами, марлю с хлороформом. На его поясе висело двое ножен, но он не хотел убивать колдунью. Вдруг пригодится? Мечи нужны были ему для другого.
Оставив неподвижную Бэлу за компьютерным столом, Хешшкор отошел в угол и застыл в ожидании, положив ладони на рукояти клинков. Айанур, скорее всего, появится здесь, где находится ее посвященная. Скоро ли? Этот вопрос не особенно его трогал. Бэла проспит долго. А он умел ждать. Это умение, необходимое не только хорошему колдуну, но и любому вору, он отточил еще в детстве
Бледная фигура стала вырисовываться из воздуха точно в середине комнаты. Айанур, богиня Тьмы, была светлой масти и любила одеваться в белое. Светлая Айанур! На редкость идиотское прозвание для темной богини. И уж вовсе неподходящее к ее подлому, черному сердцу. Хешшкор скользнул за спину формирующегося изображения золотоволосой женщины с гордой осанкой в длинном бархатном платье цвета рыхлого мела.
Она лишь сделала первый вдох и занесла изящную ногу, виднеющуюся в разрезе узкой юбки, для первого шага, когда Хешшкор рывком выхватил клинки и рубанул снизу вверх чуть наискосок. Две прекрасные белые руки с нежными узкими запястьями и холеными ровными ногтями упали на ковер, заливая его кровью.
Айанур не сразу поняла, что случилось. Она пыталась справиться с резкой болью, воздвигнуть вокруг себя защитное поле, спешно залечить раны, но ничего не получалось. Сила вытекала из нее полноводным потоком, но не слушалась, а бурлила бесцельно. Она перевела взгляд на свои руки… и тут закричала.
То ли она упала сама, то ли ее толкнул парень, черты лица которого она никак не могла различить сквозь пелену перед глазами. Он вытер мечи о ее белое платье, ставшее красным, и нагнулся к ней.
– Шевельнешь хоть мизинцем – ноги тоже отмахну, – пообещал он тоном, от которого волосы поднялись дыбом, и стало предельно ясно: так он и поступит.
– Кто ты? – прошептала она, в ужасе от своей беспомощности и от боли, которую не могла унять простым жестом руки.
– Не узнаёшь? – в голосе почувствовалась жестокая насмешка. – Я – Хешшкор Всемогущий.
– Ты лжешь! Я знаю Хешшкора.
Он расхохотался.
– Чего ты хочешь от меня? – выдавила она сквозь слезы.
– Хочу, чтобы ты родила мне ребенка, – он разорвал ее платье. – Это для меня очень важно, поняла? Лучше бы ты понесла с первого раза, если не хочешь продлить удовольствие. Знаешь, сколько всего я могу с тобой сделать, если наше общение продолжится? Посыпать твои обрубки солью, ковырять их крючком, сажать на них муравьев… И нечего гневно сверкать глазами: могущества у тебя сейчас меньше, чем у шлюхи с помойки.
– Не надо! – простонала она, съеживаясь от новой боли, пронзившей лоно. – Не надо, пожалуйста.
– Клянись, Айанур. Если принесешь клятву быстро, я оставлю тебя в покое, не буду держать при себе на цепи и не отберу твое бессмертие, когда ты ее выполнишь.
Ее душили рыдания. Угроза отобрать бессмертие раздавила ее волю окончательно.
– Я… я клянусь. Клянусь Тьмой, и пусть меня постигнет вечное небытие, если я нарушу свою клятву. Клянусь, что выношу и рожу твоего ребенка…
– И будешь заботиться о нем до зрелости, – пригвоздил он ее. – А не выбросишь, как ненужную игрушку, если разонравится.
Она захлебнулась на вдохе, поняв наконец, с кем свела ее судьба.
