Епископ Евгений утром вторника был в отеле. Всё происходящее на улицах ему очень не нравилось и наводило на самые разные мысли. Он пил капучино с очень густой пенкой, сидя у стойки бара. Бармен смотрел на задумчивого Евгения любопытно и нерешительно. По телевизору крутили политические ток–шоу, в которых лоснящиеся люди в пиджаках обсуждали актуальную повестку дня.
– Вы заметили, что вчера нам просто дали информацию о планировании серии терактов Штабом «True liberals», запрете этой организации и арестах лидеров, а сегодня неожиданно начали критиковать действия Лапина, даже Первый канал… – говорил епископ бармену, продолжая смотреть на экран с немного грустным и тревожным видом.
– Так что с них взять? – сказал бармен на выдохе. – Играют с народом… Вчера оппозиция стала террористами, сегодня они просто поняли жёсткость своей выдуманной истории и решили замести следы. Обычное дело.
– Вы прямо как знаток говорите, – повернулся к нему Евгений.
– А то! У меня здесь такие люди, бывало, сидели, мама дорогая! Вроде большая шишка, а через фразу, как говорят о неудачах, винят Запад! Ну, не дураки?
– В чём же истинная проблема? – любопытно спросил епископ.
– Ну, – бармен немного задумался, – проблема в них самих. Уж слишком страшно далеки они от народа, так сказать…
– Ленина вы специально цитируете? Коммунист?
– Нет. Просто в голову пришло случайно… Я вообще безыдейный! Главное, чтобы была работа, дом, деньги и еда. А какая политика мне не важно.
– Безыдейным быть опасно, – улыбнулся епископ. – Да и интерес у вас, признаться, какой–то весьма ограниченный. Думаю, у вас уже сейчас всё это есть?
– В целом есть, но не хватает… Знаете, у меня дочь родилась недавно. И двух комнат стало не хватать, – епископ скептически улыбнулся на этой фразе, – надо бы расширяться, но без ипотеки никуда! В Москве живём!
– Понимаю…
– Вот и выходит, что мне от власти ещё нужна поддержка для семьи.
– Как–то мало.
– Ну уж, пока хватит… Если уж шире мыслить, нужна и страховка адекватная, и гарантия мне рабочего места (а то, пролью я на вас кофе, и всё – вышвырнут, не спросят), и налоги адекватные, и медицина качественная и образование доступное… В Москве с социальным пакетом–то относительно нормально у меня, а брат в Уфе почти выживает, хотя программист.
– А теперь вы слишком многого от власти хотите! – хихикнул епископ. – Всё–таки коммунизмом попахивает.
– Да бросьте вы свой коммунизм! – усмехнулся в ответ бармен. – Видим мы, к чему он приводит. Союз стал полностью тоталитарным и загнулся, в Китае тоже диктатура и сплошные преступления, так что ясно, что всё это бред.
– Фу! Не говорите таких пошлостей, – улыбнулся епископ.
– Почему же?
– Потому что в мире никогда ещё не было коммунизма. Он ещё утопичен, нереален, но, в некотором смысле, великолепен… Не стоит судить о коммунизме на примере стран, считающих себя коммунистами. СССР, Куба, КНДР, Китай – это не пример таких стран, и не надо делать отрицательные выводы, исходя из их истории. В мире ещё не было коммунизма, чтобы подписывать ему приговор, но его и не будет, вероятно…
– А что будет?
– Да ведь я не философ! – сказал Евгений. – И вам, сами сказали, совсем не важен политический строй, главное, чтобы жизнь была комфортной… А это возможно в разных устройствах государства, – он допил свой капучино.
Бармен смолк, видимо, обдумывая всё сказанное.
– А вы священник? – спросил он сомневаясь.
– А, по–вашему, перед вами араб сидит с аккуратной бородой и в одежде, похожей на платье?
– Нет, нет… Просто, если бы на вас не было этой одежды, то нельзя было сказать, что вы священник…
– Правильно, – согласился Евгений. – Не вижу смысла мешать мирское с духовным.
