Михаил Бард
Невеста призрака
Глава 11
Со дня премьеры прошла целая неделя. Каждое утро Изабель приходила к начальнику, каждое утро получала отказ в увольнении, каждое утро рвала и метала.
И каждую ночь её подушка становилась мокрой от горьких слёз.
С Призраком Оперы девушка больше не виделась, хотя и прекрасно помнила, что по вечерам должна была приходить к нему на уроки. Она знала о его ужасном характере, знала, что не подчиняться ему нельзя, и всё же решилась на бунт. Возвращаться к нему, слушать нравоучения и нотации ей не позволяли уязвлённая гордость и разбитое сердце.
Должно быть, Эрик сотворит нечто ужасное в знак мести, но Изабель было уже наплевать. Пусть делает с ней, что хочет – ей было слишком больно, чтобы бояться.
Перечитав в очередной раз своё заявление на увольнение, она швырнула его на рабочий стол, хотя раньше повсюду носила с собой. Эрик мог проникнуть в её кабинет в любую минуту и увидеть этот помятый листок. Пусть почитает. Всё равно ничего лучше в своей жизни она ещё не писала.
В дверь кабинета постучали. Изабель не отозвалась – общаться с кем-либо у неё не было совершенно никакого желания.
– Из?
Жиль. Изабель выдохнула, закрыв глаза. А кого ещё она ждала и так боялась увидеть? Неважно.
В любом случае хорошо, что этот кто-то не пришёл.
– Входи.
– Ты куда пропала? – он пришёл, держа в руке свёрнутую газету. – До тебя не дозвонишься, в кабинете тебя нет. Разок появишься в зрительном зале и убегаешь.
– Чего тебе?
– Поздравить тебя хочу! – воскликнул он. – Ты видела, что написал Бувье? Он твою постановку расхвалил так, что к нам слетается вся Франция!
Жиль сиял от счастья, в то время как Изабель сверлила его мрачным взглядом.
– Эй… ну чего ты? Кто обидел Из?
Она промолчала, мотнув головой.
– Отлично, – вздохнула девушка. – Популярность, зрители… Гаскон от счастья из штанов выпрыгнет.
Парень склонил голову набок, вглядываясь в её лицо.
– Призрак?
– Жиль, – она прерывисто вздохнула, зарывшись пальцами в волосы. – Не лезь, пожалуйста. Я не хочу об этом думать.
Он секунду помолчал.
– А отвлечься хочешь?
Он улыбался так широко и лучисто, словно непоседливый ребёнок, устроивший очередную шалость.
– Пойдём выпьем?
– У тебя через четыре часа спектакль. Марш в гримёрную.
– Мы немного, – сжав руку Изабель, он потянул девушку за собой. – Пойдём. Всю неделю тебя выловить не можем, чтобы премьеру отметить.
Девушка сдалась и поплелась за парнем, покорно склонив голову.
– Жиль, – вздохнула она, – ты бы не общался со мной… Призраку это не понравится.
– Я ему в целом не нравлюсь, – улыбнулся парень. – Нет у него чувства юмора.
– Я серьёзно. Если хочешь поговорить, давай видеться вне стен театра.
Сказав это, Изабель сжала губы и невольно огляделась. Наверное, Призрак это слышал. Он ревнив и недоверчив, так что, возможно, этот факт заставит его чаще покидать свою роскошную келью.
Отлично. Смена обстановки полезна для ума. Быть может, до него дойдёт, что он не Призрак Оперы, а Театральная Сволочь.
Хотя, о чём она? Ему плевать на неё.
Ему нужен только её чёртов голос.
– Ты так заботишься о его чувствах, – прервал молчание Жиль. – Я рад, что у вас всё хорошо.
– Ничего у нас не хорошо. Да и нет никаких нас.
Жиль не ответил. Он привёл Изабель в просторную гримёрную, где сейчас у зеркал сидели сразу пять артистов, которым наносили сценический макияж, а остальные толпились рядом. Труппа встретила девушку радостными возгласами, объятиями, поздравлениями, кто-то даже процитировал хвалебные отзывы от Бувье. Кто-то уже был в костюмах, кто-то – ещё в своей обычной одежде. И они, такие упрямые, капризные и вспыльчивые в работе, сейчас были так добродушны с Изабель, так милы, что девушка растерялась.
