– Какой же это город? – фыркнул Вейру.
Что бы сказал сейчас Асса о разных точках зрения представителей двух цивилизаций, подумала Варя. Странно: как только она узнала, что он не убит, страсть, ярость и горе прошли, хотя она все равно его потеряла. Осталась лишь легкая печаль. А еще недавно ей представлялось, что она и дня без него не проживет.
К их машине подошел Дайне.
– Посмотрите квартиру, командир.
Бойцы уже вовсю размещались в шестиэтажном домике на набережной. На первом этаже, по словам Дайне, была неплохая трехкомнатная квартира.
– Посиди в машине, – сказал Вейру Варе. – Я скоро вернусь.
Он ушел. Шофер заглушил двигатель и выключил свет.
– Славная ночка, – проговорил, лениво потягиваясь. – Снег, тишина… Никакого тебе встречного движения…
В это время тишина была нарушена, и вдали замаячили чьи-то фары.
– Ну вот, накаркал, – огорчился шофер.
– Кто это? – спросила Варя, прислушиваясь к далеким звукам мотора.
– Не волнуйтесь, сэке Барби. Кроме иррийцев, на оккупированных территориях никто не ездит.
Ирочка зашебуршалась и пробормотала, потирая глазки:
– Мам, хочу пи-пи.
– Потерпи, скоро папа придет, – Варя попыталась отложить процедуру, но Ирочка закапризничала:
– Нет, хочу сейчас!
Шофер с пониманием взглянул на Варю:
– Не хотите выходить – давайте я с ней прогуляюсь до угла.
Она кивнула.
Варя осталась одна. Две фигурки – большая и маленькая – скрылись за углом. А с другой стороны, урча обманчиво глухо, подъехал мотоцикл.
– Патруль особой службы. Предъявите документы.
Варя обмерла.
– Ваши документы, – нетерпеливо повторил офицер.
Один из сопровождавших его солдат наклонился к его уху и что-то прошептал, глядя на Варю. Офицер извлек из-за пазухи несколько скрепленных фотографий, перелистал, нахмурился.
– Вы арестованы.
– Это какая-то ошибка, – пискнула она беспомощно. – Я жена Вейру Велда, командира десанта.
– Ну конечно, – жестко усмехнулся офицер. – А я муж правительницы Шайхафа. Взять ее!
Солдаты выволокли тщетно упирающуюся Варю, потащили ее к мотоциклу.
– Вейру! – истошно закричала она.
Ее вопли услыхал шофер. Он выскочил из-за угла, как полоумный, размахивая квантором. Но было уже поздно. Коричневые бросили Варю в коляску. Взрыкнул мотор, и мотоцикл понесся прочь.
– Вейру! – крикнула Варя в последний раз, оглядываясь назад с угасающей надеждой.
Солдат ударил ее по лицу:
– Помалкивай, шизофреничка.
Она почувствовала вкус крови на губах. Ей стало плохо…
Шофер с безумными глазами заколотил в дверь:
– Командир, командир! Сэке Барби увезли!
Ему вторил отчаянный рев Ирочки.
Может быть, это сон, неуверенно думала Варя. Ночной кошмар. Это слишком ужасно, чтобы быть правдой.
Но постепенно становилось ясно, что это правда. Слишком реально болели разбитые губы – во сне так не бывает. Морозный ветер кусал щеки и голые уши: ей не дали надеть шапку. Хоть Ирочку не забрали – счастливая случайность…
Ее грубо выпихнули из мотоцикла, втолкнули в дверь, повели бесконечным коридором. Она не вполне хорошо воспринимала реальность. Порой ей казалось, что она смотрит на себя со стороны. Поэтому она не обратила внимания, когда стены мелко задрожали, и все вокруг засуетились, стали открываться двери, выбегать люди. Сзади нарастал шум; грохот и лязг смешивались с шипением кванторных вспышек.
И тут за стенами прогремел голос, усиленный мегафоном:
– Еще одна секунда сопротивления, и я разнесу по камешку этот вонючий гадюшник, а всех его обитателей застрелю, дерьмо и моча, как землероек!
Варя неожиданно поняла, что конвоиры больше не держат ее. Они замерли, опустив руки, с побелевшими лицами. Варя развернулась и побежала к выходу на подгибающихся ногах.
