Михаил Булыух
Марш анонимов. Крестопереносец
Кондратий и Ставросий зашептались, потом синхронно кивнули.
Радостный Боромир полез за печку, видимо, намереваясь вытащить нечто помогающие в освоении еще одного непрофильного рыцарю умения.
– Матерь Божья, Пресвятая Богородица! – вдруг вскрикнул он.
– Чего там? Чего орешь?
– Крыса! Крыса тут!!! Или не крыса… Не успел рассмотреть… Юркнула в щель.
– И чего? Крыс никогда не видел?
– Так ведь крыса – моб. А в моем доме мобов быть не может!
– Мдя… Совсем ты, Боромир, мышей ловить перестал, – скаламбурил посадник.
Староста выбрался из-за печи с маленьким глиняным горшочком в руках.
– Вот! – гордо сказал он, передавая горшочек Константину. – Открывай. Там внутри плашка. Зажми ее в кулаке – умение пропишется. Останется выбрать тотем.
– Крест, – твердо сказал рыцарь. – Прямой католический крест. Других вариантов не рассматриваю.
Вскочил молчавший доселе Пажопье.
– Ваша милость, ваша милость! Дозвольте! Я могу смастерить!!! У меня и материал подходящий есть. Из лесовика хребтина. И лоза Небесного Хмеля!
– Лоза хмеля???
– Небесного… Есть такой, не сомневайтесь!
Ставросий придирчиво осмотрел толстячка.
– Вижу я, парень ты рукастый, щедро тебя Господь одарил умениями да навыками. Я на этот труд благословляю. Епископ?
– Господь в помощь.
И два почти святых одновременно перекрестили корзинщика. Вокруг его ладоней засеребрилось сияние, и желание работать переросло в маниакальное стремление.
– С… Спаси-и-и-ибо-о-о… – протянул Пендаль, широко распахнув глаза и всматриваясь в свои и без того немалые крафт-статы, взлетевшие вообще к небесам. – Святые отцы… Да вы… Да я… Да мы… Ведь это! Ну! Я скоро!!!
И выскочил во двор.
За ним засеменил колобок, сверкая новыми лапоточками с бонусами на скорость, ловкость и уклонение.
– Фо-о-офан! Фофана ждать! Фофан ну-у-ужны-ы-ый!
…
Из всех темных, отсыревших углов комнаты без дверей и окон полезли пауки. Много, очень много… Они ковром застлали пол, накрыли волной тело поверженной бабы Гули. Мохнатое, восьминогое воинство за считанные секунды обглодало тело до костей. И ринулось на княжну.
Та завизжала, безжалостно топча копошащиеся хитиновые тельца, стряхивая их с себя и давя под сарафаном. Пауки хрустели и умирали сотнями, но было их слишком много…
Девушка сорвала сарафан и, наконец, дотянулась туда, где пауки кусались больнее всего.
– Где ты? – закричала она. – Приди! Спаси меня, любимый! Мой… Мой рыцарь! Я погибаю… Без тебя… ПОМОГИ-И-И-И!!!
Она продолжала битву с пауками, но это становилось труднее с каждой секундой. Они оплетали ее тело, яд ломал волю и разум, в глазах плыло…
Абсолютно нагая Данунашка висела в липкой паутине. Она уже не сопротивлялась и не дёргалась. Давно поняла, что чем больше старается выбраться, тем безнадежней запутывается. Да и сил совсем не было.
Но и без этого, сотни и тысячи мелких паучков продолжали оплетать ее километрами прочных, как стальная проволока, нитей.
Паучки споро делали свою работу, иногда заползая в уши, нос, рот и… Вообще везде.
Та же паутина и проступающие сквозь стены слизь и плесень вспухали образами непередаваемо мерзкого, ухмыляющегося лица.
Время от времени паучки всей толпой отбегали от княжны на несколько метров и собирались в подобие того же оскала. Придирчиво осматривали девушку. Потом рассыпались, и вновь продолжали наращивать кокон.
