полная версия

Максим Черников
Порномания

Анна продолжает выбирать поездку

Очнувшись от своих псевдофилософских рассуждений, я понимаю, что уже поздно отказываться. Я подчиняюсь вызову, который сама себе бросила: погрузиться в слащавость пейзажа, где ходят счастливые парочки, и где я буду одной такой паршивой овцой в их благополучном стаде, со своей порноманией… «Вонючая» вернулась, сидит закинув ногу на ногу, изучает меня презрительно. Наверняка думает, что у меня мало денег. Я стремно одета – а в Москве никто такого не может себе позволить, если у него есть деньги. Поэтому я выпадаю из московской парадигмы. Да и хер с ней, с этой парадигмой, с этим дресскодом, с этими бутиками на Столешниковом, где я чувствовала себя лишней и не своей. На хер все это! Я сама по себе. Я просто хочу движения, хочу уехать на остров, на море, как самый обычный отпускник. Да, мне положен отпуск, я так извела себя за последнее время…

– Ну что, Мальдивы?

Мои мысли прервались этим предложением, больше похожим на призыв, или даже на приказание. Ну как же, ей надоело со мной возиться, она подала голос. Взгляд у турагентши изучающий, но очень внимательный. Как бы сказать ей спокойно, без надрыва, что я не хочу на Мальдивы? И это не потому, что у меня нет денег, а совсем по другой причине, понять которую она не в состоянии, так как в ее мире все, у кого есть на это деньги, непременно выбирают Мальдивы… Ее недоброжелательность, ее тяжелый взгляд и низкий, грудной голос, ее отвратительные духи начинают меня не на шутку раздражать. Она специально назвала Мальдивы – думает мня испугать. Они же дорогие! Да, конечно, я испугаюсь слова «Мальдивы» и суммы в 80 000 рублей… Или даже больше. И покину этот офис с позором, а она насладится моим унижением…

– Я не хочу туда… А что еще есть?

– Но вы же хотите на остров, и чтобы океан был. Да? Тогда Мальдивы,

это самое лучшее, что может быть. Берите, не пожалеете. Вам бунгало или как?

Тон у агентши все более наглый и развязный. Она изучает меня, щупает, зондирует, все никак не поймет, есть ли у меня деньги или нет. Я ненавижу ее. Слава богу, я вспомнила про тот роман, который только что прочитала.

– Я не хочу на Мальдивы…

– А куда тогда?

Она достает из ящика стола буклет, он шлепается передо мной со свистящим звуком.

– Вот, здесь все острова. Выбирайте. Я щас приду.

Буклет пахнет свежей типографской краской ― я знаю, что некоторые балдеют от этого запаха, я же начинаю его ненавидеть, он у меня теперь ассоциируется с «вонючей». Это запах диктата, запах насилия и принуждения: «Вот здесь все острова». Да как она может заявлять такое? Все острова… Это те, на которые ей выгодно меня отправить? Нет, я не потерплю такое, я буду с ней бороться, с этой наглой вонючей козой!

Все же открываю буклет: Доминикана, Майорка, Крит, Миконос… Я не хочу ни на один из них! Как же приторно, с придыханием рассказывает эта книжища про райские острова! И какие виды, какой океан, особенно на Мальдивах! Черт бы их побрал… И почему я такая упрямая, вбила в голову, что не хочу туда, и все… Не дура ли? Роскошные виллы и бассейны, красивые до слез; и люди на фоне этой роскоши и особенно могучей красоты природы кажутся такими жалкими, такими маленькими. Я читаю и не могу поверить, что все эти блага ― для одного человека. Ну, я имею в виду того, кто заселится в номере вот этого, например, отеля. Как они выдерживают все это? Все эти процедуры, всю эту заботу, улыбки, все эти прекрасные вина, коктейли, блюда… По-моему, это просто физически невозможно. Может, я так говорю из-за того, что у меня психология бедного человека? Да, наверное, это из-за того, что я была бедной все эти годы, начиная с рождения и кончая почти зрелостью, ведь мне уже тридцать лет. А сейчас уже поздно или слишком трудно себя менять. Но все равно меня мутит от этого, это не мое, я не хочу себе такого, хотя могу позволить. Все эти изысканные вина, лизоблюдство челяди, массаж, спа, ресторан, кофе на террасе, шампанское, выгул себя в платье от «Диор»; и так до бесконечности. Я лишь хочу, как есть, вот такая как сейчас, нечесаная и не слишком ухоженная, запачканная выделениями, следами недавнего экстаза, приехать в тихий отель к морю. И жить там две недели, ни о чем и ни о ком не думая. Даже о нем…