Навстречу ей по коридору шагал Вейру. Она бросилась к нему на грудь, вся дрожа.
Он аккуратно вытер носовым платком кровь с ее подбородка, поцеловал, затем мягко отодвинул в сторону.
– Эта дама не сказала вам, что она моя жена? – осведомился он тихо, почти ласково.
– Я им говорили, говорила! – всхлипнула Варя.
Он поднял револьвер. Варя не успела зажмуриться, как на полу перед ними уже лежали три трупа с дымящимися ранами. Свидетели расправы застыли, вжимаясь в стены узкого коридора, с расширенными от ужаса глазами.
– Где начальник этого общественного сортира? – брезгливо спросил Вейру.
С лестницы донеслись шаги, и появился офицер с двумя золотыми треугольниками на коричневом рукаве.
– Что вы себе позволяете! – закричал он с негодованием. – Вы поплатитесь за то, что убили иррийских граждан!
– Ты что-то путаешь, дерьмоед, – холодно произнес Вейру, глядя на офицеришку свысока. – Это ты поплатишься за то, что твои ублюдки подняли руку на мою жену.
Офицер взглянул на Варю и нервно усмехнулся.
– Вы сами-то знаете, кто она?
– Я-то знаю. А вот тебе лучше было бы не знать.
Он выстрелил еще раз недрогнувшей рукой. Офицер упал, усмешка так и осталась на лице посмертной гримасой.
– Есть еще желающие подискутировать о моей семье? – Вейру обвел всех ледяным взором. Ответом ему было молчание. – Вот и прекрасно. Даю вам шесть часов, чтобы выместись из этого населенного пункта, не оставив следов. И помните, кто хозяин на этом континенте!
Он презрительно повернулся спиной, привлек свободной рукой к себе Варю и медленно двинулся к выходу, одновременно обнимая и поддерживая ее. У нее дрожали коленки.
На дороге тут и там валялись убитые и раненые солдаты особой службы. Вейру гадливо огибал их.
– Надеюсь, это надолго отобьет у дерьмушников желание охотиться за тобой, – сказал он.
Улица была озарена прожекторами самоходных установок. В их свете бросались в глаза разрушения, причиненные зданию. Левое крыло полыхало огнем, как картон.
– И это все из-за меня? – неверяще спросила Варя.
Вейру вздохнул.
– На сей раз не могу придумать другую убедительную причину.
Невдалеке ждала машина с шофером. На сиденье радостно подпрыгивала Ирочка, увидев маму в стекло. Она тут же уютно устроилась, положив вихрастую голову Варе на колени, и моментально заснула снова. А Варя все не могла прийти в себя. Ее трясло после пережитого.
– Вот мы и дома, – сказал Вейру, занося спящую Ирочку в прихожую, освещенную уютным желтым светом.
Варя вошла, устало подперла спиной стену. В приоткрытую дверь дальней комнаты было видно, как юная девушка с хвостом светлых кудрей на затылке стелила постель.
– Проходи, располагайся, – Вейру мотнул головой в сторону комнаты. – Эй, девчонка, горячего чаю нам!
Девушка закончила взбивать подушки и поспешила на кухню. Варя присела на кровать. Не было сил даже пойти смыть дорожную пыль, кровь и следы мерзких лап дерьмушников. Она разделась, превозмогая озноб, забралась поглубже под одеяло.
Пришел Вейру, уложив Ирочку, перехватил в дверях у служанки поднос с чаем.
– Выпей, моя золотая. Тебе надо согреться и успокоиться.
Он нежно погладил Варю по голове. Она доверчиво прижалась щекой к его ладони.
– Вейриэ, я люблю тебя, – вырвалось у нее само собой.
Он улыбнулся:
– Вчера ты говорила, что ненавидишь меня.
– Да, говорила, – признала она. – Порой ты кажешься просто отвратительным. Но на самом деле ты хороший человек. Ты столько для меня сделал…
– В первую очередь – для себя, – поправил он.
– В чем же твоя выгода?
– А я не преследую выгоду. В конце концов, я имею право на сумасбродство.
– Командир имеет право на все? – улыбнулась Варя.
– Ну вот, ты уже не дрожишь, – заметил он вместо ответа. – Допивай-ка чай и засыпай.
– Не уходи, – попросила она. – Я без тебя не засну.
