Михаил Бард
Невеста призрака
Она ждала, что после такого признания Эрик тут же навсегда оставит свою роль Призрака Оперы, поклянётся ей в вечной любви, вернётся в общество. Но этого не последовало.
Изабель вздохнула. Снова нужно брать всё в свои руки. Став режиссёром, она давно смирилась с мыслью, что каждого артиста нужно подталкивать к действию, направлять, приказывать.
– Если ты перестанешь быть Призраком Оперы.
По его лицу на мгновение пробежала тень. Изабель не отвела взгляда, не испугалась.
Она так устала бояться.
Никогда прежде Изабель не испытывала столько страха, чем за месяцы, проведённые в Lacroix. Даже потеряв отца, мать, даже распрощавшись с заветной мечтой, даже из нужды продав квартиру и перебравшись в мансарду.
Эрик был причиной всех её страхов.
Он же был и её единственной надеждой.
– Как же ты меня достала, – выдохнул Эрик.
Улыбнувшись, Изабель приблизилась и запечатлела лёгкий, невесомый поцелуй на его губах. Мужчина не отстранил её, наоборот, он привычно прикусил её нижнюю губу.
– И ты меня достал, – ответила девушка. – Ты столько пугал меня, мучил, бросал, чтобы вернуться, скандалил… я тоже устала от твоего упрямства.
Закрыв глаза, он стиснул её в объятиях, Изабель уткнулась в его плечо.
– Не уходи больше, – прошептала девушка. – Мне каждый раз невыносимо больно, когда ты так поступаешь.
– Я приношу тебе куда больше боли, когда остаюсь.
– Дурак. Гениальный артист, музыкант, певец, а такой идиот.
– Изабель… аккуратнее со словами. В этом театре люди расплачиваются за меньшее.
Он сжал её руку, поднёс к лицу и мягко поцеловал костяшки пальцев – жест, о котором Изабель уже успела забыть, и от которого по её телу пробежали мурашки.
Девушка коротко вздохнула.
– Ты наслушаешься от меня любезностей, даже если я в конце концов окажусь в петле, – пробурчала она. – Потому что видит Бог, ты в них нуждаешься.
– Ни один мужчина не нуждается в хамстве, моя дорогая Изабель.
– Умный мужчина, может, и не нуждается, – не унималась она. – А тебе, кретину, не помешает. Додумался! Боль он мне причиняет, оставаясь со мной!
– Ты не уймёшься?
– Я только начала!
Невольно Эрик вновь улыбнулся, глядя на тяжело дышавшую, взбешённую девушку. На репетициях в его карих глазах были густой мрак, холодное равнодушие и презрение. Сейчас же его взгляд был полон нежности.
– Никогда бы не подумал, что такой прекрасный голос будет принадлежать сущей ведьме.
– Ведьма. Ха, – нахмурившись, Изабель встала, поднимая с пола свою одежду. – Сам-то с ангельским характером. Ни одну сцену с тобой спокойно не поставишь, пока ты не доведёшь меня до белого каления.
– Я хотел внимания, – с этими словами он сжал руку девушки, притянув её обратно к себе. – Твоего.
– Ведёшь себя, – чуть тише произнесла Изабель, – как шкодливый мальчишка.
– Напротив, – опустив руки на талию девушки, он вновь поцеловал её. – С тобой я сама галантность.
Его объятия стали теснее, пальцы игриво скользили вдоль позвонков Изабель. Эрик настойчиво требовал продолжения.
– Нам… работать нужно, – выдохнула она, выронив из ладони свитер и зарывшись пальцами в зализанные назад чёрные волосы мужчины. – Ждут ведь.
– Подождут ещё, – прошептал он, спускаясь губами к шее. – У нас есть дела поважнее.
Свои слова он подчеркнул, прикусив кожу девушки.
Когда они вернулись, измотанные и растрёпанные, репетиция продолжалась. Изабель в недоумении посмотрела на часы, удивляясь, почему в такой поздний час ни артисты, ни музыканты не разошлись по домам.
Их ждали. И, осознав это, Изабель вспыхнула от стыда, опустившись на одно из кресел в зрительном зале.
Все, кто работает в театре – жуткие сплетники.
Девушка надеялась, что они хотя бы не подслушивали, стоя у двери её кабинета.
Эрик вышел на сцену, и Изабель вспыхнула вновь, увидев у него на щеке незамеченный розоватый след своей помады.
