Михаил Булыух
Марш анонимов. Крестопереносец
– Святой отец! Я как защитник веры, рыцарь, крестонесущий воин прошу вашего позволения сопровождать…
– Остынь… Не сейчас это еще. Да и не тебе с ним тягаться. По крайней мере пока. Даст Господь, подвигнет на благое дело – буду иметь в виду.
Заяц между тем заложил широкую дугу и пронесся рядом с отрядом еще раз, ругаясь пуще прежнего. За ним, вывалив языки, бежали шесть дюжин волков.
В течении минут двадцати заяц перебегал дорогу отряда еще раз восемь. Волки от него не отставали, но и нагнать не могли.
Облокотившийся на дерево, дабы дать отдых больным ногам, десятник вдруг отпрыгнул, да так резво, будто разом исцелился.
Из-под корней высунулась большая волчья морда с затравленно бегающими глазами. Серый мех свалялся, левое веко дергалось, а губы над клыкастой пастью еле слышно шептали: «Только не ми-ми-ми! Только не ми-ми-ми!!!»
– Да что у вас за непотребство в лесу творится? – вскричал рыцарь. – Волк тоже разговаривает!
– Я больше не буду, – сказал волк. – Только тише… а то… Вдруг он где-то рядом?
– Кто?
– К… колобо-ок! – на последнем слоге волк дал петуха. Видно, досталось бедняге, подумал Полбу. Он уже жалел некогда гордого зверя.
– Вылезай. Никто тебя не тронет. Вон, гляди, – он указал на в очередной раз с громкими матами промчавшегося мимо зайца и порядком подуставшую за время погони стаю. – Развлекись. Поохоться.
Волк слегка высунулся, разглядел косого и со стоном спрятался вновь.
– Этот заяц… Снова он… Из-за него! Из-за него все беды! Чтоб ему пусто было! Очень прошу… Идите своей дорогой, ну или прибейте уже… Сил моих больше нет!
– Ваша милость, – сказал Пендаль. – А можно я попробую?
– Ну давай, – разрешил барон.
Пендаль буквально за три минуты все выяснил о нелегкой судьбе серого. Волк-одиночка, изгнанный из стаи с позором, вот, кто им попался. Волк, очень даже не слабый, и не трусливый. Просто невезучий. Он и Разложеню начал служить в надежде прервать цепь неудач, запущенную именно вот этим зайцем-матершинником.
Но помимо задранного интеллекта, дара голоса и кучи противных всему живому заданий ничего от Повелителя Тлена не получил. То могилу разрыть, то гнилую кость найти, то какую-нибудь дрянь на старом кладбище спрятать. Вот и все. И никакой помощи, никакого уважения. Зато теперь он на равных мог противостоять мега-зайцу. И постоянно искал с ним встречи.
И вот, когда волк уже почти поймал своего старого обидчика, пошедшего в услужение к Разложеню уже очень-очень давно, одним из первых, по жизненному пути волка многотонным катком прокатился колобок.
Подорванная невзгодами и лишениями психика дала трещину.
А недавно, буквально вот с полчаса назад, на него упал медведь. Только вдуматься. Огромный лес. Сплошь из деревьев. Медведи сидят далеко не на каждом, между прочим. И падают совсем не регулярно. Можно сказать, вообще почти никогда. И тут такое везение!
Медведь оказался именно той самой соломинкой, что ломает спину верблюда. Ну, в данном случае – волка. Нет, волк не остался инвалидом первой группы, он кое-как мог ходить, и со временем ноги заживут совсем. Но не разум.
Как на грех, данный, конкретный волк уже не совсем животное. Гораздо ближе к НПС, чем к обычным мобам. И теперь… Теперь он лежал в старой барсучьей норе, одновременно жалел себя, боялся, хотел умереть и рефлексировал.
– Так куда, говоришь, он на медведе уехал? – спросил Пендаль.
– Туда, – кивнул волк в сторону широкой просеки. – Только вы туда не ходите. Этот колобок… Он страшен. Он… бррр… Я такое чувствую только когда с Хозяином встречаюсь.
– С Разложенем что ль?
Волк аж передернулся.
– Нельзя говорить это имя! Не нужно. Но… Знаете. Уволюсь я от него. Если выживу. Снова в санитары леса пойду.
…
Медведь как транспортное средство был не очень. Мягкий, это да. Но медленный, да и трясет на нем.
