полная версия

Максим Черников
Порномания

Анна борется с искушением

Я борюсь с желанием включить компьютер и провалиться туда, в эту кроличью нору, в это логово белого червя, в эту геенну искушений. Мне, наверное, ужасно этого хочется. Но все же я не открываю его – он, наверное, давно покрылся толстым слоем пыли в кладовке, замер там в ожидании своего часа. И вот, когда я включу его, он радостно заурчит и начнет работать, начнет подчинять меня своей воле… О, как же я этого боюсь, как бегу от этого! Мне так страшно, я не хочу повторения, но в глубине души знаю, что этого не избежать.

Тем не менее я не включаю эту проклятую машину, не слышу, слава богу, радостного урчания. Еду в центр, в книжный магазин, и впервые за долгое время покупаю там много книжек. Теперь я могу это позволить. И это куда лучше, чем бродить по бутикам в Столешниковом переулке и на Большой Дмитровке. Современная философия, фикшн, нон-фикшн – я читаю все запоем, главное не останавливаться и не смотреть на дверь кладовки, за которой лежит готовый заурчать зверь, он нем, но стоит нажать на кнопку, и… Все-таки я еще могу контролировать себя, свое желание, свою порноманию… Но когда силы иссякнут, что будет дальше? О, не надо про это, пожалуйста! Я лишь хочу продлить этот момент свободы, я живу настоящим, только этим мигом и ничем больше.

А знаете, что еще заставляет меня держаться подальше от урчащего монстра? Лицо того худощавого парня с такими живыми темными глазами, которого я уже несколько раз случайно встречала в городе. Он, по-моему, тоже обратил на меня внимание. Смотрел пристально, словно хотел что-то спросить, но не мог решиться. Наша встреча всякий раз происходила так внезапно, что, увидев друг друга, мы буквально немели от неожиданности.

***

М – так зовут того темноглазого, худого и нервного молодого человека, который несколько раз встречался Анне и который «помогает» ей удержаться от порномании. Пора дать ему слово.

М страдает от перевозбуждения и вспоминает о случайной встрече с Анной

Я в жутком возбуждении, вызванном лекарством для расслабления мышц, которое принимаю уже неделю. Я больше не буду его принимать, но сейчас от этого решения легче не становится – я уже выпил дневную дозу, и очень зря. Я еду в метро, мысли несутся галопом. Зубы стучат. Меня то бьет озноб, то мучает жар, мне кажется, что сейчас весь мир, мой мир, перевернется вверх тормашками, я боюсь потерять опору, боюсь провалиться. Единственное, что мне помогает удержать равновесие и не упасть, не провалиться, это мысли о девушке, которую я несколько раз встречал на улице и в книжном, и всегда случайно и совершенно неожиданно. Мне важно встретиться с ней хотя бы еще раз, но как найти ее?

Я чувствую с ней невероятное единение, мне кажется, что только она способна меня понять в этом огромном городе. Возможно, что и я – единственный, кто ее поймет… Я рисую дурацкую картину: вот я, лежащий бездыханным после приступа, а эта девушка, вся в слезах, склоняется надо мной… И ― о чудо! Я оживаю… Вот какие образы прокручиваю я в своем сознании, пока мое сердце чуть не выпрыгивает изо рта, и я едва не теряю сознание в вагоне метро, окруженный хмурой утренней толпой. На меня смотрят с подозрением и неприязнью. Но отвернуться невозможно – прижатые друг к другу, как селедки в бочке, люди, оказавшиеся рядом со мной, смотрят на мои муки, на мой пот, сменяющийся ознобом, слышат, как стучат мои зубы, снова и снова видят мой закрывающийся и открывающийся, как у рыбы, рот… Нет, никто не скажет ничего, не спросит: «Вам плохо?» Будут стоять с поджатыми губами, презрительно и брезгливо смотреть на меня, то обливающегося потом, то трясущегося от холода. Привычная картина, до боли привычная. Интересно, если я прямо здесь отдам концы или хотя бы потеряю сознание, что они сделают? Думаю, отпрянут, оттолкнутся от меня и тем самым оттолкнут меня от себя. И, несмотря на жуткую тесноту, место найдется. Так всегда бывает в особых случаях, даже в совершенно заполненном пространстве; это необъяснимо, но я часто это наблюдал, в метро и не только в нем. И вокруг меня словно нарисуют невидимый меловой круг, образуется пустота, которая будет охранять меня от них, от мира, с которым я все время в каком-то конфликте. О, зачем я принял эти таблетки?