М идет в магазин и тоже покупает книги Уэльбека

Уф! Еще один рабочий день закончен. Я сразу же иду в тот самый книжный магазин, листаю те же книги, что и она вчера. В магазине тесно, все толкаются, никто не извиняется. Неожиданно в нос бьет резкая вонь, словно кто-то открыл банку с несвежей тушеной капустой. Мимо проходит недовольный мужчина, морщится и громко говорит то, о чем все подумали: «Еб твою мать, что за вонь!» Я смеюсь, меня ужасно веселит эта реплика. На меня оборачиваются, в том числе мужчина, что сказал про вонь. Я хватаю те две книги, что и она вчера, бегу на кассу и долго еще смеюсь над тем, как тот мужик возмущался вонью от квашеной капусты. На меня оборачиваются люди, видя мое смеющееся лицо, слыша мое хихиканье. Вид у них недовольный, словно их чем-то обидели, уязвили. Неужели их так оскорбляет то, что я смеюсь?

Я продолжаю смеяться даже в метро, сидя с двумя книжками Уэльбека. Наверное, меня смешит также и мое попугайство. Купил те же книги, что и она, и вот, сижу довольный, улыбаюсь и хихикаю как дурачок… На меня косится безвкусно одетая девушка – колготки в сеточку, красная юбка, желтый шарф, глаза и рот сильно накрашены. Сначала хочу прочитать маленький роман «Лансароте». Прочитываю довольно быстро и без большого интереса вступление, дохожу до сексуальных сцен. Они не очень-то заводят, но забавные, тем более меня до сих пор веселит фраза про вонь в книжном. Я похохатываю над ними и констатирую: главный герой неплохо провел время – потрахался и полизал у одной цыпочки на курорте. Почему-то я уверен, что это именно сам Уэльбек потрахался и полизал, а не герой его романа, я чувствую, что здесь идет полное отождествление, хотя это может быть совсем не так. Дохожу до разговоров по душам – главный герой общается с другим курортником, бывшим полицейским из Бельгии. Признаюсь, печали европейцев меня не очень трогают, уж лучше про секс с курортными цыпочками. Тем более разговор о проблемах навевает безрадостные мысли о собственной стране, которая оккупирована властью, «своими», не какими-то «чужаками», но все равно они никому жить не дают. Они вдобавок самозабвенно ненавидят страну, которую так нагло обворовывают. И вообще, Уэльбек меня все больше раздражает. Наверное, тем, что при всей своей занудности талантлив.

В любом случае, мне надо больше концентрироваться на себе, на своих целях… Кстати, какая у меня цель? Стать свободным, как я недавно думал? Но не слишком ли это расплывчато, и вообще, что это означает – стать свободным? Может, стоит выразиться как-то поконкретнее? Нет, не «стать свободным», но найти себя в жизни – вот моя задача. Да, так звучит лучше. Я доволен, этот день прошел не зря, ведь я сформулировал пусть не очень конкретную, но все же цель.

Анна наконец знает, куда ей надо ехать

Агентша возвращается. От нее все так же пахнет тяжелыми духами и еще чем-то ― наверное, пот пробивается через «деодорант-стик», изо рта воняет смесью жвачки и табака. Я содрогаюсь.

– Ну что? Какой выбор?

Она все еще надеется, что я, потеряв голову от видов упоительных пляжей Мальдивских островов, куплю этот дорогущий тур за 120 000 рублей, или даже дороже, если она уломает меня снять бунгало, а ей от этого отломится хороший процент. Она, по-моему, мысленно подсчитывает, на что его потратит. На новое платье от Стеллы Маккартни? На кофемашину Illy? И тут я вспоминаю сцену в «Лансароте» Уэльбека, в самом начале, где его герой выбирает туры… А что, почему бы не попробовать?

– А на Лансароте есть возможность уехать? Дней на десять-двенадцать! А?

