bannerbannerbanner
полная версияДостигая крещендо

Михаил Денисович Байков
Достигая крещендо

Полная версия

Глава IX

В 10 часов утра кортеж Президента, въехавший на территорию Белоруси, продвигался по идеально ровным дорогам республики. Вдоль шоссе уже не было единственного русского пейзажа из ёлок и берёзок, здесь были исключительно сельскохозяйственные поля и луга с жирными коровами.

– Хозяйственно, – сказал Евгений.

– И не говорите… Остатки наследия Лукашенко… Хороший мужик был, – отвечал Божесов, листая ленту Твиттера.

– Вы его знали лично?

– Я да, но он меня предпочитал не знать. Мне до Лукашенко, как Венере до Солнца, – сказал он так, что нельзя было понять о своей ли недосягаемости он говорит или о недосягаемости Александра Григорьевича.

– Евгений, вы слышали об организации «Познание»? – спросил он у епископа.

– Смотря где… В своих профессиональных кругах ничего хорошего.

– А в целом?

– Знаю, что это околорелигиозный круг любителей заниматься саморегуляцией, самоисцелением и погружениями в себя для глубинного познания…

– Отлично. А знаете кто такой Виктор Танокович?

– Либо еврей, либо белорус…

– Очень смешно. Это как раз–таки идейный вдохновитель «Познания». Его «монастырь», если так можно сказать, находится здесь, в Витебской области… Но про круг любителей вы ошиблись. У него тысячи последователей. А в «монастыре» более трёх тысяч человек живёт.

– Я на дух не переношу сектантства, – проронил епископ. – К чему это?

– Ха–ха, – проигнорировал вопрос Божесов. – Я тоже терпеть этих дурачков не могу…

– Ну, они не дураки. Вполне умные люди… Другое дело, что они стремятся не к тому… Была у меня история. Однажды в Париже я посетил одно сектантское мероприятие. И был там юноша, по которому сразу было видно, что он ещё на самых ранних стадиях погружения в эту тусовку, астрально не посвящён… И я спросил его, удалось ли достичь состояния духовного просветления, радости и осознанности себя? Он с жаром начал отвечать мне, видимо, исполняя какую–то придуманную миссионерскую работу, что, конечно, разум его очистился, мысли просветлелись, мир становится понятным, себя он вообще полностью изучил и пришла полная осознанность. Говорил он это так одухотворённо, что мне показалось, что ещё чуть–чуть и он над землёй поднимется! Но я остановил его вопросом: а что в твоей жизни изменилось, что изменилось в твоих отношениях с людьми и близкими – ты стал добрее с ними? И он так помялся, ответив, что вроде нет, всё осталось также… Вот такая техника, лишённая нравственного содержания, способна расширить человеческое сознание, причинить радость, но не способна передать то, что в христианстве называется «благодать», то есть «энергия», идущая от Бога, а Бог есть любовь…

– Интересненько, – промурлыкал Божесов.

– Так к чему это? – спросил Евгений, максимально прикрывая ненавязчивость.

– Знаете, Танокович попался мне в 2027 году на вечере памяти доктора Пичужкина… Сам по себе был психотерапевт, как вы понимаете. Так вот. По иронии судьбы я заинтересовался им и выведал о нём слишком много. Через 5 лет он основал свою секту и снискал огромную популярность среди лохов… А вот мне захотелось планировать госпереворот к году новых выборов. И придумал я гениальный план – заявить Лапину, что пойду баллотироваться, чем вызвать его незамедлительную реакцию. Честно сказать, я не думал, что он захочет меня посадить. Мне просто хотелось, чтобы после принятия новой Конституции он распустил Правительство, и я стал вольной птицей, спокойно занимающейся честной агитацией и авторитетно критикующей его за поправки, а в определённый момент я бы отправил иск в Конституционный суд, который признал действия Лапина путём к диктатуре… А потом бы начались подковёрные игры, создание коалиций в Думе, работа с депутатами и процесс законного импичмента… Но Лапин захотел посадить меня и только потом распустить Правительство. Уже давно на него работала Мари, – произнёс Божесов с грустью в голосе, – Которая финансировала «True liberals», якобы с моего ведома. А в день моего объявления об участии в выборах, Красенко инициировал операцию по перехвату фур, а откуда они ехали?

