Михаил Булыух
Марш анонимов. Крестопереносец
44. Параллельное развитие
Все молча переводили дух. Батюшка требовательно протянул руку, и Пажопье сунул в нее бутыль с вином.
Следующим приложился барон, затем Крот, а Фофан отказался.
– Вино-о-о – ка-а-а-ака-а-а!
Видимо, усвоил эту аксиому навечно.
Сильнее всех пострадал именно колобок. Он сидел у стеночки, грустно разглядывая единственным глазом остатки лапоточков. Укусы, порезы и ушибы. Выпростал руку и попытался снять разодранную обувь. Но одной ладошкой сделать это было сложно. И тут он вспомнил, что вообще-то у него должна быть вторая. Понял, что ее больше нет, и заплакал.
Вообще, его коротенькая жизнь, хоть и была насыщена приключениями, но положительных эмоций они приносили мало.
Еще бы.
Только родился – и сразу сожрать норовят. Причем все встречные поперечные. Эх… Ну что за жизнь… Теперь – однорукий, одноглазый инвалид… А вдруг хозяину такой покалеченный пет будет неприятен? Или вообще не нужен? А Константин и Пендаль уже как семья… Строгий отец и двоюродный дядя-раздолбай. Правда отец-хозяин регулярно тупит и на почве религии сдвинут. Зато дядя-слуга, хоть и жлобистый алкаш, но очень добрый в душе, а, когда нужно, даже умный. Зачем им обуза в лице калечного непонятно-кого, да еще и бесполезного… И в бою, и в хозяйстве…
От таких мыслей колобку стало совсем грустно, и он, размазывая кулачком по щекам слезы и сопли, заревел в голос.
– Что случилось? – обеспокоился барон. – Где болит?
– Фо-о-о-о-офа-а-ан… Ве-е-е-есь Фофан бо-о-о-оли-и-ит… Внутри-и-и-и… ы-ы-ы-ы… Фофан не ну-у-у – уужны-ы-ы-ый!
– Не понял? – нахмурился рыцарь. – Тебе потроха отбили?
– Ваша милость, дозвольте я с ним поговорю?
Барон дозволил, и корзинщик с колобком зашептались. Причем последний постоянно сбивался на «ми-ми-ми», не хватало ему пока что слов.
– В общем, он боится, что мы его бросим, – наконец выдал отрядный полиглот.
– С чего бы это?
– Считает себя бесполезным.
– Хм… – крестоносец задумался. Опыта воспитания детей у него не было. Те несколько бастардов, что у него имелись, росли сами по себе, в семьях матерей. А матери не смели обременять заботами феодала, удовлетворившись скромными (по меркам барона) и огромными (по меркам нищих пейзан) подарками.
Зато у рыцаря был реальный опыт командования отрядом. И пусть колобок выглядел необычно, вел он себя, как и любой мальчишка, принятый помощником оруженосца. Временами – безумно храбрый, временами – обидчивый, временами – грустный, временами – озорной.
Справляться со всеми этими напастями (в том числе и с излишней смелостью и перманентной тоской) рыцарь умел великолепно. Он знал одно замечательное средство, ни разу не подводившее и помогающее практически от всего вышеперечисленного. Тяжелый изнуряющий труд.
И хмыкнул он вовсе не потому, что не знал, что делать. Знал. Нужно придумать Фофану занятие. Такое, чтобы тот задолбался и выбросил из головы дурацкие мысли. Но вот не мог придумать, чем бы озадачить однорукого колобка. В абсолютно пустом подземелье.
С одной стороны – стена, с другой – тянущийся в неизвестность туннель. Рыцарь был в тупике. В обоих смыслах.
– Гофподин командир, – приподнялся на локтях Токик Цвок Токик. – Мы уже почти дофли. Офтался вфего один переход. И мы у двойника моего. Нам бы передохнуть, подлечитьфя…
– Да, – подтвердил батюшка. – Чувствую себя неважно… Полежу немного, потом помолюсь за здравие. Господь поможет.
– Ми-ми??? МИ?
– Нет, рука не отрастет. И глаз не появится. Но чувствовать себя станем лучше, синяки да шишки исчезнут. Отравление от гниляков мы подхватили… Трупным ядом. Оно тоже пройдет.
– Ми-ми???
– Ох-хо-хонюшки… Грехи мои тяжкие… Нет. Не смогу отрастить. В церкви, да с эликсиром, да после недельного поста можно, с Божьей помощью. А тут – нет.
