Варя со вздохом вновь положила голову на подушку. Ей было жаль бабку. И даже ее беспутную внучку. Одно дело – выдрать нахалке патлы или исцарапать физиономию, но смерти Варя ей не желала. Хотя, что бы ни говорил Вейру, она уже достаточно наказана за эту драку. Безвылазно лежать в постели ненамного лучше, чем сидеть в тюрьме.
Послышался громкий голос Ирочки, возвещающий, что ей не хочется умываться.
– Я уже умывалась вечером!
– Ты вечером и в туалет ходила, – привел Вейру железный аргумент. – Теперь не пойдешь?
– Пойду.
– Вот и умоешься заодно. И не шуми, дай маме поспать.
Варя снисходительно улыбнулась: да разве может ребенок не шуметь? Некоторое время девочка действительно крепилась, но в конце концов умывание ей надоело, и она стала прыгать на перевернутом вверх дном железном тазу – насколько Варя могла определить по слуху.
– Эй, ну-ка прекрати! – сердитый голос Вейру оборвал грохот. – Пойдешь сейчас со мной, пусть мама полежит спокойно.
– А чего она все время лежит?
– Чтобы родить тебе братика.
– Не хочу братика! Пускай лучше родит собачку.
– Э… – Вейру поперхнулся. – Видишь ли, собачку может родить только другая собака.
– А кто родил самую первую собаку?
– Ну, это вопрос философский. Надень-ка шапку, а то уши замерзнут и отвалятся.
– Не-а. Вчера я гуляла без шапки, а уши не отвалились.
– Вчера была осень, а сегодня зима. Надень шапку.
– Не хочу-у, – закапризничала Ирочка.
– Порой бывает нужно делать то, что не хочется. Вот я, например, не хочу проверять посты, а придется. А тебе придется надеть шапку.
– Пап, ты зануда. Но я тебя все равно люблю.
Вновь потянуло холодом. Застучали по крыльцу Ирочкины ботинки. Вейру шел практически бесшумно, как большой кот, а она бежала за ним вприпрыжку, натягивая шапку на ходу. Вот зараза, подумала Варя. Любит она его! Родной матери бы раз в жизни такое сказала! Предательница.
Она почувствовала себя брошенной всеми.
Варя пролежала в постели почти месяц, прежде чем Кори сказала, что самое худшее позади. Вряд ли кто-нибудь мог бы понять, как опостылели ей эти подушки, этот ужасный сервант с нелепой посудой, в который упирался ее взгляд, унылый вид из окна, унизительная зависимость во всем. Вейру больше не срывался, окружал ее заботой, и иногда ей казалось: скажи она нужное слово, и лед между ними треснет. Но нужные слова на ум не приходили, а ляпнуть что-то не то она боялась, не зная, чего теперь ожидать от него.
Завтракали они рано, поначалу это было просто совместное жевание, обусловленное удобством для них обоих, но вскоре Вейру стал заговаривать с Варей о разных нейтральных пустяках типа погоды, и она ухватилась за это, стараясь поддержать беседу и продлить ее. После завтрака Вейру обычно уходил, забирая с собой Ирочку, а Варя досматривала сны. Когда она просыпалась окончательно, до обеда было, как правило, еще далеко. Она маялась вынужденным бездельем и невеселыми раздумьями. Книг в доме почти не было, если не считать допотопного издания «Кулинарии» и нескольких старомодных романов, от которых хозяйка, наверное, тащилась в молодости, но Варя с трудом продиралась сквозь туманный смысл устаревших выражений и, едва одолев несколько страниц, бросила чтение. Она могла бы шить, но кроить не было никакой возможности. От тоски она опять занялась починкой одежды. Вейру воспринял появление пуговиц и завязок в надлежащих местах одежды как знак доброй воли с Вариной стороны и, в свою очередь, подарил ей золотую цепочку. Воодушевившись, она связала ему шерстяные носки и удостоилась поцелуя – правда, в присутствии Элену и Хеддо, но после смерти Марины Меженковой она не чаяла услышать даже доброго слова. Так постепенно, путем мелких взаимных уступок и крохотных шажков к согласию отношения их становились более человеческими. Но и только.
