Марина Вячеславовна Ковалева
Дух Фиилмарнен и его дети
– А какой лучше? – спросил Гюрд и честно признался: – Я ведь больше сижу в кузнице и охочусь изредка, когда есть свободное время, поэтому много чего не знаю об охоте.
– Ничего, я научу тебя, – сказал Хиреворд, приободряясь. До этого, хотя он и был расположен к Гюрду, юноша смотрел на своего товарища, знакомого с таинственным кузнечным ремеслом, как- то снизу вверх. Признание последнего уравнивало обоих: каждый владел областью знаний, неизвестной другому.
– Что касается лука, – начал Хиреворд с увлечением, – то ореховый более упруг, не так легко ломается, как кедровый, но зато кедровый сильнее посылает стрелу. Правда, за кедровым луком нужно очень заботливо ухаживать. Нельзя класть его на землю, иначе он наберется сырости и ослабнет, нельзя натягивать без стрелы – он порвет веревку, а если натянуть сильно – сломается. Но если ты будешь ухаживать за ним правильно, у тебя не будет более верного друга.
– Хорошо, сделай мне кедровый.
Юноши помолчали, смущенно улыбаясь друг другу.
– Знаешь, мне с тобой так хорошо, словно я знал тебя сто лет, – вдруг сказал Хиреворд.
– Мне тоже так кажется, – согласился Гюрд.
– Я хотел познакомиться с тобой еще тогда, когда до нас дошли слухи, что кузнец Стиг Элсли привез из леса двух удивительных детей. Отец мой поехал поздравить твоего отца, а меня не взял, и я очень обиделся. Я решил, что познакомлюсь с тобой сразу же, как только один смогу дойти до вас. Но тут мой отец умер, и мне было так плохо, что я как- то перестал об этом думать.
Прошло несколько лет. Мужья моих сестер привозили из вашей кузницы ножи, наконечники стрел, посуду. Я рассматривал те предметы, которые, по их словам, сделал ты, и мне снова захотелось познакомиться с тобой. Два раза я напрашивался со старшими сходить в кузницу, но ты не выходил. Однажды я увидел тебя на весенних праздниках. Ты был один, никто не мешал мне подойти, но ноги мои словно приросли к земле. Я подумал, что ты можешь решить, будто я навязываюсь тебе, потому что ты сын духа, и ушел.
С того дня, как мы привезли тебя сюда, я внимательно присматривался. Я боялся, что ты, посвященный в великие тайны власти над металлом, не захочешь со мной разговаривать. Одновременно я понимал, что это, может быть, последний удобный случай для знакомства. Если бы ты знал, как я радовался, когда ты стал беседовать со мной, Ирне, Ирле и Ларио как с равными! Представь мое отчаяние, когда моя мечта едва исполнилась, а дух смерти снова стал витать над твоей головой! Я пытался быть твоим заступником перед ним. Сегодня ты начал выздоравливать, мы хорошо поговорили…
Давай станем друзьями на всю жизнь. Я предлагаю тебе руку не как сыну великого духа, а как человеку, с которым хочу делить радость и горе, – Хиреворд протянул Гюрду крепкую ладонь.
– Я тоже хочу быть твоим другом, – сказал Гюрд. Он почувствовал, что не может быть неблагодарным и обмануть ожидания Хиреворда.
За то время, что Алиа и Ларио отсутствовали, юноши почти все время проводили вместе и очень привязались друг к другу. По ночам, лежа рядом на полатях, они шептались о том, как будут охотиться, когда Гюрд выздоровеет, как спустятся в лодке по реке к Ивовому острову, где всегда обеспечен хороший улов рыбы.
На первый взгляд казалось удивительным, что такие люди, как Гюрд Элсли и Хиреворд Снайдерс смогли подружиться. Хиреворд был высоким, красивым юношей, веселым и удачливым охотником. Привыкшему таиться Гюрду он казался до крайности прямодушным, потому что с безграничной откровенностью делился с ним своими мыслями и переживаниями. Элсли поражался, с какой доверчивостью Снайдерс выбрал его поверенным своих тайн. Впрочем, он сделал правильный выбор. Гюрд никогда не посмел бы обмануть такое доверие.
