Маргарита Сысоева
Классный отдых
Виктор заворожено смотрел ей вслед.
– Какая женщина, – ни к кому не обращаясь, произнес он вполголоса.
Роза Александровна, похожая рядом с восточной царицей на гербарий, пожала плечами. Катенька восторженно проводила глазами экзотическую даму и коротко вздохнула.
– А где же ваш муж, Катя?
– О, он уже уехал. Дела! – и Катя всплеснула ручками.
– А как зовут это чудо? – я кивнула в сторону входной двери.
– Марианна.
Что ж, имя вполне соответствует внешности.
– Она переживает развод, и моя хозяйка посоветовала ей провести пару недель в сельской тиши, – это Роза Александровна принялась вполголоса давать пояснения. – Хозяйка – это мать Алекса и Георга, а я у них няней. А это – Дима, он гувернер и охранник.
В холл спустился молодой человек с лицом и фигурой греческого бога. Люське все-таки не придется скучать! Однако при появлении Димы с Розой Александровной произошла непонятная метаморфоза. В голосе, до этого скрипевшем, как несмазанная калитка, появилась бархатистая мягкость, а глаза засветились такой нежностью! Однако, вот так гувернантка! На Виктора она так не реагировала. Впрочем, длилось это недолго. Роза быстренько отвела взгляд от юного Аполлона. Да, Люське просто необходимо поторопиться. Конечно, этот гербарий ей не конкурент, но, кто знает?
– Хозяйка гостиницы – милейшая женщина, вот увидите! – Роза Александровна, встряхнув головой, продолжила объяснения. – Она так за всем следит и на кухне прекрасно все контролирует. И прислугу в строгости держит. Кормят здесь отменно, даже хлеб свой выпекают. Почти каждый день пекут. Чувствуете, какие ароматы? Из деревни тоже иногда подвозят, из магазина, но это уже совсем не то, сами понимаете. Молочные продукты тоже свежие, натуральные. Это не совсем легально. Санэпидемстанция такого не может допустить. К их приходу в кладовке всегда лежат упаковки с сухим молоком, банки со «сгущенкой», их и демонстрируют, – гувернантка захихикала с заговорщицким видом. – Для детей это просто находка. Конечно, для них всегда старались покупать натуральные продукты. Но в городе совершенно невозможно уберечь детей от всяких «Сникерсов», это же для них такой соблазн. А здесь – все условия для правильного режима. Телевизор один на всех. И я считаю, что это верно. Зато мы много читаем. Дети постоянно на свежем воздухе. Я очень довольна. Вы видели клумбы?
Я кивнула.
– Замечательные цветники, правда? Мальчики каждый вечер поливают растения.
– Прекрасные цветы выросли, я сразу обратила внимание.
Мальчишки, конечно, услышали и довольно заулыбались.
– И порядок во всем, вот увидите. Мы прошлым летом отдыхали во Франции. Сен-Тропе, может, слышали?
Конечно, слышала. Даже видела – в кино.
– Так вот, если сравнивать уровень цен и сервиса – так вполне соответствует, – Роза Александровна торопилась поделиться информацией. – Правда в начале я заподозрила неладное. Знаете, приехали, на следующий вечер стала вещи разбирать и не смогла найти упаковку ароматизированного талька. Для мальчиков, понимаете ли…. Конечно, сразу заподозрила персонал, потому что точно помню, как упаковывала. Я – к Ирине Васильевне. Она, естественно, принялась оправдываться, и так переживала, так переживала. Нам новую упаковку привезла. Но сейчас я и сама думаю, что, хотя и маловероятно, где-то дорогой утеряли. До сих пор неловко за тот инцидент. Вы увидите, насколько здесь все безупречно. И проблем с акклиматизацией нет, знаете ли. А то на Лазурном берегу пока привыкнешь…
В холл тем временем вышла, мелко семеня и опираясь на трость, старушка в больших очках и пестром брючном костюме. Старушка была невысокая и сгорбленная. Но толстые стекла очков вставлены в эффектную оправу. Костюмчик из струящегося, по виду – натурального, шелка. Да и трость явно куплена не за сто рублей в аптеке.