Анна просыпается и вспоминает о случайной встрече с М

Я просыпаюсь от какого-то странного беспокойства, словно меня грубо толкнули во сне. Теперь уже долго не заснуть. Я ненавижу такие утра, когда что-то вторгается в мой мир, и без того не слишком уютный, но все же мой собственный мир. Встаю и подхожу к окну. В нем мне видится взволнованное лицо того парня, которого я встречала уже несколько раз и всегда так неожиданно. Сколько это будет еще продолжаться? Как пусто на душе. Эта игра, это наваждение, кончится ли оно так же внезапно, как началось, и я больше никогда его не увижу? Всегда, встречая друг друга, мы замираем и слова не можем сказать; такова каждая наша встреча.

***

«Ну и пусть будет так», – говорит Анна и хмуро шлепает босиком в ванную. Обычные водные процедуры, обычный завтрак, много кофе, много сигарет, много шоколада и, конечно же, интернет, сеть. И она, маленькая черная мушка, запутавшаяся в этой сети, в этой паутине, недаром ее называют web… Но где же паук, черт его побери? Ведь если есть сеть, паутина, web, и есть жертва, то должен быть и паук, что управляет этой паутиной. И тут Анна со смехом думает, что давно ответила на этот вопрос. Паук – это виртуальный мир, в сеть которого она попала. Но при чем тут виртуальный мир, когда она сама загоняет себя в тупик? Может быть, она с удовольствием играет двойную роль паука и его жертвы, хищника и мушки, попавшей в паутину?

Возможно, что это так, возможно, ей сладко быть жертвой, и не только ей. Но все-таки у нее больше связи с ролью мушки, что бы она ни придумывала насчет двойной роли, которую сама себе выбрала. Она, по правде говоря, не слишком в это верит. Она склоняется к тому, что у нее не было выбора, что она оказалась слишком слаба, чтобы противостоять напору виртуального соблазна. Сможет ли мушка вырваться? Пока не ясно. На сегодня она увязла в паутине, и с каждым днем запутывается в ней все больше, а паук все плетет и плетет нити, все выделяет слюну. Хорошие мысли для начала дня!

Анна обещает себе

Нет, нет, нет, никакого Facebook’a, «Ютюба» и прочей ерунды. И, самое главное, никакого порно. Я и в этот день не включу компьютер. Сегодня он тоже будет стоять без работы, клянусь! Уже месяц, даже больше, я не касалась его. Какой прорыв, какой успех! Но почему мне тогда так страшно?

М все еще перевозбужден

Что за мучительно долгий день мне предстоит? Изменит ли он меня навсегда или оставит прежним? Я хочу, чтобы этот день стал особенным в моей жизни.

В вагоне становится свободнее, я даже сажусь на сиденье. Бешено колотившееся сердце успокаивается. Прошел озноб и сменяющий его липкий жар. Вокруг меня по-прежнему хмурые, озабоченные утренние лица московской подземки. Я хочу им улыбнуться. Улыбаюсь. От этого они становятся еще более хмурыми. Они избегают смотреть на меня, они словно сговорились и смотрят в одну точку. Улыбка сползает с моего лица. Я тоже увидел, обрел эту точку и стал так же, как они, хмуро и сосредоточенно смотреть в нее. Теперь мы вместе, теперь мы едины, теперь я понимаю их. А всего-то и надо было с самого начала смотреть в эту проклятую точку где-то там, на горизонте, за пределами вагона, в темноте коридоров, по которым несется поезд. И все-таки я уверен, что мы смотрим в разные точки. Но представим почти невозможное, а именно: точка у нас одинаковая, и мы пялимся в нее без остановки, без всякого смысла, как животные, жующие свою жвачку. Что тогда? Неужели все изменится от этого? Нет, нет и нет. Потому что я знаю наверняка, что думаем мы совершенно о другом и совершенно по-другому. Но это не так уж важно, правда? Главное, что видимость соблюдена, мы похожи, мы выглядим одинаково: они хмуры и я хмур. И, кажется, мы смотрим в одну точку.

