Михаил Булыух
Марш анонимов. Крестопереносец
39. Трезвость – норма жизни
– Вот Пещера Индрика-Зверя. Индрика давным-давно нету, сгинул неизвестно где и не пойми куда. Но пещера его – вот. Бесконечная. Я, по крайней мере, всю ее так и не облазил. Там такие лабиринты, что стоит зайти поглубже – навряд ли выйдешь.
Отряд в сопровождении Боромира стоял у крепкой дубовой двери, подпертой двумя огромными бревнами. И тяжеленым камнем, больше похожим на маленькую скалу.
– Дверь смастерили, дабы мальцы не лазали. Но все равно умудряются. Только за три последних года потерялись в пещере пятеро. Что поделать – мальчишки… Двоих мы, кстати, нашли. А троих – нет. Вот, когда искали – наткнулись на узкий лаз. Там только на четвереньках можно проползти или на брюхе. К нему можно пройти, если повернуть четыре раза направо, четыре – налево, потом снова четыре направо. Выйдете в зал с большим подземным озером, почти круглым. На дне озера будет что-то светиться, но лезть и доставать это – не советую. Те, кто нырял – больше не вынырнули. Так вот, войдете в зал, и через пятнадцать шагов справа будет этот самый лаз. На высоте в полтора роста примерно.
Константин, Ставросий и Пендаль слушали внимательно и не перебивая. Фофан, хоть и не перебивая, не внимательно. Очень мучился похмельем. С непривычки, наверное.
– Ну, вот… Лаз прямой, без ответвлений. Ну, в смысле, не то чтобы как стрела прямой, извивается немного, но без неожиданностей. Через него попадете в Подземные Хоромы. Мы несколько раз там засаду на Крота устраивали и дожидались-таки. Но он всякий раз ускользнуть умудрялся. Зато всегда возвращался. Даже если мы там все ломали и рушили – восстанавливал. Постоянно. Так что, думаю, и сейчас вы его там застанете. Он, как и всякая порядочная нечисть, днем всегда спит, поэтому мы вовремя.
– Я с вами тогда не ходил, – вмешался отец Ставросий. – Какой он? Чем опасен? Опиши.
– Да не знаю, я его даже не видел ни разу. Огонь там не горит, свет только от гнилушек да от редких вещей… Вот, у барона шпоры и Крест будут светиться, у тебя, батюшка, кадило да распятье, у мастера вашего – фляжка. А вот Фофан…
– Ми – ми-и-и… – видно, на колобка напал нешуточный сушняк и мимикалось ему с трудом.
– Говорит, что и так в темноте отлично видит, – перевел корзинщик.
– А, ну хорошо… В общем, он убегал постоянно. У него там нор – видимо-невидимо. Никому ничего плохого сделать то ли не мог, то ли не успевал. Так что вы, прежде чем его ловить начнете, чем-нибудь все норы заткните. Хотя, сложно это будет, больно много их… Э-э-э-эх!!! Кабы мог я с вами пойти!!!
– Сам знаешь…
– Да, знаю! Знаю! С Богом!!!
И Боромир широко перекрестил отряд, накладывая слабенький, зато долгоиграющий баф к удачливости.
– А как же мы сюда войдем? Проход ведь завален. Да и дверь заклинена… – рыцарь с сомнением осмотрел конструкцию. – Нужно было пейзан с собой взять, чтобы расчистили. А потом снова вход замуровали.
– Ну, во-первых, вход – он же выход. Если замуровать – то вместе с вами, – ухмыльнулся Боромир. – А во-вторых, за этой дверью – голая скала.
– Как так? А тогда зачем…
– А что бы никто не догадался.
Староста раздвинул кусты и указал пальцем на нору, с виду похожую на неглубокую скальную трещину. Не более метра высотой и полуметра шириной. Наполовину заваленная всяким мусором, типа мелких камушков, веточек и позапрошлогодних листьев. Совершенно неинтересная и унылая дырка. В такую пацанва и лезть не захочет. Что там делать? В прятки играть? Дык, не маленькие уже.
– Вот, настоящая Пещера Индрика-Зверя. Дальше объяснять?
Объяснять не пришлось, все всё поняли.
Ну, кроме колобка, но тому было пофиг. Ему было плохо. Он уже в тысячный раз за это утро зарекся пить вино.