– Здравствуйте Лада Леонидовна! – громко поздоровалась Роза и опять быстро заговорила вполголоса, повернувшись ко мне. – Бабушка одного из этих молодых бизнесменов. До последнего времени ему в бухгалтерии помогала, а теперь сдала, он ее сюда на свежий воздух поселил. Круглый год живет. Не видит, не слышит, но голова ясная, целыми днями кроссворды отгадывает.
Старушка тем временем просеменила к входной двери, достала из плетеной сумки белоснежную бейсболку и вышла подышать воздухом. Мальчишки, отстреливаясь, тоже выскочили в дверь. Молодой бог, поигрывая бицепсами, проследовал за ними.
Няня Роза Александровна нехотя поднялась и тоже двинулась на улицу.
Виктор сидел, как на иголках – видно, не мог решить – остаться со мной или идти вслед за Розой и Марианной.
– Я замужем, – тихонько подсказала я ему.
– Понял, честь имею, – энергично кивнул отставник, вскочил с дивана, щелкнул каблуками и промаршировал на улицу.
Тем временем, из-за застекленной двери доносились аппетитные запахи и позвякивание посуды. Где же Люська?
Из коридора, вход в который виднелся позади стойки администратора, вышла женщина, которую я с утра уже видела на этом месте. Одета интересно, яркий, но искусно наложенный макияж. По-моему, с утра губная помада у нее была немного другого оттенка, и глаза были накрашены по-иному. Неожиданное зрелище в таком месте и в такое время суток.
– Доброе утро! Как спали на новом месте! Ведь вы – Раиса? А я – Ирина, директор пансионата.
Наконец-то я смогла выяснить, куда поселили подругу. Потом мы немножко поболтали о погоде и прелестях сельского отдыха. Затем хозяйка, извинившись, сослалась на заботы и скрылась во внутренних помещениях.
***
Завтракали за огромным овальным столом в общей столовой. Овощной салатик, румяные ароматные оладьи, омлет и овсянка, чай, кофе, какао – на выбор. Вместо привычных бутылок с «минералкой» на столе стояли кувшины с местной родниковой водой. Очень мило. Хотя лично я не пью сырой воды. Но остальные, даже дети, спокойно наполняли из кувшинов свои стаканы.
Столовая, в которую из холла вела застекленная и завешанная цветастыми занавесочками дверь, представляла собой обширное прямоугольное помещение. На окнах – такие же занавески с маками и васильками на белом фоне. Между окон – дверь на застекленную террасу. В столовой было темновато, потому, что окна выходили не прямо на улицу, а на террасу. Сквозь них были видны столики, кресла, диванчики вдоль стен. В летнее время такое затенение – большой плюс. Направо, сразу у входа, помещалась барная стойка с высокими табуретами и несколько небольших столиков. Стол, на котором накрыли завтрак, располагался у противоположной стены, у входа на кухню.
За завтраком велась чинная беседа о народных приметах и гаданьях, о местной нечистой силе и способах борьбы с ней. Наибольшую заинтересованность проявили, разумеется, Алекс, Георг и Катя. А наибольшую осведомленность – «Шамаханская царица». Честно говоря, я тоже заслушалась. Дама, видимо, когда-то всерьез изучала данный вопрос.
– А вы верите в домовых? – спросила Катя.
– Какие глупости, – сказала Роза Александровна. – Никогда не видела. Откуда они вообще берутся?
– Почему же, – не согласилась я. – Если вы сами с ними не сталкивались, это еще не значит, что такого явления не существует.
– На счет того, откуда взялись домовые и прочая, так называемая «нечистая сила», существует легенда, – пояснила Марианна. – Всем известна история о Вавилонском столпотворении, когда Бог наказал народ, дерзнувший превзойти его творения и построить высочайшую башню, смешением языков. Люди перестали понимать друг друга. А зачинщиков он и вовсе лишил человеческого облика и определил на вечные времена сторожить воды, леса, горы, дома. Кто в момент наказания находился в доме, сделался домовым, в горах – горным духом, в лесу – лесовиком. По общим понятиям домовой представляет собой бестелесный дух, который живет в каждом доме. Он не делает зла, только шутит иногда. А если любит хозяина или хозяйку, то может даже оказывать им услуги.
