Мария Мерлот
Побочный Эффект
13. Праздник Зимы
В Эреле дни равноденствия и солнцестояния были национальными праздниками и пышно отмечались. Азор приехал в Эрель на праздник зимнего солнцестояния, который назывался просто – Праздник Зимы.
Ула и Эра сменили принца на два дня. Азор был рад снова повидаться с феей. Первое, что бросилось Азору в глаза в её саду, был его рисунок Ула с леопардом. Она заметила его взгляд и сказала:
– Я уговорила принца Ула отдать этот рисунок мне на время, пока его нет во дворце. И Вы, Азор, ещё говорили, что не умеете рисовать! Это самый лучший портрет Его Высочества, из всех, что я видела.
– Я уверен, что Вы нарисовали бы гораздо лучше, – смущённо возразил Азор.
– Нет, я бы увлеклась деталями. Складками его плаща, игрой света на шкуре леопарда. А Вы нарисовали только самое главное, и ничего лишнего. Это большой талант. Технике можно научиться, а этому – нет.
Азор не знал, что на это сказать.
Они опять провели много времени вместе. Ула рассказывала очень интересно про повадки многих домашних животных. Потом они рисовали и пересаживали растения. Для работы с растениями Азор закатал рукава, и фея заметила на его левом предплечье старый шрам, который он когда-то получил на охоте. Когда они закончили, Ула подарила труанскому принцу одну из своих книг по ботанике, которая описывала большинство труанских растений.
– Спасибо за помощь, – сказала она. – Если Вам интересно, завтра мы займёмся медициной и я научу Вас делать крем, который стирает шрамы.
На следующий день Улы не было за завтраком, и Азор не был уверен, что у неё будет время для него. Но Дола, как обычно, провела его в сад. Ула была уже там, делая что-то с пышными кустами роз и мурлыкая себе под нос мелодию. Она обернулась на их шаги, и её лицо озарилось радостной улыбкой. Дола поклонилась и ушла.
Ула была в лёгком светло-сиреневом платье, которое ей очень шло. Оно было простого покроя, но из такой лёгкой и струящейся ткани, что казалось, оно было сделано из цветочных лепестков. Ула вышла из-за розовых кустов и попала в столб солнечного света. Казалось, что она сама светится. Азор вдруг осознал, какая она красивая. Он не мог сказать, были ли у неё правильные черты лица, и соответствовала ли она канонам красоты. Но у неё были такие живые и умные глаза, и такая тёплая улыбка, что она вдруг затмила всех других девушек. Азор даже растерялся.
– Вас не было за завтраком, – неловко начал он, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– Я сегодня рано встала. В день зимнего солнцестояния у меня обычно много работы, – виновато улыбнулась Ула. – Зато сейчас самое время отдохнуть, и я научу Вас делать крем от шрамов.
Заметив скептическое выражение Азора, она рассмеялась и добавила:
– Знаю, знаю, шрамы украшают мужчину. Но никогда не знаешь, когда такой крем может пригодиться!
Когда крем был готов, Ула спросила:
– У Вас на левой руке шрам. Он Вам очень дорог?
Азор рассмеялся:
– Пожалуй, я могу им пожертвовать.
– Попробуйте на нём этот крем.
Азор нанёс немного крема на шрам и стал его растирать.
– Вот так, – произнесла Ула и стала втирать крем своим тонким пальцем лёгкими круговыми движениями. Мурашки пробежали по руке Азора вверх к его сердцу, потом опустились куда-то внутрь живота и там затаились. Всё вокруг стало нереально, как во сне, и в то же время совершенно правильно. Поддавшись внезапному порыву, Азор правой рукой обнял фею и поцеловал. Её губы были одновременно прохладные и тёплые. Так необычно! Тут же где-то рядом тихо и внушительно зарычал Барс. Азор вздрогнул. В голове мелькнула дикая мысль: “Барсу это не понравилось!” В следующее мгновение Азор услышал хруст шагов по садовой дорожке. Шаги торопливо приближались, и из-за кустов вышла Дола с чем-то мохнатым в руках. Это оказался лисёнок. У него на боку виднелась большая рана, он слабо дрожал и поскуливал.
– Собаки его чуть не задрали, – произнесла Дола, протягивая лисёнка фее. Ула приняла его на одну руку и накрыла его другой рукой. Лисёнок перестал дрожать. Дола быстро достала какой-то флакон и накапала из него жидкость вокруг раны. Ула нежно гладила лисёнка, и прямо на глазах изумлённого Азора его рана стала затягиваться. Дола время от времени капала жидкость из флакона, Ула чередовала поглаживания с лёгким массажем вокруг раны, лисёнок иногда жалобно скулил.
