– Это не бомж. Это Нахимов.
Аня замолчала, пытаясь что- то понять.
– Ты же говорил, что не помнишь, как он выглядит…
– Я соврал.
Соврал? Зачем? Ей стало неприятно, что он опять обманывает её. Мало ли, в чем ещё он мог так же легко соврать ей?
– А он? Он же помнит тебя?
– Да брось… Сколько у него таких, как я, – всех не упомнишь. Я для него всего лишь сын убитого им полицейского.
– Что же будет теперь?
Гюнтер неопределенно пожал плечами.
Слава богу, они уже дома. Его дом – моя крепость.
– Может, он испугается, что мы его увидели, и сядет на дно? – с надеждой спросила Аня. – Будет тихонечко скрываться в том месте дислокации, где скрывался до этого…
– Ты не поняла? Его место дислокации – твой дом! Он всё это время скрывался по ночам в твоем доме. Не было никакого призрака, был он! Отсюда и изменения в доме, которые ты списывала на бабайку… Днем копали мы, а ночью приходил Нахимов. В дом легко зайти через дворное крыльцо. Занавешивал окна тряпками. Я знаю его бабу… Наверно, днем он отсиживался у нее, до прихода ее мужа. К матери заходил. Неужели не помнишь мужика, который во дворе дома ведьмы в машине копался? Зачем ему садиться на дно, если он захаживает к подполковнику полиции? Сама подумай.
Аня опять замолчала. Убийца в её доме…
Она вспомнила, как в первую ночь в деревне спала в машине под окнами и ведь видела, что там кто-то шевелился… Во вторую слышала шаги на дворном крыльце… Видела «бабку в платье». Похоже, она и правда помешалась на призраках, если не поняла очевидных вещей.
– Не нравится мне всё это… – судорожно соображала она. – Они могут найти нас. В любом случае, это становится опасным. Мы знаем, где скрывается человек, которого ищет вся местная полиция… Разве что кроме дяди Паши. Может, сообщить на всякий случай дяде Паше? Он ведь тоже предупреждал меня…
– Да, думаю, именно этим я и займусь завтра. А пока ложись спать. Могу поспорить, сегодня бабка к тебе не придёт.
Он выключил свет и уселся рядом с окном, взяв в руки электронную книгу. А сам то ли всё ещё дулся на Анину глупость, то ли думал о чем-то. А может, он сел у окна, чтобы увидеть, кто зайдет к ним за калитку?.. Мысли путались…
– Ты злишься на меня? – Аня укрылась одеялом.
– Да. Тебе не надо было ездить в этот дом, – флегматично заметил он.
Аня долго ворочалась. Было как-то тревожно. Да, мертвых она теперь не боялась, но боялась живых… Дёргалась от каждого звука, доносившегося с ночной улицы, от каждой проезжающей мимо полуночной машины. Единственное, что успокаивало ее, – это силуэт спокойной фигуры Гюнтера. Когда, наконец, рассвело, Аня уснула от нервозной усталости.
Проснувшись утром, она не обнаружила Ивана рядом и быстро вскочила. Он так и не лёг спать… Оббежав весь дом и нигде не найдя его, она распахнула занавески и выглянула в окно. Иван стоял на улице и о чем-то мирно разговаривал через забор с парнем интеллигентной внешности. У Ани отлегло от сердца. Увидев Аню, он молча кивнул парню и пошел в дом.
– Доброго утра моей принцессе! – он поцеловал ее в макушку. – Сейчас позавтракаем и я перегоню твою машину.
Аня и забыла, что вчера ночью бросила её у своего дома.
– Спасибо. – Аня разлила по чашкам кофе. – Интересно, «бомжи» не отвернули от неё колеса?
– Зачем им твоя машина… Пока меня нет, пожалуйста, ни шагу из дома! Хватит уже искать себе неприятностей…
– Обещаю!
После завтрака Аня уютно устроилась в кресле у окна, взяв свою чашечку кофе и его книжку, и посмотрела, как он вышел за калитку. Всё же утро имеет дивное свойство – умиротворять то, что ночью казалось таким страшным.
Минуты через три у дома остановилась машина. Из нее вышел молодой человек. Аня легко узнала его – это с ним разговаривал Ваня утром. Он остановился у забора и, видимо, стал ждать, когда выйдет хозяин.