– Но это странно. Вы совершенно… адекватный человек…
– Вы ещё, я вижу, активный атеист? – спросил с непонятными интонациями Евгений
– Да, не верю совсем…
– Что же вы за человек такой – безыдейный, ни во что не верующий? – улыбался епископ, хотя и видел смущение бармена. Он улыбнулся.
– Не знаю… Если бы сейчас я сказал: Бог, дай мне денег! И в руке появилась пачка долларов, то, может быть, поверил…
Епископ Евгений достал из бумажника банковскую карточку и вложил её в руки бармена.
– Чувствуете благодать? – спросил он удивлённого таким жестом бармена. – Чувствуете, как на вас снисходит Святой Дух и по телу разливается вера? Сомневаюсь. Это самый странный способ попросить у меня чаевые, но оригинальный… Всё же, небольшая миссионерская работа. Вы деньги получаете каждый день, в том числе чаевыми. При этом вы не считаете, что здесь замешан Бог, хоть это полностью соответствует вашим «молитвам»… Но если эти деньги буквально упали бы нас вас с неба или просто очутились в руке или кармане, вы бы и тогда не поверили. Просто подумали, что это фокус или ещё какое–нибудь чудо… В такой радости вы бы забыли и о Боге, и о своих к Нему просьбах.
Бармен внимательно слушал, вертя банковской картой.
– Вы же в Москве живёте, наверняка у вас есть какая–нибудь духовная практика, типа йоги или медитации. Вы точно занимаетесь поиском себя, внутренней гармонии, покоя, может даже смысла жизни и прочей ерундой… Так?
– Да, да… – кивнул бармен.
– Вот это всё ерунда, дорогой мой. Как спорт, конечно, полезная вещь. Мысли действительно можно привести в чувства, но без ярого фанатизма.
– Ну, я бы с вами поспорил, духовные практики… – захотел хоть что–то возразить бармен.
– Вы же сами сказали, что ни во что не верите? А теперь мне пытаетесь рассказать о своих достижения в раскрытие и поиске себя. Глупо.
– Ваша религия гораздо темнее и муторнее. Вечные страдания и покорность…
– Это очень неверные суждения. Тоже самое если бы я стал говорить вам, что для достижения духовного успеха на пути йоги требуется вступить в половую связь со своим учителем. Бред ведь?
Бармен кивнул.
– Вот и ваши суждения о Христианстве не то, что неглубоки, а совершенно не имеют отношения к действительности. Страданий нет – есть борьба с грехом ради собственного очищения для Царства Небесного. Есть нравственная жизнь, наполненная состраданием и добротой к окружающим. А покорность и раболепство только в отношении к Христу. «Кесарю кесарево, а Богу Богово» – слова Евангелия от Матфея… Это ведь философия спасения гораздо шире, чем ваши духовные практики. Для вас человек – это блокнот, который нужно чем–то заполнить; для христианина – это готовая книга, которую нужно прочесть и понять смысл. Потому что для достижения Рая, для борьбы с грехом, у нас всё есть, нужно только правильно построить свою жизнь, пользуясь свободой совести… Как–то так, – улыбнулся епископ Евгений.
– Спасибо… – сказал бармен, протягивая карточку обратно Евгению.
– Я вам посоветую съездить в монастырь какой–нибудь. Настоящий. Даже билеты вам пришлю… Три ведь? Жена и дочка ещё?
– Да, да…
– Съездите, посмотрите, почувствуйте и, может быть, чему–нибудь вас там научат… Я ведь не проповедник, а административный работник, – усмехнулся епископ. – Так что всё, что я сказал вам, лишь малая и неумелая частичка настоящей проповеди. С Богом, – он быстренько благословил бармена и сорвался с места. Карточка продолжала лежать на стойке.
У дверей отеля епископа ждал автомобиль отечественного производства Lada Vesta, нарочито скромного внешнего вида.
– Поехали, Иеремей, – сказал он коренастому монаху с густой бородой. – В Данилов монастырь…
Салон автомобиля не имел никакого отношения к Ладе, выглядел он гораздо просторнее, а сиденья были обтянуты натуральной кожей. Напротив отеля, около здания Службы безопасности, стояло два боевых бронеавтомобиля «Тайфун» и один «Тигр» с эмблемой Министерства обороны.