Дефицит нежности с избытком возмещал Асса Минар. Появлялся он обычно во второй половине дня, а если Вейру вместе с десантом был занят военными действиями, то приходил с утра, пристраивался к Варе под теплый бочок и дремал до обеда, верный своей привычке. Со служанкой проблем не было: она полностью одобряла Варин роман, искренне придерживаясь мнения, что молодой ученый уж всяко лучше, чем старый солдат, и не собиралась докладывать Вейру Велду о том, что происходит в его отсутствие. Варя вначале побаивалась сердитой старухи: она могла бы накапать Вейру просто из природной вредности, – но ей, похоже, были глубоко безразличны семейные проблемы ее постояльцев.
И все же, как ни скрашивал Асса ее заключение, Варя была сама не своя от радости, когда ей разрешили встать. В этот день собирался штаб.
– Хочешь выйти к гостям? – спросил Вейру.
– Конечно, хочу! – воскликнула Варя. – Только мне нужно переодеться.
Она потянулась к своему синему платью, попыталась его надеть и вдруг обнаружила, что не влезает в него. Вейру наблюдал за ней с усмешкой.
– Там, в шкафу, – она просяще посмотрела на него. – Такое вишневое, в горошек…
– Оставь надежду, – он покачал головой. – Оно еще уже.
Варя чуть не расплакалась. Что за злая судьба: можно выйти, а выйти-то и не в чем.
– Мне, наверное, лучше полежать, – сказала она скрепя сердце.
– Быстро же ты сдаешься, – хмыкнул Вейру. – Лови!
Он бросил ей в руки сверток, перевязанный бечевкой. Она поймала его, развернула бумагу, затаила дыхание. Это было теплое трикотажное платье без талии, сильно расклешенное от груди, с изумительным рисунком: по темно-зеленому фону порхали желтые мотыльки, и с двумя огромными ярко-желтыми бантами: один на груди, а второй – сзади, там, где спина меняет название.
– Какая прелесть! – не удержалась Варя.
– Надень, – предложил Вейру.
Она осторожно влезла в платье, подошла к зеркалу. Да, в этаком наряде она, даже побледневшая и осунувшаяся, выглядела королевой.
– Спасибо, Вейру, – прошептала она растроганно.
Когда она появилась в дверях, нарядная, сияющая, взоры всех сидящих за столом устремились на нее.
– Мама, какая ты красивая! – завопила Ирочка.
Заметно было, что многих удерживали от подобного возгласа только правила приличия. Особенно восхищенный вид был у Асса Минара.
– Мои поздравления с выходом в свет, сэке Барби, – откашлявшись, промолвил Трин Велд. – Надеюсь, необходимость в постельном режиме больше не возникнет.
– И я надеюсь на это, – с улыбкой ответила Варя, садясь на мягкий стул, который услужливо придвинул Асса.
– Барбиэ, ты сегодня прекрасна, как никогда, – шепнул он. – Положить тебе салат?
Вейру молча поднял стул вместе с сидящей на нем Варей и переставил под общий хохот поближе к себе.
– Дай я тоже тебя поздравлю, сладкая, – сказал он, обнимая ее и целуя. Делая вид, что целует ее в ушко, проговорил очень тихо: – Эй, не сиди, как мраморная. Забыла о своих обязанностях?
Она обвила руками его шею и ответила на поцелуй. Раздались аплодисменты.
– Что за нездоровое оживление? – осведомился Вейру. – Кончайте хихикать и начнем обсуждение.
– Да ну его в сортир! – выразила совокупное мнение собравшихся Хеддо. – Давайте лучше выпьем, праздник все-таки.
Заседание штаба сорвалось. Откуда-то появились бутылки, зазвучали здравицы. Вейру вначале хмурился, но Варя решила, что это не более чем маска: если бы командир в самом деле был против вечеринки, никто и пикнуть бы не посмел. Варя была на верху блаженства. Что и говорить, приятно, когда пьют в твою честь, не сводят радостных глаз, суетятся вокруг, Вейру изображает из себя любящего мужа, смеется, шутит, говорит нежные слова – пускай понарошку, но ведь ухо слышит. Когда все разошлись, она, усталая, но веселая и счастливая, укладывалась спать, и ей показалось, что Вейру наблюдает за ней с давно не проявлявшимся интересом.