Было ли дело в их примирении, в их страсти или чём-то ещё, но сейчас девушка не придиралась к исполнению Эрика. Да и пел он просто чудесно. Мягкий, добрый голос Джекила, казалось, возносил слушателя в небеса, а Хайд низвергал в глубины Ада. Он, как и задумывал Эрик, вышел трагичным героем, и обаял зрителя – как хотела того Изабель.
Когда последняя ария подошла к концу, Жиль, валяясь на полу сцены, присвистнул.
– Три часа без пауз? Из, ты там жива?
– Ой, иди к чёрту, – огрызнулась девушка. – Всё хорошо. И завтра мы со всем справимся.
Труппа с ехидством переглянулась, глядя то на девушку, то на Призрака Оперы.
– Все идите к чёрту, – процедила она, убрав сценарий в папку. – И увидимся завтра.
– Вас проводить, мадам?
Изабель застыла, сгорая от стыда. Артисты, казалось, едва сдерживались от смешков и ехидных замечаний. Эрику же было на них плевать: он никогда не скрывал своей увлечённости девушкой.
– Спасибо, мсье, но… потратьте это время, чтобы исправить ошибки.
– Мадам, – он улыбался так легко и расслабленно, что Изабель краснела всё сильнее. – Задавая вопрос, я ожидаю услышать только положительный ответ.
Изабель закусила губу, когда он спустился в зрительный зал, приблизился, поцеловал её руку и увлёк за собой из зала.
И как она могла забыть, что её возлюбленный не мирился с отказами?
Изабель предложила ему остаться в своей мансарде, и Эрик не отказался. Не смог отказаться, хотя и трижды проклял и строителей мансарды, и прежнего владельца, продавшего девушке квартиру, и низкие потолки, и лютый холод в помещении. Несмотря ни на что, Эрик не хотел уходить.
Во-первых, он слишком сильно соскучился по её нежному голосу, робким прикосновениям, сверкающему взгляду, ворчливости и способности погружаться с головой в творчество.
Во-вторых… он постоянно скользил взглядом по её плоскому, ещё не округлившемуся животу.
От этой новости Эрик растерялся.
С одной стороны, он был счастлив. Ребёнок стал бы спасением от одиночества, лучиком надежды в кромешной тьме его депрессии, страхов и отчаяния. И к его воспитанию Эрик мог бы приложить столько же усилий, сколько в него вкладывал Валуа-старший.
С другой, Призрак Оперы пришёл в ужас.
Его не пугала ответственность, он не страшился грядущих изменений в жизни. Пока никто не стремился сорвать маску с его лица, Эрик был абсолютно спокоен.
Он боялся смерти. Боялся вновь хоронить близких, терять любимых. Поэтому каждую ночь он прислушивался к тихому дыханию Изабель и волновался, что однажды оно без каких-либо причин прервётся, что её тёплые руки станут ледяными, а горло вместо чудесного вокала издаст предсмертный хрип.
Эрик знал, что подобные мысли не могли родиться в голове здорового человека. И поделиться ими с девушкой он не хотел и не мог.
Изабель и без того слишком много от него натерпелась. Не хватало, чтобы её душу терзали его бесконечные тревоги.
Должно быть, эти размышления отразились у него на лице. Девушка лукаво улыбнулась, всунув ему я руки чашку горячего чая.
– Эрик.
– Что?
– Ты ведь помнишь, что должен сделать, прежде чем мы официально поженимся?
– …конечно. Украсить подземелье декорациями, чтобы ты там не заскучала.
– Очень смешно, – проворчала она, садясь рядом и опустив голову ему на плечо. Мужчина прерывисто выдохнул. Как же ему не хватало всё это время её ласковых прикосновений. – Я хочу знать, что такое «Бал повешенных».
Эрик замер, приказывая ни одной мышце лица не дрогнуть.
– Разве название, – произнёс он, – тебе ни о чём не говорит?
– Говорит, – Изабель закрыла глаза, обнимая его плечо. – Что Бувье до такого названия не додумался бы. Да и Рембо, в отличие от тебя, он явно не читал.
– Мой маленький Шерлок, – хмыкнул Эрик. – Тебе снова захотелось просыпаться от ночных кошмаров?
Изабель встретилась с ним взглядом, и мужчина прерывисто выдохнул. В его глазах она была мучительно красива.