Колобок, напевая, ехал и мечтал о скорой встрече с рыцарем. Столько всего нужно рассказать, стольким похвастаться, о стольком пожаловаться! И пусть барон его пока не понимает, но колобок решил в ускоренном темпе овладевать человечьей речью. А что? Лихоман же смог.
Нет худа без добра.
Шум, треск и гром, производимые мишкой, распугали большинство лесных обитателей. И двигались они без непредусмотренных задержек, хотя и неспешно.
Только колобок так подумал, медведь остановился и зарычал.
Колобок сначала не понял, а что, собственно, произошло? Чего стоим, кого ждем? И тут, будто из-под земли, выросли облезлые лисьи фигуры. Четвертый присмотрелся и в испуге мимикнул. Фигуры не просто облезлые… Они полуистлевшие. И откуда взялись? Не было же никого!
Раз, два, три… Принялся считать колобок. Но сбился на третьем десятке, лисы не стояли на месте, а постоянно перемещались, беря медведя в кольцо. Тот лишь рычал и крутился на месте, пытаясь держать сразу всех в зоне видимости.
Колобок присмотрелся… Тридцатый уровень! А его медведь – тридцать пятый. Но их много. Ну ничего. «Сейчас я им песенку спою», – усмехнулся колобок про себя.
– Ами-ми-ми-ми-и-и-и-инь!
Зомби-лисы даже не почесались, а четвертый получил уведомление о невозможности контроля и использовании магии страха и разума по отношению к мертвым. Нет у них страха. Отбоялись уже. Резист стопроцентный. Диарею на них напустить он даже пробовать не стал.
Вместо этого пришпорил медведя и громко, панически замимикал. Но медведь не побежал. Да и не ушел бы он от лис, они много шустрее, пусть и дохлые. Гипноз слетел, и Михайло Потапыч осознал себя.
– Эта… что эта… где эта… ой, ё-ё-ё!
И медведь громко пукнул.
– Ты куда нас привел, круглый? Ты зачем? Ты эта… вроде, голова. А пустая.
– Ми-ми!!! Ми-ми-ми!
– Ага, отпустил бы… Ты эта… Понимаешь? Они щас кинутся. И нам это… все.
– Ми-ми!
– Ну само собой, драться. Это да… Но это… Много их… Это ж он… Этот, хозяин мой бывший их оживил. Ну не совсем оживил… Это… Поднял. Сначала, это… убил, потом поднял.
– Ми?
– Да, он. Гад он и сволочь. Все, это… Под себя гребет. Вот. Ушел я от него. Давно уже. А если бы не ушел… То это… Таким бы тоже стал, – медведь кивнул на уже почти вплотную подошедших зомби-лис.
– Ми-ми!!!
– Да не обижаюсь, чего там… Жаль только дочь с внуками уже неделю не видел… Попрощаться бы.
Тут лисы скопом бросились на медведя. Молча. Не рыча, не тявкая. Волна полуистлевшей вонючей плоти погребла под собой яростно отбивающегося медведя. И истошно вопящего колобка.
– МИ-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И!!!
33. Печалька
Стая умчалась за сквернословящим зайцем в неизвестном направлении, и люди продолжили свой путь по недружелюбному лесу в одиночестве. Видно, косому надоело пытаться привлечь к себе внимание альфы волчьей стаи, и он решил опробовать иную тактику. Либо учуял присутствие говорящего волка и решил сделать ноги. А то, мало ли…
Вдруг, впереди и чуть слева, раздался непередаваемо истеричный вопль:
– МИ-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И!!!
– Наконец-то! – выдохнул Пендаль. – Ваша милость, это он!
– Скорее! – рыцарь выхватил меч. – Он в опасности! Наш долг – помочь раскаявшемуся грешнику!
И все четверо побежали на звук.
Вернее, трое побежали, а один что было сил поковылял.
Лисы рвали на куски уже не сопротивляющееся, а только слабо подрагивающее тело медведя. Обернулись и, как по команде, уставились пустыми глазницами на вылетевшего из-за кустов человека. Вот, выскочил еще один. И еще. Зомби-лисы оскалились. Из их полусгнивших пастей капала густая медвежья кровь вперемешку с гноем разложения.
Мерзостный, сладковатый запах тлена ударил в нос рыцаря. Противоестественные твари оставили почти мертвого медведя в покое и неспешно пошли на людей. Константин почувствовал – в груди разгорается тот самый огонь, та самая ярость, которую он испытывал в бою с умертвиями. Не должны подобные исчадия ходить по земле! Зло будет повержено!
