Марина Вячеславовна Ковалева
Дух Фиилмарнен и его дети
Когда наступал полдень и сруб нагревался, Гюрд любил просовывать голову внутрь, чтобы вдохнуть запах свежих бревен и смолы, янтарными слезами стекавшей по стенам.
Хилла усердно лепила посуду и ковыряла мотыгой огород. В закутке у нее откармливались молодые кабанчики. Ойгла и Хелихелин собирали и трепали крапиву, коноплю и лен, чтобы изготовить полотно на наряды. Гюрд и Стиг отложили все заказы и занялись изготовлением свадебных украшений. Отцу стало, наконец, стыдно за невнимание к старшей дочери. Он боялся, что ее свадьба будет беднее, чем у других. В начале лета он заговорил о поездке на торги на Медвежью реку.
Торги проходили на острове посередине реки в середине лета. На остров съезжались гауты со всего Гаутанда и люди из народов, соседних с ними. Там не только обменивали товары, но и сообщали новости, договаривались о свадьбах.
Гюрд упросил отца отпустить его на торги вместе с Хиревордом и Хиллой, а самого остаться дома. Он хотел лично помочь молодым с покупками. Отъезд был назначен одновременно с отъездом лодок Снайдерсов. Из них, кроме Хиреворда, ехали Айлиль, Ирне, Ирле, две средних сестры Хиреворда – Линса, и Гвенсил, их мужья – Карой и Рори, а также дочь Гвенсил и Рори – Миониль с мужем Кетилем.
В назначанный день пять лодок Снайдерсов и две Элсли отправились в путь. Хиреворд плыл в одной лодке с Гюрдом, временами пересаживаясь во вторую, нагруженную товаром и прикрепленную веревкой к первой, чтобы помочь Хилле ее направлять. Плыли по течению весь день без передышки, только к вечеру выходя на берег, чтобы развести костер и приготовить еду. Уже на второй день им стали попадаться следы таких же путешественников в виде остывших кострищ, а на третий встретились лодки Дармутов и Эсклермондов. Первых узнали по волосам, собранным в «хвост» на затылке у мужчин и возле шеи у женщин, а вторых – по косам с вплетенными красными ремешками, причем у мужчин была одна коса, а у женщин – две.
Через четыре дня Снайдерсы и Элсли были на месте. На торговый остров они прибыли затемно, узнав его по большому количеству горящих костров. Всю ночь стоял шум от приплывавших лодок, треска пламени и разговоров, сливавшихся в один неясный гул.
Утром оказалось, что прибывших так много, что вся поверхность острова представляет собой один сплошной копошащийся клубок тел мужчин, женщин, детей и животных. Гюрд разложил шкуры и рассыпал на них привезенный товар – ножи, наконечники стрел, копий, рыболовные крючки, браслеты, кольца, серьги и налобные обручи. Рядом Снайдерсы разложили лечебные травы, коренья и камни.
Покупатели потянулись с утра. Их привлекали железные ножи, весть о которых разнеслась далеко от родных мест Гюрда. Они брали их в руки, ощупывали лезвие и покачивали головами. Железные ножи требовали долгой работы, их было мало, поэтому они ценились высоко и недешево. Подержав их в руках, покупатели чаще всего брали привычные бронзовые. на покупку железных решались только самые удачливые охотники, специально готовившиеся к этому. Расплачивались шкурами, медом и кожами.
Покупателей было так много, что переговоры с ними о возможном обмене заняли весь день. Только под вечер, попросив Снайдерсов приглядеть за добром, Хиреворд, Хилла и Гюрд отправились погулять.
Остров был достаточно большим, с каменистой почвой, на которой пучками росла жесткая трава. Деревья и кустарники были вырублены на дрова для костров еще в древние времена. Большинство приехавших держало свои лодки на воде, иначе на берегу негде было бы развернуться.