– Услуги?
– За детьми присмотрит, что бы не влезли, куда не надо. Уголек из печки потушит, что бы пожара не случилось. Есть поверье, что перед кончиною кого-нибудь из семьи он воет или производит другой шум – стучит, например, или хлопает дверями.
– Как «полтергейст»?
– Полтергейст не так безобиден и услуг хозяевам не оказывает. Он живет в помещении сам по себе. Иногда даже делает все, что бы выселить хозяев. Его не удается умаслить, задобрить, как домового. С ним нельзя подружиться. Домовой живет обычно за печкой, или в каком-нибудь другом теплом месте, очень любит жить в баньке и париться. Он предупреждает о несчастье, караулит дом и двор. Но если он невзлюбит домашних, то может колотить посуду, щипать по ночам.
– А что же в этом случае делать?
– Домовой не любит ленивых. Остальным нечего опасаться. Ну, и, конечно, домового надо уважать. А у нас их издавна уважают. При переезде в новый дом в последнюю ночь, перед выходом из старого дома, домового с хлебом-солью просят прибыть на новое место. Считается, что без пригляда со стороны домового ведение хозяйства на новом месте не будет успешным.
– Истинная правда, – неожиданно вступила Ирина Васильевна. – А что вы удивляетесь? Мы когда только переехали сюда, намучились. То ветром раму раскроет, стекла разобьет.
– Они же пластиковые.
– Пластиковые окна уже после поставили. То в шкафу полка с посудой обрушится, все вдребезги. То в погреб откуда-то вода натечет, продукты попортятся. Да и жильцы жаловались. То ерунда какая-то никому ненужная пропадет, то ночами плач слышат. Ничего вроде бы серьезного, но досадно. Просто не знали, откуда в следующий раз ждать неприятностей. Пока Надюша, наша повариха, не рассказала своей бабушке о наших приключениях. Бабушка и объяснила, что это все домовой проказит. С тех пор каждый вечер Надежда ставит ему еду и выпить, конечно.
– Помогло?
– Конечно. Мы и петуха завели. Нечистая сила петушиного крика очень боится.
– Так вы же подружились с домовым.
– Домовой любит домашних животных. А петух – это чтобы злых духов отпугивать. Водяных, кикимор разных. Надина бабушка посоветовала для гарантии взять. Что бы еще какая нечисть озорничать не начала.
– А те, кто в момент разрушения Вавилонской башни оказались в воде, сделались водяными?
– Совершенно верно, – подтвердила Марианна. – Водяной считается начальником над русалками. Его иногда замечают в виде старика, покрытого болотной травой.
– А он опасен?
– Да. Водяной может разгонять рыбу. Это, конечно, не опасно, но для рыбаков неприятно. Но, что хуже всего, он может утаскивать к себе людей. Правда, происходит это обычно ранней весной во время разлива. Или с теми, кто полез в воду пьяным. В народе бытует мнение, что водяной разъезжает верхом на огромном соме, и этот сом доставляет ему утопленников. За что его и называют «чертовой лошадью».
– Точно, я один раз на рынке возле рыбного прилавка слышала, как одна бабуся спросила, почем «чертова лошадь» за килограмм, – глубокомысленно заметила Роза Александровна. – Да, сильны еще суеверия в народе.
– Думаю, что эти, как вы изволили выразиться, «суеверия» не спроста дожили до наших дней. Все давным-давно позабыли бы и о домовых, и о леших, и о водяных, если бы постоянно не получали подтверждения их существования.
– А лешие? Вы не рассказали о леших, – напомнил Виктор.
– Лешие – духи во многом сходные с домовыми. Только живут они в лесах и свои леса охраняют. Они тоже любят озорничать. Любят завести в чащу, попугать громкими криками и хохотом. Изредка показываются прохожим в образе дряхлого старика. Но леший никогда не сыграет злой шутки над тем, кто пришел в лес с добрыми намерениями или по насущной необходимости, за дровами, например. А вот если гость примется разорять муравейники или гнезда, понапрасну губить растения, тогда – берегись! Впрочем, стоит заблудившемуся в лесу путнику вывернуть свою одежду наизнанку, как он тут же найдет дорогу к дому.