– Широко готовятся к сегодняшним протестам, – отметил Евгений, сощурившись подозрительно.
Автомобиль выезжал на Садовое кольцо по Большой Лубянке. На светофоре у Сретенских ворот епископ увидел белый кабриолет Audi со спущенным колесом. Водитель нерасторопно возился возле капота, а рядом стояла недовольная женщина, то и дело поправляющая волосы.
– Останови здесь, – сказал епископ Иеремею и с прискоком выпрыгнул из салона. – У вас какие–то проблемы? – спросил он женщину.
– Да… Мой водитель не может справиться… А в аэропорту меня ждёт самолёт…
– Куда вам?
– В Чкаловский…
– Да? Это просто отлично. Мне по пути! – сказал оживлённо Евгений, хотя это не соответствовало действительности.
– Увы, мои вещи не влезут в вашу машину, – отвечала она, осматривая автомобиль епископа.
– Внешность бывает обманчива, – улыбнулся он.
После недолгих уговоров, видимо, понимая, что можно не успеть, она решилась воспользоваться шансом.
– Иеремей, давай в Чкаловский аэропорт, – Иеремей посмотрел очень удивлёнными глазами.
– Он у вас немой? – спросила женщина.
– Да…
– Мне кажется, я вас где–то видела.
– Я епископ Евгений Князев, – ответил он спокойно.
Спутница чуть заметно сморщила на мгновение лицо от неудовольствия.
– А вас как зовут?
– Мари…
– А… Вы пресс–секретарь Божесова? – поинтересовался епископ, прекрасно зная об этом.
Мари посмотрела на епископа, оценивая его.
– Бывшая, – произнесла она уверено.
– Да? – удивился Евгений. – Думал, что в это трудное время ему нужны люди…
Мари вопросительным взглядом уставилась в Евгения, думая, в курсе ли он последних событий или говорит о чём–то другом…
– Вы не знаете? – спросила она.
– О чём?
– Божесов задержан, пока не гласно, но это конец его интригам…
В голове Евгения проскочила самая страшная мысль – если Божесов арестован, то «True liberals» бесповоротно стали террористической организацией, а всех сотрудников Штаба точно арестовали, а значит и…
– То есть как? За что?
– За попытку организации госпереворота.
Евгений побледнел.
– И Орлову тоже?
– Вижу, вы многое знаете, – ухмыльнулась она дико. – Пока ещё нет. Сначала разберутся с оппозицией и митингами, потом проведут голосование, а на следующей неделе официально распустят Правительство.
– А вы убегаете от своих идеалов, – прошептал разочарованно епископ.
– Что вы! – бодро возмутилась Мари. – Мишины идеи и взгляды были противны не только моему внутреннему миру, но и моему характеру либерального человека, любящего демократию и желающего менять страну к лучшему. Да, в 2023 я посчитала его человеком, способным привести и меня к власти, и страну в будущее. Но нет, он оказался недокоммунистом и даже фашистом…
– Вы ошибаетесь. Его идеи гораздо шире, – робко отвечал епископ, а Мари бодро, даже с агрессией продолжала:
– Он овладел моей жизнью, связал меня по рукам, сделав всего лишь пресс–секретарём. Конечно, я не святой человек, имеющий как моральные, так и уголовные преступления, от которых Божесов меня оградил. Ему было наплевать на меня и на кого бы то ни было. Только личные амбиции, аппетиты и чувство себя, как оракула мировой справедливости! Из–за него мне сейчас 35 лет, а у меня нет ни дома, ни детей, ни будущего в этой стране… И да, я убивала, Ваше преосвященство, лично, этими руками, веря в справедливость своих действий. Делала это ради практического результата, считая, что ценнее человеческой жизни могут быть только две человеческих жизни. А в результате своих преступлений чуть не привела к власти Божесова, а у него вовсе нет рамок. Будь его воля, он начнёт и Третью, и Четвёртую и любую другую войну… Поэтому я начала сотрудничество со Службой безопасности и Лапиным. Он хотя бы современен, и будет направлять страну в мировую рыночную систему, что в перспективе приведёт к изменениям в социуме. С Божесовым же построить демократическую и свободную страну невозможно.