Уже темнело. Внимание молодых людей привлекла толпа, собравшаяся вокруг одного из костров. Он принадлежал торговцам с далекого запада. Торговцы были загорелыми, подвижными, они все время улыбались, обнажая белые зубы, и бросали вокруг быстрые взгляды. Они привезли соль, горшки из лощеной красной глины, невиданные по красоте камешки – амулеты и вино. Торговцы рассказывали о странах, где побывали. Они говорили, что далеко на западе есть страны, где почти нет снега, люди живут в высоких домах, построенных один на другом. Торговцы утверждали, что есть страны, где у людей волчьи головы, оленьи ноги и рыбьи хвосты. Они уверяли, что в их краях водятся чудовища, стерегущие волшебные стада свиней. Сколько не режь этих свиней, их количество не уменьшается. Еще у чудовищ есть оружие, которое никогда не промахивается. Если победить одного из них, то можно взять себе все его диковинки. Хиреворд, Хилла и Гюрд немного постояли вместе с толпой, но ушли от костра рано, так как их ждали к ужину Снайдерсы, оставив еще много разинувших рты слушателей.
На следующий день Гюрд остался у товара, а Хиреворд и Хилла пошли делать покупки. Их не было довольно долго. Гюрд понимал их. Он и сам бы с удовольствием потолкался среди груд соленой и сушеной рыбы, туесов из бересты, наполненных лесной и болотной ягодой, связок шкурок и заготовок для стрел, плетеной обуви, горок цветных камней, снизок костяных бус и гребней, бочонков с топленым салом и медом, кожаных мешков с солью. Вдруг он увидел Хиллу, увешанную связками сушеной рыбы, которая тащила тяжелый мешок с солью.
– А где Хиреворд? – спросил Гюрд.
– Ах, Гюрд, сначала было все так хорошо, мы шли и обговаривали, что нужно купить. Мы хотели сначала сделать крупные покупки, отнести их, а потом отправиться за более мелкими. Сначала мы купили рыбы, а потом соли у торговцев, которых слушали вчера. Эти торговцы снова начали рассказывать свои истории, и как только Хиреворд их услышал, он стал как зачарованный. Он вчера еще не хотел уходить от их костра, а сегодня и вовсе голову потерял. Я уж и просила его, и звала, но он только сказал, что хочет еще послушать. В конце концов, я ушла, а он так и не заметил, – сказала Хилла, глотая слезы.
– Разве можно так обращаться с невестой? Я сейчас с ним поговорю, – рассердился Гюрд.
– Только не вмешивайся, я сама разберусь, – испугалась девушка. – Обещай мне, что ты ничего ему не скажешь.
– Обещаю вообще с ним не разговаривать, пока он не попросит у тебя прощения. Ты – девушка хорошего рода, и он обязан тебя уважать.
Хиреворд вернулся через некоторое время. Никто ничего ему не сказал, но он сам обо всем догадался по красным глазам невесты и мрачному виду Гюрда. Он попытался перевести все в шутку, но Гюрд остался непреклонен. На все старания Хиреворда он отвечал ледяным молчанием, потому что был обижен за сестру и возмущен тем, что ее жених пытался вести себя, как ни в чем не бывало. В конце концов, Хиреворду надоело искать расположения Гюрда и он, топнув ногой, заявил, что не видит никакого преступления в своем отсутствии. В конце концов, почему все могут слушать рассказы торговцев, сколько хотят, а ему указывают, как маленькому? Ночевать Хиреворд ушел в лодку родственников.
Всю ночь Гюрд пролежал без сна. Это была его первая серьезная размолвка с другом. Он задумался о том, будет ли Хилла счастлива с человеком, который забывает о ней еще до свадьбы. Хилла тоже не спала.
Наутро Хиреворд не подошел к ним, а нарочно вел себя так, словно они не существовали, а потом ушел. Его не было до вечера, так что родственники его забеспокоились. Ирне и Ирле пришли к Гюрду, чтобы пригласить его принять участие в поисках.
–У них с Хиллой вышло что–то серьезное? – спросил ирне.
– А разве он вам не похвалился? – буркнул Гюрд, опустив глаза.
– Нет, он пришел мрачнее тучи и сразу завалился спать. Да и вы вчера не пришли ужинать к нашему костру. Может, все не так страшно? Говорят, влюбленные ссорятся от избытка любви.
– Боюсь, в нашем случае речь идет не об избытке, а о недостатке, – сдерживая гнев, сказал Гюрд.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Ирле.
– Вчера он с Хиллой отправился делать покупки, заслушался рассказов торговцев солью и позабыл обо всем: о невесте, о покупках, о том, что мне трудно присматривать за всем одному. Хилла долго ждала его, а потом потащила все покупки одна, а он даже не заметил, что она ушла. И все это до свадьбы, а что будет после?