– Зачем ты смотришь? – спросила она. – Без твоего платья я толстая и неуклюжая.
– Нам надо чаще бывать на людях, – сказал он невпопад.
Она была бы рада этому, но обстоятельства не складывались. Ей все еще следовало беречь себя, и она не уходила со двора, а Вейру то мотался по дальним постам, то командовал очередными операциями, а когда никуда не отлучался, то либо бывал не в настроении, либо время суток не способствовало. И Варя чаще проводила свой досуг в другой компании.
В декабре ударили морозы, на землю лег плотный снежный покров, и наступление десанта, увязшее было в осенней грязи и непогоде, стало стремительно набирать темп. Фронт уходил все дальше и дальше; дольше приходилось ждать возвращения десантников, а как-то раз Вейру отсутствовал почти две недели, когда подряд было взято четыре города. К весне он планировал выйти на соединение с экспедиционным корпусом Леку Велда, орудующим в Сибири, а после весенней распутицы, по хорошей погоде, сообща подчинить всю Европу. Разговоры об этом печалили Варю. Она и хотела бы перестать считать Вейру врагом, но забыть о том, что она землянка, не могла.
– Не стоит принимать это так близко к сердцу, – увещевал ее Асса. – Земля – не единственная захваченная иррийцами планета, и везде вмешательство Ирру пошло только на пользу. Такой дикой планете, как ваша, просто необходим протекторат. Вот увидишь, Землю быстро вытащат из грязи в цивилизацию.
Почему-то это вовсе не радовало.
– Если еще и ты будешь оправдывать разорение Земли и убийство землян во имя какой-то идиотской цивилизации, – сказала она как-то, – я, наверное, поищу себе других собеседников.
– Прости, золотко, – сразу отступил он. – Если мои слова приводят тебя в уныние, то, может быть, действия поднимут настроение?
– Не исключено, – улыбнулась она, и через некоторое время они уже наслаждались друг другом в его палатке.
Когда Кори с чувством глубокого удовлетворения заявила ей:
– Ну вот. Опасность миновала. Можете поздравить своего мужа с возвращением к сексу, – Варя подумала про себя: только не мужа. Конечно, она не стала передавать Вейру столь безразличную ему информацию, тем более что он опять пропадал где-то вместе с десантом. Зато они с Асса устроили настоящее празднество и, пока Ирочка гуляла, а служанка стояла на шухере, занимались любовью в самых разных местах, включая кровать Вейру Велда, ванную, кухонный стол и лестницу в мезонин. Последний эксперимент оказался не столь удачным, как предыдущие: в самый ответственный момент из своей комнаты выползла грозная старушенция и оказала на Асса шокирующее воздействие.
– Тьфу, пропасть! – плюнула она, глядя взором римского папы на любовников, замерших, словно на фото из порнографического журнала, перешагнула через них на удивление ловко для своего преклонного возраста и стала спускаться вниз, ворча на предмет того, что в ее-то время подобному беспутству предавались в специально отведенных спальнях за закрытыми шторами, а не под носом у честных людей.
– Кто это? – в холодном поту прошептал Асса, которому было уже не до удовольствий.
– Хозяйка, – объяснила Варя. – Не обращай внимания.
– Ничего себе, не обращай внимания… А она не наябедничает твоему мужу?
– Не думаю, что она вас различает, – беспечно проговорила Варя. – Для нее все молодые на одно лицо.
Но, несмотря на скомканный финал, праздник получился отменный. Потом они ели вареники, приготовленные служанкой – очень вкусные, не хуже, чем получались у Вари. Вот только Ирочка зыркала на Асса неприветливо: оказалось, тот взял ее тарелку с хрюшечками на дне.
Ирочка вообще не слишком жаловала культуролога. Варя не могла понять: то ли это обычная детская ревность к человеку, оттеснившего ее с места самой любимой лапушки, то ли дурное влияние Вейру, с которым девочка последний месяц проводила очень много времени. Вот и сейчас, когда Варя, торопясь на свидание и уже набросив пальто, наводила перед зеркалом последние штрихи макияжа, Ирочка, вертящаяся тут же, с подозрением поинтересовалась:
– Ты куда?
– Погулять.
– И я с тобой!
– Нет, играй во дворе.
