Михаил Волконский
Сирена
Глава XIV
Узнав от Варгина и Елчанинова все, что было ему нужно, Кирш сам ничего не рассказал им о себе и простился с ними, чтобы идти по делу, как он сказал им, но, в чем оно состояло, не объяснил. Они уговорились, что увидятся вечером у Варгина.
Кирш отправился один отыскивать дом на Пеньках, где, по указанию Куракина, должно было происходить собрание людей, выследить которых взялся Кирш.
Местность, где стоял этот дом, была за Чернышевым мостом, по направлению к Ямской.
Как известно, есть не только в лицах людей какой-то особый отпечаток, по которому можно определить их характер, но и у домов. По крайней мере, человеку наблюдательному по внешности дома нетрудно бывает иногда угадать, каковы жильцы его.
Кирш как-то сразу распознал на Пеньках странный дом. Впрочем трудно было его и не заметить: он был двухэтажный, небольшой, каменный и стоял фасадом на улицу; на нижнем этаже вовсе не было окон, да и на верхнем они казались не совсем обыкновенными – слишком маленькими и редко поставленными.
Этот дом был не старинный, потому что и всему-то Петербургу тогда не было ста лет, но, во всяком случае, старой постройки, возведенной в то время, когда здесь еще не было многочисленного населения и приходилось бояться лихих людей и принимать против них меры. Иначе нельзя было объяснить железо, оковывавшее дверь, – единственное отверстие на нижнем этаже, – и крепкие железные решетки на окнах верхнего.
«Наверное, здесь!» – подумал Кирш, разглядывая дом и вдруг к собственному удовольствию убедился, что он действительно не ошибся.
У двери дома на скамейке сидел человек, и Кирш сейчас же узнал его: это был Станислав, слуга маркиза де Трамвиля.
Станислав тоже узнал Кирша и радостно бросился к нему навстречу, снимая шляпу и кланяясь.
– Пусть пан будет ласков сказать мне, как же можно после этого не верить в судьбу, – заговорил он. – Я сижу вот тут и думаю: «Господи Боже мой, как бы мне повидать хотя кого-нибудь из господ, с которыми мы вчера встретились?» – и вдруг идете вы!
– Ваша правда, – согласился Кирш, – это действительно судьба! А вы остановились в этом доме?
– Да, нас привезли сюда.
– И маркиза?
– Ну да, пана маркиза и меня! Сначала мы все думали, что маркиз умер, и доктор так говорил, а когда привезли его сюда и пригласили ксендза…
– Польского? – переспросил Кирш.
– Из католической церкви святой Екатерины. Он пришел, оглядел пана маркиза, расспросил все, как было, осмотрел шкатулку и лекарство, которое давали пану, и стал уверять, что пан жив, только будто бы ему дали слишком много лекарства. Затем ксендз из той же шкатулки взял другой флакон, влил маркизу в рот и стал растирать ему тело сукном, и пан маркиз очнулся. «Ну вот, – сказал ксендз, – а я уж думал, что мне и поговорить с ним не придется».
– Значит, они были знакомы?
– Я так понимаю, что да! Пан маркиз, когда очнулся, то сказал: «А, вы здесь уже, отец!»
– Вот что, – предложил Кирш, – не пройдем ли мы с вами куда-нибудь распить бутылку вина?
– Не могу! – ответил Станислав. – Кроме меня других слуг в доме нет; я вышел на минуту только подышать воздухом и должен вернуться.
– А кто же остался с маркизом?
– При нем теперь ксендз. Мне долго с вами говорить нельзя; будьте ласковы, скажите, как мне найти вашего товарища?
– Это который нарисовал профиль на столе?
– Да-да, профиль! Вы знаете об этом?
– Мой милый Станислав, – серьезно сказал Кирш, – я знаю больше, чем вы думаете и можете предположить.
На самом деле Кирш ничего не знал, но он счел выгодным притвориться перед Станиславом.
– Неужели? – подхватил тот, легко поддаваясь игре Кирша. – Неужели вы знаете больше, чем я могу предположить? В таком случае вам известно также…
– Чей это был профиль? – таинственным шепотом подсказал Кирш.