Юноши отправились на поиски Хиреворда и нашли его вновь среди слушателей торговцев солью. Он был пьян, то смеялся, то рыдал, повиснув у кого-то на шее. На пальце одного из торговцев Гюрд заметил сделанное им кольцо, которым Хиреворд расплатился за вино. Ирне и Ирле принялись вытаскивать родственника из круга слушателей. Хиреворд упирался, что – то бубнил заплетающимся языком, а торговцы цеплялись за его одежду и требовали, чтобы их друг остался с ними, потому что он не хочет уходить. Кое – как выбравшись из толпы, юноши потащили полубесчувственного Хиреворда к своим лодкам.
– Приходите сегодня ужинать, как обычно, – сказал Ирне Гюрду. – Хиреворд – дурак, но это не повод, чтобы вы ссорились со всеми остальными.
– Мы бы пришли, но если кто – нибудь спросит Хиллу…
– Не беспокойся, никто ее ни о чем не спросит, тут и так видно, кто у нас герой дня.
За ужином никто не сказал ни слова о ссоре между молодыми Элсли и Хиревордом, только Линса спросила, продолжать ли приглашать гостей на свадьбу, а Айлиль Снайдерс пообещал серьезно поговорить с родичем, когда он проспится.
Наутро произошла новая ссора. Когда родственники подступили с упреками к Хиреворду за вчерашнее поведение, он сначала слушал молча, с багровым лицом и опущенными глазами, но потом закричал, что не нуждается ни в чьих советах, станет делать что хочет, и снова ушел к торговцам солью.
– Ему стыдно, – сказал Ирне Гюрду. – Он всегда бесится, когда не прав.
Все Снайдерсы встали на сторону Хиллы и помогали ей делать покупки, но девушку это не радовало: свадьба явно расстраивалась. Впрочем, некоторые ее утешали, говоря, что надо только вернуться домой, и мать быстро пресечет дурное поведение Хиреворда. Однако девушка сомневалась, что это сделает ее счастливее. К вечеру Хиреворд не вернулся, но искать его никто не пошел. Лишь к обеду следующего дня мужья его сестер отправились к месту стоянки торговцев солью, и тут выяснилось, что ночью они снялись с места и отправились домой. Это не было удивительным: торги кончались, отдельные семьи уже уплывали. Хиреворда нигде не было, его никто не видел.
– Неужели он сбежал с торговцами? – воскликнул Ирле. – Он ведь всегда мечтал увидеть дальние страны!
– Хиреворд вел себя глупо, но он не сумасшедший, – возразила Линса. – Он не решился бы так опозорить наш род, бросив невесту перед свадьбой.
– В любом случае его надо догнать. Мы приехали вместе и должны уехать вместе, с его желания или против него, – сказала Гвенсил.
Решено было, что Линса, Гвенсил, Миониль, Хилла, Кетиль и Карой останутся на острове, а Гюрд, Айлиль, Ирне, Ирле и Рори отправятся в погоню.
В пути гребли не переставая, но только на следующий день к вечеру увидели тяжело нагруженные лодки торговцев. Снайдерсы нагнали их и потребовали выдачи родственника. Торговцы выразили возмущение, долго препирались, но, в конце концов, показали содержимое лодок. Хиреворда там не было. Снайдерсы оставили их, сопровождаемые градом оскорблений. Они высадились на берег и стали держать совет.
– Может, пока мы гнались за торговцами, Хиреворд вернулся? – предположил Ирле.
– На острове спрятаться негде, – возразил Ирне, – а чтобы укрыться на берегу, надо проплыть большое расстояние. Хиреворд не плавает настолько хорошо.
– Может, он поплыл из упрямства и утонул? – робко предположил Рори.
– Скорее, он заплатил кому- нибудь за перевоз, – возразил Ирле.
– Ясно одно, что у торговцев его нет, – подвел итог Айлиль.
–Вот это совсем не ясно, – сказал Гюрд. – Если торговцы задумали продать его, то они знали, что будет погоня и спрятали его где – нибудь поблизости, чтобы мы убедились, что его нет с ними.
– Если Гюрд прав, то Хиреворду можно только посочувствовать. Некоторые племена приносят в жертву купленных невольников своим богам, – сказал Ирне.