– Там, в пещерах, никто не живет. Просто, если вдруг кто и заведется – быстро заблудится и подохнет. Так что, если с пути не собьетесь, ничего страшного не произойдёт… Повторите очередность поворотов.
Все повторили, даже Константин не сбился. До четырех он считал с некоторых пор вообще без ошибок.
– Хорошо… Услышите стоны, плач и топот – не обращайте внимания. Живых там нет, спасать некого. Просто ветер, эхо или бесплотные призраки. Помните о цели и идите только к ней. А я… Мне пора к посаднику. Может, службой смогу искупить…
Боромир громко вздохнул.
– Барон, – сказал на прощание Константин. – Я понимаю ваши чувства. И прошу об одном – перестаньте себя корить. Вы поступили, как истинно благородный человек и христианин. Зло же все равно было повержено. И кто знает, чего бы натворило это отродье, не повстречайтесь вы тогда.
– Нужно было убить его сразу! – прошипел староста, сжав огромные кулаки.
– Убить молящего о милосердии? Да, он был злом. Но в даже в нем была искра света Господня. Вот она.
Рыцарь показал на блюющего Фофана и, поморщившись, отвернулся.
– Хотя, эту искру еще придется раздуть.
Было видно, что напряжение, сковавшее Боромира, немного спало. Он поочередно обнял всех, немного поцарапавшись о бывший свой, а теперь рыцарский доспех. Утер одинокую слезу и молча зашагал к погосту.
– Вперед! – сказал Константин. – ДЕС ВАЛЬТ!
И гордо скрючившись, первым протиснулся в трещину.
…
Действительно, особых неприятностей тьма пещеры не представляла. За исключением нытья Пендаля, доставшего даже колобка рассказами о том, как именно безобидному крафтеру страшно. Множество вещей классом не ниже редких вполне достаточно разгоняли подземный мрак. Не то что бы совсем светло стало, но вполне достаточно, чтобы не долбануться головой об очередной сталактит.
Отсчитав нужное количество поворотов, отряд вышел к озеру. Противников или стоящих внимания препятствий им не встретилось, и путники немного расслабились.
– Ваша милость, можно я водички наберу?
– Нет.
– Ну-у-у-у, ва-а-а-аша-а-а ми-и-и-илость…
– Стой! Куда?!!!
Фофан, не спрашивая разрешения, ломанулся к озеру со светящимся дном и припал к воде. Сушняк доконал бедолагу.
Вы, наверное, думали, что сейчас из воды выпрыгнут гигантские щупальца и утянут несчастного на дно? Или вылезут какие-нибудь скелеты и начнется неравный бой? Или колобок, отравившись, умрет в страшных мучениях?
Ничего подобного не произошло.
Фофан напился, и путешествие продолжилось.
А Пажопье под шумок успел наполнить фляжку.
Присмотрелись к светящемуся ровным зеленоватым светом непонятному предмету на дне кристальной чистоты озера. Но что это такое, не поняли и решили не ломать над этим головы.
Тишину разбавлял лишь мерный стук капель и дыхание спутников.
Лаз, как и было сказано, обнаружился. Вот только был перегорожен вмурованной в стену решеткой.
Зачем и кто ее установил – совершенно неясно. Крот? А не проще ли тогда обвалить тоннель? Или, учитывая его землеройные таланты, понаделать отводы-ловушки. Деревенские? Точно нет. Староста бы знал и уж о таком препятствии, несомненно, сообщил.
Поскольку иного пути приключенцы не знали, решили решетку ломать.
Решить – легче, нежели сделать.
Особо шуметь они не хотели, в пещерах звук разносится очень далеко. Потому, орудуя кинжалами, в час по чайной ложке ковыряли каменной твердости цемент. Ковырял Пендаль. Во-первых, как слуга, обязанный делать подобную работу, а во-вторых – крафтер-универсал, у которого хоть на несколько единичек прокачан навык каменщика.
Константин и Ставросий молчали и недовольства не выказывали. Почему недовольство должно было иметь место? Так ведь, чтобы дотянуться до решетки, толстячку приходилось попеременно сидеть на плечах то у одного, то у второго.
Спустя несколько часов один из прутов решетки поддался и со скрежетом вышел из паза. Вслед за ним выскочили остальные.