– Быстрое заживление очень болезненно, – пояснила Ула Азору, как бы извиняясь. Скоро на боку лисёнка был только хорошо заживший шрам.
– Может быть, крем? – предложил Азор и протянул Уле крем от шрамов.
– Давайте, – согласилась она и втёрла чуть-чуть крема в шрам. Шрам быстро разгладился и превратился просто в полоску нежной розовой кожи.
– Свежий шрам гораздо быстрее стирается, – прокомментировала Ула. Лисёнок явно почувствовал себя лучше, стал вертеть головой и принюхиваться к рукам, которые его окружали. Азор осторожно погладил его пальцем по голове. Лисёнок в ответ жизнерадостно тявкнул и стал тыкаться головой в его руку.
– Вы явно ему понравились, – улыбнулась Ула. Она встретилась глазами с Азором и тут же их опустила на лисёнка.
– Можно? – Азор протянул руки к лисёнку. Ула передала ему маленькое существо. Их руки встретились, и опять волна пробежала по телу Азора. Он сосредоточил своё внимание на лисёнке и осторожно гладил его. Зверёк уже совсем оправился, смешно бодал его руку и игриво покусывал его палец.
– Теперь Вы вернёте его в лес? – спросил Азор. – Наверно, где-то его ждёт мама.
– Он уже довольно большой, – сказала Ула. – Как раз в этом возрасте они уходят от мамы и начинают самостоятельную жизнь. Наверно это и привело его к стычке с собаками.
Азор опустил лисёнка на землю. Тот прижался к его ноге и не решался отойти.
– А можно мне оставить его себе? – вдруг спросил Азор.
– Да, он явно к Вам привязался, – сказала Ула. – Но если Вы оставите его себе, Вы больше никогда не сможете охотиться на лис.
– Я и так уже больше не смогу на них охотится, – ответил Азор и протянул руку к лисёнку. Тот в ответ стал напрыгивать на руку, как будто играл с товарищем. Так лисёнок остался у Азора.
Вечером был традиционный бал. Каждый раз, когда Ула и Эра были во дворце, а это случалось всего четыре раза в году – на праздники Зимы, Весны, Лета и Осени, во дворце устраивали бал. Впервые в жизни Азор волновался перед балом. Как Ула восприняла его поступок? Не сердится ли она на него? Он вдруг осознал, что не хотел бы потерять её дружбы и совместных занятий.
Ула была в элегантном белом платье, но она украсила его сиреневыми лентами. Сиреневый с белым хорошо сочетается. Наверняка это ничего не значило. Но Азор решил для себя, что это хороший знак. Эти ленты напоминали Азору её простое платье в саду и всё, что там произошло. Ула держалась как всегда дружелюбно и просто. Каждый раз, когда они танцевали вместе, Азору казалось, что внутри него распускается Ночной Ангел. И у Улы глаза по особому искрились. Или это была всего лишь игра его воображения? Когда он танцевал с другими девушками, Азор мог безошибочно найти в зале сиреневые ленты на белом платье. Они как будто магически связывали их вместе.
14. Дети и родители
Вернувшись в Труан, Азор погрузился в дела. Император Форг теперь активно привлекал сына к решению государственных вопросов. Будучи совершеннолетним наследником престола, он начал участвовать во всех совещаниях отца.
Воинские тренировки тоже занимали много времени, но Азор старался рисовать почти каждый вечер. Он устроил арт студию в одной из своих комнат, и даже Бешеный Пёс знал, что его там лучше не беспокоить. Ула была права, рисование сильно меняло его восприятие мира. Азор стал замечать гораздо больше деталей во всём, что его окружало. Он стал замечать настроение людей, что их интересовало и что их тревожило. Стал лучше понимать своих родителей, генералов на совещании, своих воинов, и даже своего любимого коня Сореля и Лиса (так он назвал лисёнка). Азор скучал по Уле. Книга про растения пахла её садом; Ночной Ангел, баночка с Эликсиром Жизни и крем от шрамов напоминали о ней. И наполовину стёртый шрам. Этот шрам и Лис постоянно напоминал ему о том волшебном моменте в саду.
