Лидия Чарская
Дом шалунов
И мать с сыном замирают в объятиях друг друга.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
С самого утра морозного зимнего дня «рыцари» поднялись чуть ли не с петухами.
У всех были торжественные и печальные лица. Все ходили на цыпочках и говорили шепотом. Сегодня был особенный день в Дубках: уроков не готовили, не проказничали и не шалили.
Даже не ели ничего за завтраком и ни разу не раздразнили Кар-Кара, что являлось уже совсем необычайным явлением в жизни пансионеров.
Видно было, что готовилось что-то исключительное и необычайное в этот день.
К двум часам к крыльцу подали сани, а через десять минут из сеней вышел Александр Васильевич с обеими племянницами, за ним оба гувернера и все «рыцари» Дубков в теплых валенках и полушубках. Мальчики встали шпалерами вдоль дорожки, ведущей от крыльца к саням. Женя присоединилась к ним, в то время как Маруся осталась на крыльце с дядей, Жирафом и Кар-Каром.
Все глаза устремились на дверь.
И вот в дверях появились пансионские служители, Мартын и Степаныч. Они несли к саням два чемодана и какие-то свертки. За ними Авдотья с помощью Гогиной и Никиной няни тащила тяжелую корзину с припасами.
На крыльцо вышла Екатерина Александровна Владина с обоими сыновьями, Гогой и Никой.
Госпожа Владина уезжала в Петербург и увозила мальчиков с собою. Найдя своего ненаглядного, потерянного Нику, которого она считала более шести лет умершим, она ни за что не могла уже расстаться с ним. Дальнейшее же пребывание Гоги в пансионе г. Макарова тоже являлось теперь лишним. Благородный, смелый, маленький Ника лучше всякого другого исправления подействовал на Гогу своим примером. Гога исправился и самым неожиданным образом стал другим, благодаря самоотверженному поступку своего брата.
Когда госпожа Владина, Ника и Гога появились на крыльце, директор и все присутствующие окружили их. Все ласкали Нику, жали руку его матери и Гоге, просили навестить Дубки, писать и не забывать старых друзей.
Особенно горячо простился с Никою сам директор. Он перекрестил мальчика дрожащей рукой и произнес взволнованно:
– Оставайся таким, какой ты теперь, всю жизнь, и ты дашь этим огромное счастье твоей матери!
Когда отъезжающие сошли с крыльца, маленькие пансионеры со всех сторон окружили крошечное семейство.
Послышались взволнованные, дрожащие голоса:
– Пиши, Ника!
– Пиши почаще!
– И побольше!
– А к Рождеству сюда! Привезете их, Екатерина Александровна?!
– Привезу, привезу!
– Гога, давай и ты твою лапку! Ты славный стал! Такого я тебя люблю!
– Да и я! И я тоже!
– И я!
– Ника, слушай! Вот тебе от меня ножик на память.
– А от меня картинка!
– У меня ничего нет! Ну все равно, возьми мой носовой платок на память.
И грязный носовой платок переходит из чьего-то кармана в карман Ники.
Мальчики наперерыв обнимают и целуют общего любимца. В глазах «рыцарей» – слезы.
Высокий Павлик выходит вперед и взволнованно лепечет:
– Я стихи, стихи тебе написал, слушай:
Мы тебя любим,
Никогда не забудем.
Возвращайся к нам скорей
С братом, с мамою своей!
Алек подхватывает Нику и торжественно несет на руках в сани.
«Рыцари» кричат «ура».
Ника улыбается и кивает головою.
Его сердечко сжимается против воли. Ему жаль своих первых друзей.
Но вот все уселись. С Кудлашкой труднее всего. Она визжит неистово и долго не решается влезть в сани. О том, чтобы оставить ее здесь, не может быть и речи! Она является новым членом семьи Владиных. Ведь Кудлашка два раза спасала их ненаглядного Никушку.
Но вот и Кудлашку усадили!
Сани тронулись. Отъезжающие замахали платками. Замахали и оставшиеся на крыльце – Макака, гувернеры, Женя, Маруся, прислуга.
«Рыцари» бросились за санями. Женя с ними.
– Прощайте, Котя! Гога! Кудлашка! Все! Все прощайте! – зазвенели детские взволнованные голоса.
Кучер дернул вожжами. Сани заскрипели. Вот один поворот, другой, третий… И милые Дубки исчезли из затуманенных глаз Гоги и Ники.