Смрадный запах тлена забивал легкие. Какие-то белесые черви, струпья и капли гноя падали на лишенную волос голову княжны.
И голос. Отвратительный, тягучий, как протухшая кровь и скребущий ржавым гвоздем слух.
– Ско-о-о-оро… Уже скоро… Вот, ты уже и не сопротивляешься-я-я-я… Потом привыкнешь. А потом, тебе начнет это нравиться. А пото-о-о-ом… О-о-о-о… Потом… Ты не сможешь без этого обходиться…
– Без чего??? – хотела воскликнуть княжна, но рот оказался набит пауками под завязку, она закашлялась. Даже пошевелиться было невозможно, разве что пальцы левой руки немного двигались. И еще можно было зажмуриться. Пока можно.
Но голос, казалось, отлично понял невысказанный вопрос. Рассмеялся смехом театрального Мефистофеля, но быстро скатился в истеричное хихиканье.
– Му – ха – ха – ха – хе – хехи-и-и – хи-и-и-и… Тьма. Великая Тьма поглотит твой свет. Ты уже сама, сама!!! САМА! Сама сделала первые шаги во тьму! Я лишь укажу дорогу… У каждого, каждого… У каждого – свой путь из проклятого, всесжигающего света во всепоглощающую тьму… Мой – через тлен и разложенье… Я подтолкну… Я направлю… Первые шаги ты сделаешь по моему пути… Твой свет ярок. И тем непроницаемей будет Тьма! Прими Тьму… Стань моей сестрой во мраке служения Истине! Ты уже, уже, уже-е-е-е-е!!! Принесла две жертвы! Две! Ты убила! Убила!!! И лишилась сил целителя и кусочка своей души… Вместе с волосами ты отдала часть себя!!! Осталось еще три… Еще три жертвы… Три… И ты… Ты будешь сильна! Я дам, дам тебе!!! Власть! СИЛУ! ПЯТИСОТЫЙ УРОВЕНЬ!!!
38. Союз Креста и Грааля
– Ничего себе!!! Ну ты даешь!!! Пять слотов под ауры! – Дымов ходил кругами, жадно рассматривая получившуюся у Пажопье вещь. Большой, футов пяти с половиной, белый крест, увитый темно-зеленым и иссиня-черным плетением, выглядел очень стильно. – Даже у иконы Пресвятой Богородицы – семь! А уж она намолена-а-а-а… У обычных икон – всего одна!!! Если две – уже раритет. Три – чудодейственная реликвия! Ка-а-а-ак???
– Фо-о-офан хороший! Фо-о-о-офан помога-а-ал!
Пендаль, с все еще отстранённым выражением лица и блаженной улыбкой, тупо кивнул. Он, видимо, и сам не ожидал подобного результата.
– Колобок и правда – молодец. Тут ведь дело в чем… Крест, мало того, что без единого гвоздя изготовлен. При крафте не использовался металл вообще. Да и инструменты – по минимуму. А Фофан и лозу перекусывал, и углы отмерял, и… много чего еще… В общем, да, без него такой бы вещи не вышло. Да и благословление на труд – штука просто неописуемая. Ну и мои навыки… Плетение, столярка, обработка… Ну и материалы. Не из простых, мягко говоря… Одна лоза чего стоит! А сердцевина матерого лесовика… Просто клад. У меня много всякого припасено было… Короче, повторить такое – навряд ли смогу. Я даже апнулся, теперь всего ничего до максимума.
– А это что? – посадник ткнул пальцем в объемную, литра на три, бутыль, притороченную к поясу корзинщика.
Тот немного смутился, но, выдержав взгляд, ответил.
– Фляжка. Плетеная. Из остатков материалов смастерил.
– Вижу, что фляжка. И вижу – непростая. Колись, давай.
– Ну-у-у… Вино. Я очень вино уважаю. Желательно – красное. Мои фляги чисто индивидуального действия получались, для собственного потребления. А теперь и угощать смогу… Нужно в нее налить что-то, неважно что, хоть воды болотной, хоть… эээ… неважно что. И через несколько минут – вуаля. Там вино. «Изабелла».