– Я не хочу, – сказав это, она погладила его по щеке, осторожно сняв с лица маску, – чтобы однажды от мук совести мой большой и злой муж вышел из дома и не вернулся.
Он нахмурился, вперив в неё взгляд.
– Ты всё время от меня сбегаешь, – ответила девушка. – И каждый раз я боюсь, что ты исчезнешь навсегда.
– Без меня ты будешь счастлива.
– Эрик, – процедила она. – Нет никаких ни тебя, ни меня. Больше нет. Есть только мы.
Мужчина глубоко вздохнул. Изабель перечила ему, спорила с ним, и ему в рамках образа следовало вспылить на неё, начать огрызаться, напугать и поставить на место.
Однако Призрака Оперы одолевала такая болезненная нежность, что он никак не мог совладать с собой и вернуться к роли.
Не слишком ли он стар для таких безумных чувств?
– Изабель…
– Обещаю, – выдохнула она. – Наш ребёнок никогда об этом не узнает. Я ни о чём ему не скажу, даже если буду зла на тебя. Никто не узнает, что Эрик де Валуа – Призрак Оперы.
Невольно мужчина улыбнулся, сжав её руки, целуя холодные пальцы.
– Клянусь Богом, жизнь моя, ты единственная в мире женщина, которая стыдится этого образа, а не обожает его.
– Реальная жизнь – не театр, – улыбнувшись, она провела костяшками пальцев по здоровой половине его лица. – Она скучна, нелепа, трагична и несправедлива. И всё же… даже погрузившись в образ, даже обменяв реальность на спектакль, ты несчастлив. Ты сам не знаешь, как сильно меняешься, когда становишься собой. Настоящим.
Эрик склонил голову набок, вглядываясь в её лицо.
– Нельзя сказать, – девушка лукаво улыбнулась, – что даже будучи настоящим ты меня не бесишь.
– Нельзя сказать, – Эрик подался вперёд, приблизившись, – что ты меня бесишь меньше.
Изабель сощурилась и несильно ущипнула его за щёку в знак мести. Эрик в ответ грубо притянул её к себе, стиснул в крепком захвате нежную руку и поцеловал запястье.
Его нахальство каждый раз смущало девушку. Что бы между ними ни происходило, и как бы ни был нежен с ней Эрик, Изабель не могла к этому привыкнуть.
Себя она по-прежнему не любила, несмотря на то обожание, которым окружал её мужчина.
– Эрик, – проговорила она. – Я всё ещё жду твоего решения.
– Жизнь моя, – вздохнул он, закрыв глаза. – «Бал повешенных» был апогеем моего безумия. Всё, что было до этого, как и всё, что было после, меркнет по сравнению с этим.
– Сколько раз я должна повторять? – протянув руки, она заключила его в объятия. – Произошедшее с тобой – безумие. Ты имеешь право на месть.
Вздохнув, он закрыл глаза, прижавшись лбом к её лбу.
– Изабель…
– Эрик, – прошептала она, запечатлев мягкий поцелуй на его губах. – Я так счастлива, когда ты рядом. И мне хочется, чтобы и ты был таким же счастливым рядом со мной.
– Я и так счастлив.
– Это самообман.
Она была права. Как обычно, как и всегда, рассуждая о его чувствах, Изабель была непростительно права. Давние воспоминания, холодные и тревожные, не мучили Эрика, когда он жил в затворничестве в своей мрачной тюрьме. Но стоило ему обрести любовь, как его начинали одолевать сомнения.
Простит ли его Изабель? Испугается ли? Решит ли сбежать? А вдруг ослепляющая пелена любви спадёт с её глаз и она наконец-то поймёт, что он обыкновенный сумасшедший?
Эрик вздохнул. Теперь, как бы она ни пряталась, куда бы ни бежала, он последует за ней.
Не для того, чтобы дальше отравлять ей жизнь.
Он всего лишь хотел быть рядом. С ней. С малышом.
Это было бы для него величайшим счастьем.
Счастьем, которого он недостоин.
– Жизнь моя, – он вздохнул, крепче обняв её. – Тебе нельзя нервничать.
– Ты по каждому моему нерву прошёлся за эти два месяца. Как видишь, со мной всё хорошо.
Он грустно улыбнулся.
– Прости.
– Ничего, – Изабель сильнее прильнула к нему. – Лучше так, чем совсем тебя не видеть.