Анна хочет уехать на время из Москвы

«Теперь все будет по-другому», – проснувшись этим утром, говорю я себе. Мне вдруг захотелось удовольствий и сладкой жизни, как на каталогах в турагентстве. Решено: я пойду в одно из таких турагенств и буду искать тур на сказочный остров прямо из девичьих грез… Я попробую заказать себе райский отдых… На пляже, на морском песке, золотом и самом чистом. На прекрасном острове, как из фильма «Пляж», где мировой секс-символ Ди Каприо нашел идиллию, а потом… Ах, не надо про это. Вечно меня тянет на что-то темное, черное или хотя бы серое. А мне сейчас нужно белое и золотое. Я в конце концов девушка! Загранпаспорт уже готов, я сделала его срочно, переплатила, вот он лежит передо мной, темно-красный, мой первый заграничный паспорт. Срочная виза делается всего за три дня, но я пока не знаю, куда хочу ехать.

М ведет записи в блокноте

После короткой передышки напряжение возвращается. Меня уже не бьет дрожь, приносящая то холод и озноб, то жар и почти бред, но сердце по-прежнему бешено колотится. Как раз в этот момент в вагон заходит группа студентов. От них пахнет чем-то затхлым, словно это не молодые, полные жизни люди, а толпа старых зомби. Сыплются слова типа «прикольно», «отстой», «клево» и прочий словесный хлам. Меня передергивает. Неожиданно я выхватываю свой маленький потрепанный блокнот и начинаю фанатично записывать все, что они говорят, слово за словом. Студенты наконец понимают, что происходит, и замолкают. Я пишу в блокноте: «Ими овладевает неловкость, потому что они видят, что я записываю за ними». Я сижу с ручкой наготове, но они словно сговорились и онемели, ни одного слова не выходит из них за несколько долгих минут. «Наша остановка?», – наконец спрашивает кто-то из них сдавленным голосом. Я вздрагиваю и с жадностью записываю: «Парень спросил сдавленным голосом, их ли это остановка».

Когда двери открываются и они выходят, одна из девушек, кинув быстрый взгляд на меня, бросает в мой адрес: «Псих какой-то!» И поспешно выходит за остальными. Я радостно записываю в блокнот: «Одна из девушек сказала про меня: «Псих какой-то!» Я нашел для себя новое развлечение. Теперь я буду ходить с блокнотом, а лучше с диктофоном, и записывать весь этот словесный мусор. Я стану одержимым летописцем нового Пустого века. Вдруг это кому-то понадобится? Скажет ли мне кто-то спасибо, или это все канет в лету? Кому нужна эта «летопись»? Кому нужны эти никчемные, молодые и старые, люди вокруг меня? Кому нужен я сам? Единственное, что утешает и вселяет надежду – это мысль, что, быть может, я все-таки нужен той девушке, которую я случайно встречал вот уже несколько раз и которая так запомнилась мне, что даже снится ночью. Вот бы встретить ее еще раз и завязать разговор.