– Вы хотите на Лансароте? (Удивление на грани презрения). Да пожалуйста! Его так неохотно берут… Вы первая из моих клиентов, кто туда рвется. Там вечно облака, тучи, ни позагорать нормально, ни поплавать. Пляжи так себе… Ну, я вас предупредила!

Я вхожу в такой энтузиазм, что не знаю, как ее благодарить. Я готова все ей простить, даже обнять ее, похлопать по плечу, так я возбуждена своим выбором и предстоящим приключением. Беру не глядя тур в какой-то отель, далековато от моря, зато самый дешевый. Я, видимо, правильно думала, что у меня психология бедного человека. Встав, я забыла про пятно на летнем платье – след моего недавнего оргазма. Агентша смотрит на него в ужасе. Со счастливой улыбкой глядя на ее вытянутую рожу, радостно иду к выходу, почти приплясываю. Агентша сверлит мою спину взглядом, в котором есть место и для презрения, и для испуга.

Мне через три дня вылетать, и так быстро бежит время, что я не успеваю ничего сделать и как следует собраться. Оно и к лучшему.

***

Оказавшись на Лансароте, Анна понимает, что прогадала с отелем. Он ужасно шумный и неуютный. Далеко от моря. И в нем живут только русские, причем такие, о которых она и думать-то забыла, окопавшись в «своей» Москве. Анна вспоминает неприязнь агентши и цедит сквозь зубы: «Все же сглазила, сука!» Она решает сменить место.

Вначале Анне непременно хочется снять уединенный дом. Но полного уединения не может быть. И все равно везде будут соседи. Соседний дом, соседняя квартира, соседнее бунгало… Или взять что-то дико дорогое, помпезное и неуютное, где на нескольких гектарах ты будешь совершенно один. Такая перспектива ее пугает еще больше, чем соседство с кем-то. В итоге она выбирает простой и недорогой вариант, семейный отель на вилле на севере острова, номер с отдельным входом, с неброской антикварной мебелью, скромно «дышащей прошлым» (так говорится на сайте, пошловато, но сойдет, думает мимоходом Анна)… Она почти не видит других отдыхающих, разве что за завтраком. Да и то не всегда. Встает она, как обычно, поздно, а ее соседи по пансиону, бодрые немецкие пенсионеры, к этому времени уже давно на ногах.

Как вам уже известно, перед отъездом Анна купила две книги Уэльбека: в них обеих так или иначе идет речь о Лансароте. Уэльбек с его пессимизмом, порно-откровениями и магнетической меланхолией успокоил ее. Благодаря ему далекий южный остров стал чем-то знакомым и понятным.

М признается, что ему нравится читать Уэльбека

Все же мне нравится читать романы Уэльбека. По крайней мере, этот. Я проглотил его за два часа! Сцена, где герой лижет клитор симпатичной цыпочке, меня очень возбудила. Я ведь тоже люблю это делать. Точнее, любил, когда практиковался. Секса у меня не было очень давно, но, надеюсь, я не потерял этих навыков… Конечно, нет. Это как кататься на велосипеде – если научился, то никогда не забудешь.

Опять вспоминаю ту девушку, которую встречал несколько раз и которая так меня волнует. Меня посещает озорная мысль: каково бы ей сделать то, что я любил когда-то делать и о чем прочитал только что в книжке Уэльбека? Интересно, понравится ли ей это? Впервые я думаю о ней как о сексуальном объекте. Впервые она предстает передо мной как желанная, возможно, женщина, с клитором, с грудью, с влагалищем… Но это ли в ней для меня главное?

Анна и возможность острова

Итак, я на Лансароте. Десять дней моего пребывания здесь – как они пройдут? А так, как пройдут. Чего загадывать? Мой отель – маленькая вилла, в ней очень тихо и спокойно. Хорошо, что я не пожалела денег и сил и выехала из того отеля, в который меня поселила «вонючая». Хозяева милые, не надоедают. То, что надо. И, признаюсь, я пока не созрела до пребывания на необитаемом острове, как грезила когда-то. Мечта стать Робинзоном для меня ― все еще нечто невообразимое. Поэтому уже на второй день меня тянет к пляжу, к людям. Я решаюсь съездить на соседний остров Фуэнтевентура; говорят, там самые лучшие пляжи на Канарах. Конечно же, беру с собой романы Уэльбека, что купила накануне, в тот день, когда снова встретила его… Того парня, который… Который, наверное, что-то во мне будит. Какой уже раз мы встречаемся с ним вот так неожиданно? Я всегда сбиваюсь со счета, когда пытаюсь вспомнить наши встречи. Их получается то пять, то четыре, то шесть, а то и вовсе три… Да и какая разница, если на этих «встречах» ничего не происходит?