– А Баба-Яга – это тоже леший? Она ведь в лесу живет, – поинтересовался младший из мальчиков.
– Нет, Баба-Яга это не леший. Когда-то она считалась злой адской богиней, страшилищем в железной ступе. Но со временем власти у Бабы-Яги поубавилось, и теперь она – просто злая старуха-колдунья, которая живет в лесу в избушке на курьих ножках и летает на шабаши ведьм в ступе.
– Баба-Яга – это такая ведьма? А кто такие ведьмы? Это Бабы-Яги? – продолжал любопытствовать малыш.
– Ведьмы – это женщины, занимающиеся колдовством, – Марианна снисходительно улыбнулась и продолжила пояснения. – Они могут быть наследственными, а могут выучиться своему ремеслу от других ведьм. Эти считаются более опасными. Наследственные ведьмы далеко не всегда используют свои знания и способности во зло. По большей части они вообще скрывают их и применяют колдовство только в крайних случаях.
– Как же они это делают?
– Через заговоры или наговоры на разные травы. Вообще само слово «ведьма» происходит от «ведать», то есть – «знать». Они всегда знали, как помогать от многих болезней, да и при проблемах в личной жизни могли дать полезный совет.
– Значит, ведьм не стоит опасаться?
– Ведьме, как и любому другому человеку или духу нельзя желать зла, делать подлости. Иначе месть может быть страшной. Впрочем, любой человек может жестоко отомстить за нанесенную обиду. Как говорится: «Никогда не делай другому того, чего не пожелал бы для себя».
– Точно. Не плюй в колодец, самому пригодится воды напиться, – подтвердил Виктор.
– Не рой яму другому, сам в нее попадешь, – подхватил один из мальчишек.
– Умница моя, – умилилась Роза Александровна.
– А какая еще есть нечистая сила? – продолжал допытываться Виктор.
– Есть еще так называемые «проклятые дети». Это такие особенные невидимые существа, которые могут жить в разных местах и причинять людям вред. Это дети – проклятые родителями.
– Как это?
– У грубых, не имеющих понятия о воспитании, родителей, которые не дают себе труда контролировать собственные слова, часто срываются с языка выражения, которые и в мыслях-то повторять нельзя, не то, что вслух произносить. Вроде «чтоб тебя черти побрали», «будь ты проклят» или что-нибудь подобное.
– Какой ужас!
– Мама с папой никогда нам так не говорят!
– Очень хорошо. Родители непременно должны следить за своей речью. С тем, что наши мысли материальны и когда-нибудь непременно воплотятся, никто уже давно не спорит. В народе считается, что проклятые дети пропадают.
– А вы знаете, что с обрывом за деревней тоже связана легенда. Мне тут пастух рассказал, – вступил в разговор Виктор. – Этот обрыв называется «Марьюшкина гора». Когда-то в деревне жила девушка – Марьюшка. Она полюбила парня, а он женился на другой. Вот девушка и бросилась с обрыва в речку, и утонула.
– Да что вы говорите?
– Какой ужас!
– Видел я вашу гору, – Дима зевнул, – под тем обрывом курице по колено.
– Это было сто лет назад, в те времена река была судоходной.
– Ну-ну.
– Наверное, Марьюшка превратилась в русалку. Как вы думаете, – обратился Виктор к Марианне за поддержкой.
– Вполне возможно. Народное поверье гласит, что все утопленницы становятся русалками. Они остаются жить в русле реки, отсюда и их название.
– А я слышал, что их так называют за длинные русые волосы, – добавил Виктор.
– Есть и такое мнение. Молва приписывает русалкам вечную молодость и красоту. Никакого рыбьего хвоста у наших речных русалок нет. Они могут выходить на берег, любят качаться на ветвях деревьев.
– «Русалка на ветвях сидит». Помните дети? – не удержалась Роза Александровна.
– А еще пастух рассказал, что в полнолуние там, на обрыве иногда видят белую девичью фигуру и слышат плач, – продолжил Виктор.
– Ой! – сказала Катя.
– Ух, ты! – сказал Алекс. Или Георг.
– Класс! А когда у нас полнолуние? – сказал Георг. Или Алекс.