– ДЕ-Е-ЕС ВА-А-А-АЛЬТ!!!
И рыцарь бросился вперед, к лисам.
– Э-э-э-э… – сказал Пажопье. – А я-то, чо сюда прибежал?
И бросился назад от лис.
Отец Ставросий перекрестил рыцаря, отчего по всклокоченной бороде того запрыгали яркие искорки. Бормоча молитву, раскрутил над головой немного приведенное в порядок кадило. Лисы не тупо кинулись на несущегося на них крестоносца, и не стали подходить по одному, а попытались занять грамотную позицию, чтобы мгновенно перейти из пассивной обороны в активное наступление.
Но рыцарь, хоть и застлала ему глаза кровавая пелена, отличался от туповатого неповоротливого медведя. И, не позволив взять себя в кольцо, метался между лисами, казалось, нападая со всех сторон сразу. Редко его мечу требовалось опуститься на лису дважды. Отсеченные головы, лапы, полусгнившие внутренности и облезлые куски шкур устилали полянку.
Лисы попытались напасть на батюшку, но подойти к нему ближе, чем на пару метров, не сумели. Могучие удары кадила отшвыривали нечистых тварей не хуже, а то и лучше ударов кистеня. Кистень я вспомнил потому, что подоспевший, наконец, Степан включился в битву, используя именно этот девайс. Удивительно, но как только Бадья вступил в бой, он, казалось, и думать забыл о поврежденных ногах.
Наконец, последняя лиса безмолвно издохла, рассеченная надвое эбонитовым кладенцом. Полбу отер пот и заляпавший лицо гной. Обрубки зомби-лис, вопреки ожиданиям, не шевелились. Видно, умерли окончательно.
По огромной туше медведя, свернувшегося в позе эмбриона, пробежала крупная дрожь, и он совершенно по-человечески застонал. С трудом перевернулся и выпустил из-под брюха слегка помятого, но сохранённого от острых зубов зомби-лис веснушчатого колобка.
– Ми-ми? – спросил колобок и, выпростав ладошку, погладил Михайло Потаповича по мохнатому плечу. – Ми?
Медведь улыбнулся. Было видно, он пытается что-то сказать. Но тут силы окончательно покинули могучее тело, он судорожно вдохнул, закатил глаза и… умер.
– Ми-ми-ми!!! – затараторил колобок. – Ми-ми! Ми-ми-ми-ми-ми-ми-и-и-и!!!
И застучал маленькими кулачками по бездыханной груди. Из глаз по пухлым детским щечкам катились огромные прозрачные слезы.
…
– Хоронить медведя? – Ставросий в изумлении посмотрел на Пендаля. – Может его еще и отпеть? С ума сошел, лишенец?
– Да я чего, я просто перевел, – пролепетал тот. – Это он отказывается уходить. Мол, косолапый ему жизнь спас.
– Ми-ми! – подтвердил колобок. – Спа-а-а-ас!
– Спаситель, идрить-тарахтеть, прости, Господи! – батюшка смерил взглядом жмущегося к ноге барона колобка. – Сам-то, некрещеный небось?
Колобок помотал собой.
– А медведь?
– Святой отец, – вступил в беседу барон. – Медведь – животное благородное. Да и этот вот конкретный медведь жизнь отдал за ребенка. Считаю – достоин он этой последней чести. И кроме того… В этом неправильном мире… В этом…
Крестоносец немного завис, но постарался взять себя в руки. И твердо продолжил.
– В этом мире, как я гляжу, многие люди хуже зверей. А многие звери – лучше людей. У нас тоже так было, но откровенных людоедов я ни разу в жизни не встречал. Хотя повидал немало.
– Да вижу я, понимаю… – помялся батюшка. – Да ведь ночь скоро. Уже вот, закат. Не поспешим – не выйдем до темноты из леса. А ночью-ю-ю-ю… Тут такое… Короче, даже я не рискну ночью по лесу бродить.
– Ми!
– Что он сказал? – спросил отец Ставросий у Пендаля.
– Говорит, не похороним – восстанет косолапый. В полночь. Но будет это уже не он. А зло, настоящее зло. Вроде этих лис. Но гораздо страшнее. Ибо, чем больше в существе добра и света, тем страшнее из него получается умертвие.
– И все это в одном «Ми»?!
Пендаль пожал плечами и кивнул.