Они извинялись, что не верили в её видение. Теперь же труппа хотела работать с ней и дальше.
– У меня есть пара задумок, – со вздохом произнесла она, сжав подол свитера. – Будем их пробовать в постановке, чтобы зритель не заскучал.
Жиль заставил её вздрогнуть с громким хлопком открыв бутылку шампанского. Он разлил искрящийся напиток по бокалам и тут же открыл вторую, третью, четвёртую… Труппа немаленькая, и отметить успех хотел каждый.
Но когда они успели пронести алкоголь в театр? И самое главное, как этого не заметил грозный страж Lacroix?
Изабель не спешила пить. Больше она не доверяла ни еде, ни напиткам в театре. Но всё же, после того как её артисты сказали тост, ей пришлось осушить бокал. Ну и пусть. Если Эрик вновь отравил алкоголь, то она не одна свалится в беспробудном сне.
Если там яд, то пускай действует побыстрее.
Под алкоголем поздравления стали более искренними, более развязными, более душевными, с большим количеством ругательств. Гримёры, не способные усадить на место развеселившихся артистов, смирились и работали, держа принадлежности на весу, нанося макияж на ходу. Тяжелее всего было справиться с крутящимся Жилем, который всё порывался либо чихнуть в пудру, либо дунуть в неё.
Изабель улыбнулась, видя их праздничную суматоху. Из-за работы она пропустила Рождество, но теперь впервые за долгое время ощутила дух праздника. Пускай и с опозданием.
Ненадолго она забылась, отвлеклась от своих тягостных мыслей.
Ненадолго.
Когда входная дверь открылась, лица ребят застыли, они мигом смолкли, замерли, увидев вошедшего. Изабель сделала глоток из бокала, боясь встречаться взглядом с незваным гостем.
– Что притихли, господа? – Эрик ухмылялся. Он хлопнул дверью, и от этого звука кто-то вздрогнул, кто-то вскрикнул. – Разрешите присоединиться к веселью. Как по мне, я со своим громким именем тоже немного поспособствовал успеху дебюта мадемуазель Идо.
С ним боялись даже заговорить. Жиль – обычно такой смелый и развязный – и тот сейчас стоял белее мела.
– Конечно, – Изабель допила шампанское и поставила бокал на стол, – после того, как я уйду.
– О, нет-нет, мадемуазель Идо, – он подошёл, и Изабель пришлось поднять на Призрака Оперы взгляд. – С вами я хочу побеседовать наедине.
Он был в верхней одежде – в роскошном чёрном бархатном сюртуке, цилиндре, кожаных перчатках, брюках. На дорогой обуви ещё не растаял снег. В руках Призрак Оперы держал огромный – больше самой Изабель – букет роз.
Она смотрела то ему в глаза, то на цветы, в глаза, снова на цветы. Изабель нахмурилась. Ей было гораздо легче ненавидеть Эрика, когда его не было рядом.
Сейчас гнев улетучился, оставив после себя пустоту, тревогу, страх.
Стискивая кулаки, она боролась с желанием заплакать.
– Зная особенности вашего характера, мадемуазель Идо, я выбирал такой букет, чтобы он не влез ни в одно мусорное ведро.
– Ничего, – прохрипела Изабель, глядя в сторону. – Как вы любите говорить: это решаемо.
Он засмеялся, и от этого звонкого, мелодичного, бархатистого смеха у Изабель закружилась голова. Не хотелось признавать, но он был прав: после произошедшего между ними отыгрывать ненависть стало тяжелее.
Изабель стиснула зубы, вспоминая о своей обиде, о причине их ссоры, но сосредоточиться на этих мыслях не получалось.
Она сама себе была отвратительна.