Станислав вздрогнул.
– Мне это известно, – заявил Кирш с неподражаемой уверенностью. – Вы приехали сюда, в Петербург, чтобы отыскать ее?
– Да! – не без удивления подтвердил Станислав, забывший, что сам рассказывал об этом Варгину.
– Только вот что! – деловито возразил Кирш. – Неужели вы думаете, что отыщете ее, оставаясь в услужении у маркиза в качестве его лакея?
– О, пусть пан не думает, я никогда не был лакеем, и если стал им, то лишь для того, чтобы добраться до Петербурга!
– Ну, а здесь вы должны уйти от маркиза и стать сами господином!
– Но на это надо иметь деньги! Если пан принимает во мне участие, то пусть покажет мне, как добыть деньги.
– И ведь надо торопиться! – нарочно поддразнивая Станислава, сказал Кирш. – Иначе уйдет время, и она может уехать!
Станислав схватился за голову.
– Иезус Мария! – вырвалось у него. – Что же из этого будет?
– Из этого будет то, что вы напрасно приехали в Петербург и что вы сами останетесь в этом виноваты, если не захотите слушать меня.
– Я рад слушаться!
– Тогда и деньги будут!
Станислав разинул рот и невольно спросил:
– Откуда?
Кирш, нимало не смущаясь, ткнул себя пальцем в грудь и ответил:
– От меня! Вам сколько нужно на первое время? Рублей двести довольно?
Станислав задумался.
– Мне нужно, – стал высчитывать он, – купить приличное платье, взять номер в приличной гостинице; с теми деньгами, какие у меня были и какие я получил от пана маркиза, у меня есть около ста рублей, и двухсот мне хватит! О, если бы я имел двести рублей!
Кирш положил ему руку на плечо и сказал:
– Вы будете иметь их!
– Пан смеется надо мной?
– Нет, сегодня же вечером я вам принесу эти деньги. Скажите мне только, как пройти к вам вечером в дом. Вероятно, сзади есть другой вход?
– Есть! – сказал Станислав. – Сзади дома – сад, этот сад кончается стеною, и в ней калитка.
– Заперта?
– Но ключ от нее у меня! Мне сказано, что сегодня вечером я должен стоять у этой калитки и пропускать всякого, кто постучит три раза и скажет слова пропуска.
– Какие это слова?
– О, это я не могу сказать вам! Я дал страшную клятву не выдавать их.
– Но, во всяком случае, вы можете пропустить меня и без них?
– И этого не могу! Той же клятвой я связан, что не пропущу никого, кроме тех, кто произнесет условленные слова!
– Так пропустите меня через дверь с улицы!
– Дверь с улицы будет заперта, а ключ от нее мне не дадут!
Разговор, так хорошо начавшийся для Кирша, вдруг принял совсем другой оборот.
Неизвестно было, правду ли говорил Станислав, или он просто испугался, что все-таки незнакомый ему человек требует, чтобы его впустили в дом.
– Но ведь я же принесу вам деньги! – попытался все-таки соблазнить Станислава Кирш.
Тот опустил голову и развел руками.
– Если пан хочет это сделать, то пусть принесет их завтра утром!
– Но завтра утром, может быть, будет поздно! – сказал Кирш.
– Так что же делать? – недоумевающе произнес Станислав.
Кирш наклонился к его уху и внушительно прошептал ему: «Ждать меня сегодня вечером!», – а потом приподнял шляпу и громко добавил:
– Так до сегодняшнего вечера! До свидания!
Станислав, ничего не понимая, остался на месте и долго глядел вслед удалявшемуся Киршу, до тех пор пока тот не скрылся за углом.
А Кирш, повернув за угол, постарался ознакомиться с местностью; он обошел квартал и легко отыскал с закоулка стену и калитку в ней.
Сделать это было легко, так же, как легко было сказать Станиславу, чтобы он ждал сегодня вечером; но, чтобы в действительности выполнить такое обещание, для Кирша существовало серьезное препятствие; оно заключалось не в словах пропуска (Кирш мог догадаться, какие они были), но в двухстах рублях; между тем их не только не имелось у Кирша, но он и не знал еще, откуда возьмет их.