Они умолкли, замерли в тесных, тёплых и таких долгожданных объятиях. Дыхание Изабель согревало его, её прикосновения будто бы наполняли жизнью его холодный труп.
Эрик зарылся носом в её волосы, закрыл глаза. Она даже не подозревала, что нужна была ему гораздо больше, чем он ей.
Но говорить ей об этом Эрик не собирался. Изабель и без того совершенно невыносима.
– Ладно, – вздохнул он. – Я расскажу тебе. Но не всё сразу.
Изабель просияла.
– Идём. Не выключай обогреватель. Возможно, нам повезёт, и твоя чёртова мансарда сгорит.
– Эрик, – проворчала она, сжав его руки. – Куда мы отправимся?
– Туда, откуда я начал подбираться к Леру. К моей могиле на Пер-Лашез.
Невольно она охнула. Эрик вновь невесело улыбнулся, надев на лицо маску.
– Ритуальные агентства не так просто обмануть, – он поднялся, оправив на себе сюртук. – Ты этого не знаешь, но даже эти насквозь коррумпированные сволочи не стали бы закапывать пустой гроб.
Изабель сжала губы в линию.
– Я мог заменить себя чем угодно, но нет замены лучше, чем другое тело, – он сощурился, сжав её плечи и подталкивая девушку к выходу. – И… было бы слишком милосердно и скучно положить туда труп. Гораздо интереснее, когда он ещё немного жив.
Она раскрыла было рот, но тут же закрыла его, боясь своими расспросами прервать речь Эрика.
Но он больше не сказал ни слова.
Глава 29
Все кладбища на ночь закрывались и Пер-Лашез не было исключением. Его территорию окружал сплошной каменный забор, перебраться через который было не под силу ни Эрику, ни хрупкой, неспособной лазать по отвесным скалам Изабель.
И всё же, они не разворачивались, не возвращались домой. Эрик вёл автомобиль вдоль громоздкой, давящей серой стены, не говоря ни слова.
Изабель натерпелась с ним ужасов. И всё же, даже сейчас она прилагала усилия, чтобы не выдать усиливающийся страх. Кладбища и при свете дня пугали и отталкивали девушку, она ненавидела царившую на гнетущую атмосферу безысходности.
В конце концов, она прекрасно понимала, что однажды и сама окажется среди безмолвных могил. А вся её жизнь, полная эмоций, огорчений и борьбы, сведётся к чёрточке от даты рождения до даты смерти.
Изабель смотрела в окно. Полная Луна на угольно-черном небе, сияющие призрачным светом каменные стены кладбища, падающие с неба редкие снежинки, мертвенная тишина вокруг. Изабель стиснула кулаки, боясь, что Эрик увидит дрожь в похолодевших пальцах.
Мужчина остановил автомобиль у входа.
– Эрик, – осторожно произнесла девушка, стараясь чтобы голос звучал ровно. – Закрыто ведь.
– Сторож не спит, – ответил Призрак Оперы. Он снял маску, убрал её в нагрудный карман сюртука. – Предупреждаю, ангел мой. Он такой же красавчик, как и я.
Изабель вышла из автомобиля и огляделась с хмурым видом. На Пер-Лашез она раньше никогда не была. Её близкие покоились в другом месте, историей некрополей она никогда не интересовалась, так что причин даже близко подходить к этому кладбищу у неё не было.
Ни звука. Ни шороха. Мёртвая тишина, в которой умирали звуки.
Эрик что-то вытащил из багажника, прежде чем подойти к девушке. Выдохнув облачко пара, она взглянула в его лицо.
– Могу я поинтересоваться, почему ты снял маску? – едва слышно произнесла она, словно боялась потревожить сон мёртвых.
– Всё просто, жизнь моя, – хмыкнул он, опустив взгляд. – Моро – единственный человек, рядом с которым я не схожу с ума от зависти.
Спустя пару минут она поняла, что он имел в виду. Мужчина с фамилией Моро был низок ростом, горбат. Над маленькими глазками нависли тяжелые густые брови. Он был лыс, с глубокими морщинами-рытвинами на лице и жуткими красноватыми пятнами на коже. Некогда полные щёки обвисли. Он хромал и дышал со свистом.
В детстве Изабель удивлялась, что на кладбищах есть сторожа. Тогда она думала, что они существуют, чтобы не позволять восставшим мертвецам вернуться в город.