– Вы хотите пойти в полнолуние на этот обрыв и вызвать дух Марьюшки? – неожиданно изрекла Лада Леонидовна.
Оказывается, слышит она не так уж плохо.
– Я с вами, если, конечно, мой ревматизм меня отпустит.
– Ревматизм – это как наша Роза Александровна? – спросил Алекс. Или Георг, привстав и с трудом дотянувшись до моего уха. – Тогда ни за что не отпустит.
Я не удержалась и прыснула.
– А ты Алекс или Георг? – в свою очередь спросила я, наклонившись к юному соседу.
– Я Саша, а он – малыш ткнул пухлым пальчиком в сторону младшего брата, – Гоша. Папа зовет нас Шурик и Юрик. Нам так больше нравится.
– А я – Рая.
– Роза Александровна, разрешите нам с Георгом после завтрака пойти на Марьюшкину гору, нас Рая пригласила! – Малыш смотрел на меня умоляющими глазами.
Нахал, конечно, но какой обаятельный!
– Вообще-то у меня были другие планы!
– У вас не может быть планов.
– Это еще почему?
– Как вы можете строить планы, когда вы даже не знаете, где ваша подруга!
– Уже знаю!
Так и не дождавшись Люську, я встала из-за стола и поднялась к ее комнате.
За дверью номера четыре стояла мертвая тишина. Спит, что ли? И есть не хочет? На Люську это было так не похоже, что я даже чуточку забеспокоилась и тихонько постучала в дверь. Ответа не последовало. Я постучала громче, потом еще громче. Тишина. Подергала дверь – заперто. Беспокойство во мне быстро нарастало. Постучав еще и не дождавшись ответа, я решила, что пора звать на помощь.
Призванная на подмогу горничная явилась со связкой ключей. Она немного посопротивлялась, ссылаясь на право каждого постояльца на уединение, но дверь все-таки открыла.
Худшие мои опасения, к счастью, не оправдались. То есть, бесчувственного Люськиного тела мы в комнате не нашли. Мы там вообще никакого тела не нашли. Комната оказалась пуста. Ключ от двери лежал на тумбочке, постель в беспорядке, окно раскрыто. Мы заметались по комнате – в шкафу, под кроватью – Люськи нигде не было. Сумки расстегнуты, вчерашняя Люськина одежда лежит на стуле, на коврике у кровати стоит обувь – в количестве одной левой мокасины со стразами, недавнего Люськиного приобретения, и правого домашнего тапочка с пушистым желтым шариком.
Я в растерянности остановилась посреди комнаты.
– Наверное, ваша подруга вышла погулять, – попыталась успокоить меня горничная.
Я рассеянно кивнула и уселась на кровать. Ну, Люська! Устроила мне отдых! Погулять она вышла! Потом вернулась и заперла дверь. Изнутри.
– Я же говорил, что вы не знаете, где подруга, – это Алекс-Шурик сунул нос в приоткрытую дверь. – А я знаю.
– Откуда ты можешь знать? Говори сейчас же! – я с трудом удержалась, что бы не потрясти его за плечи.
– Мы тут с утра в шпионов играли и кое-что видели.
– Кто это – «мы»? Дима тоже с вами шпионил?
Не хватало еще, что бы этот великовозрастный качок подглядывал за моей подругой.
– Нет, он тупой. Он должен нас охранять, а сам всю ночь спит.
– Говори сейчас же, – потребовала я, изо всех сил пытаясь изобразить металл в голосе.
Уж очень забавно выглядел юный пухленький шпион.
– А ты поведешь нас смотреть привидение?
– Поведу, что ж с вами делать. Только сначала скажите, где Люська? – я уже не очень хорошо владела собой и не позаботилась назвать Люську Людмилой Петровной.
– Докладываю. – Малыш прокашлялся, приосанился, достал из кармана блокнотик, не торопясь полистал его, и приступил к отчету. – Ваша Люська прибыла в отель в ноль часов пятьдесят четыре минуты и до утра не выходила. В четыре ноль пять была разбужена петухом Петей. Открыла окно и с криком «Твою мать, дохлая курица!», кинула в него графином. Потом восемь минут стояла у окна с биноклем, после чего издала нечленораздельное восклицание, вышла в окно и скрылась в зарослях в направлении на юго-восток, – малыш замолчал в ожидании похвалы.