Однажды Азор попытался нарисовать Улу по памяти, но у него ничего не получилось. Черты её лица ускользали от него. Пожалуй, она была похожа на принца Ула. Что было не удивительно, зная, что они были дальними родственниками. Но Ула была настолько больше, чем просто её черты лица! Тут Азор заметил Лиса, который не дождался внимания хозяина и сладко уснул, свернувшись калачиком в кресле. Во сне калачик слегка развернулся, хвост свесился, и поза получилась очень забавной. “Вот бы Ула его сейчас увидела!“ – с улыбкой подумал Азор. И рука сама потянулась за карандашом и красками.
Азору понравилось, как получился рисунок. Он написал Уле письмо и вложил туда рисунок.
Как-то к ужину императрица лично испекла персиковый пирог. Она положила Азору кусок ещё тёплого пирога и сверху добавила шарик мороженого, как он любил есть в детстве.
– М-м! Мой любимый пирог! – благодарно воскликнул Азор. Он отправил в рот ложку пирога с мороженым и замер. Сочетание тепла и прохлады вызвало очень яркое воспоминание.
– Что-то не так? Кусочек косточки? – неправильно истолковала его реакцию мать.
– Это самый лучший пирог в мире, – наконец сказал Азор. – Знаешь, мам, каждый раз, когда тебе захочется испечь такой пирог, ты себя не сдерживай, ладно?
Императрица только рассмеялась в ответ.
На одном из военных совещаний обсуждали политику по отношению к Эрелю.
– Нам всё ещё не удалось выведать секрет Эликсира Жизни, – докладывал один из генералов, начальник разведки. – Но совершенно ясно, что их Цветочная Фея имеет к нему прямое отношение и играет ключевую роль в его производстве.
– Значит, если мы ликвидируем Фею, то нарушим производство Эликсира, – размышлял вслух главнокомандующий. – Это сведёт на нет их преимущество в медицине. Тогда мы легко их одолеем. А когда Эрель будет в наших руках, то с ним и секрет производства Эликсира.
– Это согласуется с тем, что тебе удалось узнать, так? повернулся к сыну император Форг.
– Да, – спокойно и уверенно заговорил Азор. – Но я не согласен с выводом. Даже если мы остановим производство Эликсира, у них есть его запасы. Мы не можем рассчитывать на лёгкую и быструю победу. Мы даже не можем рассчитывать на победу. Чем больше информации мы получаем про их армию, тем больше приходит понимание, что их армия сильнее, чем кажется. Эрель – сильный противник, и недооценивать его – опасная ошибка. Но даже не это главное. Зачем мы хотим завоевать Эрель? Это маленькая страна, и она не принесёт нам серьёзных ресурсов. Недостаточно, чтобы компенсировать потери в войне.
– Эликсир! Нам нужен Эликсир.
– Правильно, нам нужен Эликсир. Что, если Фея – хранитель его секрета? Тогда, ликвидируя Фею, мы ликвидируем сам Эликсир. Это совсем не то, что нам нужно.
– Вряд ли она – единственный хранитель. Не может же Эликсир зависеть от одного человека, – воскликнул один из генералов.
– Теоретически, может, – возразил Азор. – Тогда мы можем срубить сук, на котором сидим.
– Что ты предлагаешь? – спросил Форг.
– Нам нужно собрать больше данных. Нужно выяснить сам секрет Эликсира. Без этой информации предпринимать любые военные действия – безумие.
Форг задумался. Наконец он сказал:
– Азор говорит разумно. Спешки у нас нет. Усилить разведку. А ты, – обратился он к Азору, – продолжай разведку со своей стороны.
После этого совещания Азор пришёл в свои комнаты сильно встревоженный и никак не мог найти себе места. Чтобы успокоиться, он начал рисовать. Не задумываясь о том, что именно он рисует, Азор просто брал краски наугад и рисовал, чтобы просто отвлечься от смятения, которое его одолевало. А может быть, он пытался выплеснуть его на бумагу, чтобы оно не жгло его изнутри.
Когда он закончил, он обнаружил, что использовал всего три цвета. Картина была простая и выполнена крупными грубыми мазками, но на ней безошибочно угадывалось: мрачная чёрная туча пытается придавить хрупкую женскую фигурку в светло-сиреневом платье, и кроваво-красный воин удерживает тучу рукой, стараясь защитить девушку. “Я люблю её,” – вдруг со всей необратимостью осознал Азор. И это была совсем не та лёгкая приятная влюблённость, что свойственна его возрасту и придаёт интереса на балах. Это было что-то сильное, глубокое и сбивающее с ног. Это осознание накрыло его, как холодная волна. И одновременно успокоило его. Картина была права, – он должен был любой ценой защитить Улу.