– Почему «Изабелла»?
– Мое любимое. Благословения очень помогли, спасибо, отцы.
– Еще что-то? Вижу, таишься, не все говоришь.
– Ну… Есть еще одно, не очень хорошее свойство. Если в нее налить человеческую кровь – выйдет не вино. А крепкий эликсир жизни. Только это разово, повторить такое не выйдет. И фляжка вообще перестанет быть волшебной.
Дымов аж подпрыгнул.
– Три литра крепкого эликсира! Да ведь это клад!!! Одной капли хватит, чтобы человека почти с того света вернуть!!! Стакана – игроку дополнительную жизнь подарить!!! Даже у князя в сокровищнице – разбавленный!
– И у меня немного двухпроцентного было, – вмешался Боромир. – Если бы не он – так бы и остался инвалидом безногим.
– Так, – Володимир Ярович деловито потер руки. – Какая кровь нужна? Любая? Или только девственницы или ребенка невинного? Сколько надо младенцев, чтобы три литра нацедить?
– Эй, окстись, изверг! – Ставросий вскочил и жутко покраснев заорал прямо в лицо офигевшему посаднику. – Ты что это удумал? На тебе что, креста нет? НЕ ДОЗВОЛЯЮ!!!
– В самом деле, успокойся Володимир, – Кондратий поддержал собрата по вере и мягко, но требовательно, протянул руку. – Сын мой, покажи.
– Отберете?.. Э-эх… а я так старался… – несчастному Пендалю очень хотелось зажать волшебную флягу. Но не похвастаться успехом ее производства он не смог.
– Я не сказал «дай». Я сказал «покажи».
С мрачным выражением лица Пажопье протянул сосуд епископу.
– Да, это Грааль… Узнаю ауру…
Осмотрел со всех сторон, перекрестил, принюхался, попробовал на вкус содержимое. Удовлетворенно причмокнул.
– Слаб человек, – сказал он, вертя в руках произведение плетено-бутылочного искусства. – Возникнет соблазн, возьмешь грех на душу… Вон, даже посадник наш, и то… Володимир, тебя как, отпустило уже?
– Да, – ответил Дымов.
Хотя было видно, что еще не совсем.
Вмешался обалдевший рыцарь. В последнее время на него чересчур уж много всего свалилось, и Полбу, в несвойственной себе манере, подтормаживал.
– Неужели Святая церковь поощряет такое? Ритуалы на крови! Попахивает… да что там – воняет колдовством за три версты! Ведь не может быть, чтоб Истинный Грааль!!!
– Молчи, воин! – Сверкнул глазами епископ. – Тут все не так однозначно… Эликсир этот – божий дар. И Грааль, конечно, не тот, о котором ты вспомнил. Но тоже чудо Божие. Есть нюансы. Кровь должна быть отдана добровольно. И без остатка. Святое Самопожертвование. И гарантированный билет в рай. И не любая кровь подойдет. Только христианина без груза больших грехов, всем сердцем желающего помочь ближним своим. Иногда, очень-очень редко, подобные сосуды попадают в наши руки… Последний я видел лет пятнадцать назад. Тогда кандидаты в святые старцы передрались за право его наполнить. Так-то… Кроме того, мощи отдавшего жизнь во благо детей Божьих становятся чудотворными. Ни одно создание тьмы или зла, сколь бы сильным оно ни было, и близко не подойдет к церкви, где они хранятся. Так что не колдовство это. Чудо. Но такое чудо не в тех руках – опасно.
Константин немного успокоился, а когда отец Ставросий подтвердил слова отца Кондратия, и вовсе поверил. Внушал крестоносцу нешуточное уважение русский боевой батюшка.
– Сделаем так, – сказал епископ. – Бутыль я тебе верну. А пробку нет.