Во взволнованных рассказах друга перед Элсли впервые в полную ширь открылась чужая человеческая душа. Конечно, ему самому приходилось дома откровенничать с сестрой и матерью, но их души открывались друг другу лишь определенной стороной. Хиреворд же убрал все или почти все границы. Элсли был заворожен тем, что ему открылось. Гюрд видел, что его друг смотрит на мир иначе, чем он сам, словно через какую-то завесу, которая делает для него цветным и ярким все, к чему он прикасается. Даже люди, с которыми он общался, каким-то чудодейственным образом преображались в его глазах в существа интересные, заслуживающие внимания и уважения. Элсли видел, что Хиреворд воспринимает его как человека необыкновенно высоких знаний и нравственных качеств, и ему хотелось стать таким.
При такой самоотдаче Хиреворда дружба Гюрда казалась неравноценной. По характеру он был скрытен и молчалив, совсем не склонен к веселью. Молодой Элсли едва доставал Снайдерсу до плеча, был худ, имел сильно развитые руки и грудь, но не слишком сильные ноги. Любимой его позой было сидеть сгорбившись, обняв колени. Когда в такой позе юноша наблюдал за огнем своими жгучими черными глазами, Хиреворд находил, что он похож на одного из помощников Фиилмарнена, стерегущего металлы в недрах земли. Хиреворд не тяготился молчаливостью друга. Своей чуткой душой он улавливал в немногих словах, с которыми обращался к нему Гюрд, все, что хотел знать. Обманывался ли он или действительно интуитивно проникал в ту часть души друга, которая была для него открыта, он так никогда и не узнал. Впрочем, Хиреворд и не нуждался в откровениях. Его влекло к другу ощущение тайны, ощущение человека, осветившего факелом верхнюю часть убегающей в недра земли глубокой каменной норы. Этому человеку доставляет удовольствие чувство неведомого, он даже, чтобы обострить это чувство с риском для жизни спустится в нору наполовину, но никогда не полезет до конца, опасаясь, что вид сырого дна, усеянного осколками камня, вдребезги разобьет чудо, ощущение которого он носит в себе.
У Снайдерсов Гюрду было хорошо. Он привязал к себе сестер Хиреворда тем, что лепил их детям игрушки, их мужьей тем, что искусно вырезал ручки для ножей, а молодежь – даром рассказчика. Определенную роль сыграл и окружавший его ореол сына духа земли.
Наконец наступил день, когда Гюрд нетвердыми шагами с помощью Хиреворда вышел на улицу. В воздухе уже веяло весной, хотя зима еще властвовала вовсю. Юноша с интересом оглядел поселок, состоявший из семи изб с отдельными входами. Поселок окружал частокол. Выпавший за зиму и утоптанный снег сделал частокол не очень высоким, так что Гюрд и Хиреворд смогли запросто выглянуть наружу.
Поселок стоял на холме, а внизу, под ним, расстилалась сверкающая льдом река. Ребятня из рода Снайдерс втаскивала на холм сани, а потом, усевшись на них, лихо катила вниз, на лед реки, теряя по пути седоков. Вверх от реки по холмам взбирался голубой лес, спокойный и величественный. Он уходил до горизонта, теряясь в мутной серой дымке.
– Вдалеке идет снег, – сказал Снайдерс. – К вечеру и до нас дойдет.
– Откуда ты знаешь? – спросил Гюрд.
– Видишь, у горизонта – серая туча и даль как бы мутная? Это снеговая туча, из которой там идет снег.
Гюрд с наслаждением втянул носом сырой холодный воздух и засмеялся, увидев на ближайшем дереве быстро ползущего вниз головой серо – голубого поползня, ищущего в коре букашек, а так же двух нахохлившихся красногрудых снегирей.
– Интересно, а что там за лесами? – тихо сказал Хиреворд, вглядываясь в даль. – На торги, на Медвежью реку, приезжают люди из разных стран, значит есть еще какая – то иная, чем наша земля. Какие там живут люди? Какие там живут звери?
Юноши помолчали. В низком зимнем небе слабо блеснула, словно стыдясь своей поспешности, первая зеленоватая звезда.
– Говорят, далеко – далеко на севере земля кончается, – продолжил Хиреворд. – Там окружает ее Море Мрака, серое и холодное. В нем ходят огромные седые волны, а берег скован льдами.
– Откуда ты знаешь? – спросил Гюрд.