– Разве не видите? – спросил её епископ, взволнованный вылитым на него потоком информации. – Мы с вами на Садовом кольце, движение на котором остановлено вашей «демократией»…
Мари посмотрела вперёд. Дорога была заблокирована океаном людей, вышедших против Конституции Лапина и против запрета «True liberals». Мари слегка усмехнулась.
– Видите, – ответила она, указывая на навигатор. – Все дороги этого участка Садового заблокированы чем–то… думаю полицией. Демонстрантов остановят прямо здесь и часа три поиграют с ними в гляделки, потом отпустят, как и всегда. Лапин не отличается в таких действиях от своего предшественника.
– Значит, без аэропорта?
– Ну, раз уж застряли здесь.
Автомобиль Евгения вместе с другими машинами завяз в толпе протестующих людей с масками на лицах. Они колотились в стёкла машин и выкрикивали громкие требования разного содержания с обильным использованием крепкой лексики. Постепенно этот поток стал останавливаться.
– Я же говорила, техника перекрыла Садовое…
Машины не могли выбраться из густого потока людей. Сзади подходили бронетранспортёры, блокирующие последние пути отхода. Автомобилисты невозмутимо и без малейшей тени удивления приняли свою судьбу случайных участников протеста, но не предавали значения, думая, что всё пройдёт мирно. И ошиблись. С краёв слышались небольшие автоматные очереди. Стреляли в воздух, но пронзительный визг испуганных людей, как мужчин, так и женщин, от этого не становился тише. Все хотели бежать, но были зажаты в плотном кольце тяжеловесной техники. Некоторым везунчикам удалось вломиться в магазины, но все дворы, все дороги и переулки были наглухо забаррикадированы сотрудниками внутренних войск. Другие с остервенением стучались в застрявшие в толпе машины, выламывали стёкла и как зверки шныряли внутрь, пытаясь хоть как–то обезопасить себя. В воздухе повисли паническое настроение и страх загнанных зверей. Лишь изредка можно было услышать одинокие выкрикивания лозунгов, быстро затыкаемые короткой очередью поверх голов. Всем было страшно, ведь никто и представит себе не мог такое боевое развитие событий вокруг привычного для москвичей публичного мероприятия. Вдруг пропищал противный, режущий ухо звук системы оповещения:
– Внимание! Внимание, внимание! Внимание, внимание всем! – звучало со столбов всего города.
– Включи радио, – сказал епископ Иеремею.
Отовсюду: из радио, из колонок, с бронеавтомобилей полиции, с рекламных экранов вдоль дороги, на которых появилось ещё и видео, – слышалась металлическая ровная фраза: «Обращение исполняющего обязанности Президента Российской Федерации – Михаила Александровича Божесова».
Глаза Мари налились ужасом, дыхание участилось, и она судорожно облизала сухие губы, потерявшие манящую пухлость. Все: митингующие и их контролёры, – непонимающе переглядывались.
Весь понедельник Сергей Николаевич Лапин широкими жестами распоряжался мерами во имя защиты государственного суверенитета. Утром в Штаб «True liberals» ворвался спецназ Службы безопасности и в крепких выражениях, сдобренных жестокими силовыми действиями, сообщил об официальном запрете деятельности и обвинении в террористической деятельности. Все каналы крутили и выпускали видео о подготовки оппозицией вооружённого восстания, убеждая москвичей проигнорировать запланированное на вторник шествие, но когда русский человек слушает рекомендации власти?…
Вечером понедельника состоялось запланированное заседание ограниченного состава Совбеза – при активном и воодушевлённом участие Лапина, директор Службы безопасности Красенко и руководители силовых ведомств разработали блистательную стратегию борьбы с «восставшими», как протестующих называла неизвестно откуда появившаяся поэтичность Лапина. Лицо Сергея Николаевича сияло от восторга – по большой карте Москвы он передвигал миниатюрные автозаки, играя с жизнями реальных людей.
– Нам нужно дополнительно подумать об охране Кремля, – говорил с генералами Красенко. – В это время Президенту необходимо находится здесь, в сердце России! В Московском Кремле, чтобы показать несокрушимость нашей власти!