Когда он явился к Варгину и Елчанинову и сказал им, что ему нужно сегодня к вечеру двести рублей, они от всей души, чистосердечно расхохотались, думая, что он шутит.
– Да вы не дерите глотки! – остановил он их. – Я говорю вам, что это вполне серьезно.
– Тем оно смешнее, – заговорил Варгин, – или, может быть, и вовсе грустно, потому что, значит, ты сошел с ума, если серьезно говоришь нам такие вещи.
– Мне нужно достать сегодня к вечеру двести рублей! – процедил сквозь зубы Кирш и стал ходить по мастерской, углубившись в размышления.
Варгин с Елчаниновым махнули на него рукой и задумались каждый о своем или, вернее, о своей.
– У тебя сколько денег? – подошел вдруг Кирш к Елчанинову. – Ты говорил, что получил сегодня.
– У меня теперь тридцать семь рублей с копейками; только это мне на целый месяц, и их я отдать не могу!
– Я и не возьму их надолго. Давай двадцать пять! – сказал Кирш и протянул руку.
Доверие к его гению относительно доставанья денег было такое, что Елчанинов без промедления вынул двадцать пять рублей и отдал их приятелю.
– Ну, теперь идемте! – смело проговорил Кирш.
– Куда? – усомнился Варгин.
– Говорят тебе, иди, – несколько возвысил голос Кирш, – а то мы с Елчаниновым вдвоем отправимся!
Это подействовало на Варгина, и он послушно последовал за Киршем.
Тот повел их по знакомым улицам, но все-таки ни Елчанинов, ни Варгин долго не могли догадаться куда? Наконец они завидели довольно известный, еще с екатерининских времен, домик, где содержался игорный притон.
Несмотря на строгие порядки нового царствования, по которым с девяти часов вечера повсюду должны были тушиться огни, здесь круглые сутки, то есть день и ночь, шла азартная игра.
«Неужели он сюда? – мелькнуло в одно и то же время у Варгина и у Елчанинова. – Да нет, не может быть!» – усомнились они, зная характер Кирша, никогда не пускавшегося в денежных делах на рискованные предприятия.
Но Кирш входил в это время в дверь игорного дома, и приятели последовали за ним.
Большая игорная комната была полна народом, и, несмотря на отворенные окна, в ней стоял синий табачный дым, пахло вином и было душно. Окна выходили, разумеется, не на улицу, а куда-то в сад, пустынный и запущенный.
Посреди комнаты стоял большой, обтянутый зеленым сукном стол, и на нем возле счастливцев, которым везло, лежали груды золота и кредиток; проигравшиеся стояли кругом и лихорадочно-воспаленными глазами жадно следили за перипетиями игры, как голодные смотрят сквозь окна магазинов на лакомства, приготовленные для других.
Двое (один из них был старик), видимо, проиграли уже много и ставили на карту последнее, волнуясь и трясясь, не видя ничего кругом и не понимая.
Тут были люди и почтенные, и совсем молодые, и аристократы, и средние люди, но все они, забыв и воспитание, и разницу возрастов и положений, уравнивались каким-то животным чувством страсти, единственно выражавшейся на их лицах.
Один банкомет, бесстрастно и как будто машинально делал свое дело, отрывая карты от приколотой кинжалом к столу колоде и кладя их направо и налево. На лице его была видна только усталость, но глаза внимательно следили за играющими, делавшими ставки, и привычные руки методически загребали проигрыши в банк.
Банк был довольно значительный, и в нем лежала порядочная куча денег.
Разговоров почти не было, слышалось как будто одно общее тяжелое и напряженное дыхание.
Самая крупная ставка была на восьмерке; все, видимо, ждали ее, с нетерпением следя, куда она ляжет: направо или налево?
«Нет! – решил Елчанинов, не спуская взора с Кирша. – Если он вздумает ставить, я его не пущу, так-таки прямо силой и не пущу!»