– Решено! – Константин решительно рубанул ладонью воздух. – Хороним отважного зверя.
– Ладно, – сдался батюшка. – Но отпевать я его не буду.
Под укоризненно-просящим взглядом колобка поморщился.
– Пару-другую молитв прочитаю. И все!!! Прости, Господи, медведя, как человека хороним… И куда мир катится… И чего я не уплыл в Пендосию, или вообще в Гандурасию, когда мог еще… Хотя кто б тогда вас, дураков, на путь истинный наставлял?
…
Уже совсем стемнело, и путь отряда стал опасен вдвойне.
Наткнуться в ночном лесу глазом на сучок, что может быть проще? Свет луны и звезд почти не пробивается сквозь густые кроны деревьев, и путники идут почти на ощупь. Благо до опушки остаётся совсем чуть-чуть.
Звуки… Вот, что пугает. Крики боли, рычание, хохот, хруст разрываемой плоти и разгрызаемых костей, рычание и плачь… Впрочем, пугали они в основном Пендаля. А Константин, напротив, все порывался бежать, спасать и выручать. И лишь непререкаемый авторитет святого отца удерживал благородного рыцаря от подобных глупостей.
– Наваждения, – коротко сказал он. – Заманивают.
– Кто? – спросил крестоносец, но ответа не получил. Батюшка шел, шепча молитву, и рыцарь последовал его примеру.
Очень сильно помогал колобок. Как выяснилось, видел он в этой непроглядной темноте аки днем и вовремя предупреждал отряд о серьезных преградах, типа оврагов, непроходимых малинников или буреломов.
То ли молитвы отвели страшные опасности, потенциально подстерегающие отряд за каждым деревом, то ли преувеличил батюшка, то ли вернувшиеся волки распугали нечисть, но вышли путешественники из леса без особых проблем.
А вот уже на опушке – началось.
Прежде всего, увидели следы страшного побоища. Даже в темноте понятно – все оставленные спасательным отрядом лошади и молодой паренек растерзаны самым жестоким образом.
Волки возбужденно принюхиваются, дыбят загривки, но приближаться к месту кровавой расправы не решаются.
Батюшка еще боле помрачнел лицом и твердым шагом направился к разорванному почти пополам трупу юноши. Не разрубленному, а именно разорванному. Будто некто огромный поднял не мелкого в общем-то дружинника за ноги и разодрал от паха до шеи. Нелепая накладная борода смешно съехала на уши, вот только отряду было совершенно не до веселья.
Стреноженные лошади не смогли убежать и тоже полегли здесь. Расколотые черепа, расплющенные головы, вывалившиеся кишки… Причем ничего из имущества не исчезло, даже седельные сумки развязаны, отметил про себя барон.
Как смогли удержаться волки от соблазна налопаться поданной к столу еще теплой конины, неведомо. Наверное, страх сильнее голода. Или брезговали они доедать за нечистью. Ведь, если присмотреться, тела изрядно погрызаны и покусаны. Но, скорее всего, уже после того, как стали просто телами.
– Святой отец, – Константин, давно привыкший к виду расчлененных трупов, а недавно осознавший специфические особенности нового для себя мира озадачился практичной стороной вопроса. – Может стоит похоронить? Не оживут?
– Чо же я его матери скажу-у-у… – Бадью, здоровенного солидного мужика била истерика. – Мальчишка ведь совсе-е-е-ем…
– Плохо, – священник посмотрел на небо. – До полуночи не успеем.
– Как не успеем? До погоста всего ничего! – встрял Пендаль. – Если по дороге припустим – через десять минут там будем!
– Похоронить их не успеем, бестолочь! – рявкнул Полбу.
– Так давайте я к погосту сбегаю, пейзан приведу и…
– Ты совсем разума лишился, убогий? Тебя, одинокого, на полпути еще схряпают. Да и не пойдет в темноте никто никуда, я сам запрещал. – Батюшка склонился над телом паренька и, не поднимая головы, попросил. – Слышь… Константин. Нужна всенощная. Я отпевать буду. Иначе беде быть. Но на мой голос сбегутся… всякие. Упыри, русалы, вурдалаки и фашисты. Может, еще кто… Сможешь меня до утра отстоять, оборонить?
– Смогу, с божьей помощью! – нисколечко не сомневаясь, ответил рыцарь. – Да и не один я буду. Мы все встанем на пути зла и, не щадя жизней, защитим свет веры, добра и эээ… света!