– Всё–таки хорошее шоу мы придумали, – геройствовал Лапин, – И оппозицию разгромили, и Божесова убрали, и переворот предотвратили, и Конституцию обновили!
– Да, Сергей Николаевич! Тут можно новую главу в истории писать, – соглашался с ним Красенко. Лапин похлопал его по плечу.
– Протестующие собираются на проспекте Сахарова, выходят на Садовое, бредут по нему, останавливая движение, выходят на Покровку, по ней идут до Китай–города, а потом на Красную площадь… – озвучил маршрут Министр внутренних дел.
– На Покровке их лучше всего будет остановить… – басисто заметил один генерал.
– Там магазинов много с выходами во дворы. Разбегутся, – поправил Красенко.
– Никаких Покровок, – прервал Лапин. – Мы остановим их исключительно на Садовом! Перекроем всё танками, БТРами, грузовиками и просто будем мариновать эту толпу на протяжении нескольких часов!
– А если они вооружены? – спросил Министр. – Вдруг какое–то оружие всё же есть в городе?
– Тогда откроем по ним ответный огонь, – спокойно бросил Красенко. Лапин удивлённо поднял брови и чуть слышно усмехнулся на такую жесткость.
– Так что на Садовом законсервируйте их всеми имеющимися ресурсами.
– Между Каланчевской и Покровкой мы сможем заблокировать все дворы…
– Сергей Николаевич, а с Божесовым–то у нас что? – поинтересовался секретарь Совбеза.
– Сидит голубчик. Никуда не денется…
– А его люди?
– С прокуратурой и судом решили, могли, конечно, отозвать через Совфед, но Смолов и Хвостовский пришли к внутреннему решению…
– А Министр обороны и Наклеватько?
– Ну, этим делать особо нечего, – сказал Красенко. – Армия не только министром управляется, но и Генштабом и лично Президентом. А от Наклеватько страшного быть не может – иностранные дела тоже зависимы от Кремля. Своего заместителя, начальника Собственной безопасности, я отправил в отпуск на три недели, в целом человек полезный, её можно не репрессировать… Но больше всего нас смущал спецназ Минюста, верный Божесову.
– И что? – единодушно спросили все.
– Мы устроили им отпуск, так что они демобилизованные.
– А что с Орловой? – робко спросил командующий московским гарнизоном.
Лапин вскочил с кресла в весёлом расположении духа и, оббежав вокруг стола, с аппетитом произнёс:
– Я её уволил. Нечего бывших Божесова держать капитаном корабля пропаганды!
На лицах собравшихся появилась улыбка облегчения – силовики не любили Орлову, часто играющую не на их стороне в медиа–пространстве, – а теперь она была устранена.
– Так что всё у нас хорошо, коллеги. Только завтрашний день пережить и голосование… А потом подумаем, почему эти годы мы жили практически в системе двоевластия! Что у Божесова даже армия своя была!
Чуть раньше этого совещания уже уволенная Елизавета Николаевна приехала к месту, в котором содержали арестованного Божесова. Сидел он комфортабельно – большая камера с полноценной кроватью, письменным столом по стеночке и отдельной ванной комнатой. В момент, когда грубый мужлан–надзиратель привёл к нему Орлову, он вышел из душа, одетый в пушистый белый халат. Надзиратель посмотрел на Божесова презрительно и вышел из камеры, будто сдерживая какую–то скрытую ненависть.
– Козёл, конечно, редкостный! – сказал Михаил Александрович. – Ни слова мне не сказал, а такое ощущение, что в чай плюёт.
– Ты тут и суток не просидел, Мишаня, а уже чаи хлебаешь.
– И вообще на харчах блатных сижу… Ладно. Что там у нас? А то телевизор мне отключили.
– Тогда обрадую тебя. Оппозиция арестована в полном составе, ты формально всё ещё Премьер, а меня уволили, – говорила Орлова, доставая откуда–то маленький телефон и передавая его Божесову. Он с удовольствием взял его и прочитал сообщение: «Точно прослушивают. Пиши всё важное здесь и не отправляй. Как тебе помочь?»
Божесов стёр сообщение и, набрав новое, показал его Орловой: «Кого ещё уволили или арестовали?»