Анна приступает к выбору поездки и грезит о пляже

Итак, я просматриваю объявления на туристическом сайте, славящемся своей дешевизной. Предложений много. Приезжаю туда, так как онлайн у них ничего не решить, надо присутствовать лично. Так для меня даже лучше: хоть пообщаюсь, а то совсем одичала. Меня проводят как VIP-гостя в отдельный кабинет. Я иду за агентшей, которую мысленно уже прозвала «вонючей курицей»; от нее несет нарочитыми духами, и она успела смерить меня оценивающим, беспардонным взглядом. Как это привычно для Москвы! Я могла бы обойтись без этого и не глядя купить дорогой тур. Но мне доставляет удовольствие продлевать поиски. Я хочу как можно дольше тянуть этот процесс, словно вкусный коктейль на пляже.

На пляже. Пляж. Вот куда мне надо. Пляжный отдых: вот что меня спасет и взбодрит. Мне нужен вульгарный пляжный отдых, как тем «овощам», которые едут за ним. А чем я их лучше? Такой же, в общем-то, овощ, как и они. Еще и порноманка.

Итак, смотрим предложения. Среди них есть ужасно заманчивые. Особенно умиляют картинки, иллюстрирующие все это. Вот парочка в удобных плетеных креслах сидит перед неправдоподобно лазурным, «отфотошопленным» морем. В панамах, загорелые, красивые. Мир принадлежит им. У меня картинка вызывает ревность, ведь мне не с кем ехать в эту сказку. Я буду там одна. Другая картинка: парень на красивом дереве, сидит как птица и беззаботно смотрит вдаль. Загорелое тело, не накаченное, но подтянутое. Как раз то, что мне нравится. Плюс короткая стрижка. Небольшая щетина… У меня становится мокро в трусах. Я не могу сдержаться, уже вовсю тереблю свою киску… Я одна ― моя агентша куда-то ушла, покачиваясь на своих дурацких каблуках и воняя тяжелыми, удушающими духами, от запаха которых меня передергивает. Дверь кабинета неплотно прикрыта, в коридоре приближающиеся шаги хорошо слышны, так что меня не застанут врасплох… Тем более что я уже кончила, управилась буквально за полминуты, как настоящий спринтер.

Теперь, когда я «спустила» – я намеренно узурпирую этот сугубо мужской термин – все эти моря, пляжи и прочая вылизанность меня раздражают. Вот это чувство и есть самое верное. Я не хочу рая, бунгало и жары, даже бриза и ветерка с моря, который «делает тебя счастливой» тоже не хочу. Я хочу… чего-то другого. Чего же? Каменных джунглей, полных одиночества? Пусть так, но в них я хотя бы окружена таким же несчастными. Не то что на этих пляжах. Там все автоматически становятся какими-то радостными. Счастливыми. И это удручает. Потому что искусственно. Потому что ничего нет в этом мире настоящего, кроме ненависти. Но ее стараются снивелировать, объявить недействительной. А все равно: глупые ненавидят умных, бедные – богатых и так далее. Арабы ненавидят евреев. Армяне турок. Азербайджанцы армян. Босс ненавидит своих подчиненных, они отвечают ему тем же. В мире все вроде бы выхолощено, все продано, зачищено глобальным капиталом, корпорациями. Любовь, честь и прочие понятия не имеют ценности. Вера курьезна. Любой пафос оборачивается пародией на самое себя. В общем, все мертво. Жива лишь ненависть. Она единственная, что может сбалансировать наш мир. Ненависть, которая порождает конфликт, вызывает реакцию, не ту, которая принята, а ту, которая справедлива – для того, кто ее выбирает, конечно. В мире миллиарды правд, как вы знаете. Вот и в России тоже все не скрывая ненавидят друг друга, но это не уменьшает наших проблем…

Да, после искусственной разрядки, когда наваливается чувство тоски и опустошенности, меня частенько тянет пофилософствовать, во мне просыпается ехидная и полная желчи актриса, которая от души играет свою роль, потому что сама ее себе написала. Да, я играю эту роль от души, я слишком прикипела к ней. Не относитесь к этим всплескам слишком серьезно.