Им случалось всем втроем бывать в этом доме, но больше для того, чтобы покутить; случалось и поигрывать, но только так себе, без всякой цели, на небольшие и шальные деньги, которые не жалко было оставить.
Теперь, если Кирш задался целью на двадцать пять рублей выиграть двести, выходило совсем другое; положим, он мог и выиграть, но мог и проиграть все двадцать пять рублей, а это, по тогдашнему времени, была, вообще, сумма довольно порядочная, для Кирша же – и очень крупная. На такой риск он не мог и не должен был идти по своим средствам, и Елчанинов твердо решил не допускать подобного безумия.
Восьмерка была бита.
Банкомет потянул бывшую на ней ставку и вдруг, прежде чем Елчанинов мог опомниться, Кирш кинул все двадцать пять рублей на стол, но не на то место, где делали ставки, а под руку банкомета, загребавшего деньги в банк.
– Это что же такое? – спросил банкомет.
– Мой проигрыш! – хладнокровно ответил Кирш.
– Но ведь вы не ставили денег на карту? – еще более удивился банкомет.
– Я поставил мысленно! – громко и отчетливо произнес Кирш, так что все это слышали.
Вокруг стола пробежал говор.
Елчанинов стоял ни жив, ни мертв, чувствуя, что ничего не может сделать. Варгин переминался с ноги на ногу, кусал губы и изумленно оглядывался кругом.
Банкомет пожал плечами, улыбнулся и как бы против воли, подчиняясь блажной фантазии щедрого игрока, положил деньги в банк и продолжал метать.
Следующая дана была дама.
Кирш вдруг протянул обе руки к банку и потащил к себе все, что там было.
– Позвольте! – остановил его банкомет.
– То есть как «позвольте»? – возразил Кирш.
– Ну да! Вы забираете банк?
– Я мысленно шел по банку на даму! – заявил Кирш и решительно потянул к себе деньги.
Кругом заволновались. Послышались возгласы, раздался хохот. Банкомет растерянно оглядел играющих, напрасно ища в них поддержки и сочувствия: право было на стороне Кирша. Банкомет мог не принять его мысленной ставки в двадцать пять рублей, но, раз он принял ее, то должен был и отвечать теперь на другую мысленную же ставку Кирша.
– Как же это так? – начал было он все-таки протестовать.
Но тут уже выступил Елчанинов своей сильной, огромной фигурой.
– Да так, – перебил он, сообразив теперь и поняв, в чем дело, – вы двадцать пять рублей приняли?
Банкомет должен был согласиться, что принял.
– Ну, так и платите теперь! Спорить было нечего.
– Вот так случай! Такого случая не было! – удивлялись кругом.
– И уж, конечно, не будет! – сказал банкомет, убедившийся, что всякие дальнейшие протесты и разговоры будут напрасны.
Кирш же спокойно забрал деньги в карман; у него было не двести рублей, а больше.
Глава XV
Наступил вечер.
У Кирша уже был выработан план действий во всех подробностях.
При предварительном осмотре местности, который он сделал, расставшись со Станиславом, он заметил, что в закоулке, куда выходила стена с калиткой, по другую сторону тянулся довольно ветхий полуразрушенный забор, казавшийся очень удобным для засады. Он ограждал какой-то пустырь, но настолько плохо, что проникнуть по другую его сторону и спрятаться за ним не представляло никакого затруднения.
Кирш, сидя за забором, в вечерних сумерках видел, как несколько человек подошли к калитке, постучало в нее тем «треугольным» ударом, который был уже знаком Киршу, и исчезли за ней. В одном из них Кирш узнал серого человека, виденного им во дворце.
За ними вошла в калитку закутанная с ног до головы женщина. Она приехала в карете, но вышла из нее не у самой калитки, а на углу улицы, где карета осталась, чтобы ждать ее.
Лица этой женщины Кирш не видел, но ему нетрудно было догадаться, что, это – леди Гариссон, так как она, по характеру сношений с маркизом де Трамвилем, очевидно, должна была присутствовать на сегодняшнем таинственном собрании.
Леди Гариссон была последняя. Мирный закоулок погрузился в полную тишину.