– Ми?
– Конечно, помогу, как я ребенку откажу? Но после. Когда в мою церковь вернемся.
Фофан немного повеселел.
– Нам нужно назад вернуться, – внезапно сказал крестоносец.
– К-куда? – не поверил своим ушам Пендаль. – К… к некромантам? Или в церковь?
Не похоже на Константина – сворачивать с намеченного пути. И не бросит он свою даму сердца, даже ради Фофана. Который, как ни крути, и не человек даже. Хоть и… Хороший. Преданный, как собака. Да и Крот подтвердил: развивается у колобка душа. Сначала ее не было. А теперь есть. Маленькая и робкая, как мотылек. Но душа эта – удивительной чистоты и качества. «Такие чистые души бывают только у очень несчастных детей», – сказал Крот. И почему-то вздохнул.
Значит что? Назад – это в буквальном смысле? В пещеру? К мертвецам?
– Да, – подтвердил рыцарь. – Наш долг выжечь это гнездо колдунов до основания. Нельзя оставлять за спиной подобной мерзости! Так хочет Бог!
Ставросий покряхтел, но подтвердил, да, мол, хочет. Только вот не даст истребление некромантов никакого долгосрочного эффекта. Возродятся они, то бишь отреспятся. А отряд лишь время впустую потеряет. Видно, тот мир – Грязь – по принципу Жизни устроен. Бездушные твари, и мертвецы тамошние, и некроманты. Скорее всего. А стало быть…
– …стало быть, мы должны закрыть глаза на черное колдовство? Не подобает рыцарю…
– Давай так, – примирительно сказал батюшка. – Мы сейчас выполним задуманное. То, ради чего вообще я с тобой в этот поход пустился. Поймаем Крота-разбойника, спасем твою зазнобу и самое черное зло в Новгородских землях искореним. Разложеня. А после… После вернемся с дружиной, земляным маслом и Божьей помощью. И тогда уже выжжем всю тамошнюю нечисть во славу Господа.
С подобным планом Константин согласился. Очень уж ему нравилось выжигать все под корень во славу Господа.
– Кстати! – вспомнил Пендаль. – Данунашка ведь… Ай! За что???
– Для тебя – Пани Данунашка Рошек!
– Ну… ладно… Пани Рошек – хиллер!
– И что? – не понял барон.
– Что, настоящий? – удивился Ставросий. – По призванью?
– Да! Да! Точно говорю! У нее и бара маны нет, она сама говорила. Ее сила – в душе, она непосредственно из собственной сущности ее черпает. Потому и волосы длиннющие! Они силу космоса, или чего-то там еще, аккумулируют и в животворящую энергию преобразовывают. Не силен я в теософии, не все понял из ее объяснений.
– Дурак, – потвердел рыцарь. – Самого важного и не понял.
– Дык, ваша милость, я крафтер, а не мудрец… Ай! За что?
– За пререкания.
– Ай! А это за что???
– За разговорчики в строю и тупые вопросы.
– А-а-ай! – наконец до корзинщика дошло, хозяин не в настроении и от дальнейших дискуссий лучше воздержаться.
Константин пристально посмотрел на слугу и удовлетворенно кивнул.
– Для профилактики и закрепления материала, – ответил он на невысказанный вопрос. – Так, святой отец… Отпустило? Помолимся?
Вдруг Фофан что-то вспомнил, распахнул рот, сунул в него руку и за волосы вытащил откушенную голову зомби. Голова моргала и скалила обломки черных зубов. Моргала она почему-то только левым глазом. Казалось, подмигивает и намекает на нечто неприличное.
– О! – воскликнул враз повеселевший корзинщик. – Башка дропнулась!
Полбу напрягся и в очередной раз свершив великий подвиг по слогам прочитал:
– Го-ло-ва зом-би. К-ве-ст ит-ем. Ск-ры-то-е за-да-ни-е. Ра-нг: ред-ко-е.
Мелкие буковки в описании предмета он читать уже не стал. Выяснил, что хотел, и велел голову выбросить. Но сторону возмущенного Пендаля внезапно принял батюшка. И крестоносец уступил. Голову было решено сохранить. С целью проведения комплекса противосатанинских мероприятий, ага.