– Но как же так! – вскрикнул корзинщик. – Вы же обещали!!!
За что немедленно удостоился воспитательного подзатыльника от крестоносца.
– Для малого чуда превращения воды в вино пробка не обязательна. Так что ты ничего не теряешь. А вот эликсир без цельного сосуда уже не создать. Так что не будет соблазна руки невинной кровью обагрить.
– Я не согласен, – уже спокойно сказал посадник. – Эта фляжка – вещь стратегическая и подлежит изъятию в казну…
– А тебя никто не спрашивает, сын мой, – твердо ответил епископ. – Будет именно так. Пусть уносят. И знают, что обязаны вернуться, флягу эту принести… Многим тысячам людей помочь. Но не сейчас, начнется свара, интриги, и будет хорошо, если никто не будет знать, где Грааль. К тому времени, как вернетесь, мы, возможно, и подходящего кандидата найдем. С Божьей помощью.
– Ну, ладно, – Володимир Ярович не мог оторвать взгляда от вожделенной фляги, снова оказавшейся в руках любовно поглаживающего ее Пендаля. – Давайте закругляться, мне в Новгород спешить нужно. Неспокойно у меня на душе… Чем там князюшка так озаботился, что ополчение собрать удумал? Тут нам чего осталось?
– Ауры встроить и тотем… Тьфу, прости, Господи, крест освятить. Ну и одеть рыцаря не мешает, а то он в подкольчужнике ходит, в подштаниках и шпорах. Хорошо не на босу ногу.
– Кондратий, я нужен еще?
– Отец Кондратий.
– Да ну тебя, надоел! Короче…
– Нет, да и я не особо. Разве что ауры указать, а освятить и вписать и Ставросий сможет.
– А чего тут думать? Дебафы на Крест не навесишь, это же не истукан языческий… Ауру Силы, Ауру Защиты, Ауру Здоровья и Ауру Ловкости. Он же воин-контактник. Как раз под него комплект. Ну, и пятой еще бы Ауру Света Истины прицепить. А то мало ли, набегут в инвизе всякие нинзи, они это дело любят.
– Откуда тут нинзи, с ума сошел?
– Думается мне, что он найдет. Он за два дня в десяти верстах от погоста супер-пета умудрился отыскать. Пет такой один, а нинзей до хрена. Так что вероятность высокая. Все. Некогда мне. Поехал, а то на войну опоздаю. А ты, Боромир, не жмись, выдай барону шмот, самый лучший под его статы.
– Так они же еще не все раскиданы!
– Ну ты человек грамотный, помоги. Потом направь и меня догоняй. Чую, пригодишься в столице. Все, все! Погнали, Кондратий.
– Отец Кондратий!!!
– Вот зануда…
…
Снаряжение не заняло много времени. Опытный Боромир быстренько подогнал кривые статы Константина под имеющийся доспех. Добил недостающие характеристики кольцами, браслетами и цепочками. Попытался навесить на уши крестоносца серьги-клипсы, за что чуть было не получил в ухо сам. По опыту крестоносца, серьги только евнухи носили, те, которых он еще в третьем Походе десятками вырезал. А они лишь писклявыми голосками проклинали и за подопечных женщин прятались.
В это время батюшка Ставросий снова пошел в церковь освящать крест. «Там, на святой земле и ауры мощнее получатся», – сказал он.
Пока суть да дело, Пендаль успел основательно напоить колобка. Того с непривычки развезло, он попытался петь, но получалось одна нота «ми». Хотя и в разных октавах. Тогда Фофан решил сплясать, но его шатало и вело. Новоприобретенные ножки подвели, он упал и, тихонько посапывая, уснул.
– Совсем разучилась пить молодежь, – покачал головой Пажопье, прикладываясь к своей любимой «Изабелле». – А ведь этот еще из лучших…
…
– Вот, – батюшка протянул Константину играющий желто-голубоватым сиянием крест. – Возьми в десницу. Плашку с умением – в шуйцу. Теперь за мной повторяй… Да крестом себя знаменуй. Хочешь католическим, хочешь православным… Не важно. Все под единым Богом ходим.