Кирш выждал еще некоторое время и решил, что пора и ему действовать. Он выбрался из-за забора, смело подошел к калитке, стукнул в нее раз, потом через некоторый промежуток еще два раза и услышал со стороны сада такой же ответный стук.
Станислав был здесь, а Кирш главным образом боялся, что он, пропустив всех, мог уйти.
– Он жив в сыне! – произнес Кирш, не сомневаясь, что это и были слова пароля.
Щелкнул замок и калитка растворилась.
– Иезус Мария! – воскликнул Станислав, увидев перед собой Кирша. – Может ли это быть, что я вижу пана?
– Я вам сказал, что приду к вам сегодня вечером, – спокойно проговорил Кирш, – и, как видите, исполнил свое обещание, хотя вы и сомневались в этом.
Теперь Станислав, кажется, начинал уже верить в то, что имеет дело с не совсем обыкновенным человеком.
– Я не мог знать, что пану известны слова пароля, – возразил он.
Кирш хитро и таинственно улыбнулся.
– Я вас предупреждал, что вы вовсе не знаете и даже не можете предположить всего того, что известно мне! Я принес вам двести рублей.
– Вы принесли мне двести рублей?
– Ну да! Запирайте калитку и проведите меня куда-нибудь к себе, чтобы я мог передать деньги. Здесь это сделать неудобно: нас могут увидеть.
Кирш, в самом деле, боялся быть замеченным, потому что тогда его план рушился бы сам собой.
– Но разве пан пришел только для меня сюда? – спросил Станислав.
– Только для вас!
– А не для общества, которое собралось в доме?
– Может быть, и для общества, мой любезный Станислав, но пока делайте то, что я вам говорю, иначе вы не получите денег.
– Но мне нельзя отойти, – заговорил Станислав, смутившись, – ведь я должен оставаться у калитки, если еще постучит кто-нибудь.
– Можете быть спокойны, больше никто не постучит! – решительно уверил его Кирш, которому было важно, чтобы Станислав провел его к себе, и положительно было безразлично, если не попадут на собрание запоздавшие.
– Пан, наверное, это знает? – видимо, сдаваясь, спросил Станислав.
– О, наверное! Можете не сомневаться!
– Тогда я буду повиноваться пану!
«Слава Богу! Наконец-то!» – подумал Кирш и пошел за Станиславом по направлению к дому.
Станислав ввел его в холодную кухню нижнего этажа, где горела превосходная бронзовая масляная лампа, очевидно, не составлявшая принадлежности кухонной утвари, а принесенная сюда из парадных комнат домика. Вообще, судя по кухне, здесь не было признаков заведенного хозяйства, и все имело вид только что потревоженного вновь прибывшими людьми, давнишнего, прочно осевшего здесь запустения.
Кирш выложил деньги на стол. Он нарочно принес их не кредитками, а золотом, и, когда при свете лампы блеснуло золото, глаза Станислава жадно вспыхнули и он, как бы не веря им, протянул руки к золоту.
– И это пан отдаст все мне? – проговорил он, как бы боясь, что его только подразнят деньгами и сейчас же отнимут их.
– Да, я это даю вам! – сказал Кирш, подавляя в себе чувство некоторого отвращения к нескрываемой Станиславом жадности.
Тот схватил деньги, придвинул их к себе и, приблизив свое лицо к лицу Кирша, заговорил нервно, отрывисто и взволнованно:
– Да, но за что, за что вы мне даете это? Скажите, будьте ласковы, за что?
Кирш почувствовал, что во избежание каких-нибудь подозрений со стороны Станислава нужно ему дать какое-нибудь объяснение, и дал первое, попавшееся ему на язык;
– Хотя бы за то, что вы много перенесли и страдали в своей жизни.
– О, да, да, – подхватил Станислав, – я много перенес и страдал! – И он совершенно удовлетворился этим, в особенности потому, что ему очень хотелось получить двести рублей. – Да, – повторил он, – пан все знает, я, действительно, много страдал!
– Я потому поторопился принести вам сегодня деньги, – заговорил Кирш, – что завтра могло быть поздно.