Ирочка насупилась:
– Ты с ним будешь гулять, да? С этим?
– Не суй нос в дела старших, – строго сказала Варя.
– А ты будешь с ним трахаться?
Варя чуть не упала.
– Что? – прошептала она, с ужасом глядя на дочь. – Кто тебя словам-то таким научил?
– Хеддо.
Глазенки у нее были чистыми-чистыми.
– Мам, не ходи. Папа обидится.
Варя вскинулась:
– С какой это стати? Я имею право на личную жизнь. Он мне не муж, а тебе – никакой не папа. Не забывай, это всего лишь игра.
– Да, – Ирочка опустила голову, – игра, – и упрямо проговорила: – Но играть надо честно.
Варя с раздражением набросила на волосы цветастый пуховой платок, хлопнула дверью и пошла к калитке. Слишком уж многое понимает этот ребенок для своих лет. Это пугало Варю. И Хеддо хороша, нечего сказать! Не дай бог, Ирочка начнет употреблять ее словечки налево и направо. А то еще обмолвится Вейру по простоте душевной о личной жизни мамочки в соответствующих выражениях…
Но к тому, что все в конце концов вскрылось, Ирочка не была причастна.
Это случилось в погожий декабрьский денек, ничем не предвещавший такой подлянки. Варя, раскрасневшаяся от морозца, солнышка и ласк, возвращалась домой к позднему обеду. Ветра не было, снег лежал на еловых лапах, заборах и крышах толстым слоем, сапожки поскрипывали в тишине по свежему насту, Варя тихонько напевала в такт шагам, не думая о плохом. И, подойдя к крыльцу, услышала из приоткрытого окна столовой голос Трина Велда:
– Может, это не мое дело, но вам, командир, лучше бы обратить внимание на свою жену, пока она окончательно не сделала ноги с этим ученым, к которому все время бегает.
Она остановилась, словно вкопанная. Ей никогда не приходило в голову, что о ее связи с Асса Минаром может узнать кто-то посторонний – и уж тем более такой на первый взгляд равнодушный ко всему человек, как Трин Велд. С опозданием она осознала, как была неосторожна, не удосуживаясь проверить, не наблюдает ли кто, как она скрывается в палатке культуролога.
Но что за мерзавец этот Трин! Она в ярости сжала кулаки. Какая, спрашивается, ему выгода доносить Вейру? Она еще поняла бы, если б какой-нибудь рядовой помчался докладывать из желания выслужиться. Но Трин Велд и так второй офицер – куда уж больше? Что на уме у этого мрачного типа?
Трин вышел на крыльцо, прикрыв за собой дверь. Увидел Варю, молча изобразил приветственный жест – даже в лице не изменился.
– Гнусный доносчик! – прошипела она.
Он пожал плечами.
– Первая забота любого солдата – благополучие командира и его семьи.
Она с ненавистью посмотрела ему вслед.
Вейру сидел за столом, листал карты, прихлебывая чай. Услышав Варины шаги, поднял голову. Ей стало не по себе под его взглядом.
– Ты спишь с ним? – спросил он тихо.
Варя оглянулась на дверь.
– С Трином?
Она и сама понимала, что это только попытка оттянуть время. Вейру сразу понимал, когда ему морочат голову.
– Не надо, – сказал он еще тише.
Ей был знаком этот обманчиво спокойный тон. Лучше бы он стал орать – тогда, глядишь, и включились бы какие-нибудь защитные рефлексы. А сейчас она не знала, куда деваться от его взгляда, ждущего ответа. Что сказать? Одно ей было известно точно: неправду он почует за версту.
– Да, – выдавила она и зажмурилась.
Через некоторое время она открыла глаза. Он не ударил ее. Даже не сказал ничего. Просто сидел и молчал. Только чашку отставил.
– Что ты со мной сделаешь? – пролепетала она.
– С тобой? – он приподнял бровь. – Ничего. Вот только покажу тебе одну вещь.
Он встал и бросил ей пальто, которое она только что сняла:
– Одевайся. Пойдешь со мной.
Он шел быстро, таща Варю за руку. Она едва поспевала за ним, гадая: чего он хочет? Она поняла это, лишь когда они остановились перед палаткой Асса Минара.