На Фуэнтевентуре, искупавшись в море, я читаю эти книги. Не пялиться же мне на окружающих! В один момент, оторвавшись от чтения, обвожу взглядом пейзаж: пляж настолько длинный, он не кончается, напрасно я ищу ему границу. И везде купающиеся или загорающие люди, на лежаках, под зонтиками, некоторые играют в волейбол, ныряют с аквалангом, катаются на водных лыжах, бегают за воздушным змеем… Меня почему-то удручает вид этих самозабвенно отдыхающих и получающих удовольствие тел, таких беззаботных и грациозных… Наверное, это из-за книг Уэльбека.

***

Анна полулежит в шезлонге под зонтиком ― ведь так полагается на буржуазном отдыхе. Но это не ради помпы или соблюдения правил, просто солнце очень сильное, а она не любит загорать. Она впервые на таком отдыхе, на Канарах, а ведь это мечта любого курортника, особенно российского: белый песок, длиннющая линия пляжа, уходящая в бесконечность, тысячи купающихся людей. Среди них ― много красавцев, от канарского загара становящихся еще более красивыми. Она украдкой любуется ими… Тем же, кто не вышел ни телом, ни лицом, загар тоже помогает, освежает и придает шарма, особенно когда они одеты и сидят на террасе ресторана, неспешно потягивая коктейли. Но здесь, на пляже, они проигрывают молодым, красивым, возбуждающим телам и таким же лицам, гладким и безмятежным, без едиой складочки, без единого намека на хотя бы малейшую интеллектуальную работу. У Анны набухает клитор, когда она смотрит на таких парней. Она сжимает бедра и кончает. Ей жарко, но она не может заставить себя встать, лежит распластанная на своем ложе, растекшаяся как медуза и все еще распаленная.

На Фуэнтевентуре к ней подходят мужчины «с предложениями». Сначала это двое немцев ― наверное, немного настойчивых для европейцев, но достаточно мягких для русских. Один молодой и красивый, но с постным лицом, другой – постарше и с небольшим животом, но очень уверенный в себе. Они упирают на то, что с ними ей «не будет скучно». Как это смешно ― с немцами, и не скучно? Анна едва не смеется им в лицо. Хотя отмечает, что они очень милые. Но они ей не нравятся. Тем более она не может отделаться от стереотипа, что все немцы ужасно скучные. Она понимает, что глупо так думать, но чувствует, что с ними она не убедится в обратном. Немцы довольно долго стараются разжечь в ней интерес к себе, даже пытаются говорить по-русски. Увидев, что ничего не выходит, они желают ей хорошего дня и деликатно удаляются.

Потом к Анне подходит усатый араб средних лет, от которого за версту пахнет деньгами. Она сразу прозывает его «нефтяным султаном». Тот уже по-восточному настойчив, почти как русский. Приглашает ее в ресторан «прямо сейчас; здесь очень жарко и будет еще жарче, не очень полезно для здоровья так долго быть на пляже». Получив категоричный отказ присоединиться к нему – Анна даже отворачивается – он зло глядит на нее и плюет в песок. Анна боится, что он еще и обдаст ее этим песком, в панике смотрит на его ногу… Но он не делает этого и медленно уходит, высматривая других девушек. Анна облегченно выдыхает.

Она удивлена повышенным вниманием со стороны мужчин. «Чем я их так привлекаю?» Кстати, ее не удивляет внимание того молодого человека в Москве, с которым она уже столько раз случайно встречалась, потому что это – что-то особенное. Парень явно не в себе, поэтому так интересен ей. Видимо, и по ней заметно, что у нее не все дома, вот он и пялится на нее… Но его внимание она понимает и принимает, а их внимание – нет. Она не готова к такому вниманию, не хочет его. Или притворяется? А может, просто отвыкла? Снова чувствовать себя самкой, на которую охотится самец… Как это странно! «Какая я, однако, обольстительница!» Эта мысль смешит ее, веселит, тешит ее самолюбие, но ей от нее некомфортно.