– Почему же поздно? – усмехнулся Станислав, пересыпая червонцы из одной горсти в другую и с удовольствием любуясь блеском золота.
– Вы думаете, – в свою очередь произнес Кирш с усмешкой, – что получить деньги никогда не бывает поздно?
– Конечно, я думаю так!
– Относительно денег это верно, но, не приди я к вам сегодня, вы, может быть, не увидели бы своей жены, которую вы ищете?
– Как? Никогда? – испугался Станислав.
– Этого я не знаю, но едва ли увидели бы ее сегодня!
– Как сегодня? – воскликнул Станислав и встал со своего места. – Где сегодня?
– Здесь, в этом доме!
– Здесь? Да пан смеется надо мной!
– Нет, я говорю вам совершенно серьезно! Здесь собралось несколько человек, которых вы сами пропустили в калитку, и в числе их явилась закутанная с ног до головы женщина. Ну так вот, она та, которую вы называете своей женой!
– Да не может быть! Не может быть! – повторил Станислав.
– Погодите, не будем горячиться! Они собрались на верхнем этаже этого дома?
– Да, в большой комнате, столовой!
– И маркиз де Трамвиль там?
– Нет, он в другом конце дома.
– Со священником?
– Нет, к нему приехала та молодая панна, которая привезла его сюда из трактира на дороге.
– А кто она такая?
– Панну зовут Верой, вот все, что я знаю о ней. А кто она – мне неизвестно.
– Так она сидит с маркизом? А остальные, вы говорите, в большой комнате?
– Да, в большой комнате, потому что мне велели приготовить там стол и зажечь два канделябра. Затем мне приказали, под страшной клятвой, отворять калитку тем, кто скажет мне слова пароля, и запретили подниматься наверх. Вы ведь знали эти слова пароля, и я не нарушил клятвы тем, что пропустил вас?
– Нет, нет! – успокоил его Кирш. – Вы клятвы не нарушили! А вас тоже заставили поклясться, чтобы вы не поднимались наверх?
– Нет, такой клятвы я не давал!
– Хорошо. А есть возможность нам сейчас пройти туда и как-нибудь увидеть то, что делается теперь в столовой?
– Но зачем это? – спросил Станислав.
– Чтобы вам поглядеть на вашу жену, какая она стала теперь! – не смущаясь объяснил Кирш. – Ведь я стараюсь только для вас и хочу помочь вам, сочувствуя вашим страданиям.
– Поглядеть на нее? – заговорил Станислав. – В самом деле, в этом не будет ничего дурного; ведь она моя жена, и я имею право поглядеть на нее!
– Ну, конечно! – стал поддакивать ему Кирш. – Но только есть ли возможность сделать это?
– Возможность есть! Дело в том, что рядом со столовой библиотека, и из нее, над дверью, есть круглое окно в столовую.
– Этого довольно! – перебил его Кирш. – В библиотеку пройти легко?
– О, легко, прямо по этой лестнице!
– Тогда идемте! – и Кирш, не дожидаясь ответа Станислава, схватил его за руку, а затем потащил за собой.
Станислав повиновался ему, не сопротивляясь, и они, затаив дыхание, неслышными шагами поднялись по лестнице и очутились в библиотеке. Кирш, шедший впереди, интуитивно отгадывал дорогу.
Библиотека представляла собой небольшую комнату, стены которой от пола до потолка были заняты полками с книгами, и только над дверью – очевидно, в столовую, как указал Станислав, – виднелось круглое, освещенное с противоположной стороны окно, какие любила устраивать фантазия архитекторов восемнадцатого века и для которых существовало особое французское название: oeil de boeuf, то есть «бычий глаз» в русском переводе, или слуховое окно, по-нашему. Пол библиотеки был покрыт мягким ковром.
Тихо, без шума, без слов понимая друг друга, Кирш со Станиславом неслышно придвинули по ковру к двери библиотечную подвижную лесенку, служившую для того, чтобы доставать книги с верхних полок, и первым взобрался на нее Кирш. Он добился своего, и расчет его оказался совершенно верен: благодаря Станиславу, ему удалось незамеченным заглянуть в комнату таинственного собрания.