– Ваша правда, – улыбнувшись, Призрак Оперы бросил букет в артистов. Розы разбросало по гримёрной прекрасной алой волной из благоухающих лепестков. Ребята были до того перепуганы и так шокированы, что стояли, не шевелясь. – Какая досада. Уборщице придётся задержаться до утра.
Изабель заскрипела зубами и приблизилась, процедив:
– С первого же гонорара, – она произносила слова медленно, вкладывая в них весь скопившийся за неделю яд, – я возмещу вам траты.
– С первого же гонорара, – он подался вперёд, оказавшись неприлично близко – на расстоянии шёпота, – вы купите блокнот, ручку и уйму нотных тетрадей для наших с вами продуктивных… уроков.
Призрак Оперы сделал такой акцент на последнем слове, что лицо Изабель вспыхнуло. Создавалось ощущение, что учить её он собирался вовсе не музыке.
Девушка мотнула головой, но избавиться от смущения не получилось.
– Идите к чёрту.
Артисты ахнули, мужчина театрально схватился за сердце, а Изабель, закусив губу, направилась к выходу. Оставаться рядом с ним было невыносимо: от обиды её горло сдавливали спазмы рыданий, и в то же время сердце колотилось, как сумасшедшее, от воспоминаний о чувственных поцелуях, прикосновениях, отчаянных объятиях.
Закрыв глаза, Изабель глубоко дышала, быстро уходя к своему кабинету. Мысленно она повторяла себе, что не нужна Призраку Оперы, что ничего не значила для него, что довериться ему было ошибкой.
И всё же, когда в пустом коридоре раздалось звучное пение мужчины, Изабель застыла. Его голос, такой гипнотически завораживающий, такой прекрасный, идеальный, волнительный, отражался от каменных стен, содрогал древний замок. И Призрак пел не о прощении, не об угрозах убийством.
Он пел о своей одержимости Изабель.
Девушка сжала губы в линию, когда мужчина медленно приблизился и скользнул пальцами по её плечам. Изабель дрожала, стискивала кулаки, борясь с новым всплеском чувств.
– Не поможет, – просипела она, когда Эрик нежно провёл пальцами вдоль её линии челюсти, заставив посмотреть себе в глаза.
– Знаю, ангел мой, мой голос больше тебя не впечатлит, – с этими словами Призрак Оперы коснулся губами её виска. Изабель закрыла глаза, неспособная сопротивляться. – Тем не менее, ты вся дрожишь. У тебя жар?
Она нахмурилась, глубоко вздохнув. Эрик сегодня игривый, значит настроение у него просто отличное.
– Я тебя ненавижу, – со стоном выдохнула она. – Дай пройти.
– Чтобы ты опять попыталась уволиться? – не дождавшись ответа, он сжал руку Изабель и потянул её за собой. – Пойдём. Надень пальто, я хочу с тобой прогуляться.
– Нет!
– Изабель, – прогремел мужчина. – Не ты ли хотела стать значимой для меня? Не ты ли хотела, чтобы я тебе доверился?
Девушка замерла, вытаращившись на него.
– Да, – Призрак Оперы нахмурился, глядя в сторону. – Я думал об этом. Каждый. Чёртов. День. И решил. Решил, что по отношению к тебе молчать было бы несправедливо. Ты заслуживаешь знать, какому монстру доверила душу.
Девушка раскрыла было рот, но ничего не ответила. Решение Эрика оказалось для неё слишком неожиданным.
Он только хмыкнул в ответ, прислонившись спиной к стене. Руку Изабель Эрик выпустил из захвата.
– Вот только… я не могу говорить об этом, – невольно мужчина коснулся пальцами своей маски. – Эти воспоминания слишком тяжелы для меня.
– Как же ты собрался поделиться со мной своим прошлым?
Призрак Оперы смерил девушку взглядом.
– Я могу всё показать. Отправимся туда, где всё началось, и постепенно придём к самым чёрным страницам моей биографии, – Эрик вздохнул. – Машина у входа, Изабель. Мы едем в поместье де Валуа.