Бадья треснул себя кулаком в грудь и сквозь всхлипы кивнул.
– Ми-ми! – подтвердил колобок.
– Сам ты ми-ми-и-и… – обреченно протянул Пажопье.
…
Факелы отбрасывали пляшущие тени на неровны станы каменного зала.
– Нет, ну до чего верткая девка! – баба Гуля сплюнула с досады. – Опять развязалась!
Она подошла и попыталась затянуть узлы на ногах Данунашки. Та взбрыкнула, и старуха, взвизгнув, схватилась за челюсть.
– Аааа! Ну фачем, больно фе… – Сплюнула выбитый метким ударом зуб. – Р-р-р-р! Ну ты за это отфетиф!
И дважды наотмашь ударила по щекам княжну. У той поплыло в голове, и она немного утратила бдительность.
Бабка ловко схватила веревку и накрутила вокруг изящных щиколоток целый кокон. Так как руки и талия княжны были прочно связаны, это людоедке в конце концов удалось.
– Думаеф сможеф выбратьфя? Фигуфки! – бабка ткнула под нос пани Рошек грязноватый кукиш. – Дафже ефли отвяжефся, мы знаеф, где?
Полячка что-то горячо забормотала сквозь кляп. Особо разобрать было невозможно, но слова «курва» и «пердоле» слышались вполне отчетливо.
– Вот, ты боифся, а это может твой фанс, – сказала бабка. – Тут жфифет САМ!
И она ткнула указательным пальцем левой руки вправо, а правой влево.
– Он и мне глаза открыл. А ф тебе-е-е…. Ф тебе много добра. Чую я. Пофти как я ф молодофти. А фем добрее и светлее дуфа – тем лучфе!
Высказав эту сентенцию, баба Гуля прошлась вдоль стены осматривая отвратительные картины.
– Что, фказать фто-то хочефь? – старуха посмотрела на беспрестанно мычащую пленницу. – А куфаться не будеф?
Та замотала головой.
Бабка развязала стягивающий лицо княжны платок и вытащила огромный деревянный кляп. Лязгнули беленькие здоровые зубки, и старуха еле-еле успела отдернуть руку.
– Kim ty jesteś, cipka stara? Co ci jeszcze trzeba?
– Ой-ой-ой! – издевательски протянула старуха. – Энто ты на каковском меня фейфяс пофлала?
Вообще, Данунашка – добрая, хорошая девочка. Но в этот момент она была готова убить пленительницу. И съесть.
– РАЗВЯЖИ ЕЕ! – раздался громоподобный голос. С потолка посыпалась каменная пыль.
– Х… Хозяин… – людоедка заозиралась. – З… Зачем?
– ЗАТЕМ, ЧТО Я ВЕЛЮ!
– С… Слушаюсь…
Споро размотав веревки, бабка резво отбежала к стеночке. Данунашка встала и потянулась, разминая затекшее тело.
– А ТЕПЕРЬ, – сказал голос. – УБЕЙ ЕЕ!
– Х… Хозяин… Это ты кому?
34. Возвращение
Пыль. Пыль и ветер.
Вот, как мог описать бой, да и самих противников средневековый рыцарь.
Ну а мы… Куда ему до нас? Мы столько умных слов знаем! Мелкодисперсная взвесь. Броуновское движение. Нанотехнологические соединения. И прочий вздор, который можно описать проще и наглядней. Пыль и ветер.
Порывами воздуха приносило, поднимало, закручивало и уплотняло совершенно разнообразных существ. По внешнему виду разнообразных, ибо суть их была едина. Пыль и ветер.
Вот, на Константина несется огромный, ростом в полтора человека, обезьян. Грозит смять, расплющить, раздавить. Полшага в сторону и кладенец рассекает пузатое чучело. Песчаный делает по инерции несколько шагов, косой порез на пузе кровоточит тут же уносимой ветром пылью.
Некогда оглядываться! На барона с трех сторон прыгают слепленные из пыли ящерицы. Четвертая, самая хитрая, бочком-бочком обходит полбу и пытается прокрасться к молящемуся батюшке. На ее пути становится Степан.
Ящерицы осыпаются мусором, но появляются двухголовые великаны. Потом восьмирукие змеи. Потом гигантские пауки, с лапами похожими на человеческие руки…
Батюшка читает, а вокруг беснуются невиданные темные силы, сдерживаемые горсткой храбрецов.