– Мой отец ходил туда с товарищами, когда был совсем молодым. Он рассказывал. Еще он ходил на запад и говорил, что там живут скирпы – люди, которые все делают из камня и кости, а на востоке живут онлимы, таинственные жители пещер, трусливые и злобные. Онлимы выкалывают на теле узоры, делают оружие лучше нашего, но никогда не выходят на открытый бой, а убивают, прячась в камнях, каждого, кто посмеет войти в их страну. Мне бы тоже хотелось путешествовать, только пойти еще дальше, чем отец. Как ты думаешь, не заплатить ли мне на весенних торгах иноземным купцам, чтобы они взяли меня в свою страну?
При последних его словах Гюрд почувствовал, как темная тень повозок лисингонов нависла над ним.
– Что ты! Что ты! – воскликнул он. – Купцы могут обмануть тебя и продать в рабство!
– Я заплачу мехами, зачем им меня продавать?
– Они ограбят тебя и продадут.
– Оставим этот разговор.
Через несколько дней, когда Гюрд смог уже выходить из поселка, молодой Снайдерс повел его в лес и показал свою ловушку для зайцев. Это был жест большого доверия, так как каждый охотник старается, чтобы месторасположение его ловушек оказалось в тайне от других охотников.
Ловушка представляла собой изгородь из хвороста с шестью отверстиями, перед каждым из которых висела волосяная петля, прикрепленная к длинной жерди, подвешенной на крючке. Стоило дернуть за петлю, как жердь срывалась с крючка и подскакивала вверх, поднимая в воздух зайца, просунувшего в нее голову.
По возвращении домой они застали Хиллу, пришедшую навестить брата. Она обрадовалась, что Гюрд уже ходит. Брат же вел себя как бесчувственное бревно, помалкивая и методично стряхивая с шапки водяные капли растаявшего снега. Ему совестно было признаться даже самому себе, но среди взбалмошного и веселого быта рода Снайдерс его тяготили и она, и ее рассказы о невеселом житье – бытье дома. Ночью Гюрд всерьез задумался о том, что вскоре ему придется покинуть гостеприимный дом Алиа.
«А ведь если бы Хиреворд женился на Хилле, он бы переселился к нам, и мы всегда были бы вместе», – подумал он.
Растолкав спящего рядом Хиреворда, Гюрд спросил:
– Ты никогда не думал о женитьбе?
– Тебе часто приходят во сне такие замечательные мысли? – недовольно пробурчал Хиреворд.
– Я серьезно спрашиваю, – настаивал Гюрд.
– Нет, не думал.
– А какая- нибудь девушка тебе нравится?
– Нет, не нравится, отстань.
– А какая могла бы понравиться?
– Необыкновенная. Все, я сплю, – голова Снайдерса упала на подушку.
Гюрд обиделся. И как Снайдерс может спать, если вскоре им предстоит расставание и редкие встречи по праздникам! Мысль породниться с Снайдерсами настолько завладела Гюрдом, что на следующий день он глаз не спускал с Хиллы, оставшейся погостить на несколько дней, примечая, как к ней относятся предполагаемые будущие родичи. На его удивление, Хилла быстро сошлась не только с Алиа, но даже с молчуньей Ларио. Тоненькая ниточка привязанности протянулась, но как связать две семьи вместе?
Ближе к вечеру приехали на собаках из поселка рода Дармут два охотника. Они спрашивали, не заходил ли сюда один их куда – то запропастившийся родич. Им ответили, что не заходил.
Случай с пропавшим охотником вызвал толки. За ужином Алиа вспомнила, как в дни ее детства один неудачливый охотник провалился в берлогу и был съеден медведем. Это открылось в конце зимы, когда другие охотники убили зверя и нашли в его логове кости и остатки снаряжения. Старшая сестра Хиреворда – Айлин, рассказала о случае, когда охотник повредил ногу и не смог дойти до дому, замерзнув в лесу, а ее муж поведал о другом охотнике, который загостился у друга, позабыв за праздничным весельем предупредить семью, и получил нагоняй от всех родственников.
Когда эта тема оказалась исчерпанной, Ларио стала расхваливать Хиллу, с которой ходила в лес. Она с восторгом рассказала, как подруга по еле заметным следам разыскала склад белки с орехами, а также точным попаданием в глаз наказала злую куницу, пытавшуюся сожрать маленькую белку. В доказательство Ларио положила на стол горку орехов и мертвую куницу.