Глава 12
Они ехали в гробовой тишине. Эрик вновь сидел за рулём, и ему совершенно точно не до разговоров – в конце концов, он направлялся в место, о котором забыл на пять лет. Изабель же была до того потрясена его решением, что боялась спугнуть мужчину бессмысленным разговором, боялась, что он передумает.
И в целом боялась, что его чувства угасли за время разлуки. Если это действительно так, то девушке не хотелось об этом знать.
И потому Изабель, откинувшись на сидении, украдкой смотрела на Эрика, кусая губу изнутри.
Ей нравилось наблюдать за ним, за его уверенными жестами, правильными движениями, нравилось смотреть на него, хотелось вновь касаться его, обнимать, чувствовать его тепло. Изабель держалась, мысленно ругая себя.
Нельзя быть такой навязчивой.
– Изабель, – вздохнул Эрик. – Такое чувство, будто тебя терзает ещё одна глубокая тайна.
– С чего такие выводы?
– Ты всегда кусаешь губу, когда о чём-то напряжённо думаешь, – он невесело улыбнулся. – И отводишь взгляд, когда не решаешься заговорить.
Изабель ответила после недолгого молчания:
– И когда ты успел так хорошо меня изучить?
– Счастье моё, – вздохнул Эрик. – Неужели ты думаешь, что всё время нашей разлуки я не присматривал за тобой?
– Зачем? Сам же говоришь, что тебя интересует только мой голос.
– Смотреть на тебя почти так же приятно, как и слушать.
На мгновение Изабель перестала дышать. К комплименту она была совсем не готова.
– Даже когда мы ссоримся?
Не отпуская руль, он провёл пальцами по скуле Изабель. Девушка не отпрянула.
– Моё сердце не разбирает, ссоримся мы или любезничаем. Рядом с тобой оно всегда отбивает стаккато.
В ответ Изабель сжала его руку и задержала её у лица. Ненадолго, всего на пару мгновений, но этого было достаточно, чтобы девушку от волнения окутало жаром.
Боже, как же сильно она по нему соскучилась.
– Ты так нежна… жаль, что твои чувства преобразуются, как только ты узнаешь обо мне всё.
– …вот ещё.
Он не ответил, вновь сосредоточившись на дороге. Шумные улицы Парижа уже сменились тихими загородными просторами с редкими частными домами с высокими заборами. Мелкий снег падал с серого неба, и это царившее за стеклом уныние усиливало тревогу Изабель.
Эрик притормозил у одного из домов.
– Изабель, – он откинулся на сидении, закрыв глаза. – Если я тебе откроюсь, то ты от меня уже точно никогда не избавишься. Разве что, убьёшь.
Она склонила голову набок, вглядываясь в его лицо.
– Видит Бог, иногда я хочу это сделать.
– Видит Бог, – ответил Эрик, – иногда это взаимно.
– Эрик… не зарекайся. Ты сам сбежишь. Скоро ты поймёшь, какая я на самом деле скучн…
Он не позволил ей договорить, прильнув к Изабель и заткнув её долгим, жарким поцелуем. Порой ему не требовалось прибегать к своему красноречию, чтобы заставить девушку растеряться, сбить её с толку, вызвать страсть.
Задыхаясь от восторга, она ответила на поцелуй, но Эрик быстро оборвал его. С губ Изабель от досады сорвался стон.
– Тише-тише, – прошептал он, перебирая пальцами её волосы. – Лучше скажи мне… готова ли ты терпеть дряхлого старика всю свою жизнь?
– Ты! Не! Старый! – взвилась Изабель.
– Это не ответ.
Девушка глубоко, протяжно вздохнула.
– Да, чёрт возьми! Несмотря на твой склочный нрав, проблемы с доверием, ворчливость и эту идиотскую маску, я готова терпеть тебя всю свою жизнь!
Эрик был сдержан и, как обычно, холоден, но после слов Изабель его губы изогнулись в улыбке.
– Дай мне знать, если пожалеешь о своём выборе.
– С твоим характером, – она нахмурилась, – не пройдёт и дня, чтобы я об этом не пожалела, – девушка сжала руку мужчины. – Как не пройдёт и дня, чтобы я не была счастлива.
