Михаил Булыух
Марш анонимов. Крестопереносец
26. Волки, волки!
Попал.
Ну, не в саму бабку, а в вязанку.
Колобок, хоть и голова, но не боеголовка повышенной мощности, а потому «Бу-у-убу-у-ум!» не произошло. Вязанка лишь немного сбилась с курса, старуха громко выматерилась, заново ловя горизонт. И на крейсерской скорости, примерно тридцать пять километров в час, полетела дальше. Унося теперь вместе с княжной и уцепившегося ладошкой за хворостину колобка.
Возвращать дружинников было некогда, и Константин побежал. Следом за ним, как мог, спешил тоже пришедший в себя Пажопье.
Слава Господу, вязанка летела не по прямой, и не очень высоко, метрах в шести-семи над землей. А, следовательно, ей приходилось огибать высокие деревья и холмы. Пару раз на их пути встречались ручьи, и тогда бабка резко меняла курс. Видно, не могла пересечь текущей воды.
Кроме того, болтающийся сзади, истошно верещащий колобок, вероятно, нарушал скрупулёзно просчитанную, хрупкую аэродинамику вязанки. И ее постоянно мотыляло из стороны в сторону.
Тем не менее, рыцарь отставал.
Примерно через час бега он потерял из вида ведьму, и, призвав на помощь Пресвятую Деву, быстренько рассчитал в уме азимут. Другими словами, побежал туда, куда, по его мнению, стремилась попасть баба Гуля.
Лес, через который пролегал его путь, оказался не очень мрачным и буреломным. Да, передвижение замедлилось, но изредка долетавшие откуда-то спереди «ми-ми-м-и-и-и-и!» подсказывали верное направление.
Перед глазами бежали строчки, цифры, буквы, но Константин уже привык не обращать на них внимания. Он полностью сосредоточился на беге и лишь старался не споткнуться о какой-нибудь некстати подвернувшийся пень.
Лесная полянка обещала дать фору, и Полбу ускорился. Внезапно дерн под его ногами просел, земля провалилась, и рыцарь со всего маха грохнулся в тщательно вырытую и хорошо замаскированную волчью яму. Сверху посыпались травинки, веточки, листики… В конце прямо по лбу Полбу вмазала здоровенная лягушка.
– Ква, – сказала она. И прикинулась мертвой.
Константин сглотнул. Торчащий на дне ямы четырёхфутовый, остро заточенный кол, густо смазанный какой-то бурой гадостью, лишь чудом не пронзил его тело. Но напрочь испортил бриджи и подкольчужник, изорвав одежду в клочья.
Яма достаточно глубокая, почти в три роста Константина. Шириной в полтора. И на кого такие копают?
Наверху показалась осторожно заглядывающая в яму голова Пендаля.
– Хозяин… Хозяин? Господин барон, вы там как? Живы?
– Жив, слава Христу, мой добрый Пажопье… О-ох… Отвела Пресвятая Дева, помогла… Помоги выбраться.
– Хвала Господу… А как?
– Тебе там сверху виднее. Веревку какую найди. Или дерево сруби. Тут стенки отвесные, самому не вылезти.
– Ваша милость, я видел тут неподалеку иву. Могу сплести лестницу из прутьев. Но это займет время…
– Во имя Господа, поспеши! Не забывай, в это самое время прекрасная Данунашка подвергается, быть может, страшным опасностям! Злая колдунья, чье черное сердце…
Он все еще продолжал вещать тоном, который Пендаль мог бы принять за пафосный, если бы уже чуточку не разобрался в характере господина. Ничего не поделаешь, такой вот хозяин ему достался. До ужаса благородный.
В общем, корзинщик не вслушивался, а что было сил заготавливал материал для лестницы. Он прекрасно понимал, кто именно окажется крайним, если рыцарь не успеет спасти свою даму. Да и терять крафт-итемы высшего грейда не хотелось. Кроме того… Ему очень нравился колобок. Которому Пендаль всю ночь пытался придумать заказанное иностранное имя. И нежно полюбил всей душой, когда понял, что того можно использовать в качестве чемодана.