– И поделом, пусть не водит дружбы с разбойниками, – сердито заявил Рори.
– А кто помнит, сколько торговцев было всего и сколько было у них лодок? – спросил Айлиль.
Оказалось, что никто не помнит. Гюрд предложил несколько дней тайно преследовать торговцев. Ирне и Ирле сразу согласились, а Рори и Айлиль стали высказывать опасения за безопасность тех, кто остался на острове.
– Если Гюрд прав, и торговцы, ожидая погони, спрятали нашего родича поблизости, то те, кто остался охранять Хиреворда, видели нас, – сказал Айлиль. – Они постараются от нас избавиться, если не увидят, что мы отправились обратно.
– Надо уверить их, что мы уплыли. У нас три лодки, две должны повернуть обратно, но на них вместе с живыми людьми нужно усадить чучела остальных. Сделаем вид, что одной лодки мы лишились. Я думаю, если торговцы уверятся в нашем возвращении на остров, они перестанут прятаться. Тогда оставшиеся смогут их выследить, – предложил свое решение Гюрд.
Все согласились. Рори и Ирле отправились обратно, увозя в лодках чучела в одежде Гюрда, Айлиля и Ирне. Это было опасно. На них могли напасть по дороге, но ничего больше не оставалось.
Оставшиеся спрятали лодку под ветвями прибрежных деревьев и остались ждать. Глубокой ночью мимо них проплыла лодка с двумя людьми.
– Они отправились проверять, повернули ли мы назад, – шепнул Ирне.
– Может, нужно поплыть за ними? – отозвался Гюрд.
– Откуда нам знать, много ли их в засаде? Лучше нам пока не обнаруживать себя, – возразил на его слова Айлиль.
– Но когда они вернутся, их будет больше, тогда нам совсем с ними не справиться.
– Зато они уже не будут скрываться.
После разговора Айлиль остался сторожить, а юноши легли спать. Их сильно донимали комары, так как их куртки уехали с чучелами. Ирне и Гюрд укрылись шкурой, лежавшей на дне лодки, но это плохо спасало.
На следующий день после полудня вчерашняя лодка вернулась в сопровождении еще двух, сильно нагруженных. Гюрд и Снайдерсы решили преследовать их с наступлением темноты. В лодках они насчитали шесть человек.
Лагерь торговцев они заметили по костру, разожженному на острове, находящемся на середине реки. В отличие от торгового острова, этот остров был лесистый. Подплыв с неосвещенной стороны, Снайдерсы пошли в глубь острова, а Гюрда оставили в лодке.
Торговцев было десять человек. Их нагруженные лодки покачивались на воде, привязанные к кольям, вбитым в землю. Сами торговцы ели, пили и громко пели, собравшись у костра. По – видимому, они чувствовали себя в полной безопасности. Хиреворд был с ними. Он лежал связанный немного в стороне, но в поле их видимости.
– Что же делать? – шепнул Ирне отцу. – Их так много. Разве следовать за ними несколько дней и нападать по отдельности, пока их количество не уменьшится?
– Нет, они могут принять это за проделки злых духов и принести Хиреворда в жертву, чтобы их умилостивить.
– Тогда как быть?
– Надо сделать так, чтобы торговцы не могли нас преследовать. Если у них не будет лодок, им нас не догнать. Дождемся, когда все уснут. Затем ты поползешь по берегу, и перережешь веревки лодок, а я отправлюсь выручать Хиреворда.
Торговцы пили и пели еще долго. Они смеялись над Хиревордом и швыряли в него костями. Когда костер прогорел, они разгребли золу, завернулись в шкуры и улеглись спать ногами к кострищу. После этого Ирне пополз на животе к лодкам, а его отец – к Хиреворду.
Ирне помогало в работе то, что поднялся легкий ветер: шелест листвы и плеск воды заглушали производимый им шум. Он перерезал веревки и отталкивал лодки от берега, благо ночь была темная, а течение быстрое. Все шло хорошо, но одна лодка зацепилась за корягу и никак не слушалась. В это время один из торговцев проснулся и поковылял по своим делам к берегу. Как он ни был пьян, он увидел отсутствие лодок и закричал. Тогда Ирне, уже не таясь, выскочил и налег на оставшуюся. Лодка плавно отплыла. Торговец хотел наброситься на юношу, но тот ловко кувыркнулся ему под ноги. Пьяный полетел в воду.
