Мария Рассохина
Второе дыхание
– Ну ладно, а дальше?
– Я решил вступиться за маму и указал Дане на то, что ей очень тяжело, и что он не приносит никакой пользы. Тогда он затронул тему, которую я всегда воспринимаю очень остро. Он сказал, что мой черный пояс по каратэ тоже не приносит никакой пользы и вместо того, чтобы «целыми днями махать руками и ногами» я сам мог бы устроиться на работу. Я ответил, что кое-какая польза все-таки есть, и врезал ему по носу. Он, конечно, разозлился и попытался мне ответить, хотя и знал, что это бесполезно. В итоге я разбил ему лицо, на шум прибежали мама с сестрами, а я удрал из дома.
– Так получается, что не он один вел себя как кретин – сказала я.
– Ну… в общем-то да – похоже, мои слова его ни капли не задели.
– Поэтому я не хочу пока возвращаться: мне стыдно перед мамой и сестрами. Да и боюсь, что снова разозлюсь, когда увижу брата. Я всю жизнь учусь не обращать внимания на его грубости и издёвки, но когда речь заходит о каратэ, я выхожу из себя, потому что это безумно важная часть моей жизни.
– Но факт остается фактом – вы оба взрослые парни и оба не работаете – я попыталась нанести еще один удар – Думаю, от твоего каратэ вашей маме не намного легче.
В этот раз мышцы его лица слегка поколебались, в глазах блеснуло раздражение, он поджал губы, сдерживая эмоции, и в итоге ответил:
– Но я в отличие от него еще учусь в школе. Сейчас последний год, когда закончу – стану помощником нашего тренера. Он сам мне предлагал. Вот и пригодится черный пояс.
Должна признать, этот парень действительно неплохо владеет собой. На его месте я бы давно взбесилась и наорала на себя.
Наступило молчание. Лиля с Никитой прекрасно чувствовали напряжение между нами, поэтому когда вблизи показался ларёк, Никита с облегчением сказал, в надежде разрядить обстановку и сменить тему:
– О, давайте за мороженым зайдем!
– Чур, кто-нибудь из вас платит за мое мороженое, я не взяла с собой денег – тут же отозвалась я.
– Чур, ты остаешься без мороженого, у тебя и так конфета во рту – сказал Дима, передразнивая мой голос.
– Не волнуйся, она уже скоро закончится.
– Ну знаешь, если ты будешь есть мороженое, то оно тоже скоро закончится. Так можно про любую еду сказать.
– Твоего мнения вообще никто не спрашивал.
– О нет!
– Ребята, хватит – вмешался Никита – Я заплачу за твое мороженое.
– Да не стоит, братан, я сам за себя заплачу – с улыбкой подмигнул ему Дима.
– Остроумно! – съязвила я – Спасибо тебе, Никита.
В ларьке я взяла себе мороженое, за которое Никита заплатил 3 пластинки. Это местная валюта. На прямоугольном кусочке древесины делают оттиск и запечатывают в прозрачную пластинку из листьев Дар-дерева, чтобы купюра не промокла. Это дерево растет только в нашей деревне из-за особых климатических условий и веществ в составе воды. Его кора и листья очень универсальны. Их применяют в изготовлении водонепроницаемых рюкзаков и сумок, шин для велосипедов, презервативов, красок и многого другого.
Мы направились в сторону леса. В этот час там совсем не страшно. Пока мы все собирались и шли до ларька, уже рассвело.
– Слушай, Никитос, тебе повезло платить именно за меня, я же выбрала самое дешевое мороженое!
– Да, действительно повезло – подхватил Никита – А то ведь мог бы за Диму платить. Его трубочка 5 стоит!
– Точно – подтвердил Дима.
После мороженого мы наконец расслабились. Дима продолжил что-то рассказывать про каратэ. Кажется, Лиле даже было интересно, но когда она увидела, что я без энтузиазма молча плетусь сзади, стала болтать со мной.
– Да ты чего такая кислая? Он вроде как нормальный.
– Ну бывает такое. В настроение не попал.