Он вновь коснулся её лица, крупных кудрей, плеч. Изабель позволила ему касаться себя.
– Впервые в жизни я полностью разделяю чьи-то чувства, ангел мой.
Она вздрогнула от этой шпильки, но ответить не успела. Эрик вышел из машины, открыл дверь перед девушкой и помог ей выбраться.
Она огляделась. Мужчина припарковался перед высоким и изящным чугунным забором, на котором умелый литейщик изобразил цветы роз, лепестки, даже шипы. Эта красота была до того зловещей, такой мрачной, что Изабель не покидали мысли о кладбище.
Впрочем, неудивительно. За забором не было расчищенных от снега тропинок, не было ничьих следов. Грандиозное, гигантское поместье Валуа высилось посреди пустого участка и смотрело на Изабель пустыми глазницами выбитых, покрытых копотью окон.
Изабель мягко сжала ладонь Призрака Оперы. Он смотрел на свой родной дом, застыв в ужасе.
– Эрик, – выдохнула Изабель. – Боже… если тебе так тяжело об этом вспоминать, то давай лучше уедем. Отложим до лучших времён.
– Мы уже прибыли, – голос Эрика звучал ненормально тихо. – Идём. Я познакомлю тебя со своей семьёй.
Изабель похолодела. Эрик достал ключи и негнущимися пальцами открыл ворота. Без должного ухода металл местами заржавел, и вход в проклятый дом открылся с оглушительным скрипом.
Изабель шла по следам Эрика, утопая в глубоком снегу. Дом приближался, и девушке было страшно вновь поднять на него взгляд.
Выбитые стёкла, обугленные стены, метель внутри.
Когда-то это место было полно жизни. Когда-то здесь звучали инструменты, когда-то маленький Эрик учился здесь петь под присмотром строгого отца, когда-то здесь сновала прислуга, звучал смех. Когда-то эта глыба мёртвого льда излучала тепло домашнего очага.
Тростью Эрик толкнул то, что осталось от входной двери. Она открылась и безжизненно повисла на нижней петле.
– Я не был здесь пять лет, – глухо произнёс он, и его голос был холоднее и печальнее зимнего ветра. – Но помню каждую деталь, словно… словно и не умирал никто.
Изабель сжала кулаки. Теперь она ещё сильнее ненавидела себя за свои ребячество и эгоизм.
– Эрик, пойдём…
Но он её не слышал. Его карие глаза подёрнулись поволокой воспоминаний.
– В прихожей всегда пахло розмарином, – вздохнул он. Сейчас цветочный аромат сменился запахами гари и сырости, – Старшая горничная совершенно не разбиралась в парфюме, и у деда из-за её духов начиналась мигрень. Они ссорились, их скандалы были шумными и полными отвратительной ругани, но… Ришар де Валуа её не увольнял, да и не думал об этом. Сварливая мадам Имани заботилась и о моём отце, и о дядьях, и обо мне. Она давно стала членом семьи.
Он выдержал паузу.
– Потому я и похоронил её среди Валуа.
Его голос, обычно живой и мелодичный, был лишён эмоций.
Эрик прошёл дальше, Изабель тенью скользнула следом. И ахнула, увидев обугленные скелеты мебели, почерневшие обои, рамы картин, обрывки тяжелых штор. Когда-то здесь стояло фортепиано, а пламя превратило прекрасный инструмент в отвратительные обугленные останки.
У Изабель сжалось сердце от этой картины. В мрачной тюрьме Призрака тоже была комната с фортепиано – и мебель в ней была расставлена точно так же.
Она не знала, какая комната казалась ей более одинокой и печальной – в сгоревшем доме или в подвале театра.
– Отец обучал меня с тех пор, как я научился говорить, – Эрик провёл пальцами по почерневшему трупу фортепиано. – За неправильную ноту бил линейкой по рукам. Можешь не беспокоиться, счастье моё, тебя я подобным методом обучать не стану. Но ругани нам всё равно не избежать…
Изабель потребовалось мгновение, чтобы унять подступившие к горлу слёзы.