Полбу решил посмотреть, что там с его баром опыта. Очень уж крестоносцу нравилось ощущение, возникающее при достижении «апа». Удивительно, но с тех пор, как они спустились с Кротом в его пещеры, бар не вырос ни на йоту. Зато рядом с числом, обозначающим уровень рыцаря в Жизни, появилась новая.
– Святой отец. У меня новости. Уж и не знаю, хорошие ли…
– М-м? – батюшка приподнял бровь изображая заинтересованность. Не до того ему было. Он подолом рясы любовно полировал лезвие-выкидуху. Попутно шепча молитву над распятьем.
– Да вот… Мои один, один и пять, цифры что уровень показывали…
– У тебя же сто одиннадцатый вроде был? Три единички?
– Да? Сам не знаю, когда сподобил Господь… Но точно, до того, как мы сюда попали. Я точно помню Крота… Токика этого, когда связали, проверил. Было именно так. Один, один и пять.
– Хм… Ну ладно. В чем вопрос?
– Так вот… Рядом с этим уровнем теперь зеленое дерево нарисовано. Дальше – еще цифры. Один, один и семь. И след, будто от копыта в жидкой грязи. Это что у меня? Два уровня теперь?
– Первый раз о таком слышу, – пожал плечами батюшка.
– Я тоже, – поддакнул Пендаль, хотя его и не спрашивали.
– Ми-ми.
– Да чего тут фтранного? Дерево – фимвол вафего мира – Жифни. А флед от копыта – фимвол Грязи. Вот и вфе.
45. Повышенные обязательства
– Велик Господь… – пробормотал рыцарь. – Столько разных миров сотворить…
– Тот мир никакой не гофподь фотворил. Люди.
– Этот тоже люди. Ну, так мне говорили. Но ведь людей – Господь. А стало быть – в конечном итоге, все равно – Он.
– Ну… Я не филофоф. Мофет быть.
Батюшка присмотрелся к себе внимательнее, прислушался и широко улыбнулся.
– Слава Богу!!! Дождался! Получилось! Благодарю тебя, Господи, сподобил!!!
– Что?
– У мня тоже уровень открылся! Совсем как у… Ну… Наверное, не у тебя. Как у преподобного. Или у посадника… Наконец-то!!! Причем сам! Без одобрения Сенода и Ритуала Клуба!
– Это хорошо? – спросил барон. Он уже знал, что у батюшки, как и всех черных, интерфейса нет. Ну, или почти нет. И развитие священника происходит совсем по другим принципам, нежели у Полбу. Вернее, совсем как у него до попадания в этот странный мир. Или похоже, но не так. А как – неясно. Константин еще и со своим не полностью разобрался. Откровенно говоря, только-только начал понимать, что там к чему.
– Это замечательно! Да я теперь… Да я… Во славу Господа! Я… Ух!
– Батюшка, гордыня – грех, – рыцарь сурово сжал губы. – И какой он у тебя? Уровень-то? Тот, что с копытом, да?
– Поучи меня еще, немчура немытая… Двести второй! Интересно, как он в нашем мире считаться будет?
– Никак не будет, – пожал плечами Крот. – Он в том мире имеет фначение. И вфе. Больфе нигде.
– А уровень из Жизни?
– От мытья доспехи ржавеют, – насупился барон. Намеки на необходимость гигиенических процедур со стороны русского священника становились все чаще и толще. Но рыцарь пока держался.
– Дык ты их перед баней снимай, сын мой недоразвитый. Ладно, не обижайся. Просто советую, ты перед тем, как непосредственно княжну спасать начнешь – ополоснись. А то мало ли… Спасешь – а она брык… И окочурится. Небось отвыкла уже от столь мощного духа дворянской… хм… харизмы.
– Вон, Пендаль тоже не моется. Дурное это дело и бесполезное.
– Пендаль твой почти всегда в стельку, ему все равно. Да и потеет он не так, как ты в этих железках. Взопреешь же. Или заведется там под броней кто-нибудь. Как грызнёт в решающий момент, дрогнет рука, и падешь смертью храбрых идиотов. И не во славу Господа, а просто так, курам на смех.
Рыцарь обиженно засопел и сделал вид будто проверяет застежки с затяжками. И ему вообще неинтересно, что там несет еретический священник.
Почтительно приумолкший Крот посмотрел на рыцаря, понял, что прения окончены, и пояснил.
– Батюфка, мир Жифнь – офновной. Мерило. Эталон. Именно в нем бурлят фоки даюфие жизнь и филы офтальным. Во вфем множефтве миров живуфим по законам цифр – он главенфтвует. И вфе навыки и умения мофно перенефти из Жифни в любой из них. А наоборот – нельфя.