«Как неудобно, – подумала Аня, – Ваня ведь только ушёл, сколько он прождет? Может, у них дела какие-то. Выйду скажу.»
– Здравствуйте, – она вышла из калитки: не разговаривать же с человеком через забор, это неприлично. Тем более, у соседей напротив опять брехал и звенел цепью пёс, чуть не покусавший ее в начале отпуска. Не перекрикивать же. – А Иван уехал только что. Вы позвоните ему.
– Здравствуйте, – улыбнулся интеллигентный мальчик. – А я не к нему, а к Вам. Ваши документы на отказ от дома готовы, нужно подойти расписаться. Сегодня их нужно отправлять в Починки, до 11 нужно успеть. Неужели Иван не передал Вам?
– Нет… – удивилась Аня. – Странно… Может, забыл… Я подойду через полчасика!
– Нам бы желательно пораньше, курьер ждёт, мы предупреждали… Да там дел-то на пять минут – зайдите сейчас.
– Я не могу сейчас. Да Вы не переживайте, я успею до 11, Иван подвезёт. – Не будет же она говорить ему, что Иван «не отпускает её» из дома.
– Так я сейчас туда еду. Давайте подвезу. – Молодой человек обезоруживающе улыбался. – Там только пару подписей поставить. Это правда быстро.
Аня колебалась. Съездить, пока Ивана нет? Она дала обещание «не выходить из дома», но она же не ребенок, чтобы из-за этого не забрать документы. Она сгоняет туда и обратно – он и не заметит… Молодой человек торопился. Она уже почти согласилась, как вдруг соседская собака, вновь сорвавшись с цепи, неожиданно перескочила забор и кинулась на интеллигента. Аня взвизгнула и отбежала на крыльцо, а интеллигент начал отбиваться от собаки. Собака довольно долго трепала его, и Аня не знала, как ему помочь, пока , наконец, юноша, сражаясь с животиной, не нащупал дверку машины. Он запрыгнул за руль и, на ходу захлопывая дверь, быстро уехал. Собака побежала вдогонку. Тут же рядом с домом остановился Гюнтер на Аниной машине. Несомненно, он застал интеллигентного юношу.
Аня перевела дух. Ну и что всё это значит? Гюнтер зачем-то скрыл, что документы готовы? Или этот молодой человек вовсе не из конторы? Но зачем тогда ему сдалась Аня? Это как-то связано со вчерашней ночью?
Гюнтер вышел из машины и по его лицу Ане стало понятно: войны не избежать.
– Что у тебя за дела с этим? – без всяких предисловий спросил он. Ане не понравился его тон. Непроизвольно она прибегла к лучшему методы защиты – нападению:
– А почему ты не сказал мне, что документы на дом готовы?
– С чего ты решила, что они готовы? И откуда я должен был это знать?
Вообще да, как-то глупо с его стороны отпираться…
– Я еще раз тебя спрашиваю: что за дела у тебя с этим?
– Да нет у меня с ним никаких дел. Ты сам разговаривал с этим интеллигентным мальчиком утром! Он просто сказал, что можно забрать документы на дом сегодня. Предлагал подвезти. Всё!
– «Подвезти»? «Интеллигентный мальчик»? Ты говоришь полную чушь. Ты знаешь кто это? Это «курьер смерти». Это «шестерка» Нахимова, которая приходит с посланиями к тем, с кем у Нахимова личные счеты. Он передает слова, назначает встречи. Через него же и находят Нахимова те, кому он требуется.
Аня потеряла дар речи, вообще перестав понимать, что происходит.
– Ты что, решила-таки за моей спиной «пробить» направление «Нахимов» в своих глупых поисках? У тебя вообще принципов нет? Ты готова сотрудничать с любым аморалом, лишь бы денег найти?
Аня впервые видела его по-настоящему взбешенным. Он пытался проглотить свою ярость, но получалось плохо.
– Да всё не так! Я не знала, кто это! Слушай, ну не стоит так злиться… Я не виновата, что так произошло… Давай выдохнем и осмыслим всё на остывшую голову. Я клятвенно обещаю, что впредь буду тебя слушаться… и всё такое… и таких историй больше не будет.
– Да, таких историй больше не будет. – Иван собрался с мыслями. – Ты уезжаешь. Колеса целы, бензин на месте. – Он кинул ей ключи от машины. – Сейчас еще масло заодно гляну, – и чеши в город.