Лес поприветствовал нас нежным светом белой ночи и свежестью. Нам встретились лесорубы, в числе которых работает и Никитин отец. Его мама, кстати, наоборот, занимается восстановлением леса и сажает новые деревья. Мерный стук топоров. Колеса повозки, увозящей бревна на завод или к месту строительства нового дома. Топот лошадиных копыт.
Мы вышли на открытое пространство.
Большая часть деревни располагается на Равнине, но есть еще небольшой участок земли в низине, называемый Впадина. Там располагается Центральный Институт, а также прилегающий к нему завод, на котором производят стекло, металлические изделия, бумагу.
Здесь же стоит осколок горы, из которой добывают песок для изготовления столь необходимого и драгоценного стекла. Конечно, когда-то он был гораздо больше. Сейчас мы стараемся беречь этот ресурс. Благо, стекло можно перерабатывать неограниченное количество раз, поэтому выкидывать его – все равно что выкидывать еду – категорически недопустимо. У тебя разбилось окно? Нашел на улице пустую бутылку? Подбери каждый осколок, который сможешь найти и отнеси все на переработку! На одном кусочке скалы мы долго не продержались бы.
Помимо собственно деревни, в окружение Водных границ угодила и маленькая часть города. Впадина и была этой частью. Из-за этого кусочка земли шли споры – как назвать образовавшуюся территориальную единицу. Деревня? Село? Поселок городского типа? Город? Чтобы звучало чуть пооптимистичнее и цивильнее, сначала пытались использовать название «посёлок городского типа». Кажется, даже сейчас в документах эта земля значится так. Но всем было ясно, что на самом деле это деревня. Так ее и называют по сей день.
Еще есть Холм с одним единственным домом на вершине, до которой Покрышка никогда не достает. Раньше там жили некоторые председатели деревни, но нынешний предпочитает Равнину.
Сейчас дом официально никому не принадлежит, поэтому там обычно тусуются охотники до красивых видов и бездомные. Я бывала там очень редко, так как всякий раз встречала детей, у которых не было родителей и начинала чувствовать невыносимую грусть и жалость к ним. Хотелось сразу всех накормить и забрать к себе домой. Но всех спасти конечно нельзя, пришлось бы выбирать. Однажды я утащила из нашего погреба всю еду и раздала ее детям, но все равно хватило не всем.
Впервые я побывала на Холме еще совсем маленькой, вместе с Ваней. Он видимо испытывал похожие чувства, потому что после той прогулки родителям пришлось согласиться взять к себе двух мальчиков, с которыми брат познакомился на Холме. Тогда еще были живы все наши бабушки и дедушки, которые жили с нами в одном доме. Я помню, как Ваня убеждал родителей в том, что те мальчишки очень хорошие и будут нам помогать.
Пройдя вдоль спуска во Впадину, мы дошли до фермы, которая обеспечивает едой большую часть деревни. У некоторых на участках есть свой огородик, но урожай с него – лишь дополнение. Тем, что там вырастает, не накормишь всю семью. На территории фермы располагаются парники, защищающие от Покрышек все сельскохозяйственные культуры. В первый год Покрышки была уничтожена большая часть посевов, выжили только те овощи и фрукты, что росли в парнике. Люди умирали от голода.
Здесь же мельница, хлев и пастбище, окруженное высоким забором, благодаря которому животные могут спокойно пастись даже во время Покрышки. Это самая большая ограда в деревне, на постройку которой было затрачено огромное количество ресурсов. По высоте с ней может посоревноваться лишь забор вокруг ЦИ, но по длине он уступает, так как пастбище в разы больше по площади, нежели территория института. Забор стал необходимой мерой. До его появления животные не могли гулять без риска. И хотя коровы и овцы умеют плавать, после Покрышки их приходилось собирать по всей деревне, что доставляло большие неудобства. Часто животные застревали между деревьями и погибали, выжившие испытывали большой стресс. А нам нужно их беречь.
Подработка на ферме стоит в одном ряду по популярности с подработкой участковым. Через пару часов пастух выведет скот на пастьбу по деревне. Во время сухого окна животным позволяют передвигаться более свободно.