– А ты откуда знаешь? – поднял голову прислушивающийся рыцарь. Он, хоть и делал вид, будто полностью сосредоточен на полюбившейся в последнее время броне, но на ус мотал.
– Так я же тоже игрок. Был. И мефду прочим, хорофый. Мне многое открыто. Вы вот о давеча о Боромире рафказывали… Он вфе это тоже фнает. И не рафказал вам, наверное, лишь потому, фто никак не мог подумать, фто вы в другие миры попадете. Мало кому такое по плефю.
– А тебе это почему по плечу?
– Ну… Как фказать… Фпофобов ефть много. Но я могу только туннелями. Туннели эти не я фтроил. Они древние – жуть. Я их профто нафел. Когда копал. Копать-то я умею.
– А я думал ты порталы открываешь… – батюшка все еще сидел с блаженным лицом и перебирая четки возносил хвалу Господу. – Есть, знаю, такие волшебники, хоть и не христовы люди, но не совсем богопротивны. Порталисты называются. Как в стене проход увидел – сразу тебя в них зачислил.
– Ну да… Немнофко маг я. Но чутофку, до порталифта мне в этом плане далеко… Я охотник-ловушечник, говорил же. А копать… Ну, конефно, копаю я не фовсем руками. Землю и профий грунт профто убеждаю немнофко подвинутьфя. А потом чуточку ужатьфя. Так мы вфе кротолюды делаем… Делали… – Токик погрустнел. Вздохнул. Встряхнул головой и преувеличенно бодро продолжил. – Но одно дело профто грунт, а другое – мефмирный туннель. Корофе – свои фложнофти. И я уже во фтольких мирах побывал… Фотни три тофно повидал, а то и больфе.
– И все равно возвращаешься?
– Конефно! Это федь главный мир. Зафем мне фтреки? Тени? Отростки? Ответвления? Именно Жифнь – теперь мой дом.
– А твой мир? Не боишься божьей кары? По твоей вине множество безвинных душ сгинуло, – снова вернулся к беспокоившему вопросу Константин.
– А и не фалко. Хреновый был мир. Вфе флые. И нафтоящих душ – раз два да обчелфя. Заготовка мира, пофти не нафтояфий. Таких – девятнадцать из двадцати. Вот, например, Гряфь эта. Тоже не нафтояфий Мир. Он вообфе держитфя волей трех-четырех ифтинных дуф. Ну раньфе так было. Фейчас чуть больфе.
– А откуда знаеф? Тьфу, прости, Господи… Знаешь?
– Чую… – Токик пожал плечами. – У меня эта чуйка офень хорофо уже прокачана.
– А здесь? – спросил батюшка. – В этом мире? В Жизни. Настоящих душ много? Истинных, как ты говоришь.
– А мы фейчас не в Жизни. Мы в межмирье. И, ефли вы не догадалифь, туннель этот не только два мира фоединяет. Выходов – тьма. Вот, например, то мефто, где мы «Груфтных админов» вфтретили. Оно вообфе мне нефнакомо. Но опыта гофподин начальник там не получил. А фтало быть – мир иной. И раз новая линейка не открылафь – не цифровой. Или то мефто, где были двери ф окошками. Ну, откуда вы эти жефткие зелененькие бумафжечки натащили – тоже. Это фкорее всего какой-то техногенный мир. Я такие не люблю.
– Хм… – рыцарь, ошарашенный очередным свалившимся на него массивом информации о матчасти Мироздания, потер лоб. Под костью места для усвоения новой уже практически не оставалось. Подумал пару секунд и выдал резюме. – С помощью Господа, во имя Пресвятой Девы и во славу прекраснейшей Данунашки, я очищу от зла все эти миры!
Батюшка хмыкнул, а Крот посмотрел на рыцаря, взявшего на себя повышенные обязательства, как на полного идиота.
– Ну… Не сразу. – Константин дернул себя за ус. – По очереди.
…
По светлому, вовсе не буреломному лесу идет милая девушка лет семнадцати-восемнадцати. Видно, что путь привычен, несмотря на отсутствие тропинки, передвигается она споро. Заросли да поваленные деревья обходит, мелкие ямки перепрыгивает, меж стволов не плутает.