Ну, это уже перебор.
– Из-за такой ерунды? Да чего ты так злишься?
– Считай, что мне надоели эти «ерундовые» истории. Я только успел отъехать – ты уже опять во что-то вляпалась. Ты свихнулась со своими сокровищами. Для тебя только деньги и статус и имеют значение. Можешь ехать в «родные пенаты».
– Сегодня?.. Ты выгоняешь меня?
– Да хоть сейчас. Днем раньше или днем позже – какая разница… Зачем растягивать. Все равно уедешь.
Да что за чушь он несёт! Аня молчала. Это звучало как рапорт об отставке. Неужели этот холодный тип – тот самый Гюнтер, который еще вчера был с ней?
– А как же … Починковские кони? Болдино?..
– Я не уверен, что хочу общаться с таким беспринципным человеком, как ты. Яблоко от яблони недалеко падает: видимо, и в тебе осталась капля скотской крови твоего троюродного дядюшки.
От обиды Аня не знала, что сказать, на глаза навернулись слезы. У нее было ощущение, что по ней только что прокатился товарный вагон – и не просто один раз проехал, а покатался туда-сюда… Аня смотрела на Гюнтера, как смотрят на предателя, пытаясь отыскать в его глазах прежнего Ивана. Но его не было… Он не выдержал ее взгляда и отвел глаза.
– Ань, давай не будем лукавить. У нас нет общего будущего. Ты всё равно не хотела оставаться со мной. Тебе нужно было всего лишь найти свои сокровища… Я помог тебе, чем смог. Дальше наши пути расходятся. Наше время истекло…
Аня молча и быстро собирала вещи, механически закидывая в сумку что-то, что схватила рука. Когда в руки попал берестяной гребешок, подаренный Гюнтером, Аня швырнула его на пол, смахивая глупые слезы. Она не будет реветь перед ним. Она больше ни минуты здесь не останется.
По-разному она представляла себе расставание, но чтобы вот так?.. Неужели он больше не скажет ей… Ничего? Она невольно задержалась у машины.
– Я нашлепал тебе бутербродиков с сельдерейчиком в дорогу, – Гюнтер уложил ее вещи в багажник.
Как это неуместно! Уж лучше б молчал…Аня поскорее села за руль. Щемящее чувство придавило ее: сегодня мы виделись в последний раз… Он пристегнул её ремнем и, хлопнув рукой по капоту, сказал: «Ну, давай!..»
Так ничего и не сказав ему, Аня медленно покатилась. В зеркальце заднего вида она видела, как он постоял немного, глядя ей вслед, и пошел в сторону дома.
Проезжая мимо бабкиного дома, она не удержалась. Она знала, что их там сейчас нет. Остановилась, подошла и заглянула в окно. Посреди комнаты, так же как и ночью, валялось сальное тряпье, какая-то грязь, хлам… На стене какой-то дрянью одним ёмким матерным словом было намалёвано послание о бренности поисков, предназначенное явно для Ани и Вани. «Видимо, этот действительно сменил место дислокации, раз больше не скрывает следы своего присутствия. Или перепил?» – подумала Аня.
Она ехала, как в тумане, «на автопилоте» вставая на светофорах и машинально включая поворотник. За время своих каникул она уже отвыкла ездить за рулем по большой дороге, и невольно обратила внимание, что без Ивана, сидящего рядом, она опять боялась скорости собственной машины и проезжающих навстречу фур. Голова ее разрывалась от мыслей и эмоций, которые сбились кучей, и Аня никак не могла разобрать этот клубок, разложить их по полочкам.
Он оказался козлом, таким же, как и все они. Её Гюнтер, её Ванечка – и такой нож в спину!.. Оставшись одной, можно было дать волю слезам. Она никогда больше сюда не вернется, никогда! Одни только траблы с этой деревней. И документы на дом так и не забрала. Они даже не поговорили напоследок… Обида требовала реванша, обида кричала: он просто выпроводил меня!..
Не надо было вести себя так глупо, она же знала, что нельзя доверять первому встречному! Сама виновата. Что ж, отпуск закончен. Скоро на работу… Точно она знала только одно: что позади нее то место, где, пусть и по глупости, по ошибке, но ей было хорошо, было! А впереди – одиночество в миллионном городе.