– Ирне, к лодке! – закричал Айлиль и, взвалив Хиреворда на плечо, бросился в заросли кустарника.
Сын, перепрыгнув через просыпающихся торговцев, припустил за ним. Они мчались, как два оленя, не замечая веток, хлещущих их по лицу. Позади них раздавались яростные крики. Выскочив на берег, они не сразу нашли лодку, но Гюрд быстро откликнулся на их призыв. Уронив Хиреворда на дно, Айлиль и Ирне мгновенно заскочили сами. Лодка сильно осела от перегруза. Грести взялись отец и сын как более опытные. Необходимо было оторваться от возможного преследования. Ведь неизвестно было, удастся ли торговцам поймать лодки, и как быстро они это сделают. Гребли всю ночь без передышки. Наутро Ирне сменил Гюрд.
Когда встало солнце, впереди они заметили две лодки. К счастью, это были свои: Рори, Ирле, Кетиль и Карой. Последних вслед уплывшим послали сестры Хиреворда. Женщины одни остались на острове.
Снайдерсы решили не отдыхать. Пересев по- новому в лодках, они продолжили путь. Все так были заняты греблей, что почти не обращали внимания на Хиреворда. Только раз Кетиль позвал его пересесть в свою лодку. Хиреворд перешел без единого слова, и всю дорогу просидел, не двигаясь, с застывшим лицом.
К торговому острову Снайдерсы пристали на следующий день к вечеру. Их встретили встревоженные Гвенсил и Линса и еще четверо мужчин – Снайдерсов.
– Тут по ночам вокруг острова ошиваются чужие лодки, иногда с них стреляют из лука, – сказала Линса. – Если бы мать не узнала и не прислала еще три лодки с родичами, нас бы тут ограбили в два счета, а самих, в лучшем случае, увезли бы в чужие земли, а в худшем – убили.
– Уже весь Гаутанд знает, что у нас расстроилась свадьба, потому что то ли пропал, то ли сбежал жених, – добавила Гвенсил. – Все, кто нас недолюбливает, смеются и торжествуют, а остальные осуждают. На наши головы обрушился страшный позор!
– А где Хилла? – спросил Гюрд оглядываясь.
–Мы отправили ее домой вместе с Миониль и еще двумя родичами, посланными матерью. Здесь было слишком опасно, – ответила Линса.
Видят великие духи, я не знаю, хорошо или плохо, что ты вернулся живым или лучше бы тебе сгинуть бесследно, – сказала Гвенсил Хиреворду. – Я не знаю, как ты будешь жить с таким позором.
Снайдерсы тут же собрались в путь. Задерживаться на пустынном острове не следовало. Они плыли без передышки, не смотря на усталость, не останавливаясь в селениях по дороге, потому что их гнал позор. Особенно неутомимыми были сестры Гвенсил и Линса, их поддерживал гнев. С Хиревордом никто не разговаривал. Гюрд всю дорогу думал о своих родных. Он уже не сердился на Хиреворда, а только ощущал глубокую пустоту и уныние.
По возвращении Снайдерсы грустно попрощались с Гюрдом у своего поселка, и дальше он поплыл один. Чем ближе был дом, тем больше опускались у него руки. А между тем все вокруг радовалось лету. На реке цвели кувшинки, распластав по поверхности воды свои круглые листья, летали стрекозы. Когда солнечные лучи попадали на стрекозиные крылья, крылья загорались всеми цветами радуги.
Вытащив лодку на берег, Гюрд сидел на ней до сумерек, а потом пошел домой. У юноши было ощущение, что к его ногам привязаны камни. Он пришел как раз к ужину.
– Ну что, нашли этого бездельника? – спросил Стиг, едва сын появился на пороге.
– Нашли, торговцы хотели продать его в рабство, – ответил Гюрд. – Мы сумели его отбить.
– Хорош, гусь! Натворил дел перед самой свадьбой! – проворчал Стиг и тут же, обернувшись к унылой Хилле, добавил: – Да и ты хороша! Ни от одной девушки в округе женихи не убегали, кроме тебя! С Хелихелин такого никогда не случилось бы!