Там, за столом, покрытым сукном, на котором горели два канделябра с восковыми свечами, велся между собравшимися оживленный разговор.
На главном месте, в торце стола, спиной к двери, сидел католический патер; рядом с ним, с края, была леди Гариссон, которую Кирш узнал по сделанному Варгиным этюду. Однако разговаривали они так тихо, что ни одного слова нельзя было разобрать.
Кирш прислушался и почувствовал в это время, что стоявший внизу Станислав в нетерпении дергает его за ногу. Он отмахнулся от него рукой, чтобы тот не мешал ему.
Кроме леди Гариссон и серого человека, Кирш не знал в лицо никого из сидевших за столом, лица же патера он не видел.
Станислав, желавший поскорее сменить Кирша на лестнице, дернул его сильнее, так что тот пошатнулся и, ухватившись за притолоку и отставив вперед ногу для поддержания равновесия, слегка задел ею дверь.
Было ли это слышно в столовой или случайно, но патер оглянулся; Кирш сразу же узнал его и вдруг понял: если не все, то во всяком случае многое открылось ему.
В обернувшемся патере Кирш узнал отца Грубера, видного и деятельного члена иезуитского ордена.
Присутствие этого человека здесь в качестве председателя сразу показывало, что дело, по которому они собрались здесь, было делом отцов иезуитов и, очевидно, все присутствующие были членами ордена Иисуса.
Должно быть, Грубер подумал, что ему послышался только стук в дверь, потому что неосторожность Кирша не вызвала никакого переполоха в столовой. Грубер только сказал что-то своему соседу справа, тот встал и вышел в противоположную дверь библиотеки.
Кирш поглядел вниз, желая уступить свое место Станиславу из боязни с его стороны новых знаков нетерпения, но Станислава уже не было: очевидно, он испугался, что их поймают, и заблаговременно обратился в поспешное бегство.
Волей-неволей Киршу оставалось только последовать за ним, потому что нельзя было ручаться, что сделает сейчас Станислав. Тот мог побежать и со страха признаться во всем, хотя бы тому же маркизу, и выдать Кирша. Таким образом, оставаться одному в библиотеке было опасно, да и не нужно. Все равно услышать, что говорили в столовой, он не мог, а увидел он достаточно и знал теперь наверняка, с кем имеет дело. Сколько бы он ни стоял тут, большего ему увидеть не пришлось бы. Поэтому он осторожно сошел с лестницы и спустился вниз.
Станислав был уже на кухне и буквально дрожал со страха, как в лихорадке.
– Что пан наделал со мной! – укоризненно закачал он головой и замахал руками. – Ни в жизнь я не испытал такого страха, ни в жизнь!
Кирш, успокоенный, что Станислав не сделал никакой глупости, стал уверять его, что он совершенно напрасно испугался и что в столовой никто ничего не заметил.
Станислав прислушивался, не идет ли кто за ними сверху, но в доме все было по-прежнему тихо, и эта тишина подействовала на него более, чем слова Кирша. Любопытство взяло все-таки верх, и Станислав стал спрашивать Кирша:
– А вы все-таки видели ее? Она там? Скажите, пожалуйста, она там? Вы ведь ее знаете?
– Да, я ее знаю, – подтвердил Кирш. – Она там, и я видел ее!
– Так вот что! – подхватил Станислав. – Ради Бога, будьте ласковы, уйдите отсюда. Если узнают, что у меня здесь посторонний человек – ни вам, ни мне несдобровать!
Кирш не мог не улыбнуться, сейчас же вполне поняв наивную хитрость Станислава, с которой тот хотел спровадить его поскорее, чтобы одному остаться хозяином положения, пробраться снова в библиотеку и без посторонней помехи занять наблюдательный пост.
Впрочем, желание это было у Станислава естественно, и Кирш не хотел мешать ему, тем более что дальнейший разговор с поляком не представлял никакого интереса.
Кирш на всякий случай объяснил Станиславу, как ему найти его, и попросил его проводить до калитки. Станислав с радостью исполнил это.