– Если это сделает тебя счастливым, я буду ругать тебя с таким жаром, что сорву голос в наших ссорах.
– О, нет-нет, – он невесело улыбнулся. – Если ты потеряешь голос, я это вряд ли переживу.
Это была обыкновенная шутка, но Изабель стало от неё до того горько, что она подошла к Эрику, обняла его. В этом доме и без того царила смерть, и девушка боялась даже думать о том, что её спутник тоже мог умереть.
– Как занятно…
– Что?
– В первый день в театре ты из-за меня дрожала от ужаса, – с этими словами он мягко обнял её, – а сейчас льнёшь к Призраку Оперы.
Изабель зарылась носом в его плечо, крепче прижавшись к мужчине.
– Я разглядела человека, – негромко произнесла она, – и под твоей маской, и под твоими шрамами.
– Как поспешны твои выводы, – Эрик закрыл глаза, прижавшись губами к её лбу. – Идём. Дом большой, для большой семьи. Здесь жило пять поколений Валуа вместе с прислугой. Горничные, дворецкий, прачки, кухарки… в детстве дом казался мне огромным королевством. Ну а я примерял на себя роли то принца, то рыцаря, то подражал прислуге. Отец был в восторге – сын с малолетства обладал страстью к перевоплощениям.
Эрик прерывисто вздохнул, пройдя с Изабель в кухню. Металлическая посуда обуглилась, полы вздулись уродливыми пузырями, чёрную от сажи, выгоревшую мебель укрыло снежным одеялом.
Но страшнее всего был отпечатавшийся на полу и стене человеческий силуэт. Словно кто-то сел в уголке, а на него плюнуло густым потоком угля и сажи.
Эрик долго смотрел на силуэт, сжав губы в линию.
– Наш дворецкий, – закрыв глаза, он утёр пот со лба, – мсье Рожер. Он даже с прадедом общался только на хлёстком языке сарказма. В детстве я его ненавидел, в юности – мечтал обладать таким же острым языком.
– Мечты сбылись.
– Я и близко не так хорош.
Эрик умолк, глядя на зловещий человеческий силуэт. Его глаза, обычно сияющие блеском живого ума, сейчас казались мёртвыми, остекленевшими. Эрик вновь переживал события пятилетней давности.
Не в силах этого выносить, Изабель подошла, провела ладонью по его лицу, заставила посмотреть на себя. Эрик не сразу очнулся от наваждения.
– Уйдём отсюда, – взмолилась она. – Прошу тебя! Не надо снова об этом вспоминать ради меня!
– Я не со всеми тебя познакомил, – прохрипел он. – Идём. Ты уже узнала, что мой отец был тенором Opéra Garnier, но я ни слова не говорил о матери.
Эрик провёл её в комнату, назначение которой Изабель не смогла определить. Здесь не было ничего, кроме обугленного дивана и чёрных, обвалившихся досок у стен.
Девушка часто заморгала, оглядываясь. Если бы здесь был тяжёлый стол, она бы сразу узнала кабинет Эрика из подвала театра.
Боже… как же сильно он тосковал по дому. Как же сильно хотел вернуть моменты счастья.
– Отца она встретила в тяжёлое для себя время, – вздохнул Эрик. – Кристин потеряла отца, моего деда. В то время она была обыкновенной хористкой, а папа уже получал главные роли. После очередной репетиции отец вымотался настолько, что уснул в костюмерной. А проснулся от тихого, прекрасного пения. Мама так успокаивалась – она начинала петь, чтобы сосредоточиться на вокале, а не на своём горе.
Эрик закрыл глаза, обняв Изабель со спины. Он опустил голову девушке на плечо, зарылся носом в волосы.
– До встречи с тобой я не понимал его романтического порыва.
– Эрик…
– Знаешь, что забавно, счастье моё? У нас с отцом одно имя. Он тоже Эрик де Валуа.
– Господи. Вы же свели режиссёров с ума.