– Ну что ты, отец, пристал к бедной девочке, ей и без твоих упреков плохо, – примирительно сказала Ойгла.
– А ты, мать, не заступайся! Виновата – пусть терпит! Рассказывай, Гюрд, как было дело.
Гюрд рассказал без особого энтузиазма. Он постарался часть вины взять на себя, говоря, что напрасно несколько раз был суровее с Хиревордом чем нужно.
– Короче, все вы виноваты! – сделал вывод Стиг. – Я знал, что вас одних нельзя отпускать без старших, так ведь мать заладила: «Пусть съездят! Пусть съездят!» А теперь ославили себя на весь Гаутанд! Что теперь делать – ума не приложу!
На следующее утро пришла Алиа Снайдерс. Она сказала, что выслушав сына, пришла к выводу, что он виноват, и что если Элсли будут настаивать, его изгонят из рода. Также она просила назвать цену искупления вины перед родом кузнеца.
Все Элсли были поражены суровостью Снайдерсов. Изгнание из рода было очень суровым наказанием. Изгнанник полностью лишался права защиты со стороны своей семьи, так что никто из родных не посмел бы помочь ему, даже зная, что он при смерти. Изгнанник иногда мог быть принят в поселке другого рода, но только на правах работника за кров и еду, а не равного.
– А что говорит твой сын о моей дочери? – спросила Ойгла.
– Он говорит, что любит ее и во всем винит себя. Впрочем, я теперь не посмела бы просить руки Хиллы для него, – ответила Алиа.
–Пусть Хиреворд с Хиллой сами поговорят друг с другом, а потом решим. Мне кажется, что они оба виноваты, – сказала Ойгла.
Стиг на этот раз согласился с женой без всяких возражений. Он понимал, что наказание Хиреворда и самая щедрая плата за нанесенное оскорбление не заставят замолчать злые языки и не спасут доброе имя его дочери.
Оказалось, что Хиреворд ждет неподалеку. Его тут же позвали и отправили с Хиллой в новый сруб разговаривать один на один. Они оба ушли очень печальные. Словно подстать всеобщему настроению, на небе собрались тучи, и стал накрапывать дождик.
Через некоторое время молодые вышли , и Стиг спросил дочь:
– Ну что, хилла, простила ли ты Хиреворда?
–Я давно его простила.
–А ты, Хиреворд, хочешь ли жениться на Хилле по – прежнему? Если ты ее не любишь, откажись сразу. Мы не будем требовать твоего изгнания. Ты не должен жениться на ней из сострадания.
–Я хочу жениться на Хилле по – прежнему, – ответил Хиреворд, – если только она не передумала.
–А ты, Хилла, хочешь ли иметь Хиреворда своим мужем?
– Хочу, если он согласен.
– Ну а если все согласны, что же вы стоите, словно у нас большое горе?
Конечно, свадьба не могла заставить умолкнуть сплетников, судивших и рядивших на все лады это событие, но она была наилучшим исходом для двух семейств, так как избавляла их от бесчестья.
Когда договор был заключен, Стиг Элсли, Рори и Ирле Снайдерсы отправились подтверждать приглашения на свадьбу каждый к своим друзьям и родственникам. Также они удовлетворяли любопытство желающих узнать подробности размолвки молодых, возлагая вину на горячность и легкомыслие обоих.
В сентябре гости съехались. Они пили, пели и плясали три дня, еще три отдыхали, слушая старые песни и сказки, а потом разъехались по домам, увозя с собой весть, что у Стига Элсли младшая дочь необыкновенная красавица.
13 Хелихелин
Когда Хилла вышла замуж, Стиг Элсли уже был седым. В сырую погоду его одолевали боли в ногах и спине, поэтому он стал брюзгливым. Поскольку у Хиллы теперь появился свой дом, где она могла скрываться от ворчания отца, Стиг бурчал, что дочь к нему непочтительна и совсем забыла родительский очаг. Он утверждал, что когда Хелихелин выйдет замуж, она будет совсем другой. Кроме того, за четыре года замужества у Хиллы не было намеков на потомство.
«Ты даже на это не способна! – заявлял Стиг. – Вот Хелихелин сразу подарит мне красивого внука, не пройдет и года после свадьбы».