– Заснешь, – засмеялся он. – Не успеешь до двадцати двух досчитать. Ну-ну, я должен отдать еще кое-какие распоряжения.
Он ушел, а она свернулась калачиком и назло ему принялась считать до двадцати двух. Но так и не досчитала.
К утру на подоконник с внешней стороны окна намело слой снега сантиметров в двадцать. Хилое деревце под окном сгибалось под тяжестью белого одеяла.
– Мам, где это мы? – в комнату сунулась Ирочка. – Вот здорово!
Варя оторвалась от запотевшего стекла.
– Ты уже умылась?
Ирочка сморщилась, как от зубной боли, но отправилась в ванную.
– Ух ты! – донесся ее удивленный возглас. – Горячая вода прямо из крана!
Через несколько секунд плеска и фырчанья она спросила:
– Мам, помнишь, у нас дома тоже была горячая вода?
– Помню, – ответила Варя.
– А я уже почти не помню, – огорченно призналась Ирочка. – А сколько комнат у нас было – две или три?
– Какое это теперь имеет значение? – Варя пожала плечами. – Вряд ли мы вернемся туда.
Впервые она подумала об этом без горечи. В прошлое возврата нет – ну и ладно. Как странно и как легко. Она вымылась под душем и долго смотрела, как стекает с тела вода, словно унося с собой все былое.
Во дворике была детская площадка – качели, горка, занесенная снегом песочница. Ирочка сразу же после завтрака убежала гулять. Когда светловолосая девушка пришла убирать со стола, Варя поднялась было помочь, но Вейру накрыл ее руку своей:
– Ну уж нет. Через полчаса здесь соберется штаб, и до тех пор мне хотелось бы кое-что предпринять… чтобы у тебя и мысли не возникало смотреть на кого-то из них иначе как на моего офицера!
Варя распахнула глаза. Подобная страсть, да еще на трезвую голову, была ей пока в новинку. И прогноз Вейру оправдался. Мысли у нее не возникло, вообще ни единой. Думать просто не хотелось. Она закуталась в шубу, вышла на слегка подгибающихся ногах и села на лавочке у подъезда, бездумно глядя в морозное голубое небо в подобии нирваны. На площадке носилась ребятня, бросаясь сверкающими снежками, в квартире обсуждался план нового наступления, но Варю это не волновало. Где-то там раскрылись небеса, и на нее снизошла благодать. Только это и имело значение. И такая безмятежность и тихое умиротворение были в ней, что две мамаши, вышедшие с колясками в надежде посудачить о жене иррийского командира, которая – вишь ты! – землянка, а туда же, – переглянулись и улыбнулись с неожиданной теплотой.
Она ощутила, как во внутренней тишине и блаженстве проснулся ее ребенок. Проснулся и зашевелился, тихо-тихо, как мышка. Она сидела еще долго, прислушиваясь то ли к себе, то ли к небу, и улыбалась, сама не зная чему.
Недели, прожитые в этом крошечном городке, названия которого Варя так и не запомнила, казались ей потом самыми счастливыми в ее жизни. Она ходила, как в сладком полусне, позабыв и о войне, и о дерьмушниках, и о коварных соперницах – будто их и не было никогда. Вейру был с ней, и она за ним – как за каменной стеной. С ее губ не сходила улыбка, и это заметил даже черствый сухарь Трин Велд, одобрительно высказавший командиру:
– Похоже, у вас с супругой снова все ладно. Рад за вас, сэки Вейру.
Трин никогда не отличался деликатностью. Говорил, как умел. Но Варя не поморщилась, только улыбнулась чуть лукавее. Сейчас она все принимала спокойно. Ее снисходительная терпимость простиралась даже на проказы Ирочки.
– Мам, а те мальчишки говорят, что я наполовину иррийка, – теребило ее дитя. – Это правда?
Еще несколько дней назад она отрезала бы: «Нет!» – и отругала дочь за то, что она слишком серьезно воспринимает роль, разыгрываемую по сценарию. А сегодня она, не покидая своего кокона счастья и спокойствия, лишь пожала плечами:
– Не знаю.
– А что мне им сказать?
– Что хочешь, милая, – она поцеловала девочку в раскрасневшуюся от мороза щечку.