Из дома рядом с фермой до нас доносятся звуки фортепиано, в окнах мелькают танцующие люди. Музыкальные инструменты раритетны в деревне, поэтому их счастливые обладатели обычно закатывают вечеринки, на которые стекаются все желающие – сколько поместится, столько и пускают. Формально вход свободный, но на такие мероприятия непринято приходить с пустыми руками – лучше что-нибудь принести в подарок хозяину.
Не сломанных фортепиано всего штуки три на деревню. Они очень старинные – стояли в домах еще до образования Водной стены. Оставшиеся инструменты очень берегут – на изготовление новых нет нужных материалов.
Я несколько раз бывала на танцах в доме, который мы сейчас проходим. Там живет девочка из моей школы, сейчас она в десятом классе, на инструменте играет вся ее семья. Там весело, но очень уж душно и жарко из-за толпы людей, тем более летом. Зимой даже хорошо, особенно если печь не затопить – идеальная температура будет поддерживаться за счет разгоряченных тел. Главное, сразу после этого не выходить на улицу, чтобы не заболеть.
С гитарами проще: их больше, они легче в изготовлении, можно выходить с ними на улицу. Поэтому я предпочитаю песни и танцы под гитару на открытом воздухе.
ГЛАВА 4
Пока я гуляла, домой приехали родители на выходные. Учебная неделя длится четыре дня, часто и рабочая тоже. Многие работают по ночам, как, например, Ваня или Никитины родители. Большинство тех, кто работает в ЦИ могут выбрать из двух вариантов графика – пять дней по 8 часов (ориентируясь на заграничную систему) либо четыре дня по 10 часов. Последний обычно предпочитают те, кто живут далеко от ЦИ, а значит дорога до дома для них сопряжена с бо̒льшим риском. К таким относятся и мои родители. Чем дольше ты добираешься – тем выше вероятность угодить в Покрышку. Чтобы каждый день не тратить время на дорогу и избежать Покрышек, можно ночевать прямо в Центральном Институте. Для этого в здании на срединном этаже оборудованы две больших спальни – мужская и женская. Люди буквально живут на работе. Так, у них накапливается дополнительный выходной, который можно провести дома с семьей. Те, кто живут рядом с местом работы, обычно выбирают пятидневку.
До закрытия сухого окна осталось всего ничего. Я застала маму, папу и Ваню за скашиванием травы на участке, помогла им закончить и собрать траву в специальный деревянный ящик. Параллельно мама ворчала, что вместо того, чтобы помогать семье с работой по участку, я всю ночь прохлаждаюсь с друзьями. Это классическая, практически заученная тирада. Раньше я очень расстраивалась по этому поводу. На выходных я всегда работаю по дому вместе с ними. Неужели не могу ни одной ночи посвятить друзьям? Но папа успокаивал меня, говорил, что я имею право спокойно погулять (тем более что учусь я неплохо) и не стоит обращать внимания на мамино ворчание – она просто устала. Ваня рассказывал, что ему в свое время мама тоже предъявляла претензии по этому поводу, а он гулял еще больше моего.
Закончив с травой, мы легли отсыпаться. Мама разбудила меня к обеду. Но он того стоил, слава небесам – Ваня приготовил борщ и испёк свежий хлеб! Я наконец-то смогла наесться после недели крапивного супа. К приезду родителей брат всегда готовит что-то посытнее, в их отсутствие мы обычно довольствуемся более скромной едой.
Дальше – снова работа, пололи грядки. Я так измучалась в парнике под палящим солнцем, что попросила Ваню не нагревать мне воду для мытья – хотелось освежиться. Было приятно отмокнуть после потной работы в прохладной водичке в дубовой купели.
Ночью папа с братом покрывали наш дом специальной краской, защищающей древесину от гниения. Мы с мамой носили воду из колодца. По дороге мама снова помянула свою мать – мою бабушку, которая страдала серьезной, буквально абсурдной формой аквафобии. Мол, сегодня ей бы исполнилось 70 лет. Я не люблю слушать про эту бабушку. Она была очень странной. Когда-то вместе с нами в одном доме жили бабушки с дедушками по маминой и по папиной линии. У меня совсем немного воспоминаний о них, так как я была маленькой, и в основном эти воспоминания связаны со странностями одной из бабушек и ее пронзительным смердящим запахом.