– Вот это девушка! – воскликнул Ирне.
– Смотри, Хиреворд, не прозевай! – насмешливо отозвался Ирле. – Такие девушки в девушках не засиживаются!
– На что это ты намекаешь? Уж не попала ли Хилла тебе в глаз, сразив наповал? – лукаво ответил Хиреворд.
При этих словах Хилла покраснела и выскочила за дверь.
– Ах, негодники! – рассердилась Алиа. – Да как же вы посмели такую девушку обидеть? Бегите за ней и без нее не возвращайтесь!
– Погодите, я пойду, – вызвался Гюрд и, набросив волчью доху, вышел.
Хилла стояла возле частокола и плакала. В воздухе висела тяжелая мартовская сырость. Гюрд молча подошел к сестре. Он чувствовал себя очень виноватым, потому что в последнее время только и думал, что о себе, ни разу не вспомнив о тяжелой, безрадостной жизни Хиллы. Ведь это благодаря ей он попал сюда, нашел друзей, а сам ничего не сделал, чтобы вытащить сестру из рутины ее серых будней, наполненных равнодушием отца и тяжелой работой.
– Хилла, прости меня, – наконец выдавил из себя Гюрд.
– Гюрд, я ведь его люблю, а он смеется, – тихо сказала сестра.
Лицо у Хиллы было смиренное и печальное, а из глаз катились крупные, как у ребенка, слезы.
– Хилла, прости меня, если сможешь, – попросил Гюрд голосом, полным раскаяния.
– За что? – удивилась девушка и, поглядев на вытянутое лицо брата, улыбнулась. – Да что с тобой?
В доме стукнула дверь. К ним, высоко подскакивая, чтобы быстрее передвигаться по пористому мартовскому снегу, подбежал Хиреворд.
– Хилла, – сказал молодой Снайдерс, – я вел себя глупо. Прости меня и возвращайся в дом. Я очень раскаиваюсь.
– Мы вдвоем раскаиваемся, – прибавил Гюрд.
– И будем стоять и раскаиваться, пока ты нас не простишь, – улыбнулся Хиреворд, поеживаясь, так как выскочил в одной рубахе.
Разве могла Хилла устоять против такой просьбы?
Весь вечер Гюрд и Хиреворд развлекали Хиллу смешными и таинственными историями. Девушка много смеялась и рассказывала сама. Гюрд, ставший необычайно зорким и наблюдательным, нашел, что Хилла держится хорошо, рассказывает захватывающе, а когда смеется, то делается даже красивой. Во всяком случае Хиреворду с ней было интересно, он не отрываясь смотрел на нее и глаза его блестели.
Поздно вечером за Алиа приехали люди из рода Эсклермонд, и она с Ларио уехала к больному, а утром пришли люди из рода Ланселин. У них без вести пропали три охотника и девушка, отправившаяся в гости в поселок Дармутов. Они просили помочь в поисках.
Все Снайдерсы, способные носить оружие, мужчины и женщины, вызвались пойти. Гюрда, не смотря на его просьбы, оставили дома, так как он не мог передвигаться быстро и далеко.
Поиски увенчались сомнительным успехом. Был найден охотник из рода Дармут, настолько растерзанный и изуродованный, что его опознали только по поясу с вышитыми знаками его рода. К несчастью, недавно была сильная оттепель, а затем грянул мороз, сковавший талый снег льдом, так что не осталось никаких четких следов вокруг. Позже наткнулись на останки двух охотников из рода Ланселин. Одного из них опознали по охотничьему ножу. Тела крепко вмерзли в лед, но к ножу пристало несколько темных длинных волос, а кругом валялись клоки шерсти.
Всех охватил ужас. Что за таинственный враг свалился на головы гаутов? Кто расправился с охотниками?
Возвратившись в свои поселки, люди были молчаливы и подавлены. Они крепко заперли ворота и договорились не ходить поодиночке. Следующий день принес еще более страшную весть: чудовище пришло в поселок Дармутов и, воспользовавшись тем, что выпавший снег сделал частокол низким, перелезло через него ночью и растерзало восемь собак. Оно было огромным и темным, и оставило глубокие лунки в тех местах, где ступала его лапа.