Потом осознала, что живые люди могут быть куда отвратительнее покойников, что именно от них и нужно охранять вечный сон мёртвых.
– Здравствуй, Моро, – произнёс Эрик, протянув сторожу полную бутылку дорогого коньяка. – Как жизнь, друг?
Старик сощурился, вглядываясь в лицо мужчины.
– Здравствуй, Фантом, – прокряхтел сторож. – Ты бы завязывал ходить сюда по ночам.
Изабель вздрогнула.
– Как давно он сюда ходит?
Моро приподнял тяжёлую бровь, взглянув на девушку.
– Да уже три месяца как, – сторож перевёл взгляд на Эрика. – Мало того, что сам свихнулся и гуляешь ночью по кладбищам, так ещё и девчонку хочешь напугать до смерти?!
Эрик невесело улыбнулся.
– Я пугал. Неоднократно. Она куда храбрее, чем кажется.
Изабель вздохнула. Со словами мужчины она была совершенно не согласна, но разве можно было в этом с ним спорить? С каждым откровением Эрика, с каждым его поступком Изабель содрогалась от ужаса, холодела, чуть ли не падала в обморок от страха, но, тем не менее, не убегала.
Душа Призрака Оперы была черна, но не из-за совершённых преступлений.
Его душа была выжжена пламенем, охватившим поместье Валуа.
– Три месяца, – прошептала Изабель. – …зачем?
Эрик мягко сжал её заледеневшую ладонь, поднёс её к губам, поцеловал пальцы.
– Всё не мог решить, понравится ли тебе эта… страшилка, – он закрыл глаза. – Моро, о Пер-Лашез ходит много городских легенд, не так ли?
– О, ты пришёл послушать о призраках? – Моро хмыкнул. – То здесь прогуливаются мёртвые короли, то оживают статуи и преследуют случайных посетителей, то суеверные ищут могилы вампиров…
– А семья Валуа? – спросил Эрик.
– …о, – Моро помрачнел. – Вот о чём ты. Я помню эти похороны. Столько народу, – он вздохнул. – И столько гробов. Кажется, самым младшим из этой семьи было всего пару месяцев.
Изабель ахнула, закрыв рот руками. Эрик не рассказывал, что в том проклятом доме были дети, а девушка и не подумала об этом. Ничего удивительного. Семья была огромной.
Была.
– Хотите их увидеть? – кладбищенский сторож взял ключи и фонарь. – Идём. Кладбище запутанное, сами не найдёте.
Сторож был любезен с Эриком, и причиной тому была не природная доброта, а бутылка дорогого коньяка. Изабель бросила взгляд на алкоголь на столе, уходя.
А ведь Эрик умел договариваться с людьми. С помощью личного обаяния, подкупа, рычагов давления. Если ничего не действовало, в ход шли угрозы и насилие.
Изабель закусила губу. Она договариваться с людьми не умела – всё время всего добивалась, не жалея себя, проявляя нечеловеческое упрямство и во всём себе отказывая. Быть может, Эрик, этот угрюмый затворник, научит её и этому?
Она взяла его за руку, сплела пальцы. И вздрогнула.
Пальцы Эрика были холоднее снега.
– Милый…
Она подняла на него взгляд. Мужчина посмотрел в сторону. Он был не просто бледен, его лицо приобрело серый, неживой оттенок. Он шёл за Моро, словно марионетка, которую тянули за ниточки, словно сомнамбула.
Раньше Изабель не замечала, какая у него лёгкая походка, какой хищной грацией обладало его тело. Сейчас же каждый шаг давался ему с таким трудом, словно он двигался сквозь толщу воды.
– Милый, – прошептала она. – Если тебе так тяжело…
Но она умолкла, встретившись с ним взглядом.
Ей казалось, что его карие глаза сияли в свете полной Луны.
Он с трудом дышал. Его горло вновь сдавил спазм. Из-за эмоций мужчина вновь лишился дара речи.
Изабель сжала губы, крепче стиснув его ладонь. Она хотела хоть как-то согреть Эрика, но сама уже давно продрогла до костей.
Единственным источником света на старом кладбище был фонарь сторожа. Свет неверной Луны выхватывал из тьмы кресты, статуи, величественные склепы, безымянные могилы. Здесь царило безмолвие, покой, тихая, безмятежная скорбь, оседающая в душе тяжёлым грузом. Изабель было до того страшно, что она вздрагивала от каждого шороха, мертвела от скрипа снега под ногами, озиралась по сторонам, услышав посторонний звук.