Константин, как велено, усердно и не пропуская ни слова, начал вторить святому отцу, постепенно возвышая голос:
– Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоня-яй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшаго силу диаволю, и даровавшаго нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата. О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь.
– АМИНЬ!!! – уже выкрикнул крестоносец.
С абсолютно чистого неба раздался оглушительный гром, земля задрожала, с крыш крестьянских изб посыпалась солома, а все окрестные куры внепланово снеслись. По ошибке снесся даже один петух, чему очень удивился. Другие петухи посмотрели на извращенца с осуждением.
Колобок приоткрыл глаз, сказал: «Ми-и-и…» и снова заснул. А вот Константина снова вставило. Даже гораздо сильнее, чем при достижении сотого.
Он так крепко сжал кулаки, что плашка рассыпалась пылью, а на Кресте навечно остались вмятины. Тело Полбу выгнулось дугой, он, не в силах сдерживать переполняющий восторг, заорал. Рухнул на колени и истово, как умеют лишь глубоко верующие люди, закрестился. Путая православное крестное знамение и католическое. Между крестом и крестоносцем пространство заискрилось, искривилось и исчезло. Они слились, прошли сквозь друг друга, дополнили себя, и вечная связь была установлена.
– Вот это да… – выдохнул Пендаль. – Ничего себе!!! Ваша милость… Вы как? Живой? Может водички? Или… Чего покрепче?
– И я, пожалуй, разговеюсь… – батюшка выхватил у корзинщика оплетенную бутыль и смачно приложился. После этого на донышке осталась всего пара глотков. Он с сожалением потряс посудину и сунул в руки рыцарю. – На. Глотни, во славу Господа. Не иначе, угоден ему… Не ожидал я таких спецэффектов.
Крестоносец меланхолично, на полном автоматизме, выхлебал вино, не прекращая ласково поглаживать Крест и что-то бормотать.
– Эй? Ты тут не тронулся окончательно? – Ставросий обеспокоенно глядел на Константина. – Не перегорел? Нам только блаженного героя еще не хватало… Мало того, что дурак неграмотный, так еще и юродивый… Падучая не накроет?
Рыцарь сидел, полностью погруженный в себя, слепо уставившись в пространство.
– БОРОМИ-И-И-И-ИР! Это что за умение такое было, а? Ты где взял??? Тотем шаманский – ничто по сравнению с силой Креста Господня! Но такое… Ух! Если запорол мне подвижника, да я тебя…
– Да выбил с великого волхва Перуна, давно уже, лет сорок назад… Случайно наткнулся на него со своей ватагой… Из всех ребят только трое и остались… С тех пор и лежит.
– И чего сам не использовал?
– Так ведь, непрофильное оно! А у меня лимит умений порезан. Я же ведь не настоящий игрок уже. Да и зачем на моем-то левеле? Это вот такому нубу в масть. А там гляди, раскачает умелку…
– Ты мне еще тут карты бесовские повспоминай. А ну, живо, отмаливать грех! Тридцать раз читай «Живые помощи». Живо, я сказал!
Пока Боромир исполнял епитимью, Ставросий приводил в чувства Константина.
Минут через пятнадцать рыцаря отпустило. Ставросий с интересом расспрашивал Полбу о произошедшем, тот нехотя отвечал рубленными короткими фразами. По его словам, дозволили ему увидеть Рай. Издали, одним глазком, но… Это был именно Рай. Несомненно.
Однако, подробностей об архитектуре, плотности населения и фауне Рая, Константин сообщить не смог. Никаких четких воспоминаний. Лишь зыбкое ощущение благодати, как при пробуждении после доброго приятного сна в далеком безмятежном детстве.