– А еще они говорят, что меня поэтому так и назвали – Иркой. Потому что я и есть ирка.
Варя снова пожала плечами. Пусть так. Какая ей разница, что думают эти мальчишки? Она могла бы поправить: мол, Ирочку назвали в честь ее, Вариной, мамы, и имя «Ирина» принадлежало древнегреческой богине мира и покоя… Но зачем? Вот оно, объяснение, всех устраивающее. Наверняка солдаты десанта считают так же. Откуда им знать имена греческих богинь? И кому повредит, если они решат, что дочка сэки Вейру названа по их любимой родине?
Она даже почти не шила и не вязала. И на вопрос, который задавала себе уже после: чем же я была занята дни напролет? – ответить не могла. Ничем. Или чем-то очень важным. Кто знает?
Девушка-служанка завидовала Варе, не скрываясь. Ее красоте, ее неприкосновенному статусу, ее счастью, что не помещалось внутри и сочилось невидимым светом. Тому, как смотрел на нее муж. Тому, как он заботился о ней. Тому, как она таяла в его объятиях. Что и говорить, было чему позавидовать.
Вейру, конечно, не мог проводить с ней все время. Заседания штаба, боевые операции… Но частые отлучки не терзали ее. Она умела ждать.
Если бы так продолжалось бесконечно!
Так раскалывается свет,
Все уходит, что грело спину.
Ты не любишь меня? – О нет,
Но я тоже тебя покину.
Как чудовищно ощущать
Пустоту и страх за плечами…
Я еще не одна? – Как знать,
Что сейчас происходит с нами.
С треском рушится все вокруг,
И сжирает адское пламя
Искренность, и надежность рук,
И улыбку, и вздох, и память
Всех счастливо прожитых лет…
Нету веры, одно сомненье.
Остановится шквал? – О нет,
От крушения нет спасенья.
Под фанфары в тартарары
Мир летит, подвывая тихо.
Выйти вовремя из игры –
Не такой уж удачный выход…
Тот день стал переломным. Десант возвращался после очередной операции – Варя не задумывалась, что за город они захватывали, сколько было убитых землян, разрушенных домов… эти тревоги остались где-то на задворках сознания, не допускаемые на первый план. Вейру шагнул в дом с мороза, пахнущий снегом и дымом, Дайне за ним. Варя вскочила встретить, прижалась губами к щеке, он поцеловал ее в ответ. Все как всегда, но у Вари вдруг защемило сердце. То ли тень в глазах, то ли фальшь в улыбке. Неужели он ей не рад? Другая женщина? У нее внутри все сжалось.
– Налей, – он тяжело, с нескрываемой усталостью, плюхнулся за стол.
Варя проворно достала две рюмки из серванта – Дайне и ему, но он сцапал бутылку у нее из рук и надолго приложился к горлышку. Варя бросилась за закатанной банкой огурцов. Когда она вернулась, бутылка была пустой.
Вейру не глядя взял огурец и распорядился:
– Дайне, всех офицеров сюда.
Варя недоуменно округлила глаза. Заседание штаба? Сейчас, когда они только-только возвратились? Когда следует отдыхать, релаксировать, выпивать, в конце концов… Она скользнула взглядом по пустой бутылке и, убрав ее со стола, поставила новую. Вейру потянулся открыть… Даже его пьянство казалось не праздничным.
– В чем дело, Вейриэ? – прошептала она. – Что случилось?
Он посмотрел на нее, оторвавшись от бутылки.
– Волкова вернулась из отпуска.
В первый момент Варя почувствовала невыразимое облегчение. Не соперница-разлучница, всего-то Натали Волкова возвращается в строй.
– Как так? – удивилась она секунду спустя. – Она ведь еще не скоро должна была родить.
Вейру грязно выругался. В последнее время он при ней так не выражался.
– Она сделала аборт.
Варя непроизвольно прижала руки к животу, будто опасаясь, что прозвучавшие слова могут как-то отразиться на ней.
– Нет, она не могла! Я хорошо знаю Натали, она обмолвилась мне на банкете перед самой войной, что очень хочет завести ребенка от своего любимого, – Варя сглотнула. – Ну, если только по медицинским показаниям…
– Ходят и такие слухи, – скривился Вейру. – Срок-то поздний. Но сама Волкова не торопится их подтвердить.