Хилла стала рваться домой, ведь там осталось всего три человека. Ее уговаривали остаться, так как вновь началась оттепель, и трудно было идти по льду, покрытому водой. Кроме того, сестры Снайдерс не хотели отпускать никого из своих родных в лес, где бродило чудовище. Гюрд тоже рвался домой и заявлял, что они с сестрой доберутся и без провожатых. Он был в отчаянии, считая, что наказание постигло его из–за того, что он мало ценил своих родных. В конце концов проводить Хиллу вызвались Айлиль, муж старшей сестры Хиреворда, и Ирне. Гюрда не взяли, потому что он замедлял бы скорость передвижения остальных.
Мужчины обещали вернуться быстро, но в назначенный срок не пришли. От соседних поселков тоже не было вестей. От неизвестности Снайдерсы сделались злобными. Женщины подходили к частоколу и выли, глядя на лес, настороженно тихий и хмурый. Айлин не сдержалась и набросилась на Гюрда, прокляв тот день, когда он появился в их доме. Гюрд не обратил внимания. В его голове мелькали картины об участи родных одна страшнее другой.
Чем сильнее на дворе сгущались сумерки, тем сильнее возрастала злоба Айлин. Она и ее сестра – близнец Миолин осыпали Гюрда проклятьями и рыдали.
– Я завтра уйду, – сказал им юноша.
– Лучше бы ты ушел со своей сестрицей, и вас обоих задрало чудовище, а не моих сыночка и мужа! – крикнула ему Айлин.
– Лучше бы тебе умереть и не появляться в нашем доме! – вторила ей Миолин.
– Замолчите, что вы говорите! – заступился за друга Хиреворд. – Что бы сказала мама! Да и что вы Ирне и Айлиля заранее хороните!
– Замолчи, мальчишка! – закричала на него сестра. – Умерли мои бедные муж и сыночек! А этот живой…
– Я уйду, – встал с лавки Гюрд.
– Куда ты пойдешь? – силой усадил его обратно Хиреворд. – Ночь на дворе.
– Пусть уходит! Пусть его тело поваляется в ночи, как тела моих мужа и сына! – билась головой о пол упавшая айлин.
Прибежавшие на крик сестры пытались ее поднять. Затем в избу набились их мужья и ребятишки. Гюрд ловил на себе взгляды, полные страха и ненависти, взгляды людей, которые еще недавно были добры к нему. Теперь он понял, что по–настоящему его любили лишь в доме Элсли, в доме, куда он еще несколько дней назад не хотел возвращаться. Что теперь с обитателями этого дома?
– Ну, все, хватит! – закричал Хиреворд. – Вы все как хотите, а я остаюсь с Гюрдом! Тот, кто посмеет поднять на него руку, будет иметь дело со мной!
– Ты променял родную кровь на чужака? – спросила Миолин среди установившейся тишины.
– Любой, кто его тронет, будет мне не родичем, а лютым врагом, и я обойдусь с ним, как с лютым врагом.
– Ты понимаешь, что ты сейчас сказал? – с угрозой спросил один из мужей сестер.
– Да.
– Выйдите все отсюда, – глухо прошипела Айлин.
Толкаясь, родичи вышли в переход.
– Вот что, брат мой, – тихо и мрачно сказала Айлин, – сейчас ты либо уйдешь с нами, оставив этого Гюрда здесь до утра, так как я все же не волчица, чтобы гнать его в ночь, либо ты остаешься здесь и становишься всем чужим.
– Я никуда отсюда не уйду.
– Хорошо, делай, как знаешь. – Сестра вышла.
Юноши остались одни. В очаге с треском раскололось от жара полено.
– Завтра, когда я уйду, ты сможешь помириться с ними, – сказал Гюрд.
– Мы пойдем вместе.
– Не надо из – за меня ссориться с родными еще сильнее, – возразил Гюрд.
– Мать вернется, наведет здесь порядок. А теперь давай ужинать. Потом ты ляжешь спать, а я посторожу. После поменяемся.
– Все так плохо?
– Была бы здесь мать, ничего бы этого не было. А когда остаются за старших Айлин с Миолин, можно ждать всего. Не больно– то Три Богини одарили их разумом, – проворчал Хиреворд.
Под утро, когда еще было темно, юноши выбрались из дома. Под дверью их никто не ждал: родичи были уверены, что уйти так рано они не решаться. В одном месте, где из – за утоптанного снега частокол стал невысоким, юноши перебросили лыжи и перебрались сами. Собаки, чуя знакомый запах, молча смотрели на них и махали хвостами.