– Вейру, пожалуйста! – взмолилась она.
– Заткнись и смотри, – приказал он и, держа ее одной рукой так, чтобы она не смогла отвернуться, другой снял с пояса ракетницу.
– Нет! – закричала она. – Не надо!
Он выстрелил несколько раз по палатке, пока внутри что-то не взорвалось, и она вспыхнула ярким жадным пламенем.
– Чудовище! – выкрикнула Варя, захлебываясь слезами. – Жестокое, бессердечное чудовище! Ты же клялся, что не убьешь из-за меня ни одного иррийца!
– Я передумал, – хладнокровно ответил он.
Она села в сугроб и разревелась в голос, с болью глядя на догорающую палатку. Вейру смотрел туда же, прищурясь. Потом подбросил несколько раз ракетницу и спрятал ее.
– Пошли. Тебе здесь нечего больше делать.
– Оставь меня в покое!
– Это тебе наука. В следующий раз серьезно подумаешь, прежде чем отмочить что-нибудь подобное.
– Если бы у меня был пистолет, я бы тебя убила! – воскликнула она с ненавистью.
– Да? – переспросил он с усмешкой и вдруг бросил ей один из своих пистолетов: – Ну, давай.
Она схватила пистолет, но тут же опустила его. Конечно, она не могла его убить. Свою единственную надежду и опору в этом кошмарном мире, единственную ниточку, за которую цепляется ее жизнь и жизнь Ирочки.
– Если желаешь, – сказал он, будто прочтя ее мысли, – я сейчас напишу завещание для Хеддо, чтобы она заботилась о тебе, как о сестре, когда станет командиром.
– Не говори так, – прошептала Варя. – Я выстрелю.
– Стреляй.
Он спокойно улыбался. Это нечестно, подумала Варя в отчаянии, ведь он знает, что я не смогу поднять на него оружие. Почему я не могу это сделать?
Она встала и, со злостью бросив пистолет в снег, побрела прочь, глотая слезы. Вейру поднял оружие, отряхнул, сунул за пояс. Сказал солдатам, прибежавшим на шум и огонь с ближайшего поста:
– Как только появится Асса Минар – выставить за пределы лагеря с походным комплектом и недельным запасом продовольствия. Если вернется – стрелять без предупреждения.
Стол был накрыт и истекал вкусными запахами, но Варе кусок не лез в горло. Она отодвинула тарелки и уронила голову на бессильно лежащие на столе руки. Как он мог? Слезы застилали глаза. Она была готова к тому, что он разобьет Асса нос или что-нибудь в этом роде, но чтобы вот так… Решил отомстить ей за Марину? Но не за чужой же счет! Вейру даже землян не убивал без причины, что уж говорить об иррийцах. Неужели его так сильно задела ее связь с Асса?
Она не слышала, как вошел Вейру, сел за стол рядом. Его голос заставил ее вздрогнуть:
– Приятного аппетита.
– Если ты думаешь, что я в состоянии есть, – глухо проговорила она, – то ты просто черствый человек.
– Считаешь, что я несправедлив?
– Ты называешь это справедливостью? Ты не имел права поступать так! Ты не можешь меня ревновать!
– Да? Я твой муж.
– Какой ты мне муж? – она нервно рассмеялась. – Ты смотришь на меня только в последней стадии опьянения, когда уже и не можешь ничего, а на трезвую голову хапаешь случайных девок! И ты еще недоволен, что я с кем-то сплю?
– Между нами есть маленькая разница, – заметил он.
– Да, разумеется! Ты – командир, царь и бог. А я – твоя частная собственность: хочешь – используешь, а хочешь – гноишь в шкафу, но другому не отдашь!
– Ты – беременная женщина, – терпеливо произнес он.
– Ну и что? Я еще и молодая женщина, и красивая, только ты этого не видишь. Не желаешь видеть!
Он налил из кувшина воды в стакан и неожиданно выплеснул в лицо Варе. Она замахала руками, пытаясь увернуться от студеных брызг.
– Прекрати истерику, – сказал он.
Варя хлюпнула носом, утираясь.
– Успокоилась? Вот и хорошо. Послушай теперь меня внимательно.
Он вздохнул.