Он бросил Варе газету. Видимо, из того захваченного города. Газету даже не пришлось разворачивать: информация с крупным фото и подзаголовком «Эксклюзивное интервью с генералом Волковой» шла на первой полосе. Варя пробежала интервью глазами и споткнулась о заявление:
«В этот тяжелый для родины час у меня нет времени на всякие неуместные женские глупости. Все личные дела мы решим после победы. А сейчас я принимаю командование и призываю не терять веры в нашу армию. Единственное, чего ей до сих пор не хватало – это грамотного руководства»…
Варя опустила газету и неуверенно проговорила:
– Ну, мало ли что она могла сказать для пропаганды…
Хлопнула дверь, ввалился Трин Велд, следом – Хеддо, с минутным интервалом пришел Раки Велд, за ним Элену в меховой, явно трофейной шапке. Все озабоченные, с совершенно не победным настроением.
Вейру развернулся лицом к ним, рассевшимся за столом:
– Давайте обсудим изменения в стратегии в связи…
Варя тупо уставилась в окно. Туда, где бросались липкими снежками Ирочка и местная ребятня. Женские глупости. А ты, ты смогла бы пожертвовать женскими глупостями ради победы?
Наверное, полгода назад она, не задумываясь, брякнула бы: да. Особенно если бы спросил Роман. Конечно, да! Победа любой ценой. Ведь это так важно для Романа.
А что важно теперь?
Ребенок беспокойно зашевелился внутри, и она машинально погладила живот – защитить, убаюкать. Блеск снежинок за окном вдруг стал нестерпимым, и по щеке потекла одинокая слеза.
Стекла в деревянных рамах затряслись крупной дрожью. Варя резко села в кровати, пытаясь разглядеть что-нибудь в окно, расписанное морозными узорами. Только красная полоса рассвета. Только гул реактивных струй и грозный вой. Сверхзвуковые бомбардировщики.
Вейру уже не спал. Запахнувшись в халат, говорил с кем-то по рации. Отдавал приказы. Перехватив испуганный взгляд Вари, он спокойно кивнул.
– Нас бомбят, – полувопросительно произнесла она.
– Не бойся. Здесь мирные жители. Не станут же они бомбить мирные кварталы.
– Почему не станут? – Варя набросила на плечи одеяло, ее слегка знобило, и она уже научилась понимать, что означает это состояние организма: предчувствие опасности. – Почему не станут? Все так делают.
– Все? – Вейру нахмурился. – Иррийцы так не делают. И вообще, в цивилизованном мире не принято…
Конец его фразы потонул в грохоте разрыва. С потолка посыпалась штукатурка. Варя взвизгнула и непроизвольно пригнулась.
Вейру неверяще выругался. Зазвенела посуда в серванте.
Дайне поспешно вел ее в подвал, завернутую в серый командирский плащ поверх ночнушки, а она спотыкалась на неровных ступеньках. Над головой качалась туда-сюда от сотрясений засиженная мухами тусклая лампочка без абажура. Она и не думала, что в этом симпатичном доме такой обшарпанный подвал. Полумрак, едва развеиваемый лампочкой, затхлость, нервное журчание воды в трубах, проходящих совсем рядом с головой, по низкому потолку. Шуршание и тихий писк в дальнем темном углу. Она поежилась, когда ей почудился блеск красных глаз.
– Здесь безопасно, – сказал Дайне, и она вымученно кивнула. – Не волнуйтесь, Барби. У командира все схвачено.
Его уверенный голос успокаивал. Но она видела, какой неожиданностью была эта бомбардировка для Вейру. Ее грозный, хитроумный, многоопытный, но в чем-то до сих пор наивный муж…
– В детстве мы любили играть в подвалах, – рассказывал Дайне. – Представляли, что это страшные подземелья или пещеры. А вы, Барби? Вы лазали по подвалам, когда были маленькой?
Она покачала головой. Нет, она никогда не лазала по подвалам. Она любила плести венки из цветов, лепить тортики из снега и шить куклам красивые платьица. А подвалов она боялась. И не очень понимала, во что могла бы там играть маленькая хорошенькая девочка.