Снег за два дня оттепели превратился в чавкающую под ногами жижу, но теперь снова холодало, и кое – где можно было пройти на лыжах довольно сносно, хотя следы тут же синели и наполнялись водой. Когда рассвело, мороз стал ощущаться явственно. В лучах бледного холодного солнца черные стволы деревьев стали переливаться всеми цветами радуги благодаря покрывавшему их тончайшему слою льда.
Юноши продвигались достаточно быстро по остаткам лыжни Ирне, Айлиля и Хиллы, но если Хиреворд бежал свободно, то Гюрду вскоре пришлось пересиливать усталость. На какое – то время силы к нему вернулись, но вскоре иссякли.
– Все, Хиреворд, больше не могу, – выдохнул Гюрд, падая плечом на ствол дерева и ловя ртом воздух.
– Почему ты не окликнул меня раньше? Я совсем забыл, что такие перебежки тебе еще не под силу. Пошли тихонько.
– Сейчас, только отдышусь.
– Нет, идем дальше. Ты взмок и если сейчас остынешь, то заболеешь.
Юноши снова двинулись в путь. Хиреворд шел впереди, а Гюрд тащился сзади. Внезапно Хиреворд резко остановился, так что Гюрд налетел на него.
– Что случилось? – спросил он.
– Смотри, – указал Снайдерс на наст и тревожно огляделся.
Остатки лыжни, по которой шли юноши, пересекал огромный след медведя. Гюрд скинул лохматую рукавицу и приложил ладонь к следу, чтобы измерить его. Результат устрашил обоих.
Это огромный шатун, покинувший берлогу раньше срока из – за ее разрушения, болезни или недостатка накопленного на зиму жира. А быть может, в него вселился зловредный дух, не имеющий тела. Он зол на всех и голоден, – прошептал Хиреворд и побледнел так, что стали видны все его веснушки.
– Видимо, он задрал всех охотников, – так же тихо сказал Гюрд. – С голоду он попробовал человечины и теперь разохотился есть человеческое мясо.
– Дорого бы я отдал, чтобы узнать, где он сейчас.
– Что будем делать?
– Сначала посмотрим, куда он пошел.
Следы выходили из леса справа от лыжни, пересекали ее и, углубляясь в лес по левую сторону, делали полукруг и шли параллельно с лыжней в двух перелетах стрелы от нее. Медведь шел в сторону, откуда двигались юноши.
– Как ты думаешь, почему он перешел лыжню и не последовал за Айлилем, Ирне и Хиллой? – спросил Гюрд.
– Лыжне два дня. Может, запах выветрился, а может, он был сыт. Вот что, Гюрд, давай вернемся на лыжню и что есть силы поспешим до вашего дома. Молись всем богам, чтобы они увели его подальше и не дали взять наш след, если он голоден. Укрыться здесь негде, убежать мы не сможем, охотничьи ножи и стрелы против него почти бесполезны.
Разговаривая о медведе, юноши не называли его прямо, а говорили «он». Согласно поверью охотников, зверь, названный своим именем, может даже на большом расстоянии услышать о планах людей против него и расстроить их.
Молодые люди быстро двинулись по лыжне. Гюрд старался не отставать, но Хиреворду приходилось то и дело поджидать его. Когда Элсли совсем выбился из сил, он понял, что совершил большую ошибку. Снайдерс не только не выиграл расстояние, но и довел друга до полного изнеможения.
– Мы сейчас отдохнем и пойдем дальше медленно, мы уже достаточно оторвались, – деланно веселым голосом сказал Хиреворд.
– Не обманывай, я тебя задерживаю. Иди один, а потом вы с моими родичами сможете вернуться за мной.
– Ты сошел с ума! – закричал Хиреворд, уязвленный тем, что его внутренний страх был разгадан. – Нам ничто не угрожает, я тебя не брошу!
– Хиреворд, поспеши! Ты должен предупредить людей!
– Не пытайся заставить меня уйти. Мы вышли вдвоем и придем вдвоем. Отдыхай, вскоре пойдем дальше.
Гюрд прислонился к сосне, чтобы отдышаться. Хиреворд встал рядом. Вдруг необычный шум заставил их насторожиться. Лес здесь рос на холмистой местности, а они стояли у подножия холма, поэтому им не был виден источник шума. Было ясно одно: шум раздается с той стороны, откуда они пришли.