– Только ли их? – хмыкнул Призрак Оперы. – Мы были соперниками, так что часто отыгрывали друг друга, высмеивали, выставляли в худшем свете. Плюсом ко всему, мы были ещё и похожи внешне, под гримом нас было не отличить. Только маме удавалось это.
– Почему же тебя не назначили его дублёром?
– Для этого я был слишком спесив, амбициозен и слишком талантлив, чтобы довольствоваться второстепенной ролью. Да и отец бы мне не позволил. Я должен был его превзойти. Я сделал это.
Изабель попыталась улыбнуться и закрыла глаза, мысленно возвращаясь из жуткого дома в театр.
– Ни один артист своим исполнением не мог тронуть меня до слёз, – произнесла она. – Пока я не встретила тебя.
В знак благодарности мужчина поцеловал её в висок.
– Изабель.., – он выдержал долгую паузу, решая, говорить ли об этом, – я когда-то был женат.
Девушка вздрогнула и застыла в его руках.
– Когда-то – потому что сейчас эта лживая Далила спит бесконечным, болезненным, беспокойным сном на больничной койке. И это с ней сделал я.
На мгновение он так сильно стиснул Изабель в объятиях, что ей стало больно, но тут же отпустил. Девушка медленно обернулась. Она не понимала значения этих слов. Эрик любил говорить метафорами, любил драматизировать. Он мог считать себя виновником обыкновенного несчастного случая, приписать себе убийство, в котором был не виноват.
А мог действительно сам расправиться с супругой.
– Тогда, – проговорил он, и в его голосе зазвенела сталь. – В тот самый день из стен этого проклятого дома выбралась целой и невредимой только одна гадкая крыса. Вивьен де Валуа. Женщина, помогавшая Леру и его шайке опоить нас, разлить бензин по комнатам. Тварь, на которой я женился.
Изабель перестала дышать.
– Что ты с ней сделал? – прохрипела она.
Эрик раскрыл рот и тут же закрыл его, стиснув зубы. Он задыхался от ярости, его трясло, горло сдавил спазм, во взгляде отразился инфернальный гнев. Изабель застыла. Неужели, теперь перед ней предстало то самое чудовище, которое так страшился и ненавидел Эрик?
Истинный Призрак Оперы. Вероломный и непредсказуемый, жестокий и смертоносный.
И глубоко, глубоко несчастный.
Изабель протянула руки и ледяными пальцами коснулась лица Эрика. Он не отпрянул, не отстранил её. Только замер, обескураженный такой реакцией.
Медленно и осторожно Изабель сняла с него маску.
– Она заслужила твоей жестокости.
– Изабель, – глухо, сдавленно произнёс он. – Почему ты не боишься? С тобой может произойти то же самое. Я могу причинить вред и тебе!
Она сжала дрожащие губы.
– Я знаю.
– Беги от меня, – выдохнул он. – Беги далеко, навсегда, чтобы я никогда в жизни не нашёл тебя. Не добрался…
– Эрик…
– Изабель, – он коснулся своего шрама. – Я безумен. Нормальный человек ни за что бы не отправил свою жену на больничную койку.
Изабель не сдержалась.
– Ты едва не погиб от её рук! Да как у тебя ума хватило винить себя?!
Он пошатнулся.
– Эрик, – девушка сделала шаг к нему, и её голос дрожал от слёз. – Тебе станет легче, если я буду считать тебя убийцей?
От её вопроса он изменился в лице, растерялся, не знал, что ответить. Его тянуло к Изабель, влекло, и в то же время Эрика тяготил груз горьких воспоминаний, разрывало на части ужасное прошлое. Девушка могла сделать его счастливым, но он, выживший и отомстивший за себя и близких, считал себя недостойным счастья.
– Как же ты собрался помочь мне справиться с моим прошлым, если сам заблудился в своём?
Он не ответил, устремив затравленный, озлобленный взгляд в сторону. Изабель выдохнула, и её дыхание в морозном воздухе превратилось в белоснежное облачко.