«Только Катю отправили в отпуск и спецназ Минюста».
«Отлично! В таком случае это всё меняет…»
«Я знаю, что ты хочешь сказать. Смолов и Хвостовский типо достигли соглашения с Лапиным, но готовы действовать на твоей стороне».
«Ты ведь сделала что–то?»
«Да. От твоего имени и имени Правительства составила официальное обращение в Конституционный суд и Генпрокуратуру для проверки соответствия деятельности Службы безопасности и распоряжений Лапина законодательству»
«Умница. Что нам для реализации плана не хватает?»
«В целом, твой арест ничему не мешает. Только техники для спецназа нет, хотя сами ребята готовы и проинструктированы. И СМИ под вопросом…»
«Короче, технику пусть пригонит минобороны из верных ему частей. Оружие там же возьмут, и на своих складах, если что, отобьют. СМИ в первую очередь взять под контроль, а интернет в Москве вырубить».
«Весь?»
«Конечно, пусть люди возмущаются методами Лапина по разгону митинга! Принеси ещё мой костюм парадный. Висит в третей линии гардероба на специальном месте. Как есть, так и принеси и ничему не удивляйся. И забери меня завтра с тяжёлыми, мне ещё надзирателю по морде надавать надо».
– Где Мари? – спросил Божесов осторожно, но вслух.
– Вещи собирает твоя Мари, – в голосе Орловой слышался металл. – Это она с Красенко сотрудничала и деньги переводила.
– Ну, и умница… – прошептал Божесов с нескрываемой горечью. – Тогда знаешь, что с ней надо сделать.
– Давай в общем, – нарочито громко сказала Орлова. – Адвоката тебе найдём самого лучшего!
Во вторник же произошёл перелом. Пока люди собирались пройтись по Садовому кольцу, пока епископ Евгений пил кофе в своём отеле, а Мари ехала пока ещё на своём автомобили в аэропорт, войска Специального отдела Минюста, получившие технику Министерства обороны и оружие, начали вставать у ключевых зданий в городе, не привлекая особенного внимания правоохранителей и руководства, занимавшегося вопросами самого шествия. Госдума, Совфед, Федеральный Банк, все министерства, Лубянка, Администрация Президента, радио и телевидение – каждое здание контролировалось несколькими бронетранспортёрами и автомобилями десанта, ожидая приказа. Как только началось шествие, по всем каналам начали крутить критикующие Лапина передачи, в который рассказывалось о возможных фальсификациях расследования о «True liberals» и предстоящем жестоком разгоне оппозиционно настроенных граждан. Постепенно передачи становились откровеннее и с нарастающей наглостью обвиняли Лапина и лично Красенко, не вспоминая о Божесове ни слова.
В этот самый момент в Сенатский дворец вместе приехали кортежи Министра иностранных дел и Министра обороны, состоящие не только из привычных правительственных люксовых автомобилей для руководства, но и неожиданно большого числа микроавтобусов–охраны – восемь штук. Максим Петрович первым вошёл в здание и первым делом посмотрел на наручные часы и, перекрестившись, направился в кабинет начальника охраны, передав ему документ. Прочитав приказ, начальник побледнел, а в горле его резко пересохло, и он начал тяжело дышать.
– Как? Это ваше распоряжение?
– Да, генерал–лейтенант. Я приказываю заблокировать Сенатский дворец от сотрудников Службы охраны и силами гарнизона Кремля не допустить их присутствия здесь.
– Вы что хотите устроить? – начал говорить генерал–лейтенант увереннее, вставая в позу верного пса.
– Послушай, – оборвал Министр обороны. – Просто заблокируй Сенатский дворец и на полчаса закрой глаза. Мы всё сделаем законно…
– Максим Петрович, – легко зашла в кабинет Орлова, одетая в полностью белый костюм, закрытый костюм, – Вы не то говорите… Генерал–лейтенант, вот это распоряжение Генерального прокурора и постановление Конституционного суда. Против Лапина начинается процесс импичмента, а вы просто поможете нам вынудить его подать в отставку без вмешательства Службы охраны. Чтобы ваши в наших не стреляли. Хорошо?