Увлечение рисованием сблизило Азора с матерью. Сама императрица рисовала мало, но ей очень нравились его картины. Однажды он провёл полдня у водопада, рисуя его с натуры. Вечером императрица рассматривала получившуюся картину в студии Азора. Азор хорошо передал водопад и зимний пейзаж вокруг – голые деревья и кусты, серые скалы и сухую траву, но у самой воды он добавил сочную зелень и яркие цветы. Это выглядело необычно, но в то же время как-то правильно. Сам водопад с его изумрудными и бирюзовыми тонами и эти цветы были единственными яркими местами на картине; они выделялись из неё и уравновешивали друг друга.
– Азор, это изумительно хорошо! Можно я повешу её в своей комнате?
– Пожалуй, неплохо получилось. Может, лучше в столовой? – Азор охотно отдавал матери свои зарисовки, но ему не захотелось расставаться с этой картиной.
– Это будет замечательно!
Взгляд императрицы упал на картину Ночного Ангела, нарисованного Улой.
– Эта эрельская фея хорошо рисует. Какая она сама? Ты почти ничего про неё не рассказывал.
Азор на секунду задумался, подбирая слова.
– Она умная … и внимательная … к окружающему миру. Очень много знает. И не просто знает, а понимает, как оно всё связано. И может объяснить.
Его мать слегка приподняла брови, она не ожидала такого ответа.
– А как она выглядит? Она красивая?
– Да, очень, – невольно вырвалось у Азора, после чего он заставил себя рассмеяться и добавил: – Она же фея, ей положено.
Императрица посмотрела на сына каким-то особенным внимательным взглядом, и он мысленно сделал себе заметку на ближайшем балу пофлиртовать с какой-нибудь девушкой на глазах у матери.
Последнее время он как-то охладел к балам и подобным светским развлечениям. Бешеный Пёс однажды заметил в шутку, что Азор стал “как принц Ул”. Азор вспомнил гипотезу Рико, что может быть принц Ул влюблён, и поэтому не смотрит на других девушек. И тут же всплыл в памяти ответ Ула на вопрос, какие девушки ему нравятся:
“– А если серьёзно?
– Если серьёзно… то умные и внимательные.”
То же самое он сам ответил матери про Улу! Что, если Ул влюблён в неё? Почему-то в эрельском дворце нет ни одного портрета Улы. Можно ли влюбиться в девушку, ни разу её не видев? А Ула? Уж она-то окружена портретами принца, который весьма хорош собой. Что, если она влюблена в принца Ула? Они много переписываются и очень тепло друг о друге отзываются. От этих мыслей Азору стало неспокойно.
Лис постепенно осваивался и привыкал к своему новому дому. Он был очень осторожный и поначалу признавал только Азора и убегал от всех других людей. Постепенно он привык и перестал убегать от императрицы и, как ни удивительно, Бешеного Пса.
В январе ненадолго приехал принц Ул. В первое же утро Азор застал его в саду за рисованием. А рисовал он… Лиса! Лис вынюхивал кого-то в норке и не обращал на Ула никакого внимания.
– Вот это да! – удивился Азор. – Обычно он прячется от незнакомых.
– Сначала он осторожничал, конечно. Но потом расслабился.
– Ему понадобилась неделя, чтобы привыкнуть к моей матери!
– Моя мать была феей, – пояснил Ул. – У моей кормилицы – верховной жрицы – есть теория, что растения и животные это чувствуют. Я не могу влиять на них, но по крайней мере они меня не боятся.
Лис, наконец, бросил норку и подбежал поприветствовать своего хозяина. Он явно не имел ничего против другого принца.
Ул закончил картину и стал мыть кисточки.
– Ул, я не видел у вас во дворце ни одного портрета Феи, – заметил Азор.
– Ага. Она не разрешает никому её рисовать.
– Почему?
Ул пожал плечами: – У каждого есть свои причуды. Она не любит, чтобы её рисовали.
– Значит, ты не знаешь, как она выглядит?
– Примерно представляю, – возразил Ул и, видя вопросительный взгляд Азора, пояснил: – Я видел однажды её отражение в зеркале. Мы тогда с ней чуть не столкнулись. После чего были введены особые меры, чтобы это предотвратить. Но оно того стоило. Всё-таки приятно представлять того, с кем переписываешься.