Она была слишком взрослой, чтобы верить в нечистую силу. И всё же в темноте, холоде и такой давящей обстановке здравые размышления оставили её.
Если бы сейчас из-за угла кто-то выпрыгнул на неё с громким криком, Изабель умерла бы на месте.
Ей казалось, они шли вечность.
Раньше Изабель никогда не видела семейного захоронения семьи Валуа, но моментально узнала его. Оно занимало большой участок земли, было огорожено живой изгородью, покрытой снегом, и на всех могилах лежали пышные букеты свежих цветов.
Над каждым надгробием высилась статуя погружённого в скорбь ангела.
Были здесь и совсем крохотные ангелочки-дети, и женщины, и мужчины, и нескладные подростки, и старики… и младенцы. Изабель поняла замысел, как только взглянула на даты рождения и смерти. Скульпторы высекали не просто красивые образы, они возводили точные копии покойников.
Изабель задержалась у лысого, тощего ангелочка, поднявшего руку к небу, и её сердце сжалось от щемящей тоски. Потом взглянула на печальную женщину, державшую на руках маленькую дочь.
Перед глазами всё замерцало. Изабель всхлипнула, сморгнув тяжёлые слёзы.
Укрытые снегом ангелы не казались ей жуткими. Они казались ей…
Семьёй.
– Валуа любят, – прокряхтел Моро, тяжело ковыляя по притоптанному снегу. – К ним ходят чаще, чем к Уайльду. Но… есть одна странная история. Не знаю, насколько правдива.
Эрик замер у своей могилы, поднял голову на величественного, возвышавшегося ангела. Одна рука статуи опустилась на сердце, вторая была поднята вверх, он открыл рот, исполняя немую песню.
Ангел был прекрасен в своём совершенстве.
И всё же, Изабель не могла на него смотреть.
– История? – просипела она.
– Как раз связанная с могилой Эрика де Валуа-младшего, – Моро сжал фонарик зубами и, склонившись над могилой, смахнул с неё толстые букеты свежих цветов, слой снега. – Видите?
Сторож постучал по небольшому отверстию в могильной плите. Оно уходило вглубь, и поначалу Изабель подумала, что смотрела на трубу, ведущую вниз, к гробу.
– Могильщики сказали, что это было условием заказчика. Он доплатил, чтобы в гробу проделали отверстие, провели узкую трубу. Сказал, что не верит в смерть Валуа-младшего, – Моро провёл пальцем по кругу. – Скверная затея, позвольте сказать, сумасшедшая. Но спорить ребята не стали. За один день человек потерял всю семью, он имел право не верить в смерть, если ему так было легче. Да и платил он очень хорошо.
Изабель крепче сжала ладонь Эрика.
– Мда… ужасная идея, – продолжил Моро. – От тела должен был пойти тлетворный дух. Да и… даже если бы Валуа был жив, кто нам позволил бы его откопать? А потом… началось странное.
Моро выпрямился, отряхнув снег с рук.
– Посетители слышали исходящий из трубы крик.
Изабель перестала дышать.
– Не знаю, что это было. Мы со сменщиками дежурили у могилы несколько суток, но ничего так и не услышали, – он хмыкнул. Моро нервничал и, чтобы не показывать волнения, стал рукавом пальто смахивать снег со статуи Эрика, с его гигантских расправленных крыльев. – Решили, что подростки шутили. А если и нет, то несчастный, очнувшись в гробу, был до того напуган, что издал вопль ужаса, от которого у него разорвалось сердце. Так чего переживать? Труп в могиле, и не так важно, до или после смерти он там оказался.
– Вы ужасны.
– Отнюдь, мадемуазель. Проработайте сорок лет вблизи могил, и тогда поговорим об ужасном.
Нахмурившись, Изабель выпустила руку Эрика и подошла к его могиле. Не поднимая глаз на статую, она опустилась на колени в снег, коснулась края отверстия в надгробии. Просовывать палец в трубу у неё не было никакого желания.
– Вы не вызывали полицию?
– Вызывал, – прокряхтел Моро. – Да только они не поверили байке старого сторожа. Сами знаете… когда начальником назначили Леру, легавые и вовсе заплыли жиром.
Леру. Лоран Леру. Генеральный директор национальной полиции и старший брат Луи – главного врага Эрика.