Я смотрела на него в немом восхищении. Вот это да! Серьезно поставлено дело. А, может, сочиняет?
– Слушай, Алекс, а как ты разглядел, что моя подруга стоит у окна с биноклем?
– Не верите? У меня специальное зеркало на подоконнике. А вообще, она так в окно высунулась, чуть на улицу не выпала. Я бы и без зеркала все увидел.
– Сильно. А ты сам-то чего не спал?
– Да спал я. Только проснулся. Мне в одно место надо было.
– А чего тебе в ноль часов пятьдесят четыре минуты не спалось?
– Не спалось? Очень даже спалось!
– Так как же ты Люську услышал? Она разве шумела?
– Это моя тайна!
– Да ладно, расскажи! Я никому! А то не поверю!
– Вообще-то нам нельзя раскрывать профессиональные приемы… – невооруженным взглядом было видно, как Алекса распирает гордость и желание поделиться секретом.
Оно и понятно: Дима – «тупой», Юрик – еще маленький, а Роза, если узнает, найдет способ пресечь эту игру. Да никакая няня не потерпит такого вопиющего нарушения режима.
– А вы точно никому не расскажете?
– Обижаешь!
– Я специальную сигнализацию сделал, что бы слышать, если ночью кто-то в номер зайдет. Нитку протянул. Один конец себе на палец одел, а другой за дверь зацепил, к ручке привязал. Нитка под дверью нормально проходит. Там есть щель. Когда дверь открывается, меня нитка за палец дергает, потом рвется. Очень удачно, что пришлось наблюдать за соседним номером. А то, если бы пришлось далеко тянуть, кто-нибудь мог споткнуться. И все, операция рассекречена.
– Знатно придумал. И сколько ночей ты так караулил?
– Нисколько. В первую же ночь рыбка попалась! Здорово, правда!
– Здорово. Как тебе такое в голову-то пришло?
– У нас, у разведчиков, такое правило – сначала надо освоиться на месте, изучить распорядок дня, когда смена караула происходит и всякое такое.
– Какого караула?
– Ну, Ирины Васильевны, какого же еще.
– И кто ее меняет?
– В том-то и дело, что она одна все время на посту. Никакой смены. Скучища. Только жильцы меняются, и то редко. Я на всех расписание составил. А Роза его нашла и папе пожаловалась.
– А что папа?
– Он у меня в порядке. Он сказал, что это полезная игра, потому что наблюдательность развивает и связную речь. Только папа сказал, что бы я незаметно следил, а то люди могут обидеться. Так я согласен, в этом же весь смысл, что бы никто не знал, что он «под колпаком». Только здесь ничего не происходит. Новенькие редко приезжают. Ирина Васильевна, когда узнала, что вы прибудете, сильно разволновалась. Она велела номер приготовить, и я тоже приготовился. Если бы не я, как бы вы про подругу узнали?
– Действительно, полезная игра. Прав был твой папа.
– Так мы идем на Марьюшкину гору или нет?
– Ладно, давай своего Юстаса, пойдем к обрыву.
– Он Юрик. И он еще маленький, его Роза Александровна не отпустит. Только вместе с Димой. Возьмем Диму?
* * *
Минут через десять мы с Гошей, Сашей и Димой уже вышагивали в сторону деревни. Поднялись по дороге на горку, потом спустились, перешагнули почти пересохший ручеек, дорога опять пошла в гору. Потом пересекла поле и привела нас в село.
Прохожих с утра было немного. Можно сказать, их вовсе не было, если не считать двух сопливых мальчишек на раздрызганных велосипедах, которые носились по сельской улице, поднимая тучи пыли, и поджарой шавки, трусящей вслед за ними. Потом показался унылый мужичок, который брел по улице, сосредоточенно глядя себе под ноги. На наш вопрос о Марьюшкиной горе он ответил вопросом.
– Десятка до вечера есть?