Бабушка Таня всегда боялась воды, из-за чего ее жизнь существенно усложнялась. Она всеми возможными способами избегала Покрышек и занятий в бассейне в школе (тогда только-только построили Центральную школу, Окраинная была еще в проекте). Из-за этого бабушка плохо плавала, могла задержать дыхание только секунд на 20-30. Однажды она наконец сходила к психотерапевту, который впоследствии стал моим дедушкой Ваней. В честь него назвали моего старшего брата. Дедушку Ваню я запомнила, как человека невероятного терпения и выдержки. Не понимаю, почему он женился на бабушке – она была просто невозможным человеком, ей не помогало никакое лечение. Позже, когда я рассказывала эту историю Лиле, она предположила, что дедушка Ваня женился не на моей бабушке, а на «интересном медицинском случае». И ведь он так и не смог ее излечить, ей совсем не полегчало. Наоборот, с годами ситуация только ухудшилась. Если раньше бабушка боялась только Покрышек, то к старости ее с трудом можно было заставить мыться. Помню визги и попытки вырваться, пока дедушка при помощи бабушки Лизы по папиной линии и моей мамы затаскивал бабушку Таню в купель. Когда вонь уже становилась невыносимой, бабушку мыли насильно. Весь дом пропитался ее запахом, отпечатался и на нас. После ее смерти я почувствовала заметное облегчение и свободу дыхания.
Кроме мытья, у нее возникли проблемы еще и с питьем. Если суп она еще худо-бедно могла есть, то пить чай или воду – только через силу. Когда обезвоживание уже припирало бабушку к стенке, с подачи дедушки она, сморщившись, выпивала стаканчик воды. В эти моменты я думала, что лучше б уж она умерла. Какой смысл в таком существовании? Я знаю, что нельзя так говорить о людях, тем более о своих родных, но бабушка Таня всегда доставляла нам только хлопоты.
В нашей деревне старики очень часто идут в добровольцы на испытание Водной стены. Когда в ЦИ выводят очередную гипотезу о том, как можно пройти сквозь стену, нужно провести несколько экспериментов для проверки, а для этого требуются добровольцы. Люди, которые готовы пожертвовать собой ради науки. И их находится немало. Чаще всего это старики, которые осознали, что уже не могут полноценно жить, уставшие от недугов, болезней, слабости или одиночества. Такой способ покончить с жизнью считается благородным. В конце концов, даже после естественной смерти тела бросают в Водную стену – это стандартные похороны. Все равно все окажемся в одном месте. А если произойдет чудо, и гипотеза подтвердится, ты станешь знаменитостью и может даже выживешь. Хотя такого за все сто лет до сих пор не произошло.
В добровольцы иногда идут и молодые люди, но в этом случае им прежде назначают несколько сеансов у психолога. Только если человек не передумает и останется тверд в своем решении, его отправят на испытание. Семье или друзьям добровольца, в зависимости от его желания, полагается денежная сумма. Утопление – мучительная смерть, даже самые уставшие от жизни старики и те – не все согласятся на такое. Денежка для близких мотивирует. Сумма не очень большая, чтобы на это шли только те, кто правда готов умереть, а не просто пожертвовать собой дабы прокормить бедную семью. Лично я все еще не понимаю, как можно добровольно согласиться на утопление. Думаю об этом каждый раз, всплывая на поверхность после долгой задержки дыхания. Представляю, как бы я себя почувствовала, если б не смогла сделать желанный вдох. Лучше уж смерть в одиночестве. Неужели несчастные старики настолько устают от жизни? Надеюсь, я этого не познаю.