Наконец, Пажопье решил, что прутьев и веток достаточно. Сел на краю ямы и, болтая пухленькими ножками, принялся за работу.
Почти все два часа, ушедшие на этот процесс, со дна ямы слышались воодушевлённые речи, перемежаемые молитвами и угрозами. Угроз удостаивалась в основном баба Гуля, но перепадало и на долю Пендаля.
Наконец, лестница была готова, закреплена и спущена. Константин взлетел по ней, будто по мраморной, и, не останавливаясь, помчался в ранее выбранном направлении.
– Пожалуйста, – грустно буркнул в пустоту толстячок, покачал головой и начал сматывать лестницу. Бросать вещь было жалко, очень уж хорошо получилась.
Полбу бежал сейчас хоть и быстро, но гораздо осторожней. Попасть в новую ловушку или тупо наткнуться глазом на сучок совершенно не хотелось. Оцарапанные и сбитые руки кровоточили. Он ведь не сидел на дне ямы. Пытался вылезти самостоятельно, не дожидаясь ивовой лестницы. И за эти пару часов сорвался раз пятьдесят. В результате, помимо рук, болел еще и копчик. А красная полосочка укоротилась на четверть.
Возможно, именно из-за полной сосредоточенности на тропинке и опасения снова навернуться барон не заметил, что по его пятам следует волчья стая. И даже не одна. Две стаи, но это нам с вами ясно, так как уровни волков были разные, а Полбу этот факт был ни капельки не интересен. Одна стая – совсем нубская, со средним уровнем двадцать, зато большая, не меньше, чем в полсотни хвостов. Вторая – всего дюжина особей, но средний уровень уже пятьдесят, а вожак, так и вообще шестьдесят пятый.
Волки практически одновременно, напали с двух сторон. Меч сам прыгнул в руку, и первый гордый серый зверь, лишившись передних лап, покатился по земле скуля, как побитая шавка. Разворот, удар, и отсеченная оскаленная голова второго, мячиком взлетает ввысь.
Константин огляделся и решил, что жить ему осталось совсем недолго. Лавина серых тел была уже буквально шагах в десяти от него и вот-вот грозила накрыть рыцаря с головой. Если бы не два первогодка, впервые взятых на охоту и горевших желанием выслужиться, он бы ничего так и не заметил, пока на стало бы слишком поздно. Оставалось лишь продать жизнь подороже… Полбу прыгнул и прижался спиной к дереву. Возможно, успею помолиться перед смертью, подумал Константин, и начал…
– Отче наш…
Дерево скрипнуло, наклонилось, обхватило Константина ветвями-лапами и потянуло вверх.
– … иже еси на небес-с-с-с-с-с-си-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и!!!
27. Батюшка Ставросий
Волки сидели под могучим кедром уже третий час. Облизывались и следили за дергающимся метрах в семи над землей обедом.
Конечно, рыцарь висел в безопасности. Вы, должно быть, думаете, самое время помолиться, дочитать «Отче Наш», призвать молнии… Ага! Щас! Возможно, очередной «Аминь» и разметал бы стаю, но одна из ветвей, скорее всего случайно, а может и нет, заткнула рот крестоносца огромной шипастой шишкой. Потому получилась ситуация поистине патовая. Ни одна из сторон не могла добраться до другой или хоть как-то навредить. Барон более-менее свободно шевелил только пальцами и ступнями. Он даже головой вертеть не мог – две ветви зафиксировали его пушистый череп, словно в тисках.
Не будь меч волшебным и не приклейся к ладони намертво – давно бы выпал. Все тело затекло и ужасно болело. Но рыцарь не ныл и не жаловался. И не только из-за шишки во рту. Хотя, большей частью, из-за нее. Но не таков Полбу, чтобы впадать в уныние. Его утешение и опора – вера, щит – непреклонность, защитник его – сам Христос. И крестоносец, в отличие от любого нормального человека, давно бы сошедшего с ума, расслабился и молился про себя. И даже немножко поспал.
Короче, вопреки здравому смыслу, за себя Константин не боялся вовсе.