Корзинщик подул на горящие огнем ладошки и решил вознаградить себя за труды парой глотков вина. Все это время фляжка находилась на ответхранении Фофана, дабы не ухрюкался почтенный мастер до окончания производственно-ломательного процесса.
– Демонтаж конструкции окончен, – доложил он. – Спускайте меня, ваша милость.
Константин хекнул и присел на корточки. Его изрядно утомил и бесконечно стеснял этот самый демонтаж. Мало того, что толстячок весил как пять среднестатистических дам сердца разом, которых рыцарь время от времени носил на руках, так еще на голову, в глаза, в нос и в уши постоянно сыпалась каменная крошка. Да и увидь какой посторонний рыцарь восседающего верхом на господине слугу – позора не оберешься.
Колобок, предупрежденный о том, что выдавать Пендалю флягу можно только по окончании работ, придирчиво выполнял функции госконтроля. Он высоко подпрыгивал и старался разглядеть брак. Наконец, убедившись в отсутствии наличия преграды, с явным неудовольствием вернул Пажопье фляжку.
Корзинщик припал к горлышку, сделал два громадных глотка. Замер и упал столбом, как стоял. На спину упал, гулко стукнувшись затылком о каменный пол. Темно-бурая жидкость вытекала из зажатой в руке фляжки, образуя отвратительно выглядевшую лужу.
Батюшка среагировал первым.
Пинком отбросил злополучный Грааль. Склонился над Пендалем, ощупывая, обнюхивая и осматривая.
– Слава Богу. Жив. Просто пьян вусмерть.
– С двух глотков? – удивился взволнованный рыцарь. – С его-то привычкой к этому делу?
– Вино-о-о – ка-а-а-ака! Фо-о-офа-а-а-ан – нет!
– Это не вино. – Ставросий разглядывал быстро испаряющуюся лужу и хмурился. – Не знаю, что, но точно не вино.
Опасливо макнул в жидкость мизинец левой руки, поднес к носу. Вдохнул. Перекрестился. Быстро лизнул.
Полбу еще никогда не видел настолько пьяных священников.
Развезло батюшку мгновенно и совсем. Он плакал, смеялся, каялся, рвался в моря, обещал всех победить и поминутно интересовался у Фофана уважает ли тот его. Напоследок, спев заплетающимся языком похабную песенку о новгородском князе и его отношениях с вечем, заснул, громогласно храпя.
– Пресвятая Дева, и что делать? – растерянно пробормотал Константин.
И правда. Половина отряда выбыла из строя еще до прямого соприкосновения с противником. Ждать, когда протрезвеют? Так ведь время идет, а княжна до сих пор не спасена.
Но и оставлять в подобном беспомощном состоянии боевых товарищей рыцарь не привык.
Подобная дилемма решалась, с точки зрения крестоносца, только одним способом. Обращением за советом непосредственно к Вседержителю. Дабы до Вседержителя дозвониться поскорее и получить ценные указания, рыцарь опустился на колени перед мягко светящимся крестом и принялся громко молиться.
Начал с молитв католических, крестясь слева направо. После перешел к православным и закрестился справа налево. Когда запас молитв уже подходил к концу, а абонент еще не отозвался, дошла очередь до той, которая снимает малое отравление.
Батюшка перестал храпеть, застонал и, тяжело опершись на локти, приподнялся. Пендаль лишь пукнул, более ничем не выказав признаков, теплящейся в складках жира жизни.
Отец Ставросий осмотрелся и нахмурился. Видно, все вспомнил. Покряхтел, помаялся, попросил водички. Водички не оказалось, единственная емкость была наполовину заполнена той самой убойной гадостью, из-за которой он сейчас и просил водички.
Батюшка прошамкал что-то сухими губами и чуть ли не на карачках пополз к светящемуся озеру. Раз колобок пока не сдох, то и меня Бог милует, рассудил он.
С каждым глотком возвращалась бодрость и сила духа. Велико было желание залезть в это целебное озеро целиком, но батюшка хорошо помнил предупреждение Боромира.
– Видно, не простая здесь вода, – сказал он, окончательно придя в себя. – Давай-ка этого пропойцу отлить ею попробуем.