Да, Пендаль тоже принял участие в битве, но в своей непередаваемой дебильно-эффективной манере. Здесь он не стал бегать, мыслимо ли ветер обогнать?
Вытащив гибкую ивовую веревку, хозяйственно припрятанную на всякий случай, он подлавливал начинающие закручиваться смерчи и бросал в них один конец. Когда чудовище формировалось, веревка накручивалась внутри и вокруг оного, и гомункул получался ущербным, скособоченным и каким-то инвалидистым. Тогда, Пажопье оставалось лишь подтащить почти не сопротивляющееся существо под острый меч или тяжелый кистень. Видно, данное действие считалось не боевым, а скорее транспортировкой. Корзинщик расслабился и даже стал тихонько насвистывать, за что и поплатился.
Но не сильно. Один из вихрей соткался не в одиночное существо, а в громадных, размером с кулак, пылевых пчел. Они мгновенно пошли на таран и понаставили визжащему толстячку шишек.
Да, Полбу и Бадья справлялись. Но получилось бы у них это, ели бы не постоянно мимикающий колобок или окутавшая отца Ставросия бело-золотистая аура, мгновенно излечивающая синяки да ссадины защитников и придающая сил? Неизвестно.
Впрочем, история не терпит сослагательного наклонения, а наша история правдива от и до. И она говорит: когда наступил рассвет – посреди очистившейся от крови и кишок опушки, у небольшого аккуратного надгробия стояли четыре измотанных, но довольных результатом боя человека. И один непонятно кто. Но тоже довольный.
– Ух ты! – сказал Пендаль. – У тебя ноги выросли! Ну, с меня лапти!
Действительно, прямо из конопатой головы торчали две аккуратные, но мускулистые ножки, очень похожие на человеческие. Больше никаких дополнительных конечностей колобок не отрастил. Так что обломитесь, извращенцы.
По результатам ночного боя Полбу слышал ту-ду-ду раз пятнадцать. И пару раз тра-та-та. А вот колобок вплотную приблизился к сороковому уровню. Не хватило лишь двух-трех пылевиков, когда они внезапно, к огромной досаде четвертого, закончились.
Степан, будучи черным, потенциала уровней не осознавал, да и достижения с умелками у него начислялись и распределялись иначе, чем у игроков и НПС. Тем не менее, и он смог приподняться на пару левлов.
Батюшка, ночь напролет молившийся, экспы не получил. Зато, как он с радостью отметил про себя, существенно вырос лимит очков веры – аналога манны, но имеющих специфические особенности.
Самым обделенным оказался Пендаль. Он, как чистый крафтер, вообще не имел ни боевого уровня, ни даже бара экспы. Его развитие шло совсем по иному алгоритму, впрочем, об этом не сейчас.
Корзинщик немного взгрустнул и решил хоть чуточку компенсировать обидное событие стахановским сбором лута. Но был остановлен суровым рыцарем. Батюшка удивленно посмотрел на крестоносца и дал благословление на мародерку с условием, что корзинщик не забудет о церковной десятине. Рыцарь сразу же успокоился, и слуга споро набрал небольшую горку обрывков, веточек, палочек и камушков. По какому признаку он отбирал именно эти, а прочие выбраковывал, благородный рыцарь так и не понял.
– Теперь здесь святая земля, – довольно сказал священник. – Кровью невинно убиенного окроплена. Можно строить часовню, а то и церковь.
– Имени великомученика Тимофея? – с надеждой спросил Степан. Он искренне горевал о погибшем пареньке.
– Эх, куда хватил… пробормотал батюшка. – Не мне решать. Там видно будет.
Собрали дроп, загрузили в распахнутый бездонный рот колобка (или уже не колобка?) и выбрались на дорогу.
До погоста дошли без дополнительных приключений. Разве что вернулись разбежавшиеся ночью волки. А Пендаль, наконец, придумал колобку замечательно иностранное имя.
…
– Почему Фофан?
– Ну… В-ваша милость любит щелбанами одаривать. А фофан – другое название сильного щелчка по лбу. Кроме того, он – четвертый. И боевой, азартный, по-детски непосредственный… И фанатично преданный. А на одном из языков – фо – это как раз четыре. А фан…
– Все, понял, не продолжай.
Рыцарь вопросительно поглядел на ногатое чудо.
– Фо-о-о-офа-а-ан… – протянул бывший колобок. – Нр-ра-а-а…
– Нравится? – с надеждой спросил Пажопье.