Он немного беспокоился за Пендаля, как никак доверился человек, рассчитывает на покровительство. И несмотря на то, что официальный договор ими еще заключен не был, Константин чувствовал за кандидата в слуги ответственность. Барон за своих горой стоял и обижать никому постороннему не позволял. Всегда обижал лично, самостоятельно. Мог и прибить, и покалечить, но, если это позволяли себе другие – мстил страшно. Внушало надежду то, что за несколько часов, прошедших с момента его пленения кедром, Пажопье так и не вышел к стае. Не иначе Дева Мария стопы корзинщика в иное место направила. А то съели бы толстячка вместе со стопами. И лаптями на них.
Но более всего рыцарь переживал за… А вот и не за княжну. И даже не за колобка. А за свою репутацию в глазах Боромира и Дымова.
Почему?
С его точки зрения – Данунашка невинное дитя, и погибели этого чистого создания Господь не допустит ни под каким предлогом. Колобок – вообще существо хоть и непонятное, но вполне способное постоять за себя. Полбу уже давно сопоставил его визг и внезапную слабость дружинников.
Прослыть вором, тайно похитившим волшебный меч, не хотелось. Он собирался честно вернуть вещи старосты, еще до того, как Сумкин придет в себя. Но вот, закрутилось… И теперь совершенно не понятно, что делать и как до Боромира донести всю скорбь и нелепость случившегося с крестоносцем несчастья.
Константин висел, молча молился и думал. Периодически, когда белая полоска опускалась до нуля – спал, восстанавливая ее, снова думал. Красная полоска медленно, очень медленно, гораздо медленней белой, но тоже укорачивалась. Тела рыцарь уже не ощущал совершенно. Никакого дискомфорта, кроме душевного. Именно так, наверное, чувствуют себя ангелы, подумал крестоносец. Ну, что же, нужно привыкать. Скоро на небеса, а там, буде выбор, попроситься в ангелы-каратели. И срубить этот кедр к едрене фене мечом огненным.
…
А что же Пендаль Пажопье?
Где этот достойный во всех отношениях, приятный, в меру упитанный мужчинка в самом расцвете сил, почти достигший вершины в нелегком труде корзиноплетения? Почему он не ринулся на помощь господину? Почему не погиб геройски?
Да потому, что не дурак.
И вовсе не заблудился корзинщик. Пропадать не хотел зазря, вот и все. Жизнь то одна, единственная, и прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно. Вот кредо Пендаля. А быть разорванным полусотней волков, что может быть больнее? На этой мысли корзинщик вздрогнул, его живое воображение нарисовало не менее дюжины гораздо более мучительных смертей.
– Тьфу, дьявол, – шепотом выругался он, сплюнул, и перекрестился. – Чур, чур меня.
Следы волков он заметил уже давно, тихонько крался по лесу, стараясь не шуметь и вообще не привлекать внимания. Благо, ветер, хоть и несильный, но дул навстречу, и волки не могли его учуять.
Пендаль видел, как рыцарь двумя ударами расправился с парой волков, и как его схватил шишень.
Шишни, вообще-то, существа совсем не агрессивные и проявляют активность только зимой, когда елочкам холодно. Некоторые, так и вовсе, всю жизнь просто растут, ни разу не выдав своей истинной природы. Но если в их присутствии начинают обижать другие растения, а тем более маленьких елочек, впадают в ярость. К сожалению, или напротив, к радости, шишни, как и все деревья туповаты. Да что там, просто идиоты, чего скрывать. И запросто посредине действия могут забыть, а чего они хотели-то. Так и тут, неясно, спасал шишень его хозяина или наоборот, насилие задумал. Теперь, верно, уже и сам не помнит.
Ждать, пока волки уйдут сами, Пажопье не стал. Во-первых, голодные волки кого хочешь переждут. А во-вторых, может измениться ветер. И тогда у волков появится еще одно блюдо – Пендаль в собственном соку.
До погоста было недалеко, он уже виднелся за поворотом, когда наши герои встретили злосчастную бабку. И корзинщик решил бежать за помощью. Ну, как бежать… Осторожно красться. Повстречать еще одну стаю совсем не хотелось.