– Похоже, ты действительно не понимаешь, почему я не лез к тебе, хотя ты и очень волнующая женщина, почему оберегал твое здоровье. Почему, когда ты не могла ходить, я возился с тобой, а не с Мариной Меженковой и ее бабкой. Почему я предупредил Асса Минара, что пристрелю его, если он от тебя не отвяжется.
– Ну и почему? – вяло откликнулась Варя, сморкаясь в платок.
– Да потому, что если бы что-то стряслось с твоим ребенком, ты свалила бы все на меня! Какова бы ни была реальная причина – виноват окажусь я! Этот яйцеголовый придурок довел бы тебя до выкидыша, а ты проклинала бы Вейру! И не говори «нет, я не стала бы»! Вспомни, что ты сказала, когда тебе досталось в драке, которую ты сама же и начала!
Варя, попытавшаяся было возразить, прикусила губу.
– Я не хотел быть без вины виноватым, – проговорил он более спокойно. – Наверное, я выбрал не ту стратегию. Если бы ты считала этого мальчика моим сыном, я мог бы в крайнем случае сказать: не беда, новых наделаем. Но я зачем-то решил быть честным. А честность вышла боком.
– И ты выместил свое разочарование на Асса Минаре! – обвиняюще произнесла она.
– Дерьмо и моча! Речь не о нем.
– Ах, вот как? Тогда послушай и меня тоже. Когда ты предложил мне исполнить роль твоей супруги, я ожидала, что ты окажешься мужчиной. Но если ты и мужчина, то не со мной. Ты абсолютно ясно дал понять, что тебя интересуют одни глаженые рубашки и заштопанные носки. Ладно. Но я-то живая, я хочу любить и быть любимой, и не только по большим пьянкам! А когда находится человек, способный дать мне это, ты его убиваешь!
– Довольно с меня, – сердито буркнул Вейру. – Столько времени я тебя не трогал ради тебя же самой, а теперь должен выслушивать оскорбления в свой адрес и дифирамбы этому высоколобому козерогу? Да катись оно все в сортир! – он решительно встал из-за стола. – Иди сюда, и ты узнаешь, какой я мужчина.
Варя отшатнулась.
– У тебя еще кровь на руках не остыла!
– А что за мужчина без крови на руках? Или, по-твоему, мужчина должен оперировать только научными терминами?
– Как ты можешь быть таким циничным? Ты и вправду думаешь, что я буду заниматься с тобой сексом после всего?
– Конечно, будешь, – он взял ее за запястье и поднял со стула. – Жена ты мне или не жена?
– Не жена!
Он держал ее некрепко, чтобы не причинить боль хрупкой руке. Она легко вырвалась и устремилась к дверям, но он опередил ее.
– Не туда, – сказал он, преграждая дорогу. – Там холодновато.
– Не подходи ко мне! – закричала она, отступая. – Я беременная женщина, ты сам говорил!
– Для Асса Минара это не имело значения. Почему для меня должно иметь?
– Потому что ты… ты… ты…
– Ну? Кто я?
– Я не знаю! – в смятении крикнула Варя.
– Вот видишь… Осторожно, ступеньки!
Варя в своем паническом отступлении не заметила, как оказалась перед лестницей в мезонин. Пятясь задом. Она споткнулась о ступеньку и потеряла равновесие.
Вейру стремительным броском преодолел разделяющее их расстояние и подхватил Варю, когда она уже падала. Она инстинктивно вцепилась в него.
– Очень мило, – заметил он, мягко опускаясь на ступеньки вместе с ней и, не теряя времени, полез к ней под платье.
– Пусти! – воспротивилась она.
Он засмеялся:
– Да ты сама меня держишь!
Его руки творили что-то невообразимое. Варя почувствовала, что краснеет.
– Перестань сейчас же, – пробормотала она не слишком уверенно.
– Молчи, а то укушу, – сказал он и впился ей в губы.
Он делал чудовищные вещи, чудовищные для разума, но для тела необыкновенно приятные. Первые несколько секунд она отталкивала его, а потом прижалась крепче. У нее пропало всякое желание сопротивляться.
Сверху скрипнула дверь, а следом заскрипел голос старушенции:
– Опять они здесь! Что за дурные привычки у молодежи!
Она негодующе хлопнула дверью.