В качестве добровольцев ушли и мои бабушка с дедушкой по папиной линии. Они решили, что уже хорошо пожили, но силы покидают их и пора на покой (хотя какой может быть покой в утоплении?). Но я думаю, основная причина заключалась в том, что они устали от общества бабушки Лизы и воспользовались своей старческой привилегией. После их смерти нам стало еще тяжелее, несмотря на деньги от их добровольческого жеста. Дедушка Ваня лишился приятных собеседников, а нам пришлось возиться с бабушкой еще больше. Дедушка Ваня тоже хотел уйти благородно, отдав свое тело науке, но понимал, что бабушка ни за что не согласится пойти вместе с ним. Сбрасывать всю ответственность за нее на наши плечи он слава богу не стал.
Где-то через год дедушка Ваня умер от сердечного приступа. После этого бабушка Таня совершенно свихнулась. Через несколько дней, когда ей в рот уже никто насильно не влил стакан воды, она умерла от обезвоживания.
Я хорошо запомнила ее предсмертный бред, проговоренный за несколько часов до кончины заплетающимся, высохшим от жажды языком. Бабушка была на удивление многословна, обычно она говорила мало и неразборчиво, а тут, похоже, наружу вырвалось все, что она хотела сказать давно.
– Знаете, как это сложно? Я вот даже сейчас не могу ничего придумать. Только музыка красивая играет. И хочется, чтобы она была похожа на эту прекрасную музыку, чтобы они почувствовали то же, что и я. Но это сложно. Как преодолевать такие периоды в жизни? Когда сидишь в этом душном доме, и на крыльцо спокойно выйти не можешь. Это все, что у меня осталось, и оно не дается. И вот опять музыка заиграла. Но уже другая, другая песня, хотя и не менее прекрасная. Вот оно: полилось, полилось. Ай! Уйди! Уйди! Хочу, чтоб и у меня так получилось, и они бы меня поняли. Вы это слышите? Постарайтесь, посмотрите на меня. А аромат чувствуете? По клавишам стучат легонько. И раз! Вот оно! А дальше что? О, вот эта хорошая. В молодости любила я плясать. Дальше, дальше… Ой! Фонарь загорелся на соседнем доме, видели? Синим светом. О, и погас. И что же это значит, скажите пожалуйста. Остановись на минутку. Тебе лучше сменить обстановку…
В это время мы с Ваней сидели за столом. Бабушка сидела на диване и смотрела в стену. Не уверена, что обращалась она к нам. Я понятия не имела, о какой музыке она говорила.
Мне повезло, что я родилась позже и успела увидеть не так много этого кошмара, в отличие от Вани. Свою маму я иногда спрашивала, каково ей было расти с такой матерью, но та отмахивалась и говорила коротко: «Это было тяжело». Кажется, она все равно ее уважала, хоть и не любила. Или наоборот?
Наш дом совсем опустел. Теперь у меня и у Вани появились свои комнаты. И еще одна свободна.
На похоронах тело бабушки Тани предали воде. Еще никогда она не была так спокойна при соприкосновении со своим главным страхом.
ГЛАВА 5
Выехав из дома утром понедельника, я как обычно спешила поскорее свернуть в лес, чтобы несколько минут насладиться состоянием, приближенным к одиночеству. Полное одиночество вряд ли светит, так как я не единственная, кто предпочитает лес, но в любом случае людей здесь гораздо меньше.
По дороге я всегда проезжаю Никитин дом. Мы с другом редко пересекаемся по дороге в школу, обычно он выезжает чуть позже, но в этот раз случайно встретились. Причем, за самим Никитой неожиданно для меня выехал Дима, хотя он живет в другом садоводстве, недалеко от Лили. Увидев Диму я сразу напряглась и ускорилась, но он все равно нагнал меня:
– Доброе утро! Какая встреча!
– Ты же не здесь живешь – буркнула я.
– Я ночевал у Никиты.
– Косички друг другу заплетали?
– Ага, и про мальчишек сплетничали – подыграл мне Дима.
Я свернула в лес – Дима за мной. Никита остался где-то позади. На узкой тропинке два велосипеда уже не могли ехать рядом, но Дима сидел у меня на хвосте.
– Тебе нужно в место силы – раздался голос из-за спины.
Чего он несет? Какое место силы? Зачем мне туда? Я молча продолжила путь.