На границе Починковского и Лукояновского районов, которая шла по вершине высокого холма, она решила остановиться. «Я еще в Починковском районе… Я еще здесь…В последний раз». Она вышла из машины, чтобы оглянуться назад. Вокруг раскинулись бескрайние, уходящие в горизонт холмы, покрытые желтыми полями и зелеными лугами, а внизу, между холмами, сверкало на солнце синее озеро. И поля, поля… Безбрежные, ставшие родными просторы. По голубому небу медленно текли стада белых облаков.
Откуда-то прилетела синегрудая птичка и на мгновенье, будто по ошибке, села на капот. «Это варакушка», – вспомнила она слова Ивана. – Будто из Ильинска меня догнала… Варакушки живут на огороде и кушают ягоды на лугу. Последние ягоды… «Я готов мириться со своими страхами, лишь бы ты всегда была со мной…» Человек, сказавший такое, не мог всего через пару дней выпроводить ее из своей жизни. Просто не мог! Он сделал это нарочно… Зачем? Зачем он так обидел её…
Аня размазала слезы на лице и сев в машину, поехала дальше. Что-то не срасталось в его словах… Откуда она вообще могла знать, что этот интеллигент – «курьер смерти»? Как она могла найти его за спиной Гюнтера? За собственной злобой он не замечал логических вещей! Мог бы включить голову… Погоди, а о чем тогда он сам разговаривал с тем, кто приходит назначить встречу с убийцей?.. А Нахимова так и не поймали… А Ваня врал, что не помнит, как выглядит Нахимов. Быть может, он соврал и о том, что Нахимов его не помнит? В голове опять пузырем всплыли сплетни, которые она слышала в первый свой день в магазине: уголовник убьет тракториста, Антона и сына милиционера…
Её будто окатили ледяной водой. Она поняла всё. Когда много лет назад Дмитрий, бросив всё, на ходу сажал сестер в поезд, как тоскливо ему было «обижать» их… Но у него была только одна цель – уберечь девчонок… Аня ударила ногой по тормозам.
Нахимов – маргинал со стажем, он убирает со своей дороги всех, кто перешел её. Как легко она поверила в деланное спокойствие Ивана ночью! Он же ждёт Нахимова! И дождался его курьера утром. Нахимов знает, что Иван – не дядя Паша, скрывать убийцу не станет. И теперь он придет, чтобы убрать свидетеля. Нет, у них какие- то свои старые счеты, вся деревня знает об этом, все, кроме Ани… Боже мой, он же убьёт Ивана… А вдруг… Он уже… Ужасная мысль буквально прострелила ей голову.
Боже мой, какая я тупая! Я настолько зациклилась на своей обиде, что…Надо что-то делать, а не катиться спокойненько в город! Что-то делать! Быстрее!»
Мгновенно забыв о своих обидах, которыми терзалась еще пару минут назад, она развернула машину и, забыв про страх скорости, понеслась обратно в деревню. «Нахимов убьет его!» – пульсировало у нее в голову. Только бы не опоздать! Она не представляла, что можно сделать и чем помочь Ивану – пойти в полицию, запихнуть его в машину, заставить уехать – всё, что угодно, – но лишь бы не опоздать! Только бы не опоздать… «Как я могла уехать, ну что я за дура, дура… – ругала она себя. – Лишь бы не опоздать!» Казалось, минуты уходили, а дорога никак не продвигалась.
Наконец, показались соседние, уже знакомые деревни, потом железнодорожный переезд, мост через Алатырь, поворот на Ильинское, вековые ивы вдоль дороги, чужие дома, чужие дома, чужие … Какая же бесконечно огромная у нас деревня… наш дом! Наш! Она затормозила посреди дороги и выбежала из машины.
Иван сидел на крыльце, живой! Слава Богу! Аня непроизвольно засмеялась. Он живой и здоровый! И сразу отхлынуло, полегчало.
Она, смеясь, пошла к нему. Он даже никуда не уходил, с ним никого нет. Сейчас он удивится, зачем она вернулась, и, наверно, рассердится. Побубнит и они непременно уедут вместе! Она успела!
Но чем ближе она к нему подходила, тем большие подозрения зарождались в ее голове: что-то было «не так» то ли в его уставшей позе, то ли в том, что он смотрит на неё без раздражения, но и без радости.