– Мне сказали, что как раз отсюда.

– Ну, вот. Это оружие доставил товарищ сектант.

Евгений очень удивился.

– А что тут странного, Ваше преосвященство? – сказал Божесов. – Террорист тот ещё, но об этом вспомним в Минске… Напичкал фуры оружием, накидал химии всякой белорусского производства (оттого и не могли определить происхождение), и отправил по заказу. Задержали, как было надо, и состряпали сомнительную картинку планирования мною переворота…

Он на секунду остановился и закинул в рот орешек, продолжив:

– Но слава Богу, Екатерина Алексеевна узнала о том, что под меня копают, и сообщила мне. Вот тут я и придумал то, что так чудесно осуществилось. Можно сказать, защитил действующий конституционный строй, а Лапин стал преступником, меняющим Конституцию и фальсифицирующим уголовные дела против меня и «True liberals»… Я просто перевернул всё против него.

Епископ Евгений закрыл глаза и просидел в молчаливой позе несколько минут, явно думая о произнесённом.

– Михаил Александрович, вы, конечно, везучий человек, – Божесов как–то наивно–детски улыбнулся от радости.

– Просто у меня есть верная команда, готовая идти до победного конца.

– Франчизм? – спросил с улыбкой Евгений.

– Ага… – кивнул Божесов. – Я вам дам прочесть книгу. Должно понравиться.

В окнах каждые полкилометра мелькали белые аисты, символы Белоруси.

– А что вы от «Познания» хотите? – спросил епископ, возвращаясь к первой теме. – Не зря сюда едем, и о ней будете говорить…

– Да, Евгений. Конечно, не только про сектантов будем говорить, но они свою роль сыграют вновь… – произнёс Божесов таинственно.

– Это ведь тоталитарная секта? Труд, насилие, культ вождя…

– Да я знаю… По Таноковичу трибунал плачет. И людей жалко. Потерявшиеся, мечущиеся в поисках истины. А гармонии всё равно не обретут. Увлечены такими психотерапевтическими техниками по расширению сознания, пытаются найти лёгкий путь, без изучения истин своей души!

Епископ ничего не отвечал, а смотрел в окно на ровные ряды картофельного поля и гордо двигающихся аистов. Его увлекала мысль о человеческой морали и противоречивости людских взглядов на жизнь. Хорошо ещё, если человек имеет какое–то мнение по этим вопросам, а если он никогда и не задумывался над своим моральным обликом и принципами? И ведь невероятно трудно жить в мире, где у каждого есть собственная философия, основанная исключительно на личном опыте. Отношение к воровству, убийству, сексуальное поведение, межличностные отношения, предательства, измены, дружба, любовь, власть, богатство, успех, польза образование, необходимость труда – всё это индивидуально в нынешнем мире и оттого людям сложно договариваться между собой. Каждый несёт что–то особенное и ни на что не похожее…

Насколько лучше жить в мире, существующем в рамках определённой нравственной идеологии. Будь христианский, исламский или коммунистический идеал жизни – не важно. Важно то, что система морально–нравственных ориентиров у всех примерно одинакова. Степень отношения к одним и тем же событиям у людей равна. Люди обладают одной системой взглядов на брак, воспитание, политику, деньги и просто одинаково уважают друг друга, не считая себя чем–то высшим. Вот это очень счастливый мир, где между людьми если уж и возможна вражда, но также неотвратимо и взаимное понимание.

– Истину трудно найти, Михаил Александрович, – произнёс наконец епископ. – Не всем везёт быть одарёнными силой характера уверенностью в собственной правоте от рождения. А эффективно делиться своей философией жизни нельзя ни через сообщения, ни через телефонные разговоры и даже ни через беседы в живую… Сейчас следите за моей мыслью, она тавтологична, но верна – каждый обретает смысл совместно с близким человеком, с родственной душой, и находит его в каком–то определённом атмосферном месте. А для этого секты не нужны, нужна любовь к людям, человечность и общая мораль…

– Соглашусь с вами, Евгений, – меланхолично проронил Божесов. – Если истина – это Бог, а Бог – любовь. Тогда и истина открывается через любовь…

Они приближались к Минску.