Только сейчас, продрогнув до костей, стоя рядом с травмированным мужчиной в его разрушенном доме и слушая его мольбы исчезнуть, Изабель осознавала, насколько дорог он ей стал. Она не могла ни разозлиться на него, ни накричать.
Единственное, что было у неё на сердце – глубокая печаль и болезненная очарованность.
Сделав шаг к нему, Изабель сжала его трясущуюся руку. И запела. Негромко, несмело, но впервые по собственной воле. Это была спокойная песня, неспешная, отдалённо напоминающая старую колыбельную.
И Эрик, услышав её голос, перестал дышать.
В этом мёртвом доме голос Изабель звучал особенно жутко. Он не отражался от стен, не усиливался эхом. Он просто умирал в пустоте, подхваченный метелью и ветром.
Изабель остановилась, когда Эрик рухнул перед ней на колени. Силы окончательно оставили его, как и напускное спокойствие. Он обнял колени Изабель, он целовал её руки, он шептал что-то несвязное, и среди его лихорадочного бреда девушка смогла различить только слова «вечно», «любовь» и «клянусь».
Изабель не знала, сколько времени они провели в этом доме. Но когда Эрик поднялся на ноги, девушка продрогла до костей, и на плечах, волосах и шарфе остался толстый слой снега.
Впрочем, Эрик озяб не меньше.
Молча, без лишних слов он провёл её к машине, открыл перед девушкой дверь. Изабель не пыталась его разговорить. Во-первых, от холода у неё стучали зубы, во-вторых, Эрик был гордым мужчиной, он был зол на себя за эти несдерживаемые эмоции.
Он со злобой стряхнул с себя снег, прежде чем забраться в салон.
Эрик молчал с минуту, прежде чем прервать звенящую тишину.
– Извини, – выдохнул он, сжав пальцами руль. – Я не должен был…
В этот раз Изабель заставила его заткнуться поцелуем.
Он вздрогнул, и она этому невольно обрадовалась. Ей вновь удалось застать его врасплох.
– У тебя чудесная семья, – прошептала она, прильнув к мужчине. – Спасибо, что познакомил меня с ними.
– Но…
– Никаких «но», – ответила она. – Я счастлива, что узнала больше о тебе.
– …дурочка ты, ангел мой.
Изабель сощурилась и хотела было обидеться, но Эрик сжал её в объятиях и поцеловал в лоб, убрав с лица прядь припорошенных снегом волос.
– Нет, – прошептал Эрик. – Я бы тебя не оставил в покое даже без этой поездки.
Изабель даже не пыталась скрыть счастливой улыбки. Она уже и забыла, как провела целую неделю в подвешенном состоянии, как была готова в любую секунду сорваться на истерику и как хотела уволиться и больше никогда в жизни не возвращаться в театр.
– Эрик, – произнесла она, – поедем отсюда.
– Да, конечно, – он завёл двигатель. – Тебя нужно отогреть горячим чаем и переодеть в сухое. В театре найдётся…
– Никакого театра!
Он приподнял бровь, переведя на неё взгляд.
– Ты слишком долго пробыл в этой тюрьме. Поехали ко мне. У меня тесно, но двоим места вполне хватит.
– Изабель, – он закрыл глаза, провёл ладонью по лицу и нахмурился, не обнаружив на нём маски. – В твоей мансарде не просто тесно. Я буду там биться головой о потолок.
Он протянул руку, и девушка вернула ему маску. Изабель привыкла к его шрамам, они её не ужасали, но в городе Эрик точно привлёк бы внимание. А человек в маске не так сильно пугает, как искалеченный.
– Пожалуйста. Всего один раз.
– Ладно, – вздохнул мужчина, закрыв глаза. – Твоя взяла, моя любопытная Пандора. Но тебе придётся самой объяснять врачам, как к ним с сотрясением мозга попал человек, который уже пять лет числится мёртвым.
– Пригнёшься, – пробурчала она. – Но из мужской одежды дома у меня только бесформенный халат.
– …ещё одна причина отправиться ко мне.
И всё же, в этот вечер он ей уступил. Быть может, единственный раз в жизни.