– Наверно, это лось, – прошептал Хиреворд, и в ту же минуту медвежья голова показалась на вершине холма. Низко опустив морду и вынюхивая следы, огромный медведь бежал по лыжне, глубоко проваливаясь в снег.
– На дерево! – крикнул Хиреворд и, скинув лыжи, подсадил друга на ближайшую длинную, как костлявая рука, ветку. Сев на нее верхом, Гюрд, свою очередь, втянул товарища. Гюрд оказался сидящим в обнимку со скользким стволом. Хиреворд расположился рядом с ним, держась за его руку. Положение было неудобным: у Снайдерса не было никакой опоры.
Медведь, озлобленный и голодный, подбежал к сосне и как следует тряхнул ее. Дерево дрогнуло. После нескольких неудачных попыток сбросить людей, медведь встал на задние лапы, чтобы передними постараться зацепить их за ноги. Ему удалось задеть сапог Хиреворда, но когти сорвались, зато ветка сильно закачалась. Найдя слабое место добычи, чудовище стало ловить ноги Снайдерса. Юноша пытался поджать их под себя, но это грозило потерей равновесия. Из – за сильного раскачивания ветки Гюрд не мог влезть выше, а Хиреворду, державшемуся за его рукав и пояс, то и дело грозило упасть вниз. Наконец, медведь, подпрыгнул и, крепко вцепившись когтями в ноги Снайдерса, дернул его к себе. Хиреворд соскользнул, не выпустив из рук пояс Гюрда. Озлобленный сопротивлением, зверь передвинул лапы на пояс юноши и дернул сильнее. Снайдерс закричал: вместе с клочьями куртки медведь содрал с него и кожу.
– Тяни, тяни меня! – крикнул Снайдерс.
Держась одной рукой за ствол, Гюрд другой вцепился в капюшон друга, но втянуть его на ветку было невозможно. Случайно подняв глаза, он увидел, как по склону соседнего холма спускаются маленькие черные фигурки.
– Держись, Снайдерс, сюда идут! – крикнул Гюрд и заорал во всю глотку: – Эй! Сюда! На помощь!
Услышав голос, медведь разъярился пуще прежнего. Фигурки на холме остановились. Неужели уйдут? Нет, вот одна протянула руку в сторону юношей, и вот уже все они спешат сюда. Их опережают собаки.
– Гюрд, все! – жалобно крикнул Снайдерс и руки его разжались.
Медведь со злобой швырнул юношу на снег и сам упал на него всем телом, оскалив грязно – желтые зубы. Из-под его тяжелой туши торчала только рука Хиреворда, казавшаяся маленькой и хрупкой. Люди находились еще далеко, а медлить было нельзя. Гюрд прыгнул с дерева и упал зверю на спину. Вытащив нож, он отчаянно стал вонзать его в толстую шкуру. Взревев от боли, чудовище ударило его лапой так, что он отлетел на несколько шагов. Затем шатун поднялся на задние лапы и пошел в сторону новой жертвы.
Гюрд приподнялся на локте, из одного его разорванного плеча текла кровь, с ужасом глядя на смрадную пасть, где мед рядами зубов трепетал язык. Он уже приготовился к смерти, но тут на зверя напали собаки и стали драть за ноги, а какой – то человек бросился к нему и всадил в сердце нож. Пытаясь раздавить его, медведь обнял врага, взревел, вздохнул, словно сильно устал, и лапы его разжались. Он упал на бок и умер. Заворожено Гюрд смотрел, как по огромному телу пробегает судорога. Потом из – под его лапы вылез победитель. Это была Хилла.
К месту борьбы подбежали Стиг, Ойгла, Хелихелин, Айлиль и Ирне. Стиг отдал сыну свой капюшон, закрывавший плечи и грудь, чтобы он не застудил раненое плечо. Айлиль помог встать помятому и изодранному Хиреворду. Затем осмотрели шатуна. Он был огромный, костлявый, со сбившейся клоками шерстью. Тело его покрывали нарывы, залитые гноем, и чешуйчатые проплешины. Зубы, оскаленные в предсмертном крике, были длиной с палец Хиллы.