Глава X

Центральные улицы Минска были перекрыты. Божесов и епископ Евгений проезжали мимо красивых зданий, любуясь чистыми улицами и огромным количеством зелени. Через Минскую арену, минуя парк Дрозды, кортеж, сопровождаемый местной милицией, двигался по проспекту Победителей.

– Вот вроде бы спальный район, а «Кремль» прямо напротив, – сказал Божесов, когда кортеж въезжал в ворота Дворца Независимости – шедевре архитектурного модернизма.

Божесов, переодевшийся из своего casual–костюма в стандартный тёмно–синий двубортный пиджак с агрессивным пурпурным галстуком, лицедействовал перед толпами журналистов в холле с блестящим глянцем мраморным полом. Под тяжеловесными люстрами его встречал Президент республики с натянутой улыбкой славянского гостеприимства.

Епископу Евгению сотрудник службы протокола передал записку на плотной бумаге: «Официальная часть быстро пройдёт. На разговор за закрытыми дверями вы приглашены». Евгения отвели из людной части Дворца во внутренние коридоры. Там царила гнетущая тишина. Из гигантских окон падал дневной свет, от которого золотые элементы декора помещений начинали играть переливающимися бликами. Епископ поспешил выйти из этого символа вульгарного богатства. Открыв дверь, он очутился в чуть более скромном помещении. Это был длинный коридор с редкими дверями. Из одной вышел курчавый подросток в домашней одежде. Он остановился и с любопытством посмотрел на епископа.

– Из России? – спросил он нагло.

– Ага.

– Заблудился, поп? – в его голосе звучала хамоватая манера, свойственная детям глав государств.

– Я не поп, а епископ, – отвечал с достоинством Евгений, внутри желая ударить подростка.

 

– А мне–то наплевать. Я в Бога не верю, – говорил подросток с антиклерикальным вызовом, провоцируя Евгения.

Он стал ждать оправдательной реакции от епископа, но Евгений лишь смерил его сочувствующим взглядом и, сделав шаг вперёд, произнёс шёпотом:

– Да… Если честно, то я тоже.

Президентский сын, не встречая за свою практику троллинга священноначалия такого ответа, сбивчиво залепетал:

– Да? Но как же? Вам хотя бы положено притворяться!

– Знаешь, в того Бога, в которого не веришь ты, в того и я не верю… Потому что, когда ты говоришь: «Бога нет», в сознании всплывает фигура седовласого старца, сидящего на облачке и посылающего молнии на лысины грешников. Такого мне не надо. А вот если ты откроешь учебник догматического богословия, то, возможно, не будешь так скептически относиться к вере…

Подросток удивлённо посмотрел на епископа и хитро улыбнулся, оценивая ответ Евгения, как вполне достойный.

– Ах, вот вы где! – крикнул из–за спины сотрудник службы протокола. – Переговоры в другом крыле…

Он увёл Евгения из домашних помещений президентской резиденции. Взглянув на уведомления в новостной ленте, епископ увидел публикацию BBC–News: «Божесовская Белорусь: интеграция или интервенция?»

***

В скромном зале с маленьким белым столиком по центру сидели друг против друга по три представителя от каждого государства – Президент, министр иностранных дел и министр обороны. Божесов, ожидая пока его коллега отдаст распоряжения службе протокола, сидел и насвистывал: «Ясная, светлая, чистая, нежная – белая, белая Русь»…

– А это кто? – спросил недоумённо белорусский Президент, с лица которого исчезло благостное выражение официального приёма.

– Это мой политический советник по вопросам Европейской политики, – придумал на ходу Божесов, садясь за стол вперёд хозяина вечера. Евгений положительно оценил такой ответ.

– Да ты не парься, Саныч. Мы к тебе с открытым сердцем приехали, – потянулся Божесов, как будто вот–вот и закинул бы ноги на стол.

– И границами… – пробубнил Президент. – С чего мне вообще с тобой договариваться об интеграции? Ты последние дни досиживаешь, потом с Орловой и её Администрацией всё будем решать.