Выйдя из океана и завернувшись в большое белое полотенце, Анна полулежит в своем «буржуазном» шезлонге и украдкой смотрит на серфера, гладкого юношу с прямыми волосами, блондина. К ее удивлению, он тоже подходит к ней. Бог красоты, выходящий из воды, из пены морской, Афродита в мужском обличье… У нее перехватывает дыхание. Но, увидев его вблизи, – его старательно уложенные волосы, самодовольное лицо, и тело, совершенное и золотистое как у Адониса, покрытое густым слоем загара, словно солнечные лучи застыли на его коже и все еще ласкают ее, – Анна немного колеблется, но в итоге отказывает и ему. Серфер ужасно раздосадован; он шел за победой. Он был уверен, что дело плевое. Он не привык получать отказы. Ведь любая девушка здесь хочет его. Тем более он поймал ее взгляд. Он раздосадован, но более всего озадачен. Он не понимает, почему она ему отказала. И это разжигает в нем интерес. Он чувствует себя охотником, который должен во что бы то ни стало поймать непокорную дичь. Он не показывает, что разочарован. Он уверен, что она скоро упадет к нему в руки, как созревший плод. Но он будет напоминать ей о себе. Он видел, как она смотрела на него. Он запомнил его. Этот взгляд не может лгать: она хочет его.

Анна-философ

Это, конечно, гротеск – жить на Лансароте и… читать роман «Лансароте». Но Уэльбек выразил что-то очень важное. Что именно, затрудняюсь пока сказать. Как автор он сначала показался мне довольно занудным, как человек – мелочным, злобным и нетерпимым, но что-то упорно очаровывает меня в нем. Я выписываю его образ, сидя вечерами после прочтения очередной главы. Я бы с удовольствием встретилась с ним здесь, или хотя бы с человеком, похожим на него, европейцем средних лет, который – да! – хочет секса, но с ним и поговорить интересно. Не то что эти постные немцы или усатый араб с пачкой денег… И это не обязательно должен быть европеец, какая разница, откуда он? Хоть из Африки, или из Индии, или Южной Америки… Главное, чтобы на его лице был отпечаток интеллекта, чтобы с ним было о чем поговорить. Но такие ко мне не подходят.

Я не хочу думать про мизантропию человека, книгу которого я читаю. Я почему-то уверена, что знаю ей цену. И слава богу, мне не хочется его жалеть. Мне не хочется видеть в нем ни героя, ни романтическую фигуру. Главное в нем – это безысходность, меланхолия, та самая меланхолия и тоска западного человека, о которой много говорили разные мыслители… «Меланхолия и романтизм, которому все меньше есть применения… Вот что главное в этом писателе», – думаю я, засыпая. А я, что я? Я из России, диковатая, но благородная девушка, приехавшая сюда не трахаться, а просто отвлечься, забыть о своей проблеме, о своем наваждении. И несмотря на то, что я порноманка, я донельзя романтична. Чего стоит идея приезда на остров, про который читаешь в книге!

***

На Лансароте Анна совсем перестает мастурбировать. А тот серфер, которому она отказала, по-прежнему не дает ей покоя. Он появляется на пляже примерно в одно и то же время, подходит и уверенно спрашивает, не передумала ли она. Пытается завести с ней разговор и пригласить на коктейль, у него отличный английский, хоть он и не англичанин и не американец, а голландец, из какого-то маленького городка, она забыла его длинное название, которое он произносит очень смешно, со свистящими и каркающими звуками… Анна в ответ почти хамит ему. Он не замечает этого, улыбается и уверенно глядит на нее глазами, полными доброй насмешки и покоя. А ее глаза для него – зеркало, в отражении которого он нежится и блаженствует. Неужели он прочитал все, что говорит ее взгляд? Например, то, что он ей снится каждое утро, всегда перед самым пробуждением, и что у нее, когда она встает, всегда там мокро, но не слишком? И что она несколько раз была на грани оргазма от этих снов, но так и не кончила. Кстати, она по-прежнему не мастурбирует.