– И ещё раз, это приказ! – буркнул Максим Петрович.
Генерал–лейтенант безнадёжно кивнул и сделал звонок своим постам. В этот же самый момент из микроавтобусов выскочило по семь хорошо вооружённых и экипированных спецназовцев в чёрных костюмах и броне без опознавательных знаков.
– Отлично, – улыбнулась Орлова и её зубы совпали в своей белизне с костюмом. – Даниил сообщает, что Правительство, министерства и Парламент взяты под контроль. Вся связь остановлена и интернет отключен!
– Пора к Лапину, – встретил их в коридоре Божесов, тоже доставленный с кортежем. – Мой надзиратель меня в шесть часов поднял, козёл! И кашу принёс. Смотрел ещё так издевательски…
Они поднимались к кабинету Лапина. Божесов был одет очень эпатажно: в белом приталенном двубортном пиджаке прокурора с золотыми пуговицами, блестящими звёздами на погонах и двумя крупными орденами, форменные синие брюки уходили в высокие кожаные сапоги, а вершиной и без того неестественного внешнего вида была тонкая шпага на боку. По лестнице поднимались очень бодро, а Божесов продолжал говорить:
– А потом, когда Игорь меня приехал забирать с распоряжением Смолова, этот надзиратель, как всякий русский мужик так стал вести себя почтительно! Лебезить передо мной и стараться угодить в последний момент. Но я посмотрел на него сурово и сказал: «Ну, ну! Жди расплаты». Представляю, в каком шоке он будет жить, боясь за каждый вздох… А ведь я про него забуду к вечеру.
У дверей в кабинет стояли бойцы личной охраны Божесова (те самые «эскортницы», но в полной боевой красе).
– Он хоть в курсе, что в здании происходит?
– Вряд ли, если и связываются, то только о ходе протеста. Сейчас он работает в одиночестве без помощников.
– Так помешаем ему!
И Божесов ударом своего тяжёлого сапога распахнул дверь и с елейной улыбкой зашёл в кабинет.
– Hello, my friend! – сказал Божесов. – Забыл, как враг будет на английском, но не суть… Не ожидал?
Лапин уставился на вошедших сумасшедшими глазами и, не до конца понимая, что происходит, поздоровался тоже. За мгновения придя в чувства, он начал наливаться яростью и кровь стала приливать к лицу.
– Вот и рожа уже красная! Стыдно, да? – издевался Божесов, севший прямо на стол.
– Что происходит?!
Орлова популярно разложила по полочкам всю ситуацию.
– Вот видишь, дорогуша, теперь это ты преступник, а я невинно оболганный. А всё почему? Потому что конкурентов надо сразу устранять вместе с их сторонниками, лопух!
– А ты попробуй провести всю процедуру импичмента через Парламент, не факт, что поддержат, – отреагировал Лапин правильным. – Да и Службу безопасности вас всех закроет к тому времени!
– Ну, ну, ну! Какие мы глупые! Лубянка тоже взята под наш контроль, а господин Красенко ушёл в отставку…
– Миша, чушь не неси…
– А что мне чушь говорить? Катенька пришла со всеми наработками своего отдела, вместе с бойцами и убедила его слиться по–тихому. Он–то не идеалист, в отличие от моих друзей, их свободой от преследования не купишь, а ему только бы уехать в Испанию свою…
– И Катя твоя исполняющая обязанности?
– Это уж Президенту решать. Хочешь тебе, хочешь мне…
– Я о Красенко всё равно не верю, – отмахнулся Лапин. – У нас всё нормально.
– Да, дорогой. Облажался ты. С утра СМИ поливают грязью, прокурор разбирательство инициировал, Конституционный суд некоторые решения аннулировал, благодать. Ты в дерьме, Серёжа! Давай свою отставку, – промычал последние слова Божесов.
– Так, а смысл в этом? – нагло спросил Лапин. – Мы так долго сидеть будем? Скоро всем под надзором твоих космонавтов сидеть надоест, и они спокойно уйдут из правительственных зданий. А там и генштаб войска пришлёт…
– А против кого? Против решений Конституционного суда? – развёл руками торжествующе Божесов. – Общественность сейчас твоими холуями на Садовом заблокирована и вряд ли поддержит… Так что пиши, Серёжа, пиши.