М встречается с С и еще кое с кем

Я продолжаю записывать все, что слышу. Ну, или то, что мне интересно, не знаю, как точнее сказать. Меня умиляют некоторые признаки человеческого, слишком человеческого в людях. То, что я слышу на улицах вокруг себя, часто глупо, грубо и отдает пошлостью, но меня это трогает. В начале ХХI века, когда люди все больше походят на машины, любая человеческая черта способна вызвать умиление. Как вот этот разговор бабушки и внука, что я записал несколько минут назад в продовольственном магазине.

Мальчик громко спросил ее: «Бабушка, помнишь, как ты помолилась, и я сразу покакал?» Она раздраженно ответила: «Да».

Это было записано как раз после встречи с моим знакомым, С. Мы давно не виделись, и разговор не удался. Мы сидели больше часа в каком-то сетевом «кафе русской кухни» типа «Елки-палки», в самом центре, и все это время он заливался соловьем, рассказывал о себе, о своих успехах. У него всегда сплошные успехи, даже неудачу он превращает во что-то невероятное… Когда мы вышли из кафе, я буквально напал на него:

– Ты не замечаешь, что постоянно якаешь? Я, я, я. Бесконечно слышны твои «Я»! Неужели тебе это не надоело? Мне – очень. Я не могу это выносить!

– Мдааа, а ты не меняешься… Как был истериком, так им и остался.

– Да пошел ты!

Когда-то у нас было немало общих тем: работали вместе, еще раньше учились в одной группе. Но теперь мы абсолютно разные: он стал интернет-дизайнером в крупной компании, очень известной в стране, я ― копирайтером в среднем рекламном агентстве. Я не люблю свою работу. Он любит свою работу. Я завидую ему. Он не завидует мне.

Не знаю, почему я так сорвался. Тем более что С все равно ничем не прошибить. Он дойдет до метро и уже все забудет: для него мои выпады – комариный писк. У него когда-то были неурядицы в личной жизни. Но теперь С счастлив: у него есть «классная девушка». Он едет к ней. Вот из-за этого я ему тоже завидую: он едет к кому-то, он не один. Лучше бы я потратил остатки выходного дня на что-то другое, чем на общение с ним! Поймите, меня не так раздражало его бахвальство, а скорее то, что он ничего не замечает вокруг. Мне было с ним к тому же скучно. Но это не отменяет постыдного факта: я завидовал ему, я ненавидел его за то, что ему было лучше, чем мне, и я хотел подгадить ему. Мне не удалось испортить ему настроение, зато я еще больше испортил настроение самому себе.

Неловко попрощавшись с С – он уезжает, улыбаясь и подначивая меня, но пытаясь свести все к шутке, – я решаю зайти в книжный магазин. Не смотря по сторонам, все еще надутый, я стою около стеллажей с художественной литературой.

Взяв наугад какую-то книгу с полки и не видя в ней букв, я все же силюсь прочитать хоть слово, а потом фразу, и так далее. Мне это быстро надоедает – я все равно не могу сосредоточиться. Подняв глаза от расплывающихся букв, которые не складываются в слова, я смотрю вдаль, потом перевожу взгляд на людей вокруг. И тут меня словно озаряет: метрах в пяти стоит она. Тоже ни на кого не смотря, берет книгу за книгой, листает, ставит обратно…

Через некоторое время она чувствует, что на нее смотрят. Медленно отрывает глаза от книги, наверное, пятой за три минуты – что она так сосредоточенно ищет? Какая книга ей нужна? Мне так хочется это знать. Она видит мое встревоженное, о чем-то просящее лицо, хмурится, бледнеет, потом краснеет и еще более сосредоточенно утыкается в книгу. А я стою, как в рот воды набрал, не знаю, что сказать, и подойти не в силах, словно оцепенел. Попятившись назад, я тоже хватаю какую-то книгу и начинаю ее листать, но краем глаза наблюдаю за ней. Она все берет и берет новые книги, резко открывает их и пролистывает, читает из них небольшие отрывки и возвращает на место. Так продолжается довольно долго: положила одну книгу, тут же взяла другую, потом еще и еще. Оказавшись около кассы в тот момент, когда она покупает книги, я вижу, что она выбрала «Лансароте» и «Возможность острова» Мишеля Уэльбека. Я его терпеть не могу. Вялый секс, скучные буржуазные ужимки разочарованного европейца… Фу, да я сам могу столько рассказать из жизни наших офисных зверьков, что на пять Уэльбеков хватит! Но он пишет, а я молчу и выражаю смутное недовольство. Даже мои записи, которые я делаю каждый день, не сильно пригождаются. Наверное, скоро брошу это занятие, оно меня утомляет и расстраивает. Я уже устал от записывания бреда и бессмыслицы, что слышу вокруг. Радость была короткой, хоть и бурной. Я хочу чего-то другого.