В отсутствие старшей дочери кузнец принялся с удвоенной силой пилить жену и Гюрда. Ойгла терпеливо сносила его нападки, а Гюрд по вечерам тихонько сбегал на половину старшей сестры. Там всегда было тихо и спокойно. Хилла при свете лучины скручивала нитки, а Хиреворд плел корзины или вырезал из дерева ложки. Разговор между ними шел неспешно и, как правило, касался хозяйства. Иногда они рассказывали разные случаи из жизни и даже пели.
Хиреворд оказался незаменимым человеком в семье. Ему одному удавалось удачно сказанной фразой переключить внимание Стига с ворчания на какой-нибудь более веселый предмет. С его приходом удалось улучшить до этого шедшее через пень – колоду хозяйство семьи кузнеца. Молодой человек уходил на охоту, часто на несколько дней, и возвращался с хорошей добычей. В сарае, стоявшем во дворе, всегда висели полосы оленьего мяса, окорока и заячьи тушки. Однажды, принеся куски мяса, почки и сердце, завернутые в оленью шкуру, Хиреворд предложил Гюрду пойти с ним охотиться на лисиц. Приманкой должны были послужить останки убитого оленя, а местом наблюдения – дупло большого дерева. Ойгла сразу воспротивилась, напомнив, что сидение всю ночь на холоде может закончиться для сына плохо. Тогда с Хиревордом отправилась Хилла. Охотники вернулись на следующий день утром с пустыми руками.
– Неужели лисы не разнюхали добычу? – удивился Гюрд.
– Разнюхали, – ответила Хилла, – но я попросила Хиреворда не стрелять.
Гюрд узнал, что муж сестры обнаружил «олений двор» – место, где олени, собравшись стадом, нашли много еды, но оказались запертыми на всю зиму из – за глубокого снега вокруг. Убитый им еще накануне олень лежал на краю «оленьего двора». Его голову охотник установил на пень и разложил перед ней кусочки еды и красные нитки. Таким образом, по обычаю предков, Хиреворд просил прощения у души животного за то, что пришлось убить его. Неподалеку росло старое дерево с глубоким дуплом, в которое залезли охотники и стали ждать. Ночь выдалась лунная. Вскоре появились лисицы. Тихонько потявкивая, они сначала кружили вокруг оленя, а потом подошли и стали отрывать, урча, кусочки мяса и делить внутренности. Снег искрился и переливался. Лисицы были нарядными в своих мохнатых шкурах, отливавших серебром. Хилла попросила мужа не пугать их. Наевшись, животные начали прыгать и играть. Тут сердце молодой женщины и вовсе растаяло. Хиреворд тоже увлекся. В результате все лисы остались целы и под утро ушли восвояси.
– Ты не жалеешь о неудавшейся охоте? – спросил Гюрд друга, когда они выделывали шкурки в сарае.
– Нет, – улыбнулся Хиреворд и добавил: – Но в следующий раз я пойду один.
В середине зимы семью кузнеца и поселки соседей стали донимать необычайно расплодившиеся волки. Они ходили вокруг ограды, заставляя испуганно верещать свиней в сарае, а также устраивали концерты, завывая на все голоса на луну. Выходить в лес даже вдвоем – втроем стало опасно для жизни.
Одна красивая волчица смело появлялась белым днем возле дома кузнеца. Ей удалось сманить со двора двух собак, которых затем загрызли ее сородичи. Обеспокоенные нахальством волков, представители разных родов решили организовать на них охоту. От Элсли на нее отправились Гюрд и Хиреворд. За несколько дней совместных усилий Снайдерсов, Дармутов, Эсклермондов и Дарнеров было убито больше шестидесяти волков. Осада серыми человеческого жилья была снята. После этого в доме Элсли гостили Ирне и Ирле. Насмешник Ирле неожиданно оказался не в меру молчалив. Когда Гюрд намекнул на его странное поведение Хилле, та только рассмеялась:
– Неужели ты ничего не заметил?
– А что я должен заметить, кроме того, что он все время сидит, словно воды в рот набрал?
– А ты внимательнее посмотри.