– Опять? – Вейру остановился. – Ну-ка открой глаза и посмотри мне в лицо! Ты с этим ублюдком валялась тут на лестнице?
Варя боязливо кивнула.
– А где еще?
– Ну… на кухонном столе, – нехотя призналась она.
– Та-ак, – многообещающе протянул он. – Лезь на стол!
– Но, Вейру…
– Никаких но! Полезай на стол, не то я сам тебя туда уложу, не разбирая, где стоят кастрюльки. Живо!
– Ладно, ладно, как скажешь, – Варя разглядела в его глазах нехорошие огоньки и решила, что лучше не спорить. Она освободила место от посуды и вскарабкалась на стол, чувствуя себя полной идиоткой.
Ее аккуратность оказалась напрасной. Когда Вейру снова взялся за дело, ее вдруг передернуло от ощущения, среднего между ударом молнии и нахлынувшей волной цунами, наслаждение сорвало предохранительный клапан и выплеснулось, затапливая ее целиком; задыхаясь в этом водопаде, она закричала, словно при появлении на свет, и непроизвольно рванулась еще несколько раз, не в силах больше этого вынести.
Когда она наконец вновь обрела способность воспринимать окружающий мир, то полулежала в древнем плетеном кресле. Вейру сидел на краешке стола, свесив ноги и задумчиво обозревая творящийся вокруг разгром. Пол в непосредственной близости от стола был завален битой посудой, среди осколков которой угадывалось съестное.
– Что это было? – прошептала Варя, чуть дыша.
– Это был наш завтрак, – с неподдельной скорбью промолвил Вейру. – А вон то – бабкин антикварный фарфор.
– Да я не о том, – недоуменно проговорила Варя. Ей казалось странным, что его сейчас занимают столь незначительные вещи.
Он посмотрел на нее внимательно, и на лице его отразилось не меньшее недоумение:
– Ты что… Ты хочешь сказать, что это у тебя впервые?
– Ну да.
Он вдруг хлопнул себя по коленям и расхохотался. Варя ждала. Постепенно в ней росло раздражение.
– Не вижу здесь ничего смешного, – заявила она обиженно, поправляя платье.
– Извини, – бросил он сквозь выступившие от смеха слезы, смахнул их и потянулся к чудом уцелевшей бутылке. – За это надо выпить. За упокой генерала Затонского и за здравие Асса Минара! – он поднял бутылку в символическом салюте и хлебнул из горла.
– За здравие? – встрепенулась Варя.
Вейру махнул рукой.
– Твоего некондиционного дружка не было в палатке, когда я ее разнес.
– Правда? – радостно воскликнула Варя.
– Но не думай больше увидеться с ним, – он погрозил пальцем. – Я велел гнать его подальше от лагеря. На северо-запад. А мы завтра двинемся на юго-восток.
Он закусил найденным среди остатков посуды огурчиком и хмыкнул, обращаясь неизвестно к кому:
– Подумать только! Я задерживаю передислокацию из-за того, что сладкая женушка может плохо перенести дорогу, а она тут прыгает по всему дому с каким-то ничтожеством, которое даже не знает, как доставить женщине удовольствие.
У Вари не было сил выступить в защиту Асса Минара. Слегка пошатываясь, как после попойки, она добрела до кровати и заснула едва ли не раньше, чем голова опустилась на подушку.
Вейру поднял ее до рассвета.
– Собирай вещи. Через полчаса выезжаем.
– Полчаса? – ахнула Варя.
На улице, несмотря на темноту, чувствовалось движение. Приглушенно рокотали моторы, слышались команды. Лагерь сворачивался.
Варя на цыпочках вышла из комнаты, включила свет у Ирочки, затормошила ее:
– Эй, зайка, вставай. Только тсс, – она прижала к губам палец. – Не разбуди старую перечницу.
Ей вдруг пришла в голову идиотская мысль, что Вейру так торопится с отъездом, чтобы избежать разбирательств со старухой по поводу невольного вандализма, учиненного над ее любимой посудой. Варя не смогла сдержать улыбки.