Уже успевший сбегать к колодцу Пажопье, цедил «Изабеллу», прикидывая, возможно ли наладить торгово-денежные отношения с обитателями Рая. Ну, если его господин протопчет туда постоянную тропинку. Организовать поставки корзинок и вина… А оттуда, бартером – нимбы и арфы… А, это же православный Рай… Ну значит – гусли. А что? Почему нет? С этого чудика станется. Вон как ему фартит. Может и дается все так легко, что ничего не нужно? Хм, стоит проверить…
– Дело к ночи, – сказал Боромир. – День был долог и труден. Сейчас еще облачение тебе по фигуре подгонять… Отужинаем, поспим часика четыре, а как светать начнет – провожу к норе.
– Нет! – Константин упруго поднялся, будто и не сидел до того безвольной куклой. – Нужно спешить. Княжна в опасности! Горе и позор тому рыцарю, что не убережет даму сердца своего!
– Тут ты прав… Спешить нужно. Но так, чтобы Крота не насмешить. Ночью он, как и вся нечисть, в силе. Да и, поев, вы много сильнее станете. И отдохнув – тоже. Ведь мало ли чего повстречаться может.
– Нет! Нас поведет Господь! Вера моя крепка и…
– Он прав, – внезапно сказал Ставросий. – Ночи нынче все опасней. Помнишь, что мы этой, пережили? А если снова непредвиденный бой?
– Мы сокрушим врагов силой Господа, во имя Его, и во славу прелестной Данунашки!
– Сокрушить то сокрушим, не сомневаюсь. Но устанем. И выйдет – и сами не отдохнем, и быстрее цели не достигнем. До утра не так долго, рыцарь. Вижу, дух твой – крепче стали, но еда и отдых укрепят тело. Да и в темноте мы медленно идти будем. Утром свет Божий наш путь озарит. И в результате – спасем девушку гораздо быстрее.
– Ну, ладно. Раз быстрее – тогда согласен. Но с первыми лучами – выходим. А я за ночь и с крестом, и с новыми умениями освоюсь… Барон, приказывайте подавать на стол.
Пендаль в своем уголке сделал кулачком «Йе-е-ес!» и в очередной раз глотнул из волшебной фляги.
…
Постоянная боль. Тоска. Не светлая печаль, а злое, грызущее сердце, рвущее душу понимание собственной беспомощности.
Сознание княжны повредилось. Она стала забывать себя. Себя ту, которой была еще несколько часов назад. Паучки, проникшие в тело, отложили яйца, те неимоверно быстро развились в новых тварей и пожирали ее изнутри.
Плесень, живущая на потолке и стенах, тоже не осталась в стороне. Скользкая гадость роняла похожие на гной капли. Капли пускали корни и разрастались на коже, шелушась отвратительными струпьями.
Паутина, оплетшая Данунашку, не давала не только пошевелиться, но и вздохнуть. Даже сердце билось с трудом, настолько плотным был кокон. Но белесые трупные черви, вытянувшись в нитку, все равно находили под ней достаточно места чтобы вгрызться в некогда безупречное тело…
А еще тягуче-скрипучий голос Разложеня. Искушающий, предлагающий исцеление и прекращение пытки лишь за отказ от судьбы.
Третья жертва уже давно была принесена. Память. Оставалось лишь две. Судьба и Любовь. Она уже совсем не помнила, кем была. Но еще осознавала свое Я. И его связь с кем-то другим.
Один из червей проник в межпозвоночную сумку, радостно нащупал спинной мозг и приступил к трапезе.
Боль стала нестерпимой. И четвертая жертва была принесена. Сознание Данунашки мигнуло, и разлетелось миллионом осколков.
Неизвестно кто все еще страдал. Или страдала… Страдало… Оно уже не знало, за что, почему, как давно и надолго ли. Оно вообще не думало. Не мыслило.
Оно только содрогалось от все новых и новых приступов боли, впитывая тягучие слова, обещающие избавления от мук. И в придачу неимоверную силу.
Оно беззвучно кричало, просило о помощи, молило о жалости, и наступил миг, когда, не сдержавшись, поклялось в верности.