– Ой, не советую, – зевнул Михаил Александрович.

– Елизавета Николаевна не так сговорчива, как мы, – пояснил Даниил Николаевич своему коллеге, но предназначалась это фраза для всех.

– Она же чиновник, – продолжил Божесов. – Это я тебе чайный сервиз в подарок привёз и делегацию из двух ключевых министров и представителя интеграционного Комитета, – назвал новую должность епископа Божесов. – А Орлова привезёт с собой весь Комитет и двадцать тысяч страниц планов и дорожных карт. Засядете с ней за этим столом всей гопкомпанией и выйдите только тогда, когда каждое слово этой писанины по морфемам разберёте… Оно тебе надо?

– Ну, я с Елизаветой Николаевной попытаюсь договориться, – юлил белорусский лидер.

– Батюшки мои! Саныч, а я–то куда исчезну из политического бомонда? Да и что за мода, не дожидаясь условий, начинать отказываться? – манера переговоров у Божесова была странной, он полностью брал под контроль сознание всех присутствующих, рассеивая внимание на мелочи своего вольного поведения и убирая концентрацию с предмета обсуждения.

– Ладно, Михаил Александрович… Что на этот раз требуете?

– Да я разве Лапин, чтобы требовать? Я всё на взаимовыгодных условиях, – он толкнул локтем министра обороны.

– Кхм… – достал Максим Петрович толстую папку. – Мы хотим военную базу в Брестской области… Контингент в две с половиной тысячи военнослужащих, аэродром на десять истребителей, пятьдесят единиц бронетехники, не считая транспортные единицы.

– Я ещё хотел бункер там копать, – добавил Божесов задорно. – Но это какой–то моветон.

– Хорошо, – задумчиво сказал Президент, бегло пробегая глазами страницы и передавая папку своему министру обороны. – Мы изучим этот вопрос. Дальше?

– В Гомельской области мы предлагаем построить космодром, – сказал министр иностранных дел. – Вложив достаточное количество средств, мы сможем обслуживать запуски не только свои, но и международные. Это престижно и выгодно для вас.

– Так, – заинтересовавшись гораздо больше, протянул Президент. – Приятное предложение.

– А то! – согласился Божесов, демонстративно наливая воду в стакан. – Через три года построим, ещё через два на Луне сделаем научно–исследовательский центр… – он подал ещё одну папку.

– Но ты же понимаешь, что наши партнёры так просто мириться не станут с нами?

– Ну, по сути, что они нам могут сделать? – Божесов подался вперёд с этим вопросом. – Война? Брось. У нас масштабных конфликтов быть не может. Санкции реальнее, разумеется, но что нам санкции? Я за эти три месяца национализировал достаточное количество предприятий, чтобы обеспечивать всех всем необходимым – от гречки до валенок… Я даже думаю создать Европейскую космическую корпорацию и пригласить туда заинтересованных, будем осваивать Космос вместе. А не согласятся – ещё раз, я не Лапин, газ и нефть с лёгкостью перекрою, не моргнув глазом.

– Ты нас на кризис обрекаешь!

– Экономика – самая пустая на свете вещь! Только те, кто играют по правилам, страдают от кризисов. А мне на правила плевать.

– Уверен слишком ты… – скептически произнёс Президент. – Ладно, мне в целом нравится, так что пусть министры профильные начнут оба предложения обсуждать… Правда база – это трудно…

– Не бойся НАТО, – прервал Божесов. – Повторяю, бомбить тебя никто не станет. Вы не Югославия, да и мы близко. К тому же им сейчас не до наших империалистических планов.

– Ага… Что про интеграцию предлагать будешь?

– Всё прозаично и просто. В течение этого года окончательное создание единого экономического рынка, формирование общего Банка, валюту сделаем одну и потом, года за два, создадим стандартные правовые нормы для экономических процессов, бизнеса и прочего. Это все мои предложения по экономике.

– А таможня?

– Саныч, рынок–то один. Из Владивостока в Гродно восемь тонн тушёнки прогнать можно также, как из Вологды в Краснодар… Тут изложено всё, короче.

Вновь началось перелистывание страниц.