И опять, опять я не смог сказать ей ни слова. Растерянный, вышел из магазина в тот момент, когда она, волнуясь и косясь на меня, покупала книги. Потом, шагая одиноко домой, моясь в душе и вяло мастурбируя, наконец ложась спать, явственно вижу эти два романа у нее под мышкой. Может, она собралась в отпуск? Куда-то на отдых? Может, на этот самый остров, которым назван роман? Как его там? Ланса… Лансе… Ланце… что-то похожее на слово «Ланселот», не помню точно и не знаю, где это, если честно. Засыпая, я представляю, как засыпает С в обнимку с новой пассией. До чего же он везучий! И денег больше, и… Я ему завидую, но в то же время издеваюсь над ним; разве это хорошо? Он довольно примитивен, я это знаю, да и он тоже в курсе, наверное. Но ведь и я не такой уж большой интеллектуал! Я ворочаюсь, нахожу удобную позу и засыпаю ненадолго.

Через некоторое время просыпаюсь и вспоминаю девушку, что встретил в магазине. Сколько раз мы уже вот так встречались? Три? Четыре? Может, пять? И всегда совершенно случайно. Надо уже точно посчитать, я принимаюсь высчитывать, но от волнения постоянно сбиваюсь. Приходится включить свет и сесть за письменный стол, на котором стоит компьютер. Достать чистый лист бумаги и сосчитать точно, сколько раз я ее видел. Первый раз – в торговом центре. Второй – в кафе. И два последних раза, включая сегодняшний, мы виделись в этом книжном магазине. А где же пятый раз? Я снова считаю, и теперь мне кажется, что мы встречались уже шесть раз… Я зачеркиваю тот раз, что был в торговом центре – я не был в торговых центрах уже очень давно. И в том кафе я ее не видел. Получается, четыре раза? Меня злит моя забывчивость, хотя я твердо был уверен, что помню наизусть все эти странные рандеву; оказывается, нет, они смешались в какую-то одну грустную, бесконечную попытку встречи, в немую просьбу о чем-то… Я засыпаю с ручкой в руке, на белом листе бумаги. Просыпаюсь от дурных голосов за окном. Иду в туалет помочиться. Закончив, захожу на кухню, нащупываю в темноте графин с водой, жадно пью прямо из него, возвращаюсь, напарываюсь в темноте на журнальный столик, чертыхаюсь, выбросить его пора уже давно! Поглаживаю ушибленное место. Через несколько минут боль проходит, чувствую себя уставшим и очень сонным, но все равно не могу заснуть. Лежу, ворочаюсь, пялюсь в потолок, думаю о случайной встрече с девушкой, вздыхаю и спрашиваю себя: «Почему опять я не заговорил с ней в том книжном?» И сам же отвечаю себе раздраженно: «Потому что не заговорил!» Как ни странно, этот окрик помогает. После этого отключаюсь до самого утра.

Встаю на работу, настроение поганое. Я опустошен и выпотрошен. Не хочу себя успокаивать, иду к метро и хмурюсь, меня ничто не радует и не будет радовать сегодня, я знаю. Причина тому – моя вчерашняя нерешительность с девушкой в книжном. Будь я более смелым, моя жизнь, возможно, уже изменилась бы.