Гюрд последовал совету старшей сестры и открыл одну удивительную вещь: Ирле не сводил глаз с Хелихелин. Вечерами он сидел молча, то и дело бросая робкие взгляды в ее сторону. Чуть что срывался с места, чтобы донести ей ведро с водой или оказать услугу. Хелихелин же то ли ничего не замечала, то ли умело скрывала это. Для Гюрда стало целым открытием, что его младшая сестра уже невеста. До сих пор он считал ее маленькой. Впрочем, так на нее смотрела вся семья. Ей приписывали детские мысли и желания отец, мать и Хилла из слепой любви, а Гюрд – по невнимательности. Родители и сестра баловали ее и наряжали как куклу, а Гюрд в своих отношениях с ней чаще всего ограничивался осознанием факта ее существования. Внезапно он увидел, что она – взрослая и красивая девушка, и что он совершенно не знает ее.
Хелихелин исполнилось пятнадцать лет. Она была на голову выше брата, очень стройная, с тонкими щиколотками и запястьями. Кожа у Хелихелин была молочно – белая, а по ней были разбросаны крупные бледные веснушки, поверх которых мелкой россыпью шли более темные. Впрочем, это нисколько не портило девушку. Волосы у нее были длинные и кудрявые, цветом похожие на раскаленную медь. Хелихелин была молчалива. Она отвечала на заданные ей вопросы, но никто не знал, чем заняты ее сокровенные мысли. Она не умела выдумывать хитроумных узоров для украшений, как Хилла, но искусно подбирала разноцветные камни для украшения рукояток охотничьих ножей.
После отъезда гостей Гюрд попытался сблизиться с сестрой, чтобы узнать ее лучше. Она разговаривала с ним, но он чувствовал себя отделенным от нее невидимой перегородкой. Юноша пробовал расспрашивать мать и Хиллу о внутреннем мире Хелихелин, но они были простыми женщинами, уверенными, что она думает обо всем так же, как и они.
Однажды весной Гюрд с Хиревордом возвращались из леса и увидели, как Хелихелин, ловко перескакивая с корня на корень, спускается по берегу к речке, чтобы набрать воды. Юноши невольно залюбовались ее горящими на солнце волосами, гибкостью и красотой движений. В тот же вечер Гюрд сочинил первую и единственную в его жизни песню:
Словно гибкая молодая ветка
Идет моя сестра по воду.
Солнце дарит ей золотой гребень,
Чтобы волосы ее сияли ярче.
Ветер дарит ей свою прохладу,
Чтобы не уставали ее быстрые ноги.
Ива дарит ей свою тень,
Чтобы лицо ее стало белее.
Река серебрится и переливается,
Мечтает стать ее зеркалом.
Песня эта понравилась Хиреворду и через него попала в дом Снайдерсов, а от них разошлась по всему Гаутанду.
Гюрд удивлялся, что никто в семье не видит, какая Хелихелин особенная, даже Хиреворд. После случая с торговцами его уже не тянуло в неведомые дали. Во всяком случае, он больше никогда не заговаривал об этом, а когда Гюрд спросил его напрямик, ответил:
– Когда думаешь, что некоторые вещи будут принадлежать тебе всегда, то перестаешь ценить их. А когда видишь, что вот – вот навсегда их утратишь, то начинаешь думать о них иначе.
Гюрд понял, что Хиреворд пережил сильное потрясение, и что душа его ищет покоя точно так же, как душа Хиллы ищет утешения и любви в семейной жизни. В то же время душа Ойглы чаще всего была сосредоточена на ощущении покорного терпения и боялась перемен. Душа Хелихелин жила в предвкушении радостей и счастья, которых она ждала от жизни. Сам Гюрд то желал, чтобы все было по–прежнему, то мучился какими– то неясными предчувствиями.
Летом Элсли пригласили на свадьбу в род Ланселин. Туда отправились Хиреворд, Хилла, Гюрд и Хелихелин. Они поплыли на лодках, смеясь над наставлениями Стига, который припомнил случай с торговцами и требовал, чтобы молодежь была осторожна и благоразумна. В дороге приключился один маленький случай. Хелихелин увидела цветущую кувшинку и прыгнула за ней в воду. Ее волосы распластались по воде. Солнце, почти опустившееся за верхушки елей, зажгло в них золотые искры. Сорвав цветок, Хелихелин вернулась. Гюрд помог ей взобраться в лодку, подав руку. Рука у сестры была прохладная, влажная и сильная. Ее мокрые волосы напоминали остывшую после нагревания медь. Это было очень красиво, и все почувствовали себя счастливыми.