Точеная фигурка подчеркивается расшитым сарафаном, который, по идее, эту фигурку должен скрывать. Личико свежо, улыбчиво, девушка любит весь мир, а мир добр к ней. В руках корзинка, вкусно пахнущая свежей выпечкой. Несет гостинцы. Может бабушке, может еще кому.
Девушка – дочь трактирщика-целовальника, значительной в этих местах фигуры. Батюшка ее не один трактир держит, а целых два. Так что и приданое обеспечено, и жизнь прекрасна, и Ольг обязательно на ней женится. Ольг… Он такой… Такой!!! Самый лучший, вот! Да и имена… Ольг и Ольга. Ольга да Ольг. Ага, будто сплетены, связаны, слиты воедино уже заранее. Вот, умела бы она колдовать… Ну, хоть чуточку… Наколдовала бы так, чтобы свадьба уже завтра была. Тут не много и надо. Отец условие поставил – будет у Ольга дом, хозяйство, минимум три холопа – отдаст за него Ольгу. «Будто в хозяйстве счастье», – вздохнула Ольга.
Знакомая полянка, на полянке пенек. А на пеньке – монашка-странница. Сидит, не шелохнется… Спиной к девушке.
– Доброго дня тебе, мать.
– Доброго и тебе, дочь моя. Ты одна?
– Одна, мать. Вот, покушать несу жениху. Но пирогов да блинов много, отведай, не побрезгуй.
– Добрая девочка… Хорошая… Как тебя зовут, дитя?
Ольга в это время подошла к пеньку, глянула в лицо страннице и обомлела.
Едва ли старше девушки, но… Глубокий капюшон скрывает большую часть лица. Однако, все равно видно – глаза монашки скрыты под плотной черной повязкой. Слепенькая. Господи, ну почему так? Ведь как жалко ее. Хоть плачь.
– Ольга, – ответила дочь трактирщика и в самом деле всхлипнула. Настолько ей стало жаль несчастную.
– О-о-о-ольга-а-а-а… – протянула монашка. – Жаль ты одна, Ольга… Не успеваю. Ну да ладно. Сделаю, сколько смогу.
– Чего не успеваешь, матушка?
– Ты не поймешь пока. Потом поймешь. Да поздно будет…
– Я уже сейчас ничего не понимаю, – пролепетала девушка.
– И не нужно. Главное – я понимаю. Вижу, мечта у тебя есть заветная. Замуж выйти.
– Да! За Олега!
– Хм… Как бы это желание обернуть…
– Да ты не переживай, мать. Возьмёт он меня. Вот увеличится его хозяйство вдвое, и возьмет!
– А сейчас его хозяйство тебя чем-то не устраивает? Маловато? Таково твое желание? Огромное хозяйство суженого? – и монашка звонко рассмеялась понятной только ей шутке.
– Нет. Хозяйство само вырастет, он очень упорный, мой Олег. Он все время над ним работает. Да и я чем могу – помогаю. А когда помогаю – оно вообще прямо на глазах растет. Хозяйство его все время увеличивается, каждый день, пусть и по чуточке. Каждый день, все больше и больше!!!
– Так чего же ты желаешь, дитя? Никак понять не могу… Очень уж ты… Проста. Открыта. Мысли даже не вода – сквозняк, от уха до уха. Будто есть ты, а будто и нет тебя.
– Мать… – девушка попыталась понять странное высказывание чернавки, не смогла и привычно переключилась на другое. – Отведай пирожка. Вот, с луком да яйцами. Вот с грибами. Вот с капусткою…
– Позже, дочь моя, позже… Да и откушала я недавно. Ты скажи, чего ты хочешь? Больше всего на свете. Я бы сама тебе это дала, без слов… Но… Странная ты какая-то… Уже почти полсотни девушек одарила, а такую первый раз встречаю. А из всех них только одна была… Хм… Впрочем, неважно. ЧЕГО. ТЫ. ХОЧЕШЬ.
– Я… – Ольга задумалась. Вспомнила свои мысли, которые думала до встречи с монашкой и выпалила. – Хочу колдуньей стать!
– О-о-о-о… – странница рассмеялась. Но уже не звонко, а как-то зловеще. – Проще простого. С этого момента – ты колдунья. Сложи пальцы так. Скажи – Херус Патронус, пожертвуй крупицу красоты, и все по-твоему исполнится.
– Вот так вот, просто? Я уже колдовать могу, да?
– Нет еще… Сначала… Я посмотрю тебе в глаза.