– Но ведь всё это нужно принимать двусторонними соглашениями или через какой–то общий орган власти? Парламент придётся создавать или ещё что–то.

– Неа, – игриво помотал головой Божесов. – Все решения оформим единым документом и вынесем по пунктикам на всенародный референдум. Так что в экономике обойдёмся без Парламентов.

– Удивил… Так это просто модернизация того, что уже есть.

– Ну, не совсем… Ещё я предлагаю слить наши армии в одну организацию, – тут наступило короткое молчание, спешно прерванное самим Божесовым. – Штаб будет, конечно, сборный. Министры будут ответственными за свои страны, а главнокомандующими Президенты не будут…

– А кто будет?!

– Другой институт, о нём позднее. Призывная система у нас схожая, так что без проблем… отменим её друг у друга. Вот, кстати, и повод прекрасный! – повернулся Божесов к Максиму Петровичу.

– Извините, – прервал белорусский министр обороны. – Но хочу сказать сразу, что такое сращивание может привести к непониманию офицерского состава и деморализации, как наших войск, так и ваших…

– Я об этом думал, – ответил учтиво Божесов. – И сразу скажу, что подобное сращивание займёт несколько лет… Поэтому предлагаю организовать некий Континентальный альянс, в который войдут наиболее сочные военные подразделения.

– Нас точно партнёры не поймут, – категорично заявил Президент.

– Поймут. Мы обставим это, как одну из ступеней интеграции… К тому же штаб–квартиру мы сделаем в Крыму…

– Ну уж нет! Тогда Украина нас не потерпит.

– Может быть ты и прав… Хотя я, как и любой социальный философ, не разбираюсь в общественных отношениях, но вы всё равно живете по моим правилам. Поэтому потерпят. Мы референдум повторный там планируем. Я договорюсь…

– Но для создания этого Альянса нам нужен повод, – справедливо заметил министр обороны.

– Верно, – улыбнулся Божесов. – Поэтому предлагаю нам провести совместную военную операцию!

– Какую? – спросил оживлённо Президент.

– Ты знаешь о коммуне в Витебской области? Там сектантская деревенька есть.

– Конечно, слышал.

– Ну, вот. Это центр терроризма. Лапин оттуда оружие привёз.

– Да?

– Ну, вид, что не знал, делать не стоит, – ухмыльнулся Божесов. – Так что предлагаю провести совместную операцию по противодействию терроризму и экстремизму… Создадим сводную группировку и проведём несколько рейдов. А через полгодика полноценный Альянс сделаем.

Епископ Евгений по изменившемуся лицу Максима Петровича понял, что этот план был придуман Божесовым только что, в процессе разговора.

– Что ж… Убедительно. А про новый институт управления ты хотел рассказать?

– Ну, пока что это моё ноу–хау для внутреннего пользования. Вот Орлова выиграет свои выборы, а потом Конституционную реформу завершит, с новой поправкой о создании специального органа власти… Все карты раскрывать не буду. Сам увидишь скоро, но это что–то вроде Политбюро.

– То есть формально ты всем будешь рулить? – оскалился Президент в хищной улыбке.

– Нет, – уверенно отрезал Божесов. – В моих руках будет только возможность влиять на ситуацию, используя свои рычаги по всем направлениям… И скорее всего, именно этот институт будет руководить союзным государством.

Президент Белоруси посмотрел пристально на Божесова, понимая, что тот травит его этим руководством.

– То–то я вижу, что у Орловой программа такая простенькая, – решил задеть он Михаила Александровича. – А вот оно в чём дело!

– Ну, не соглашусь. У Елизаветы Николаевны очень большие планы. Она добьётся гораздо большего и лишь из–за того, что зрит в самый корень проблемы – в семьи и образование.

– Ну, с образованием уже вы справились на славу! – подмасливал Президент.