– Ты слишком нервная. Я знаю отличное место, где тебе полегчает.
Это уже начало немного пугать. Ни разу не забавно.
– Как-нибудь в другой раз – бросила я, в надежде от него отвязаться.
– В другой раз я к тебе так близко не подберусь. Поехали сейчас. Забей на физру. Ко второй успеем. Там очень красиво!
О чем он говорит? Разве за свои 15 лет я повидала не все закоулки этой деревни по сто раз? Даже если там и красиво, я наверняка там была не единожды. Что ему так приспичило? Но Дима никак не унимался. Тогда я притормозила и слезла с велосипеда, чтобы объяснить, глядя назойливому парню в глаза, что меня это не интересует, и я хочу спокойно доехать до школы.
В ту ночь, когда мы гуляли, он хоть и не понравился мне, потому что оказался не в то время не в том месте, но уж точно не показался дураком, а наоборот, очень сдержанным человеком, который хорошо владеет собой. Он должен меня понять. Но последнее мое действие стало роковой ошибкой. Едва я слезла с велосипеда и начала говорить, Дима подошел ближе, делая вид, что внимательно слушает, а потом резко запрыгнул на мой велик и угнал его! Воспользовался тем, что я сместила фокус внимания.
Я оседлала Димин велосипед и, бросаясь вдогонку проклятьями, погналась следом, хотя именно этого он и добивался. Делать было нечего, за Майка я готова убить. Дима долго гнал по тропинкам и хохотал так, будто отобрал игрушку у младшей сестренки и теперь наблюдал за тем, как она пытается допрыгнуть до его поднятой вверх руки, чтобы вернуть себе вещь. Ваня часто играл так со мной в детстве. К счастью, Димин смех звучал не по-маньячески, хотя все происходящее совсем не внушало доверия. Но Майка я ни за что не упущу! Я нагнала угонщика и уже буквально дышала ему в спину, но как вернуть себе велосипед? Просто сбить его на ходу? Когда я пыталась совершить подобный маневр, Дима ускорялся, уворачивался и хохотал еще громче. Наверное, все-таки придется доехать с ним до точки. Уж там-то он точно слезет.
В какой-то момент Дима свернул с лесной тропинки, и мы поехали прямо по кустам черники, вихляя между деревьями – пару раз я чуть ни врезалась в ствол. Наконец показался какой-то просвет, и мы выехали на крошечную полянку. Если не успеть затормозить, можно с разгона влететь прямо в Водную стену!
На полянке росли маленькие молоденькие свежие цветочки. Даже трава здесь выглядела более сочной, насыщенно зеленой. Цветы казались крепче и уверенно тянулись к солнцу, хотя обычно в деревне встречаются жухлые цветочки, поникшие от тяжести стихии. Я мгновенно очаровалась этим местом и даже на какое-то время забыла о своей злости на Диму.
Что еще было удивительного здесь, так это то, что Водная стена находилась невероятно близко, прямо в открытом доступе. Обычно территория вдоль Водной границы не пустует – там либо проводят исследования, эксперименты, либо хоронят людей, либо просто охраняют от особо любопытных, следят, чтобы какой-нибудь беспечный ребенок не угодил в пучину. А тут – как на ладони. Как же она близко! Прекрасная, величественная, могучая! Вот она, перед тобой, прикоснись, почувствуй. Я сделала несколько шагов вперед, мозг отключился, рука сама потянулась к воде.
– Любоваться глазами – руками не трогать – раздался предостерегающий голос Димы.
Едва не коснулась…
Прежде я не бывала здесь. Оказывается, даже в очень знакомом месте можно найти неизведанные уголки.
Дима заговорил, причем явно не своими словами:
– В мире нет ничего податливее и слабее воды, и нет ничего, что бы превосходило воду в ее разрушительном действии на жесткое и крепкое. Вода настолько тонка, что ее невозможно зажать в кулак или ударить, ей неведома боль. Пронзи ее ножом – не ранишь. Разорви ее – останется целой. У нее нет формы: вода принимает форму сосуда, куда ее наливают.