Колобок исступленно закивал.
Перед глазами барона развернулась большая страница, исписанная мелкими буковками и циферками. Внизу, две подушечки-кнопочки. Константин пожал плечами и привычно ткнул первую.
Над экс-колобком сверкнуло, негромко бумкнуло, и письмена над ним изменились.
– Получилось! – завопил корзинщик. – Господин барон, у вас получилось!
Полбу с деланно невозмутимым лицом махнул рукой. Мол, а ты чего ожидал? Чтобы у меня, да не получилось? А про себя задумался. А что получилось то? Ну, Фофан, ну и что? Был колобок, стал Фофан, велика ли разница?
На встречу прошло гремящее бубенчиками стадо буренок, сопровождаемое мальчишками-пастухами. Коровы чуяли волков и волновались.
Пастушки, сорвав шапки и с искренним уважением, кланялись батюшке. Он осенил их крестным знамением, благословляя, и немного задержался, читая короткую молитву. Стойкость, внимательность и шустрость поднялась у благословлённых на двадцать процентов почти до полудня. Буренки упокоились, видно, как-то донес до них батюшка простую мысль о неагрессивности стаи.
Отец Ставросий ласково улыбнулся и нагнал товарищей.
– Когда епископ призовет, – предупредил он. – Сразу этого головастика с собой не тащи. Сперва опиши. Объясни, что предан он тебе стал, супротив тьмы, не щадя сил, боролся и помогал во всем. Гляжу, имя ты ему дал. Имя – это хорошо, жаль только не христианское… С другой стороны – не Васькой же его называть? В общем, сначала нужно Кондратию объяснить, что привязался к тебе пет. Авось дозволит оставить.
– То есть как? – спросил Константин.
– По закону – и божьему, и человечьему – все непонятные существа в ранге пета должны проходить церковную экзаменацию. Причем как раз у служителя ранга епископ или выше. Так что повезло тебе. Кондратий человек прогрессивный, не то, что этот пень старый… Впрочем, негоже о так об архиепископе. Значит, пень преклонного возраста, пусть будет.
– А если не пройдет экзамена Фофан? – заволновался корзинщик. – Он ведь как ребенок, наивный и невинный!
– Фо-о-о-офан!
– Если не пройдет… – Ставросий вздохнул. – Изгонят. Развоплотят. Но не бойтесь, по нему видно, не слуга он Тьме. И Тлену не слуга. А петы, подлежащие немедленному истреблению, даже по внешнему виду страшные. Ну или отвратительные.
– И развоплощали кого на твоей памяти?
– Нет. Большая редкость пет. Особенно темный. Я как-то встречал одного, даже не темного… Сумеречного. Такая больша-а-а-ая кошка. С лошадь размером. С крыльями и ядовитым хвостом.
– Мантикора что ль? – спросил Пажопье.
– Шибко ты умный, я погляжу, – прищурился батюшка. – Пожалуй, и тебе экзаменацию стоит устроить.
Но открывший было рот Пендаль ответить не успел. На встречу им бежал радостно орущий седобородый староста погоста.
– Во! – батюшка потер руки. – Отрегенился, раб Божий! Моя церковь помогла, не иначе.
– Ставросий! Константин! Степан!!! Ну, слава Богу! А кони где? И Дружина? И… Ээээ… Это кто???
Он уставился на робко выглядывающего из-за широкой спины рыцаря колобка.
– Фо-о-о-о-офан!
– Твою ж… Да это ведь Лихоман! Только мелкий! Вы как это сделали?
– Рад твоему выздоровлению, благородный барон! – Полбу подбоченился. – Тут все не так однозначно. Я…
– Ты! – Староста побелел под бородой и ткнул пальцем в грудь рыцаря. – Ты!!! Ну ты… ЧУДО! Я что просил? Помочь троим! Трем жителям погоста! А не всем жителям три раза!
Константин немного смутился.
– Я что-то сделал не так?
– Что-то? Да почти все! Но… Эх… Оно и к лучшему. Пошли к Дымову. Квесты будем твои закрывать. Достижения начислять. Сам я такие плюшки выдавать не в праве. И, кстати… Меч-то верни. Да потом, потом, не прямо сейчас. Удивительный ты человек, барон… Почему не присвоил?
– Я – РЫЦАРЬ!
И, сочтя объяснение достаточным, Константин гордо вздернул подбородок.