А вот у Ирочки с этим проблем не возникло. Она быстро стряхнула сон и решительно направилась в тот угол, где кто-то шуршал. Из-под ее ног всполошенно порскнули крысята, и она с энтузиазмом погналась за ними. Варя вновь покачала головой, но Дайне смотрел на это одобрительно. Что ж, вздохнула она, почему бы нет? Почему бы Ирочке не развлекаться на манер иррийских детишек? Тем более под присмотром Дайне с большой пушкой на боку, который не даст ее в обиду ни обнаглевшей крысе, ни заплутавшему маньяку.
Лампочка снова закачалась. Варя поплотнее обернулась плащом и присела на деревянный ящик. Бомбардировщики все еще кружили над городом, сея разрушение и смерть.
Варя так и не смогла заснуть до утра. Когда воздушная тревога миновала, она собралась и пошла в госпиталь. Может быть, Кори даст ей снотворное. Или она просто поболтает с Элькой. Или…
Все затянуло дымом пожаров. Снег стал черным от пепла, и стены аккуратных домов покрылись жирной копотью. Улочка, по которой она шла, оказалась завалена. Переломанные балки, щебень, стекло. Вывороченные с корнем обугленные трупы деревьев. Бродящие по развалинам люди с отчаянием в глазах, перемазанные копотью, а кое-кто и кровью, многие одеты не по-зимнему – в том, в чем выскочили из кровати и бросились вон из дома, приговоренного к смерти. Опухшая от слез женщина выудила из кучи щебня сковородку и прижала ее к груди, баюкая, как дитя. Две продрогшие девушки тащили треснувший стул к костру из мебели, возле которого грелись несколько старушек. А у оплавленного канализационного люка навзрыд плакал мальчик лет десяти над телом собаки. Темная кровь расплылась по рыжей шерсти.
Собаку-то за что? Войны – изобретение людей, при чем тут несчастная псина? Варя вспомнила Шпульку, ее наивную преданность, непонимание в темных собачьих глазах, когда пуля разорвала нежную шкурку.
Наверное, она что-то сказала, потому что пацан поднял голову, выдавливая через непослушное горло:
– Нора моего братца вытащила. Закрыла его собой. На Вовке ни царапины, – он мотнул головой в сторону кучки тряпья на слегка обгоревших санках, при внимательном рассмотрении в тряпье обнаружился спящий грудной младенец. – А Нора… – он всхлипнул.
Собака едва слышно заскулила. Жива, поняла Варя. Еще жива.
– Тащи-ка сюда санки, – сказала она, наклоняясь.
Кто думает о собаке в такое горькое время? Волоча санки, за которыми оставался на припорошенном снегу кровавый пунктир, вслед за Варей, несшей младенца, мальчик все не мог поверить в надежду.
Раненых было много. Ни к Кори, ни к доку Варя обращаться не стала: бесполезно. Им сейчас не до нее и даже не до ее ребенка, а о мохнатой инопланетной зверюге, хищной на вид, лучше и не заикаться. Варя нашла Эльку.
Элька не стала лезть за конспектом: ее учили лечить только людей. Она лишь почесала голову:
– Да-а, дела…
Но оптимизма ей было не занимать. Она и иррийцев считала не совсем людьми: подумать только, сердце справа, нормальная температура тела выше тридцати семи – а ничего, поддаются лечению, и плевать, что раны сложнее переломов ей не доверяют. Вот сейчас она на собачке и потренируется. А Варя будет ассистировать. А малец пусть возьмет себя в руки, перестанет хлюпать носом и займется своим братом: его, кажется, самое время перепеленать.
Когда она вернулась, Вейру не было. На столе остывал обед. Ирочка, уже накормленная прислугой, что-то раскрашивала за журнальным столиком. Варя похлебала суп, прошлась по комнате, ловя себя на том, что прислушивается не к себе, а к внешнему миру, вновь ставшему опасным. Она плотно закрыла окно, чтобы с улицы не несло дым.
Вейру пришел только к вечеру вместе со вторыми офицерами. Снова заседание штаба, подумала Варя. Вид у него был усталый, на лбу тревожная складка. Он не глядя провел рукой по полке, но рука зацепила лишь пустоту.
– Где карты? – спросил он отрывисто.
До Вари не сразу дошло, о каких картах он спрашивает. Потом сообразила: игральные карты у иррийцев не в ходу. Значит, речь о картах военных действий. Вейру посмотрел на нее, и Варе вдруг стало ясно: это вопрос к ней.