– Что это было?
– Это цитата Брюса Ли.
Я что-то слышала о Брюсе Ли, но никогда особо не интересовалась его личностью.
– Все время вспоминается, когда бываю здесь – продолжил Дима – Он много философствовал о природе воды. «Не вода ли олицетворяет суть кунг-фу? Я ударил ее, но она не испытала боли. Я снова нанес удар, со всей силы – она вновь неуязвима. Затем я попытался удержать ее, но это оказалось невозможным. Вода, мягчайшая субстанция в мире, которую можно поместить даже в крошечный сосуд, только кажется слабой. На самом деле она может разрушить самые твердые материи на земле. В этом все дело! Я бы хотел быть водой».
Кажется, кое-кто любит выпендриваться. И это я не про Брюса Ли. Хотя может и он любил…
– А ты бы хотела быть водой? – спросил Дима.
Я проигнорировала его вопрос.
– А Брюс Ли случайно не говорил ничего вроде «Не угони велосипед ближнего своего»?
– Нет, он все-таки не Иисус. Но у него есть кое-что про велосипед. Может, как-нибудь потом и скажу, если к слову придется – Дима загадочно улыбнулся.
Вместе с обидой я забыла и о времени. Водная стена начала бурлить и пениться, и только тогда мы вспомнили об опасности, которая нам угрожает. Сухое окно уже закрылось. Вот-вот волна накроет деревню, а мы попадем под удар первыми.
Мы с Димой резко рванули к велосипедам, чтобы успеть отъехать хотя бы на несколько метров от эпицентра. Если окажешься слишком близко к границе во время Покрышки, рискуешь угодить прямо в Водную стену – поток может понести тебя туда, а сопротивляться течению очень сложно.
Я крепко сжала велосипед коленями и вцепилась в руль, когда поток подхватил меня и стал перекидывать от дерева к дереву, как футбольный мячик. Они растут очень плотно, так что я успела приложиться всеми частями тела и с трудом сдерживалась, чтобы не застонать от боли, стискивая зубы и веки – только рюкзак чуть смягчал удары спиной о стволы. В какой-то момент я почувствовала, что застряла: течение продолжало нестись вперед, а я осталась на месте – колеса Майка зацепились за деревья. Мне пришлось всплыть, потому что круговерть и боль выбили из меня весь воздух. Ритмично втягивала живот, подавая себе остатки кислорода, и наконец прорвалась сквозь воду! В такие моменты долгожданный вдох одновременно и услаждает, и пугает меня, потому что я острее осознаю, насколько тяжелы были последние мгновения без воздуха. Ветер прошелся по свежим царапинам на лице. Хочется жадно дышать еще и еще, но мне придется окунуться снова, чтобы достать Майка. Течение уже успокоилось, поэтому все должно пройти легко.
На горизонте нарисовался Дима, и чувство ярости тут же вернулось ко мне. Я поскорее нырнула, чтоб не видеть его. Освободила Майка из цепких веток и, усердно работая ногами, подняла его наружу и привязала к стволу. После долбёжки мой велосипед изрядно попортился, хотя и до этого был в плоховатом состоянии – теперь без ремонта точно не обойтись. Дима подплыл ближе, велосипеда при нем не было, грёб он преимущественно правой рукой. Я вскарабкалась на ветку, демонстративно не глядя на Диму.
Полностью выбравшись из воды, я с новой силой ощутила на себе все ранки. В бедре застрял сучок. Сразу возникло желание вытащить инородное тело, но нельзя, а то кровь польется, как вода из дырявой бочки – а залатать нечем. Но мучительнее всего даже не эта заноза, а зуд на пятой точке. Я не могла спокойно усесться на ветке – расцарапанная попа невыносимо чесалась. Поерзала, пытаясь найти удобную позу, и едва не расплакалась. В итоге устроилась лицом к стволу, с силой обнимая его и скуля прямо в дерево – так стало чуть легче.
– Вот ведь не повезло! – сказал Дима, взобравшись на соседнее дерево – Но признай, что там безумно красиво.