Носить воду в ладошках было неудобно, потому понесли самого Пендаля. Положили лицом в воду, подождали полминутки…
Корзинщик воспрял, закашлялся, отплевываясь, попытался уползти куда-нибудь и там спрятаться от мучителей. Было видно, он еще далеко не полностью протрезвел. Только мычал, хрюкал и неумело лягался. Ставросий и Константин напряглись и в целях профилактики макнули Пажопье еще разок. Потом еще. И еще.
– Вино-о-о ка-а-ака! – назидательно повторял Фофан каждый раз, как несчастного вынимали дабы дать отдышаться.
– Ва-а-аша-а-а ми-и-и-илость! – наконец взмолился корзинщик почти человеческим голосом. – Я… уппф-буль-буль-буль… бр-р-рупф-фст-тсс-… в порядке! Хватит! Больше не надо!
– Вино – ка-а-а-ака! – снова тонко намекнул колобок довольно щурясь.
– Вынимаем? – спросил батюшка.
– Давай еще раз, на всякий случай, – решил крестоносец.
– Не на…бр-буль-буль-буль… пф-ф-ф-фрст…
Потом долго обсуждали, вылить ли из волшебного Грааля мерзкую гадость, наводящую алкогольное отравление одним своим видом. Хозяйственный Пендаль настаивал, что, мол, может пригодиться, хотя б в медицинских целях и ему дозволили гадость оставить. Но строго настрого запретили пить и даже нюхать. Пажопье на всякий случай наполнил бутылку до краев, ведь почти половина пролилась впустую.
И отряд, наконец, полез в дырку, ведущую к…
…
Существо постепенно собирало себя. Нет, оно не ползало, приклеивая оторванные руки-ноги. Оно собирало себя духовно. Метафорически, сосуд, некогда содержавший в себе сущность Данунашки, опустел и теперь наполнялся из полноводных источников, бьющих в округе.
А в округе били только весьма специфические источники. Ненависть. Злоба. Жадность. Гордыня. Зависть. И прочие в таком вот духе… Зачерпнув отовсюду по чуть-чуть, существо перемешало все это в себе.
Хм, а это что? Тут такого не было… На самом дне себя оно обнаружило золотистое уплотнение, похожее на ложку меда в бочке дегтя. Существо попыталось понять, что это, но не смогло. Уплотнение мало-помалу растворялось в агрессивной среде негатива, и существо решило не заморачиваться. «Само собой, рассосется», – подумало оно.
А пока…
– Приказывай, хозяин, – сказало существо, склонив точеную голову, некогда принадлежавшую гордой польской княжне. Паутинки, неимоверное количество паутинок, росли там, где некогда были прекрасные рыжие волосы. И если кто-нибудь осмелился бы заглянуть существу в глаза, он бы ужаснулся. Глазных яблок не было. Вместо них из глазниц выглядывали шевелящие лапками пауки.
40. Во мраке
Лезли долго, успели дважды устать.
Наконец, лаз кончился.
Поскольку первым, как и положено, полз предводитель, именно он и уперся головой об очередную решетку. Так же, как и в первую, вмурованную в стенки тоннеля.
Барон попытался разжать прутья. Понял, что прутья не разожмутся, придется снова ковырять и отдал соответствующий приказ. Приказ звучал так: «Ползем назад».
И они поползли. На карачках, задом наперед. Просто потому, что места в тоннеле для разворота не было. Да и пропустить вперед Пендаля Константин не мог, тот просто не протиснулся бы. А ковырять самому… Константин опробовал силы еще на первой преграде. Выходило, Пендаль ковыряет раз в сорок быстрее совсем не прокачанного в этом плане крестоносца.
Задом наперед ползли в два раза дольше, потому устали четыре раза. Только Фофан, будучи самым маленьким, чувствовал себя в лазе более-менее комфортно. Хотя и ему, ввиду отсутствия рук, ползти было неудобно и приходилось передвигаться гусиным шагом. Потом он догадался втянуть ножки и смог катиться. Только для этого пришлось снять чудо-лапти. Да и недалеко, потому что выход плотной пробкой перекрывал Пендаль, пыхтящий позади всех.
Выбрались. Быстренько освежились у озерка, попили водички, и, сменив порядок следования, поползли снова.
Может потому, что на первой решетке Пажопье трижды апнул скил «Строительство», а может просто эта решетка была укреплена хуже, но справился корзинщик гораздо быстрее. С трудом протиснулся в выход из лаза и…
Застрял.