– Знаешь что… – остановилась она у крыльца. – Я не доделала свои дела здесь! И я забыла свои вещи! И…я никуда без тебя не уеду!
Иван скептически улыбнулся:
– Теперь можешь остаться. Но смысла в этом будет немного…
Теперь?.. – у Ани внутри опять все оборвалось.
– Что случилось за этот гребаный час, что меня не было? – крикнула Аня, проглатывая тревогу.
Он молчал.
– Да говори уже! Что? – закричала она.
– Я убил Нахимова, – спокойно сказал Иван.
– Зачем ты сделал это? Ванечка… – Аня опустилась на ступени к нему в ноги. – Ты же не хотел… Говорил, радости не доставит…
– Я и не ощущаю радости. Хотя раньше мне казалось, что я буду счастлив в этот момент… – в его голосе было такое леденящее равнодушие, будто он убивал каждый день.
Аня не знала, что сказать. Ей хотелось оправдать Гюнтера.
– Как это случилось? Ты защищался? Расскажи мне! Тот утренний «интеллигентный мальчик» приходил к тебе с посланием от Нахимова?.. Нахимов искал тебя?
– Нет. Это я его искал… Я всегда знал, где найти его. Мне просто нужно было назначить встречу с этим…
Аня молчала.
– Я хочу, чтобы ты знала: ты ни в чем не виновата. Я сделал это намеренно. Я планировал сделать это с тех самых пор, как моей семьи не стало. Я бы и сделал это раньше, но судьба нас разводила: то я в городе, то он в тюрьме. В этот раз всё складывалось удачно: он вышел, а я уже на месте. Только ты не вовремя приехала…
Я отложил своё дело до твоего отбытия в город. Я знал, что никто из его своры никогда не осмелится шагнуть на территорию моего дома. Но то, что он дождался, когда я уеду, чтобы увезти тебя… Это меня просто выбесило. Я был зол не на тебя. Я знал, что ты бы не стала связываться с убийцей ради своих дурацких сокровищ, я доверял тебе… Но Нахимов мог опередить меня, понимаешь?.. Мне нужно было выпроводить тебя любой ценой. Я воспользовался поводом и обидел тебя намеренно, прости. – Он замолчал.
– Ну рассказывай же уже дальше, рассказывай!
– Да чего рассказывать-то… Мы встретились на кладбище. Наверное, он хотел схоронить меня сразу. – Аня не поняла, шутит он или говорит серьезно. – Он сидел со своими подельниками на могиле моего отца… Они пили из моей же рюмки… – Аня вспомнила одинокую стопку с водкой на белом памятнике. – Я просто … ну…ударил его. Он упал, и башка его раскололась о могильную плиту… Знаешь, я даже разочарован, что он так быстро скопытился…
– А подельники?
– А подельники убежали, – закончил он свой короткий рассказ.
– А вдруг они вернутся, чтобы отомстить?..
– Нет, это простые «шестерки». Им это не нужно.
– Что мы будем делать, Ваня? – Аня с надеждой глядела ему в лицо. – Надо что-то делать…
– Ничего. Я уже позвонил дяде Паше. Он всё знает и сейчас приедет за мной. Всё кончено.
– Давай убежим? – предложила вдруг Аня. Ей всё казалось, что еще не поздно всё исправить, что нужно быстро действовать, что-то предпринимать… Она не понимала, как он может так спокойно сидеть и ждать своей участи, ждать, что его посадят в тюрьму, и судьба его на этом будет кончена. – Сбежим, а дяде Паше скажешь…ну…что пошутил? – она нервно улыбнулась.
– Я никуда не побегу. Во-первых, это глупо, а во-вторых, я должен понести наказание за то, что сделал. Я хочу понести наказание. Ты вообще понимаешь, что я сделал? Я убийца! Ты сидишь рядом с уголовником… И я хочу, чтобы ты знала правду: это не случайность, и ты ни в чем не виновата. Я давно решил сделать то, что сделал.
Дядя Паша пришел пешком, без формы и регалий. Он был спокоен, как и Иван, кивнул Ане, ничего не спрашивал и молча дождался, пока «уголовник» методично соберет свои документы, запрет дом и сядет за руль своего кроссовера. Аню просили не ездить с ними, но она боялась, что если сейчас отпустит Ивана, то больше никогда его не увидит. Глядя на спокойные лица мужчин, Ане не верилось, что произошло что-то чрезвычайное и ужасное. Ей всегда казалось, что в такие моменты все должны бегать, суетиться и орать. Но вместо этого они молча, втроем – мужчины впереди, а Аня на заднем сиденье – приехали на кладбище.