На опушке, уже почти в лесу, но еще на дороге, мялись, не решаясь войти под сень деревьев, пятеро вернувшихся дружинников. Заметили-таки, что пропал их подопечный. Вернее, мялись четверо, а Степан Бадья уговаривал их идти искать пушисто-геройского идиота.
– Вы дружинники, слуги князевы! Чо, забыли какой наказ Боромир дал? Найти, принести. Ну, или привести!
– Боромир – уже не тысяцкий… – ответил первый дружинник.
– Да кабы не он, вас всех бы лесовик сожрал! Это он кладенцом корни его отсек, иначе не перевернули бы, не одолели ирода!
– Да кабы мы за ним не поехали, и лесовика не повстречали… – сказал второй.
– В общем так. Приказываю. Идем в лес. Спасаем всех. И с почётом домой.
– А ты вообще не наш десятник. Ежели у Козьмы зуб не заболел… – промямлил третий.
– Вот мог бы ходить, слез бы с лошади, да надавал вам по шеям. В общем так. Я в лес. Кто не трус – за мной. Остальные – на погост. Расскажите, что случилось, подкрепленье соберете… Знаю, в лесу опасно, но делать нечего – долг.
– Так и скажи, зацепили тебя слова этого кучерявого!
– Зацепили. И отношение его зацепило. И уважение. Ну, не могу я его теперь бросить… Вот раньше плевать мне на него было. А теперь нет… О, а это чо??? – дружинники схватились за мечи, и на всякий случай перекрестились.
Последнее восклицание относилось к вывалившемуся из кустов Пендалю. Выглядел он и правда неважно. Грязный, исцарапанный, с налипшими листиками и прочим мусором… Дело в том, что по пути корзинщик нарочно выбирал такой путь, где волчьих троп точно нет. И, как следствие, продирался сквозь малинник. В котором встретил медведицу с двумя медвежатами.
Медведица очень удивилась, увидев в своей вотчине человека. Медвежата тоже. И решили поиграть. Пажопье играть с ними не захотел и задал стрекача. Напролом, не разбирая дороги.
– А… Это ты… – Степан первым узнал перекошенное страхом лицо слуги благородного рыцаря. – Чо стряслось?
– Шишень… – Выдохнул Пендаль и бешено заозирался. – Волки! Много!
Будучи чистым крафтером, он не видел уровни дружинников. Уровни мобов мог определить, а вот игроков, неписей и чёрных – нет. Но предполагал, что воины примерно пятидесятые. А десятник – семидесятый, не меньше.
– Чо? Говори толком!
– Шишень схватил барона! А под ним волки, две стаи! В основном молодняк, но есть и матерые! Помогите!!!
Степан оглядел свой отряд. Те потупились, отводя взгляд. Лишь один – самый молодой, почти мальчик, у которого и борода-то форменная, скорее всего накладная, гордо выпрямился.
– Десятник! – браво начал он. – Я, как самый младший, готов исполнить свой долг! Прикажи – и я помчусь за помощью как ветер!
Степан вздохнул. Ноги болели страшно. А на коне по такому бурелому попробуй проберись.
– Вот, чо… Супротив шишеня мы не бойцы. Да и стая… Делаем так. Ты, Тимоха, скачи в погост. Объясни, чо… Пусть староста подмогу соберет и мешка два соли захватит… Ну, он знает. Сам меня учил. А мы… Мы… Мы тут будем ждать, чтобы вам, значится, потом нужное место не проскочить. Давай, ноги в руки!
…
Подмога, в лице дюжины воев прибыла часа через три. Самого Боромира не было, видно, не здоровится старосте. Зато, вместе с ними прискакал батюшка.
Отец Ставросий славился на всю округу крутым нравом, суровостью и практически не вмещающейся в бочкообразном теле святостью. Святость переполняла батюшку регулярно и выплескиваясь, периодически изменяла чью-то жизнь кардинально. В такие минуты рядом с батюшкой лучше было не стоять. Он мог так засвЯтить кадилом, что и в себя придешь не скоро, а то и вовсе Богу душу отдашь. Конечно, Богу, не может же батюшка, да черта тешить???