– Это да, – позволил прислушаться к лести Божесов. – Но Орлова планирует улучшать науку. Наконец–то Россия сможет соревноваться с Лихтенштейном! Кроме этого, мы ждём поддержку института брака, борьбу с домашним насилием и развитие материнства и детства. Словом, довольно гуманистическая программа, до которой руки политиков–мужчин не доходили. При этом повторюсь, дисциплина и въедливость у неё будет ужасающая! Я перед её работоспособностью лапоть! Просто мне достаётся всё легко, везучий…

– Тогда на чём мы останавливаемся? После выборов мы встретимся с Елизаветой Николаевной, окончательно решим вопрос космодрома и военной базы и наметим стратегию создания Альянса и единого рынка?

– Да. А после создания для меня должности, подпишем все соглашения втроём.

– Ну, тогда на пресс–конференцию, а потом в баньку!

– Ох, Саныч… Шашлык?

– А как же!

***

Вечером возвращались в Москву в самолёте МИДа. Ни епископ Евгений, ни Божесов не были восприимчивы к алкоголю, а потому, невзирая на большой запас увеселительных напитков Президента Белоруси, сидели в очень трезвом состоянии за столиками и, эмоционально уставшие, отдыхали, листая ленту новостей.

– Видите какая она, политика? – продолжая смотреть в экран, спросил Божесов.

– Весело, весело… У вас всё–таки имперские амбиции, – также ответил Евгений. – Стиль правда забавный.

– Ну так! Я просто говорю с ними, как будто они хозяева своих стран, тешу самолюбие, говоря такие вещи, которые им никто не говорил. Тут легко было, он себя царём считает. А вот с европейцами сложнее, «менеджер» не всегда их покидает…

– Пишут, что дебаты Елизаветы Николаевны великолепны. Она всех раскидала.

– Да. Потому что они валили её через меня. Начали критиковать образовательную реформу, но зря, – Божесов улыбнулся. – Мало кто знает, но она одна из тех, кто ратовал за коллективное образование. 47% школ–пансионов это её заслуга полностью. А они на её детище захотели нападать! Дурачки…

– Не на неё, а на Пушкина, – заметил весело епископ, тут же поясняя свои слова: – Эту педагогическую утопию воспитания сформулировал именно он… Сказал, что дети в России в домашнем воспитании только растлеваются, а настоящее воспитание – лицейское. Чтобы спасти ребёнка, нужно оторвать его от семьи.

– Довольно циничная фраза для епископа, – задумался Михаил Александрович.

– Ну, это же Пушкин… Хотя доля правды здесь есть. Нам бы сильно помог условный Хогвартс… Кроме коллективного воспитания ничто не придаст такого толчка общественной идеи и гражданскому обществу, иначе возможные «Гарри Поттеры» сгниют в семьях «Дурслей».

– Хм… Предлагаете отрывать детей от родителей, епископ?

– Никогда! Семья – это святое. Но вот воспитывать детей по системе пушкинского лицея будет очень правильно.

– Что ж. Тогда будем увеличивать число пансионов, – рассудил Божесов.

 

Они вновь замолчали. Стюардессы принесли напитки.

– Михаил Александрович, – окликнул епископ.

– А?

– Я согласен.

– На что?

– Входить в ваш Комитет нравственности…

Божесов ничего на это не ответил. Ему звонила Орлова, с которой он начал разговаривать о принятых решениях и смешных ситуациях на переговорах, делясь впечатлениями с искренностью ребёнка. Закончив, он спросил у епископа сонно:

– Вы с Лизой говорили о смысле жизни в бессмертии, так? В Монако когда были… – сонно обратился к Евгению Божесов, когда закончил разговор по телефону.

– Да.

– Интересно, конечно, но мне кажется, что философия Толстого самая верная: «Прав тот, кто счастлив». Прав человек, любящий музыку, презирающий химию и проводящий время в блаженном существовании лентяя, и человек, любящий химию, уважающий труд, и считающий музыку и искусство неправильным иррациональным способом досуга. И правы они, если в своих убеждениях находят счастье.

Божесов откинул кресло, аккуратно зевнул и закрыл глаза, сохраняя на лице осмысленное выражение, епископ подумал: «Ты–то точно и счастлив, и прав». Он посмотрел из иллюминатора океан облаков, окружающий их полёт, и в голове повторились недавние слова Божесова: «Бог есть истина, Бог есть любовь, истина есть любовь».

Рейтинг@Mail.ru