Вчерашнего мужика, лежащего на могиле в неестественной позе, Аня увидела издалека.
– Побудь здесь… – сказал Иван. – Там кровищи море… Аня содрогнулась и остановилась среди кладбища. Мужчины молча подошли к трупу.
– Он вообще-то еще жив, – сказал, осмотрев его, дядя Паша. – Удивительно живучий, как собака…
– Какая разница… – буркнул Иван.
– Будет содействие.
Они взяли мужика за руки и за ноги и дотащили до машины, методично расстелили на заднем сиденье клеенку и забросили его в салон. Он и вчера выглядел отвратительно, а сегодня… Аня старалась не смотреть.
– Ты боишься, что ли? – обратился дядя Паша к Ане. – Ну садись впереди, а я с этим поеду. Аня, с благодарностью к дяде Паше, села рядом с Иваном.
Они, всё так же храня молчание, привезли Нахимова в районную больницу, передали его медсестрам, в двух словах объяснив, что он ударился головой, и сели ждать в коридоре.
– Это Нахимов, что ли? Который Ильинский, тот самый… – спросила их медсестра через открытые двери.
«Видимо, Нахимов был просто звездой, раз даже Починковские медсестры узнали его», – подумала Аня. Она все хотела поглядеть Ивану в глаза, чтобы понять, что делается у него на душе, но он не смотрел на нее. Рядом намывала коридорные полы энергичная бабулька в сером служебном халате. Было тихо, только ее ведро грохотало.
В открытые двери приемных покоев было видно, как пришел уставший хирург.
– Что у нас?.. Готовьте операционную… – доносился до коридора его уставший голос. К нему подошла медсестра, узнавшая Нахимова, и что-то тихо сказала. – Хотя… – врач кинул быстрый взгляд на сидящих в коридоре, – вряд ли у нас найдутся нужное оборудование и дорогие медикаменты… Скорей всего, нужно везти его до города… А кровопотери большие, не знаю, как он перенесет такую долгую дорогу…
Медсестра вышла в коридор.
– А вы езжайте, езжайте, чего ждать-то…
– Так он выживет или нет? – уточнила Аня.
– Ну откуда же мы знаем, – уклончиво ответила медсестра. – Мы сделаем всё, что должны, – и, вернувшись в кабинет, закрыла за собой дверь.
Проходя со шваброй мимо, энергичная бабулька, намывавшая всё это время полы, зашипела им:
– Да зачем вы его, ирода, привезли! Заставляете людей такой грех на душу брать!.. Лучше б сами закопали его под баней – и дело с концом… – демонстративно сплюнув, она быстро ушла по коридору. «Закопали под баней…» – Аня с Ваней переглянулись. Там, в зарослях крапивы, в старом бабушкином огороде, осталась некопанной баня… Как это глупо теперь.
Потом они поехали в милицию. Всё было как в бреду. Аня всё говорила, кричала, убеждала и вносила хаос в спокойный мужской коллектив. Мужчины говорили мало. Сонный участковый писал, Иван и дядя Паша коротко отвечали. Ане всё не верилось, что это происходит с ними, казалось, она со стороны смотрит дурацкий фильм. Ведь всего несколько часов назад всё было нормально! Ведь всё было нормально…
Когда Ивана проводили в «обезьянник», до Ани вдруг разом дошло, что суетиться больше не стоит. «Всё кончено…» – вспомнила она слова Ивана.
Она пробыла там до глубокой ночи.
– Уезжай домой. Смысл тебе здесь торчать, – устало сказал Иван, попросив передать ей ключи от дома и своей машины. – Дома запрись! – наказал он и, наконец, посмотрел ей в глаза. В них не было ничего, кроме усталости и заботы.
Дядя Паша вышел проводить Аню.
– Вот, вишь, как оно бывает, – он достал сигарету и закурил. – Сначала отца не смог уберечь… А теперь вот и сына. Эх, Ванёк, Ванёк… Сколько раз я просил его уехать в город… Но он никогда этого не сделает… Дом еще этот отцовский…
– Ну кто же знал, что так выйдет…
– Да все знали… – Он молча курил.