– Эксгумация возможна только по решению суда, – пожал плечами Моро. – Хотите вините меня, хотите – нет, но я не собирался садиться в тюрьму за осквернение могилы. Даже если это стоило бы чьей-то жизни.
Изабель нечего было на это ответить.
– А потом, – продолжил кладбищенский сторож, медленно выдохнув, – началось самое странное.
– Что же? – девушка смотрела на тёмное отверстие в надгробии, и ей казалось, будто царившая в могиле тьма засасывала её, поглощала, питалась серебряным светом Луны.
– Я… письма получал, – пожал плечами Моро. – Почерк там был аккуратный, витиеватый. Да и было заметно, что писал взрослый человек, а не подросток, умирающий от скуки и сочиняющий страшную историю. Да и… какими-то честными были эти письма.
Изабель подняла взгляд на Эрика. Он стоял, закрыв глаза, погрузив руки в карманы сюртука. Его лицо было белее снега, и сейчас ужасный алый ожог казался таким ярким, будто его вновь объяло пламя.
– Могу я их увидеть? – прохрипела Изабель.
– Я их сжёг, – хмыкнул Моро. – Но помню наизусть.
Изабель застыла, всем своим существом обратившись в слух. Девушка не замечала этого, но во время речи сторожа она вновь перестала дышать.
– Уважаемый Мишель Моро, убедительно прошу вас перестать думать о могиле Эрика де Валуа-младшего, – когда Моро заговорил, его голос стал глуше, мрачнее. – Я прекрасно понимаю, что вас одолевают сомнения и страхи, но можете быть спокойны. Ваша совесть чиста перед семьёй Валуа. На Пер-Лашез совершилось не убийство, но высшая справедливость.
Он умолк, тяжело дыша, окинув взглядом спутников. Изабель слушала его с таким вниманием, будто от этого зависела её жизнь, в то время как Эрик смотрел в сторону с хмурым видом, шаркал по снегу, до боли сжимал зубы.
– В гробу покоится не человек, но свинья, закрывшая глаза на пожар в доме Валуа, – продолжил сторож. – Я признаюсь в этом не потому, что чувствую муки совести, но потому, что вы так отчаянно ищете правды. Вам известно имя Лорана Леру? Это директор полиции, коррумпированное ничтожество и просто лишённая всего человеческого сволочь. Сейчас он числится пропавшим без вести, но это не совсем так. Вы и я знаем где он.
Изабель стиснула в ладонях снег. Пальцы заледенели, от холода ей было больно, но она не обращала на это внимания.
– В день похорон он прибыл в морг, чтобы уничтожить заключение судебно-медицинских экспертов, – Моро растёр озябшие руки. – Он был самонадеян. Было несложно напасть на него со спины, вколоть в шею пятнадцать кубов опиума, а потом опустить тело в гроб. Почему такого грубого преступления никто не заметил? Деньги прекрасно закрывают глаза, уши, затыкают рты. Кстати, наш похороненный заживо знал об этом лучше всех. Надеюсь, вы оценили мою грубую иронию.
Изабель зажала рукой рот. Её мутило.
– Достаточно, – процедил Эрик. – Браво, Моро. Твоя страшилка напугала её.
Сторож умолк, скользнув лучом фонаря по статуе Эрика. Теперь, когда тени сменили положение, каменный ангел музыки казался не печальным, но зловещим и мстительным.
– Знаете, – хмыкнул Моро. – Не знаю, правда это или нет, но… чтоб я помер, этот ублюдок Леру заслужил заживо сдохнуть в яме.
Эрик приподнял бровь, подойдя к Изабель, помогая ей встать, отряхивая от налипшего снега её пальто и брюки. На ногах девушка держалась с трудом.
– Знали бы вы, молодёжь, – он покачал головой, закрыв глаза, – сколько трупов по его приказу прятали на Пер-Лашез. А, ладно. Замёрзли?
– Оставь нас.
– Но…
– Оставь. Нас.
Моро вздохнул, глядя на них. Эрик обнял Изабель, крепко сжал её худые плечи, согревая теплом своего тела. Быть может, хмурость Призрака Оперы отпугнула его, быть может – бескровное лицо девушки, но сторож ушёл. Снег скрипел под его ногами, но Изабель не слышала этого.