– Этот шатун носил в себе злого духа, ненавидевшего людей, – сказала Ойгла. – Не берите у него ни зубов, ни когтей.
– Мы воткнем ему в сердце кол, чтобы злой дух не мог оставить его, пока мы будем доставлять домой раненых, а потом, когда остальные удостоверятся в его смерти, утопим его в болоте, – сказал Стиг.
Когда кол воткнули, все вернулись в дом Элсли.
– Злой дух, живший в медведе, может войти в ваше тело сквозь раны, – сказал Стиг Хиреворду и Гюрду. – Надо прижечь раны железом.
В кузнице был разведен огонь, и Стиг раскалил кусок металла. Айлиль держал Гюрда за руки, пока отец прикладывал железо к его плечу. Гюрд вынес все без единого стона. Хиреворд, глядя на него, побледнел. Его мутило от запаха паленого мяса. На нем ран было больше.
– Лучше если мы привяжем твои руки к столбу, – сказал ему Стиг.
– Вы думаете, что я струшу и убегу?
– Нет, но ты не привык к железу, а медлить нельзя.
Хиреворд повиновался.
Мне раньше почти не приходилось болеть, – улыбнулся он Стигу.
Кузнец приказал Айлилю и Ирне крепко держать его за ноги. Это оказалось не лишним. Хиреворд к концу уже не сдерживал болезненные стоны. Приложив железо к последней царапине на щеке, Стиг сказал, глядя юноше в глаза:
– Вот на тебе и стоит печать духа земли. Отныне часть тебя принадлежит ему.
Было решено, что Ирне с отцом поспешат домой, а Хиреворд пока останется у кузнеца. После их ухода Гюрд расспросил Хиллу, почему Снайдерсы так задержались у них в доме. Оказалось, что когда они пришли, в жилище кузнеца, стоящем на отшибе, ничего не знали о свалившейся беде. Стиг и Ойгла ушли проверять расставленные в лесу силки, а дома была только Хелихелин. Ирне и Айлиль задержались, ожидая хозяев, вернувшихся затемно. После длительного разговора было решено, что семья кузнеца запрет дом покрепче и переселится на несколько дней в поселок Снайдерсов. Встреча в пути изменила все планы.
– Я скучал по вам все это время, – сказал Гюрд сестрам и родителям.
– Я это чувствовала. Я знала, что тебе нигде не может быть хорошо, кроме дома, – ответила Ойгла.
Гюрд перенес лечение своего отца легко и уже на следующий день ходил по двору и даже делал кое – что по хозяйству, а вот Хиреворд разболелся. Однажды, когда они остались одни в доме, Снайдерс спросил:
–Неужели это правда, что медведя убила твоя сестра? Как же ей не было страшно?
–Ей не было страшно, – с неожиданной яростью заявил Гюрд. – Она тебя любит, а ты как слепой!
–Любит? – прошептал Снайдерс. – Какая девушка!
Гюрд подумал о том, что его затея сделать Хиреворда своим родственником не такая уж неосуществимая.
12 Торги на реке Медвежьей
Как только молодой Снайдерс встал на ноги, стало ясно, что богиня Мадилайн набросила на его глаза волшебное покрывало, благодаря которому Хилла стала казаться ему неотразимой. Пораженный тем, как она из любви к нему не испугалась медведя, Хиреворд стал присматриваться, где же скрывалась такая сила чувств в никогда не привлекавшей его девушке. Наблюдения открыли ему массу достоинств в будущей невесте. Хилла была терпелива, уступчива, прекрасно вела хозяйство. Стиг не возражал против такого зятя. Лишние руки в доме, не занятые кузнечной работой, не помешают.
К концу весны стало ясно, что на носу свадьба. Алиа в сопровождении нескольких родичей навестила родителей невесты. Обиды, нанесенные зимой Гюрду, были забыты. Обе стороны пришли к согласию. Ранней осенью, по обычаю рода Элсли, Хиреворд должен был перебраться в дом родных невесты.
Хиреворд и Гюрд обошли окрестности и пометили деревья, которым было суждено стать стенами пристройки для молодых. Некоторое время спустя мужчины из рода Снайдерс повалили их и доставили к месту будущего жилища. Там бревна сложили в низкий сруб, а щели заткнули мхом и замазали землей. Пол сделали из деревянных плах и глины. В углу из камней Хиреворд сложил печь, сколотил широкие скамейки.