Десятки у нас не было. Унылый мужичок, не поднимая головы, махнул рукой вдоль улицы, и мы побрели дальше. Так мы добрались до центра села. Небольшая, когда-то асфальтированная площадь, разрушенная церковь, такая же разрушенная и до невозможности загаженная автобусная остановка и магазин. Здесь мы и надеялись разжиться информацией. Расчет был верный. Не успели мы подойти к магазину, как оттуда пулей вылетела довольно пожилая тетка в домашнем халате и переднике. Голова у нее была повязана платком. Только платок съехал назад и болтался на манер капюшона. Она принялась, истошно причитая, стучать кулаком в окно ближайшего дома.
– Матвеевна, слышь, под Марьюшкиной горой утопленницу выловили! Ванька-пастух сейчас в сельпо прибегал, звонил, участкового вызывал. Теперь сидит, стресс снимает, Петровна ему стакан налила. Так я побегу, погляжу, а ты Зорьку мою проверь, она причинает.
И пенсионерка размашисто зашагала по улице. Мы, естественно, поспешили за ней. Движение, между тем, оживилось, все торопились в одном направлении, туда, куда проехал милицейский Уазик. Туда же пропылили мальчишки на велосипедах, пробежала молодая мамаша с коляской. Деревенская улица закончилась. Перед нами вилась пыльная дорога. Интересно, далеко еще до обрыва? Я начала уставать, а маленький Юрик уже весь изнылся.
– Послушайте, далеко еще до Марьюшкиной горы? – обратилась я к мамаше с коляской, которая уже рысцой бежала нам навстречу.
– Да нет, недалеко, – ответила та. – Сразу за поворотом увидите. Вот ужас-то. Бродяга какая-то утонула, смотреть страшно, до чего люди себя доводят. У нее даже ботинки на ногах разные – один тапочек с помпоном, я тоже себе такие купила. Теперь ни за что не надену. Лучше золовке подарю. Вот ужас-то, – повторила мамаша и побежала дальше, толкая перед собой коляску.
Бросив детей на попечение Димы, я понеслась в указанном направлении, спотыкаясь и задыхаясь. Вконец запыхавшись, подбежала я к обрыву и буквально упала на руки милиционеру, стоявшему возле машины.
– Гражданка, куда вы? Здесь нельзя! Давайте, давайте, все отсюда! Отошли на тридцать метров от ограждения!!! – принялся командовать он.
Никакого ограждения я не заметила. А если бы и заметила, оно бы меня все равно не остановило.
– Я! Там! Люська! Моя! Подруга! – задыхаясь и вырываясь из милицейских объятий, нечленораздельно выкрикивала я.
– Успокойтесь гражданочка! Вы что, можете опознать потерпевшую?
– Я! Да! Это Люська! Конечно, могу!
Постепенно моя речь становилась более связной, да и в голове, как будто прояснялось. Я даже милиционера немного разглядела. Белобрысый, очень серьезный, смотрел так внимательно, говорил спокойно. Очень приятный молодой человек.
– Пройдемте в машину, – предложил он.
Я, всхлипнув, согласилась. Действительно, любопытствующие окружали нас все более плотно. Отходить на тридцать метров за воображаемое ограждение никто не торопился.
– Лейтенант Семенов. Позвольте ваши документы.
– Да у меня их нет с собой, – я пожала плечами. – Мы просто прогуляться вышли.
– Проживаете в данном населенном пункте?
– Нет, мы с подругой в пансионат приехали. И, вот…
Лейтенант Семенов оглядывал меня с явным недоверием. Неужели из-за того, что вышла пройтись, не взяв с собой паспорт?
– Кем приходится вам потерпевшая?
– Подругой она мне приходится, подругой!
– А у нее документики имеются?
– Конечно, имеются.
– При осмотре тела документов не найдено, – строго сказал лейтенант.
– Так она их, наверное, в номере оставила.
Взгляд лейтенанта становился все более недоверчивым. Да что у них по деревне без паспорта уже и пройти нельзя?
– Вы готовы взглянуть на тело?
Я кивнула, закусив губу. И тут я увидела привидение. Оно вплотную приблизилось к лобовому стеклу. Оно было лохматое и поцарапанное. У него было Люськино лицо. Крик вырвался непроизвольно откуда-то из глубины моего организма и сотряс машину. Недоверие на лице лейтенанта Семенова сменилось ужасом. Кто-то забарабанил по крыше кабины. Потом дверца резко распахнулась, и мощный боковой слева отправил лейтенанта в нокаут.