Её богатое воображение создавало до сих пор звучавший из могилы жуткий вопль ужаса и доносившуюся из-под земли вонь разложения.
Что должен чувствовать похороненный заживо человек? Страх, панику? Нет. От этих чувств сердце бьётся, как сумасшедшее, но не разрывается на части, не останавливается.
Похороненный заживо человек чувствует лишь безысходность.
Спасения нет и не будет. В глухих, темных стенах невозможно пошевелиться. Дышать нечем. Звать на помощь бесполезно. Так холодно, так тесно, так страшно. Можно содрать ногти, пытаясь расцарапать крышку гроба, можно разбить лоб, кулаки и колени в кровь. Но не спастись.
Изабель закусила нижнюю губу. Погрузившись в свои размышления, она не слышала, что её звал Эрик.
В ушах стоял вопль Лорана Леру, которого она никогда не слышала.
– Изабель…
Она посмотрела в глаза мужчины, стискивая его в объятиях. Живые, карие, печальные.
И бесконечно, бесконечно любимые.
Крик Лорана стих в её воображении, когда она представила, что на его месте мог оказаться Эрик.
– Вот видишь? – она невесело улыбнулась, осторожно коснувшись пальцами его ожога. Её голос ощутимо дрожал. – Уже не боишься ходить без маски и обнимать меня на людях.
– Глупая, – он выдохнул облачко пара. – Ты еле дышишь, а думаешь о такой ерунде.
– Сам дурак, – закрыв глаза, она опустила голову ему на плечо. – Ты же правильно поступил. Справедливо.
Она ненадолго умолкла, пытаясь взять себя в руки.
– Ты всё говорил, что я должна тебя бояться.
– Но?..
– Но рядом с тобой я чувствую себя… защищённой, – она выдохнула облачко пара. – Против моей же воли. Эрик…
– Да?
– Скажи, – она сжала губы в линию, обдумывая вопрос. – Ты не перестанешь оберегать меня?
– Не перестану.
– От любого вреда?
– От любого зла.
– Тогда обещай мне, – зажмурившись, она крепче стиснула мужчину в объятиях. – Обещай, что сбережёшь меня… нас от Призрака Оперы!
Эрик протяжно, шумно вздохнул.
– Не сбегай, – просипела Изабель, стискивая пальцами его сюртук, – не отталкивай меня и поклянись, что больше никого не убьёшь.
Эрик невесело улыбнулся, сжав её плечи, посмотрев в глаза девушки.
– А если убью… отвергнешь?
Его глаза сверкали озорством, инфернальным, жестоким весельем. И такие эмоции Эрик испытывал не потому, что ему нравилось убивать – Изабель видела, как его душили эмоции из-за каждого трупа на его счету.
Мужчина ждал пощёчины, ждал, что его отстранят, отринут, предадут.
Боже… Изабель считала его самовлюблённым, а он так отчаянно себя ненавидел.
– Нет, – выдохнула она. – Боги… ни за что. Эрик, ты нужен мне.
– Нужнее тех, кого я могу убить?
Изабель нахмурилась, глядя на него. Вопрос был с очевидным подвохом, с манипуляцией, и потому отвечать нужно было аккуратно.
– Нужнее, – сдалась девушка. – Но, Эрик… какой пример ты собираешься подать нашему ребёнку?
Он улыбнулся, пальцами проведя по её щеке, задев крохотное пятнышко от порохового ожога.
– Хорошая попытка, жизнь моя, – он сжал её руки, согревая заледеневшие пальцы жаром своего тела. – А теперь слушай сюда. Я убью любого ради тебя. Нравится тебе это или нет, – закрыв глаза, он поднёс её дрожащую ладонь к губам, прижал к щеке. – Я никому не позволю навредить тебе.
– Эрик…
– Никому тебя у меня не отнять, – с этими словами он нежно провёл пальцами по её виску, убирая за ухо непослушные кудри. – А сама захочешь сбежать – не получится. Ты принадлежишь мне.
Его глаза будто бы горели в лунном свете, словно жидкое золото. Бледный, с обожжённым лицом, бесконечно уставший от лишений, предательств, от самой жизни, он должен был внушать девушке ужас.
Вот только она была одержима им почти так же, как и он ей.
Эрик поцеловал её, скрепляя своё страшное обещание, стискивая девушку в сильных объятиях. Изабель не отталкивала его, не спорила с ним, даже не думала о том, чтобы сбежать.