Константин, ползущий в этот раз вторым, понаблюдав минутку за болтающимися в воздухе ножками, все понял. Попытался протолкнуть толстячка вперед. Ножки стали дрыгаться активнее, видно, Пендалю стало больно. Все звуки, предположительно издаваемые корзинщиком, глушились его же тушкой, наглухо заткнувшей проход.
– Господи, прости меня грешного, – пробормотал рыцарь.
Схватил слугу за ноги, потянул назад.
– Ва-а-а-аша милость, не надо! – пискнул Пендаль, оказываясь в лазе целиком в сопровождении громкого «ЧПО-ОК!»
– Тихо, бездарь! – шикнул рыцарь. – Сможешь проход расширить?
– А куда деваться, – вздохнул тот. – Не назад же ползти снова. Да и вы ведь в доспехах. Тоже не протиснетесь.
И Пендаль еще несколько часов крошил цемент и выворачивал камни. Пока не увидел, что вот теперь точно пролезет. И пролез.
Изнывающий от жажды деятельности и от простой жажды тоже, Константин, вывалился из тоннеля, грохоча доспехами. Благо, упал он на мягкое, и не особо дзынькнул. Мягким оказался все тот же многострадальный Пажопье.
Полбу немного размялся, подвигав руками, помог выбраться батюшке, и вынул прикорнувшего колобка. Вот уж кто не особо страдал. Полз последним, и потому за время вынужденного простоя пару раз успел сгонять к озерцу с целью попить. К сожалению, принести не мог, ввиду отсутствия рук и тары. Даже шлем рыцаря для этой цели не годился. Техрегламент странного шлема предусматривал небольшие конструкционные отверстия. Видимо, для лучшей вентиляции макушки и предотвращения перегрева мозга.
Комнатка, в которой они оказались, была небольшой и до чрезвычайности захламленной.
Причем, как ни старались они распознать хоть что-то из всех этих наваленных грудами вещей – не смогли. Еще бы. Автоматические винтовки М-16, ящики с гранатами RAW, пулеметы М2А1 упаковки обойм и патронов россыпью… В общем, не опознали ничего.
В соседней комнате находился склад продовольствия. Впрочем, это мы с вами догадались бы, что в консервных банках еда. Для средневекового отряда это были просто круглые фиговины неизвестного назначения. А уж всякие дошираки в полиэтилене могли вызвать у привыкшего к здоровому питанию рыцаря, разве что, рвотный рефлекс, но никак не слюноотделение.
Так и пошло.
Каждая из комнат забита чем-то полезным, но совершенно непригодным к использованию. Хотя бы без базовых навыков современного нам человека.
Больше всего обрадовались большой комнате с кучами упаковок крашенной бумаги. Небольшие по формату листочки серо-зеленого цвета с портретами глупо ухмыляющихся мужиков пришлись как раз кстати. Пендаль уже давно маялся животом и, воспользовавшись оказией, облегчился весь отряд. Для этих целей набрали листочков впрок, загрузив в Фофана килограмма три. Им, конечно, далеко до листа лопуха, но тоже сойдут.
За очередной дверью комнаты-склада не оказалось, а оказался длинный коридор с белыми стенами. Освещенный свисающими с потолка круглыми волшебными светильниками. Ага, на сорок ватт, все верно.
Идеально прямой коридор заканчивался распахнутой настежь тяжеленой металлической дверью с крохотным круглым застекленным окошком. За ней – маленькая пустая комнатка и вторая, точно такая же, дверь, но запертая.
Возились не менее получаса, а открыть не смогли. Развернулись и пошли искать другой путь. В одной из складских комнат, под грудой коробочек с непонятными плоскими штуковинами с налепленным изображением надкушенного яблока, обнаружился люк.
Металлическая лестница качалась и скрипела, но не обвалилась даже под весом закованного в латы рыцаря.
Подвал оказался могильником.
Несколько сотен трупов лежали вповалку друг на друге и было видно, умерли эти люди страшно. В жутких мучениях. Кроме того, поедая друг друга. Абсолютно все тела в уже знакомых рыцарю пятнистых комбинезонах. И с неизвестными этому продвинутому знатоку геральдики эмблемами на рукавах.
Поскорее покинув проклятый подвал, продолжили поиски.