Я издала измученный раздраженный выдох. Но мало мне Диминой болтовни – практически под нами образовалась воронка. Воронками мы называем явления, похожие на маленькие водовороты, которые образуются во время Покрышки вблизи Водной стены – еще одна опасность. Воронки не закрываются до тех пор, пока вода не уйдет, или пока не засосут в себя что-нибудь крупное. Например, человека или велосипед. Одна из таких появилась в опасной близости от Майка. Я напряженно следила, как мой велосипед тянет в сторону воронки, и пыталась успокоить себя тем, что привязала его достаточно крепко.
– Зачем ты потащила с собой этот хлам? Он уже никуда не годится!
У меня не было сил на то, чтобы препираться с Димой. Все равно это бесполезно. Очевидно, свой велосипед он бросил. К счастью, вскоре Дима замолчал.
Резкий холод. Я в ужасе открыла глаза под водой, не успев до конца осознать – сон это или реальность. Почувствовала, как что-то потянуло меня в сторону, но тут же чья-то рука потянула в другую. Дима схватил меня за запястье, вытащил из-под воды и ухватился другой рукой за ветку дерева, напрягаясь всем телом, чтобы удержаться. Оклемавшись, наконец осознала, что происходит – воронка прямо у меня под боком, если Дима отпустит мое запястье или ветку – мне конец! Я вспомнила: когда зуд утих, я тут же уснула на ветке дерева и, видимо, грохнулась в воду, но Дима успел поймать меня. Он стиснул зубы от напряжения, на лице и руках вздулись вены – долго он так не продержится, тем более что левое плечо, судя по всему, не в порядке – временами он вскрикивал от боли. Я пыталась сопротивляться течению и подплыть обратно к стволу, чтобы снова на него залезть, но тщетно.
Я поняла, что Дима обхватил ствол ногами, когда он отпустил ветку. Это приблизило меня к воронке еще на несколько сантиметров. Дима скинул со своего плеча лямку рюкзака, который сполз на место сцепления наших рук. Дима ловко открыл маленький карман рюкзака, с резкостью кошачьей лапы выхватил оттуда нож и начал разрезать веревку, которой я привязала Майка к стволу! Я тут же догадалась, что он затеял, но этот расклад меня совершенно не устроил:
– Нет-нет-нет-нет-нет! Не надо! – В негодовании я машинально дернула Димину руку на себя, едва не оторвав его от ствола.
– Ай! Чёрт подери, да не мешай же ты, а то оба туда полетим!
Он продолжил резать веревки. В конце концов, они поддались и мой велосипед тут же унесло в пучину. Воронка закрылась. Не сдерживая слез, я в ярости ударила руками по воде.
– Ты что натворил? Я так любила этот велосипед! И ты ведь знал об этом, да?!
– А что, нужно было позволить тебе утонуть?!
– Не нужно было меня тащить сюда! Я говорила, что не хочу ехать!
– Не нужно было засыпать на дереве! Я тебя спас, чёрт подери!
– И не пришлось бы спасать, если б ты не преследовал меня с утра!
– Ну ладно, прости. – Уже спокойнее сказал он – Да, я был не прав, не стоило этого делать.
После извинения уже тяжелее стало кричать на него, но я все еще злилась, хотя умом и понимала, что в данной ситуации не было другого выхода, кроме как принести в жертву Майка.
– Я думал, тебе понравится то место, и ты перестанешь меня презирать. Для недовольных рож у меня есть брат. Я избрал неправильный путь, ты просто не хотела со мной общаться, надо было отстать.
Меня опять начали бесить его спокойствие и рассудительность! А нельзя ли было включить свою мудрость чуть пораньше? Я в истерике забралась обратно на дерево и просидела там все оставшееся время, обиженно скрестив руки на груди и боковым зрением поглядывая на то, как Дима возится со своим рюкзаком. Внутрь залилась вода, поэтому все книги и тетради промокли. Возможно, ему придется покупать новые, если эти не удастся просушить, а книги – удовольствие не из дешевых. Ну так ему и надо! Новый велосипед тоже дорого обойдется. Пока придется одолжить у кого-нибудь.