– Нет, – ответил с достоинством Лапин. – Переворот всё–таки ты устроил, если детально разбираться…
– Давай без морали, – зевнул Михаил Александрович. – Оставь это историкам. А сам подписывай!
– Не буду, что ты мне сделаешь?
– Миш… – окликнула его Орлова, желая сказать что–то сама, но Божесов, находясь в позиции сильного, яростно продолжил:
– Ну, тогда прости, Серёжа… Пристрелить тебя придётся, – и он угрожающе достал из своего кармана аккуратный пистолет Парабеллум.
– Пфф! Миш, клоунаду–то свою оставь, здесь свидетелей полно, ты же не… – Лапин не успел договорить, потому что пистолет резким выпадом руки оказался возле его ноги, и Божесов выстрелил. Лапин взвыл от боли и заорал благим матом, вскакивая в кресле. Максим Петрович посмотрел на это шокированным взглядом, спецназовцы также удивлённо переглянулись между собой, а в глазах Орловой блеснул хищный огонёк.
– Теперь слушай меня. Следующая пуля в голову, – дерзко заговорил Божесов. – Подписываешься под отставкой, и едешь отвечать за всё по закону. Жене твоей бизнес оставим, а сам будешь в комфортабельной зоне сидеть со всеми условиями. Я тебе даже начальника колонии нашёл… Хотя, не будь я таким добрым, сидел бы ты в общей колонии, там таких как ты любят. Подписывай, подписывай…
– Дорогие друзья, дорогие соотечественники! – звучал по всему городу, из каждого радио, из каждого телевизора голос Божесова с уверенными властными интонациями. – В этот трудный день я собирался подать в отставку из–за несогласия с противоправными действиями Президента Лапина в отношении всех критикующих его политику граждан России и оппозиционного движения «True liberals». Я уже приехал в Кремль, чтобы заявить протест и подключиться к Вашему шествию, но меня ждала новость – Генеральный прокурор России, Сергей Васильевич Смолов запустил процесс снятия с Президента его полномочий. Сергей Николаевич подписал заявление о своей отставке прямо на моих глазах, и теперь, согласно 93 статье Конституции, я становлюсь исполняющим обязанности Президента Российской Федерации, как Председатель Правительства.
Божесов сделал паузу в своей речи. На экранах можно было увидеть, как он едва заметно сладко прищурился.
– Видя непростую ситуацию внутри страны, – продолжал он. – И осознавая наличие политического кризиса, я отменяю голосование. Кроме этого, уже сегодня в Государственную думу будет внесён законопроект о досрочных выборах Президента Российской Федерации, которые пройдут осенью… Теперь к сложившейся ситуации в Москве. Участники несогласованного, но справедливого шествия заблокированы сотрудниками правоохранительных органов на Садовом кольце. Уже отдан приказ об открытии коридоров и постепенном выведении граждан с проверкой удостоверяющих личность документов. Прошу вас, не поддавайтесь панике, всё хорошо, это формальная мера.
Божесов вновь сделал паузу, улавливая тишину притихшего города даже из Кремлевского дворца.
– Тем не менее, мы не можем обвинять Президента, пока его вина не будет доказана. Поэтому вся оперативно–розыскная деятельность будет продолжена и в отношении «True liberals», и в отношении возможного фальсификатора, директора Службы безопасности Красенко, и в отношении экс–президента Лапина. Вопрос об истинности попыток переворота всё ещё открыт, а потому, видя ситуацию, способную угрожать национальной безопасности и конституционному строю в нынешних обстоятельствах, я ввожу на всей территории России режим ЧП сроком на четырнадцать дней. Во все города с населением более 100 тысяч человек на временном основании будут введены войска со всей полнотой административной власти и введён комендантский час. Также объявляю эти недели нерабочими. В качестве мер финансовой поддержки населения единовременно каждому гражданину Российской Федерации, независимо от возраста, занимаемых должностей и вида деятельности, будет выплачен полуторный МРОТ. Благодарю Вас за внимание; будучи сознательными гражданами своей страны, мы преодолеем все испытания!