– Карты? – переспросила она, словно эхо. – Я не знаю, Вейру.
Он продолжал на нее смотреть. Она залилась краской, когда поняла, о чем он думает. О том, что она остается землянкой. Она могла взять карты, чтобы передать их своим. Предать его, почувствовав перелом в этой войне. Могла бы она это сделать? Варя покраснела еще гуще. Давно могла бы. Если бы была поумнее. Нет, шпион из нее не выйдет. А вот дурочка, которую так легко подставит настоящий шпион…
– Вейриэ, я их не брала, – прошептала она и жалобно добавила: – Честное слово.
– Иди в комнату, – приказал он таким голосом, каким не разговаривал с ней даже после казни Марины.
Она повернулась на ватных ногах, прошла в спальню и, упав на кровать, разрыдалась.
Он ей не верит. А кто бы поверил на его месте? Явилась из леса, обманом втерлась в доверие. Сыграла на жалости, на своей женской слабости, на его влечении к земным красоткам. Прикинулась верной супругой, а сама шпионила за ним. От нее не прятали ни штабных карт, ни приказов: кому придет в голову хранить секреты от любящей жены командира? Бывший муж которой – генерал Затонский, а хорошая подруга – генерал Волкова…
Дура, вот дура набитая! Она сама не знала, за что себя ругает: что не воспользовалась таким удобным шансом и не стала шпионить для родины, или что последнее время недостаточно зорко стояла на страже порядка в доме? Поглощенная собой и своими внутренними ощущениями, она совсем забросила уборку… она перестала следить за одеждой Вейру, пришивать ему пуговицы, чистить ботинки… Господи! Он, наверное, думает, что это связано с ее изменой.
Что теперь будет? К измене мужу он отнесся так снисходительно, как мог, но измены командиру иррийской армии не простит. Не сможет простить, даже если захочет. Его ближайшие помощники не поймут. Да и захочет ли? Тем, кто отвечает злом на добро, одна дорога… Что он с ней сделает? Отдаст коричневым, что кусают локти в безуспешных попытках добраться до жены Затонского и будут ему благодарны по гроб жизни? Или смилостивится и пристрелит сам? Наверное, он все-таки ее не выдаст: Варя давно убедилась, что мерзавцу и садисту Вселенского масштаба Вейру Велду не по душе подлость. Но старшие офицеры могут потребовать показательной казни. Элену Мину наверняка нравится смотреть, как женщин бьют плетьми. А Трин Велд будет лицемерно утверждать, что действует исключительно в интересах командира, лично распоряжаясь вздернуть ее на дыбу.
Подушка промокла от слез.
Вейру вошел, мрачнее тучи, рывком поднял Варю с кровати. Она инстинктивно закрылась рукой – скорее смущаясь зареванного, опухшего лица, чем боясь пощечины, и сама удивилась этому. Но он безжалостно убрал ее руку и схватил за подбородок железными пальцами, не давая отвернуться.
– У тебя есть три минуты. Всю правду, от начала и до конца. Если скажешь правду, за свою жизнь можешь не бояться: пока еще я здесь командир, и я могу защитить свою жену, кем бы она ни была. Три минуты, понятно? Через три минуты начнется обыск, и того, у кого найдут карты или вообще что-нибудь подозрительное, повесят на ближайшем столбе. Таков мой приказ, и он будет исполнен, не сомневайся.
Повесят! У Вари перехватило горло, словно на нем уже сжималась веревка. Он встряхнул ее:
– Ну? Две минуты. Скоро останется одна.
Она сглотнула слезы.
– Вейру, я ни в чем не виновата. Я эти карты пальцем не трогала. Клянусь, я даже не смотрела в них! – она не удержалась от всхлипа.
Вейру посмотрел на часы. И, чуть помедлив, отпустил ее. В его жестком взгляде мелькнуло сочувствие и снова исчезло.
– Мне очень жаль, – промолвил он и распахнул дверцу шкафа.