В общем, это был человек из разряда «на бога надейся, а сам не плошай». До того, как посвятить жизнь свою служению божию, служил батюшка на корабле боцманом. И сохранил с тех пор некоторые привычки, на кои церковное начальство, в лице епископа Кондратия, смотрело сквозь пальцы. Был батюшка Ставросий из черных, но из тех немногочисленных черных, кто посвящен в тайны существования Клубов, Игроков и неписей. Будь воля Кондратия, давно бы Ставросий примкнул к Светлым. Однако, не все так просто. Кандидатура трижды рассматривалась Советом и трижды отклонялась. И на то были вполне объективные причины, излагать кои сейчас не к месту. Через пару месяцев Совет Светлых Сил Руси (СССР), должен был снова поднять этот вопрос. Ставросий очень хотел стать неписем. И даже, на всякий случай, перестал бить на исповедях грешников. Хотя, ежели видел творящееся вот прямо сейчас непотребство, мгновенно вспоминал сентенцию «добро должно быть с кулаками» и доносил свет истинной веры путем вбивания заповедей непосредственно в головы. Хотя, бывало, что и в почки. Короче, в его присутствии, в радиусе пятидесяти километров, жили по-божески абсолютно все.
В его черную рясу были вшиты толстые металлические пластины. Под ней виднелся бело-голубой полосатый подрясник и красивые татуировки. Одна с надписью «За ВДВ!» (как он расшифровывал: «За Верность Делу Вседержителя!»). И вторая, с красивой голой женщиной, которую он выдавал за Марию Магдалину до знакомства со Спасителем.
Полупудовое кадило, с которым он не расставался, вполне могло сойти за кистень, огромное серебряное распятие оснащено выкидным ножом размером с гладиус, а четки, держащиеся на гибкой проволоке с затяжной петлей, очень напоминали гарроту. Вот таким был отец Ставросий. Хотя почему – был? Он такой и по сей день. Что ему сделается, под защитой божией? А, да… Вислые усы и оселок завершают его портрет.
Батюшка как мог благословил ожидающих дружинников, и они, уже отрядом почти в двадцать душ, поспешили на выручку заплутавшего агнца божия. Вел их Пендаль, который почему-то батюшке с первого взгляда не понравился и был обозван козлищем.
28. Сила искусства
Жевать сухую колючую шишку, да еще и без орешков, очень невкусно. Дело долгое, но терпение есмь добродетель, и рыцарь давно воспитал его в себе. Наконец, ему удалось выплюнуть хвойно-деревянный кляп. Рот был весь исколот, поцарапан, заполнен щепками и шишечными ошметками.
Эта маленькая победа воодушевила Полбу, и он решил возблагодарить Вседержителя.
Подвигал челюстью, разминая затекшие мышцы, поворочал языком…
– Аы-ын…
Красная полоска, заполнена чуть больше, чем наполовину. Все тело одеревенело, и будто стало частью кедра. Но, хвала Богу, теперь вслух помолиться можно. Не за себя, за Данунашку и Пендаля. Здесь, на дереве, к небу ближе, Господу услышать будет проще.
Но для начала крестоносец решил спеть, дабы восстановить подвижность речевого аппарата. И затянул:
– Ав-ве-е-е-е Ма-а-а-ари-и-ия-я-я-я-я…
Волки, до того занимающиеся своими делами, как по команде подняли морды вверх и навострили уши. Когда рыцарь в первый раз выдал «А-а-а-али-илу-у-уй-йа-а-а!!!», ему хором подвывали уже полсотни глоток. В волчьей среде вокальные данные Константина были приняты на ура. Вернее, «у-у-у-уа-а-а-а-а-а-а!!!»
Коллективный волчий концерт стряхнул дремоту с сонного леса. Птицы вспорхнули повыше, некоторые вообще улетели. Белки, ежи и прочая лесная мелочь попряталась в норы. Даже кузнечики с бабочками перестали мельтешить в траве. Медведица, давно учуявшая волков, и решавшая, стоит ли преподать медвежатам урок лапопашного боя, поняла – не в этот раз. Слишком уж тут много противников. И предпочла удрать подальше, прокладывая путь сквозь валежник. За ней, в кильватере, кувыркаясь и озорничая, топали медвежата.