Ничего не нашли и вернулись в комнату с лазом. И только тут Константин заметил: в паре метров от дыры, из которой они вылезли, есть еще одна. Чуть шире предыдущей, но снова забранная решеткой.
Пендаль простонал что-то неразборчивое и снова принялся долбить и царапать. А рыцарь и батюшка пошли на поиски тары, дабы отправить Фофана за водой.
Константин нашел плотно закрытые канистры, которые, как ни старался, откупорить не смог. И слава Богу. Он того не знал, но внутри находился напалм, мало бы тут никому не показалось. А вот отец Ставросий обнаружил обычное жестяное ведро литров на двадцать. Его тут же вручили Фофану и тот бодро укатился, толкая ведро перед собой.
Пока Пажопье работал, священник и крестоносец успели подремать. Наученные опытом, запустили в откупоренный туннель Пендаля первым. И не прогадали. На том конце опять была решетка.
Долго ли, коротко, но и это препятствие корзинщик устранил.
Комната, в которой они оказались, совсем не походила на предыдущие. Гладко оштукатуренных и окрашенных стен не было и в помине. Светильники отсутствовали. Пол земляной, а с потолка свисают корни деревьев.
И многие десятки, если не сотни дыр в стенах, подобных той, из которой они вылезли. Но, хвала Господу, не зарешеченных.
Посовещавшись, решили, что проверять все лазы смысла нет. Не иначе, место это – база Крота, с которой он и совершает вылазки. А вернее – ее прихожая. А ходы – второстепенные и приведут не известно куда, но по-любому не туда, куда им нужно.
Затыкать дыры не было ни времени, ни желания. Не говоря уже о материалах. И потому, следует найти тот единственный лаз, который ведет к кротовьей лежке. И уже оттуда не допустить побега разбойника в этот зал.
Как найти? Да проще простого. Сквозняк. Если все пути, кроме одного, ведут на поверхность, то из них должно дуть. А вот из того, что оканчивается в подземной опочивальне – нет.
Порылись в запасах Пажопье, переносимых вместительным Фофаном. Нашли несколько подходящих дрынов, кусочков ткани и чего-то похожего на маслянистые шишки. Огниво тоже нашлось у хозяйственного Пендаля. Он пробурчал что-то о переводимых в пустую крафт-инграх, но спорить с работодателем не осмелился.
Огонек горел еле-еле и как-то нехотя. Постоянно дергался и прыгал, намереваясь погаснуть. Но для того, чтобы проверить сквозняковую теорию – вполне годился. По результатам теста определились и были отмечены всего четыре безсквозняковых дырки. Что было ровно на три больше, нежели хотелось.
Теперь первым полез крестоносец. Будучи хорошо защищенным доспехом, Константин просто не замечал понатыканных всюду ядовитых шипов и обошлось без потерь.
В конце тоннеля обнаружился небольшой, но тяжеленький сундучок, обитый металлическими полосами. С огромным, почти в размер сундучка, навесным замком.
С трудом вытащив сундучок, Константин поручил Пендалю вскрыть замок, и пополз во второй отмеченный проход.
Буквально метров через пять, наткнулся на мертвое, ссохшееся тело. Лежащее ногами к выходу. Следовательно, человек полз в том же направлении, что и рыцарь, и скорее всего с аналогичными целями. Полз-полз и умер. А раз тело до сих пор отсюда не выбросили – тоннелем не пользуются. Значит, можно переходить к следующему лазу.
Третий тоннель перегораживал обвал.
Вся надежда оставалась только на четвертый. Но и тут барона ждало разочарование. Тоннель все время шел вниз под приличным углом и закончился глубоким колодцем, на дне которого угадывалась вода.
Полбу вылез назад, понаблюдал за тем, как вспотевший слуга мается с гигантским замком, и полез туда, где нашел труп.
Выволок тело, рассмотрел. Пятнистого комбинезона нет. Обычная крестьянская одежда. Разве что пояс интересный, с множеством кармашков, мешочков и подвязанных пузырьков.
Батюшка вгляделся и опознал одного из крестьян, пропавшего из соседней деревни года четыре назад. Тело, теперь уже со всем возможным почтением, оттащили в уголок. Отец Ставросий, повинуясь долгу священнослужителя, вызвался провести комплекс противосатанинских мероприятий – сиречь помолиться о душе усопшего.