– Как это понимать? – Аня ждала разъяснений.
– Они ненавидели друг друга хуже дворовых собак…
– Ваня говорил, что смерть Нахимова не доставит ему радости! Хотя… Он же соврал.
– Ваня не мог простить ему смерть родителей. Еще тогда, когда ему 16 было, он сломал Нахимову челюсть прямо в зале суда. Такое унижение для зэка…Когда Нахимов выходил из тюрьмы, все ждали, что Ванька первым будет, перед трактористом и Антоном…
Но годы идут, а Ваня человек импульсивный, но добрый… Он уехал в город, вырос, потом вернулся и долго жил один… Он знал, что Нахимов никогда не оставит его в покое. Его и его близких. И – ты уж прости за прямоту, – но он никогда бы не женился, зная, что Нахимов жив. Да, прежней злости давно нет, и Иван, может, и не собирался убивать Нахимова. Но лучше уж так, чем наоборот… Нахимов… Он ничего не забывает. Я знал, что рано или поздно, но Нахимов найдет средства пролить кровь заклятого врага…всегда находил. Но всё же возвращаться на зону ему не очень-то хотелось, раз с годами он стал осторожнее… Ни сучка, ни задоринки – никто и никогда не ответит ни за Антона, ни за тракториста.
Я нашел его в тот же день, как он утопил Антона. Я знал, что Антона, так же, как и тракториста, ему не предъявят – ни свидетелей, ни реальных доказательств. Заявление и свидетель есть только по изнасилованию. Ну что ему дадут за это? Год? А потом он вновь выйдет и прирежет Ивана. Я предложил ему негласный договор: я не трогаю его, а он пока не трогает Ивана. Мне нужно было хотя бы выиграть время. Ваня не знал… Нахимов дал мне слово, и я уверен, он не нарушил бы его… Но на горизонте тогда не было тебя, – он с сожалением помолчал. – Подстроить Ванино «наказание» так, чтобы следствию не за что было уцепиться, Нахимову было трудно. По жизни они не пересекались, на провокации Ваню не подцепить, болевых точек в виде близких людей у Вани не было. Может, это все продолжалось бы еще долго, но тут появилась ты. Это был шанс для Нахимова. Если он пока не может подступиться к самому Ивану, то он может хотя бы сделать ему этакую «маленькую гадость», уничтожив близких ему людей… Тем более, если они сами так и лезут к нему в руки. Ну зачем ты ему глаза мозолила?
Дядя Паша затянулся и пустил в ночное небо облако дыма.
– Нахимов понял, что у него, наконец, появился некий рычаг давления на Ванину психику. В твой дом его привела случайность – в заброшенный дом легко попасть. И если поначалу он иногда скрывался в твоем доме, не зная, кто его новый хозяин, то узнав, что ты – девушка Ивана, стал специально искать встречи с тобой. Последние дни – ты не знаешь, ведь вы почти забросили поиски – он не очень-то скрывался и ждал тебя в доме иногда даже днем…
– Да, пока он не знал, что я с Иваном, он ко мне относился явно лучше, – зачем-то промямлила Аня.
– Сначала я надеялся, что у тебя получится уговорить Ваню уехать жить в город. Когда понял, что Ваня не изменяет своим привычкам, я пытался убедить тебя, что надо уехать тебе. Ты уж прости, если обидел… Когда Нахимов приходил ко мне тогда, на стакан водки – помнишь? – я просил его не трогать тебя, но он не дал мне такого обещания…
– И Вы меня простите…
– Ну, ничего, ничего… Еще повоюем. Когда Ванькин отец умирал, он велел мне приглядывать за сыном. Ванька тогда шпаной был, и неизвестно было, какой путь он себе выберет. Но он сам себя человеком сделал. А я до сих пор приглядываю… Я асфальт выгрызу, я погоны сложу, но Ваньку из тюрьмы выну! – Он докурил сигарету, бросил окурок и вернулся в здание.
Аня на ватных ногах вышла под звездное небо и села за руль его машины. Всё здесь, в машине, было уже такое родное и хранило его энергетику… Аня не знала, что будет дальше, но одно знала точно: что больше она никуда не уедет, пока все не прояснится, сколько бы времени это ни заняло – день, месяц, год… Больше она никогда никуда не уедет.