– Значит, ты знаешь, что она красивая.
– Вполне ничего, – согласился Ул.
– Ты когда-то сказал, что тебе нравятся умные и внимательные девушки.
– Было дело.
– Это как раз про неё.
– А! Ты тоже заметил! – Ул сложил кисточки и внимательно посмотрел на Азора. – Это внушает надежду, что такие существуют в природе, правда? Если есть хотя бы одна такая, то может, и ещё найдётся.
Азор немного помолчал, а потом спросил напрямую:
– Ты влюблён в неё?
– Влюблён? Нет. Ты знаешь, что она – воплощение моей матери? Это как-то мешает романтике. Она, скорее, как сестра мне. У нас сильно совпадают мнения на многие вещи. Что не удивительно, раз нас обоих воспитывала жрица Дола. В целом, мы с ней хорошо ладим. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы защитить её и сделать её счастливой… А что?
Азор не ответил. Он похвалил изображение Лиса и сказал:
– Я себе целую студию завёл. Можешь там рисовать, сколько хочешь. Пойдем, покажу.
В студии он достал и показал Улу свою последнюю картину – с воином, девушкой и тучей. Ул долго рассматривал её и потом задумчиво промолвил:
– Становится всё невозможнее и невозможнее исполнить волю наших отцов, не правда ли?
– Что ты имеешь в виду?
– Не кажется ли тебе, что наши отцы ужасно похожи? И методы у них те же самые: войди в доверие, выведай секреты, а потом будь готов ударить в спину. Или я не прав? – Ул внимательно посмотрел на Азора.
– Да уж, – согласился Азор. У него с плеч вдруг свалился огромный груз. – Ул, если мы будем действовать вместе, мы сможем им противостоять. На гору можно зайти разными путями. Мы можем идти своим путём.
– О! Меня цитируют! – широко улыбнулся Ул и протянул Азору руку. – Согласен.
Азор крепко пожал протянутую руку. Потом он спросил:
– Интересно, Ула тебе обо мне что-нибудь писала?
– Очень много.
– Что, например?
Ул улыбнулся и начал перечислять:
– Что ты умный, смотришь далеко и глубоко, и думаешь своей головой, что особенно непросто в позиции принца. Что ты открыт новому и не боишься учиться. Что ты схватываешь всё на лету и учишься очень быстро. Что ты обаятельный и обладаешь замечательным чувством юмора. Что ты отлично танцуешь… Это то, что с ходу припоминается. Если я вспомню ещё, я тебе скажу.
Азор ничего не сказал, но внутри него разлилось щекотное тепло.
Через две недели Азор со своими ближайшими воинами уехал на несколько дней на охоту. Вернувшись во дворец, он зашёл в кабинет к отцу, чтобы сообщить, что он вернулся. Император был не один. В его кабинете присутствовал незнакомый мужчина лет сорока. Черты его смуглого обветренного лица выдавали в нём горца с дальнего запада Труана. Его одежда подтверждала его происхождение – характерная кожаная рубаха с короткими рукавами и кожаные штаны, едва доходящие до щиколоток. Видя, что отец занят, Азор извинился и повернулся выйти, но Форг остановил его:
– Заходи, Азор. Мы уже закончили, – и добавил незнакомцу: – Желаю удачи.
Мужчина почтительно поклонился императору и вышел. Проходя мимо принца, он также почтительно поклонился ему. Лицо его было непроницаемо, но взгляд был холодный и какой-то цепкий, оценивающий. Он приложил правую руку к сердцу в формальном поклоне лицу императорской крови, и Азор заметил на его предплечье необычную татуировку – два скорпиона атаковали друг друга, и их изогнутые тела образовывали контур сердца. Сами скорпионы были чёрные, а кончики их жал – кроваво-красные. В следующее мгновение незнакомец уже удалился из кабинета.
– Кто это был? – поинтересовался Азор.
– Это Дэга, наш самый лучший разведчик, – пояснил Форг.
– Я ни разу его раньше не видел, – заметил Азор.
– Он предпочитает свои горы городам и замкам. Незаменим для самых сложных и деликатных поручений. Себе на уме, но это помогает ему принимать решения на месте и выкручиваться из очень трудных ситуаций. Очень любит золото, и свою цену стоит. Ещё ни разу меня не подвёл. Как прошла охота?
– Отлично. Мы привезли двух оленей и дюжину уток, – и Азор рассказал отцу про охоту.