– Рая, вы в порядке? – это Дима подоспел на помощь.
В ответ я только отрицательно помотала головой. Визжать-то я перестала, но дар речи еще не вернулся. Поэтому я только и смогла, что показать пальцем в сторону лобового стекла. Привидение все еще было там. Причем, судя по выражению лица, (или морды?), пребывало в непонятках.
– Вы Люся? А я Алекс, можно – Шурик, а это Юрик. Вы только при Розе Александровне его так не называйте. У нас сегодня английский день и мы – Алекс и Георг.
Привидение переводило все более озадаченный взгляд с натюрморта в кабине на юного разведчика и обратно. Наконец оно помотало головой и Люськиным голосом спросило:
– Что тут, в конце концов, происходит?
Я сделала слабую попытку перекрестить нежить. Но та почему-то не испугалась, не начала корчиться и не растаяла в воздухе, а только с досадой сплюнула и попробовала открыть дверцу кабины с моей стороны. Я опять завизжала. Не нарочно. Как-то само вырвалось. Лейтенант Семенов тихонько застонал. Дима обмахивал его полотенцем. Любопытствующие уже давно отбежали на безопасное расстояние. Поэтому, когда лейтенант резко выхватил пистолет и пальнул через раскрытую дверь в воздух, вздрогнули только я, Дима и дети. Может, привидение тоже испугалось, не знаю. Кричать я больше не могла. Дима медленно поднял руки вверх. Мальчишки, разинув рот, восхищенно глазели на Семенова.
– Руки на капот! Ноги на ширине плеч! На пол! – прокричал лейтенант и со стоном схватился за голову.
Малыши и Дима рухнули в траву. Привидение опять сплюнуло.
– Да что тут происходит? Раиска, это ты представление устроила? – Люськин голос звучал вполне убедительно, но я не собиралась выходить из машины.
– Сгинь, нечистая!
Я все-таки смогла перекрестить ее и теперь сидела, вполне довольная собой, вцепившись обеими руками в иконку, которую, не помню как, оторвала от приборной панели.
– О-о-о! – простонало привидение. – А где «скорая»?
– Ждем, – стараясь не двигать головой, обнадежил лейтенант.
– Понятно, – привидение уселось на траву.
– Ваши документики, – протянул руку лейтенант.
– Да какие документики? Я погулять с утра вышла. И вообще, ее забирают, не меня. Зачем вам мои документы?
– Вы тоже знакомы с потерпевшей?
– А кто здесь потерпевший?
– Со слов свидетельницы, некая Людмила Петровна, найденная сегодня в состоянии утопления.… Нет, утопития.
– Чего-чего?
– Ну, погружения в воду без последующего затем выгружения, – лейтенант потер лоб. – Что ж это голова так болит?
– Спятить можно. Какого еще выгружения?
– Люська, это ты?
– Нет, папа римский! Да прекрати ты меня крестить! Что я тебе – покойник?
– Ага!
– Что, ага? Отвечай быстро! А то я за себя не ручаюсь!
– Покойник. Ты же утонула в разных тапочках! А теперь кричишь на меня. А я тебя опознавать пришла, между прочим!
– Что??? В каких еще тапочках? В белых?
– Нет, один с желтым помпончиком, а другой кожаный. Они у тебя в номере остались. А в двух тебя выловили.
– Ну и ну! Что у вас за каша в голове? Да живая я, живая! – прикрикнула на меня Люська. – и нет на мне никаких тапочек, посмотри!
Я посмотрела, сначала через окно. У машины стояла живая и босая Люська. Одета она была в пижаму, впрочем, очень приличную, и ветровку.
– Ты живая? – я разревелась, припав к плечу подруги.
В голове образовалась пустота, казалось, что я очень просто могу сейчас взлететь, как воздушный шарик.
– Да объясните же мне, что происходит? – вполголоса спрашивала Людмила, ласково поглаживая меня по спине.
Так как никто, включая лейтенанта, ничего вразумительно объяснить не мог, мне пришлось утереть слезы и начать повествование.