Аня катилась по ночному шоссе, как во сне. Черная ночь окутала ее, охватила, обняла. Все небо усыпали звезды. Всего сутки назад он обнимал ее и говорил, что всё будет хорошо… Внезапная злость охватила Аню. Домой к Ивану она не поехала. У нее было одно незаконченное дельце в этом проклятом доме… Вдавив газ до пола, она не ощущала страха скорости. Въехав чуть ли не на крыльцо, она бросила машину Ивана открытой, схватила из багажника топор – инструменты он давно уже перестал выкладывать – и, включив фонарик, пошла на огород, не ощущая ни тяжести топора, ни жжения крапивы, вымахавшей выше ее роста, которая бурным потоком хлестала ее со всех сторон. Была полночь, и деревня молчала. Только цикады нещадно звенели в ушах. Тьма, непроглядная тьма кругом, вечная тьма…
Чёрная кошка, как в первую ночь, снова бросилась ей под ноги. Но Ане больше не было страшно. Ярость бушевала в душе ее.
– Ну что же, кто здесь – призрак бабки или уголовники – выходите, поговорим! Вот она я ! Я не боюсь вас! – крикнула она в темноту. Никто не ответил ей, только ночные цикады притихли на минутку. – Я ничего больше не боюсь, – тихо добавила она и, размахнувшись, со всей дури ударила топором по замку. Он отлетел, как детская игрушка. Она вошла в кромешный мрак передбанника, слабым лучом фонаря нашла дверь в саму баню, дернула ее и вошла. Кругом пахло сыростью и плесенью. Ошалелые пауки спешно спасались от луча ее фонарика. Она закрепила его, взяла топор и со всей силы шарахнула по доскам пола. Столько злости в ней было, что, казалось, ей не хватает места в голове, и мозг вот-вот взорвется от ярости. Злость давала силу рукам, много силы. Она лупила доски, пока они, уже прихваченные гниением, не поломались. Аня вышвырнула их, сходила за лопатой и принялась копать.
– Всё из-за меня! Из-за моей вечной жадности! Проклятые сокровища! Сейчас или никогда найду я вас, и будьте прокляты! – пульсировало криком в ее голове. – Я виновата во всем, одна я… – и слезы сами потекли по ее лицу, смешиваясь с грязью. Страшные мысли лезли ей в голову. – А уходя, подожгу проклятый дом…
Она копала несколько часов, не замечая усталости и быстро образовавшихся мозолей. Довольно часто ей казалось, что лопата на что-то натыкается, но каждый раз это оказывались обломки кирпичей и досок. Она разворотила весь пол несчастной бани, ставшую жертвой ее нечаянной злости. Но постепенно ярость уходила, и приходило бессилие. Руки ее слабели. В конце концов, с первым лучом солнца, забрезжившим в крохотном окошечке бани, она отпустила лопату и без сил опустилась на колени.
– Ничего нет! Ничего и не было… – в бессилии думала она. – «Утопия…» – вспомнила она слова Гюнтера. – Из-за утопии я погубила жизнь Ивана. И наше счастье я схоронила здесь, в кучах этого бесполезного чернозема. Она легла на кучу земли, как на могильный холмик, и зарыдала. Она плакала долго, уткнувшись в грязь лбом, и постепенно успокаивалась. Ее некогда любимое платье было окончательно испорчено и вся она, измазавшись в грязи, была похожа на черта из преисподней.
А Солнце, вечное Солнце всходило над горизонтом и обещало жаркий день. «Жизнь продолжается» – всё вспоминала и вспоминала она слова Гюнтера. – Жизнь… Жизнь без Ивана.
Она успокоилась и притихла. Не хотелось ничего. Ни спать, ни есть, ни шевелиться. Она лежала в грязи, уставившись бессмысленным взглядом в дыру, где раньше был фундамент глиняной печки, а теперь лишь торчали ржавые железки, и взгляд её угасал. «Всё кончено», – в последний раз подумала она. Голова ее была пуста, все мысли куда-то ушли, оставив ее одну. Она закрыла глаза и стала вспоминать, как им с Ваней было хорошо вместе. Как он смеялся… Целовал ее в макушку… Заботился и во всех смыслах носил на руках. Она открыла глаза и лицо ее стало озаряться тихой радостью в лучах взошедшего солнца, а взгляд стал более осознанным и постепенно сфокусировался.