Наставив Ирочку, она вернулась в спальню, выволокла из-под кровати объемистый рюкзак Вейру и стала упаковывать шмотки. С тех пор как она стала спутницей Вейру, его багаж существенно увеличился: еще бы, ведь приходилось таскать с собой одежду Вари и Ирочки, украшения, косметику, Ирочкиного плюшевого зайца, с которым она не желала расставаться ни за какие коврижки… В том, что касалось вещей, Вейру был строг до беспощадности, требуя, чтобы Варя не брала ничего лишнего. Он не разрешал взять даже старые платья, которые в данный момент были ей малы, но потом могли бы пригодиться. Ей казалось, что это чересчур, но все е просьбы разбивались о стену.
– В десанте есть правило: все свое ношу с собой, – говорил Вейру. – У тебя должно быть не больше вещей, чем ты способна унести на своих плечах.
– Но я же не могу поднимать тяжести! – замечала Варя.
– Тем более, – он был непреклонен. – Представь, что я погиб или ранен. Кто тогда будет нести твое барахло, кроме тебя самой? На Иру тоже много не нагрузишь.
А вот на плюшевого зайца он закрыл глаза. Так они и таскали с собой Пучеглазика, как назвала его Ирочка, с самого лета.
Напоминания о том, что Вейру может погибнуть, каждый раз будили в Варе дремавшее беспокойство. Вот и теперь что-то заныло внутри. Машина ехала по разоренному догорающему городу, провожаемая злыми взглядами местных жителей, и Варя снова режуще ощутила, что идет война.
– Вейру, – она тронула его, о чем-то размышляющего, за рукав. – Помнишь, ты упомянул о завещании?
– О завещании? – он отвлекся от раздумий и уставился на Варю. – Не волнуйся, у меня нет родственников. Ты моя единственная наследница.
Она покраснела.
– Я и не думала о деньгах!
– Зря, – флегматично откликнулся он – О деньгах нужно думать. Особенно если сама не можешь заработать их… честным, как ты выражаешься, путем.
Ее щеки стали пунцовыми. Некоторое время она боролась с желанием залепить ему пощечину или сказать что-нибудь нелицеприятное. Но, по существу, возразить было нечего. Она сглотнула и выдавила:
– Деньги не спасут от особой службы.
Он призадумался на миг, потом кивнул:
– Да, и среди дерьмушников, как ни странно, попадаются такие, кто презирает взятки. Так чего ты хочешь?
– Вейру, ты же говорил, что мог бы оставить распоряжение для Хеддо… ну, на тот случай, если…
Он посмотрел на нее с усмешкой:
– Неужели ты думаешь, что я, военный человек, постоянно встречающийся со смертью, заранее не подстраховался? Все вторые офицеры знают, что тебя с Ирой надо беречь и холить, независимо от домыслов особой службы и ей подобных.
– Спасибо, – пробормотала она растроганно. – Прости, Вейру. Я думала: разве тебе не все равно, что будет с нами без тебя?
Он промолчал, и ей стало стыдно за свою безобразную мысль. Она же знала, что он не такой. Знала все это время, несмотря на ссоры, недопонимание, холодок в отношениях.
Она уткнулась ему в плечо и расплакалась, сожалея о своей глупости. Но это был не безотрадный плач – жалоба на злую судьбу, а плач-очищение. С каждой слезинкой становилось легче на душе.
Поздним вечером, когда Ирочка, умаявшись смотреть в окно на однообразный снежный пейзаж, заснула, уютно устроившись у Вейру на коленях, они въехали в крошечный городок. По размерам он был, наверное, меньше средней деревни, но улицы были заасфальтированы, трех-шестиэтажные домики без огородов стояли стройными рядами, разделенные сквериками. Все, конечно, носило следы боев, но слабые – было заметно, что городок не очень-то старались оборонять. Глаз Вари выхватил детский садик с почти неповрежденным заборчиком.
– Расположимся здесь. – сказал Вейру. – Уже ночь, пора где-то останавливаться.
– Как? – поразилась Варя. – Разве ты не подобрал заранее, как обычно, какую-нибудь деревеньку? Ты, всегда отличавшийся предусмотрительностью?
Он усмехнулся.
– Я слишком спешил убраться подальше от всего этого – от Асса Минара, от ворчуньи, помешанной на антиквариате, от бабки Меженковой, сдвинутой на геенне огненной… Ничего, мы тут славно устроимся.
– Но ведь ты не любишь городов.