Анна и серфер, продолжение

Я хочу, чтобы парень, которому я отказала, слащавый серфер, возненавидел меня. Потому что лишь ненависть является чем-то настоящим в этом насквозь искусственном мире. Я уже говорила про это. Но его распалил отказ, и это не ненависть, что я в нем пробудила, это азарт охотника. Он хочет меня во что бы то ни стало трахнуть и закрыть вопрос. Тем самым он победит меня. Я для него лишь одна из телок, просто посложнее, с характером, набивающая себе цену. Ему наплевать на феминизм, на эмансипацию. Их нет в его мире. В моем мире этих понятий тоже нет, но у меня есть гордость, простая человеческая гордость. Вот почему я не хочу ему уступать. Но, в его понимании, я сопротивляюсь лишь для того, чтобы меня усмирили. Он хочет сыграть «Укрощение строптивой» на новый лад. Но в том-то и дело, что я не хочу быть укрощенной. И я не строптивая. Я не хочу, чтобы меня укрощал этот серфер! Да, сознаюсь: я желаю его тела. Несколько нестерпимо долгих минут я желала его так страстно, что готова была раздеть его, сдернуть его свободные и от этого еще более возбуждающие бермуды прямо на пляже…

Потом наваждение прошло. Я очнулась. Но поздно, колесо уже запущено. Он принял мой вызов. И готов пойти до конца, чтобы победить меня. Для него секс – это способ доказать свое превосходство, ну и развлечение тоже, и удовольствие, конечно. Это даже не война полов, а просто его «превосходство», тупое и непоколебимое превосходство самца над самкой. Я представляю его через сколько-то лет, когда его шарм уйдет и ему будут отказывать красотки, которые сегодня стоят к нему в очередь… Станет ли он от этого пить, или просто покончит с собой? Или в его голове даже не зародится подобная мысль, и он просто будет доживать свои дни так, как получится? В любом случае, все это случится не так скоро. Конечно, он может упасть со своей доски, его может покалечить акула, но это все гипотезы. Тогда он, возможно, поймет больше про себя и про мир. Но пока он красив своей безыскусной красотой, как молодое животное, как жеребец, трясущий гривой и нетерпеливо ржущий в ожидании кобылы. Он пока не понимает, что тоже обречен на заклание природой. Мы все обречены, но для него это будет… мучительнее. И никакой он не Адонис. Вот уж нет! Он просто слащавый блондин-серфер, классический тип серфера, очень возбуждающий современных самок. И меня, пожалуй, тоже. А я-то думала, что отличаюсь от них, от этих примитивных самок, над которыми так люблю издеваться! Оказалось, что я одна из них, по крайней мере, здесь и сейчас. Вот и вся моя эволюция. И он это прекрасно знает, поэтому не отстает. Меня ужасно раздражает правда, которую он мне невольно показывает, зеркало, в котором я предстаю такой, какая есть, примитивной и сексуально озабоченной, усредненной женщиной, управляемой инстинктами самкой. О, где же мой Уэльбек!

Через два дня мы случайно встречаемся на дискотеке. Он не ненавидит меня, он слишком влюблен в себя, чтобы кого-то ненавидеть, он красив и молод, и абсолютно прав во всем; молодость всегда права. Да и виноват ли он в том, что современный мир нуждается в таких как он? Точнее, это такие как я в нем нуждаются.

Он раздосадован моим странным поведением, в его не испорченной сложностями жизни появилось одно «Но», и он его не понимает. Сопротивление, озадачивающее и распаляющее его. С ним так все просто и понятно, что я вот-вот начала бы зевать, если бы не его невинность. Да, он невинен как теленок, которого можно накормить, а можно повести на убой. Он не пытается в открытую приглашать меня, как тогда на пляже, делает лишь один намек, в ответ на который я даю ему понять, что он мне по-прежнему не интересен. Но его насмешливый взгляд говорит, что он что-то знает. Пусть так, пусть он видит в моих глазах немую просьбу и вожделение, которое я не могу скрыть, но у меня все-таки еще есть силы бунтовать и сопротивляться.

***

На следующий день он появляется на пляже с роскошной девицей. Она по птичьи растирает крем на своем великолепном, как у Афродиты, теле. Серфер торжествующе проходит мимо Анны, одиноко лежащей в своем шезлонге…