Восстановив связки, Полбу прочел «Отче Наш»… Но боевой режим в данный момент был не активен, «Аминь» не призвал молний. Собственно, крестоносец на это и не рассчитывал, не привык еще к прямому божественному участию в своей судьбе.
Волки зачарованно слушали. И кивали соглашаясь.
Проникся даже шишень. Креститься он не мог. Во-первых, нечем. А во-вторых, просто не умел, не учил его никто. Зато вспомнил, вернее осознал, что держит в ветвях зачем-то поднятого человека и аккуратно положил на землю.
Волки осторожно приблизились. Молодняк держался позади, а крепкие, высокоуровневые особи обступили крестоносца полукругом.
«Вот и все, – в который уже раз, подумал барон. – Сейчас съедят. Хорошо, тела не чувствую. Раз, и уже в Раю».
Но волки не спешили нападать. Напротив, самый большой и массивный волк, с торчащим будто палка хвостом, вероятно, вожак, подошел к рыцарю и лизнул в нос.
Перед глазами рыцаря побежали строчки, сменившиеся двумя красными кнопками. На первой – две буквы, на второй – три. Он мысленно пожал плечами и нажал первую. Цвет буковок над головами волков изменился с красного на темно-оранжевый. Не такой оранжевый, как у колобка, у того-то почти желтый, а у волков – ближе к коричневому. Рыцарь эту перемену заметил, но потаенного смысла не осознал.
Первая, высокоуровневая стая тут же ощерилась на вторую. Молодняк, хоть и мельче раза в полтора, чуял численное преимущество и не особо боялся. От второй стаи отделилась пара, чуть покрупнее прочих. Боком, поджав хвосты, приблизилась к барону. Самка и самец. Тут явно верховодила дама. Лизнув рыцаря в нос, прижалась к земле и заскулила по-собачьи.
Рыцарь второй раз нажал кнопку. Теперь, все волки щеголяли оранжево-коричневыми надписями, и старшие, расслабившись, перестали враждебно поглядывать на молодняк.
Постепенно тело возвращалось к жизни. Полбу, несмотря на дикую, почти непереносимую боль, радовался. Понимал, скрутившая руки и ноги боль уйдет, когда восстановится кровообращение. А вот чего он не понимал, так это что же случилось с волками. Нет, он не был против такого исхода. Просто, с чего бы это?
Он лежал, медленно приходя в себя, и, чтобы не скулить от мучений, тихонько (как ему казалось), напевал. Волки внимали. Шишень опять отрешился от мироздания и притворился обычным кедром. Вот что у шишеней хорошо получается, так это в нирвану входить. Им для этого и делать-то ничего не нужно. В этом плане они человеков давно обогнали и лишь немного отстают от гор.
Наконец, рыцарь смог, правда с трудом и кряхтением, сесть. Почти сразу встал. И мгновенно упал на подкосившихся ногах. Рано, понял он. Еще минут пятнадцать осторожного сгибания и разгибания конечностей. Приседания, повороты, несколько отжиманий. Все равно в теле ощущалась слабость. Но, так или иначе, а на выручку даме сердца нужно спешить. А то, мало ли… Вдруг ее кто другой спасет, неудобно получится, нехорошо.
Волки вроде не возражают, передумали его есть, ну и бог с ними. А дерево это… Нужно запомнить и обходить такие стороной. А еще лучше вовсе эту нечисть извести.
Полбу осмотрелся, вспомнил куда шел и двинулся в путь. Волки последовали за ним. Барон ускорился. Волки побежали. Остановился. Волки тоже.
Константин почесал пушистый затылок.
– Сидеть.
Волки посмотрели на него с недоумением.
– Лежать!
Волки оскалились, а некоторые даже зарычали.
Да, это не собаки, подумал рыцарь. Требовать лапу он не стал.
Бег в сопровождении серой стаи оказался легок. Могучие звери верно просчитали направление и торили барону путь. А молодняк прикрывал с боков.
Буквально минут через двадцать барон выскочил к почти круглому лесному пруду, больше похожему на болото. А на противоположном берегу стояла небольшая добротная избушка на высоких подпорках. Из короткой печной трубы валил густой черный дым.