Громкий девичий крик поднял в небо всех окрестных птиц. В этом спокойном лесу подобное не было нормой. И птицы кружились довольно долго.
Девушка пришла в себя.
Почудилось? Или было?
Вот бы почудилось. Такое страшное – жуть. Пауки заместо глаз, да какие противные… Фу-у-у…
Но монашки нет. Будто и не было никогда. Ой, нужно скорее забыть, развидеть, раздумать этот ужас.
Недалеко валяется корзинка с пирожками. Вернее, уже без них. Пирожки все на землю высыпались и перепачкались… Неужто Ольг голодным останется? А может попробовать?
Она сложила пальцы как монашка велела.
– Херус Патронус…
Пирожки поднялись, встряхнулись по собачьи и четко, строем по одному, полезли в корзинку.
Ольга счастливо засмеялась. Получилось! У нее получилось!!! Ух! Вот теперь они с Ольгом заживут! Это надо же!
Спасибо, спасибо, спасибо добрая монашка! А пауки… Что, пауки… Привиделись пауки. Чего только от переутомления не померещится…
Она подобрала корзинку, заглянула внутрь. Пирожки чистые, румяные… Жаль уже холодные…
– Херус Патронус!
Ой! Горячие! Будто со сковороды!
И она, довольная собой, побежала к жениху.
Конечно, она не могла знать… Не видела себя со стороны. Еще недавно свежая кожа слегка посерела, под глазами залегли темные круги, а над верней губой начали пробиваться усы.
46. Плохой крот
Туннели Межмирья не понравились Константину. Несмотря на то, что туннель казался единственным – вел во все миры сразу, и ориентироваться в нем не привыкшему к условно-угловой космогонии барону было сложно.
Так, он даже примерно не мог сказать, как долго они уже идут, сколько прошли, и уж тем более, куда направляются. Но Крот, казалось, никаких неудобств не ощущает, идет бодро и даже что-то напевает тихонько. Токик пытался объяснить спутникам, зачем они, собственно, вылезали в соседних мирах, но не сумел. Нет, объяснял-то он толково. И любой кротолюд с ходу бы уловил суть. Но в человеческих языках просто не существует понятий, которыми эта надобность легко объясняется. А фразочки типа «корректирофки направленнофти вектора пофтупательно-энергетичефкой фофтовляюфей пятимерного профтранфтва» запутали даже батюшку, не говоря уже о крестоносце.
– Пути Господни неисповедимы, – констатировал Константин. Проводник вздохнул и не стал оспаривать этой сентенции.
По одним понятным только Кроту приметам он решил, что идти хватит. И с бешеным энтузиазмом принялся рыть штрек в стене туннеля.
Впрочем, рыть – не совсем правильное слово. Под огромными ладонями кротолюда порода будто исчезала в никуда. Он, не особо напрягаясь, проделал ход достаточного размера, чтобы даже рыцарь в полном доспехе не чувствовал себя там стесненным.
Пять-шесть метров штрека Токик проложил буквально за пару минут. Корзинщик, уважающий чужие таланты, даже самые странные, восхищенно зацокал языком. Неординарные способности крота произвели на чувственную натуру толстячка неизгладимое впечатление.
– Нифего необыфьного, – смущенно сказал кротолюд. – Вот, некоторые умеют плавать. А я – копать. Это примерно так же. Один раз научифся – и вфе, дело в шляпе. Офтанется только навыки оттафивать. Как ф плаванием. Я вот, плавать не умею, мне вообфе удивительно, как можно на воде держатьфя и не тонуть. Она же мягкая…
Подземное жилище Кротоантогониста по планировке очень напоминало хоромы Токика. Но вот по наполнению…
На месте рояля стоял окруженный человеческими и не очень черепами каменный трон. У трона – тазик, наполненный кровью. Видимо, хозяин любил принимать ванночки для ног. Кухня завешана колбасами и сосисками. Заставлена бочонками с солониной, завалена копчеными острыми ребрышками и банками с маринованными субпродуктами. Константин поднапрягся и по слогам прочел буковки над связкой сарделек: «Сар-дель-ки-кан-ни-бал-ки. Эф-фек-ты…»
Какие там они давали «Эф-фек-ты», он прочесть не успел. Из спальни, проход в которую прикрывала кожаная занавеска, вынырнуло темное нечто. Подпрыгнуло. И одним ударом огромной ладони снесло голову замешкавшемуся Пендалю.