– Есть!!! – внезапно заорал Пажопье, заглушая клацнувшую дужку замка. – Ваша милость, получилось!
Константин подошел и заглянул в распахнутый сундучок. Тот был полон металлических пластинок с закругленными краями, с буковками, расположенными в пять строк и продетыми в маленькие дырочки тонкими цепочками.
– И что это? – спросил он как бы сам себя.
– Разрешите, я посмотрю… – Пендаль схватил пригоршню пластинок и стал читать.
– Маквилин. Джон П. Цифры… Римские буквы. Иллюминат… Так, второй. Смоут. Ронни Ф. Цифры… Арабские и римские… Фансигар… Третий… Линквуд. Грегор С. Цифры… Саентолог…
И в таком духе прочие жетоны.
Батюшка, кончивший обряд, подошел, взял один из жетонов, всмотрелся… Глаза его расширились, он отбросил от себя пластинку, как нечто непередаваемо гадкое, и, возможно, ядовитое.
– Это мерзость! Мерзость пред ликом Господа! Спрячьте! Закройте и более не прикасайтесь!
– Что это, отче? – тихо спросил рыцарь.
– Жетоны Призыва продавших свои бессмертные души. Я слышал о таких, от Кондратия и слышал. Они теперь навеки прокляты, страдают и корчатся в преисподней, желая лишь одного – выбраться и отмстить всем живым за свой же проступок! Сектанты! – последнее слово Ставросий прямо выплюнул. – И эти вот жетоны для того, чтобы призвать проклятых в наш мир, нужны! Они уже не люди. Они сами уже почти демоны. Лучше всего уничтожить эту… эту… гниль. Но тут я не смогу. Нужно нести на святую землю, и там, помолясь, захоронить. Тогда эти ироды точно из пекла не выберутся. Вот что. Оставлять это здесь опасно, мало ли кто найдет. Забираем с собой.
Спорить с ним никто не стал. Религия сказала – надо, рыцарство ответило – есть. А слуг и колобков вообще не спрашивают.
– Сюда мы еще, Господь сподобит, наведаемся… – сказал Ставросий. – Тело нужно забрать, перезахоронить. Да и вообще… Очистить.
И полез следом за крестоносцем, уже нырнувшим в зев очищенного от трупа провала.
За священником прыгнул Фофан.
А Пендаль задержался ровно настолько, чтобы найти отброшенный батюшкой жетон и снять с тела незадачливого крестьянина чудо-пояс.
…
Девушки аукались и перекликались.
Лукошки, почти полные грибов, и туески, набитые ягодами, намекали на скорое возвращение домой. Да и день подходил к полудню, а значит пора. Дома, в деревне, нужно помогать матерям и старшим сестрам, дел у крестьян и крестьянок летом – полно.
Шесть подруг уже собрались на полянке, а вот седьмой, самой младшей, лишь недавно допущенной в их компанию, не было. Хотя, периодически, слышалось ее тоненькое «Ау», постепенно приближающееся к оговоренному месту сбора.
Девушки расселись на полянке и, дожидаясь односельчанку, болтали обо всем на свете.
О грибах, парнях, ягодах, парнях, родителях, парнях, коровах, парнях и о… парнях. Этими темами, собственно, кругозор крестьянских девушек и ограничивался.
– А вот вчерась, когда я вечером по воду шла, ко мне Сенька подошел!
– Да ну! Сам Сенька?
– Не может того быть, он же с Ляйкой гуляет!
– Вот те крест, подошел!
– И ты чаго?
– А я вроде, как и не заметила, и пошла себе дальше!
– А он чаго?
– А он… а он, вроде как ему все равно. И тоже дальше пошел.
– Так это же разве считается, что подошел?
– Ой, да много ты понимаешь! Мне сестра сказала, что хотел он заговорить, да не решился, побоялся.
– Да ты вроде, не шибко страшная.
– Тьфу на тебя!
– Кто? Сенька побоялся? Еще скажи застеснялся. Ха-ха! Это же не Тепка. А Сенька, он ух! Первый парень!
– Да и Тепка, тоже ничего…
– Был ничаго, а щас уже чаго. Говорят, встретил он в лесу что-то злое, еле ноги унес. Таперича вот и боится всего.