С полок полетели ее вещи. Платья, белье, Ирочкина одежда. Недошитые юбки для ирриек, недовязанные носки для любимого мужа. Варя стояла, держась за горло, на подгибающихся ногах. Обыск. Вейру не доверил никому другому рыться в белье своей жены. Может, оттого, что боялся найти? Но он ничего не найдет…
А вдруг найдет? Этот неизвестный шпион, он мог подкинуть карты ей, дурехе, и поди отопрись. Спальня не запирается, зайти туда может кто угодно, да вот хотя бы служанка! Она вполне могла сунуть в шкаф не только карты, но и полцентнера оружия и боеприпасов, а Варя и не заметила бы. В глазах у нее помутилось.
– Вейриэ, – робко пролепетала она. – Пожалуйста, поверь мне. Не стану притворяться, будто меня радуют завоевания Ирру, но тебя бы я не предала. Я люблю тебя, – последние слова она проговорила едва слышно.
– Молчи уж, – буркнул он, не оборачиваясь. – Три минуты прошли.
Она остро пожалела о том, что ей не в чем было признаться за эти три минуты. Насколько все было бы проще! Согрешила, покаялась, получила индульгенцию. Вот найдет он сейчас карты и рацию впридачу, а ей нечего сказать…
Выпотрошив шкаф, Вейру сорвал с кровати покрывало, стал сдирать с одеяла пододеяльник. Неужели я прятала карты в супружеской постели, отстраненно подивилась Варя. Но он не слышал ее мыслей. Методично перетряхнул постель, заглянул под матрац. Перевернул ковер, вскрыл швейную машинку, пошарил в косметичке.
– Раздевайся, – приказал Вейру.
– Я не прячу их на себе, – тихо произнесла она.
– Раздевайся! – рявкнул он и добавил заковыристое ругательство.
Она послушно нащупала застежку платья непослушными пальцами. Пока она раздевалась, он смотрел на нее со странным, холодным выражением. Не как на женщину, а как на врага.
– Ну, что? – она подняла на него глаза, голая и беззащитная, стоя посреди учиненного в комнате разгрома. – Нету?
– Дом большой, – ответил он, не меняя тона. – Буду искать дальше.
Он вышел из комнаты, бросив дверь открытой. Варя чувствовала себя оплеванной.
Она оделась и попыталась навести порядок. Из головы не лезли мысли: кто? Кто стащил карты? Служанка? Эта девушка, так завидовавшая ей? Она могла подставить ее из зависти. Кто еще тут ходит, как у себя дома? Офицеры. Трин, Раки, Элену. Для них это повод возвести на нее напраслину, отвратить командира от позорной связи с инопланетянкой. Они никогда не осуждали эту связь открыто, относясь к супруге командира со всем внешним почтением, но чужая душа – потемки. Кто знает, что они в действительности думают о ней? О варварке, женщине низшей расы, годной лишь для сиюминутных утех, но никак не в качестве жены, матери наследников, подруги на всю жизнь. Хуже того – о представительнице планеты, с которой идет война. То есть потенциальной шпионке. К чему ждать, когда случится непоправимое? Лучше нанести упреждающий удар. Вейру не прогнал ее, когда ему доложили о ее отношениях с культурологом. Не выгорело. Что ж, надо придумать что-нибудь посерьезнее… Варя искала изъян в своих рассуждениях и не могла найти.
Поправляя постель, Варя всмотрелась в сумрак за окном. Фонари не горели – последствия бомбардировки, но на улицах было шумно и светло от прожекторов. Слышался рев моторов, треск автоматных очередей. То туда, то сюда быстро двигались небольшие группы вооруженных иррийцев. Шла облава на шпиона. Варин взгляд упал на темный фонарный столб у окна. Здесь меня повесят, подумала она. Те, кто хочет меня извести, наверняка позаботились об уликах.
Она осторожно выглянула в коридор. В доме царил кавардак. Ирочка! У Вари защемило сердце. Она кинулась в комнату Ирочки – проверить, все ли с ней в порядке.
– Стоять!
Грубый окрик настиг ее у дверей Ирочкиной комнаты. Вейру вышел из кухни. В руке его была бутылка. Почти пустая.
– Я только…
– В спальню, быстро! – гаркнул он, и Варя поспешно ретировалась.
Вейру был сильно пьян, его пошатывало. Это вселило в Варю дурацкую надежду: сейчас он придет, повалится на кровать, уснет пьяный на ее груди, как на подушке, а утром она принесет ему рассол, и все опять будет хорошо. Но время шло, а он не приходил. Потом хлопнула входная дверь.