– Да чаго тут бояться? Ежели на Волчьи Заделы, да к Озеру Яги не ходить, то…
– Агась, а Тепка?
– А что Тепка? Знамо дело, заколдовали его.
– Кто?
– А я почем знаю?
– Дык ведь говоришь.
– Да кому он нужен – заколдовывать? Не заколдовывают простых людей, енто токмо дружинников да героев.
– Говорю, мне это Милька говорила, когда мы у ее коровы роды принимали.
– Милька – дура!
– Дура, не дура, а в травах разбирается, у самой бабы…
– Тс-с-с… Мелкая идет, ни к чему ей это пока.
Кусты зашевелились и на полянку выбралась девушка. Но совсем не та, которую ждали подруги.
Суконное монашеское облачение почти полностью скрывало фигуру. От макушки до пят. На глазах – плотная повязка, либо дань обету, либо признак слепоты. Но свеженькое личико и гладкие ненатруженные ручки выдавали нежный возраст гостьи.
– Ой! Монашка…
– Глядите!
– Странница…
– Откуда в лесу???
– Одна?
– Кто здесь? – спросила монашка. – Девочки, вы одни? Сколько вас?
– Одни, одни, мать… Семеро… Нет, шестеро, – загалдели селянки. – Вот сюда, проходи, присядь на бревнышко, отдохни, водицы испей, ягодок откушай…
– Ох, милые девочки, воистину, доброта ваша не останется безнаказанной, – ласково улыбнулась монашка. – С удовольствием и откушаю и изопью…
И облизнулась.
– По грибочки выбрались, – не столько спросила, сколько констатировала странница. – Чую, грибами пахнет.
– Да, грибов в этом годе много, – подтвердила одна из девушек. – Хоть косой коси… Мать, а чего у тебя на облачении распятья нет? Неужто под одежу спрятала? Так тут лихих людей нету, никто не отымет!
– Тебя девочка, как зовут? – спросила странная монашка проигнорировав вопрос об обязательном по ее статусу атрибуте.
– Белка.
– А остальных как кликают? Хочу вам, девоньки, подарки дорогие сделать. А для этого ваши имена знать нужно…
– Марфа.
– Стешка.
– Тайа.
– Софа.
– Виктор Андреевич.
– Как? – удивилась монашка.
– Да родной батюшка ее в честь близкого друга так назвал, а батюшка Ставросий, видно, в ударе был, так и окрестил… А чего за подарки-то?
– О-о-о… Подарки. Да, сейчас… Всем вам будут от меня замеча-а-а-ательные подарки…
Монашка сунула руки под платок и сняла тряпицу, скрывающую глаза. Обвела девушек взглядом, и те застыли изваяниями, не в силах ни шевельнуться, ни даже пикнуть. Из глазниц выглядывали здоровенные мохнатые пауки.
– Тебе, Белка, дарю ядовитую слюну, поцелуй твой будет смертелен. А то вон какие губы отрастила, рабочие. Тебе, Марфа, Зрение Ночи, видеть будешь только во тьме кромешной. Глаза у тебя ярко блестят чересчур. Тебе, Стешка, еще четыре ноги, а то твои коротковаты. Ты, Тайа, молчишь все время, удлиню тебе за дарма язык, аршинов до двадцати. Софа, ты ведь матерью хочешь стать более всего на свете? Вон, какая жопа… Дарю тебе плодовитость пчелы-королевы. Ну а ты… Виктор Андреевич… – монашка хмыкнула. – Обойдесся. Чего-то не налагается заклятье на твое имя… Наверное, заговоренное. Все, счастливо оставаться, девочки. Мне еще девяносто четыре проклятья до полуночи наложить требуется, а времени мало. Через шесть часов разрешаю отмереть, do widzenia!
И странница, на ходу повязывая на глаза тряпицу, быстро зашагала по лесу в сторону деревни. Удивительно, но она ни на что не натыкалась, и ни обо что не спотыкалась, будто зрячая.
В кустах, у полянки с застывшими подругами, сидела, трясясь от страха, белокурая девочка. Рядом валялась корзинка с рассыпавшимися крепенькими грибами.
«Нужно бежать! – промелькнула мысль. – Предупредить старосту!»
Чуть ли не каждое местное дерево было ей знакомо. Она заложила широкий крюк, дабы не попасться страшной монашке, и что было сил бросилась в погост.
